Текст книги "Сталкерша (СИ)"
Автор книги: Натали Бэнкс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Глава 10. Прошлая жизнь. 10.1
Зависаю в дверях операционного блока и любуюсь порядком такой кристальной чистоты, что вот-вот запахнет заснеженными горными вершинами. Смахиваю со лба капельки пота и удовлетворенно улыбаюсь. Спина ноет, пальцы болят, оттого что некоторые ногти начали отставать от мяса, легкие горят от едких моющих средств. Я ненавижу уборку. С детства перепоручаю ее хоть кому с помощью шантажа или подкупа.
Тут же дело принципа. Я хочу посмотреть на папочкино выражение лица, когда он, намереваясь высказать какая я никчемная, увидит это. Вообще, иногда мне кажется, что моя личность раскололась минимум надвое. Иногда мне до боли в сердце хочется доказать ему, что я чего-то стою, но обычно я просыпаюсь с четким желанием послать все к чертям, забрать документы из универа и раствориться в тумане какой-нибудь маленькой европейской страны. Только вот я слишком настырная и гордая, чтоб просто сбежать.
Вхожу в пустую сестринскую ─ наморщиваю нос и насупливаю брови. Выгляжу, наверное, как великий и ужасный Макеев до парализующего влияния ботулотоксина. Увидел бы он, что здесь пусто, рвал бы и метал.
Стаскиваю с головы шапочку и встряхиваю рукой волосы, даруя растрепанной гриве свободу. Сбрасываю с себя белый шуршащий костюм и поудобнее устраиваюсь в кресле главной медсестры. Просто отмыть операционную недостаточно, нужно еще дождаться, когда он придет и примет работу ─ еще бы перчатки белые надел и ходил с умным видом капитана корабля, выискивая где не дотёрто. Ха! Не нашел бы!
Достаю из кармана телефон, намереваясь залипнуть на красивые, но бессмысленные фотки в «Инсте». Сети нет. Ну, конечно ─ мы же, можно сказать, в подвале. Только куча смс от Алии, которые я удаляю не читая. Я прощу ее однажды, но не сейчас. Еще рано. Пусть знает свое место!
Откидываюсь на спинку и, не смотря на усталость, начинаю маяться от скуки. Такой уж у меня мозг ─ ему надо хоть за что-то схватиться. Ну, или отвлечься на жвачку типа соцсетей. Окидываю сестринскую взглядом в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы меня развлечь. Под столом валяется книга. Дешевенькая такая в мягкой обложке, которая уже порядком убилась. На обложке девчонка с несчастным видом и заклеенным скотчем ртом. Если бы я решила похитить человека, я бы ему рот зашила ─ так эффективнее.
Наклоняюсь и поднимаю книгу с некоторой брезгливостью ─ от нее пахнет затхлостью: кто-то читал на перекурах. Джон Фаулз «Коллекционер». Пробегаю глазами аннотацию на задней части обложки. Интересная задумка. Устраиваюсь в кресле с ногами и принимаюсь читать. Меня еще в младших классах школы научили скорочтению. Проглатываю небольшую книжку в формате бульварного чтива за какие-то полчаса.
Главы, написанные от лица главной героини, не особо интересны ─ стандартное нытье жертвы и нелепые попытки сбежать. Одна симуляция болезни чего стоит! Я бы в тот же день уделала засранца и спокойно пошла бы домой кушать бабушкин борщ. А вот главы от лица незадачливого похитителя вызвали куда больше интереса ─не столько его действия, сколько нехитрая, но философия: человек полюбит тебя, если поместить его в условия, в которых он получит возможность это сделать.
Это же о нас с Димой! Он все еще меня не полюбил, потому что у него просто не было такой возможности! Все, что нужно ─ это просто побыть наедине. Не два часа, а хорошенько так соприкоснуться!
В романе все закончилось достаточно плачевно, но это же художественный вымысел, где пафос и страдания нагнетаются искусственно. Понятно, что полюбить психически нездорового паренька, который и внешне не очень, и в сексе полый ноль, задачка еще та. Меня же полюбить несложно. Нужно просто подтолкнуть его к этому. Бинго! Почему бы и не подтолкнуть!
Эта идея не только превращает мою кровь в ракетное топливо, но и чиркает спичкой, воспламеняя его! Я вскакиваю так резко, что кресло отлетает назад. Дышу тяжело, как после хорошего кардио, щеки пылают, а мозг бешено искрит, генерируя одну идею за другой.
Дверь распахивается, и я резко оборачиваюсь, все еще держа судьбоносную книжку в руке. На пороге стоит отец. Вид у него очень усталый ─ должно быть, обход был не из легких.
─Хорошо справилась! ─ бросает он своим хорошо поставленным, командным голосом без всяких там приветствий и прочей шелухи.
Держу пари, что если б он не попал в медицину, пошел бы в армию, где заставлял бы солдатиков перекрашивать траву.
─ Знаю, ─ отвечаю я в тон, чтоб наши пикировки сочетались идеально как сумочка и туфли.
─ Умеешь когда хочешь! ─ горит он с особым видом упрёка и бросает мне злаковый батончик.
Ловлю его и сую в карман. Решил помочь мне восстановить потерянные во время мойки операционной калории. Папаша года, ничего не скажешь.
─ Если очень захотеть, можно в космос полететь, ─ язвлю я, а сама думаю, что мое желание и впрямь может свернуть горы.
─ Не паясничай! ─ прикрикивает он, в момент натянув поводок. ─ Я сегодня узнавал как у тебя дела в универе. Ты подтянула все хвосты. Похвально.
Опять плюхаюсь в кресло. Как я уже говорила, я могу снести все опоры и пуститься в свободное плаванье, но что-то всегда заставляет примиряться с ним и сохранять наши отношения на определенном уровне ─ немного выше дна. Вот и сейчас я натянула на себя маску пай-девочки и сделала в его сторону пару реверансов.
Садится напротив ─ плечи расправлены; спина пряма как палка; взгляд сканирующий. Включил режим детектора лжи. Прощупывает меня, пытается понять, что я задумала.
С минуту мы просто смотрим друг на друга. Поединок воли. Улыбаюсь своей самой хулиганской улыбкой, и он расслабляется, не заметив во мне ничего подозрительного.
─ Хорошо, что хоть ты за ум взялась, а то хватает проблем! ─ неожиданно выдает он.
─ А что такое? ─ делаю вид, что мне не все равно.
─ Одна из медсестер забыла в ране кусок марли, и у пациента начался перитонит. Еле откачали. Теперь он судится с больницей!
─ И что стало с той медсестрой? ─ ухмыляюсь я. ─ Она выжила?
Кивает, попытавшись наморщить почти гранитный лоб. Попытки задействовать мимику тщетны.
─ Отделалась легким испугом и пожизненным отлучением от медицины.
Папочка суров и скор на расправу. Но это не значит, что на заре своей карьеры он и сам не косячил. Впрочем, сейчас он бог операционной, а богов и победителей не судят.
─ Так выплатите компенсацию! ─ отмахиваюсь я, не в полной мере понимая чего вдруг он так расстроился из-за неприятной, но достаточно рядовой проблемы.
─ Он принципиальный, так еще и чиновник средней руки, ─ объясняет папочка, а потом делает жест в стиле: все, хватит! ─ У меня есть к тебе просьба.
─ Какая же? ─ настораживаю я ушки. Слово «просьба» он использует нечасто. Скорее в ход идут «приказание» или «поручение».
─ Я вчера получил ключи от новой квартиры.
─ Той на выселках? ─ уточняю я только чтоб его позлить.
─ На тех выселках очень хочет жить твоя бабушка! ─ Мой даже притворный снобизм всегда отменно его бесит.
─ И? ─ Отталкиваюсь ногой от пола и делаю пару оборотов вокруг своей оси.
─ Хочу, чтоб ты занялась ремонтом. Побыла проводником между мастерами и бабушкой. Ты же знаешь, что я с ума сойду, если буду подбирать вместе с ней обои.
Знаю, знаю. Папа безумно любит свою мать, и она с него пылинки сдувает, но в бытовых вопросах они предпочитают не схлестываться. Может, начаться знатная баталия, где непонятно, чей кораблик потонет.
─ Займусь! ─ соглашаюсь я.
─ Пойдем! На проходной отдам тебе ключи!
Ключи от квартиры на выселках, которую я могу кастомизировать как пожелаю. И бабушке пока необязательно знать, что в ее квартире идет ремонт. Вот она – возможность создать идеальные условия для нашей с Димой взаимной любви.
Глава 10. Прошлая жизнь. 10.2
─ Девушка, где кровать собирать будем? ─ спрашивает меня неказистый мужичок в перепачканной рабочей одежде.
─ В маленькой комнате! ─ бросаю я.
Иду первая, показывая работягам дорогу, хотя в небольшой двушке не заблудишься. Ладно, мне все равно нужно дать им ценные указания: двуспальную кровать нужно не только собрать, но и хорошенько прикрутить к стене. Так крепко, чтоб и сам Халк не сдвинул.
─ Это у вас входная дверь вместо межкомнатной? ─ спрашивает второй, молодой и наглый выходец из бывшей союзной республики, трогая грязным пальцем добротную дверь, которая превращает эту маленькую комнату в импровизированный сейф.
─ Ага, ─ киваю я, не вдаваясь в объяснения.
Ну нет у меня пещеры, выдолбленной в камне, где можно качественно кого-то заточить. Пришлось крутиться ─ стальная дверь, решетки на окнах и глухие жалюзи. Вот и все!
Ах да! Еще присутствует особая отделка стен. Они покрыты рифленым шумоизоляционным поролоном графитового цвета. Получилась этакая палата в психушке, но люксовая. Хотя подобный антураж подойдет и для БДСМ-оргий.
─ На гитаре играете или на барабанах? ─ предполагает тот, что постарше и со славянской наружностью.
Играю я только на нервах. Интересно, как он объяснил для себя наличие массивного металлического поручня, намертво вмонтированного в стену над кроватью? Тренажер у меня такой? Мир стал таким странным ─ абсолютно все можно объяснить наличием экзотического хобби или сексуальными предпочтениями того же градуса извращенности.
Кстати! Заложников лучше держать на шелковых простынях или подстилать под них что-то более практичное, типа прорезиненных спецпростыней? Стоп. Мы же хотим приятно провести время, не так ли? Уже через сутки нашего близкого знакомства Димочка будет у меня с рук есть! Ему в любом случае придется это делать, но сейчас я имею в виду фигуральное значение этой фразы.
Думала ли я, как все это выглядит с моральной точки зрения? Само собой! Мы всегда обдумываем что-то важное, особенно если оно кажется нам судьбоносным, даже если сами этого не замечаем. Но на самом деле эта ментальная жвачка бессмысленна, ведь решение принимается гораздо раньше, чем наш мозг успевает что-то там обдумать. В первые секунды принимается. А все эти натужные обдумывания нужны только, чтоб оправдать импульс, у которого мы пошли на поводу.
Так вот, это не преступление и не садизм. Я просто действую ему во благо. Я его благо. Ведь вы повернете голову эпилептику, который бьется в приступе и рискует захлебнуться пеной, которая валит изо рта, и это не будет считаться насилием.
─ Прикрутите к стене покрепче, ─ командую я, стоя у работяг над душой.
─ Девушка, зачем? Это ж не комод! ─ заявляет смуглый молодчик.
─ Сплю беспокойно! Ворочаюсь много! ─ огрызаюсь я. ─ Делайте то, за что вам заплатили!
Этот взгляд! Он меня сопровождает лет с шестнадцати. Он шепчет, говорит, кричит: «Стерва!» Ну и пусть. Стервой я кажусь только никчемным носителям двух разных хромосом. Хотя Дима не никчемен, просто наивный и глупенький. Но это даже меня умиляет. Соблазним, развратим, научим плохому.
─ Готово! ─ говорит старший, утирая лоб такой грязной тряпкой, что я не могу не наморщить нос.
─ Выход, думаю, помните где! ─ бросаю я, положив оплату на подоконник. ─ Дверь просто захлопните.
Оба синхронно кивают и, не забыв сгрести в кулак купюры, гуськом прутся на выход.
Стаскиваю с высокого матраса плотный целлофан и заваливаюсь на свежесобранную кровать ─ она приятно спружинивает подо мной. Отличное приобретение, но для более приятных дел. Впрочем, они не за горами.
Нещадно отгибаю заднюю обложку «Коллекционера» и пробегаюсь глазами по обязательным пунктам, которые сама же и записала подводкой для глаз.
1. Никто не должен его услышать!
Я об этом позаботилась. Вся квартира обита тем самым звукоизоляционным поролоном. Я орала во весь голос, включала «Рамштайн» на полную громкость, но ночь как была безмятежной, так и осталась. Правда, дом не заселенный, и если где-то и обитают люди, то это работяги из Средней Азии, которые стряпают ремонты за недорого. Так что, чтоб поставить уверенную галочку напротив этого пункта, я выкрутила громкость «Агаты Кристи» на максимум и пошла гулять по подъезду ─ когда в квартире бушевал «Ураган», на моей голове не шелохнулся ни один волосок. В этой квартире отныне можно будет пережить апокалипсис, показанный в «Тихом месте».
2. Никто не должен увидеть.
Как-то я небрежно записала этот пункт. Нужно было так: никто не должен догадаться, что на самом деле происходит. Да, мы тащим перебравшего друга домой. Да, практикуем БДСМ. И не более того. Все это просто игра. И только для меня и для него ─ жизнь.
3. Он должен быть зафиксирован, пока я не начну ему доверять.
План мой безумен, но тем не менее я отнеслась к его воплощению с холодной головой. Я дерзкая и боевая, но в плане мышечной силы все же уступаю парню. Тем более Диме, который не то чтобы перекачан как Стас, но все-таки не субтильный хлюпик. Что ж, если физически не справляешься надо идти на хитрости. Мои женские хитрости ─ это миорелаксанты и седативы, а еще нейлоновые веревки и кабельные стяжки. Наручники ─ это слишком. Мы ж не в голливудском фильме.
Я вновь прокручиваю в голове момент, когда освобожу его, и у меня внутри все переворачивается, а внизу живота вспархивает стайка бабочек ─ даже невинность терять было не так волнующе. Я вижу этот переломный момент так же четко, как если бы он уже произошел. Отбрасываю книжку и просто растворяюсь в этом предвкушении безудержного счастья. Как оказалось, счастье ─ это человек. Мне Димы не хватало для счастья. Как хорошо найти уже себя!
Тренькает дверной звонок.
─ Открыто, ─ кричу я, забыв, что мои децибелы глушатся мягкими стенами.
Чертыхаюсь, рывком поднимаюсь на ноги и не спеша иду в коридор.
Распахиваю дверь и вижу довольную улыбку Стаса, которая кажется неестественно белоснежной на фоне лица, жестко закопченного в солярии ─ прожарка до хрустящей корочки.
─ Солнце, как я рад, что ты наконец позвонила! ─ восклицает он.
Есть в Стасике нечто такое, что мне нравится. Его преданность круче собачьей, хотя может просто память как у золотой рыбки. Кто знает? Отпихнешь его от себя, дашь пинка ─ можно буквально ─ пошлешь в грубой форме, пару раз унизив по дороге, а он опять несется по первому зову, весело виляя хвостом.
Захлопывает дверь ногой и припирает меня к стенке. Хочу увильнуть, пока вся не пропиталась запахом псины, но бройлерные грудные мышцы по проницаемости почти как стена за моей спиной. Вжимает меня в стенку и начинает покрывать шею слюнявыми поцелуями ─ ну полное сходство с тупой псиной!
─ Я тебе не для этого позвала! ─ отбиваюсь я от этой попытки «изнасилования», предпринятой с порога.
Отталкиваю его от себя и вытираю слюну тыльной стороной ладони.
─ А для чего? ─ спрашивает, озадаченно почесывая затылок.
─ Пойдем, увидишь! ─ лукаво улыбаюсь я.
Веду его в спальню. Мне нужен тест драйв. Не Стаса, конечно. Любовного гнездышка. Ведь пункт про фиксацию ─ самый важный.
─ Хорошая кроватка! ─ протягивает он, довольно ухмыляясь.
─ Ложись! ─ приказываю я.
Он радостно скидывает футболку и джинсы. И прежде чем в ту же кучу улетят и стринги, я его останавливаю:
─ Попридержи «дружка» в узде. Просто ложись. Остальное я сама.
Без слов обрушивается на кровать, словно трехстворчатый шкаф. Торс его блестит от какого-то масляного лосьона. Фу, гадость
Я опираюсь на матрас коленками и, поймав точку наибольшей устойчивости, нависаю над ним и начинаю привязывать запястья к поручню. Я делаю все так, чтоб он ни в коем случае не мог свести руки и освободиться, но и чтоб кисти не были притянуты к поручню так, чтоб полностью онеметь через несколько часов. Я ж не хочу привести его к ампутации. Не Стаса. Диму.
─ Ты бы раньше сказала, что любишь такое! Я бы принес свои наручники и прочие штучки.
Интересно, что он называет «прочими штучками»? Турник, может? Или я чего-то не знаю про тайную жизнь качков?
Закончив вязать узлы, я соскакиваю с кровати и встаю перед ним. Стягиваю с себя кофточку и отвожу плечи назад, чтоб он еще раз облизнулся на мою заманчивую грудь.
─ Освободишься от пут, тебе обломится, ─ обещаю я сексуальным грудным голосом, на который «дружок» Стаса реагирует не хуже, чем на виагру.
Наслаждаюсь зрелищем: оно уморительное, как почти любое спортивное соревнование.
Стасик выполняет силовуху качественно: почти жилы рвет. Морда стала пунцовая, вены под кожей так вздыбились, что можно устройство кровеносной системы изучать, не препарируя пациента, пот льется ручьями, а гримаса как у без пяти минут инсультника. Все тщетно. Зафиксирован отлично.
Страдания и силовые подвиги длятся от силы минут десять. У качков никакой выносливости. Дышит так тяжело и натужно, что вот-вот схлопочет сердечный приступ. Инстинкт самосохранения оказался сильнее желания присунуть симпатичной девчонке.
Падаю рядом, подскочив на матрасе. Провожу кончиком ногтя по потной щеке.
─ Помнишь, ты просил дать тебе еще один шанс?
─ А это был не он, да? ─ делает Стас открытие века.
─ Нет, просто хотела проверить, как все работает.
─ Что я должен сделать? ─ спрашивает он так послушно, что я начинаю чувствовать себя крутой мистрис даже без кожаного комбидресса и плеточки в руках.
─ Не много. Просто помочь мне в одном дельце, ─ отвечаю туманно.
─ В каком?
─ Неважно! Просто пообещай, что все сделаешь!
─ Ну, Машунь, ты мне расскажи, тогда пообещаю, – упрямится он, намекая на ответную реакцию.
Я приподнимаюсь на локтях и нависаю над ним, щекоча грудь распущенными волосами. Медленно-медленно склоняюсь над распростертым подо мной телом. Зубами защелкиваю его нижнюю губу и мягко тяну на себя. Отпускаю и провожу по соленым губам кончиком языка. Это дешевые шлюшки сразу отдаются в надежде получить выгоду, а такие хищницы, как я, томят и мучат, доводя до кондиции.
Стринги неспособны сдержать бурную реакцию, и я удовлетворенно укладываюсь рядом.
─ Сделаю все, что попросишь, если два раза в неделю будешь со мной! ─ проговаривает он хриплым голосом.
Глава 11. Эта жизнь.11.1
─ Твоя семья, должно быть, меня ненавидит, ─ выдыхаю я, обкусав под корень очередной ноготь.
Марк убавляет громкость магнитолы, из которой льется безликая жизнерадостная попса, которая совсем не поднимает настроение, как и чудесная зимняя погода ─ ее словно вырезали из фильма «Морозко» и вставили в этот день.
─ Почему ты так думаешь? ─ спрашивает он таким спокойным и будничным тоном, словно я сказала, что мне кажется, что погода скоро испортится.
─ А как еще можно относиться к женщине, которая разбила твою семью? ─ запинаюсь, а потом добавляю то, о чем неприятно даже подумать: ─ Они, должно быть, любят бывшую невестку.
Сбавляет скорость ─ мы едем по пустой проселочной дороге ─ и касается моей руки, которая подрагивает в приступе нервного тика. Каждое его прикосновение ─ это бальзам, пролитый на душу; каждое я бережно храню, нанизав на нитку памяти, словно бусинку.
─ Во-первых, ты ничего не рушила. Мой брак и так был ошибкой. Я это понимал с самого начала, просто не хотел признавать. А потом появилась ты, и мне прибавилось храбрости. Во-вторых, они любят Свету, но это не дает права указывать мне с кем жить и строить отношения. И, в-третьих, они тебя не ненавидят, а как только узнают так же хорошо, как и я, так и вовсе полюбят.
«Так же хорошо, как и я». Его случайно брошенная фраза эхом разносится в голове. Словно черепушка пустая и это единственное, что там сейчас звенит. Марк меня совсем не знает. Видит во мне кого-то другого. Не знаю кого именно, но она ─ точно не я. Я не такая милая и добрая, как он думает. И хреновее всего, что я так и не набралась храбрости, чтоб рассказать ему о том, что натворила. Мне страшно. Безумно страшно потерять его. Марк возродил меня к жизни, но если он вдруг отпустит мою руку, я растворюсь в темноте и исчезну совсем, поглощенная безумием и разорванная на части призраками, которые там обитают и сейчас лишь временно притихли.
Сглатываю болезненный ком и облизываю пересохшие губы. Мне не по себе от той нормальной жизни, которой он заставляет меня жить. Мне нравится не быть лунатичкой и крепко стоять на ногах, но я чувствую себя отшельницей, которую выпустили из пещеры и теперь она не знает, как вести себя в мире здоровых отношений.
Марк снял для нас почти семейное гнездышко, развелся с нелюбимой женой, а теперь вот везет меня знакомиться с семьей. Мы встретим Новый год в загородном доме, который построил еще его прадед. Я никогда не праздновала этот истинно семейный праздник так тепло и лампово. Я знаю, что не заслужила хорошего к себе отношения, но просто уверена, что его бабушка, сестра и папа ─ милейшие люди, которые и взглядом не попрекнут меня, разлучницу.
Марк глушит мотор у калитки в высоких воротах и, прежде чем вылезти из теплого салона тянется ко мне, прикладывается теплыми успокоительными губами к моим, холодным и дрожащим. Этот поцелуй вдыхает в меня уверенность, спокойствие и нечто такое, чему я даже определения придумать не могу. Мне бы хотелось собрать все его седативные поцелуи и законсервировать в банке, чтоб они навсегда остались со мной. Но они всегда растворяются в воздухе, и мне опять становится холодно.
─ Все будет хорошо. Просто наслаждайся покоем. Они полюбят тебя, хотя бы потому, что я люблю.
Я киваю и делаю шаг из теплой капсулы в колкий мороз. Тут же проваливаюсь в глубокий, трескучий снег. Надо было надеть сапоги, но я в кроссовках ─ привыкла так ходить зимой в почти бесснежной Москве. Марк, мой рыцарь, всегда готов спасти меня от всего – вот и сейчас он подхватывает меня на руки, вызволив из снежного капкана, и несет к большому срубовому дому, который украшен гирляндам и уютно мерцает, разливая на душе теплоту.
На крыльце он аккуратно ставит меня на ноги, и я ежусь оттого, что ноги совсем мокрые от снега, который набился в кроссовки. Марк распахивает чуть поскрипывающую дверь, и мы оказываемся в просторной прихожей, где висит верхняя одежда ─ снег на ногах превратился в воду, и носки противно хлюпают. Я делаю глубокий вдох, и мы входим в гостиную.
У окна спиной к нам стоит девушка. Оборачивается, привлеченная грохотом закрывшейся двери и, радостно взвизгнув, несется к нам ─ преодолевает небольшую комнату в несколько прыжков.
Проигнорировав Марка, хватает меня за руки и звонко чмокает в обе щеки. У нее ярко-зеленые глаза, почти такие же, как у брата, а волосы цвета «клубничный блонд». А эта подкупающая теплота во взгляде, похоже, визитная карточка их семьи.
─ Маш, это Лариса, моя младшая сестра, ─ улыбается Марк, растирая мне плечи.
Чувствую себе четырехлеткой, которую привели в новую детсадовскую группу.
─ Привет! Я так мечтала с тобой познакомиться. Марк не врал, когда говорил, что ты очень красивая, ─ щебечет она, все не выпуская моих замерзших пальцев из своих теплых рук.
Его сестра общается со мной как с лучшей подружкой, ведь меня привел сам Марк. Он так меня расхвалил, что они считают меня чуть ли не ангелом. Но что все они скажут, когда узнают о моем темном прошлом?
Раздаются тяжелые шаги и в комнату, шелестя нитяными занавесками, входит мужчина за пятьдесят. Такой же статный и высокий как Марк. Сразу видно, что дети пошли в него. Увидев меня, он тоже начинает улыбаться. С каждой новой улыбкой, которую я, по сути, краду, на душе становится все сквернее. Я всего этого не заслуживаю, не принадлежу к этой прекрасной семье, и меня вообще не должно быть в этом теплом гостеприимном доме.
─ Здравствуй, Мария! ─ Его густой бас наполняет комнату, а рука приветливо тянется ко мне.
Выдыхаю. Липкая паника, которая все это время мерзким зверьком висела на спине, отступает.
Я пожимаю протянутую руку и с улыбкой приветствую обоих:
─ Мне очень приятно с вами познакомиться, Лариса и Анатолий Сергеевич!
В воздухе витает запах жаренных на сковороде пирожков. Так пахнет мое детство – точнее, та его часть, где я еще не понимала, что происходит, родители были вроде как счастливы, а бабушке не запрещалось меня баловать.
─ Пойдем! ─ Тянет меня вглубь дома Лариса.
Бросаю испуганный взгляд на Марка. Он кивает мне, вновь улыбается, но за нами не идет. Лариса утаскивает меня прочь, а мужчины остаются позади. Я знаю, что Марк давно не виделся с семьей ─ соскучился по собственному месту силы и хочет пообщаться с отцом.
Мы оказываемся на маленькой, но очень уютной кухне. Словно я села в машину времени и опять оказалась в Советском союзе. С потолка над столешницей свисают связки сушеных грибов, и лук, который по старинке хранится в старых капроновых чулках. У плиты хлопочет бабуля-«божий одуванчик», так не похожая на мою бабушку, всегда подтянутую и прямую как палка. Отец всегда говорил, что бабушка была с ним очень строга, да я и сама это видела, но к внукам относится гораздо мягче, так что меня неизменно прикрывали от отцовского гнева и баловали. Похоже, меня портило все ─ и излишняя ласка и вседозволенность, и казарменная строгость.
Бабушка Марка снимает со скворчащей сковороды очередную порцию румяных пирожков и тоже бросается ко мне как к родной:
─ Здравствуй, Машенька! Какая ты славная! Только худенькая. Садись, сейчас я тебе чаю налью!
В сердце вонзается очередная иголка. Как же я хочу быть другой! Как же хочу отсечь все то, что было до встречи с Марком. Он изменил меня в сегодняшнем моменте. Но неспособен изменить меня из прошлой жизни.
Заботливые руки обхватывают мои плечи и усаживают за массивный деревянный стол. Передо мной появляется огромное блюдо с пирожками, над которыми поднимается ароматный дымок, хрустальные вазочки с вареньем и огромная кружка чая, на которой написано «Марк». Его любимая кружка. Улыбаюсь и обхватываю горячие бочка ладонями.
─ Где вы познакомились? ─ спрашивает Лариса, забравшись на стул с ногами, и смотря на меня русалочьими глазами.
─ В поезде, ─ отвечаю как есть, сделав несколько глотков чая, который огнем проносится по пищеводу.
─ Попутчики! ─ восклицает она. ─ Как романтично!
Ловлю себя на мысли, что это первый раз, когда парень знакомит меня со своей семьей. Я всегда была против. Теперь же я так растрогана, что мне сложно говорить из-за кома, который перекрывает горло. А еще я беру большие паузы между репликами, потом что боюсь сморозить лишнего. Этим милым людям совсем не нужно знать, что я официальная сумасшедшая, которая год провела в полете над кукушкиным гнездом.
─ Да, романтично, ─ киваю я и утыкаюсь взглядом в чашку.
─ Так вы сейчас живете вместе?
─ Да, уже пару месяцев, ─ сухо поясняю я, боясь, что этот формальный разговор вот-вот оборвется, и меня начнут упрекать, что я отбила идеального Марка у его милой жены.
─ Ты была моделью в Москве? ─ предполагает Лариса, даже не думая углубляться в дебри личной жизни брата.
─ Нет! ─ мотаю головой.
Пока мама не решила, что ей будет куда лучше с африканцем, она таскала меня на модельные кастинги, только и всего. Я была никем. Пустышкой, которая только и делала, что рушила чужие жизни. Я думала, что мир лежит на моей ладошке, но разве я заслужила всю его красоту? Мне так много всего дали ─ привлекательную внешность, мозги, возможности, но я все это спустила в унитаз.
─ А могла бы! Ты очень красивая! ─ восхищенно проговаривает Лариса. Я краснею от искренности этого комплимента.
─ Спасибо, ты тоже, ─ отвечаю сконфуженно.
Она действительно очень миленькая ─ напоминает Маркушу и потому нравится мне еще больше.
─ Ты куришь? ─ заговорщицки шепчет она, пододвинувшись ко мне.
Киваю. На самом деле я не увлекаюсь курением, но могу составить компанию, просто набирая в рот дым и выпуская из скругленных губ его колечки.
Лариса вскакивает на ноги и опять хватает меня за руку. Мы как подружки навек, хоть и знакомы полчаса.
Накидываем куртки и выходим на уютную веранду с подвешенными на цепочках качелями. На качелях лежит книга, которая заставляет меня облиться холодным стрессовым потом. «Коллекционер». То же издание, что было когда-то у меня. Я узнаю эту обложку из тысячи. Эта книга стала пистолетом с взведенным курком. Я бы всего этого избежала, если бы она не попалась мне на глаза? Глупости. Мой порочный разум все равно бы пришел к тем же выводом. Просто книга стала катализатором ─ все случилось гораздо быстрее, чем могло.
Мне хочется забиться в угол, чтоб укрыться от воспоминаний, которые триггернулись этим зрительным образом. Даже обложка все так же пахнет сигаретным дымом.
