Текст книги "Расправить крылья"

Автор книги: Натали де Рамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава 29, в которой человеку для счастья нужно мало

Как мало нужно человеку для счастья! «Эйфелева башня, жена-парижанка и оборот» – формула Мишеля. Допустим, вместо Эйфелевой башни у меня Нотр-Дам, мужа у меня нет, но парижанка я сама, с оборотом тоже вроде бы порядок. Итак, по Мишелю, для счастья мне не хватает мужа…

В новых серьгах я бесцельно слонялась по квартире, наконец сняла их, положила на столик рядом с кроватью, погасила свет и залезла в постель. Впрочем, воспоминания немного успокоили меня, но я все равно никак не могла уснуть и думала, думала, думала.

Значит, я уже примериваю Арнульфа на роль мужа? Но если я не увижу его больше никогда? С чего это я сразу поверила, что он и есть этот самый живописец с ужасной фамилией? Мало ли кого я могла встретить на выставке? Вот завтра прямо перед работой загляну туда, и все станет ясно!

Это была первая разумная мысль за целый день. Я ухватилась за нее, как за соломинку, оставалось только дожить до завтрашнего утра.

Глава 30, в которой я проснулась от поцелуя

Я проснулась от поцелуя Арнульфа и невольно заплакала.

– Ты не рада мне?

– Почему ты ушел и ничего не сказал?

– Я никуда не уходил, просто днем ты меня не видела, но я все время был здесь.

– Ты нормальный человек?

– С какой точки зрения смотреть. Я – художник. Вставай, – он потянул меня за руку, – я кое-что принес.

Арнульф присел возле кровати, в полумраке комнаты я видела только силуэт его взлохмаченной головы и плечи. Странно, он дотронулся до меня, но никакого разряда тока не последовало.

– Зачем? У меня все есть…

– Я должен уйти?! – В лунном свете его волосы показались мне совсем седыми. – Ты этого хочешь?

– Не знаю. Мне все равно, как тому джинну.

– Какому джинну?

Он поцеловал мою ладонь, я почувствовала тепло длинного «у», мягкое прикосновение бороды, но ни одной молнии, ни одной даже самой маленькой искорки так и не последовало.

– Джинна заточили в бутылку, он сидел в ней тысячу лет и клялся сделать падишахом любого, кто его выпустит. А потом прошла еще тысяча лет и кто-то случайно разбил бутылку. Но джинну было уже все равно.

– Я тебе не верю, – сказал Арнульф и снова поцеловал мою руку, лизнув ладонь языком. – Может, ты и джинн, – он провел губами по кончикам моих пальцев, – но тебе не все равно.

– Обними меня. – Я погладила его по щеке. – Просто я думала, что все будет…

Но он уже прижал меня к себе, от его рук по моей спине заметались долгожданные разряды, а его губы…

– Все будет не так, – упрямо договорила я, когда мы перевели дыхание.

– Может быть, – прошептал он, целуя мое ухо, – все может быть…

И опять его губы прижались к моим, и я радостно узнавала и оживающую во мне бурю, и подступающий со всех сторон океан, и меховой островок на груди Арнульфа, и его напряженные, жесткие плечи, и его прерывистое дыхание…

Мы снова, как в прошлую ночь, оказались на полу, и ураган, совершенно запредельный ураган, уносил меня и одновременно обжигал, грохотал, пульсировал во мне. А я, первобытная, единственная на всей планете женщина, обнимала и вбирала в себя сакральное, еще никому не ведомое мужское естество, которое, порождая громы, билось внутри и в то же самое время оплетало, заглатывало, сжимало и тут же яростно исторгало меня к звездам…

– Осторожнее, милый мой джинн, – сказал Арнульф, отодвигая горшки с моими громадными диффенбахиями, их тропические тени заколыхались на фоне окна. – Как бы нам не опрокинуть на себя твой райский сад.

– Разве это сад? Ты не видел дебри моей соседки, – возразила я.

И опять, как вчера, поймала себя на том, что мы болтаем о пустяках, но я все так же несусь от одной звезды к другой, и Млечный Путь не имеет конца, он только извивается мускулистыми змеистыми солнечными спиралями, которые, ликуя, хвостатыми кометами пронзают меня, и я живу, живу, с каждой новой звездой, с новым раскатом грома и вспыхивающим зигзагом молнии все более жадно желая жить…

– О-о-о… Как ты это делаешь? Почему оно не кончается? – Я уже привыкла к слабому освещению и вполне отчетливо видела распахнутые влажные глаза Арнульфа.

– Ты устала? Хочешь в ванную?

Ответить сразу я не смогла, потому что во мне лилово замерцала очередная комета, я испугалась, что она последняя, но за ее рассыпающимся золотым звездным хвостом тут же запульсировала следующая.

– Что-то не так? – участливо спросил Арнульф.

– Но ты… ты разве ничего не чувствуешь? – Молнии буквально ослепляли меня, признаюсь: чтобы произносить слова, мне требовались значительные усилия. – Я ведь так и не поняла, хорошо тебе со мной или нет.

Вместо ответа он с придыханием поцеловал меня, и все… Я утратила способность говорить и перестала понимать вообще что-либо.

Диффенбахии на фоне окна вновь начали приобретать свои очертания. Я по-прежнему сидела на полу, прислонясь спиной к кровати. В спальне было все так же темно.

Чтобы включить ночник, нужно протянуть руку, но я боялась пошевелиться. Вдруг эта темная дышащая плоть у меня на коленях вовсе не мой таинственный возлюбленный? Или вдруг он исчезнет, кем бы он ни был? Но мне неудержимо хотелось прикоснуться рукой к его волосам, потрогать шею, плечи, почувствовать шелковистость бороды… Невольно я шумно вздохнула.

– Ирен… Ирен… – приподняв лицо, позвал он.

– Ты… – я прижала к груди его голову, – что ты делаешь со мной?.. – От его дыхания только что успокоившиеся энергии вновь заволновались во мне. – Что ты делаешь?

– Всего лишь люблю тебя. – Он неловко завозился, вставая рядом со мной на колени и по ходу дела целуя меня, куда придется. – Ведь кто-то же имеет право любить сказочного джинна?

– Я не джинн… – Мне пришлось стиснуть зубы, чтобы хоть как-то обуздать эти неутомимые энергии.

– Конечно, ты – дивная пери из «Тысячи и одной ночи», а, может быть, и сама Шахерезада.

– Но ведь я не рассказываю тебе сказок.

Боже, надо срочно включить свет и подняться с пола, иначе…

– Иди сюда, иди скорее! – Неожиданно он, не вставая с колен, как пушинку переместил меня на кровать. – Тебе же холодно на полу, ты вся дрожишь…

– Это не от холода, – меня действительно трясло, – это от… от тебя! Ты сводишь меня с ума, ты не такой, ты… Ты! Ты! – Я изо всех сил потянула Арнульфа к себе. – Это ты джинн! Это ты! Пожалуйста, пожалуйста, скорее! Скорее! Иначе я умру! Умру без тебя! Ну! Ну же!

Вот теперь, на кровати, я знала, что делать! Я хотела, чтобы Арнульф метался, стоная и теряя сознание, я хотела, чтобы он тоже утратил чувство действительности! Я хотела, чтобы его глаза тоже помутнели, чтобы он тоже почувствовал эти молнии и громы, которые бушевали во мне!

Я изогнулась и все-таки включила ночник. Я хотела видеть, как меняют цвет, останавливаются и закрываются его глаза, как пульсирует кровь под его кожей, как напрягаются и трепещут мышцы!

– Зачем?.. – не буднично, а так, как я хотела, хрипло прошептал он, обжигая мое лицо своим клокочущим дыханием, чем невероятно порадовал меня.

Да! Да! Да, я хотела слышать именно такое прерывистое, хрипящее дыхание! Да, я желала сама довести Арнульфа до исступления! Я желала разорвать и поглотить, слиться с ним и умереть вместе, воскреснуть и взлететь по бесконечному, извивающемуся, кипящему и рвущемуся ввысь Млечному Пути!

Глава 31, в которой я торжествовала

Я торжествовала. Арнульф лежал ничком на моей кровати, длинные руки и ноги беспомощными плетями свешивались с нее в разные стороны.

– Боже, – едва слышно простонал он. – Ты настоящий джинн, любимая…

– Я приготовлю ванну, – сказала я, накидывая халат, – хочу полежать в пене.

– Пена… Афродита…

– Приходи, если не уснешь. Главное, не сбеги никуда.

Он медленно повернул лицо в мою сторону, приоткрыл глаза, блаженно улыбнулся и уронил голову на подушку. Вот теперь, мой дорогой, ты действительно никуда не денешься!

Пена… Афродита… При чем здесь Афродита? Ирен! Ирен, танцующая на берегу пенного моря…

Сквозь неплотно прикрытые веки Арнульф видел, как Ирен скрылась в ванной. Потом оттуда донесся призывный шум воды. Наверное, у нее такая же, как и у старухи, древняя ванна на львиных лапах, только вместо тины и лилий в этой ванне Ирен… Моя Ирен, моя пери, моя Шахерезада… Мой сказочный джинн…

Но кроме шума воды в квартире были еще какие-то звуки! Арнульф насторожился. Как будто кто-то ходит. Неужели мне мерещится? Нет, там точно шаги.

Арнульф заставил себя сесть. Голова немного кружилась. Я должен встать и выгнать пришельца! Я свихнулся, какие еще пришельцы…

Он опять упал на кровать.

– Ку-ку! – произнес знакомый женский голос.

Из кухни в спальню заглянула видеокамера. Она была в руках у Сесиль.

– Работаем! – сказала Сесиль и прильнула к видоискателю.

– Стерва! – Арнульф потянул на себя одеяло. – Убирайся! Откуда ты взялась?

– Слушай, Арни, у меня мало пленки. – Сесиль опустила камеру. – Вы были просто великолепны с твоей толстухой. Давайте перебирайтесь в гостиную, пока Виктор ходит в автобус за подсветкой…

– Что-о-о? – прошипел Арнульф. – Какой еще Виктор? – Он принялся судорожно натягивать брюки, попутно влезая в обувь. – Проваливай!

– Арни, малыш, мы же договорились с Жюлем. Пилотная серия для нового проекта «Художник и модель». Жюль – сторонник неигрового кино, мы снимаем с самого начала.

Но Арнульф уже не слушал девицу, а тащил к входной двери.

– Да отпусти ты меня! – сопротивлялась она. – Мне боль…

– Заткнись! – Арнульф в буквальном смысле заткнул ей рот собственной рубашкой. – Я убью и тебя, и твоего Жюля! Отдай мне камеру!

– Пошел ты! – Сесиль с силой отпихнула его камерой и на удивление проворно, учитывая количество выпитого ею накануне, вывернулась из рук Арнульфа. – Кретин!

– Отдай!

Он потянулся к камере, но в следующую секунду Сесиль уже вылетела из квартиры – на ее счастье Виктор, отправляясь за софитом, оставил дверь нараспашку.

– Стой! – Арнульф выскочил на площадку и в два прыжка настиг бы маленькую стервочку, но невольно застыл на месте от звука захлопнувшейся за его спиной двери.

Может, и к лучшему, решил он, зачем Ирен знать про идиотскую съемку? Ну, Жюль, держись! Когда это ты со мной договаривался?

– Отдай сейчас же! – Арнульф догнал Сесиль на лестнице.

– Ты больной? – Она остановилась тремя ступенями выше, прижимая камеру к груди, как ребенка. – У вас же была полная темнота, а это – нормальная камера безо всяких шпионских инфракрасных прибамбасов.

– Врешь!

– Да клянусь же! Я вас не снимала. Это сегодняшнее интервью. Посмотри сам.

Сесиль нажала на какие-то кнопочки и рычажки, и в маленьком окошке дисплея появился незнакомый Арнульфу осанистый мужчина средних лет. В темпе ускоренной перемотки он что-то вещал сначала на фоне камина, а потом – перемещаясь среди нарядных манекенов.

– Убедился? – Сесиль насмешливо фыркнула. – И еще минут на двадцать чистой пленки. Как раз, чтобы заснять тебя, так сказать, в деле.

– Что?!

– Успокойся, никто не собирался снимать вашу постельную аэробику. Жюль сказал, что у тебя проблемы с раскруткой и надо помочь.

– У меня все в порядке! – с вызовом произнес Арнульф. – Я никого ни о чем не просил!

– Что плохого, если показать по телевизору, как ты вдохновенно рисуешь свою натурщицу?

– Нет, ну… – Арнульф растерялся. – Надо же предупреждать! Вдруг она против?

– Я и пришла предупредить, чтобы вы перебирались в гостиную. Там попросторнее, и Виктор принесет фонарь из автобуса…

– Давай спустимся и скажем ему, что ничего не нужно. – Арнульф вызвал лифт. На первый взгляд – все достаточно невинно. – Сиси, а почему ты заговорила про неигровое кино?

– Я пошутила. Ты так смешно занервничал!

– А ты не занервничала бы, если бы кто-то заглянул в дверь спальни? Кстати, а как вы попали в квартиру?

– По веревке. – Сесиль почему-то облизнулась.

Они вошли в лифт.

– Ты лезла по веревке с камерой?

– Нет. Первым спустился Виктор и открыл мне дверь. Но мы не ожидали, что вы сразу же займетесь любовью…

– И вы с самого начала подсматривали за нами? – холодея, спросил Арнульф.

– Нет, – ответила Сесиль после показавшегося ему бесконечным молчания. – Нет, – повторила она, глядя в пол. – Нет, конечно.

Лифт прибыл на первый этаж.

Напротив подъезда, на противоположной стороне проезжей части, почти на набережной, стоял автобус с эмблемой телеканала. Дверцы были закрыты, фары потушены. Он выглядел как заброшенный дом.

– Ты уверена, что Виктор там? – спросил Арнульф.

Сесиль пожала плечами. Они подошли поближе.

– Эй, Виктор! – Арнульф постучал и попытался заглянуть в темное окошко. – Виктор!

– Кому это ты еще понадобился? – произнес в недрах автобуса раздраженный женский голос, мужской что-то невнятно пробурчал в ответ.

– Мадлен! – прошептала Сесиль, на глазах меняясь в лице. – Вот мерзавец! Только что был со мной…

Она испуганно взглянула на Арнульфа, поспешно зажала рот рукой, попятилась и вдруг резко бросилась через дорогу.

– В чем дело? – Из автобуса высунулся взъерошенный Виктор.

– Не знаю, – ответил Арнульф и побежал за Сесиль. – Сиси, Сиси! Что случилось? – Он догнал ее у входа в подъезд.

– Как он мог?! Как он только мог?! – страдальчески вскрикнула девушка и вдруг уткнулась лицом в грудь Арнульфа. Тот машинально погладил ее дрожащие плечи. – Арни! – Она снизу вверх посмотрела ему в глаза. – Только, пожалуйста, ничего не говори Жюлю! Пожалуйста! Если он узнает, что я была с Виктором, тогда все…

– Что все?

– Все… Жюль уверен, что, кроме него, у меня никого нет.

– Ты спишь с Жюлем?

– Конечно, он же мой патрон.

– Так полагается? Женщина обязана спать со своим шефом?

– Ты с ума сошел? Если кто-нибудь узнает, нас обоих выгонят с работы. Жюль любит меня.

– А ты?..

– Естественно, мы ведь четыре года вместе и собираемся пожениться.

– А Марта знает?

– Что ты! Нет, конечно! Мы с Жюлем встречаемся три раза в неделю по четным числам, а Марта думает, что он ходит в бассейн, он даже не курит при ней, чтобы она не сомневалась в том, что он ведет здоровый образ жизни!

– Но он сегодня… – Арнульф замялся, новости не укладывались у него в голове, – он напился!

– Ну и что? Он же собирался ночевать у меня, но потом вспомнил, что обещал тебе помочь, и мы поехали сюда всей компанией, чтобы Марта ничего не заподозрила! Понимаешь, Жюль не хотел расставаться со мной.

– Но Виктор? При чем тогда Виктор?

– Виктор…

Сесиль вздохнула. Взобралась на подоконник и положила камеру рядом. Арнульф и не заметил, когда они вошли в подъезд и закурили возле окна между лестничными маршами.

– Виктор сводит меня с ума. Знаешь, я раньше не обращала на него внимания, а потом он пришел после отпуска с бородой. И все…

Глава 32, в которой Арнульф не стал уточнять

Теперь-то что «все»? – не понял Арнульф, но уточнять не стал, потому что Сесиль вдруг погладила его по бороде и интимно прошептала:

– При виде мужчины с бородой меня охватывает странное томление. Как ты относишься к сексу в неожиданных местах? Например, на лестнице? Лично я начинаю чувствовать острее от сознания, что кто-то может появиться внезапно или случайно подсмотреть…

Только этого мне не хватало! – ужаснулся Арнульф, как она может быть настолько циничной?

– С Жюлем это случилось у нас в лифте, когда я пришла в нашу контору устраиваться на работу. Мы еще совсем не были знакомы…

– И ты уверена, что он женится на тебе? – Арнульф не мог удержаться от сарказма. – Что ж до сих пор-то не женился?

– Мы ждем, когда он получит должность генерального продюсера канала. Сейчас для моего Жюля главное – карьера, а бракоразводный процесс потребует слишком много времени и сил. Да и Марта способна подпортить ему репутацию. – Она опять интимно заглянула Арнульфу в глаза. – Между прочим, ты еще не ответил на мой вопрос. – И пальчиком провела по его усам.

– Глупости, никуда он от Марты не уйдет, – уверенно сказал Арнульф, отстраняя руку Сесиль.

– Уйдет. – Она облизнула губы. – Жюль любит детей, а у Марты их никогда не будет!

– Почему? Марте совсем немного лет, мы с ней ровесники, – заступился за одноклассницу Арнульф, – просто она выглядит старше.

– Понятно, что выглядит. После двух-то внематочных о каких детях говорить! Она и так чуть не умерла на операционном столе. У нее теперь внутри ничего нет, как у Орлеанской Девы, вот она и сохнет.

Арнульф вдруг почувствовал невероятную жалость к Марте. Понятно, почему она так написала про Джоконду, а ведь он даже не нашел нужным похвалить ее. Как это ужасно для женщины: знать, что никто и никогда не назовет тебя мамой…

– Можно же усыновить ребенка из приюта.

– Ты действительно ненормальный. – Сесиль презрительно покачала головой. – Зачем Жюлю приютское дитя, если нашей Жюльет уже два с половиной! Что ты на меня уставился? Пойдем, раз ты равнодушен к экстремальным условиям. Пойдем, – повторила она, потянув Арнульфа за руку, – а то Жюль еще надумает чего, он и так разволновался, когда мы с Виктором пошли вас снимать. Ты ему обязательно скажи, что у меня с Виктором ничего не было и с тобой тоже! Жюль ведь знает, что я кайфую от мужчин с бородой…

Боже мой, она ведь бредит, она же не может говорить такое в здравом уме! Еще чуть-чуть, и я, пожалуй, свихнусь, как она, испугался Арнульф.

– Виктор открывает мне дверь, в квартире темнотища и только вы вопите и стонете в спальне. Мы, конечно, тут же занялись тем же самым, но оказались спринтерами по сравнению с вами. Естественно, мы не утерпели, чтобы не подсмотреть, к тому же твоя подружка как раз вовремя зажгла свет. Знаешь, Арни, Виктор чуть было не приревновал меня к тебе, ты такой жеребец! А борода! – Она опять попыталась погладить его бороду.

– Но ведь у Жюля нет бороды! – глупо заметил Арнульф, отстраняясь от Сиси.

– Это сейчас нет, а тогда была! Разве бы я стала с ним, если бы не было?.. Он так радовался рождению Жюльет, что сдуру сбрил бороду моей бритвой для ног.

Небо за окном заметно бледнело.

Боже мой, светает! – спохватился Арнульф. Ирен там одна, а я слушаю этот бред про бороды и бритвы для ног!

– Сесиль, – он порылся в кармане и достал последние скомканные деньги, – хочешь, я посажу тебя в такси?

– Я же сказала, что должна вернуться к Жюлю. А ты подтвердишь, что ничего не было ни с тобой, ни с Виктором. И не проболтайся Марте. Ты не думай, мне ее тоже жалко. По-бабьи. Я бы в ее ситуации удавилась, если бы узнала, что у мужа семья и дочка на стороне.

Глава 33, в которой в пене было уютно

В пене было уютно и ароматно. Я, видимо, даже немного подремала, потому что вода стала явно прохладнее. Я открыла кран. Горячая струя весело разбила пену и потекла к моим ногам, не успевая смешиваться с остальной водой.

Хорошо бы позвать Арнульфа, подумала я, и вместе посидеть в ванне. Но почему-то у меня не поворачивался язык, чтобы произнести «Арнульф». Как можно было дать такое грубое имя своему ребенку? Арно? Тоже звучит неважно, к тому же так называл его отвратительный Вендоль. Почему я сразу не спросила, как обращаются к нему друзья и домашние?

Прокричать: «Милый, иди сюда!» – слишком пошло, я и так веду себя чересчур развратно в постели. Я никогда прежде не позволяла себе такой смелости. Он же мог принять меня невесть за кого! Ну и что? Нам ведь обоим это нравится…

Интересно, что он там делает? Да спит конечно же! Я тоже сейчас вытрусь и лягу к нему под бочок. Какой же Арнульф все-таки тощий и нескладный! Да еще эта идиотская борода!.. Но ведь я уже соскучилась по нему, по тощему, нескладному, бородатому!

Я старательно завернула краны – терпеть не могу, когда капает вода. Накинула халат и вышла в спальню, слабо освещенную ночником. И чуть не закричала. Я ведь хорошо помнила, как Арнульф, совершенно обессилевший от любви, лежал на моей кровати. Он даже не мог двинуться, а сейчас его там не было, как будто не было никогда!

Естественно, в поисках возлюбленного я бросилась в гостиную и включила свет. На журнальном столике красовались замечательная скатерть, шелковая и узорчатая на сей раз, глиняный кувшин с вином, массивные гроздья винограда и изрядный кругляш домашнего сыра. Я метнулась к входной двери. Она была заперта. Замок в порядке.

– Ирен! Ты далеко собралась? – спросил Арнульф.

Я вздрогнула и обернулась.

– Ты не хочешь спать? – Он неторопливо шел ко мне через гостиную.

– Зачем ты меня пугаешь?

– Ирен, пожалуйста, не плачь. – Он взял меня за руки.

– Где ты был? Только не говори, что здесь, а я тебя не видела!

– Ты такая красивая… – От его улыбки, как обычно, в комнате посветлело. – Я… я просто немножко полетал перед сном! – Он взмахнул руками, как крыльями. – Правда! Ты очень красивая! И волосы так хорошо пахнут… Можно, я тебя поцелую?

– А можно не спрашивать?..

Он обнял меня и – совершенно восхитительно и определенно по-новому – поцеловал. Это был совсем другой поцелуй, как будто что-то изменилось в Арнульфе после моего триумфа в постели. Причем новыми были не только объятия и поцелуй, но и интонация, и тембр голоса, и взгляд моего «крылатого» любовника. Впрочем, может быть, мне просто хотелось, чтобы это было так?

– Вот, – он показал на столик, – все свежее, деревенское… Я принесу из кухни фужеры?

– Конечно. – Я кивнула. – Еще ножик и дощечку для сыра.

– Ирен, – он не двигался с места. – Ты точно не хочешь спать? Скажи, я не обижусь. Тебе ведь на работу…

– Ерунда! – Я беспечно махнула рукой, подумав: в конце концов, имею я право раз в жизни забыть про коммерцию? Тем более что Мишель сам предлагал мне не выходить в понедельник. И вообще, ему полезно побыть одному и подумать, справится ли он без меня. – Я не пойду.

– Тебе ничего не будет от патрона? Он к тебе хорошо относится?

– Я сама себе голова, Арнульф. – Что это он заинтересовался моей работой? – Кстати, как тебя называют домашние и друзья? У тебя просто невозможное имя…

– Имя как имя. Святой Арнульф – покровитель пивоваров, его изображают с пастырским жезлом, которым он помешивает в чане с пивом. Очень популярный святой, кстати. – Арнульф простодушно оправдывался, и мне сделалось неловко за свою бестактность. – Когда я был маленьким, мама называла меня Нульф.

Кошмар! Я даже расстроилась – это никуда не годится, разве что в качестве клички для собаки.

– Сестра до сих пор зовет Нуль, она старше меня почти на шестнадцать лет. А друзья называют Арни.

– Арни?

– Да, только ударение на первом слоге. Ты очень красивая. – Он стоял посреди гостиной и любовался мной.

Конечно, я в восторге от его восхищения моей персоной, но сколько можно?

– Арни, а ты не хочешь чего-нибудь посущественнее винограда с сыром? Я купила отбивные, овощи, зелень… – И тут мне самой ужасно захотелось жареного мяса. – Пойдем, – я поднялась с дивана, – я моментально приготовлю в микроволновке. – Они нежные, из вырезки.

Арнульф как на привязи пошел за мной на кухню.

Я открыла холодильник и увидела вчерашние персики.

– Ты так трогательно убрал персики, – сказала я, доставая свои припасы.

– Это не я, это медведки.

– Я сразу так и подумала. – Я вытащила из микроволновки противень и стала укладывать на него тоненькие ломтики мяса. – Конечно, медведки.

– Ирен, не стоило из-за меня среди ночи затевать готовку.

– Не хочешь, не ешь, а я очень люблю жареное мясо. – Я сунула противень в печку и принялась мыть овощи.

– Любишь мясо? Интересно, а Мона Лиза тоже любила жареное мясо?

– Мона Лиза? Ты имеешь в виду Джоконду?

– Да. Что она вообще ела?

– Не знаю. – Я пожала плечами. – Что они там все в Италии едят? Макароны, наверное, пиццу… А почему ты об этом спрашиваешь?

– Так. В голову пришло. – Он внимательно наблюдал за тем, как я нарезаю кружочками помидоры и полосочками – сладкий перец. – Я не об этом хотел тебя спросить.

– О чем? – Я открыла дверцу микроволновки и перевернула отбивные. Они уже довольно заманчиво пахли. – Спрашивай.

– У тебя в спальне манекен и рулоны грубой бумаги. Зачем они тебе?

– Я строю лекала. Потом по ним шьют одежду.

– Дома?

– Почему дома? На фабрике. – Я вытащила противень с мясом. Оно замечательно поджарилось.

– Нет, я не о том. Просто я не понял, почему ты занимаешься этим дома? Ты же работаешь в конторе.

– В конторе у меня много других дел.

Листьями салата я застелила большое блюдо. Говорить ему, что я владею фирмой, или не говорить? В обжигающе горячие ломтики вырезки я завернула полосочки перца и положила эти рулетики на салатные листья вперемежку с кусочками помидоров, а сверху посыпала зеленью.

– Произведение искусства! – восторженно сказал Арни. – Ты просто художник.

– Просто я люблю готовить. – Я не стала уточнять, что рецепт этого блюда только вчера прочитала в своем любимом журнале под рубрикой «Если к вам неожиданно нагрянули гости». – Отнеси, пожалуйста, в гостиную и захвати хлеб. Я пока разогрею соус. – Я полезла за скляночкой припасенного бешамеля в холодильник.

– Ирен, – Арни вернулся на кухню, послушно выполнив мои указания, – вообще-то я собирался нарисовать тебя. Я принес пастель и хотел попросить кусок этой твоей бумаги для лекал. – Он как будто стеснялся своей просьбы. – Если тебе не жалко…

– Но она ведь темная и грубая! Ты не стесняйся, возьми хорошую в столе.

– Для пастели, – он ласково усмехнулся, – нужна именно такая, неровная, волокнистая. Пастель будет держаться еще лучше, если бумагу потереть наждаком. Дай мне, пожалуйста, нож, я отрежу от рулона кусок бумаги, он распрямится, пока мы будем пировать.

– А тебе не подойдет вот это? – Я отодвинула занавеску, там, на стене возле окна, у меня на гвоздиках висели связки старых лекал. – Они уже ровные, просто убери ножницами лишнее.

– Ты сама это сделала? Какие красивые неожиданные формы! Потрясающе! – Я не ожидала столь бурного припадка восторга. – Здесь нет ничего лишнего!

– Арни, хватит. У тебя все потрясающе, что связано со мной. Нормальные рабочие лекала. Пойдем, мясо остынет.

– Да-да, конечно… – Он поспешно снял с гвоздя связку лекал и держал ее в руках как добычу. – У тебя есть кнопки или булавки прикрепить это, – он лихорадочно перебирал выкройки, – нет, это к стене?

– Арни, у тебя никто их не отнимет. Успокойся, давай поедим, я дам тебе булавки.

– Где они?

– В письменном столе, в коробочке. Пойдем.

Мясо получилось на славу, но я так и не смогла заставить Арни поесть. Он налил нам вина и тут же, забыв про него, по-хозяйски полез в мой стол.

– Где твои булавки?

– В среднем ящике. Я уже должна не двигаться и надеть шубу? – Мне было обидно, что он не хочет попробовать мой кулинарный шедевр.

– Не надо никакой шубы. Шубу уже писали тысячу раз. – От волнения он никак не мог справиться с булавками. Все обои мне подерет, подумала я. – У тебя нет какой-нибудь ровной доски? А то мне придется стоять к тебе спиной и все время оборачиваться…

– Есть доска для теста. Она достаточно большая.

– Дай!

– А я могу поесть?

– Ешь. Только скажи, где доска? Я сам найду.

Арни принес из кухни доску, и ему тут же потребовались кнопки. А потом – влажная тряпка. И еще сухая. Меня уже раздражал даже вкус его хваленого деревенского вина.

– Ирен. – Он пристально смотрел на меня, но, по-моему, был где-то далеко отсюда.

– Что еще?!

А не послать ли мне его на все четыре стороны? Ради чего я это все терплю?

– Ирен, мне важно подчеркнуть твою линию шеи.

Он протянул длинную руку и в подтверждение своих слов осторожно провел по моей шее пальцами. Удивительно, но от их кончиков, определенно, сыпались молнии!

– Ты бы не могла надеть какие-нибудь длинные серьги?

– Серебряные с бирюзой из фрагментов и цепочек? – Как же я забыла про них!

Он улыбался и не убирал руку. Я потерлась о нее щекой, молнии заиграли… Неужели я могла сердиться на него?

– Принеси, они лежат перед зеркалом в той комнате.

– Потрясающе! – изумленно крикнул он из спальни. – Я говорил именно о таких. – Арни был уже рядом и протягивал мне серьги. – Где ты их взяла? Откуда?

– Медведки принесли.

– Ты потрясающая женщина!

Я надела серьги. Арни обнял меня за плечи и заглянул в глаза.

– Все, – он поцеловал меня в лоб, – сиди и не двигайся. Вот так, чуть-чуть наклони голову набок. Ну, не смейся, только улыбайся немножко.

– Как Джоконда, наевшись макарон?

– Нет, ты лучше Джоконды! И потом, она улыбалась, потому что она…

Вдруг он опять откуда-то издалека посмотрел на меня, на секунду задержал дыхание, как если бы собрался нырять, и действительно «нырнул», погрузившись в свое профессиональное занятие. Что ж, мне было велено улыбаться, я и улыбалась, наблюдая за Арни.

А вдруг у меня сейчас такое же забавное выражение лица, какое было у Арни, когда он наблюдал за моими действиями в кухне? Значит, он и нарисует меня с этим выражением? Какая уж тут Джоконда!

– Извини, Арни, но ты так и не договорил про Джоконду. Ты знаешь, почему она улыбалась?

Он оторвался от работы и улыбнулся не менее загадочно.

– Неужели ты знаешь? Этого ведь не знает никто, – не отставала я.

– Если хочешь, я расскажу, чтобы тебе не было скучно. Только я неважный рассказчик, Ирен.

– Это легенда или ты сам придумал?