Текст книги "Тот Самый Мужчина"

Автор книги: Натали де Рамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Натали де Рамон
Тот Самый Мужчина

Моим подругам и музам

Натали и Клер

Глава 1, в которой я плыву

Я плыву в чистой, прозрачной, ласковой воде. Она мягко и заботливо обнимает меня, солнечные лучи зайчиками играют на ее поверхности и кружевными тенями скользят по песчаному дну, высвечивая то один, то другой филигранный кустик водорослей и – рыб, изящных и нарядных, словно из кукольного магазина. Мне хорошо и уютно в этом водяном мире, вода нежно смывает с меня все людские заботы, для нее я – лишь еще одна рыбина или какой-нибудь дельфин… Я переворачиваюсь на спину и подставляю солнцу лицо, а потом ныряю и снова всплываю к солнцу и небу, и плыву дальше, испытывая благодарную радость и чудесный, невероятный покой…

– Проснитесь, мадам! Да проснитесь же!

Резкий мужской голос заставил меня вздрогнуть и открыть глаза. Полутемный вагон электрички. Мужчина в форме железнодорожника. Контролер, наверное.

– Извините, мсье, я задремала. – Я раскрыла сумочку и полезла за билетом. – Сейчас, сейчас. У меня карт-оранж [1]1
  Карт-оранж аналог нашей «сезонки», билет на несколько поездок в пригородных поездах определенного направления. Он оранжевого цвета. (Здесь и далее прим. пер.)


[Закрыть]…

Мужчина иронично смотрел на меня, и я вдруг вспомнила, что сто лет не покупала никаких карт-оранжей, а сегодня мне и вовсе было не до билетов. Я должна честно признаться и заплатить штраф…

– Мадам, поезд давно стоит в депо! Выходите!

От неожиданности я вскочила, сумочка соскользнула с моих колен, и все ее содержимое вывалилось на сомнительной чистоты пол.

– Простите, мсье. – Я принялась подбирать и поспешно заталкивать все обратно.

Мужчина недовольно кашлянул.

– Нельзя ли побыстрее, мадам? Это вам не салон красоты.

Причем здесь салон красоты? Мог бы и помочь! И так ничего толком не видно, а он стоит столбом да вдобавок еще и загораживает мне свет. Но я извинилась в очередной раз и торопливо направилась к выходу.

– Осторожнее на путях! – крикнул он мне вдогонку и насмешливо добавил: – Не угодите под поезд, мадам!

В тамбуре было гораздо холоднее, чем в вагоне, а, когда я выбралась наружу, холод сразу же пробрал меня буквально до костей. Я оказалась между поездами в огромном крытом помещении, где, впрочем, свободно гулял ветер и даже слегка подвывал от избытка простора.

Мимо прошли несколько человек в рабочих комбинезонах с ведрами и щетками. Мне показалось, что они недоуменно и пренебрежительно посмотрели в мою сторону. Меня познабливало. Стоп! А что это я, действительно, торчу здесь, когда нужно искать электричку, которая увезет меня отсюда? А откуда «отсюда»? Где я, собственно, нахожусь? Догнать бригаду уборщиков и спросить у них? Но они уже далеко. Вернуться в вагон? Но нелюбезного железнодорожника наверняка уже и след простыл. Почему я сразу не спросила его?

Ладно. Логичнее всего идти к хвосту поезда и разыскивать вокзал. Там я все и узнаю: название местности и… Впрочем, это не так важно, главное – найти электричку и уехать. Да, да, уехать, уехать домой как можно скорее!

Ангар кончился. Впереди были только бесчисленные железнодорожные пути, и в темноте где-то далеко слабо светилась станция. С неба сыпал снег с дождем, а под ногами… Да полная гадость под ногами! Особенно если учесть, что они в туфлях на высоких каблуках.

Никогда в жизни я так страстно не мечтала о зонте и о теплой куртке. Почему я поленилась взять вчера зонт, когда уходила на работу? Почему не оделась посерьезнее?

Потому что! Потому что вчера было чудесное весеннее утро и ни единого облачка! Потому что я была на машине, и, если бы не отдала ее сегодня сыну, я не поехала бы на электричке… Я сто лет не ездила на электричке, я даже забыла, как это делается! Я ведь села в Виль-сюр-Марн не в ту сторону! Лучше бы я осталась в гостинице с Бруно! Зачем я сбежала от него? Что я доказала? Что и кому?

Я шла то между путями, то между рельсами, неуклюже перепрыгивая со шпалы на шпалу. Станция практически не приближалась, а очередной маневр чуть не стоил мне каблука! Ну почему я не осталась с Бруно? Да, мне была омерзительна та дешевая гостиница, но, по крайней мере, я не промокла бы и не промерзла как сейчас, у меня не ломило бы спину…

В конце концов, можно было уговорить Бруно пойти в другое место, хотя бы ко мне! Сын взрослый, у него у самого девушки, ну и что, что я привела бы Бруно! Я знаю Бруно двадцать лет… Боже мой, неужели действительно двадцать? Даже двадцать один… Нет, двадцать три! Ровно двадцать три года назад это произошло у нас с ним и этой самой гостинице возле станции Виль-сюр-Марн…

Никто не должен был заподозрить, что доктор Бруно Дакор встречается с Клер Лапар. Его подопечной студентке не было тогда еще восемнадцати… А Бруно!.. Каким великолепным был тогда Бруно: талантливый хирург, едва за тридцать, элегантный, остроумный, галантный, обаятельный… И женатый. Вечно женатый Бруно! За эти годы он женился еще дважды, и все – не на мне. Впрочем, я тоже побывала замужем, естественно, не за ним, и родила Жан-Поля…

Но почему раньше в той же самой гостинице все было возвышенно и романтично? Те же обшарпанные стены, тот же запах котов и кухни в коридоре, даже кувшин и таз на комоде, похоже, те же самые…

После нашей последней встречи с Бруно прошло лет пять, и ведь я в который раз дала себе тогда слово не встречаться с ним, и сдержала его, когда два года назад Бруно объявился снова. А сегодня утром он позвонил. У меня как раз закончилось безумное дежурство с операцией по пересадке донорского сердца, а за всю прошедшую ночь я не сумела найти и пятнадцати минут, чтобы вздремнуть. И тут позвонил Бруно. Как если бы мы расстались вчера, как если бы, так и полагалось, чтобы он звонил мне каждое утро после очередного дежурства…

– Я в нашей гостинице, – своим неподражаемым баритоном сообщил он. – Приезжай скорее, я заказал завтрак.

Мне следовало решительно провозгласить: «Нет! Все кончено давно!» – и сразу же отправляться домой, а вместо этого я растерянно пролепетала: «Я перезвоню тебе через четверть часа», – и пошла в ординаторскую, выпить кофе, чтобы собраться с мыслями. И тут вдруг одна за одной начала поступать «травма». Говорили, что ночью внезапно выпал снег и поэтому множество аварий на дорогах. Я даже не отреагировала на известие о перемене погоды, потому что, конечно, не пошла домой, а вместе с новой сменой встала за операционный стол… Потом вдруг в коридоре меня встретил сын и попросил ключи от машины…

Бруно звонил мне каждые полчаса, но только вечером я смогла переговорить с ним, когда с ломотой в спине вышла из операционной, покачиваясь от усталости. Мне были так нужны ласка и сочувствие, а Бруно был так нежно – настойчив, что мне почудилось: уж теперь – то все сложится наверняка.

Только на улице я осознала, что творится весь день за окном. Я одета явно не по сезону. Нет даже зонта. Я попробовала поймать такси. Куда там! Сплошные пробки! В ближайшей лавке я купила последний оставшийся зонт с идиотскими таитянками под пальмами и поехала на метро [2]2
  В Виль-сюр-Марн линии метро и железной дороги пересекаются.


[Закрыть].

Все будет как в юности, все будет еще лучше, шептал колдовской голос Бруно…

Глава 2, в которой Бруно сидел возле стойки бара

– Вот и моя девочка. – Бруно сидел возле стойки бара и даже не поднялся мне навстречу. – А ты не верила, малышка. – Он игриво щелкнул по носу молоденькую пухленькую барменшу.

– Да, мсье, – мяукнула девушка и скептически окинула меня взглядом с головы до ног.

– Я же говорил тебе, что она придет, вот и пришла: Моя девочка.

– Девочка! – Барменша хмыкнула, почесав вздернутый носик. Она явно не одобряла вкус мсье.

– Ты моя девочка? – Бруно, наконец, неуклюже спустился с высокого табурета и шагнул ко мне.

Не могу сказать, что в зальчике было много посетителей, но все они уставились на меня и от неожиданно повисшей тишины словно увеличились в количестве.

– Добрый вечер, Бруно. – Я старательно улыбнулась. Я видела, что он изрядно навеселе, но делать замечания с порога было бы глупо. Впрочем, я и без того выглядела глупо с мокрыми волосами, в забрызганных по колено брюках и с ярким курортным зонтом. – Холодно сегодня.

– Разве? – Бруно повел бровью и неторопливо закурил. В своем дорогом костюме он заметно выделялся среди остальной неказистой публики.

– Да. Очень.

– Между прочим, я соскучился. – Не выпуская сигареты, он обнял меня одной рукой, а пальцем другой погрозил перед моим носом. – Очень соскучился!

Публика вожделенно следила за нами.

– С самого утра ждет, – укоризненно заметил посетитель с унылыми глазами, сидевший за ближайшим столиком. – А мадам нет и нет. Разве ж можно в такую холодину?

– Нельзя, – медленно произнес сосед унылого. – Совсем нельзя.

– Чего нельзя-то, папаша Тибо? – заинтересовалась барменша и подмигнула.

– Бруно, пойдем, – прошептала я. У меня начинала кружиться голова, и давно покалывало спину.

– А я говорю, нельзя! – Папаша Тибо ударил кулаком по столу. – Мала еще, чтоб со мной спорить!

– Да ты сам не прочь, Тибо! – угрюмо хмыкнул унылый. – Когда в последний раз грелся с девочкой?

– Пойдем, Бруно, – повторила я.

– Да-да, – рассеянно произнес он, с интересом наблюдая за пьяницами. – Коньяку не хочешь?

– Пойдем, Бруно, потом [3]3
  Фамилия Бруно – Дакор – созвучна разговорному выражению «ладно», «потом», «сойдет».


[Закрыть]… – Больше всего на свете мне хотелось уйти отсюда, меня раздражали эта пьяная болтовня и это низкосортное заведение. Отчего Бруно взбрело в голову встречаться именно здесь?

– Детка, налей-ка нам с мадам коньяку, – сказал он барменше и, отстранившись от меня, похлопал по плечу унылого: – У нашего малыша Тибо все еще впереди!

– Скажете тоже, мсье! – Польщенный папаша Тибо хрипло захихикал. Окружающие тоже с воодушевлением приняли шутку.

Неужели Бруно всегда был таким пошлым? – ужаснулась я. Или я слишком устала и придираюсь по пустякам, а шутка действительно удачная? Я прислонила свой несуразный зонт к стойке, а барменша поставила перед нами рюмки и старательно налила в них коньяк. Он, естественно, оказался отвратительным, но мне сразу сделалось определенно теплее и не так дискомфортно.

– Редкостная дрянь, – констатировал Бруно, ставя на стойку, пустую рюмку. – Пойдем, Клер, в номере я припас кое-что получше для своей девочки. Детка, – это относилось уже к официантке, – пришли-ка нам в номер кофе погорячее, только свари нормальный, как я тебя учил сегодня. Не забыла?

– Такое не забудешь, мсье. – Толстушка многозначительно потупилась, по-кошачьи зажмурив глаза.

– А я говорю, что нельзя! – опять завелся папаша Тибо.

– Можно, можно! – Бруно нетрезво рассмеялся и, подмигивая кому-то через плечо, повел меня к лестнице. – Представляешь, Клер, эта маленькая негодница собирает остатки кофе и варит их заново. А я заметил, я же весь день сидел рядом, и пригрозил ей судом. И она поверила! Что тут было!

Я промолчала. Не потому, что подумала о чем-то другом между Бруно и этой барменшей, а потому что не узнавала Бруно. Я же всю жизнь любила его, одного его, но я любила совершенно не этого человека! Я не могла любить человека, который грозит судом жуликоватой барменше из дешевой гостиницы, пошло шутит наравне с безмозглыми пьянчугами, во всеуслышание при посторонних людях называет меня «девочкой» и демонстративно, как некую добычу, ведет в номер!

Стоп, стоп! Какое мне дело до этих людей? Я вижу их в первый и в последний раз в жизни, главное, что сейчас я вместе с Бруно, моим Бруно! Здесь, в этом маленьком номере, на этой скрипучей кровати все между нами произошло впервые, а для меня – и вообще впервые, Бруно – мой первый мужчина… Мой любимый и единственный… Мы вместе! Разве не об этом я думала тысячи раз, днем и ночью, не об этом ли я молила судьбу?..

Но, как я ни старалась, я не могла вызвать чувства и восторги двадцатилетней с лишним давности. Единственное, что я испытывала, так это отвращение, горечь и брезгливость.

– Раздевайся и иди ко мне! – Бруно аккуратно развесил свои вещи на одиноком стуле и проворно забрался в постель. – Девочка моя, ну что ты стоишь? Помочь тебе раздеться? – Он выбрался из-под одеяла и поёжился. – Правда, нежарко. Ну, иди ко мне! – Он поманил меня обеими руками. – Наконец-то мы вместе, ты и я…

Он стоял голый и старый. Нет, фигура Бруно была все еще той же: тренированная, спортивная плоть, но – и этого я не могу объяснить – мне почему-то совсем не хотелось ни обнять его, ни прижаться к нему. И даже не новые морщины на лице, не едва заметно обвисшая кожа на шее, не помутневшие с возрастом некогда пронзительно темно-зеленые глаза, не эта незнакомая мне еще седина, причем достаточно эффектная и красивая, не это все отталкивало меня…

– Девочка моя, может быть, выпьешь? Это твой любимый коньяк, я специально купил его для тебя!

– Да, спасибо, потом…

Я не двигалась с места, мучительно пытаясь разобраться в своих чувствах.

– Хочешь, я помогу тебе раздеться? Но ты же всегда не любила, чтобы я раздевал тебя, ты всегда раздевалась сама…

Раздеться и заняться с ним любовью? Здесь? С ним?

– Я ждал тебя так долго, с самого утра. – Он налил коньяк в пластиковые стаканчики и сел на кровати. – Почему ты не пришла раньше?

– Было много работы.

– Я так ждал! – Бруно отхлебнул коньяк из одного стаканчика. – Ты же могла все бросить, ты же знала, что я жду тебя!

А сколько ждала я, застучало у меня в голове, отдавая в спину, почему же ты не бросал ничего?

– Мне нужно так много сказать тебе! Понимаешь, я теперь свободен! Мы будем вместе! Не молчи! На, выпей со мной, – он протянул мне стаканчик, я машинально взяла. – И еще, я не знаю, как тебе сказать, это серьезно… В общем, я хотел купить тебе кольцо, но не знал твоего размера…

– Шестнадцать с половиной, но это не важно…

– Нет, важно! Я запишу. – Он полез в карман висевшего на стуле пиджака, вытащил очки и записную книжку. – Шестнадцать с половиной. Как это пишется?

Он вскинул на меня глаза. Голый, в очках, Бруно выглядел еще более несуразным. Как коньяк из пластиковых стаканчиков…

В дверь постучали.

– Цифрами, – сказала я. – Шестнадцать, запятая, пять.

В дверь стучат.

– Да, слышу. Кто там?! – раздраженно бросил он. – Значит, просто цифрами?

– Ваш кофе, мсье, – сказали за дверью.

– Ты хочешь кофе? – спросил меня Бруно.

– Нет.

– Не нужно! – крикнул он. – Унесите назад!

– Но, мсье…

– Оставьте меня в покое!

– Что с тобой, Бруно? – Никогда прежде я не видела у него таких взрывов ярости.

– У меня эрекция! У меня все утро и весь день была эрекция! Я ждал тебя, я так хотел тебя! У меня и сейчас эрекция! Видишь?! Это все из-за тебя! Почему ты не пришла сразу? В постели с любой женщиной я закрываю глаза и представляю, что рядом ты! Только ты!..

Боже мой! Как он мерзок! И дело не в каких-то там эфемерных признаках его старости, не в его преждевременном вожделении, и даже не в убогости комнатенки! Просто передо мной совершенно чужой и неприятный мне человек! Да, неприятный, пошлый и такой же убогий и жалкий, как эта обстановка, как моя мечта… Что может быть омерзительнее убогой мечты?

– А ты морочишь мне голову какими-то цифрами! Я схожу с ума по тебе! Ты не могла прийти сразу? Ну, пожалуйста, скорее! Ну, хотя бы возьми в руки!

Он потянулся ко мне. Жалкий и омерзительный… Отшатнувшись, я попятилась к двери.

И этого человека я любила всю жизнь?..

Глава 3, в которой я оказалась на платформе

На платформе я оказалась именно в тот момент, когда к ней подошла электричка. Почему я пошла на платформу, а не в метро, почему не попробовала поймать такси? Я давно была бы дома, а не тащилась бы сейчас под ледяным дождем по этой паутине путей к какой-то неведомой станции. Но в тот момент окончательно рухнула главная иллюзия моей жизни, всей моей жизни! У меня не было и не будет другой, но та, что была, была наполнена Бруно, мечтой о нем и редкими часами счастья с мужчиной, которого я любила…

Но разве я любила этого голого в очках, который остался неудовлетворенным в «нашей» гостинице? Или он изменился? Так кардинально? Или изменилась я, если раньше не видела в нем никаких недостатков? Или все-таки что-то видела, если много раз пыталась порвать с ним?

Впрочем, как бы я ни оплакивала рухнувшие иллюзии всей своей жизни, я не могла не ругать себя за бегство из гостиницы. Разве я умерла бы, если бы еще раз переспала с Бруно? Во всяком случае, сейчас не мерзла и не мокла бы неизвестно где.

Мысли путались и вертелись вокруг одного и того же, под ногами в темноте путались и переплетались рельсы, я замерзла так, что мне казалось, будто бы я ступаю по шпалам босыми ногами, спина разламывалась, не хватало еще, чтобы меня скрутило прямо на путях… Только бы выбраться отсюда!

На краю платформы под фонарем громоздились какие-то огромные коробки. От холодильников, зачем-то подумала я. Возле них стоял полицейский. Тоже огромный и очень внушительный в просторном клеенчатом плаще. Черный плащ мокро блестел в свете фонаря, а полицейский, яростно жестикулируя внутри своего облачения, беседовал с этими коробками. Я зажмурилась и потрясла головой. Никакого эффекта: полицейский по-прежнему общался с коробками.

Я решила пройти вдоль платформы и забраться на нее как можно дальше от странного полицейского. Трудно доверять человеку, запросто болтающему с картонной тарой. Но, вероятно, я слишком пристально смотрела на него, потому что, едва я поравнялась с «собеседниками», полицейский воскликнул:

– О! Господа туристы, вашего полку прибыло! – И бросился ко мне.

Коробки тоже зашевелились и начали поворачиваться. От ужаса я была не в состоянии сдвинуться с места и глупо пролепетала:

– А далеко еще до Парижа, мсье?

Полицейский засмеялся и протянул мне руку.

– Лезь сюда, разберемся! Ты откуда?

– Я… я…

Неужели я должна назвать ему свой адрес? А вдруг он не полицейский, а просто псих, который нарядился в форменный плащ?

– Да не бойся ты, никто у тебя ничего не отберет, давай держись!

Он по-прежнему протягивал мне руку и улыбался, а я только сейчас поняла, что прижимаю к груди не только свою сумочку, но и оба каблука туфель. Значит, я их все-таки сломала…

– Вот глупая! – Из одной коробки выглянула радушно осклабившая небритая рожа, в двух других тоже оказались какие-то обитатели. – Это же кавалер де Грийо, он мухи не обидит! А то давай ко мне под крылышко, живо согрею! – И, поддерживая коробку, как раковину, улиткой засеменил ко мне.

– Кого это ты, Матье, греть собрался? – Из другой коробки выглянула особа женского пола. – Я пока что еще твоя жена!

– Подожди-ка, папаша Матье. – «Кавалер де Грийо, который мухи не обидит» отстранил его, неожиданно легко спрыгнул на рельсы и со словами: – Эка ты дрожишь, милая! – водрузил меня на платформу и как-то по-кавалерийски забрался на нее сам. – Ваша подруга? – обратился он к владельцам коробок.

– Еще чего, сержант! – возмутилась жена гостеприимного Матье. – Ты же знаешь, мы всегда втроем: я, муж и Рыжий.

– В прошлый раз твоим мужем был Рыжий, а не Матье. – Сержант почесал нос.

– Да ну ее, – пробасил из своей коробки тот, кого называли Рыжим. – Сколько можно! Пусть теперь Матье, я целый год мужем был. Баста!

– Значит, она не с вами? – уточнил сержант и снова почесал нос. – А ты что скажешь? – спросил он меня и все-таки чихнул. – Ну и погодка! Ты точно не из их компании?

Он смерил меня взглядом. Наверняка я выглядела совсем не лучше этой дружной семейки клошаров.

– Сержант, – начала я и почувствовала, что еще миг – и расплачусь или хуже того, упаду, потому что ноги, сговорившись со спиной, больше не желали меня держать. – Сержант, это недоразумение…

– Слышь, тетка, – сочувственно произнес Рыжий, – хочешь, я могу жениться на тебе. Вдвоем оно легче. Летом – в Париже, к зиме на юг переберемся…

– Помолчи! – оборвал его сержант. – Так что с вами случилось, мадам?

Я не смогла ответить сразу. Как объяснить абсолютно постороннему человеку, тем более полицейскому, что случилось со мной?

– Не видишь, что ли, Грийо, – вмешалась жена Матье, – замерзла девка, потерялась. Новенькая, небось, а мы-то люди привычные. На-ка вот, – она извлекла из глубин коробки какую-то жуткую тряпку, – заверни шею, теплее будет. Тебя как звать-то?

– Клер, – машинально ответила я, стуча зубами от холода, но прикоснуться к ее щедрому дару не рискнула. – Сержант, скажите, как называется эта станция?

– Ля-Ферто-Гош. – Он задумчиво смотрел мне в глаза. – Что же мне с вами-то делать?

– Ничего с нами не надо делать, – сказал Матье. – Мы на станции в тепле посидим и уйдем до пяти. Никаких проблем тебе, кавалер, с нами не будет. Ты же знаешь, мы чистые, аккуратные. Никто ничего не заметит.

– Не торчать же нам под дождем? – привела довод его подруга. – Это ж и околеть можно. Март называется! Я тебе говорила, Матье, рано нам еще в столицу, это в Марселе давно весна, а тут!..

– Тут прямо Сибирь какая-то! – поддержал ее Рыжий. – Хрен знает, что с погодой устроили! Лет двадцать назад скажи мне, что в Париже снег в марте, нипочем бы не поверил…

Сержант нетерпеливо махнул рукой.

– Проваливайте все отсюда! Чтоб я вас на своем участке не видел!

– Значит, нам на вокзал можно? – Жена Матье истолковала его слова в нужном ей направлении.

– Нельзя!

– Так там же Шарло Лантук всегда дежурит, а не ты! – притворно удивилась она.

– Лантук на повышение пошел, я за всю станцию в ответе!

– А где он теперь? – искренне заинтересовался Рыжий. – Шарло – хороший мужик, я его уважаю. Поздравить бы надо…

Почему я все еще стояла под мокрым снегом, вместо того чтобы скорее идти в относительно теплое помещение здешнего вокзальчика? Не знаю. Может быть потому, что не верила в происходящее или просто не могла уже никуда идти. Все это гораздо больше походило на сон, чем мое купание в море с нарядными рыбами и солнечными лучами…

От холода и усталости голоса людей добирались до моего сознания как через воду, даже их фигуры и лица плыли у меня перед глазами. Я стояла рядом с полицейским и как за материнскую юбку держалась за его плащ. Наверное, когда-нибудь я буду вспоминать это все с улыбкой: как заснула в поезде, промокла и меня приняли за бродяжку… Пожалуй, именно эта мысль о будущей улыбке не дала мне упасть и потерять рассудок.

– Офицер, – я подергала сержанта за плащ, – вы не знаете, когда ближайшая электричка?

– В пять с минутами, мадам, – ответил он и снова о чем-то заговорил с клошарами.

Интересно, а сейчас сколько времени? Надо бы взглянуть на часы, но придется поднять руку, а это выше моих сил. Я опять подергала за плащ и спросила:

– Который час, офицер?

– Начало второго.

Совсем рано! Я так обрадовалась этому открытию, что даже нашла в себе эти самые силы, чтобы взглянуть на свои часы и убедиться в этом. Если я возьму такси, то самое позднее в три ночи буду дома!

– Офицер, а где здесь стоянка такси?

– Одну минуту, мадам. – Он улыбнулся мне и продолжил разговор с бродягами. – Значит, так, Матье: или сейчас я вас всех в участок, или проваливаете, чтобы я вас здесь больше не видел! Стою тут с вами, как идиот, разговариваю, как с нормальными людьми, а вы понимать меня не желаете!

– Слышь, Матье, – сказал Рыжий, – поехали в участок, все не на улице.

– Оно, конечно, не на улице…

– Хватит болтать, ослиные головы! – вмешалась жена Матье. – Давно надо было меня послушать. А вы все – «на вокзал, на вокзал»! Пошли, Грийо. Мы хотим в участок.

И все пошли. И я тоже пошла, держась за плащ сержанта.

– Мадам, – сказал его обладатель, – здесь вы не поймаете такси, тем более в такую погоду.

– А не могли бы вы, офицер, отвезти меня в какую-нибудь гостиницу?

– Я бы тоже в гостиницу не прочь! – хмыкнула в своей коробке переходящая жена. – Только кто туда нас с тобой таких пустит?

– Как же ты мне надоела, Шушу! – оборвал ее сержант. – Иди и молчи, нечего тут рассуждать.

– Я серьезно, сержант, – сказала я. – Я заплачу, у меня есть деньги.

– Много? – оживилась Шушу.

– Не твое дело, – отрезал сержант. – Выкидывайте свои коробки, он показал рукой на мусорные баки, – и вон машина. – В сторону машины он только кивнул.

– Не, Грийо, – остановился папаша Матье, – нам они нужны. Мы без них никак. Мы их с собой возьмем.

– Где ж мы завтра-то такие хорошие сыщем? – добавил Рыжий. – Это ж их отсюда в момент унесут. Апартаменты!

Сержант застонал и схватился руками за голову. Он так резко дернул плащ, что я чуть не упала.

– Проваливайте! – прорычал он. – Я с ними ношусь, как с родными, а они!.. Коробки!.. Апартаменты!.. Мужья!.. Сволочи!..

– Ну, тогда пока, – миролюбиво сказал Матье. – Мы пошли.

– Если я вас через полчаса тут увижу!.. – Сержант тяжело перевел дыхание. – Мало вам не будет! В последний раз предупреждаю, чтобы на мой участок ни ногой!

– А на вокзал, значит, можно? – встряла Шушу.

– Нельзя! Твердишь им, твердишь, а все одно и то же! Проваливайте! Пойдемте, мадам, я подвезу вас.

Он резко развернулся и зашагал к автомобилю – я опять чуть не потеряла равновесие.