Текст книги "Расправить крылья"

Автор книги: Натали де Рамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Глава 40, в которой Маршан поднялся навстречу

– О, доброе утро, мадам Рейно!

Маршан поднялся навстречу гостье из низкого кресла, в котором он пил кофе у окна своего кабинета. В другом кресле, закинув ногу на ногу, сидела неземной красоты голубоглазая брюнетка. Лет тридцать, оценивающе подумала Марта. Неужели художница? Модель? Нет, с моделью Маршан никогда не стал бы распивать кофе, к тому же я уверена, что где-то уже видела эту особу…

– Доброе утро, мэтр!

Марта кокетливо протянула ему руку для поцелуя и вежливо кивнула брюнетке. Та одарила ее голливудской улыбкой.

– Вы очаровательны как никогда, мадам Рейно. – Старик Маршан всегда отличался галантностью. – Чашечку кофе?

– Благодарю, мсье Маршан. Я буквально на одну минуточку. Я тороплюсь в редакцию, но просто не могла не зайти, чтобы выразить вам свое восхищением вашим новым филиалом на улице Темпль!

– Мадемуазель Рюш, – обратился к брюнетке Маршан после совсем крошечной паузы, – не будете ли вы так любезны попросить секретаря все-таки приготовить кофе нашей гостье? Мадам Рейно, я вам еще не представил моего нового менеджера. Мадемуазель Рюш!

Названная особа снова лучезарно показала ослепительные зубы и скрылась за дверью кабинета.

– Очень перспективная сотрудница, – доверительно сообщил после ее ухода Маршан, – просто незаменима на переговорах.

– Владеет языками? – проявила интерес Марта.

– И не только. – Маршан заговорщицки прищурился. – Новый филиал – ее идея.

– Неужели? Удивительно! Такая профессиональная экспозиция!

– Кого она там, кстати, вывесила? Вы не поверите, мадам Рейно, но столько дел с выставкой в галерее, просто совершенно некогда заглянуть на улицу Темпль.

– Так ведь там картины того же самого художника, что и в галерее. Я была уверена, что просто на бульваре Клиши все не поместилось.

– Как? Того же самого? Бог мой! – Маршан эффектно схватился за сердце. – Неужели эта маленькая мерзавка решила устроить мне конкуренцию? Я отношусь к ней, как к дочери, а она за моей спиной…

– Тогда почему же Арни ни разу не упомянул о некой мадемуазель Рюш, а только о том, что именно вы, мэтр Маршан, его друг и, можно сказать, покровитель?

– Кто? Кто такой Арни?

– Арнульф Кохенеринг. Он мой бывший одноклассник. В Париже он остановился у нас и, узнав, что мэтр Маршан также и мой друг, попросил, чтобы я непременно заглянула к вам и еще раз от его имени поблагодарила за все, что вы для него сделали.

Марта была довольна. Конечно, фраза получилась несколько корявой, совсем не такую она составила по дороге, тем не менее эффект был что нужно. Маршан словно растекся по креслу, его лицо выглядело совсем багровым по контрасту с седыми волосами. Как бы его удар не хватил, забеспокоилась Марта, но не смогла удержаться от еще одного туше.

– Мой супруг, мсье Маршан, также передает вам наилучшие поздравления с успехом выставки. Кстати, у него есть маленькая идейка для программы «Парижские меценаты». Хорошо было бы снять вас и Арни в галерее, перевесив на бульвар Клиши картины с улицы Темпль. А потом вы знакомите меня, случайную посетительницу, с ним, и мы радостно узнаем друг друга. Это получились бы очень тепло, по-семейному…

– Где кофе, Жаннет?! – неожиданно рявкнул Маршан.

Э, подумала Марта, да старик точно пошел на глупейшую мистификацию с подачи этой куколки. Впрочем, он всегда был авантюристом, взять хотя бы миленькую историю с «Портретом неизвестного».

– Кофе, мадам. – Красотка улыбалась, распахнув дверь кабинета, и протягивала Марте кофе.

– Спасибо, милочка, – скопировав интонацию мадам Накорню, произнесла Марта. – Попозже, у нас с мэтром конфиденциальный разговор.

– Мсье Маршан, – продолжая улыбаться, мадемуазель Рюш притворила дверь и поставила кофе перед Мартой, – я полагаю, что мадам Рейно абсолютно права. Видите ли, мадам Рейно, перед вашим приходом, – «перспективная сотрудница» присела на край письменного стола Маршана, элегантно вытянув ноги, – мы как раз обсуждали с мэтром проект филиала в Милане. Мы там приобрели небольшой зальчик неподалеку от здания Оперы и собирались вывесить в нем залежалых старых мастеров. И вот я подумала, а не вывесить ли нам старых мастеров на улице Темпль, а вашему школьному приятелю предложить выставиться в Милане? Что вы на это скажете, мадам Рейно?

Марта отхлебнула кофе.

– Что вы не пожалели сахара, мадемуазель.

– Если вы по-дружески возьмете на себя роль агента вашего приятеля, то мы могли бы обсудить условия прямо сейчас.

Лучезарная улыбка не сходила с лица мадемуазель Рюш, но Марта иронично молчала. Молчал и Маршан, поглядывая то на перспективную сотрудницу, то на утреннюю гостью.

– Естественно, исходя из последних цен на картины Кошонери… – выдавила Рюш.

– Кохенеринга, Арнульфа Кохенеринга, милочка!

Глава 41, в которой Жюль говорит над ухом Арнульфа

– Маро, он спит, – прямо над ухом Арнульфа сказал Жюль. – Да бужу я его, бужу. Арни! – Жюль слегка потряс его за плечо. – Спит как младенец. Я сам насилу поднялся. Ты же знаешь, как на меня действует дождливая погода.

Арнульф уже проснулся, но никак не мог заставить себя открыть глаза и пошевельнуться.

– Маро, ну при чем здесь вчерашнее?! Я прекрасно себя чувствую и уже два часа просматриваю отснятые материалы. Арни! Ну проснись, поговоришь с Мартой – и спи дальше!

– Я не сплю, Жюль, – пробурчал Арнульф. Он глубоко вздохнул, потер глаза и уселся, чуть не опрокинув подставленные Мартой к коротковатой кровати стулья. – Давай сюда.

– Салют, Арни! – сказала в трубку Марта.

– Доброе утро. Ты где?

– Арни, меня срочно вызвали в издательство, я не стала тебя будить. Но по дороге я случайно встретила Маршана. Он тебя потерял.

– Бог мой! – встрепенулся Арнульф. – Я же вчера не появлялся на выставке! Маршан очень обижен?

– Что ты! Наоборот, он хочет предложить тебе один проект.

– Проект?

– Видишь ли, есть возможность выставить твои картины в Милане хоть завтра.

– Какой смысл, Марта? Здесь-то никто не покупает, зачем везти их еще в Италию? Там своих художников навалом.

– Арни, никогда не надо отчаиваться.

– Я и не отчаиваюсь. Понимаешь, Марта, я еще вчера хотел сказать тебе, что как бы заново взглянул на свое творчество…

– Арни!

– Марта, они мне самому больше не нравятся! Ты должна меня понять.

– Арни, давай не по телефону. Я тебя прошу, постарайся не позже двенадцати быть на улице Темпль. И подумай, что ты скажешь Маршану.

– Марта, а ты придешь?

– Конечно, я же обещала. Только, пожалуйста, не надо обсуждать с Маршаном новые взгляды и тому подобное! И я не советую тебе упускать эту возможность. Пока.

– Ну? – гордо спросил Жюль, забирая телефонную трубку из рук Арнульфа. – Голова моя Марта? Одним махом устроила тебе выставку в Италии! В Италии! – Он со значением поднял вверх указательный палец.

– А который час? – Арнульф принялся натягивать брюки.

– Десять, половина одиннадцатого… – Жюль безмятежно пожал плечами. – Я сам недавно встал. Пошли попьем кофе, пока жены нет, – он подмигнул, – а то она расстроится. Мне же не рекомендуют врачи. Сердце.

– Жюль, а Юбер – ваш сын? – Арнульф все-таки не удержался от вопроса, хотя вся обстановка комнаты свидетельствовала о том, что здесь живет мальчишка-подросток.

– В общем-то да! – Жюль широко улыбнулся. – Пошли, пошли, кофейку, круассанчиков…

– Знаешь, Жюль, у меня прямо камень с души! – Арнульф блаженно потягивал горячий ароматный напиток. – Сесиль мне вчера такого про тебя наговорила!

– Ой, слушай ее больше! Она, конечно, гениальный оператор, но за всю жизнь не сказала ни слова правды!

– Я так и понял. Ты же не мог разрешить им с Виктором проникнуть к Ирен, чтобы снимать нас.

– Честно говоря, не знаю. – Жюль растерянно потер нос. – Я не очень-то и помню, как мы все попали сюда. От деревенского вина у меня всегда напрочь отключаются мозги. Зато утром никакого похмелья и такая прямо-таки бодрость в организме!

– Что же ты не пошел на работу?

– Тащиться в контору? Зачем? Я всегда монтирую дома, у меня в кабинете есть все для монтажа. Слушай, значит, Сесиль с Виктором залезли к вам? И что дальше?

– Ничего. Я ее выставил и отвел к вам.

– А Виктор?

– Виктор? – Арнульф растерялся. – Жюль, я не хочу сплетничать.

– Да брось ты. Я и сам догадался: Виктор был с Мадлен.

– Откуда ты знаешь?

– С кем же еще, если ты провожал Сесиль? Она ведь наверняка предложила тебе в «неординарных условиях»?

– Да.

– Скажи, заводная бабенка? Понравилась? Ураган!

– Жюль… Выходит, она сказала правду, что ты спал с ней?

– Кто ж с ней не спал? Было дело. А что она сказала еще?

– Что у Марты нет детей, но это вранье, у вас же есть Юбер.

– Нет детей, нет проблем, – философски заметил Жюль. – Юбер – сын моего непутевого брата. У него и жена была не лучше. Кстати, вылитая Сесиль, точно такая же шлюха. Они оба только и знали, что разводились и женились по сто раз. Юбер с пяти лет живет с нами, в общем-то, конечно, он наш настоящий сын. Он и не признает своих родителей, а только мою умницу Марту.

– Как же ты изменяешь ей с Сесиль?

– Подумаешь, пару раз в «неординарных условиях»! Я же не собираюсь на ней жениться, как и ты на своей толстухе! Молчишь? Неужели решил вести под венец «прекрасную соседку»?

– Не знаю. Я еще не думал об этом.

– Потому и не думал. Зачем тебе жена с заплывшими жиром мозгами?

– Жюль! – оскорбленный, Арнульф вскочил. – Не смей! Ты сам весишь центнер!

– Восемьдесят девять килограммов. Но к мужчинам это не относится. Мы – хозяева жизни. Мы всегда в выигрыше, это не мои слова, это слова моей Марты.

– А ты ей изменяешь!

– Вот заладил! Ну изменяю! И что? По-твоему, ради постели следует жениться на шлюхах? Большое спасибо, ночью все кошки серы, а днем я не нуждаюсь в обществе развратной дуры, которая думает только о том, с кем бы поиграть в вафельки! – Жюль прошелся по кухне и остановился у плиты. – Мне нужна умная, рассудительная, способная понять меня женщина, с которой я мог бы посоветоваться, поделиться, которая верила бы в мои способности, в мой талант.

– У Марты тоже есть талант, – вставил Арнульф.

– Да. Моя Марта прекрасно готовит, заботится о моем здоровье, терпит мои капризы и депрессии, хотя сама очень больна и у нее тоже бывают депрессии. Думаешь, я такой уж подарок? А мы вместе уже почти пятнадцать лет. И ради более занятного секса я должен ее бросить?

– Жюль, я совсем не предлагал тебе бросать Марту! – возразил Арнульф.

– Да я вообще считаю, – Жюль не слышал его, – что секс – это развлечение для тупоголовых, для тех, кто не знает никаких других радостей. Радостей общения, постижения неведомого, творчества! Неужели от примитивной животной забавы ты получаешь больше кайфа, чем от процесса написания картины? Ну скажи?

– Скажу. Ты пытаешься оправдать свою неверность.

– Оправдать? Да кто ты такой, чтобы мне перед тобой оправдываться? Ангел с крыльями?

– Я друг Марты.

– Друг? – Жюль тяжело задышал и наклонил голову набок. – Интересно, чем же вы вчера по-дружески занимались, пока меня не было?

– Жюль, ты в своем уме? – На пороге кухни стояла Марта с огромным букетом симпатичных садовых ромашек. – Хорошо, что я все-таки решила зайти за Арни, а то бы вы, пожалуй, подрались. На-ка, – она протянула мужу ромашки, – поставь в воду, а часиков в шесть брось на балкон подружки Арни. Жюль, не дуйся, ты же без меня все равно пойдешь на балкон курить, заодно и напомнишь прекрасной соседке о чувствах ее рыцаря.

Глава 42, в которой настойчиво звонил телефон

Настойчиво звонил телефон. Кто это еще в такую рань? – подумала я и открыла глаза. Будильник показывал начало третьего. Ничего себе поспала девочка! За окном старательно светило солнце. Дождя больше не было. Телефон надрывался пронзительными трелями. Почему я не догадалась взять трубку в спальню, пожалела я, можно было бы поговорить, не вставая, все равно ведь не добегу. Телефон согласно умолк.

Потягиваясь, я неторопливо вышла в кухню и включила чайник. На столе – блюдо с увядшим салатом и уныло сморщившимися рулетиками мяса, на полу – половина содержимого кухонного шкафа. Я направилась в гостиную.

Может быть, Арни и понравился бы натюрморт на столике: обглоданные кисти винограда, засохший хлеб и недопитое вино в фужере, но меня он наводил лишь на меланхоличные мысли о неизбежности уборки.

Для начала я подняла и положила на письменный стол выкройки с рисунками Арни и вдруг поймала себя на том, что уже порядочное время рассматриваю их и никак не могу оторваться. Ни от изображения собственных губ, уха с сережкой и шеи с подвижной тенью от нее, ни от другого рисунка на перевернутой детали спинки жакета. Арни нарисовал его до того, как рассказать про Джоконду, то есть он рисовал молча, и это было заметно! Я не смогу объяснить, чем эта пастель была лучше, но лучше она была определенно!

Дело в том, что на убогой грубой бумаге жили мои глаза, именно жили! И, может быть, это были вовсе не мои глаза, потому что мои глаза, глаза мадемуазель Валье, бизнес-леди едва за тридцать, никогда не могли выражать то, что выражали эти!

Как обычно, это была только часть моего лица: глаза, брови, лоб, едва набросанные виски и пряди волос, и прямо тут же, примерно на том уровне, где бы полагалось быть носу, Арни зачем-то очень подробно скопировал замысловатый орнамент моего ковра. В целом получалось, как будто эти удивительно живые глаза таинственно выглядывают из-за бирюзовой узорчатой завесы…

Неужели ему приятнее рисовать ковер, а не меня? Но мои сомнения и недоумения прогнал снова завопивший телефон.

– Ирен, я больше не могу, – виновато признался Леду.

– Мишо, как ты там? – Я ужасно обрадовалось его голосу.

– Ты правда больше не сердишься? Ты извини, что я тебя беспокою, я сегодня вполне справляюсь без тебя, но мне так хотелось, чтобы ты сама позвонила. Вернее чтобы пришла. Я, конечно, знаю, что ты решила отдохнуть денек…

– Мишель, все хорошо! – прервала я его сумбурные речи. – Правда. Я сама собиралась тебе позвонить, но я только что встала.

– Не буду тебе мешать! Отдыхай! Я только хотел тебе сказать, что уже переговорил с Вендолем. На очень серьезных тонах и пригрозил прервать деловые отношения.

– Мишо, а вдруг он действительно хороший партнер? – неожиданно для себя заступилась я за Вендоля. – Он же наверняка привык, что от него все бабы без ума, а я оказалась нетаковская?

– Ты самая таковская, – заверил меня Мишель и деловито принялся излагать свои соображения по поводу завтрашней встречи с новыми поставщиками тканей.

Глава 43, в которой Марта спросила

– Арни, я не понимаю, чем тебе не нравится Милан? – спросила Марта, когда затих колокольчик над дверью, потревоженный уходом Маршана и мадемуазель Рюш.

Старый козел, подумала Марта, я же просила не тащить за собой эту модель с бульдожьей хваткой. Без нее мы бы уже сегодня проводили Арни в Италию. Впрочем, я и сама не предполагала, что мой протеже такой женоненавистник! Арни даже не старался скрывать своей неприязни к «перспективной сотруднице», когда та заливалась соловьем о преимуществах зала напротив Миланской оперы:

– Никакой арендной платы, минимальный процент за посреднические услуги! Ваши картины в стиле итальянской комедии дель-арте произведут фурор рядом с Оперой!

Естественно, при таком напоре сразу начинаются сомнения, тем более что эту особу Арни видит впервые, а ее прелести вовсе не в его вкусе. Наш живописец – «аматер до полненьких»…

– Марта, как ты думаешь, эта глянцевая брюнетка спит с Маршаном? – вместо ответа спросил Арни. – Или он держит ее специально для несговорчивых клиентов?

– Представления не имею. Тебе-то не все равно?

– Понимаешь, ужасно противно. Я вовсе не представлял, что Маршан может выступать в роли сутенера, откровенно предлагая ее мне. Какая ему выгода от того, что я срочно отправлюсь со своими картинами в Милан? Здесь-то ничего не продается, почему он уверен, что в Италии меня примут с восторгом?

– Арни, мы уже обсуждали это с тобой. И ты сам сказал, что сдаваться не собираешься, что уверен в своих силах!

Марта знала толк в живописи и с первого взгляда поняла, чего стоят его произведения. Она едва сдерживала себя, чтобы не начать хвалить картины Арни и не раскрыть интригу вокруг них. Только от этого никто не выиграл бы, и уж она-то – тем более.

– Но, едва завидев Маршана, ты опять заколебался!

– Марта, я ведь не отказал ему, я просто сказал, что подумаю.

Не мог же Арнульф признаться Марте, что у него сейчас просто нет денег, чтобы вести полотна в Милан! Он все еще надеялся продать хоть что-то в оставшиеся дни, да и Марта обещала купить у него картину. Но сейчас она не заговаривала об этом, а напоминать он не решался.

– В конце концов, у меня есть еще три дня до конца аренды этого зала.

Все-таки Арни совсем наивный, подумала Марта, какая еще аренда? С каких это пор художники стали арендовать у торговцев выставочные залы?

– Ладно, Арни, до вечера. Жду тебя к ужину. Извини, но мне, – она взглянула на часы, – давно пора в книжный магазин.

– Зачем? Не уходи…

– Я должна торговать своим последним романом.

– А разве этим не занимается магазин? Почему ты должна торговать им сама?

– Арни, конечно, мои книжки продает магазин, а я просто сижу там и раздаю автографы. Понимаешь, публике всегда интересно увидеть живого писателя. Человек заходит в магазин, он вовсе и не собирался покупать мой роман, но он видит меня, видит, как я общаюсь с другими, такими же, как и он, обычными людьми, и ему тоже хочется поболтать с живой писательницей. Все же думают, что писателям известно что-то такое, чего не знает никто! И он вынужден купить мою книгу, чтобы подойти за автографом. Тем более что я вполне соответствую имиджу писательницы: худая, высокая, короткая стрижка-каре, сигарета…

– Мне кажется, тебе пойдет курить с длинным мундштуком в стиле двадцатых, – заинтересованно предложил Арнульф и тут же спросил: – Марта, а я разве не похож на художника? Почему же у меня ничего не покупают? Может быть, мне нужен другой имидж?

При чем здесь имидж, дурень, пряча усмешку, подумала Марта, не покупают потому, что те, кто должен покупать, даже не догадываются о существовании этой выставки.

– Насчет имиджа тебе лучше посоветоваться с Жюлем, – сказала она. – Но, по-моему, ты выглядишь стопроцентным художником, как на картинке в детской книжке про профессии. Все, – она опять посмотрела на часы и покачала головой. – Пока. Удачи, Арни, – Марта, как в детстве, звонко чмокнула его в щеку. – На ужин собираюсь побаловать моих мальчиков карбонадом по-фламандски!

Колокольчик исполнительно прозвонил вслед Марте. Арнульф снова остался один на один со своими картинами. И чем дольше он на них смотрел, тем меньше они ему нравились.

Действительно иллюстрации к комедиям дель-арте! Как я мог потратить столько времени на эти карикатуры! Понятно, что Марта ни словом не обмолвилась о них и не предложила купить. Марта деликатная…

Снова затренькал колокольчик. Арнульф еще не успел помечтать ни о возвращении Марты, ни даже о визите самой Ирен, как в зале стремительно возник щупленький быстроглазый брюнетик с усиками и в дорогом костюме.

– Отличная погодка, мэтр! Как продвигается бизнес? – Он весело протянул руку, словно Арнульф был его старинным приятелем, и непонятно почему сразу расположил художника к себе.

– Спасибо, потихонечку. – Арнульф улыбнулся, пожимая сухонькую ладошку.

– Согласен, мэтр! Успех – это сам процесс, а не внезапно свалившиеся деньги! – значительно провозгласил мелкий брюнет, задорно глядя на Арнульфа снизу вверх. Он был едва выше его локтя. – Посмотрим товар, мсье?

Глава 44, в которой я давно не проводила будни дома

Я очень давно не проводила будни дома, поэтому чувствовала себя отъявленной прогульщицей и еще несколько раз созванивалась с Мишелем по каким-то ерундовым вопросам, но на самом деле мне ужасно хотелось с ним поделиться, ведь Мишель – действительно моя единственная подружка и у меня сто лет не было поклонников.

Едва лишь мои кавалеры узнавали, что я удачливая бизнес-леди, они либо исчезали сразу, либо становились такими меркантильными и обидчивыми, что уж тут не выдерживала я. Понятно, кому понравится, что женщина успешнее и богаче тебя! А вот Вендоль не закомплексовал, решив поставить бабу на место… Или в своей неотразимости он вообще не способен думать? Да и Арнульф тоже без комплексов.

Пока… Я ведь сама сразу перевела разговор на другое, едва лишь он стал интересоваться моими отношениями на работе. Но потом я же по-честному рассказала ему про лекала и про массовый пошив, мог бы и догадаться. Хотя он даже не слушал…

Неужели его не интересует, кто я? Неужели он является ко мне лишь ради того, чтобы покувыркаться в постели и порисовать отдельные части моего тела? Что, ради этого рисковать жизнью, лазая по балконам? А вдруг сегодня он не придет? И вообще больше не появится никогда?

Чтобы как-то убить время до вечера, а также сомнения и беспокойство, я решила поиграть в примерную хозяйку и занялась уборкой. Я даже затеяла ручную стирку, лишь бы только не спускаться в прачечную и не покидать квартиру.

С тазом мокрого белья я вышла на балкон. Справа наблюдал за улицей пятнистый дог, слева на своей плантации возилась мадам Накорню, а на полу моего балкона лежал большой букет симпатичных садовых ромашек. Понятно, что ни пес, ни старушка не могут быть к нему причастными. Моя соседка, конечно, способна вырастить любые цветы, но с чего бы ей таинственно подбрасывать мне букет? Стало быть, ромашки могли попасть сюда только с балкона надо мной.

– Добрый день, мадам Накорню! Отличная погода.

– Добрый день, милочка. – Бабуля выглядела обиженной. – Мне, конечно, нет никакого дела, но на твоем месте, Ирен, я поменяла бы замок и не бросала балкон открытым. – И она торжественно удалилась.

– Спасибо! – крикнула я ей вслед и наклонилась, чтобы поднять букет с пола.

И вдруг совершенно явственно вспомнила свой сон. Он напрочь вылетел из головы от разбудивших меня телефонных звонков, но ромашки были посланы мне словно специально для того, чтобы освежить память.

Все яркое, как в цветном фильме. Мы с Арни идем по залитому солнцем ромашковому лугу. Впереди скачет вприпрыжку маленькая белокурая девочка.

– Ганна! – зовет ее Арни.

Девочка останавливается, оборачивается, восклицает:

– Мама! Папа! – и бежит к нам, срывая на бегу головки цветов.

Я вижу ее улыбку, голубые, как у Арни, глаза, локоны светлых тонких волос и полные пригоршни ромашек…

Положив ромашки на подоконник, я натянула веревки и принялась развешивать белье. В дверь позвонили. Арни! Прижав букет к груди, я бросилась открывать и, замирая, спросила:

– Кто там?

– Пицца на дом, – ответил мне из-за двери мальчишеский голос.

– Но я не заказывала.

– Мадемуазель Валье, это я, Марко! Пиццу заказал мсье Леду!

– Так бы сразу и сказал. – Я открыла дверь знакомому рассыльному из пиццерии «Миланская трапеза». Его услугами мы не раз пользовались с Мишелем. – Чао, Марко!

Мальчик протянул мне теплую коробку.

– Еще горячая, синьора, – сказал он.

– Грациа, Марко. Как ты думаешь, Джоконда ела пиццу?

– Джоконда? – растерялся он. – Но синьор, в смысле, мсье Леду сказал «как обычно», я и привез вам «Сказку», синьора. Если хотите, можно заменить. Я доставлю вам «Джоконду» через двадцать минут!

Я поблагодарила и отказалась.

– «Сказка» – моя любимая, – заверила я парнишку. – Подожди, Марко. – Я порылась в сумочке и дала ему на чай.

– Грациа, синьора! Желаю вам, чтобы там оказалась новая сказка!

Я улыбнулась, заперла за ним дверь и нетерпеливо открыла коробку. Собственно говоря, «Сказку» мы с Леду обычно заказывали в офис, если возникали проблемные ситуации и нам требовалась разрядка перед «мозговой атакой». Вся штука заключалась вовсе не в пицце, к которой мы оба довольно равнодушны, а в листочке, который неизменно вкладывался в коробку, листочке со сказкой.

Мы по-детски заранее загадывали, что там будет: «Золушка», «Красная Шапочка», «Мальчик-с-пальчик», какая-нибудь малоизвестная «Волшебная сковорода» или популярные «Али-Баба и сорок разбойников»? Когда одному из нас удавалось угадать, это означало, что ситуация разрешится сама собой. «Сказка» редко нас подводила, но сейчас Марко предположил, что там может быть новая история.

Поверх аппетитно теплой и предусмотрительно нарезанной на порции пиццы лежал уже успевший слегка замаслиться свернутый листок. Я не успела его развернуть, как зазвонил телефон.

– Марко приходил? – спросил Леду.

– Спасибо, Мишель, очень трогательно!

– Ты еще не прочитала?

– Не успела.

– Хорошо! Я ставлю на «Красную Шапочку»!

– Мишель, а разве у нас какие-то проблемы?

– У меня – нет, у тебя – да.

– С чего ты взял?

– Ририш, я знаю тебя не первый год. Конечно, я был не прав, но это не причина, чтобы ты из-за этого сидела дома. Ты же звонишь мне без конца, не будь у тебя проблем, ты давно примчалась бы в офис! Не хочешь говорить в чем дело, не надо. Я всего лишь прошу тебя сделать ставку.

– Не буду. У меня правда все хорошо.

– Ты уже посмотрела… А прочитать мне ее можешь?

Я развернула листочек и, не удержавшись, отправила в рот кусок пиццы. Надо же, вкусно! Наверное, Джоконда все-таки ее ела. Сказка называлась незатейливо: «Сказка про девушку».

– Что ты молчишь? – забеспокоился Мишель. – Что-то опять не так?

– Извини, я ела пиццу. Вкуснятина! – сказала я, проглотив. – Кстати, сказка новая!

– Тем более прочитай! Я же должен ее знать!

– Мишель, отстань.

– Хочешь, я сейчас к тебе приеду? Я же чувствую, что с тобой непорядок.

– Все хорошо!

В дверь снова позвонили.

– Это у тебя звонок? – спросил Леду. – Кто-то пришел?

– Да. Извини. Спасибо тебе за пиццу. – Я была уже у двери. – Честное слово, у меня все хорошо.

– Ну ладно, – неуверенно пробормотал Мишель. – Пока. Звони, если что, я поехал домой.

– Хорошо, хорошо. Пока.

Звонок раздался снова, и моя соседка сказала за дверью:

– Я же слышу, что ты дома. Открывай, милочка.

– Извините, мадам Накорню. – Я распахнула дверь. – Я разговаривала по телефону.

– По телефону? – Она подозрительно посмотрела на телефонную трубку в моих руках и как бы ненароком заглянула в квартиру. – Ну-ну. Это, конечно, не мое дело, милочка, но я считаю неприличным развешивать напоказ свое неглиже в центре Парижа.

– Где же вы предлагаете сушить белье?

– Где угодно! Это не итальянский квартал! Это набережная Орлеанов! Пицца на дом, джакузи, белье, куда катится наше общество?

Я не очень поняла, при чем здесь джакузи, но не стала уточнять, тем более что неприязнь моей соседки к Италии объяснялась очень просто: у ее последнего мужа-генерала на протяжении всей его доблестной жизни была любовница-итальянка, между прочим, сопрано с мировым именем – Флоринда Примавера.

– Конечно, вы совершенно правы, мадам Накорню. Огромное спасибо.

Старушенция гордо засеменила в свою квартиру. А я вернулась к пицце и принялась за сказку, суеверно предчувствуя в ней радостное пророчество.