Текст книги "Сталкерша (СИ)"
Автор книги: Натали Бэнкс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Глава 13. Эта жизнь. 13.1
Мы встретили Новый год, как полагается: всей семьей, хоть она мне и чужая, с оливье, «советским» шампанским и радостными улыбками. Вот только моя улыбка не сочеталась с остальными, потому что я искусственно ее натягивала, боясь случайно обнаружить свое истинное, неприглядное нутро. Меня окружили теплом и заботой, а мне было так некомфортно, что я едва сдержалась, чтоб не причинить себе хотя бы небольшую боль. Да и в голове барабанным боем стучит разговор Марка с отцом, одновременно и совсем реальный, и абсолютно галлюцинаторный в силу своей нелогичности.
Первого января Марк взял меня за руку и сказал, что у него есть для меня сюрприз, которым оказался маленький, словно пряничный домик в снежной глуши. Его как будто вырезали из поздравительной открытки и вставили в реальность. Моя новая реальность вообще неправдоподобно идеальная. И это Марк творит для меня эту сказку. Иногда мне кажется, что он даже слишком старается. Наверное, потому что я этого не заслуживаю. Этого заслуживала его жена, которую он бросил ради меня.
Если подумать, я для него такая же картинка ─ красивая, но плоская. Даже хуже того. Я приобрету объем, только если все ему расскажу, но я даже подумать об этом боюсь.
Провожу пальцами по мягкому белому меху, на котором полулежу и натягиваю на грудь съехавшую простыню. Марик целует меня в плечо и проводит по коже кончиком языка. Запускает руку под простыню и, по-хозяйски уложив ладонь мне на грудь, шепчет, до костей пробирая звенящей хрипотцой, которая оттеняет его красивый баритон:
─ Поздно стесняться! ─ Прижимается к моей спине. ─ Закрой глаза!
Закрываю глаза и жду, пока его голос вызволит меня из темноты. Мне теперь страшно надолго закрывать глаза ─ неважно бодрствую я или сплю. Они всегда ждут меня там, в темноте. По звукам и ощущениям понимаю, что он встал, сделал несколько шагов и вернулся. Ласковые руки вновь обнимают меня, а бархатный шепот прогоняет страхи:
─ Открой глаза!
Открываю и почти впадаю в истерику: дыхание перехватывает, а сердце начинает биться так быстро, что хочется кашлять оттого, что оно трепещет в горле. Марк держит передо мной маленькую коробочку. В таких дарят ювелирку. Обычно помолвочные кольца.
Оттягиваю крышку, чуть не уронив коробочку ─ пальцы трясутся, словно бомбу обезвреживают. Сережки. Деликатный жемчуг мягко мерцает на черной бархатной подложке. Нестареющая классика. Слишком нежная для меня.
─ Спасибо, Марик! Они очень красивые, ─ говорю я дребезжащим, словно разбитым кувалдой голосом.
─ Ты думала, что там будет кольцо? ─ спрашивает он, аккуратно вдевая гвоздики в дырочки на мочках.
Марик такой тактильный, что мне еще стыднее быть с ним. Я умираю от нежности и чувства вины, каждый раз, когда он протаскивает свои астеничные пальцы сквозь мои волосы, осыпает меня поцелуями от корней волос до кончиков пальцев на ногах, обнимает снова и снова. Его нежность ─ это лекарство. И наказание. Я ее не заслужила. Монстров нельзя жалеть и, тем более, вкладывать в них столько любви.
─ Да, наверное…, ─ киваю я, понимая, что такая реакция для него сродни пощечине.
─ У тебя были такие испуганные глаза, и сейчас ты явно испытываешь облегчение.
─ Марк, я…
─ Не готова, ─ продолжает он за меня со снисходительной улыбкой. ─ Я знаю… Я очень хочу, чтоб мы поженились, но со временем. Не хочу сейчас смущать тебя предложением. Не хочу травмировать, ведь ты так боишься сильных эмоций. Даже если они положительные.
─ Марк ты чудо! Я тебя не заслужила!
─ Машенька, люди ─ это не подарки судьбы. Их не надо заслуживать хорошим поведением! Во-первых, ты все и всех идеализируешь из-за своего чувства вины, а во-вторых, не только ты выбираешь, но и тебя! Я тебя выбрал. Выбрал не только чтоб любить и заботиться, но и, чтоб наслаждаться твоей любовью.
─ Марк, ты так плохо меня знаешь! ─ восклицаю я.
─ А ты меня хорошо знаешь? ─ спрашивает он, прищурившись.
Марк удобно устраивает голову на моих коленях, и я любуюсь его глазами, которые становятся почти изумрудными, когда в них отражаются длинные темные ресницы. Когда мы максимально близки, они становятся мокрым от слез и слипаются попарно, за счет чего начинают напоминать кукольные. Не хочу отпускать его в такие моменты. А потом, когда Марк тихо спит на моем плече, готова гнать его от себя, лишь бы не навредить. Люблю его так, что внутри все бьется со звоном.
─ Не знаю, Маркуша. Если говорить о фактах твоей биографии, то почти не знаю, но, с другой стороны, у меня есть знания получше: я изучила каждый твой атом!
─ Давай поиграем в игру! ─ предлагает он. ─ Мы сейчас зададим друг другу по три вопроса. Я не буду допытываться, что ты натворила. Обещаю! Мне это неважно. Ты сама расскажешь, если захочешь. А меня можешь спрашивать о чем угодно. Начинай!
─ Ты скучаешь по ней?
─ По кому? ─ Смотрит на меня вопросительно.
─ По своей девушке. Той, которая умерла, ─ блею я. Это плохой вопрос, а я дура, но мне нужно убедиться в том, что он видит во мне меня, а не ее. Как же это эгоистично! В стиле старой Маши, которой я больше быть не желаю.
─ Не знаю, это сложный вопрос. Это было словно в другой жизни. Словно наваждение. Понимаешь, о чем я говорю?
О да! Я понимаю тебя, Марик! Вот только твое наваждение объясняется простой влюбленностью, а мое ─ тяжелым психическим расстройством, на которое ты упорно не обращаешь внимания.
Киваю. Игра набирает обороты: он задает вопрос, который бьет под дых не слабее моего:
─ Ты кого-нибудь любила по-настоящему?
─ Да, наверное!
Может, любила, а, может, это все мое сумасшествие.
─ А он тебя любил? ─ спрашивает ревниво. Меня ласкают эти ревнивые нотки, хотя и неправильно так реагировать.
─ Нет! ─ отвечаю уверенно; это легко было прочитать по Диминым глазам.
─ А меня ты любишь так же сильно? ─ продолжает он разрывать пальцами мои едва затянувшиеся раны. ─ Мне важно это знать. Важнее, чем твой секрет.
─ Да, Марк! Да!
Мне хочется кричать, что я люблю его не сильнее, а по-настоящему! Раньше я убить могла за любовь, а теперь готова сама умереть за любимого. Я теперь не эгоистка. Почти.
Вскакивает и просто врезается в мои губы поцелуем. Марк ласкает мой рот властно и напористо, а я позволяю ему владеть собой полностью. У меня богатый сексуальный опыт, и я могла бы ублажить его по-особенному, но наши интимные отношения как у подростков ─ простые, нежные и искренние.
Отрывается от моих губ, которые теперь влажные и теплые, и шепчет у виска, обжигая дыханием. Его слова ─ заряженный пистолет:
─ Что ты хочешь обо мне знать?
─ У тебя есть от меня секреты? ─ спрашиваю я на выдохе.
─ Любимая, я абсолютно честен с тобой! Я такой, каким ты меня видишь! Посмотри вокруг! Жизнь может быть идеальной. Она может быть сказкой, если ты позволишь!
─ Я даже близко не принцесса!
─ Еще какая принцесса! Только дракон живет внутри тебя, и мы вместе его усмирим. Знаешь, когда я впервые тебя увидел, понял, что влюбился без памяти.
─ Влюбился в незнакомку?
Вглядываюсь в его глаза, ища там нечто такое, что плещется в моих собственных: сумасшествие. Это ведь настоящее безумие влюбиться в психопатку, о которой ничего не знаешь!
─ Да, я увидел твои глаза и пропал, а потом ты змейкой скользнула под грязное, вонючее поездное одеяло и подчинила меня себе окончательно.
─ Все дело в случайном сексе? ─ спрашиваю с улыбкой.
─ Нет, ─ шепчет он, проникая под кожу шелковым ручейком. ─ Дело в девушке, с которой он произошел. Я не мог поверить своему счастью, когда ты наконец-то меня заметила. Мне было так больно в тот раз, когда ты просто прошла мимо.
─ Прошла мимо? ─ переспрашиваю я, не понимая, о чем он говорит. Ведь я сразу заметила Марка в купе.
─ Да, ─ поспешно пускается в объяснения. ─ Там, на вокзале, ты прошла мимо, не заметив меня среди прочих пассажиров, а я тебя приметил уже на перроне. Ты была такая красивая, что невозможно было не заметить.
─ Странно, что я тебя тогда не увидела.
Я не могла его не заметить. Это нормально для обычного человека пропустить кого-то в толпе, но шизофреник всегда внимателен к деталям. Если же ты шизофреник, который зацикливается на определенных людях, так и вовсе всегда фиксируешь в толпе черты, которые будоражат и сажают на крючок. И Марк так странно об этом говорит, словно мы познакомились совсем в иное время и в ином месте. Наверное, я опять галлюцинирую.
Глава 13. Эта жизнь. 13.2
─ Должен сюда хорошо подойти! ─ улыбаюсь я, затягивая на Ларисиной талии широкий ремень темно-коричневого цвета, благодаря которому изумрудное платье заиграло новыми красками, которые выгодно оттеняют зеленые, почти такие же яркие и выразительные, как у брата, глаза.
Отступаю на несколько шагов и выхожу из примерочной, придерживая занавеску. Образ, как и картину, лучше рассматривать с расстояния. Как же они с Мариком похожи, но он деликатнее, хоть и парень.
─ Ну как? ─ спрашивает она с пылающими от нетерпения щеками.
─ Ты очень красивая! ─ говорю без всякого лукавства. ─ Посмотри сама.
Поворачивается к зеркалу, которое висит у нее за спиной и, пару минут покрутившись вокруг своей оси, радостно взвизгивает, подскочив на месте. Лариса бросается ко мне и обнимает так эмоционально, будто я ей жизнь спасла, а не аксессуар подобрала.
─ Маш, у тебя такой тонкий вкус! Я так рада, что Марк наконец-то тебя нашел! ─ выдает она, задыхаясь от восторга.
─ В смысле нашел? ─ уточняю я обычным тоном, а сама пытаюсь спрятать лицо, сделав вид, что увлечена рассматриванием шмоток. Не хочу, чтоб она заметила мое замешательство.
Мне теперь все реплики кажутся подозрительными. И хуже всего то, что я не знаю, действительно ли все вокруг ведут себя странно, или это мой разум опять играет со мной в вышибалы.
─ Я имею в виду, здорово, что Марк наконец-то нашел себе подходящую девушку. Он же у нас такой особенный.
─ Особенный? ─ переспрашиваю я, чувствуя, как ухожу под воду.
Это словно игра в шашки или шахматы: удается нормализовать одну фразу и вдруг на ее место приходит еще более странная и пугающая. Марк замечательный: чуткий, добрый, терпеливый и жертвенный. Но почему он вдруг особенный? Жизнь научила меня, что в слове «особенный» нет ничего хорошего. Сомнительный комплимент.
─ Да, он очень талантливый пианист. Виртуоз, между прочим, ─ уточняет Лариса с гордостью.
─ Я думала, он специалист по оценке ущерба, ─ протягиваю я, не понимая, зачем Марк соврал мне.
─ С недавних пор, но раньше Марик постоянно брал первые места в международных конкурсах. А потом случилась та тупая ситуация, и он вернулся другим. Как отрезало. Просто в неистовство приходил, когда видел рояль.
─ Он мне об этом не рассказывал! ─ восклицаю я, роняя маску холодного спокойствия, и тут же спрашиваю о том, что резануло слух: ─ Почему ты назвала ситуацию тупой?
─ Слушай, Маш, ─ проговаривает она, положив мне руку на плечо. Не могу считать ее реакцию. Ей меня жаль? Или жалеет, что сказали лишнего? Я как компас, который рехнулся и крутится вокруг своей оси. ─ Ты поговори лучше с Мариком. Он замечательный у нас, но сильно травмирован. И ты ему нужна.
Я выдыхаю. Все это глупости. Просто мои тараканы подросли и стали белопанцирными мутантами. Хватит уже! Пора быть нормальной. Я пошла с его сестрой в ТЦ как раз ради Марика, а не ради шмотья, в котором пришлось погрязнуть.
Раньше я обожала наряжаться и покупать тряпки. Но после лечебницы меня старую словно счистили до костей, и уход за собой перестал приносить удовольствие. На тот момент выглядеть хорошо просто вошло в привычку, и я не стала замарашкой ─ просто лоск ушел вместе со стервозностью. Это первый раз за долгое время, когда я подбираю одежду. И себе платье купила, но это скорее для Марка. Платье цвета марсала, с открытой спиной. И это только добавка к подарку, а сам подарок еще надо придумать.
─Я позвала тебя на шопинг, потому что надеялась, что ты поможешь мне выбрать подарок для Марка. ─ С заискивающей улыбкой прошу я Ларису помочь. ─ Я так и не подарила ему ничего на Новый год.
─ Машунь, тут не парься! Все равно не угадаешь. Мой брат ─ человек творческий и трепетный, хоть и хорошо маскируется, ─ хихикает она. ─ Он равнодушен к вещам, но очень чутко отзывается на поступки. Так что просто устрой ему красивый романтик с собой в роли подарка! ─ лукаво улыбается девушка.
Краснею от безобидных слов. У нас уже было много нежных и красивых романтиков. Можно, конечно, придумать что-то погорячее, но мне так не хочется звать на помощь себя прежнюю, ведь после лечебницы мои сексуальные пристрастия тоже изменились ─ я стала словно пожизненная девственница-скромница, которая до чертиков боится собственной сексуальности. Если хоть частичку себя прежней выпущу, то рискую вернуться в полном объеме. Может, сначала и будет весело, но потом…Потом я его подведу.
─ Может, все же свитер или парфюм? ─ спрашиваю я с толикой почти угасшей надежды.
─ Тогда он просто сделает вид, что рад, но не думаю, что в этом будет особый смысл. Просто устрой ужин при свечах. Ты такая красотка в новом платье, что это переплюнет шмотки и одеколоны!
Марик предпочитает меня нюд. Нюд. Конечно! Мне нужно что-то, что нельзя снять или смыть, и что будет всегда напоминать о том, что я теперь только его.
─ Ты знаешь, у меня появилась идея! ─ Хватаю ее за руку и тащу прочь из магазина. ─ Я видела тату-салон недалеко!
─ Что ты задумала? ─ спрашивает Лариса, сверкнув колдовскими зелеными глазами и крепче схватив меня за руку.
Я тащу ее к выходу, раздумывая, где колоть больнее всего. Ключица. Левая, аккурат над сердцем.
Стою у окна и вглядываюсь в темноту. Мягкий хлопок двери. Тихие шаги. Его теплые, ласковые руки на моих голых плечах, а губы блуждают по шее, отчего вдоль позвоночника прокатывается рой мурашек.
─ Почему ты больше не играешь? ─ спрашиваю я без предисловия, но и без нажима.
─ Не могу, ─ тихо и проникновенно произносит он у самого моего уха. ─ Что-то внутри сломалось, и музыка ушла. Я уверен, что ты понимаешь, о чем я. Ты же сама гасишь свой естественный огонь, боясь вернуться к себе прежней.
Прижимает меня к себе и утыкается носом в ямку под сводом черепа. Его дыхание теплое и такое успокаивающее.
─ Откуда ты знаешь, что он во мне есть? ─ спрашиваю, почти перестав дышать.
─ Ты полыхнула там, в поезде, а потом закрылась в своем коконе и таишься даже от меня!
─ Тебе не понравится, что я скрываю! ─ произношу я умоляющим тоном, чтоб он перестал просить у меня то, чего я не могу дать. Не хочу.
─ Покажи мне, и я сам решу! ─ настаивает Марк, подталкивая меня к краю бездны.
─ Марик! ─ продолжаю я умолять, не будоражить то, что я держу глубоко внутри.
─ Ты уже не станешь собой прежней! ─ горячо шепчет он. ─ Это невозможно. Невозможно, даже если захочешь.
─ Я не понравлюсь тебе такой, какая есть на самом деле!
─ Дай мне шанс познать тебя настоящую. Можешь знакомить меня с собой истинной по шагам. Открывайся понемногу, если так легче. Я не тороплю, но хочу, чтоб ты доверилась мне полностью.
Киваю и прошу:
─ Марк, сними с меня платье!
─ С удовольствием!
Я перекидываю распущенные и завитые волосы на спину. Молния, которая начинается над поясницей, разъезжается с мягким жужжанием, и я делаю волну плечами, чтоб оно плавно соскользнуло с тела. Платье слетает на пол, и я перешагиваю его. Больше на мне нет ни нитки. Резко разворачиваюсь и позволяю Марку разглядеть подарок ─ его имя, написанное изысканным курсивом.
─ Господи, любимая…─ шепчет он, касаясь татуировки губами. Немного жжет и щекотно, а от его реакции я вся дрожу.
Мне понятен его намек. Марк хочет бешеных страстей. Они такими были в поезде, но только потому, что то был одноразовый секс. Что-то одноразовое не жалко сломать, а наши отношения ─ это уникальная драгоценность, на которую страшно даже дышать.
─ Мы не сможем построить чего-то настоящего, пока ты не доверишься мне полностью! ─ шепчет он, словно прочитав мои мысли.
─ Ты просто не представляешь, насколько я ужасна! ─ плачу я.
Он подхватывает слезинку, которая медленно соскальзывает по щеке, подушечкой пальца и слизывает ее.
─ Не надо плакать. Я все приму! Я все тебе прощаю! Слышишь?
Его пальцы, мокрые от слез, хватают меня за кончик подбородка и притягивают к себе. Все, что я сейчас вижу, ─ это его зеленые ведьмачьи глаза, которые ласкают меня и утешают.
─ Спасибо за подарок! Это было потрясающе, а сейчас станет еще лучше, ─ шепчет он в мои полуоткрытые губы и накрывает их поцелуем.
Повисаю у него на шее и отвечаю на поцелуй страстно, прикусив нижнюю губу. Почти до крови. Улыбается, как человека, который находится под действием легкого дурмана, подхватывает меня на руки и укладывает на кровать.
В поезде между нами не было романтики. Была моя агрессия или что-то очень близкое к ней. До рокового поступка и последующего лечения я считала, себя альфа-самкой, которая слишком хороша, чтоб лечь под мужика ─ мне хотелось доминировать, а потому я предпочитала быть сверху. Не стоит недооценивать мышечную память. Тело помнит все. Максимально отключите мозг и сразу это поймете.
Выныриваю из-под него и буквально одним движением, почти как в карате, заваливаю Марка на кровать, которая жалобно скрипнула всеми пружинами разом.
Хороший, чувственный секс всегда начинается с томления, а его-то у нас и не было, кроме раза в поезде. После всего, что со мной произошло, мне хотелось быть ведомой, хотелось подчиниться ему, устроив бой себе прежней. Мне нравилось, что Марк владеет мной, как и положено мужчине, но, вероятно, он по-настоящему зажигается, именно когда позволяет женщине рулить своим телом. Как бы мне хотелось верить, что в наших отношениях имеет значение только душевное единение, но нет. Любые отношения, даже легкомысленные, строятся на удовольствие, которое партнеры получают друг от друга в постели. Если кто-то из пары не получает то, чего страстно желает, такие отношения никогда не станут гармоничными. Я не планировала подсаживать Марка на секс, но сейчас все по-другому, и, возможно, у меня получится зажечь в нем желание вновь сесть за рояль.
Максимально медленно и полно выпускаю воздух из легких и начинаю медленно томить Марка предвкушением основного действа. Я стаскиваю с него футболку и начинаю губами проходиться по светлой коже, которая красиво контрастирует с моими почти черными волосами, что падают ему на грудь, и кроваво-красными ногтями, которые мягко царапают красивый торс. Марк ─ первый мужчина, чье тело я готова ласкать до изнеможения. Хорошо, первый, который мне это позволяет. Кончиком языка провожу от яремной ямки, вдоль всей груди и до пояса джинсов с низкой посадкой. Расстегиваю молнию, пока он зарывает пальцы в мои волосы, чтоб я уж точно поняла, что это то, что надо. В этом Марик не оригинален. Они все этого хотели. Все, кроме одного. Меня это не ранит. Это вполне нормальное желание, тем более, он столько раз спасал меня и врачевал мои раны.
Что ж, пришло время снова стать властительницей, которая оседлывает своего мужчину и забирает у него весь контроль ─ над темпом, глубиной проникновения, скоростью наступления кульминации. Он может немного повлиять на это руками, но Марк не станет.
Двигаюсь плавно, почти не фокусируясь на своих ощущениях, хотя я люблю позы, где девочка сверху. Меня полностью поглотили звездочки, которые горят в его глазах, и пальцы, которые ласкают мою грудь. Меня всегда возбуждали красивые мужские руки. У Марка они аристократичные и астеничные, а на пальцах грубые кольца в виде болтов, которые оттеняют всю утонченность. Теперь, когда я узнала, что это руки пианиста, и вовсе получаю больше кайфа от их касаний, нежели от механических движений внутри собственного тела.
Звезды в его глазах вспыхнули и теперь горят кострами инквизиции, а я ведьма, которая сводит с ума хорошего парня. Ускоряюсь максимально, позволив ему яркую и страстную разрядку. Падаю на мокрую от пота грудь и затихаю, наслаждаясь моментом. А Марк опять касается приятно-ноющей татуировки.
─ Сыграешь мне? ─ прошу я.
─ Тебе сыграю! ─ обещает Марик.
Девочки, прошу понять и простить автора за то, что так затянул с продой. Обещаю, что исправлюсь! Спасибо за терпение!
Глава 14. Прошлая жизнь 14.1
Сую пульсирующую болью и обильно кровоточащую руку под кран. Надо смыть кровь, чтобы понять, насколько все плохо. Как же больно, зараза! Меня словно бешеный пёс покусал. Или хуже того. Кажется, выхватил кусок плоти.
Когда кровь перестает литься потоком ─ ледяная вода помогла капиллярам сузиться, ─ критически осматриваю внушительную рваную рану, которая чуть не стоила мне большого пальца. Останется шрам. Любая другая уже бы грохнулась в обморок от шока и кровопотери. Я не любая. Если бы я была на месте горе-экстримальщика из «127 часов», то не стала бы тянуть резину и ампутировала кисть в первые часы заточения. Впрочем, у него не было блестящих навыков хирургического шитья и ледяного хладнокровия. Так что простим мужику его слабость.
Боль взбесила меня, а постоянный ор, в котором я нахожусь уже вторые сутки, почти довел до безумия. Пытает меня своими криками. Будто в чертовой «Гуантанамо» нахожусь, но там хоть «Rammstein» включали! Зависаю всего на мгновение, не позволяя себе уйти в шок, набираю побольше воздуха в легкие и выпускаю его вместе с отчаянным криком, таким тонким, что ему вторят дребезжащие стекла. На последних децибелах срываюсь на визг, который сливается с его тяжелыми, хриплыми криками, напоенными моей кровью. Голос у Димы порядком осип. Но пропадать не собирается.
В центре обеденного стола немым укором стоит прозрачный контейнер с перевязочными материалами, местной анестезией и прочим медицинским барахлом, которое в ходу во всех травмпунктах. Не зря приготовила. Как знала, что битва за любовь предстоит кровопролитная.
Еще повезло, что он разорвал зубами левую руку. Интересно, надо ли делать прививку от столбняка, если тебя покусал человек ─ самый страшный зверь в природе? Фиг с ним, я настолько бешеная сейчас, что прочее бешенство в моей крови просто сгорит.
Зубами снимаю колпачок со шприца с местным обезболивающим и с апломбом выплевываю его как дротик. Прижимаю покалеченную руку к столу ─ она то и дело вздрагивает от боли и травматического шока ─ и методично обкалываю вокруг раны. Надеюсь, что хоть сухожилие цело. Дышу максимально глубоко, пытаясь хоть немного расслабиться. Но не тут-то было! Его крики просто невозможно терпеть. Медленно отпускаю конечность, под которой уже успела растечься целая лужа, и скользкими пальцами нащупываю в кармане джинсов наушники. Выуживаю их, пачкая кровью, и вставляю в уши.
«…Не смотри в глаза; мертвые глаза УРАГАНАААА!!!», – гремит в ушах, пока я накладываю швы. Себя я еще не латала. Больно ─ пальцы то и дело теряют иглу. Надо было подождать, пока обезболивающее подействует, но он меня так достал, что я должна срочно принять меры. Ровно через одну песню и десять-двенадцать швов я ворвусь в комнату ураганом и заставлю Диму принять меня и мой план всерьез.
Я шью хорошо, но сейчас стежки просто отвратные ─ точно останется некрасивый шрам. Ладно, пусть так. Любовь ранит. Нет, все гораздо хуже. Она делает очень больно, оставляя раны на теле и рубцы на сердце. Дима там ревет от гнева и негодования, но мне ведь куда хуже от его безразличия и ненависти. Словно нутро полосуют ножами. Так активно полосуют, что боль в руке даже помогает, уравновешивая разность во внутреннем и внешнем болевом накале. Хорошо, что так, иначе меня бы уже разнесло в кровавую пыль.
Наконец отрезаю нить и хорошенько бинтую кисть, фиксируя выскальзывающий бинт зубами. Скидываю шовный материал и ножницы обратно в контейнер и фурией несусь к «любви всей своей жизни», которая уже порядком достала своим ором и нежеланием смотреть правде в глаза.
─ Что ты орешь? ─ взвизгиваю я, перекрыв его хрипловатые, надрывные крики.
Сравнивает меня с землей ненавидящим взглядом налитых кровью глаз ─ все сосуды полопались от постоянного напряжения. Еще бы! То орет дурниной, то пытается вывернуться из пут. Он так дергается, что первые два дня мне казалось, что либо веревки дадут слабину, либо поручень подведет. Случись такое, я бы уже не успела схватиться за шприц. Вместо любви в его глазах горит желание перегрызть мне сонную артерию. Дима так бы и сделал, но в зубах оказалась только моя рука, из которой добрый мальчик, готовый всем помогать, выхватил кусок мяса. Вон все губы в кровавой корке, которая потрескалась и отшелушивается багровым порошком.
Что ж, Димочка, если ты не хочешь нежную, любящую девочку, получишь злобную стерву, которая заставит повиноваться, сделав твое здесь пребывание настоящим адом.
─ Развяжи меня, сумасшедшая стерва! ─ вновь шипит он, готовый разорвать меня на части.
О Боги, как неоригинально! И ругательство тоже так себе. В первые сутки он меня как только ни поливал.
─ Оглянись, идиот! Тут шумоизоляция, как в бункере! Тебя слышу только я!
─ Чтоб ты сдохла, тварь! Сначала мою жену чуть не ослепила, а теперь держишь меня на привязи. Меня уже ищут, ─ выдерживает торжественную паузу, ─ и когда найдут, тебе конец!
─ Может, и найдут! Но ты уверен, что быстро? ─ спрашиваю я, плюхнувшись на стул, что стоит напротив кровати. ─ Я могу уйти, и тебя некому будет кормить.
Затыкается и продолжает сверлить меня злобным взглядом. Его красивые глаза обезображены кровавыми ободками вокруг радужек и ненавистью. Смотрю на него и понимаю, что разочаровываюсь. Алиюшка была в чем-то права: не такой уж он и красавчик. Да и рот как помойка. А главное ─ на меня злой, как взбесившийся кобель. Но…никто не смеет так со мной обращаться. Никто.
─ Я тебя понимаю, Дима. ─ беру со стола стакан, в котором еще не растаял лед, и делаю глоток воды. ─ Без еды человек может прожить месяц и больше. Но вода…Да, вода…Без воды не так уж и просто протянуть. Смерть от жажды очень мучительная.
Натужно сглатывает, гипнотизируя стакан в моих руках. Сложно представить, как сильно ему хочется пить. Дима уже третьи сутки отказывается от еды и воды, и единственное, что иногда просит, это подать «утку». Конечно! Голодать не так стыдно, как обделаться под себя.
Анализ мочи многое может рассказать о состоянии организма. Но бывают такие случаи, когда все понятно и без лаборатории. Его моча бьет в нос застоялым запашком, а ее цвет уже уходит в коричневый. Диме бы притихнуть, чтобы не терять так много жидкости с потом, но это не про него. Что ж, Диму можно уважать хотя бы за стойкость. Он и сам понимает, что почки скоро откажут и надо срочно восстановить водный баланс, но лучше сдохнет, чем попьет из поднесенного мною стакана.
─ Извинись за то, что ты сделал, и я дам тебе попить! ─ предлагаю я, делая еще один смачный глоток.
─ Пошла ты! ─ бросает он и опять начинает орать так хрипло и натужно, что эти звуки хуже воя пенопласта, которым натирают оконное стекло: ─ Помогите!
Я вскакиваю на ноги, выхватываю из напульсника, который теперь ношу не снимая, заготовленный шприц с миорелаксантом и подскакиваю к нему. Дима выкручивается и выламывается, как бесноватый на сеансе экзорцизма, а изо рта брызжет пенная слюна. Нет, это не бешенство или эпиприступ, просто секрет слюнных желез загустел из-за обезвоживания и взбился как сырой белок, ведь он предпринимает все новые попытки меня погрызть. Я злее. И проворнее. Хотя и вымотана еще сильнее, чем он. Хлопком втыкаю иглу в шею и прожимаю поршень.
Под аккомпанемент его стремительно стихающих воплей сползаю на пол, чувствуя себя мешком с костями. Меня колотит и хочется то ли плакать, то ли курить. В этот раз все будет жестко. Он затих, потому что все мышцы разом превратились в кисель, но весь фокус в том, что в шприце, помеченном красным маркером, не было снотворного. Да, да, Дима все чувствует и даже видит сквозь узкую щелку не до конца сомкнутых век.
Поднимаюсь на ноги. Чувствую себя развалиной, словно мне тоже вкололи нечто такое, что превращает мышцы в вареные макаронины. Пусть у меня и нет пока диплома, я все же врач и не дам ему сдохнуть от обезвоживания и вызванного им отказа почек.
Притаскиваю из прихожей стойку для капельницы и пару больших флаконов изотонического раствора. Готовясь к похищению, я перебрала все варианты развития событий. Даже те, что меня совсем не устраивали. А как иначе?
Хоть этот гад и втаптывает меня в грязь каждую секунду нашего взаимодействия ─ общением это не назовешь, ─ катетеризирую сразу левую подключичную вену, чтобы процесс пошел быстрее. В моем состоянии это не так уж и легко, потому что глубокие вены не видны глазу и их можно найти лишь по некоторым анатомическим ориентирам или под контролем аппарата УЗИ. Чтобы грамотно установить такой доступ, недостаточно быть хорошей медсестрой, в идеале надо работать анестезиологом или реаниматологом.
Бесцветная жидкость медленно стекает по прозрачной трубке, и я улыбаюсь, сама этого не желая. Справилась! Молодец…
Сажусь рядом с ним и смотрю, как раствор мерно капает в резервуар. Кап-кап-кап. Жаль, белого фона нет. Людей обычно угнетают больницы, а на меня созерцание сменяющих друг друга капелек действует успокаивающе: лучше, чем смотреть на огонь.
─ Вот видишь. Ты отвратительно себя ведешь, а я спасаю тебе жизнь. Позже еще питательный раствор дам. А если будешь упрямиться, поставлю желудочный зонд и буду кормить через него. Хотя нет, ─ вскакиваю на ноги. ─ Я тебе поставлю назогастральный зонд. Потому что рот тебе лучше держать закрытым.
Продолжаю разыгрывать из себя заботливую медсестру. Приношу лоток с водой, смачиваю кусок марли и принимаюсь оттирать свою же кровь с его губ. Вода в лотке становится мутновато-розовой, а его губы ─ вновь чистыми и манящими своей чувственностью. Достаю из кармана гигиеничку и наношу кокосовый бальзам толстым слоем. Мягкими массирующими движениями втираю жирноватую субстанцию в кожу, и пока он такой тихий и покладистый, накрываю губы легким поцелуем. Они теплые и приятные, но это все равно, что целовать согретую собственным дыханием куклу или человека в коме. Не заводит. Я хочу взаимности.
Что ж, настало время показать Диме, в чьей он сейчас власти. Я этого не хотела, но он меня вынудил. Вздыхаю и ставлю на край кровати чемоданчик с шовным материалом и всем тем, что нужно для накладывания швов.
─ Знаешь, мне надоело, что ты постоянно орешь. Помнишь, профессор как-то попросил меня устроить для вас неучей мастер-класс по накладыванию швов? Я встала перед аудиторией и стала шить шкурку банана. Мне было бесконечно скучно тогда! Сшивать живые ткани куда приятнее. Обычно я делаю это во благо, но с тобой применю свое мастерство в качестве воспитательной меры. Спасибо папочке, что шепнул про этот дивный способ закрывания грязных ртов!
