Текст книги "Сталкерша (СИ)"
Автор книги: Натали Бэнкс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Глава 16. Эта жизнь. 16.2
Шизофреники ─ невероятные существа с суперспособностями. Психика любого шизофреника очень подвижна, а потому мы способны играть в бога, распутывать теории заговора, которые сами же и нагородили, или почти буквально стать другим человеком ─ влезть в его шкуру. Я не слушала рассказ Марика: я стала им и увидела все, что видел он, прочувствовала это кожей. Я прошла по его пути и встретила саму себя, когда была совсем не в себе.
***
Сминаю в кулаке салфетку и швыряю ее на землю. С меня хватит! Тело подбрасывает в воздух как на пружинах. Хватаю ее за руку и тащу прочь от веселой компании, которая смеется, пьет и отрывается на полную катушку. Она упирается, а эти падальщики, мои так называемые друзья, притихли и пялятся на нас в предвкушении очередной позорной сцены. Он тоже смотрит ─ чей-то знакомый, имени которого я не знаю, и тот с кем она флиртовала так нагло, что этого только слепой не заметил бы.
─ Марк, что на тебя опять нашло? ─ зло шипит она, завязая голыми ступнями в песке и пытаясь вывернуть запястье из моих сведенных судорогой пальцев.
Не обращая внимания ни на её крики, ни на компанию, которая осталась позади, тащу невесту к воде. Мне до смерти надоело чувствовать себя вечным рогоносцем на минималках. Еще и месяца не прошло с того дня, когда я застал ее целующейся с моим концертмейстером. Тогда я не только проиграл конкурс, но и решил положить всему этому конец. Мы расстались…но ненадолго. Она пришла ко мне со слезами и примирительными поцелуями с ярким привкусом вины, которые жгли и ласкали тело, и я вновь сдался. Простил в очередной раз. Каждое такое прощение вело меня к пропасти, а её ─ к могиле.
И вот моя девушка вновь переглядывается с другим, мило ему улыбается и делает комплименты стальному прессу, который он демонстрирует всем подряд.
─ Ты опять делаешь из меня идиота, ─ ору я, чувствуя, как голова загорается, а в глазах пачками лопаются капилляры.
─ Ты чертов параноик, ─ отвечает она не менее громко и яростно и рывком выдергивает из моих пальцев запястье, на котором теперь горят пунцовые следы.
─ Я все вижу! ─ кричу я, но уже почти беспомощно. Чувствую себя ребенком, который может только реветь от несправедливости, но исправить что-то бессилен.
Она всегда переворачивает все так, словно её флирт и мелкие измены ─ это моя вина, либо пытается внушить, что я все надумал.
─ Видишь, да? ─ шипит мне в лицо токсично и саркастично. Голубые глаза сверкнули презрением, а губы тронула презрительная усмешка. ─ А может, дело в тебе? Может, дело в том, что мне с тобой скучно? Я сыта по горло твоими партитурами и занудством. Ты сам не отрываешься и меня утягиваешь в свое болото!
Разворачивается, провернувшись на босых пятках и, брызжа песком, быстро идет к накрытым поодаль от воды столам. Хватаю ее за руку и с силой дергаю, развернув лицом к себе.
─ Что, еще захотел? ─ рвано выкрикивает она, задыхаясь от зашкаливающего сердцебиения. ─ Так будет тебе еще, Марик! В койке ты ни о чем! Илья лучше.
Про Илью, моего лучшего друга, она сказала совсем тихо, но мне показалось, что прокричала на весь мир. Песок под ногами ─ раскаленная лава, а воздух такой густой от гнева, что мне теперь нечем дышать.
Вместо того чтобы застыть, ошарашенным новостью о внезапно открывшемся предательстве, или просто уйти, как и должен поступить любой настоящий мужик, выдаю реакцию, которую и сам от себя не ожидал. Взвожу руку и отвешиваю ей звонкую оплеуху. Это мой первый в жизни удар, если не считать детских потасовок, и предназначается он девушке, которую я безумно люблю.
─ Прости, ─ бормочу я, выпустив её руку из пальцев.
Окатывает меня полным ненависти взглядом и, зажав пылающую щеку, несется к реке, которая сегодня бесится, как и моя душа, что нашпигована иголками, как какая-нибудь кукла Вуду. Я стою на берегу, словно завязший в зыбучем песке, и наблюдаю, как ее тело пожирают бьющие белыми пенными гребнями волны. Что-то внутри плачет и скребется, умоляя броситься за ней и спасти, но я слишком зол и разочарован, а потому просто смотрю, как она рвется к оранжевым буйкам, что дрожат на серой воде. Я точно знаю, что она до них не дотянет, и просто слежу за головой, которая мелькает над волнами. Каждую секунду обещаю себе, что сейчас отомру и кинусь за ней, но меня отмораживает, только когда глаза теряют ориентир в виде ярко-малиновой макушки…
Момент, когда волны утянули ее за собой, я не забуду никогда. Внутри что-то оглушительно дзынькнуло и порвалось. Я рухнул на песок и впал в забытье, темное, холодное, раскинувшее свои жалящие щупальца сквозь время и пространство.
Дни слились в один бесформенный комок. Родные заставляли меня есть, принимать душ и изредка даже вытаскивали на улицу. Все же остальное время я проводил во сне. То был анабиоз, в котором мне было хорошо, если не считать одного момента: пальцы дико болели и пульсировали. Я не то чтобы не мог играть, а готов был их отрезать. Собственно, однажды сестра и застала меня за попытками отрубить безымянный палец обычным кухонным ножом. Я вопил и плакал, пока отец держал меня окровавленного и обезумевшего, а сестра звонила в скорую психиатрическую помощь.
Они всё надеялись, что я смогу снова сесть за инструмент, если подлечусь, и вместо того, чтобы просто упечь несчастного безумца в знаменитый на весь город «красный дом», отец устроил меня в лучшую психушку Златоглавой. Так я попал в место, в народе прозванное «Канатчиковой дачей». Там я уже не предпринимал попыток навредить собственным рукам. Впрочем, это неудивительно ─ меня держали на таких дозах лекарств, что я только и мог, что пускать слюни и смотреть в одну точку. А потом настал день чуда.
Меня вели по коридору ─ точнее, тащили в душевую, потому что мыли и кормили все так же принудительно. Я увидел её, и моя затуманенная, истерзанная психика приписала девушку к ангелам. Темноволосый ангел с огромными голубыми глазами, в которых я увидел отражение собственных страданий. Что-то было в ней такое родное и привычное. В тот момент я понял, что прошел весь этот путь, финалом которого стала психушка, не просто так. Я должен был сделать все возможное, чтобы освободить ее, ведь девушка страдала в этих стенах так же как и я.
Я почувствовал себя новорожденным. В больном разуме что-то замкнуло, щелкнуло, взорвалось и встало на место. Я убедил их всех в своей полной дееспособности. Окружающим я стал казаться даже еще более нормальным, чем был, вот только игру на инструменте эмитировать не мог, но родным было не до этого ─ они были счастливы, что я вернулся.
Когда мне удалось вырваться из мягких стен, я принялся искать ее, но Маша, так звали моего ангела, затерялась в огромном муравейнике, кишащем потерянными душами. Единственное, к чему я мог прикоснуться, ─ это отзвуки её прошлого: то была история аморального и безумного поступка, которую полоскали на всех новостных говносайтах. Такому обычно ужасаются, но меня восхитила её способность любить наотмашь, страстно и беззаветно. Я решил занять его место, чего бы мне это ни стоило.
Глава 16. Эта жизнь. 16.3
─ Ты все знал и не сказал, ─ бормочу я, медленно и болезненно приходя к осознанию того, что все это время Марк строил отношения с убийцей и был в них счастлив. Или, по крайней мере, казался таким.
─ Я думал, что будет лучше, если ты сама мне расскажешь, но ты все тянула, а я больше не мог смотреть, как ты себя мучишь каждый день и все рвешься травиться таблетками.
─ А поезд? ─ загорается в моей голове внезапная догадка.
─ Что поезд? ─ смотрит на меня непонимающе.
─ Как ты это подстроил? ─ спрашиваю я, не понимая, кем надо быть, чтобы организовать «случайную» встречу в купе и так правдоподобно все отыграть.
─ Я ничего не подстраивал, ─ пожимает Марик плечами, и по его прямому, открытому взгляду я понимаю, что он не врет. ─ Само все произошло. Ты даже не представляешь, как я обалдел, когда увидел тебя в купе. Ты меня не узнала, и я решил, что лучше начать знакомство с чистого листа, не упоминая встречу в лечебнице. А потом у нас все случилось… Ты назвала меня в ту ночь его именем и сбежала.
Я плохо помню тот наш первый раз в поезде. Но раньше я этого не осознавала. Мне казалось, что тогда мой разум в кои-то веки не блуждал, и я видела реальность без искажений. В действительности же мои воспоминания о нас тогда ─ это картинки, которые пытаешься разглядеть сквозь очень грязное стекло. Сейчас я четко понимаю, что ту ночь я провела с Димой, а Марк стерпел нахождение на чужом месте и часто вспоминал нашу близость в поезде как нечто особенное. Если бы он не был таким же психом, как я, то попытался бы забыть ту ночь как страшный сон.
─ А второй раз? Как так получилось, что мы встретились у тебя дома?
─ А не знаю, Маш, ─ проводит ладонью по лицу. Он безумно устал ото лжи, которую все это время наслаивал так же, как и я. ─ Фатум. Мактуб. Злой рок. Называй как хочешь, но нам судьба быть вместе. Только подумай! Мы с тобой одинаковые. Мы никого не убивали, но погубили двух человек, чтобы в финале оказаться в одном месте, а потом судьба столкнула нас еще дважды. Я не верю в бога или мистические совпадения, но даже такому скептику, как я, понятно, что спорить с фактами бесполезно. Мы предназначены друг другу.
─ Марк, ─ выдыхаю я его имя, чувствуя небывалую легкость, ─ я не знаю, что со всем этим делать.
─ Почему, любимая? ─ прижимает меня к себе и баюкает как ребенка. ─ Я не идеален, и я принимаю тебя такой, какая ты есть. Я же сказал, что прощаю тебе все, что ты сделала.
─ Но я себя никогда не прощу, ─ шепчу я сквозь слезы, которые мешают нормально говорить.
─ Знаю, ─ приговаривает ласково, поглаживая меня по спине. ─ Я тоже себя никогда не прощу. Но мы можем простить и принять друг друга, а потом построить свой собственный маленький мирок и жить там.
─ У нас не будет детей, ─ беспомощно провариваю свой последний аргумент.
─ Почему? ─ спрашивает Марк, вздернув мой подбородок пальцами и заглянув в глаза.
─ Я шизофреник, таким, как я, рожать не стоит. Да и…, ─ запинаюсь, не зная, как продолжить.
─ Ты хотела сказать, что я тоже безумец? ─ улыбается Марк.
Хоть на словах идеальный и рациональный Марк стал сумасшедшим, мое преступление по-прежнему куда ужаснее, чем его, и я никак не могу разглядеть другого Марика, который все так же прячется под личиной исключительной нормальности.
Прижимает меня к себе и касается нежным и морозным поцелуем. Растворяюсь в его объятиях, страстно желая принять его предложение и счастливо зажить вместе в маленьком мирке, который мы выдумаем на пару, в котором будем совместно галлюцинировать и оберегать друг друга от фантомов прошлого.
Шаг до бездны. Но в этот раз меня ждет бездна счастья, а не отчаяния. Так заманчиво. И так незаслуженно. Отрываюсь от него и из последних сил отвергаю руку, которая протягивает мне, изголодавшейся, еду, на которую я капаю слюной, но не имею права даже смотреть.
─ Так нельзя, Марк. Я недостойна счастливой жизни.
─ Почему же, милая? ─ спрашивает он, не выпуская меня из рук, словно в противном случае я исчезну как тогда из поезда.
─ Я такое натворила. Я украла у него жизнь. Я была ужасна, ─ плачу я, чувствуя, как слезы застывают на лице ледяной корочкой.
─ Если бы ты могла вернуться в прошлое, ты бы поступила по-другому? ─ спрашивает он глухим голосом и все сильнее стискивает руки вокруг меня.
─ Да, конечно. Я бы жизнь отдала, чтобы спасти его.
─ Тогда ты полностью раскаялась, а тот, кто раскаялся, заслуживает второго шанса.
─ Как тебе это удалось? ─ вопрошаю я, надеясь получить «волшебную» пилюлю.
─ Что? ─ не понимает он.
─ Как ты простил себя?
─ Я не простил, ─ отвечает Марк просто и от этого ответа становится больно как от удара ножом. ─ До конца не простил, но принял себя нового, когда начал помогать тебе. Мне нужен был новый смысл, и я его нашел. Позволь мне тоже стать твоим смыслом.
─ Марк, как я могу?
─ Ты все еще любишь его? ─ спрашивает он, убрав от меня руки.
В глазах Марка плещется такая боль, что я понимаю, что самое страшное для моего жениха ─ это услышать, что он стал лишь заменителем того, кто ушел.
─ Нет, ─ мотаю головой. ─ Только встретив тебя, я поняла, что никогда никого не любила по-настоящему. Даже себя. Ты единственный человек, которого я люблю. Неправильно, извращенно, но люблю.
─ Тогда давай начнем все сначала, ─ восклицает Марк, хватает коробочку с кольцом и вновь падает на колено. ─ Маша, ты станешь моей женой?
Что-то мелькнуло за его спиной, перетянув мое внимание с Марка на себя. Смотрю во все глаза и никак не могу понять, кажется мне это или нет. Чуть поодаль стоит мертвенно-бледный Дима и смотрит на меня. Я готова кинуться к нему и молить не мучить меня больше, но вдруг синеватые губы растягиваются в улыбке, и он чуть заметно кивает.
─ Маш, ты в порядке? ─ дергает Марк меня за руку. ─ Опять галлюцинации?
─ Нет, все хорошо, ─ проговариваю я, провожая уходящего прочь Диму взглядом. ─ Я согласна.
Глава 17. Прошлая жизнь
Идеальный образ: струящееся по фигуре платье красного цвета, что так красит всех брюнеток, а меня особенно, максимально высокие и тонкие шпильки, уложенные в локоны волосы, касание красной помады и легкий штрих хороших духов. Ничего не забыла? Ах, да! Еще гордо поднятая голова и огонь в глазах, который он наконец-то научился разжигать.
Подхватываю напитки: сок с трубочкой и бокал красного вина и легкой походкой направляюсь на вечернее рандеву. Первое наше нормальное свидание. Во всяком случае, его можно таковым посчитать, если не замечать, что Димочка все еще привязан для надежности. Нет, я ему, конечно, доверяю, но не настолько, чтобы отвязать от кровати.
─ Я бы и тебе налила вина, ─ говорю я, помогая ему попить из соломинки, ─ но в тебе все еще столько лекарств, что лучше не рисковать.
─ Ничего, сок ─ это хорошо, ─ улыбается Дима вымученно. ─ Маш, ты очень красивая сегодня. Всегда красивая, но сегодня особенно.
─ Спасибо, ─ таю от комплимента и немного плыву от вина, что так отлично бьет в голову из-за веселой таблеточки, которую я приняла вчера, желая расслабиться, но сохранить при этом относительную ясность рассудка.
Оцениваю своего прекрасного пленника диагностическим взглядом. Дима тут уже месяц. Бледный как смерть ─ важность солнечного света все же сложно переоценить. Кожа шелушится, а под глазами круги чернее, чем у любого студента-медика в разгар сессии. Ну ничего, если сегодня он докажет, что действительно полюбил меня и забыл свою жирную «селедку», я отпущу Димочку уже утром. Точнее, мы вместе уйдем из этого рукотворного «рая».
Беру со столика гигиеническую помаду и толстым слоем наношу на сухие, как бумага, губы.
─ Спасибо. Ты такая заботливая, ─ почти шепчет Дима и льнет к руке, которой я придерживаю его подбородок.
Я так долго держалась, что никакого терпения уже не осталось. Припадаю к губам, слизывая жирный, пахнущий вишней вазелин, а он отвечает мне жадно и так по-настоящему, скользнув языков в мой жаждущий ответной реакции ротик.
Я так хочу, чтобы это был истинный порыв страсти, но Дима так много и часто мне врал, что я все же прерываю так нужный мне поцелуй.
Дима смотрит на меня непонимающим взглядом, в котором я вижу и сожаление, и желание. И то и другое сложно подделать, но я все же уточняю:
─ Это очередная уловка, да?
─ Не понимаю, о чем ты, ─ Дима смотрит мне в глаза, и меня выворачивает наизнанку.
─ Ты хочешь таким образом сбежать?
─ Нет, ─ мотает головой. ─ Я, наоборот, хочу побыть с тобой. У нас же свидание сегодня. Помнишь? ─ улыбается так мило.
Свидание. Оно все-таки случилось. После всего, что Дима сделал, я все же дала ему шанс. Простила все обзывательства, и даже, что он порвал мне руку зубами, хотя руки для будущего хирурга ─ это святое. Ведь если любишь, надо верить. Я верю ему, но не доверяю. Мне так хочется, чтобы у Димы получилось наладить доверие между нами.
─ Знаешь, человек может врать очень правдоподобно, но доверять можно лишь реакциям тела. На этом принципе основана работа детектора лжи. У меня нет полиграфа под рукой, но твое тело может подсказать мне, врешь ты или нет.
─ Я тебе не вру, ─ уверяет меня Дима и смотрит умоляюще.
─ И что же ты ко мне испытываешь? ─ спрашиваю я и делаю еще глоточек вина.
─ Я люблю тебя, ─ упрямо повторяет он то, что говорит уже несколько дней. ─ Ты же знаешь.
─ Любишь, да? ─ сощуриваюсь я. ─ Но ты же знаешь, что я не из тех, кто верит словам. Я привыкла все проверять опытным путем.
─ Что мне сделать, Маш? ─ не понимает он, а на лбу проступают мелкие бисеринки пота. ─ Я не понимаю, правда.
─ Сейчас покажу.
Я вскакиваю, хватаю подол своего струящегося платья и тащу его вверх. Мгновение, и алый шелк падает на пол, а я предстаю перед ним во всей обнаженной красе. Встаю так, чтобы Дима мог все рассмотреть и игривым тоном спрашиваю:
─ Тебе нравится?
─ Очень, ─ отвечает хрипло.
─ Незаметно, ─ разочарованно протягиваю я, скользнув взглядом по его паху и не заметив никакого возбуждения. ─ Я тебя не завожу.
─ Заводишь, ─ отвечает, сглотнув ком, который мешает говорить, ─ но я хочу большего.
─ Неделю назад, ты готов был рвать мою плоть зубами, ─ отвечаю холодно, пока еще следуя доводам разума, ─ а теперь хочешь эту плоть совсем в другом смысле?
─ Я был дураком. Прости меня, Маш. Прошу, дай мне еще шанс. Нам будет хорошо вместе, ─ робко умоляет Дима и смотрит так, что у меня ноги начинают дрожать.
Еще один шанс? Последний шанс. Его ведь все заслуживают. Ладно, не все: папочка мой вот недостоин, а Дима ─ да.
Я молча оседлываю его бедра, стаскиваю пижамные брюки и дотрагиваюсь до вялого члена кончиками пальцев.
─ Такого второго шанса ты хотел?
─ Да! Прошу тебя, продолжай, ─ просит севшим от волнения голосом.
Я расстегиваю пуговицы на рубашке и касаюсь губами вздрагивающей венки на шее, а колечком из пальцев ласкаю тяжелеющий член.
─ Как хорошо, ─ стонет он, сотрясая свои путы. А это чертовски заводит. ─ У тебя волшебные руки. Такие чувственные.
Мне так хорошо от его слов, что я решаю сделать Диме совсем уж приятно. Соскальзываю к увеличивающемуся в размерах члену и начинаю ласкать головку ртом, облизывая ее как большой сочный леденец. Отзывается на ласки стонами и подергиваниями, заводя меня все сильнее. Я ведь уже больше месяца на самообслуживании. Можно было, конечно, встретиться со Стасом на часок, но я не могу вот так просто пойти и изменить любимому, даже если очень хочется мужской ласки.
Когда понимаю, что его «часовой» стоит колом и готов пощекотать мой животик изнутри, вновь сажусь на него верхом и трусь о напряженную плоть уже попкой.
─ Прошу тебя, развяжи руки, чтобы мы могли заняться этим полноценно, ─ просит Дима, пожирая меня глазами.
─ Нет, любимый, я сама все сделаю. Так даже лучше. Если ты действительно меня любишь, то финишируешь и от такой близости.
─ Я тебя очень хочу, ─ вновь повторяет Дима, плавя мое сердце и превращая его в огромный кровяной сгусток.
Я приподнимаюсь, разогнув колени, хватаю его «молодца» у головки и направляю в себя. Сажусь медленно, наслаждаясь его смачными стонами.
Двигаюсь неспешно, считывая его реакцию. В такие моменты любой мужик беззащитен и максимально откровенен. Тело не врет: если бы Димочка меня все еще ненавидел, никогда бы так не возбудился.
─ Пожалуйста, быстрее, ─ умоляет он, когда томление становится настоящей пыткой.
Максимально ускорив темп, для большего куража ласкаю пальцами собственные соски, представляя, что это делают его язык и руки.
Бурный оргазм сворачивает меня в крошечный бумажный комок, и я в изнеможении падаю ему на грудь, чувствуя, как внутри тела пульсирует теплый поток.
─ Умоляю, позволь мне тебя обнять, ─ просит Дима, еще не отдышавшись.
Знал бы он, как я этого хочу: жажду довериться ласковым рукам и прекратить весь этот кошмар. Я безумно устала.
Поднимаюсь, развязываю ему одну руку и заваливаюсь рядом, положив ее себе на попку. Дима вскрикивает от боли ─ суставы стали «деревянные». Нужно время, чтобы привести все в норму. Ничего. Оно у нас есть. А теперь я должна немножко поспать.
***
Распахиваю глаза и всматриваюсь в темноту. Никак не могу понять, что меня разбудило. Что-то определенно не так. Мне холодно и неуютно. Все хорошо, сейчас повернусь набок, обниму его, такого моего, и вновь засну. Мы ведь теперь по-настоящему вместе, и все остальное неважно.
Протягиваю руку к соседней подушке и нахожу только лишь ком из смятой влажной простыни. Должно быть, это просто сон, но под ладонью ясно чувствуется веревка ─ она теперь не натянута, а просто валяется рядом.
Прислушиваюсь к пожирающей меня темноте ─ шорохи. Разочаровывающие шорохи где-то в коридоре. Сердце внутри меня превращается в шмат сырого фарша. Его перемололи в блендере, но я каким-то непостижимым образом еще жива, хотя такая боль смертельна. Лежу убитая. Он предал меня, и на все теперь наплевать.
Внезапный импульс заставляет меня сесть. Боль трансформируется. Вот ушло уныние, и образовавшаяся полость заполнилась обидой и злостью, которые, в свою очередь, слились в один липкий тяжелый комок. И это жуткое ядро, распирающее грудную клетку, раскалилось, став злым красным солнцем: сгустком чистого гнева.
Я соскакиваю с кровати, достаю из-под матраса запасные глушащие шприцы и несусь в коридор. Включаю свет и вижу, как он пытается открыть замки. Затекшие руки слушаются плохо, а замки хитрые, и Дима, судорожно хватая воздух ртом, продолжает непослушными мокрыми пальцами бороться с механизмами.
Поняв, что все кончено, он резко оборачивается и оскаливается как дикий зверь. Я, не сводя с него глаз, снимаю колпачки с двух иголок сразу. Это лошадиная доза, но мне плевать.
─ Не подходи ко мне, ─ рычит он, испепеляя меня ненавидящим взглядом. ─ Подойдешь, убью!
Это не просто угроза. Если я помешаю ему уйти, Дима и правда свернет мне шею. Ну, по крайней мере, попытается. Пофиг. Все рухнуло. Ничего больше нет, кроме наших с Димочкой счетов. Он предал меня. Растоптал как женщину. Уничтожил все, над чем я так долго работала. Теперь уйти не получится. Пусть Дима не мой и никогда таковым не станет, но я никуда его не отпущу.
Заношу руку со шприцами и с отчаянным визгом несусь на него. Я словно огненный ветер и готова смять его, наплевав на разность габаритов.
Перехватывает мою руку, сжимает ее до острой боли и для утверждения эффекта сокрушает мою кисть о стену. Шприцы вылетают из пальцев, которые этот гад точно сломал, и укатываются под обувницу.
Смотрю в его налитые кровью глаза и не могу поверить в происходящее. Как такое может быть? Мы были так близки, и все было так нежно и искренне, а теперь передо мной бешеный бык, который готов насадить меня на рога.
Отшвыривает меня от себя, и я больно ударяюсь затылком о стену. Сквозь туман вижу, как Дима открывает последний замок, а потом зрение становится четким до боли ─ на расстоянии вытянутой руки к стене привален кусок трубы, который остался от монтажа поручня, к которому он был привязан все это время.
Поднимаюсь на ноги, хватаю трубу неповрежденной рукой и опять несусь на него. Димочка так увлечен замком, что не успевает отреагировать вовремя. С размаху бью куском железа по его голове. Плоть разлетается бордовым фейерверком и на пол проливается дождь из кровавых капель.
Крови уже целый поток, а у меня в ушах все стоит хруст черепных костей. Смотрит на меня, раскрыв рот, а зрачки огромные из-за хлынувшего в кровь адреналина. Делает несколько рефлекторных шагов и медленно оседает, становясь на колени, пока к моим ногам уже подбирается алое море.
Сколько крови. С отвращением отбрасываю кусок трубы, на котором остались клочки светлых волос и фрагменты кожи. Протягиваю руки и поддерживаю его стремительно обмякающее тело. Тяжело удерживать такую громадину, но я стараюсь изо всех сил, чтобы он не ударился об пол и не поранился еще сильнее.
Если бы я снесла ему височную кость, Дима уже был бы мертв, но я била левой рукой, и удар, соскользнул в сторону, не убив его на месте. Дима еще в сознании, но взгляд блуждает. Шок. И у меня тоже.
─ Прости меня, ─ бормочу я, уложив его голову себе на колени. ─ Я не хотела. Если бы ты не попытался сбежать, все было бы хорошо. Ты только не умирай. Я все сейчас исправлю.
Я с величайшей аккуратностью перекладываю его на пол, поднимаюсь на дрожащие ноги и спотыкаясь бегу в комнату. Хватаю телефон и мчусь обратно.
Падаю на колени, хватаю его за руку, сильно сжав пальцы, и умоляю:
─ Потерпи немного. Я сейчас позову помощь. Нейрохирургия сейчас на высоте. Все будет хорошо.
Взгляд Димы остановился, и он уже не хрипит. Такой безмятежный и красивый, несмотря на всю эту кровь.
Набираю номер скользкими пальцами, и когда на том конце отвечает безучастный оператор, чеканю спокойным, холодным голосом:
─ Нам нужна помощь. Мужчина, 23 года, закрытая черепно-мозговая травма, в сознании, состояние тяжелое, пульс нитевидный….
