Текст книги "Рандеву с замком"

Автор книги: Натали де Рамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Натали де Рамон
Рандеву с замком

Пролог

Моей подруге Иннес Кроупени и нашим бабушкам

Сентябрь с примерным постоянством декорирует викторианские окрестности озера Шамплейн, штат Вермонт, в стиле барокко. Воды приобретают изящную гладкость зеркал, лазурь неба несколько припудривается, и на ней в роли мушек а-ля Людовик XIV размещаются пара-тройка куртуазных беленьких тучек, завитых и уложенных по всем правилам куаферского искусства времен самого Короля-Солнце. Багрянец, золото, благородные оттенки старой меди, глубокие бархатные тона темно-зеленых и пурпурно-лиловых кленов, причудливая резьба теней и щедрая вышивка садовыми цветами: желтые, рыжие, рыже-оранжевые и рыже-красные, просто красные и розовые с золотым отливом, мохнатые желтые и желтые колокольчиками, мелкие апельсиновые звездочки и толстые дурманные соцветия пастельных тонов от сиреневато-белого до густой, отсвечивающей червонным золотом охры.

Несомненно, все они, как любое уважающее себя растение, обладали именами, гордыми и сложными, с привкусом средневековой латыни, а оттого похожими на названия лекарств, которых в ежедневном рационе миссис Дональд Уоллер имелось более чем достаточно, особенно с учетом очередного осеннего обострения болезни Альцгеймера. Так зачем же мучить свою несчастную память, заставляя ее вспоминать имена цветов, когда можно и просто так любоваться красными, желтыми, золотыми, охристыми, лиловыми, белыми россыпями на ухоженных клумбах перед балконом? Зачем вспоминать имена птиц, если и так понятно, что вон та – серенькая с полосатым хвостиком, эти – голубые в желтых шапочках, а у этой самый длинный хвостик и вся она такая ладненькая, кругленькая, как… Как же называется то, на что – или на кого? – похожа эта птичка?..

Впрочем, неважно! Гораздо приятнее и – что самое главное, намного успешнее – заставлять упрямую память восстанавливать не названия цветов и птиц, а события. Например, свадьбу мисс Кэролайн Катнер и мистера Дональда Уоллера: вот его рука – энергичное, обжигающее прикосновение – берет ее «куриную лапку» – тут миссис Уоллер невольно улыбается и рассматривает свою маленькую сухую кисть, с годами ставшую еще больше соответствовать шутливому прозвищу, данному мужем, – чересчур густая и пышная фата сваливается невесте на глаза, но она не может поправить ее – в одной руке колоссальный букет, а другую держит Уоллер, – и она беспомощно бормочет:

– Милый, поправь мне фату, я ничего не вижу!

– Сейчас, – шепчет он, надевая ей кольцо, а оно почему-то не хочет лезть на ее безымянный палец. – Сейчас, сейчас… Сейчас, потерпи, моя курочка… Сейчас, я аккуратно, я не сделаю тебе больно…

Те же самые слова он шептал и в спальне, когда вдруг с изумлением обнаружил, что она в тридцать один год – девственница. А как же могло быть иначе? Кэролайн ждала своего Дональда всю войну, и даже дольше – они поженились только в сорок седьмом, сразу же, как он только вернулся, в тот же месяц, – но почему дольше? Надо вспомнить. Жених Дороти Кембел вернулся в сорок пятом, и сыновья миссис Перидж, и даже садовник Катнеров – Билли Винс… Рыжий, огромный, он служил на флоте… Он тоже сразу женился на своей девушке – горничной миссис Катнер. Она была ужасно толстая и смешливая, но ждала его. Тогда все девушки ждали! Как же иначе… Но вот Нэнси Бермингейм не дождалась, и Энни Моррисс. И Шерон Руопенвурм, и Нелл… Боже мой, как же полностью звали Нелл, она ведь моя кузина? Или это не вернулся мой кузен? Господи, как же его? Кузен, кузен…

Довольно, одернула себя миссис Уоллер, я вспоминаю только хорошее: свадьбу, первую брачную ночь… Стоп, но почему же мы поженились только в сорок седьмом? Где Дональд пропадал так долго? Миссис Уоллер потерла лоб, как бы массируя несговорчивую память. Так, он был военным корреспондентом в Европе, да, да, я хорошо помню! В газете своего отца, правильно, приободрилась миссис Уоллер, нам, клану Уоллеров, до сих пор принадлежит пятьдесят два процента акций газеты «Морнинг…», «Морнинг…»…

Неважно! Самой популярной газеты штата Айдахо, вот и все, и так ясно, успокоила себя миссис Уоллер, надо сосредоточиться на событиях, а не на именах с названиями, так всегда советует доктор Моргенштерн. Он очарователен, этот Моргенштерн, и у него есть дочка. Хорошенькая. Шерил. А что, если познакомить ее с моим внуком? Майклу давно пора жениться, он ведь баллотируется в сенат Оклахомы… Ужасный штат! Унылая жара и напыщенный народец, помешанный на своей нефти и мясе…

То ли дело в родном Вермонте! Миссис Уоллер обвела взглядом простиравшуюся перед ее балконом живописность, с наслаждением втянула ртом и носом свежий сентябрьский озерный вермонтский воздух и осталась очень довольна собой, потому что, залюбовавшись пейзажем, сумела удержать в голове последнюю мысль. Очень дельную, между прочим: Майкла нужно срочно женить, ведь у холостяка очень мало шансов на выборах, пусть даже он баллотируется в «удельном княжестве» своего клана. Докторская дочка – неплохой вариант, если уж Майкл так страстно отвергает все выгодные партии с женским потомством Морриссов, Бирмингеймов и даже Руопен… э-э-э… Руопен… Неважно, все равно он их отвергает. А докторская дочка, пусть даже и бесприданница, привнесет Уоллерам не только свежую кровь, но и очень хороша в качестве жены будущего сенатора – ясно же, что докторские дочки просто с пеленок предназначены для занятий благотво… благотво… тво… Ну, как принцесса Диана посещать приюты и больницы, впрочем, леди Ди, кажется никогда не была докторской дочкой… Или была? Нет! Нет, конечно. Общеизвестно, что ее отец был лесником. Или лесником был папаша Золушки?..

– Миссис Уоллер! Как поживаете?

Миссис Уоллер повернула голову. По балкону к ней приближался Сэмюель Брунсберри. Ее поверенный и… Как всегда при появлении Брунсберри, миссис Уоллер мысленно зарделась: до чего же хорош, но как бессовестно молод! Почему бы этому сорокадвухлетнему атлету с ранней белоснежностью шевелюры и спортивным загаром не появиться бы при ней в качестве поверенного лет эдак двадцать пять – двадцать семь назад? Она осталась вдовой в шестьдесят два, и тогда, даже невзирая на двадцатилетнюю разницу в возрасте, можно было бы… Ну, не то что бы действовать на манер леди Чаттерлей, это не в стиле миссис Уоллер, а все-таки придумать более приятную причину деловых свиданий, нежели единственная возможная: каждый день в одно и то же время мистер Брунсберри должен являться к миссис Уоллер для того, чтобы заново переписать или хотя бы перечитать завещание вдовы для освежения ее травмированной Альцгеймером памяти.

Миссис Уоллер вежливо улыбнулась и взмахнула рукой.

– Рада видеть вас, Сэмюель. – Называть юного поверенного по имени – вот единственная вольность, которую она могла позволить себе. – Чудесный денек, Сэмюель, не правда ли?

– Именно так, мэм. Вот, – Брунсберри протянул ей телефонную трубку, – некая мадам Флер, как она представилась. Звонок междугородний. Я проходил через ваш кабинет и позволил себе ответить. Насколько я понял, мэм…

– Благодарю вас, – кивнув и перебивая невольно, – извините, Сэмюель. – Миссис Уоллер взяла радиоустройство, приложив все усилия к тому, чтобы ненароком не коснуться руки соблазнительного поверенного. – Слушаю вас, мадам Флер.

– Добрый день, миссис Уоллер. Или добрый вечер? Может быть, у вас уже вечер, никак не соображу из-за разницы во времени. Алло, миссис Уоллер, вы меня слышите?

– Да, да, – подтвердила миссис Уоллер и даже покивала, хотя собеседница на том конце провода вряд ли могла увидеть ее кивок. – Я слушаю вас, мадам Флер.

Мадам Флер, мадам Флер… – миссис Уоллер мучительно терла свой лоб – кто бы это могла быть? И почему «мадам», если она говорит по-английски? Или она француженка? Бельгийка? Швейцарка? Где еще к женщинам обращаются «мадам»? Ох, ну конечно же – там в Канаде, где говорят по-французски! В Монреале живет моя тетушка, обрадовалась миссис Уоллер, да-да, тетушка Бетси! Она замужем за… Боже мой, за кем же она замужем? О нет… Тетушка Бетси умерла еще до рождения Майкла…

– Видите ли, миссис Уоллер, – собеседница выразительно помолчала, – вы, я думаю, понимаете, что мне очень неловко… Вернее, я хочу сказать, что это вам должно быть…

– Вы звоните из Канады?

Миссис Уоллер нашла, что лучше спросить в лоб, нежели теряться в догадках. Во всяком случае, если эта мадам Флер какая-то родственница, например дочь или сноха тети Бетси, то она должна знать о проблемах с памятью миссис Уоллер. Все родственники это знают и давно не обижаются, если она вдруг не узнает кого-либо, тем более по телефону.

– Нет, что вы. С чего вы взяли?

– Значит, из Франции? – с надеждой разведать о собеседнице побольше поинтересовалась миссис Уоллер.

– Конечно, я уже много лет не покидаю Жолимон.

– Жо-ли-мон? – Миссис Уоллер беспомощно заморгала и уставилась на Брунсберри.

Тот кашлянул и пожал плечами.

– Надеюсь, там хороший климат? – деликатно добавила миссис Уоллер, потому что из трубки доносилось только хрипловатое дыхание с того берега океана.

– Я бы не сказала, что самый лучший, – наконец отозвалась мадам Флер, – но все самое лучшее в моей жизни связано именно с ним. – Слова «лучшее в моей жизни» были произнесены с некоторым пафосом в отличие от «лучший», относящегося к климату. – И я… Я бы хотела поговорить с вами именно о нем.

– Да, пожалуйста, – выдавила миссис Уоллер, тоскуя об утраченной памяти: интересно, была она в этом Жолимоне или нет? И вообще, что это – город, поселок, штат, провинция?

– Видите ли, у мистера Уоллера есть дочь. Э-э-э… Незаконнорожденная. А у нее в свою очередь…

– Она хорошенькая? – Сообщение о чьей бы то ни было дочери всегда очень волновало миссис Уоллер.

– Хорошенькая? – переспросила мадам Флер и неожиданно фыркнула. – Может быть. Блондинка с бюстом на любителя. – И хохотнула еще раз.

– Почему вы смеетесь? – обиженно сказала миссис Уоллер. – Блондинки часто бывают очень хорошенькими, даже крашеные, например, Мэрилин Монро или… – Тут миссис Уоллер хотела назвать леди Ди, но она не была уверена, красилась ли принцесса Диана или была белокурой от природы, да и вообще не совсем уместно поминать несчастную принцессу всуе, хотя такой удобный повод поинтересоваться, кем был ее отец, ведь мадам Флер живет во Франции, а это совсем близко от Соединенного Королевства. – Кстати, мадам Флер, а кто ее отец? – тем не менее не сдержала любопытства мадам Уоллер. – Лесник? Как у Золушки? Или премьер-министр?

– Ах, как же мне не смеяться, милая вы моя мадам Уоллер!

Мадам Флер хохотала уже высоковатым контральто, как если бы она была опереточной дивой и исполняла бы ту самую арию из «Летучей мыши», где «все смеются – ха-ха-ха! И смеются – ха-ха-ха!» или что-то в этом роде. Или это вовсе не из «Летучей мыши?» – задумалась миссис Уоллер, а мадам Флер неожиданно закашлялась и заявила севшим от смеха голосом:

– Да знала бы я, что у вас такое очаровательное чувство юмора, я бы позвонила вам двадцать с лишним лет назад!

– Двадцать пять?

– Ха-ха-ха! Вы меня уморите, душечка! Называйте меня просто Джессика! Просто Джесс!

– Двадцать шесть?

– Двадцать семь, дорогая! Двадцать семь лет назад мы могли бы стать замечательными подругами! А я так мучилась, так переживала! Можно, я буду называть тебя Кэролайн?

– Н-ну, раз уж мы с тобой подруги, Джесс, не могла бы ты напомнить мне, э-э-э… о чем мы говорили? – ужаснулась миссис Уоллер и снова в поисках поддержки посмотрела на Брунсберри, а мадам Флер снова захохотала.

– Жолимон, блондинка, – внятно прошептал поверенный.

– Жолимон, блондинка, – радостно повторила миссис Уоллер, вызвав новый приступ хохота и кашля за океаном.

– Ну пожалуйста! Ну моя милая Кэролайн! – похоже, уже сквозь слезы взмолилась Джессика. – Не надо больше! Мне нельзя так много смеяться! У меня начнется приступ астмы!

– Бедняжка, – посочувствовала миссис Уоллер. – А у меня, знаешь ли, болезнь Альцгеймера, это так утомительно. Но астма, по-моему, еще хуже, хотя, кажется, от нее бывают уколы? Если бы ты жила поближе, моя Молли могла бы и тебе делать уколы. У нее такие нежные руки! И она умеет настаивать травы. Ты обязательно должна пить травы!

– Спасибо тебе, – сказала Джессика и вдруг всхлипнула. – Наверное, Дональду было очень хорошо с тобой…

– Ты помнишь Дональда?

Джессика вздохнула так глубоко, что у миссис Уоллер даже зашумело в ухе и от этого в голове началось какое-то движение. И миссис Уоллер, радуясь своей догадке, предположила:

– Это твоя дочь?

– Нет. У меня нет детей.

– А блондинка? Ты же говорила мне про блондинку?

– Она его дочь, но не моя, – хрипло произнесла Джессика и надолго закашлялась. – Извини, Кэролайн, – через какое-то время сказала она. – Я не должна была смеяться и говорить так много. Короче, я завещаю Жолимон ей. Моими делами занимается «Гранд Жюст», контора мэтра Ванвэ. В Париже. – Джессика вновь надрывно закашляла. – Я прошу тебя, Керри! В память о Дональде не судись с ней! Обещай мне!

– Да, Джесс, конечно. Но… Но тебе обязательно нужно пить травы! Ты так кашляешь!

– Ты фантастическая женщина! Я восхищаюсь тобой! Значит… значит, ты клянешься? Ты… ты не отнимешь у нее замок?

Замок? Какой замок? Миссис Уоллер была ошеломлена. Откуда он взялся? О каком замке говорит эта Джессика? Но, но… Мысли в голове миссис Уоллер беспомощно путались, как распущенные волосы, когда ветер дует в спину. Но ведь это же здорово, что у блондинки будет замок! Как-никак она – дочь Уоллера. Незаконная, правда… Ну и что? Это же замечательная партия для Брунсберри! Блондинка, да еще с замком!

– А как ее зовут, Джесс? И она точно блондинка?

– Блондинка. Но, но… Поклянись, Кэролайн!

Миссис Уоллер поклялась. Она даже подняла вверх открытую ладошку! И заговорщицки посмотрела на Брунсберри. Я сделаю тебя счастливым, подумала она, обязательно сделаю, ох, только бы не забыть еще раз спросить имя будущей невесты-наследницы. И, не откладывая дело в долгий ящик, миссис Уоллер так и поступила, в ответ же мадам Флер произнесла какую-то абракадабру: сочетание букв более подходило лекарству или растению. Ну и имена дают женщинам в Старом Свете! – ужаснулась миссис Уоллер, но самое страшное, что она никогда в жизни не сможет повторить такое экзотическое имя!

– Джесс, мне так хочется познакомиться с ней, бедняжка ведь не виновата, что Дональд скрыл ее от меня. – Находчивость всегда была отличительной чертой миссис Уоллер.

– Дональд и не подозревал о ее существовании. Она родилась после того, как…

– Ну, что теперь ворошить былое, – мягко перебила миссис Уоллер. – Не могла бы ты продиктовать по буквам ее имя?

– Хорошо, – согласилась Джессика, – только имей в виду, что…

И она произнесла еще несколько каких-то слов, но миссис Уоллер уже не расслышала, каких именно, потому что быстро сунула трубку Брунсберри, показав глазами на ручку и блокнот. Письменные принадлежности всегда лежали рядом с ее креслом на балконном резном столике.

После разговора с вдовой своего бывшего мужа Джессика Флер, в замужестве Уоллер, испытала необыкновенное облегчение. Впрочем, может быть, и не стоило звонить Кэролайн, а просто отослать завещание в контору мэтра Ванвэ. И вовсе не сегодня или завтра, а еще двадцать семь лет назад, когда она его составила. Примерно через год после смерти Дональда Уоллера, о которой она узнала с опозданием из ошеломившей ее газетной статьи. Но не это событие стало решающим для завещания в пользу потомства непризнанной – потому как неведомой – дочери мистера Уоллера, а вероломный поступок, наглая ложь очень близкого человека, почти сына, которому Джессика Флер некогда планировала завещать свой замок.

Самое же первое и единственное до сих пор завещание, если не считать этого лежащего перед ней на письменном столе слегка пожелтелого от времени листка, Джессика Флер, в те поры почти свежеиспеченная миссис Дональд Уоллер, написала почти шестьдесят лет назад – в сорок шестом, когда заботливый супруг приобрел французскую недвижимость на ее имя.

Ей было чуть больше двадцати одного – им только-только позволили пожениться, а ему – двадцать девять. Молодые, отчаянные американцы: девушка-фотокорреспондент и парень-репортер, прошедшие огонь и воду, выбравшиеся живыми из самой жуткой на то время войны. Впереди была жизнь, она казалось бесконечной и бесконечно же счастливой. Потому и составленное юной владелицей замка завещание получилось не особенно серьезным: разве мог один из них предположить, что умрет когда-либо?

Тем не менее нотариус, оформлявший купчую, настаивал на немедленном завещании. И Джессика, захлебываясь от смеха, написала, что в здравом уме и трезвой памяти – ей особенно нравилась формулировка про трезвую память: после войны американцы в Европе редко бывали трезвыми, – так вот, в этой самой трезвой памяти юная миссис Уоллер завещала замок мистеру Уоллеру или его второй по счету жене, если вдруг – что совершенно нереально! – мистер Уоллер женится вновь и отправится к праотцам гораздо раньше жен номер один и номер два. В случае смерти жены номер два замок переходил к женам номер три, номер четыре, номер пять… Веселились Уоллеры в тот день так, что пару раз падали с кровати в промерзшей комнатенке какой-то жутко облезлой крошечной занюханной парижской гостиницы.

В марте сорок седьмого все было кончено. Дональд уехал в Америку, и с тех пор Джессика не видела его никогда. Разводом занималась юридическая контора «Гранд Жюст», адвокат советовал теперь уже мадам Флер – девичья фамилия Джессики больше подходила для владелицы французского замка – написать другое завещание, но она суеверно отказалась. А потом, потом…

Впрочем, как сказала Кэролайн, – до чего же она все-таки славная, улыбнулась Джессика, – не стоит ворошить былое. Я сделала для Эдуара все, что могла, большего даже родная мать не сделала бы для сына… Джессика вздохнула и посмотрела через стол в окно: только небо, как всегда, только небо. А если подойти ближе, то будет видно море. И они будут всегда – небо и море, – им все равно, буду я или не будет меня…

Джессика оперлась руками о стол, тяжело встала с кресла, приблизилась к окну. Море слегка штормило. Не особенно сильно, а так, скорее даже кокетливо, по обязанности: дескать, я море, мне положено штормить возле Сен-Мало, вот я штормлю, хотя, если честно, мне и не очень-то хочется.

Старая женщина вернулась к столу, вытащила из ящика чистый конверт, написала на нем парижский адрес. «Гранд Жюст». Мэтру Ванвэ. Рядом с белоснежным конвертом листок завещания выглядел таким старым! Надо бы написать мэтру Ванвэ и объяснить, почему я хранила завещание столько лет у себя, подумала она. Или?.. Или все-таки поступить в пользу Эдуара Брунара? Пока не поздно.

Нет, теперь уже поздно. Она рассказала о своем решении Кэролайн, получится более чем некорректно. Да просто стыдно получится, что уж там жеманничать – «некорректно»… Брунар сам виноват! Она уже собралась было завещать замок ему, даже вызвала сегодня специально, чтобы сообщить об этом. А он приволок свою идиотку племянницу! Джессика шумно выдохнула, раздув ноздри. Это же надо быть такой кретинкой, чтобы советовать ей, ей – Джессике Флер! – на старости лет продать замок! Или еще лучше – передать Жолимон государству!

– Какому такому государству? – поинтересовалась Джессика.

– Франции, конечно, – не моргнув, ответила амбициозная девчонка, представившаяся опытным агентом по недвижимости. – Или вы все еще гражданка Соединенных Штатов?

– Я подумаю, – уклончиво ответила «все еще гражданка», предложила дяде и племяннице чувствовать себя как дома, гулять вдоль моря и наслаждаться ее кухней, а сама позвонила на междугороднюю станцию, попросила соединить ее со справочной штата Вермонт и уже через четверть часа услышала голос миссис Уоллер. Жены номер два.

Она милая, улыбнулась Джессика. Как спокойно она восприняла известие о незаконной дочери собственного мужа! Даже обрадовалась! Потрясающе. И как кротко шутит… Нет, она не станет судиться с девочкой из-за замка. А вдруг? Она ведь не одна, там целый клан этих Уоллеров. Ну, пусть попробуют! Завещание составлено хоть и давно, зато на загляденье. Джессика любовно погладила листок рукой, чувствуя себя доброй феей, которая вот-вот осчастливит бедную Золушку. Жаль, конечно, что Джессика не увидит ее радости, но все равно приятно знать, что после смерти кто-то сочтет тебя доброй феей.

– Фея, фея, – пробормотала Джессика. – Так, теперь осталось только уничтожить мою переписку, чтобы у этого дядюшки Брунара и его пронырливой родственницы не было ни малейшего шанса, – тут Джессика отмерила большим пальцем размер шанса на ногте указательного, – урвать хоть вот такой кусочек, – измерительный прибор переместился на самый край ногтя, – от моего замка.

Она выдвинула нижний ящик стола, посмотрела на ровные стопочки писем, перевязанные резинками. Нужно разводить камин, как же не хочется! Я не пользовалась им с самой весны, обязательно примется дымить в первую топку, займусь-ка я этим завтра, я ведь не сегодня планирую умирать. А завтра можно будет развести костер где-нибудь в саду вместе с садовником. Садовник, садовник, садовник молодой… Джессика вернула ящик стола в исходное положение, откинулась на спинку кресла и совсем по-девичьи улыбнулась своим мыслям.

Часа через полтора в дверь ее кабинета постучал Брунар. Он намеревался попросить прощения за необдуманные речи своей племянницы, высказанные якобы без всякого согласования с ним. Дескать, он всего лишь хотел представить любимую малышку Пат своему самому близкому другу и покровительнице, а неразумная девчонка завела такие несуразные разговоры. Брунар постучал снова, уже громче. Из кабинета по-прежнему не доносилось ни звука. Он осторожно приоткрыл дверь.

Близкий друг и покровительница сидела в кресле. Она улыбалась и широко распахнутыми глазами смотрела в потолок.

– Мадам Флер! – позвал Брунар. – Джессика!

Улыбка и неподвижные светлые глаза.

Брунар затворил дверь и торопливо приблизился.

– Джессика! Тетя Джесси! – совсем по-детски добавил он.

Безмолвие.

Брунар огляделся по сторонам, словно в кабинете мог кто-то прятаться, кашлянул и, резко выбросив вперед правую руку, потрогал артерию на шее, стараясь не смотреть в глаза женщины. Оттого его собственные скользнули по письменному столу. Адрес «Гранд Жюст» на новехоньком конверте, а под ним… Рука Брунара, моментально забыв про поиски пульса, уже подносила желтоватый листок к его глазам.

«В здравом уме и трезвой памяти»… – прочитал он. «Мой замок Жолимон со всеми принадлежащими ему постройками и угодьями, банковские счета»…

И имя этой особы… «В случае смерти которой замок переходит ее потомству»… Проклятье!

«Свидетели подписали… Управляющий Жолимоном Эрнестино Ванетти»… – подхалим итальяшка, прокомментировал Брунар. «Келарь аббатства Мон-Сен-Мишель о. Пом»… Ниже стояла подпись самого настоятеля, дата и печать аббатства.

Ах какие мы благочестивые дамы! Подумать только! Брунар чувствовал, что еще секунда – и он вцепится в горло покойнице. Проклятье, проклятье, проклятье! Он, Эдуар Брунар, служил мадам Флер верой и правдой чуть ли не со дня собственного рождения, а она? Да как она посмела!

Но ведь Ванетти помер лет десять назад! – осенило оскорбленного в лучших чувствах верного поверенного мадам Флер, когда до него дошло, что завещание датировано октябрем семьдесят шестого. В Мон-Сен-Мишеле уже года три как молодой настоятель, сомнительно, чтобы и келарь Пом до сих пор загостился на этом свете…

Почившую с улыбкой на устах хозяйку обнаружила горничная, когда принесла ей вазу с букетом свежих хризантем – до голубизны белых, – выведенных некогда садовником Жаном и названных им «Фея» в честь голубоглазой феи Джесс.

Горничная вскрикнула, хризантемы тут же очутились в луже воды среди осколков стильной китайской вазы династии Мин на мохнатом ковре ручной средневековой монашеской работы. Замок Жолимон охватила паника.