Текст книги "Сталкерша (СИ)"
Автор книги: Натали Бэнкс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
Глава 4. Прошлая жизнь 4.1
Яркое солнце выжигает глаза и сомкнутые веки ему не помеха. Что ж я не догадалась задёрнуть шторы вчера? Поворачиваюсь на живот, утыкаюсь носом в подушку и шарю рукой в поисках телефона – натыкаюсь на чужое тело. Неужели, я настолько нажралась накануне?
Приоткрываю глаза и вижу груду мышц, которая храпит на соседней подушке. Осматриваюсь – тренажёр и штанга с кучей «блинов» рядом. Еще и к себе привёз.
Сажусь, щёлкая суставами – спина болит жутко. Как тут не вспомнить анекдот про большой «шкаф» и маленький «ключик». Ощупываю себя под простыней и прислушиваюсь к ощущениям – ночь прошла, что называется, ни уму, ни сердцу. Легче не стало. То ли оттого что разрядки не получила, то ли, потому что получила, но не с тем. Наверное, то была совокупность факторов.
Смотрю на гипермускулистую задницу и размышляю, почему мой бастион пал именно вчера. Этот «танк», который отвлекается на имя Стас и учится на педиатра, подкатывает ко мне с первого курса. Знаю, что девочки от него визжат, как от бесплатного стриптизёра – готовы облизать, облапать и упасть в обморок, когда он принимается "играть" бицепсами, но меня от Стасика передергивает. Слишком большой, самоуверенный и без изюминки, что ли. А еще запах. Обнюхиваю себя. Фи, вся пропиталась его «псиной». Уже не знаю, родился он таким мерзко пахнущим, или всё стероиды, которые он жрёт банками, виноваты.
Кстати, о стероидах. Интересно, жаждущие познать рельефное тело хоть близко понимают, как их разочарует горизонтальное знакомство? Во-первых, он любит себя в такой засос, что отношение к партнерше в лучшем случае как к резиновой кукле, хотя и обещал «небо в алмазах». Во-вторых, могу смело сравнить Стасика с пулеметом, но не в том смысле, что «он на тебе, как на войне, а на войне, как на тебе», а в плане скорострельности.
Набитая мускулами туша оживает и садится по красоте, косплея Ведьмака в купальне, только без самой купальни. Его губы скользят по моей шее, а ручища бестактно мнёт грудь – опять пытается возбудить скорее себя, чем меня.
Сбрасываю с себя «лапу», заворачиваюсь в простыню и спрыгиваю с кровати.
– Эй, ты чего? Ночью хорошо было! Давай ещё разок?
– Слушай, я тебе не штанга, чтоб подходы делать без ухаживаний и с тухлыми предварительными ласками, – выговариваю я и гордой походкой прусь в ванную.
Голова раскалывается, во рту – пустыня, приятного томление внизу живота отсутствует – сплошной облом.
Встаю под душ. Вода почти кипяток, но я терплю. Мне бы смыть с себя ужасный запах животины, неважно какой ценой. Перетираю волосы полотенцем, ожидая, пока влага на теле испарится сама. Не заморачиваюсь, возвращаясь в спальню в чём мать родила – будет для него наказание: пусть посмотрит, но без рук. Впрочем, если Стасик захочет возбудиться, ему проще в зеркало посмотреть.
– Хочешь сказать, что тебе не понравилось? – басит будущий педиатр.
Смотрю на него презрительно. Пока я принимала душ, он тут так и сидел, «переваривая» мои слова и вымучивая этот эпичный вопрос. Блин, ну и тупица! А что, непонятно по моему несчастливому лицу, что обещанное небо в алмазах я так и не увидела?
– Неа, – мотаю головой, натягивая платье прямо на голое тело; трусы искать долго, да и не факт, что их все еще можно надеть.
– Почему?
– Застегни, – поворачиваюсь к нему спиной. – Женщине нужно больше чем 120 секунд, чтоб достичь кульминации. Я, наверное, едва раздеться успела, а всё уже закончилось.
Машинально дёргает молнию вверх, даже не зная, что ответить. Сидит с открытым ртом и зависает как старый пентиум.
Если квест под названием «Найди трусы» я провалила, то квест «Найди телефон» надо завершить успешно. Перетрясаю одеяло и подушки – в комнате из мебели всё равно только кровать и тренажер, чтоб во двор к турникам не бегать.
– Телефон не видел?
– Под кровать загляни, – отвечает меланхолично и, поняв, что утренний секс не светит, заваливается досыпать.
Опускаюсь на колени и начинаю шарить руками под кроватью, пока не удаётся выудить айфон в лаконичном чёрном кейсе. Вот облом. Весь экран покрыт сеткой глубоких трещин. Вчера телефон был цел. Плюхаюсь на пол, закрываю глаза и пытаюсь вспомнить, что произошло.
Алия. Мы опять разругались из-за того, что она начала распускать руки и лезть по пьяни с поцелуями. Она славная и полезная, но лесбийские штучки уже достали. Допекла меня, и я сказала, что лучше с первым встречным пересплю, чем с ней что-то замучу. Первым встречным оказался Стас. Я об него обтёрлась всеми местами на танцполе, а потом потащила на выход, вызывая «Убер» на ходу. Алия вырвала у меня телефон и запустила в полёт – он угодил в бар. Столько бухла перебилось, наверное. Даже не помню, кто мне вернул телефон и как Стас меня сюда привел.
– Стас, какое сегодня число?
– На телефоне посмотри, – режет сарказмом.
– Не могу, он разбит, – отвечаю холодно.
– Подружка твоя – огонь. Может, втроём что-нибудь замутим?
– Может, и замутим, но третьим будешь не ты. Я спросила, число сегодня какое?
– Пятое, – отвечает он, чтоб поскорее от меня отделаться.
– А времени сколько?
– Может, в справочную позвонишь, раз такая умная да дерзкая?
Запускаю в него бесполезным теперь телефоном.
– С тебя толку только время называть! – шиплю я.
– Двенадцать уже, – отвечает бесцветно.
Другой бы мне уже попытался вкатить за всё, что я сказала, а Стас то ли голову использует только чтоб в неё есть, либо реально с тестостероном проблемы. Не хотела бы, чтоб мои дети ходили к такому педиатру. Хотя, что это я? Детей заводить не собираюсь ни при каких условиях! Ещё не хватало испортить фигуру, да и жизнь в придачу.
Пятого числа каждого месяца я ровно в два часа дня обедаю с папой. Вот чёрт! Вскакиваю на ноги и припускаюсь к выходу так резво, что тормозной след горит, а Стаса, несмотря на массу, сдуло с кровати.
***
Разожгла я ваше любопытство, да? Ведь ты сразу перестаешь быть нормотипичной, если встречаешься с собственным отцом раз в месяц. У нас с ним непростые отношения. Папа вложил в меня много денег, времени и сил, но не потому, что так сильно любит единственную дочь, а лишь, чтоб я не посрамила честь врачебной династии. На его счастье, я уродилась далеко небесталанной дурочкой: мы похожи образом мышления и друг друга понимаем. А еще мой дорогой папочка меня немного недолюбливает. Я бы даже сказала, испытывает лёгкую неприязнь. Почему? Потому что я дочь своей матери и очень на неё похожа. А мамочка ушла в закат, когда мне было шесть, да не одна, а с африканцем. Она тогда была художницей и баловалась тем, что рисовала тело цвета эбенового дерева с натуры, а потом, наверное, решила стать ещё и скульптором и познать его изгибы руками… и не только.
Изучаем друг друга. Кажется, он стал ещё более стильным и моложавым – виски выбриты, а длинные волосы, что остались сверху, забраны в хвостик на затылке; лицо умело обработано ботоксом – мимика уже не такая живая, но морщин ноль. Наверное, если посмотреть на нас со стороны, то и не подумаешь, что это встреча папы и дочки. Я сижу напротив него босая и без белья – чего, к счастью, не разглядеть, если не присматриваться – и допиваю уже третий стакан воды со льдом. Просто молодящийся папик и девочка, которую он снял накануне.
– Что за вид? – спрашивает, наконец.
– А у тебя? Новая подружка появилась?
– Мария, ты мне не дерзи! Я ведь не посмотрю, что ты уже взрослая, отведу в туалет и промою рот с мылом.
Замолкаю и утыкаюсь в свой стакан. Папочка может быть суров и скор на расправу. В детстве я на горохе стояла до кровавых ран на коленях, и наказание отменялось, только когда бабушка начинала плакать и умолять остановить экзекуцию.
– Извини, тяжёлая неделя!
– Только неделя? А может месяц? Или полугодие? Ты почему пары прогуливаешь? – по голосу слышу, что папочка сатанеет, а мимика недвижимая. Забавно.
– Я так, иногда. На полкарасика.
– Ты понимаешь, что мне за тебя постоянно краснеть приходится и просить товарищей не вышибать мою непутёвую дочь с «бюджета»? Берись сама за голову или я за тебя возьмусь! Будешь сидеть в своей келье, и на лекции ходить со мной за ручку!
– Ты со мной столько не продержишься! – передразниваю я суровость его тона.
– Я тебе рот зашью, и всё хорошо будет. А то твой поганый язык всё равно до добра не доведёт!
Молчу, обдумывая угрозу. Интересно, он способен претворить её в жизнь? Единственное, что мне нравилось делать с папой вместе, это как раз шить. Помню, сначала на бананах швы отрабатывали, затем – на свиной шкуре, а потом я уже и на пациентах тренировалась. Он, конечно, бог за операционным столом, но как отец не особо состоялся. Так, талантливый ментор, не более.
– Я возьмусь, – обещаю, изобразив паиньку, – Кстати, скоро встречаюсь с сокурсником. Будем к зачёту готовиться.
– И бухай поменьше, женщину одутловатое лицо не красит, – выговаривает он.
– Буду поменьше, – продолжаю строить из себя ангелочка.
– Бабушке позвони уже! Она жалуется, что ты совсем её забросила.
– Хорошо. Можно я пойду? Дел много.
– Иди уже! – говорит таким тоном, словно я студентка, которая заперлась на его лекцию с похмелья.
Расплываюсь в фальшивой улыбке, чмокаю папу в щеку и иду прочь, еле сдерживая слёзы. Думала, привыкла к его холодности, но нет. Я для папочки скорее проект, чем дочь. Что ж, это не новость.
Глава 4. Прошлая жизнь 4.2
– Ну давай, Машуня! Это же для дела нужно! – прошу я, поймав своё отражение в «чёрном зеркале» телефонного дисплея.
Честно, уж лучше жесткую порнушку посмотрю, хотя и не люблю всю эту наигранную гипертрофированность, чем фотки его неликвидной бабёнки. Но делать нечего! Нужно же понять, что он любит. Я, конечно, не собираюсь рядиться как это жирное чучело, но… Стоп! Может, ему барышни в теле нравятся? Ходит же в народе всякий нелепый бред в стиле «мужики не собаки, на кости не кидаются». Вздор! Всем нравятся подтянутые тела – чтоб жопа была как «орех», и всё остальное не хуже. Другой вопрос, что некоторым приходится довольствоваться тем, что дают, точнее, той, которая даёт.
Ладно, пора немножко подумать. Почти любая баба хочет угодить своему мужику, особенно когда речь идёт о влюбленности, которой восхищается весь курс! Тьфу ты, приторность, какая! Так вот, мне хватает буквально одного взгляда на герлу, чтоб понять, что нравится её мужчине: какой типаж он любит – скромницу или развратницу, например.
Листаю её фотки – не помешало бы скинуть килограмм пятнадцать и замазать наконец уже эти чернющие корни и дешевую желтизну. Образ «доярки из Хацапетовки»: вся такая романтичная – косички, веночки, сарафаны в пол.
Откладываю телефон и плюхаюсь на кровать. Силюсь представить себя на её месте. Хотела бы я быть такой девочкой-припевочкой? Ходила бы тогда с ним за ручку, терлись бы мы носами и ели мороженое с одного стаканчика. Не, я не могу так низко пасть, чтоб оказаться на его уровне, лучше подниму Димасика на свой. Вот сейчас охмурю его, приодену, в барбершоп хороший свожу, приобщу к красивой жизни, в общем, а потом к папочке в клинику пристрою. Что-то я разлетелась. Еще бы свадьбу и детишек спланировала. Это не мое. Я по сути своей мотылек. Лучше окучить лампочку и сгореть от восторга, чем долгие годы в грязи копошиться. Потому и делать буду всё, что могу и не могу, чтоб схапать свой яркий кусочек счастья. Пусть даже от меня один пепел останется, а от своего не отступлюсь.
Походу, не любишь ты, Дима, сексапильных тигриц. Ничего страшного, я могу притвориться кем угодно. Но только притвориться. Время сотворить из себя скромницу. Сажусь перед гримёрным зеркалом и рассматриваю пока еще абсолютно чистое от косметики лицо. У меня такая внешность, что можно нарисовать красавицу в любом стиле – и готическую королеву, и нежную эльфийскую принцессу. Сегодня буду в очень нежном диапазоне. Всё просто – немного персиковых румян, мерцающего хайлайтера, накладных ресничек во внешние уголки и нежно-розовой помады, которую так и хочется снять поцелуем. Волосы забираю в хвостики, а пробор посыпаю серебристыми блёстками.
К получившемуся образу подбираю нежное шифоновое платье, которое оголяет только коленки, но делает это очень сексуально.
Теперь нужно подготовить антураж и реквизит. Запихиваю в микроволновку какую-то покупную выпечку, чтоб пахло вкусно и привычно для него – уверенна толстушка такое любит – и ставлю охлаждаться бутылку шампанского.
Как же тяжело было заманить Диму к себе, мама миа! Возможно, не будь он таким совестливым, я бы обломалась. Но он оказался очень правильным мальчиком и не смог бросить сокурсницу в беде. Такой я спектакль устроила, разыграв, что совсем не понимаю пат. анатомию – столько чувства, слез и мольбы в голосе! На самом деле пат. анатомия – это мой конек, но так хочу заполучить новую «куколку», что готова притвориться тупой блондинкой, даже будучи умной брюнеткой.
Вот только я еще не решила, зачем мне эта «куколка». Переспать? Нет. Хочу, конечно, но этого будет маловато. Отбить его у «любви всей жизни»? Это уже ближе к истине. А что потом? Я с одним парнем больше нескольких месяцев не гуляю. Не знаю почему. Просто надоедает и начинает бесить.
Я долго пыталась понять почему так, и, по-моему, после последней встречи с папочкой все же докопалась до сути. Мне мужик интересен только пока ведет себя со мной так же, как отец – когда хочу внимания, динамит и держит на расстоянии. Когда же экземпляр смиряется, мне уже неинтересно искать в нем «папочку». Старина Фрейд знал толк в своем деле. Я не в том смысле, что хочу родного отца – просто так ранят наши отношения, что со всеми парнями их воспроизвожу, потому что только так могу получить садомазохистское удовольствие.
К сожалению, мне не попадался ещё такой, чтоб постоянно ставил на место и давал хороший отпор. Утренняя ситуация со Стасиком как раз гладко ложится на рельсы моей теории. Ну, что за размазня? У меня аж горело все внутри как хотелось, чтоб он мне ответил дерзко и прижал к стенке со всей грубостью. Тогда, может, что и обломилось бы.
Так, а чего я хочу от Димы тогда? Он уж точно не абьюзер и быстро станет моей карманной собачкой. Или тут что-то другое замешано? Да, точно, есть что-то новое – совсем не по привычной схеме дела развиваются.
Звонок в дверь. У меня подгорает от желания поскорее его увидеть, но иду в коридор нарочито медленно. Пусть не думает, что я его у двери жду в уже влажных трусиках – заинтересованность должна стать для мужчины призом, а не чем-то, что выдаётся просто так.
Распахиваю дверь и сразу нарываюсь на пристальный взгляд зеленых глаз. Меня просто через мясорубку проворачивает, когда мы встречаемся глазами – в голове бьют колокола, а тело пронзает электричеством.
– Привет! Проходи, – улыбаюсь я. Мою улыбку сегодня можно использовать вместо пуль, но пока выстрелы в «молоко».
– Привет! – бросает с прохладцей.
Заходит, кидает на пол рюкзак, скидывает кеды и смотрит на меня вопросительно.
– У меня в комнате бардак, так что пойдем в спальню! – Иду вперед, показывая дорогу и позволяя ему заценить «орех».
Пожимает плечами и идет за мной, а я спиной чувствую, что совсем не смотрит.
– А стола письменного нет? – спрашивает осмотревшись.
– Нет, зато есть кровать! – восклицаю, продолжая разыгрывать милую дурочку.
– На кровати не очень удобно писать, но ладно, – вздыхает он.
– Может, ты чего-нибудь хочешь? Чай, кофе, чего покрепче? – Голос у меня максимально ласкающий. Другой бы уже с рук ел, а этот делает вид, что заниматься пришел.
– Маш, давай заниматься, меня время поджимает.
– Что так? – «слетаю» на обычный тон, так он меня хлестанул холодностью. Прям, как любимый папочка.
– Это личное, – отшивает меня Дима.
Чувствую себя бойцом на ринге. Давай-давай! Бей больнее! Бей под дых! Меня это только заводит.
– Хорошо! – Открываю учебник на первой попавшейся теме и сую ему. – Вот, здесь ничего не понимаю.
– Чего конкретно не понимаешь? – Светлые брови слетаются к переносице. Мне нравится, когда он хмурится.
Плюхаюсь на кровать и пододвигаюсь так близко, что Дима, наверное, кожей чувствует моё дыхание, а я наслаждаюсь его запахом – без сомнения, это какой-то одеколон, но мне напоминает запах карболки. Вообще, она уже не используется в медицине, но папа именно ею обрабатывал мне разбитые коленки, считая её средством более эффективным, чем йод или зелёнка. Да, да, для меня уют и тепло папиных рук ассоциируются с запахом ядовитых фенолов. Уж не знаю, чего он хотел больше – помочь мне или навредить.
Касаюсь его впервые в жизни. Всего лишь вожу пальчиком по руке, но такое чувство, что потихоньку взлетаю. Дима смотрит непонимающе и убирает руку. Одёргивает, словно его касается прокажённая бомжиха.
– Маш, мне кажется, ты меня дуришь. Не знаю, зачем ты устроила этот цирк, но пат. анатомию ты явно знаешь лучше меня.
– Всё верно! – шепчу я своим самым сексуальным голосом и легонько касаюсь его шеи губами.
Вскакивает как ужаленный и отпрыгивает от меня, как если бы влез во что-то неприятное.
– Я же сказал, что у меня есть девушка, и я ее люблю!
Подхожу близко-близко, хватаю за шею и впиваюсь в губы. Дима настолько не ожидал подобной прыти, что первые пару секунд мне даже кажется, что всё получилось. Ничего у меня не вышло – Дима выворачивается из рук и молча, идёт к выходу.
– Я ей не расскажу ничего. Я же вижу, что ты меня хочешь! – кричу я в отчаянии.
Обувается, встаёт и смотрит на меня таким ненавидящим взглядом, что я невольно отступаю на несколько шагов. Зелёные глаза стали кинжалами и режут до кости.
– Не хочу я тебя. Я Ксюшу люблю. Скажи честно, поспорила на меня?
– Нет же! – отпираюсь я, первый раз в жизни почувствовав себя кем-то вроде Стаса – тупая биомасса, которая не знает, как извернуться.
– Тогда, зачем тебе это?
– Я люблю тебя! – выпаливаю я с видом умалишенной. Ну что со мной за фигня твориться начинает, когда он рядом? Я же альфа, а Дима – мальчик, так, «на троечку».
– Какая любовь? Ты говоришь со мной второй раз в жизни! – отвечает хлёстко и выскакивает за дверь.
Я сползаю на пол и с тяжело колотящимся сердцем вслушиваюсь в быстро удаляющиеся шаги.
Меня отшили первый раз в жизни, но не от уязвлённого самолюбия плохо. Плохо оттого, что он послал меня, чтоб вернуться к ней. Чем она заслужила его любовь? Некрасивая, неумная, неяркая – бледная моль в целлюлитном коконе! Прав был папа, когда говорил, что толку из меня не выйдет, потому что такая же непутёвая как мать. Ах, мама, почему ты не забрала меня с собой. Почему просто забыла как ненужную вещь?
Глава 5. Эта жизнь. 5.1
Ненавижу такие ночи. Дождь так упорно долбится в стекло, будто нарывается на приглашение. Все лунатики его до ужаса боятся и никогда не откроют окно в подобную грозу. А я похуже обычных лунатиков – дождь не просто делает меня безумной, он потихоньку нашёптывает воспоминания, заставляя триповать в иной реальности. Ужасной реальности, которой я до чертиков боюсь.
Призраки прошлого прячутся не только за пеленой дождя – самые живые и цепкие таятся именно в темноте. Потому, как только землю накрывают сумерки, я зажигаю весь свет, что есть в доме. Тени – самые грозные враги – хотят утащить меня в свое царство и наказать за то, что я когда-то сделала. Я борюсь с ними каждый вечер. Вот сейчас сижу на матрасе в круге света, трясусь и плачу. Сегодня тяжело. Сегодня годовщина «происшествия». Уже третья.
Особо мощный раскат грома заставляет меня вскрикнуть. Я зажмуриваюсь, а когда осмеливаюсь вновь открыть глаза, понимаю, что весь свет вырубился. Безумный взгляд на окно – дома напротив тоже погрузились в темноту. Большая, должно быть, авария.
Нащупываю свечу. Чиркаю древними спичками снова и снова, обжигаю пальцы, подпаливаю все вокруг, кроме свечи. Радуюсь как ребенок, когда наконец удаётся поджечь фитиль.
Робкий огонек освещает его лицо. Шарахаюсь в сторону, чуть не роняя свечу. Поздно! Из темноты выныривает окровавленная рука, вцепляется мне в волосы и тащит туда, откуда сложно вернуться.
– Зачем ты это сделала? – спрашивает он, едва шевеля бескровными губами.
– Я не хотела. Это был несчастный случай, – бормочу я, забиваясь в угол.
– Нет! – ревет он, и ледяное дыхание задувает огонек. – Ты это сделала!
– Прости! Я не хотела тебе навредить. Я просто любила тебя и хотела взаимности.
– Не любила ты! – возражает темнота. Спина у меня мокрая от пота.
– Любила. Я бы тебя отпустила! – выкрикиваю я и тихо добавляю: – Но не успела.
Мне наконец удается достать из кармана таблетницу – мою последнюю надежду. Высыпаю на ладонь содержимое сразу трёх ячеек и отправляю в рот. С трудом проглатываю и зажимаю уши ладонями. Призраков, которые лезут из темноты, уже ничего не остановит. Плачь и крики наполняют пространство, а холодные пальцы смыкаются вокруг шеи. Я смирилась. Утащите меня в темноту и разорвите на части. Я всё равно так больше не могу…
Просыпаюсь оттого, что меня дико мутит. Поднимаюсь на ноги и пошатываюсь бреду в ванную. Мне плохо из-за того, что пережрала таблеток. Стараясь не смотреть на себя, откручиваю ржавый вентиль. От вонючей коричневой воды, что течет в умывальник, меня начинает тошнить – даже на корень языка надавливать не пришлось. Содержимое желудка смешивается со зловонной водой, а я чувствую нечто похоже на облегчение.
Надо бы разжиться генератором или мощным фонарем на случай блэкаутов. Разгибаюсь и показываю своему бледному и растерянному отражению язык. В какое же ничтожество я превратилась! Некогда уверенная в себе львица, трясусь, не зная, как дожить до утра.
Пускаю воду в шершавую, со сбитой кое-где эмалью ванну. Меня ждёт омовение в «шикарной» купальне, наполненной грязной, вонючей и чуть теплой водой. Ничего, я теперь небрезгливая, мне теперь все по фиг. Даже хорошо, что так плохо. Кто же еще накажет меня за содеянное, кроме меня самой? Я же так хорошо разбираюсь в эффективности мер и действий.
Скидываю насквозь пропитанную потом одежду и залезаю в воду. Вынуждена «полюбоваться» на свои искромсанные запястья – шрамы такие некрасивые, что приходится носить одежду с длинными рукавами, чтоб косо не смотрели.
Скашиваю взгляд в сторону. На раковине лежит пачка бритвенных лезвий «Спутник». Валялись здесь, и я зачем-то оставила, кода разгребала ванную. Беру крохотную коробочку и верчу в руках. Интересно, насколько они острые? Распаковываю одно – даже не поржавело. Любопытный расклад. Провожу самым краешком вдоль ключицы – неглубоко, я знаю, каким должен быть нажим. Из тонкого, как царапина пореза сразу начинает сочиться кровь, и красная «ниточка» бодро бежит за лезвием. Это не заигрывания со смертью, это маленькое наказание за то, что я сейчас сотворю.
Выбираюсь из воды, капая повсюду кровью, и заворачиваюсь в полотенце. Мне бы не сорваться… К чёрту эту «нормальность»! Сейчас совершенно точно сделаю то, что подтолкнёт меня к краю безумия.
Возвращаюсь в зал и стаскиваю с матраса простыню. Набираю его номер. Стираю. Набираю вновь и всё же звоню. Умоляю, чтоб проигнорировал звонок и вместе с тем молюсь, чтоб поскорее ответил.
– Да, – отвечает он со знакомыми интонациями, и кровь из пореза начинает сочиться интенсивнее.
– Ты можешь приехать? – спрашиваю без приветствия. Не потому, что самоуверенная сука – просто не хочу тратить время на лишние слова.
– Могу. Через полчаса буду. Ты в порядке?
– Нет, иначе бы не позвонила.
– Потерпи полчаса! Ничего не делай…, – просит он, будто зная меня. Конечно, знает. Мы так давно знакомы.
– Я дождусь, – шепчу и сбрасываю вызов.
Наспех латаю порез и надеваю лучшее, что у меня есть – светлое платье. Обычное такое летнее платье, которое почти ничего не оголяет.
Таблеток во мне нет, а это значит, что скоро снесёт. Мечусь по комнате как зверь в клетке. Жду, умоляя время поторопиться. Стук в дверь. Бегу со всех ног, но никак не могу дотянуться до дверной ручки.
Распахиваю дверь и почти набрасываюсь на него.
– Маша, всё хорошо? – спрашивает он, обнимая меня и захлопывая дверь ногой.
– Спасибо, что приехал. Ты прости меня за всё! Я так виновата.
– Мне не за что тебя прощать, – говорит он, и сквозь помехи я вижу Марка. Как же я хочу, чтоб он оставался сегодня собой.
Он отводит меня в комнату и усаживает на матрас. Обнимает и гладит по спине как перепуганного ребёнка.
– Что ты сказал жене, чтоб принестись сюда?
– Я был на работе. Так что лучше спроси, что я сказал начальнику, – пытается шутить Марк. – Ты отказалась делать Свете ногти. Почему?
– Чтоб больше никогда с тобой не встречаться. Даже случайно.
– Но я здесь.
Провожу кончиками пальцев по его лицу, пытаясь запомнить в мельчайших деталях. Марк улыбается успокаивающе и позволяет странной девице с безумным взглядом водить по себе пальцами.
– Потому что мне совсем скверно.
– Маш, у тебя кровь! – Он в ужасе смотрит на кровавое пятно, которое проступает на светлой ткани.
– Это ничего! Я уже обработала рану. Я в медицинском училась, я умею.
– Чем тебе помочь?
– Побудь со мной! Не могу сегодня быть одна, – бормочу, постоянно меняя тон. Звучу, как истинная сумасшедшая. Впрочем, почему «как»? Я она и есть.
– Не бойся, я с тобой! – Гладит меня по ещё не просохшим волосам и смотрит так сострадательно, что на душе становится и светло, и муторно.
Мы не сможем быть вместе, как бы мне этого ни хотелось. Он женат, а я сумасшедшая. С первым можно бороться, учитывая, как он бегает за мной. Хотя я уже научена, что чужое брать нельзя. Со вторым тяжелее – никогда не верила в чудеса психиатрии, считая ее крайне неточной наукой, а когда сама стала шизоидом, так и вовсе поняла, что починить больной разум невозможно.
Прижимаюсь к нему и зарываюсь носом в мягкую тёплую футболку. Хотя бы притворюсь минут на пять, что он мой и я нормальная.
– Спасибо, – благодарю я так отчаянно, словно он только что вытащил меня из петли.
– Что с тобой случилось?
– Тебе красивую версию или реальную?
– Расскажи всё как есть! – просит Марк, продолжая убаюкивать движениями и голосом.
– У меня параноидная шизофрения, и сейчас я типы в ремиссии, но она не сказать чтоб слишком устойчивая.
– Потому ты пьёшь таблетки?
– Да! – киваю я.
Несмотря на то что он выбрал реальную версию, я всё же умолчала об остальном «букете». Я и так уже потеряла всю привлекательность, признавшись в том, что шизофреничка. Некрасивый диагноз и далеко не такой романтизируемый как биполярное расстройство, в старой классификации просто и хлёстко именуемое «маниакально-депрессивным психозом».
– И они не очень помогают?
– Помогают, но не всегда.
Кладет пальцы на подбородок и заставляет посмотреть себе в глаза. Не надо, не делай так. Я ведь могу тебя не отпустить.
– А я могу тебе помочь?
– Я не знаю, Марк. Я уже давно ничего не знаю, – отвечаю, до боли в пальцах стиснув горловину его футболки.
Он так близко, что меня с новой силой накрывает его теплом и ароматом. Это не запах карболки или формалина, это запах живого человека из плоти и крови.
Бежал бы ты от меня, Маркуша! У твоей жены есть весомый плюс – она выигрывает, потому что не больна. Беги к ней и проживай счастливую, нормальную жизнь. Я же загашу твой свет и всё. Я вовсе не мотылёк, я огонь, что сжигает.
Он хочет сгореть, а посему покрывает моё лицо поцелуями. Если в поезде я его провоцировала, то теперь провокатор явно он. Меня несложно спровоцировать, мы, шизики, легки на подъём. Его губы – теперь непреодолимый соблазн, и я как их раб принимаюсь славить божество собственными губами и языком. Хоть моя скучная психопатологичка и говорит, что мне лучше воздерживаться от подобных близких контактов, я сама прописываю себе лекарство. Кто сказал, что секс не может быть лечебным? Я же тоже человек и заслужила кусочек тепла. Огня! Давай коснёмся лампочки и сгорим вместе!
