Текст книги "Журнал Наш Современник №8 (2002)"

Автор книги: Наш Современник Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

На нашем телевидении то и дело поминают “бульдозерную выставку”, когда по приказу Хрущева бульдозерами разгоняли художников-извращенцев. Спроси любого – каждый хоть что-то, да слышал об этой “трагедии”. А вот про бульдозеры, которые совсем недавно в Иерусалиме сносили православный храм, не знает никто. Как никто не знает о гонениях на православных, постоянно чинимых в Израиле.

Еще один объект нападок – Греческая духовная семинария. Она расположена на горе Сион, и потому ее с особым рвением хотят уничтожить. В 1979 году израильские экстремисты зверски замучили и убили здесь архимандрита Филумена. Голову мученика крестообразно разрубили на четыре части и потом закопали. Когда через несколько лет произошло обретение мощей Филумена, открылось чудо – разрубленная голова его срослась. Благоуханные мощи новомученика лежат в гробу подле написанного на стене образа Успения Богородицы. Сам образ несет на себе отметину от пули. Рассказывают, что однажды солдаты израильской армии вошли сюда, и один из них, весело поигрывая автоматом, решил пошалить – стрельнул в образ Богородицы. Пуля отскочила от стены и, угодив озорнику прямо в сердце, сразила его наповал. Тем и закончился этот импровизированный “клуб веселых и находчивых”. Товарищи убитого в ужасе разбежались кто куда.

КТО НА КОГО ПОХОЖ

Жители Израиля по большей части – люди общительные. И арабы, и евреи, и армяне, и греки. Арабы чаще всего принимали нас за евреев. Иногда заискивающе, а иногда искренне дружелюбно помахивали руками и приветствовали нас по-еврейски: “Шалом! Шалом!” Пытались даже блеснуть перед нами знаниями иврита. Далеко не всем хочется участвовать в интифаде.

В другой раз приходилось сталкиваться и с проявлениями агрессии. А однажды стайка несовершеннолетних карманных воришек пыталась освободить нас от лишних денег и документов, а когда Лыкошин и Куличкин строго пресекли это нападение, один мальчик извлек из штанов данную ему от рождения “авторучку” и весьма ловко изобразил струей на асфальте шестиконечную звезду Давида, которую тотчас сам и растоптал. Но даже и за такое виртуозное искусство нахалюга не получил ни шекеля.

В еврейских магазинчиках нас охотно старались принять за поляков, чехов или хорватов. Однажды мы долго рылись в книжной лавке и нашли там Евангелие на сербском языке. Когда я подошел к продавщице, чтоб расплатиться, невольно разговорился с ней. Внешне она была очень похожа на скандинавку, из ее магнитофона лились звуки Генделя – “For unto us the Child is born”, я заговорил с ней по-английски, и, посмотрев на сербское Евангелие, она спросила:

– Это на каком языке?

– На сербском.

– Когда вы только вошли и заговорили, я сразу догадалась, что вы – сербы.

– Мы русские, – возразил я и тут же приврал: – Но большинство русских знает сербский язык.

Она удивилась и вдруг призналась:

– А я из Стокгольма. И знаете, когда я жила в Швеции, я все время считала себя еврейкой. Потом переселилась на землю своих предков, и вот парадокс – тут я чувствую себя шведкой. Очень скучаю по Швеции.

В одном кафе я купил у пожилой еврейки бутылку “Макавейского” пива. Она сразу сказала:

– Вы из Одессы.

– Нет, я из Москвы, – возразил я.

– Нет, я вижу, что вы не еврей, но вы из Одессы. Если кто заходит из России, то только одесситы покупают у меня пиво. Скажите же, как там наша Одесса? Можно ли туда возвратиться?

И совсем замечательный разговор состоялся у меня однажды утром на блок-посту возле Стены Плача. Я гулял рано утром по Иерусалиму, и мне нужно было пройти через этот блок-пост, чтобы выйти сквозь Мусорные ворота за пределы Старого города. Поскольку говорящих по-русски встречаешь не всякий раз, я обратился к солдатам, сидящим на контрольно-пропускном пункте, по-английски:

– Good morning, boys! How are you? Have a nice day! (Доброе утро, хлопчики! Как вы тут? Желаю хорошо провести время!)

Они меня проверили, не нашли никаких бомб и пропустили. Но стоило мне сделать пару шагов, как слышу, один другому говорит по-русски:

– Вот счас бы этому гудмонингу взять да и садануть из автомата в позвоночник!

Я радостно оглянулся:

– Ребята! Из России? Откуда?

– Питер, – угрюмо промычал один из них.

– А я из Москвы. Молодцы, ребята! Я тоже не люблю Америку.

ДОБЛЕСТНАЯ ИЗРАИЛЬСКАЯ ПОЛИЦИЯ

Блок-постов по всему Израилю если не столько же, как у нас в Чечне, то, во всяком случае, ненамного меньше. Это не удивительно, если учитывать масштабы конфликта, развернувшегося в наше время на Святой Земле. Полиции на улицах Иерусалима куда больше, чем милиции в Москве. Израильская армия и полиция отличаются обилием в их рядах девушек. Каждый третий полицейский – девушка.

О внешнем виде еврейской полиции стоит сказать особо. Одеты все в очень красивую, строгую и элегантную форму. Стройные, загорелые, с орлиным взором. Невольно вызывают уважение. Невольно сожалеешь, что наша милиция не выглядит так же доблестно, особенно после введения летних картузиков, в которых милиционер скорее похож на бобика, чем на центуриона. Одетый вахлаком, страж порядка и взгляд имеет подловатый, а надень на него красивый мундир – он тоже будет соколом глядеть, не хуже израильского.

Однажды ночью нам довелось наблюдать, как израильские полицейские, выскочив из своего участка, преследовали кого-то, лихо щелкая затворами автоматов. Что примечательно – если днем они все ходят с американскими и израильскими автоматами, то ночью все-таки меняют их на наши “калаши”.

Ни днем, ни ночью в Иерусалиме ты не подвергнешься никаким придиркам со стороны полиции. Особенно если ты не похож на араба. В целом, действия органов охраны порядка безукоризненны.

И все же...

Крестный ход в Великую Пятницу запомнился нам не только теми благоговейными чувствами, что переполняли нас накануне Благодатного Огня и самой Пасхи Христовой. Невозможно забыть и плохое. То, как полицейские не могли или не хотели правильно организовать толпу, допускали давку, и когда эта давка начиналась, они хватали железные ограждения и давили, а нередко и били ими людей. В нашей украинской группе оказалась одна учительница, которая среди особо рьяно орудующих полицейских признала своего бывшего ученичка и схватила его за грудки:

– Илюша! Чему я тебя учила! Я учила тебя добру, любви к людям, а ты что вытворяешь! Ты человек или нет? Как ты смеешь бить православных!

Илюше было явно стыдно. Краснея, он посматривал на смеющихся своих товарищей и робко отпихивал бывшую учительницу стволом автомата. Как мы потом выяснили, он имел полное право пристрелить ее за нападение на полицейского. Но он не воспользовался этим правом. Уроки любви к людям все же не прошли для него даром.

В храме Гроба Господня в Великую Пятницу и в Великую Субботу полицейских было примерно по одному на десять верующих. Ничего не скажешь – их присутствие необходимо, дабы избежать давки и возможных беспорядков, ведь кроме русских, белорусов, украинцев, сербов и греков здесь присутствовало немало армян, румын, арабов, православных и неправославных евреев. Но, наводя порядок, израильские полицейские почему-то уж очень хотели быть похожими на нацистов, какими мы привыкли их видеть в художественных фильмах про фашистскую Германию. Гоняя людей с места на место, они вполне могли объяснять им причины, по которым эти перемещения производятся, но вместо этого они подходили и с ненавистью выкрикивали: “Лэшам! Лэхоха! Лэшам!”, что, вероятно, примерно соответствовало немецкому “Steht auf! Raub! Steht auf!” (“Встать! Вон отсюда! Встать!”) При этом, как выяснялось, некоторые из полицейских, особенно девушки, прекрасно изъяснялись по-русски.

Но удивительно даже не это. Удивительно, что, находясь в храме Гроба Господня и став очевидцами величайшего чуда и величайшего свидетельства бытия Христа Бога – Благодатного Огня, – они ничуть не уверовали и не испытали никакого трепета, будто ничего не видели, кроме беспорядка. Многие полицейские были оснащены маленькими ручными огнетушителями, и этими огнетушителями они гасили пылающие Благодатным Огнем пучки свеч! Вот ведь слепые!..

Ничего не изменилось со времен Иисуса Христа. Явись Он сегодня, Его распяли бы точно так же, как тогда. И точно так же плевали в Него и швыряли бы в Него камни, когда б Он снова шел по крестному пути Своему.

ХРАМ ГРОБА ГОСПОДНЯ

С какой бы стороны и через какие бы ворота вы ни вошли в Иерусалим, ноги сами приведут православного человека сюда – к храму Воскресения Христова, известному также под названием храма Гроба Господня. Да и может ли быть иначе? Есть ли на всем белом свете более святое место?

Здесь находится географический “пуп земли”.

Здесь под горой Голгофой был погребен Прародитель Адам.

Здесь на горе Голгофе был распят Спаситель Иисус Христос, Сын Бога Живого.

Здесь Его сняли с креста, положили на камень Помазания и, умастив благовониями, спеленали.

Здесь Его погребли в небольшой пещерке в тридцати трех шагах от места распятия, чтобы здесь же Он и воскрес, являя миру спасение.

И здесь находилась древняя глубокая цистерна, куда был брошен и завален мусором крест, который потом чудесно обрела православная греческая царица Елена.

И все это вмещает в себе огромный храм Гроба Господня.

Крестный Путь начинается от Стефановых врат и пересекает всю северную часть Старого Иерусалима, он идет мимо бывших стен Соломонова храма, через Преторию и Литостратон, делает повороты налево, направо, налево и еще раз направо. Здесь, на последнем повороте перед площадью храма Гроба Господня, словно важнейшая веха, стоит Александровское подворье с храмом Александра Невского. Это самый близкий ко Гробу Господню русский храм. Вдоль него ведет улица прямо к арке, под которой мы проходим на ступени и по ступеням спускаемся на площадь. От нижней ступени до врат храма – тридцать три шага, по числу лет Господа. Перед входом – колонны, одна из них несет на себе глубокую трещину. К этой трещине прикладываются, в нее кладут записки с именами людей, о здравии или упокоении которых верующие просят Бога.

История этой трещины известна каждому, кто читал о Благодатном Огне. В 1579 году, когда Иерусалимом владела Османская империя, армяне подкупили турок, чтобы те в Великую Субботу впустили в храм Гроба Господня только их, а остальные христиане вынуждены были томиться у врат храма. Но Христос не явился к лукавым, решившим, что все можно купить. В тот час, когда Огонь обычно появляется в часовне Гроба, привратная колонна с громким треском лопнула, и Благодатное Пламя вышло из нее – к тем, кто стоял при закрытых дверях. Среди них был и тогдашний Патриарх Иерусалимский.

Войдя в храм, надо тотчас свернуть направо и подняться по ступеням на Голгофу. Теперь от горы ничего не осталось, ее превратили в особый храм, как бы такую антресоль внутри храма Гроба Господня. Она поделена на два придела. Первый придел – католический, на том месте, где Христос был прибит гвоздями к кресту. На стене – мозаика, изображающая это событие. Господь повержен и пригвожден, над ним стоит Богородица с пылающим сердцем.

Второй придел – православный, на том месте, где Господь испил чашу скорби до дна. Над алтарем – распятие, такое же, как в наших храмах. Множество лампад свисает с потолка. Здесь, в отличие от латинского придела, тепло, и молитвы сами собой рвутся из сердца. Каждый день мы поднимались сюда и тихо пели “Кресту Твоему поклоняемся, Владыко...”, а после явления Благодатного Огня – “Воскресение Христово видевше...”

Спустившись с Голгофы, оказываешься пред камнем Помазания, склоняешься перед ним, прикладываешься к нему губами, лбом, щекой. Он благоухает, всегда умасленный благовониями. Он холоден, как ничто на этом свете. Это удивительное чувство. Он холоден не как лед, не как снег, он холоден – как сама смерть. Ибо Господь Бог наш лежал на нем и был мертвее всех мертвых. Ибо что может быть мертвее, чем Сын Божий, принявший крестную муку и смерть! От камня Помазания идешь в ротонду самого Гроба. Посредине ротонды возвышается часовня Кувуклии, возведенная над скалой, в которой была пещера, и в той пещере лежал и воскрес Господь. Гуляя вокруг Иерусалима, то тут, то там обнаруживаешь дырявые каменные холмики, внутри которых такие же пещерки, и там вполне можно положить покойника. Возможно, и под Голгофой была не одна такая пещерка. Но сохранилась одна – самая главная могила в мире. Могила, из которой вышел Воскресший. И в ней каждый раз в православную Великую Субботу накануне Пасхи зажигается Благодатный Огонь. И нет ничего живее, чем воскресший Сын Бога Живого!

Сведения об истории строительств, разрушений и восстановлений храма многочисленны и противоречивы. Какую-то более или менее точную хронологическую картину воспроизвести очень трудно. После разрушения римлянами Иерусалима и Соломонова храма здесь долгое время стоял храм Венеры, пещера Гроба была завалена мусором. В таком виде застала святое место равноапостольная царица Елена в 326 году, когда она прибыла в Палестину. Она тотчас приступила к разысканиям. Один старый иудей открыл ей тайну, что кресты Иисуса и двоих разбойников покоятся на дне древней цистерны под грудой мусора, а над цистерной как раз и находился храм богини любви. По приказу Елены капище разобрали, а камни отнесли как можно дальше. Вполне возможно, что уже тогда не было Голгофы как холма, но сохранялся камень, знаменующий собой могилу Адама. Над ним и был возведен храм Голгофы. Глубоко в расчищенной цистерне были обнаружены кресты и гвозди. Долго не могли определить, какой из крестов – Честное Древо. Шла похоронная процессия, стали прикладывать кресты к покойнику, и когда приложили третий крест, мертвец ненадолго ожил. Так и распознали. Сам Крест был установлен Еленой на Голгофе, а над камнем в пещере Гроба Господня, на коем Христос был положен после смерти, царица положила плиту из лучшего порфира.

Сын Елены, равноапостольный Константин, получив от матери часть Креста, продолжил строительство храма. При нем была одета в камень пещера Гроба, вокруг нее все умощено камнем и обнесено портиками. Затем вокруг храма выросли стены, сверху поднялся купол. Освящение храма Воскресения в Иерусалиме состоялось 13 сентября 336 года, в честь этого события был установлен церковный праздник Воскресение Словущего. В 614 году во время нашествия персов храм подвергся частичным разрушениям. Затем византийский император Ираклий, отвоевав Иерусалим, восстановил храм. С 636 года на четыре с половиной века Иерусалим стал принадлежать арабам-мусульманам. Они относились терпимо к христианским святыням, тем более что огромное число их соплеменников исповедовало христианство. Халиф Омар ибн-Хаттаб уже в 637 году подписал охранную грамоту, по которой Иерусалимский Патриарх попадал под особое покровительство всех будущих халифов. Таким образом, со времен царицы Елены православное богослужение прерывалось лишь на несколько лет, когда Иерусалимом владели персы.

В некоторых источниках можно найти ошибочные свидетельства о том, что якобы крестоносцы, захватив Иерусалим в 1099 году, застали здесь лишь развалины храма Воскресения. Конечно, это весьма выгодно католикам для того, чтобы показать, как много сделали крестоносцы для восстановления христианских святынь в Палестине. Но никто и не спорит, они и впрямь многое построили и во многом облагородили Святую Землю, они и не нуждаются в чрезмерной и излишней славе. Известно же, что когда они взяли Иерусалим и пришли к дверям храма Воскресения, то обнаружили на дверях тяжелый замок. И Готфрид Бульонский, вождь Первого крестового похода, своим мечом сбивал замок. Если бы храм лежал в развалинах, крестоносцы могли бы и так проникнуть на его территорию.

Судя по всему, крестоносцы застали храм Гроба Господня примерно в таком же виде, каким мы можем видеть его сейчас. Войдя в храм, они первым делом ознаменовали свою победу тем, что повсюду остриями своих мечей вырезали памятные крестики. Эти памятки крестоносцев и по сей день четко видны на стенах. Таковы средневековые “Здесь был я”.

Кстати, надписей на стенах храма много. Они на всех языках и, к счастью, меньше всего – на русском. Больше всего расстарались американцы. Может быть, поэтому в одном из путеводителей по Иерусалиму можно прочесть уважительное: “На стенах храма Воскресения видны граффити паломников”.

Внутри храма крестоносцы увидели значительные разрушения, вызванные пожаром 1010 года. Обновлением интерьера и занялись в первую очередь перегринаторы Готфрида. С севера к храму Воскресения были пристроены католические приделы – Плачущей Богоматери и Явления Христа Богородице. Здесь же, в католической ризнице, до сих пор хранится меч Готфрида Бульонского, которым тот сбивал замок с дверей. Сам завоеватель Иерусалима, скончавшийся при весьма загадочных обстоятельствах, был погребен под Камнем Помазания, стоящим прямо перед входом в храм, на полпути от Голгофы до Кувуклии. По преданию, там же некогда находилась и гробница Мелхиседека, первого царя Салимского и первосвященика.

Сейчас над мраморной плитой Гроба Господня висит около сорока кандил – серебряных светильников. Когда Иерусалим был взят крестоносцами, висело только два кандила – над изголовьем было греческое, подвешенное самой царицей Еленой или ее сыном Константином, второе появилось в конце V века. Его повесил рядом с первым каппадокиец Савва Освященный, основатель монастыря близ Иордана. Готфрид Бульонский повесил третье кандило – латинское. Оно висело прямо над серединой порфирной плиты. В 1107 году над тем местом, где лежали ноги Спасителя, появилось русское кандило. Именно в этом году Пасху в Иерусалиме встречал первый русский паломник – игумен Даниил Черниговский. Король Иерусалимский Бодуэн I, родной брат Готфрида, проникся величайшим уважением к игумену Даниилу, пешком проделавшему путь от Чернигова до Иерусалима, и когда тот попросил разрешения повесить русское кандило, у Бодуэна не возникло никаких противоречий. И в Великую Субботу 1107 года, встречая при Гробе Господнем явление Благодатного Огня, король Иерусалимский поставил по одну сторону рядом с собой игумена обители Саввы Освященного, а по другую руку – игумена Даниила Черниговского. Тогда католики еще признавали Благодатный Огонь...

БЛАГОДАТНЫЙ ОГОНЬ

Это истинное чудо Господне впервые упоминается Григорием Нисским в IV веке. Затем о Благодатном Огне писал Иоанн Дамаскин, и впоследствии описания или упоминания Огня встречаются часто. Случалось ли сошествие Огня Господня до IV века, приходится только гадать. Если, как считается, до царицы Елены пещера Гроба Господня была завалена мусором, то каждый раз в Великую Субботу этот мусор должен был воспламеняться... Но среди православных принято считать, что Огонь сходит не в качестве доказательства бытия Бога, а в награду тем, кто искренне и беззаветно верит в Христа, не нуждаясь в знамениях и чудесах. Потому можно предположить, что когда к пещере Гроба не стекались благоговейные христиане, Огонь и не сходил. Но опять-таки это лишь мои досужие и грешные предположения.

Почему при короле Бодуэне католики признавали Огонь? Очень просто – в те времена они, как и мы сейчас, пользовались юлианским календарем и встречали Пасху тогда же, когда и православные. Лишь в 1582 году они перешли на григорианский календарь, которым мы с 1918 года пользуемся в светской жизни. С 1582 года католики стали праздновать Пасху в другие дни, раньше, чем мы. Но Господь наш Иисус Христос не перешел на григорианский календарь вместе с католиками. Он по-прежнему являет нам чудо Благодатного Огня в Великую Субботу перед православной Пасхой, то есть именно тогда, когда это и совпадает с тем днем в году, в который Он воскрес и покинул Гроб. Католики обижаются на Господа и с 1582 года считают Благодатный Огонь неким фокусом.

Встреча с Благодатным Огнем – заветная цель паломничества в Иерусалим. Ради этой встречи надо прибыть в Святую Землю заблаговременно, исповедоваться и причаститься в ночь с Великой Среды на Великий Четверг, в Чистый Четверг днем присутствовать на площади перед храмом Воскресения на чине омовения ног, который совершается Патриархом Иерусалимским, и потом вечером отстоять чтение двенадцати Евангелий, в Великую Пятницу совершить крестный ход ко Гробу Господню, а в ночь с Пятницы на Субботу пробыть при Гробе, испытав на себе все гонения со стороны католиков и израильской полиции. Надо с восторгом промучиться все утро Субботы до появления в храме Патриарха и только после этого встретить пришествие Чуда.

Чин погребения Плащаницы в храме Воскресения начинается в полночь. По московскому времени это час ночи. Чин совершается со всей присущей этому скорбному событию торжественностью, крестный ход по храму продолжается более часа, и все время красиво и со страданием поют “Кирие элейсон”. Вокруг Кувуклии обходят медленно три раза. И лишь после этого вносят Плащаницу в пещеру Гроба. Потом наступает затишье.

Католики, не признающие Благодатного Огня, вполне могли бы из уважения к христианским чувствам православных людей в утро Великой Субботы, которую они считают просто субботой, не устраивать мессу при Гробе Господнем, а отслужить ее в своем просторном храме Явления Христа Богородице. Но им хочется насладиться своим могуществом, и поэтому с пяти часов утра всех, кто успел разместиться поближе к Кувуклии, израильская полиция начинает изгонять из ротонды и спрессовывать в северном и южном крыльях храма.

Довелось и нам испробовать, что такое стоять в давке и наблюдать за католической мессой. Любви к католикам после этого, мягко говоря, не прибавляется. Два часа мы стояли спрессованные и ждали, когда же они начнут, ибо как нам, в конце концов, объяснили русскоговорящие полицейские, это все у них длится ровно час – ни минутой меньше, ни минутой больше. Я нарочно говорю “все это”, потому что назвать происходившее великим словом “литургия” не поворачивается язык.

Когда наконец часы пробили 7 утра, из католической ризницы вышли три францисканских монаха – негр, белый и китаец. Как и подобает францисканцам, на них были коричневые балахоны, схваченные по поясу веревкой, и сандалии на босу ногу, придающие им некий вполне пляжный вид. И этакой вальяжно-пляжной походочкой эти три монаха принялись расхаживать взад-вперед, перенося свою церковную утварь к Кувуклии. Затем появился пастырь в белой кружевной распашонке, исчез ненадолго в Кувуклии, потом вышел оттуда и некоторое время под звуки органа, поющего в храме Явления, он читал проповедь по-латыни. Кому? А никому. Самому себе и трем интернациональным монахам. Вряд ли кто-то из спрессованных знал латынь настолько, чтобы понимать смысл проповеди. Потом он принес облатки и вложил их в уста негра, китайца и европеоида. На сем “все это” закончилось. Орган стал играть энергичнее, а под конец органист так увлекся импровизациями, что даже вплел в свой органный концерт мелодию “Боже, Царя храни!” Пляжные стали уносить свою утварь обратно в ризницу, а в начале девятого ограждения сняли и нас пустили на свои места, где мы провели ночь.

Повторяю, никаких добрых чувств к католицизму и лично к папе Иоанну Павлу “все это” внушить не могло. Напротив, некоторые из особенно спрессованных не затрудняли себя в выборе выражений типа: “Ну шо воны кота за хвист тянуть!”, “Педофилы папские!”, “Сколько у него там таблеток?” (это про облатки), “Цирк устроили!”

Надо сказать, что протестанты пошли еще дальше в своем удалении от Христа. Они не только не признают Благодатный Огонь. Они не признают и сам храм Воскресения как место смертельных мук и воскресения Христова. В 1867 году археологи обнаружили некое захоронение за пределами Старого Иерусалима напротив Дамасских ворот, неподалеку от Шхемской улицы. В 1882 году пещеру исследовал архитектор Шик. Было замечено, что пещера расположена у подножия холма, отдаленно напоминающего человеческий череп, и на этом основании английский генерал Гордон объявил, что сие и есть настоящее место распятия и погребения Иисуса Христа. С тех пор она так и называется – не Голгофа Господня, а Голгофа Гордона. В 1910 году англичане открыли здесь огромный собор Святого Георгия Победоносца. Протестанты предпочитают здесь, около своей особливой Голгофы, праздновать свою Пасху. И это хорошо. А то бы нам еще пришлось протестантское шоу наблюдать в утро Великой Субботы!

Ближе к полудню в храм впустили людей с улицы, и сразу стало гораздо теснее, чем раньше. Некоторые, толкаясь локтями, стремились во что бы то ни стало протиснуться поближе к Кувуклии, какая-то неслабая женщина возмущалась нашим присутствием: “Гляньте! Это наши Иваны к нам из России приперлись! Мы от них уехали, а они тут как тут пожаловали!” Вероятно, она вполне всерьез полагает, что как гражданка государства Израиль имеет свою долю собственности на Христа...

Все это тоже надо было перетерпеть. И как можно смиреннее. Меня вытеснили, и я оказался гораздо дальше от Кувуклии, чем мои спутники. За спиной у меня стояли девушки и юноши с Украины, вошедшие в храм уже сейчас, любопытства ради. Они переговаривались о своем незамысловатом бизнесе и очень сетовали на то, что неведомо сколько еще ждать этого Огня. Надо было старательно сосредотачиваться на молитве и не обращать внимания на окружающих. Но чем дольше, тем это становилось труднее.

Потом появились арабы-христиане. Прежде я уже читал о том, как они буйствуют перед явлением Благодатного Огня, и потому мне не показалось их разудалое поведение чем-то ужасным или оскорбительным. Они грохотали барабанами и улюлюкали. Наша бедная Надя кричала вместе с ними, стоя при муже и сыне где-то совсем близко от Кувуклии. Потом арабы стихли, и уже ничто не предвещало, что Огонь явится.

– Пийдемо в гостыныцю, там свий огонь запалымо, – сказала одна из украинских девушек за моей спиной.

В следующий миг высоко под куполом храма что-то зажглось и стало пульсировать, как пульсирует кровь, вырываясь из разрезанной вены. Затем на одной из стен стрельнула зарница, подобная фотовспышке. За ней – другая, третья, и вот уже по всему храму заиграли зарницы. Те самые, о которых писали со времен Средневековья, когда еще не была изобретена фотовспышка. Я посмотрел на часы – было 14.30 по московскому времени. Я полагал, что Огонь явится вот-вот, но ошибался. Зарницы, помелькав, исчезли, будто затаились, и вновь стали вспыхивать только минут через двадцать.

– Пиротэхника! Светомузыка! – раздалось у меня за спиной весьма скептическое замечание.

“Должно быть, так же теперь думают и католики”, – подумалось невольно. Но эти мысли уже были как будто чьи-то не мои, потому что все существо с каждым мгновением начинало все больше трепетать в предчувствии самого главного события в жизни. Я оглядывался по сторонам и не видел лиц, потому что за лицами и очертаниями людей угадывалось гораздо, неизмеримо большее, чем сей мир.

Зарницы отныне не утихали, они вспыхивали то там, то здесь, то близко, то далеко, они играли в храме, складываясь в разные квадратики, треугольнички и кружки, мелькали и прыгали. И я стал тянуться в сторону Кувуклии своими пучками свеч, мечтая, чтобы у меня Огонь зажегся сам. Я более не думал ни о католиках, ни об украинках, ни о полицейских, ни о ком и ни о чем. Мечта тянула и устремляла всего меня туда – в сторону Гроба Господня, в который уже вошел Патриарх Ириней и двери которого уже запечатали кустодией – огромной восковой печатью.

Вдруг я увидел мальчика, который сидел на плечах у своего отца и трепетно тянул в сторону Кувуклии свои свечки. “Господи! Пусть не у меня, а у него зажжется!..” – пронеслось мигом в моей душе. Я посмотрел на часы. Они показывали 15.07 по московскому времени. В сей миг весь храм наполнился радостным и восторженным криком, зарницы продолжались, но уже родилось лиловое зарево – его вынес из Кувуклии Патриарх Ириней, его уже разносили во все стороны, и оно уже само отскакивало во все стороны, подобно елочным шарикам, и у многих сами зажигались пучки свеч, как сами зажглись лампады над входом в Кувуклию. Один шарик взлетел вверх и зажег свечи у монахов, разместившихся на втором ярусе ротонды. Быстро разносилось пламя по храму, и вот уже горят свечи у меня в руках, я стою и смотрю на них, не в силах оторвать взгляд; мне и радостно, и страшно, я провожу Огнем по лицу, Огонь горячий, но он не жжет и не опаляет, он ласковый и сильный. От него не чернеют фитили у свечек до тех пор, покуда он не начинает обжигать, то есть покуда он не становится таким же, как любой другой огонь на земле.

– Е Бог! Е Бог! Е Бог! – крестятся и причитают за моей спиной украинки.

Я оглядываюсь – вид у них перепуганный, глаза сверкают. Кто-то зажигает свои свечи от моих. Человеческая река трогается с места и движется в сторону выхода. Я иду и несу перед собой Благодатный Огонь! Какое счастье!

Он уже делается горячим, мне кричат, что его надо тушить. Полицейские выступают в роли пожарных, гасят многим свечи из ручных огнетушителей. Лица у полицейских одновременно и сердитые, и растерянные, кажется, вот-вот и они тоже станут креститься, приговаривая: “Е Бог!”

Мы выносим Благодатный Огонь на площадь. На площади – яркий солнечный день. Фитили на свечках начали чернеть. Огонь уже обжигает.

Слава Тебе, Господи! Свершилось!

ХРИСТОС АНЕСТИ! ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ! АЛЬ МАСИХ КАМ!

Говорят, что в тот же вечер успевают привезти в Москву самолетом лампадки, зажженные от Благодатного Огня. А в Иерусалиме до вечера наступает блаженная тишина. На душе радостно и спокойно. С нами Бог, разумейте, языцы!

Он снова воскрес, и в 11 часов вечера, немного поспав в гостинице, мы возвращаемся в храм Гроба Господня, чтобы отпраздновать Его Воскресение. Теперь народу немного, праздношатающихся любопытных туристов и вовсе нет, только верующие. В России ночь с субботы на воскресенье – главное событие Пасхи. Здесь главное событие – явление Благодатного Огня, и оно уже состоялось.

Так странно было прийти сюда ночью после всего, что мы уже пережили накануне. Храм Воскресения Господня стал для нас уже самым родным местом, особенно тот его уголок, где мы так долго ожидали сошествия Огня. И только теперь мы вдруг заметили, что совсем неподалеку от этого места висит старая почерневшая картина, изображающая Иерусалим и храм Воскресения, на который с небес льется поток огоньков.

Ночной крестный ход на Пасху совершается здесь не так, как у нас, не вокруг храма снаружи, а вокруг храма внутри. Потом все встают вокруг Кувуклии и начинается радостное возглашение. Сначала восклицают по-гречески:

– Христос анести!