355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Наль Подольский » Книга Легиона » Текст книги (страница 2)
Книга Легиона
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 16:27

Текст книги "Книга Легиона"


Автор книги: Наль Подольский


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

– Знаешь, налей-ка водки и мне, – неожиданно для себя она обратилась к Паулс на «ты».

– Что верно, то верно, – охотно поддержала ее Лола, – я и то удивляюсь, чего ты с этим коньяком маешься.

– Только закусывай как следует, потому что сейчас я испорчу тебе аппетит. Не хочется, но придется.

Отставив подальше пустую рюмку, Марго принялась раскладывать на столе фотографии – портреты самоубийц и нанесенные ими себе увечья крупным планом. При этом Марго поймала себя на том, что прикидывает, как подать материал помягче. Получалось, она вроде как заразилась от Паулс этой самой вонючей тактичностью, которая для следователя означает профессиональную непригодность. Ее задача – не изображать из себя приятного собеседника, а наоборот, привести допрашиваемого в состояние шока и паники, и тогда его можно основательно выпотрошить.

– Вот твой космонавт. Узнаешь? И вот что он сделал со своими венами. А теперь погляди, как то же самое делают грамотные люди. – Марго показала иллюстрацию из учебника судебной медицины – руки самоубийцы с аккуратными надрезами бритвой в тазу с водой. – Зачем же он так? Не нищий ведь, мог для такого дела и пистолет купить.

Реакция Лолы была по-своему естественной: она налила себе стопку водки и молча выпила, что в переводе на обычный язык по-видимому означало «Какой ужас».

– Вот еще один. И вот его руки. Вот еще… и еще… видишь, целая пачка.

Марго на ходу меняла продуманный заранее план действий. Она предполагала предъявлять информацию о самоубийствах порциями в течение двух-трех недель, сопоставляя комментарии Паулс по каждому эпизоду и находя в них противоречия, довести ее до стресса и истерики и вытянуть из нее до капли все, что ей известно. Но сейчас она поняла, что с Лолой такая тактика бессмысленна, поскольку та прямого отношения ко всем этим преступлениям явно не имеет. Нужно было не вынудить ее в чем-то сознаться, а заставить подумать, почему именно вокруг нее группируются эти дикие дела. Марго решила выложить на стол все сразу и сделала это в буквальном смысле слова, рассыпав перед Лолой ворох фотоснимков с фамилиями и датами.

Та, против ожиданий, не испугалась и не разозлилась, а только слегка побледнела и спросила с искренним недоумением:

– Но зачем ты мне показываешь всю эту пакость? Я же тебе объясняла, что к… поступку Громова никакого отношения не имею, и ты… и никто не сможет доказать обратное.

– Дело не в Громове. А в том, что раньше мы с такими самоубийствами не сталкивались. И вдруг за год – несколько десятков, целая пачка, сама видишь. Эпидемия, что ли? И личных причин у большинства нет, во всяком случае, не обнаружено. Кто или что их толкает на это – ни малейшей зацепки. Но четверо из них почему-то знакомы с тобой.

– Четверо?!

– Да, вот они. – Марго из кучи снимков вытянула четыре и придвинула их к Лоле.

– Это Громов… этого помню… и этого тоже… а вот его не знаю. – Лола протянула Марго фотографию футбольного тренера.

– Заслуженный мастер спорта по футболу. Покончил с собой почти год назад. У него на рекламном проспекте был записан твой телефон.

– Все равно не помню… Но от меня ты чего добиваешься?

– Чтобы ты объяснила, почему именно с твоими знакомыми повторяются эти, скажем так, неприятности.

– Не могу объяснить. Это бред и абсурд.

– И у тебя нет никаких догадок? Даже смутных? Даже таких, что самой кажутся нелепыми?

– Ни малейших!

Марго показалось, что последнюю реплику Лола выпалила как-то слишком быстро и слишком напористо.

– Хорошо, я тебе верю… Или предположим, что верю. Но ты все-таки поразмысли, вдруг что придет в голову. И еще – не хочу каркать, но боюсь, такие эпизоды будут повторяться. Я имею в виду самоубийства твоих знакомых мужчин. Так что повнимательнее присматривайся к тем, с кем имеешь дело, может что и подметишь, закономерность какую-нибудь, что ли…

– Ты сама-то всерьез принимаешь то, что сейчас говоришь? – пробормотала Лола унылым голосом.

– Может, принимаю, а может, и не совсем. Но попытаться все равно надо. И имей в виду, если все это будет продолжаться, тебе снова и снова придется отвечать на подобные вопросы, и дай Бог, чтобы только мне, – ты уж к этому приготовься заранее.

Уходя, Марго на этот раз первая протянула руку, чтобы обозначить неизменность доверительных отношений, и опять почувствовала в прикосновении Лолы что-то настороженное, проверяющее, – ну прямо, как температуру меряет.

На следующий день Марго пришла к прокурору с повинной: дело, мол, развалилось, не успев начаться, версия Марго оказалась основанной на случайных совпадениях, и в результате – домыслом. Она осторожно дала понять, что только прозорливость и осмотрительность прокурора спасли прокуратуру и ее, Марго, лично, от большого конфуза, и потому ворчание по поводу потерянного времени и средств было чисто формальным. Наблюдение за Паулс и прослушивание немедленно прекратить, все телефонные записи и видеопленки уничтожить.

– Но самоубийц совсем не забрасывай, материал-то подкапливай, мало ли что, – на прощанье напутствовал ее прокурор голосом, лишенным энтузиазма.

Марго полностью погрузилась в однообразную рутинную работу, и временами ей казалось, что с прекращением дела Паулс она потеряла что-то очень важное. Самоубийства шли своим чередом – три за последующие две недели – и Марго их расследовала добросовестно, но без интереса, ибо оба покойника при жизни контактов с Паулс не имели.

Настало жаркое лето, пора отпусков, и приятель Марго, отправив жену и детей на дачу, жил теперь фактически у нее. Проведя день на работе, где почти не обращали друг на друга внимания, вечера они просиживали за бутылкой у телевизора, и если не слишком напивались, перед сном занимались любовью. Все это стало казаться Марго убогим и скучным, хотя раньше вполне устраивало. Она пыталась как-то приукрасить застолье и модернизировать постельные удовольствия, сделать свою частную жизнь хоть капельку интереснее, но ее сожитель, человек уже в возрасте, привыкший принимать однообразие как естественную норму бытия, ее стараний не одобрял и не поддерживал, и она на них вскоре махнула рукой.

Поэтому в начале июля, когда список самоубийц пополнил собой охранник страховой компании Паулс, Марго даже обрадовалась. Но на звонок Лоле никак не могла решиться, понимая, что не преследует этим никакой служебной цели, а просто ищет повода с нею встретиться. Пока она колебалась, Лола позвонила сама. Дело было в пятницу, в конце рабочего дня.

– Ты была права. Уже знаешь, наверно? – Паулс говорила вяло и будто нехотя. – Надо бы побеседовать, найдешь время?

– Хоть сейчас, – с готовностью откликнулась Марго. Ее приятель, будучи человеком положительным, выходные дни проводил на даче с семьей, так что Марго ничем не жертвовала.

– Я за тобой заеду. В шесть, пойдет? На том же месте.

Марго явилась без опоздания, и последовал уже знакомый ей акт осязательного освидетельствования посредством рукопожатия.

Лола машину вела молча, и Марго чувствовала, как она напряжена. Ведь надо же – девчонке явно не по себе, а выглядит все равно, как картинка из модного журнала. Порода такая…

– Послушай… – начала было разговор Лола и сделала паузу, нахально проскакивая перекресток уже на красный свет светофора. – Поехали к нам на фазенду, в смысле, на дачу. У тебя с утра дела в городе есть?.. Там у нас хорошо, пусто, папаша в Германии. Маленько оттянемся, отдохнем, чего здесь в духоте париться?

Первой реакцией Марго было – жестко отказаться. Но, собственно, почему? Лола теперь не подследственная, и скорее всего, ею не будет. Они общаются, как частные лица. И похоже, ей хочется что-то Марго рассказать. Если сломать ей кайф, может опять замкнуться. И вообще, действительно, отчего немного не оттянуться? Марго кивнула.

– Солнечное, – лаконично пояснила Лола и умолкла, полностью сосредоточившись, по крайней мере с виду, на управлении машиной, которую вела с бесцеремонным превышением скорости.

Зато на фазенде, как бы компенсируя молчание во время пути, она гостеприимно щебетала, успешно совмещая болтовню с приготовлением закусок, в коем дозволила и Марго принять чисто символическое участие.

За ужином было выпито много, отчего Лола сначала оживилась и как будто созрела для открытого разговора, но затем сделалась молчаливой и угрюмой. Вечер выдался жаркий, и Марго охотно приняла предложение искупаться в Финском заливе.

Омовение в прохладной воде на обеих подействовало благотворно. Вернувшись на дачу, Лола провела Марго в гостиную, включила электрический камин, подкатила к нему кресла и поставила на журнальный столик коньяк и кофеварку, явно создавая условия для задушевного общения.

Верная своей тактике Марго спокойно выжидала, и ее терпеливость была, наконец, вознаграждена.

– Хочу тебе кое-что рассказать, – деловито разлив по рюмкам коньяк, Лола с ногами забралась в кресло. – Только не надейся услышать, как говорится, чистосердечное признание. Кровавых злодеяний за мной, увы, не числится.

– Это, милочка, я давно поняла, – усмехнулась Марго, – иначе бы здесь с тобой настойки не распивала.

– И то, о чем пойдет речь, тебе покажется в лучшем случае странным, поэтому учти заранее, у меня с психикой все в порядке: ни мнительностью, ни избытком воображения никогда не страдала. Голова у меня работает, как компьютер, даже в пьяном виде я способна анализировать свои ощущения.

Марго почтила эту преамбулу молчанием и глотком коньяка.

– Речь пойдет о моем сводном брате.

– Который умер чуть ли не два года назад?

– Да. Но я с твоего позволения начну издалека. Иначе ничего объяснить не смогу, наберись терпения.

– Я давно набралась терпения. Валяй.

– У него было дурацкое имя – Легион. Мое мне тоже не по нраву, но Легион – это уж слишком оригинально. А я долго и понятия не имела, что у меня есть брат. Папаша своей бывшей семье какие-то бабки отстегивал, но дома никогда их не упоминал даже вскользь. И вдруг начались за столом разговоры: Легион – то, да Легион – се… Мне это уже само по себе не понравилось, да и моей матери тоже. Оказалось вдруг, что мой братец – молодой гениальный ученый. Мне тогда было тринадцать, ходила в седьмой класс и училась так, что хуже некуда. Всех отличников, ясное дело, ненавидела. А этот гениальный… Выходило, что он отличник в какой-то сверх-степени. А папаша мне все нанимал репетиторов, вот однажды и говорит: теперь вместо занюханных учителей с тобой будет заниматься ученый с мировым именем. Ладно, говорю. Не хотелось, конечно, но с папашей спорить было не выгодно. И вот, стало быть, я к нему заявилась со своими школьными учебниками и тетрадочками. Если заочно я успела его невзлюбить, то, увидев живьем, по-настоящему возненавидела, прямо с порога. Он мне внушал ужас и отвращение. Я старалась держаться от него как можно дальше. Когда он наклонялся, чтобы показать ошибку в примере или задачке, мне казалось, в меня проникает что-то мерзкое, скользкое, подчиняет себе, и сейчас я начну превращаться в сгусток вонючей слизи. А его, как назло, на меня потянуло, и он стал приставать, с каждым разом активнее, даже изнасиловать попытался. Я от страха и объяснить-то ему не могла, что он мне противен, только молча отталкивала и кусалась. И дело было не в том, что он приходился мне братом, это бы меня не смутило. Я тогда трахалась со всеми подряд, прямо ужас, какая была похотливая, – простодушно пояснила Лола, и Марго вторично отметила про себя, что у нее с чувством юмора полный завал.

– И не подумай, – невозмутимо продолжила Лола, – что у него был вид нетоварный или что еще в этом роде. Наоборот, одежда – с иголочки, и сам спортивный, холеный, на руках каждый ноготь в кондиции, с виду – европеец и денди, а внутри – кошмарная гадость.

Последовала коньячная пауза, и Марго ее переждала молча, опасаясь сбить собеседницу с мысли.

– Как ни смешно, папашин замысел насчет того, что молодой гениальный ученый наставит меня на путь истинный, оправдался, хотя и косвенным, странным образом. Я поняла, что единственный способ избавиться от контактов с братцем – начать хорошо учиться. Маленько поднатужилась и вылезла в отличницы. Папаша ходил счастливый и пел дифирамбы преподавательскому таланту сыночка, а я втихомолку посмеивалась… Так или иначе, я от него отделалась и никогда больше не видела. Папаша продолжал поддерживать родственные отношения и даже приглашал его иногда на обед, но я ловчилась устраивать свои дела так, чтобы с ним не встречаться. Но это не означало, что он оставил меня в покое…

Оборвав речь на полуслове, Лола задумалась, забыв даже о коньяке, и чтобы вывести ее из транса, Марго пришлось самой взяться за бутылку.

– Первый неприятный сигнал я получила лет через десять. К тому времени я уже успела подзабыть о своих детских неприятностях, быть может, и перестала бы так упорно избегать встречи с братцем, но он последние годы жизни болел, сидел сиднем дома и у нас не появлялся. Я тогда окончила экономический факультет, получила диплом с отличием, так отец ухитрился и красный диплом задним числом поставить в заслугу братцу, и меня это почему-то задело. Но папаша и мной был доволен, взял меня в свою страховую компанию, а вскоре сделал крупным акционером и ввел в правление. И еще купил мне квартиру, чтобы я без помех жила личной жизнью. Правда, при этом потребовал, чтобы я без его одобрения не выходила замуж, поскольку замужество дело уже не личное, а семейное. Одним словом, я имела все, что хотела, и могла делать, что вздумается. К великому удовольствию папаши, в бизнесе я быстро освоилась и заняла приличное положение уже не только из-за его денег… Да тебе это, наверное, и так известно, – Лола скосила глаза на Марго, и та подтверждающе кивнула.

– А личной жизнью жила в свое удовольствие. Мужиков часто меняла и ни одному на шею себе садиться не позволяла. Ничего не обещала дольше чем на день-два вперед и любые претензии по этой части пресекала мгновенно, сразу же полный расчет. И был у меня один очень удобный партнер: позвоню, если свободен, явится, нет – извини, занят, а сам никогда не набивался. Спортсмен-профессионал – каратэка уж или кунфука – не знаю, в общем, по части восточного мордобоя. Дурак-дураком, а в постели – что надо. И вот однажды я ему позвонила – с удовольствием, говорит, и немедленно припылил. Разговоры разговаривать мы не практиковали, да, собственно, и говорить-то с ним было не о чем, стало быть, сразу оказались в постели. Я уже кайф ловить начала, и вдруг – как ведро дерьма на голову вылили, ужас и омерзение – запредельные. И главное, ощущение знакомое, будто мой гениальный братец собирается меня трахнуть, а я сейчас умру от страха и отвращения. Я его оттолкнула и стала ругаться. Вижу, он на братца ничуть не похож, но гадкие ощущения не проходят, и я все равно в шоке. У парня, конечно, глаза квадратные. Так и так, говорю, извини, это мой старинный дефект внезапно сказался. Считай, что теперь я вроде как и не женщина, и сделай одолжение, не сердись и уходи поскорее. Он оделся, вежливо попрощался и укатил в своей тачке – все-таки эти восточные махалова кое-какую выдержку в людях воспитывают. Мне, только он ушел, полегчало, но такая тоска накатила, что заревела даже, а со мной это не часто случается. И заметь, повторяю, к тому моменту я его, братца-то, десять лет не видала, и давно уж о нем не вспоминала.

Возникла долгая пауза, и Марго решила подбодрить рассказчицу:

– Я заметила, ты стараешься не произносить его имя – Легион. Это не случайно?

– Нет, конечно. Это идиотское имя вызвало у меня неприязнь еще до знакомства с ним. Я и тогда избегала его произносить. А сейчас, к тому же, я боюсь его приманить, накликать, что ли. Может быть, это мое суеверие, а может, и нет. Ведь речь не идет о чем-то понятном и естественном, – она опять замолчала.

Лола явно была готова замкнуться в себе, по-видимому чувствуя, насколько дико звучит ее рассказ для такого рационального человека, как Марго.

– И как я понимаю, – вставила та спокойным голосом, как если бы обсуждалось нечто обыденное, – подобные эпизоды стали далее учащаться?

– Именно так. Все чаще и чаще. Это просто осада какая-то, от моей личной жизни ничего не осталось. Я скоро буду годиться в монашенки.

Марго бесцеремонно фыркнула, на что Лола никак не отреагировала.

– Я обратилась к психиатру. К хорошему психиатру за хорошие деньги – понятное дело, сугубо конфиденциально. Он меня всячески тестировал и зондировал, в том числе, под гипнозом. А после заявил, что я совершенно здорова, и все это безобразие не является порождением моей психики. Что это, безусловно, вторжение извне в мое сознание, либо в сознание моих партнеров, либо в то и другое одновременно. Вторжение очень мощного экстрасенса – по сути дела то, что в просторечии именуется магией. Поэтому решение моих проблем не в компетенции психиатрии. Скорее всего, есть два пути. Первый – прибегнуть к помощи более сильной магии, но он лично в такие вещи не особенно верит и знает только, что они опасны для психики. Второй путь более простой и реальный: найти этого мага, то есть, экстрасенса, и договориться с ним, к примеру, попросту откупиться… Дальше ты можешь просчитать мои действия. Я решилась найти моего проклятущего братца и выяснить, какого дьявола ему от меня надо. Но тут началось такое, от чего у меня чуть крыша не съехала, – отчаянный бред, даже рассказывать язык не поворачивается…

– Да уж валяй, что теперь делать. – Марго в качестве моральной поддержки налила обеим по внушительной порции коньяка.

– Я стала ему звонить. К телефону поочередно подходили две какие-то женщины, которые посылали меня подальше, одна вежливо, а другая невежливо. Наконец, он взял трубку сам, я узнала голос, но его речь была совершенно бессмысленной. Впечатление полной невменяемости. По-моему, он не понял, с кем говорит, но слово «приходите» я из него все-таки выдавила. Я не сомневалась, что его мегеры попытаются меня спустить с лестницы, и взяла с собой телохранителя. Так по пути из него вдруг поперла эта самая мерзость, и он начал лапать меня прямо в машине. Я чуть не задохнулась от злости и омерзения, кое-как изловчилась фукнуть ему в рожу из баллончика и выкинуть на улицу. Поехала одна, но ни на звонки, ни на стук дверь не открывали. И тут еще привязались двое пьяных, да так настырно, что пришлось еще раз пустить в ход баллончик. Ждать, пока они очухаются, я, понятно, не стала – так ни с чем домой и уехала. Пришлось на него плюнуть, потому что на следующий день я улетала в Америку… Тоже была веселая история… А когда вернулась, позвонил папаша и сообщил, что мой гениальный братец скончался, что похороны через день, и приличия требуют, чтобы я там поприсутствовала. С любовью и удовольствием, ответила я и расхохоталась, но папаша, к счастью, сразу повесил трубку. Я была такая счастливая! И решила отпраздновать по-своему. Я ведь к этому времени шарахалась от каждого встречного и потому в смысле личной жизни сидела на голодной диете. А как раз накануне ко мне в офис приезжал по делам человек из Германии – очень кондиционный мужчина, этакая белокурая бестия. И заодно пробовал клеиться, по-немецки, по-ихнему – и нахально, и вежливо одновременно. И я прямо с утра звоню в гостиницу, извините, герр Рихтер, мне одно место в немецком переводе нашего соглашения кажется неточным. Он сейчас же приехал, ну, я корчу из себя дурочку, а он снисходительно объясняет: здесь, мол, пассивный причастный оборот, в современном деловом языке так принято, и никаких разночтений быть не может. Ах, говорю, герр Рихтер, вы меня так выручили! И я настолько вам благодарна, что приглашаю вас отпраздновать мой день рождения. Заявились мы в ресторан, хоть у него голова и немецкая, уже сообразил, что к чему, кладет руку мне на колено и говорит: как же вы, фройлен Паулс, сумели преуспеть в бизнесе, когда вам исполняется явно не более двадцати лет? Ошибаетесь, отвечаю, и кладу свою ладошку на его руку, мне намного меньше, я сегодня заново родилась! К десерту он мои коленки успел обследовать до самого живота, и я говорю: пора ехать. Ну, думаю, герр Рихтер, придется тебе поработать. И представь себе, через минуту в машине внезапно, как дубиной из-за угла, – то же самое проклятое ощущение, что никто иной, как мой братец меня за грудь лапает. Ощущение омерзительно достоверное и ужас невыносимый. У меня чуть истерика не случилась. И еще непонятно, что с немцем делать. Ему же по-простому не скажешь, как нашему: извини, Фриц, ты мне вдруг опротивел, так что не держи зла и вали на родину!

– И как же ты выкрутилась? – с чисто женским любопытством поинтересовалась Марго.

– Пришлось импровизировать, – улыбнулась Лола, и Марго подумала, что за все время знакомства она лишь второй раз видит ее улыбку. А улыбка хорошая, открытая. – Теперь, говорю, поедем в бизнес-клуб. Мой папа, мол, устраивает прием по случаю моего дня рождения, а мне хочется тебя познакомить с родителями. Там будет пресса, и телевидение, и весьма важные персоны, так что я буду тебя представлять не совсем как жениха, а просто как друга. У него морда вытянулась, свои руки сразу убрал, ай-ай-ай, говорит, что же ты заранее не сказала, я бы время иначе распределил, а сейчас, ничего не поделаешь, должны быть деловые звонки из Германии. И мигом слинял. А меня стошнило, натурально наизнанку вывернуло. Фриц звонит на другой день, и я…

– Ладно, черт с ним, с немцем. А с тобой-то что дальше было? – бесцеремонно перебила Марго.

– Пошла на похороны, поглядеть на него в гробу. Надеялась, хоть это поможет. Но, увы, ничего подобного. Он по-прежнему меня доставал, все чаще и чаще. Житья никакого не стало… Я сходила опять к психиатру, к другой знаменитости, в Германии. И ответ был тот же самый: это не входит в его компетенцию.

– Итак, тебя преследует человек, умерший почти два года назад, и это не входит в компетенцию психиатрии, – задумчиво подвела итог Марго. – Не проще ли предположить, что тебя преследует нечто… или некто другой? И что та неприятная для тебя сила… или, скажем, субстанция, которая внезапно проявлялась в твоих знакомых, точно так же, как в них, внедрялась и в твоего покойного брата?

– Я об этом, естественно, думала. Но какая в сущности разница? В конце концов, это вопрос всего лишь терминологии. Я, как и ты, человек здравомыслящий. Когда и после его смерти от этого не избавилась, стала отслеживать и сопоставлять. Даже записи начала вести. За год набралось около сотни случаев. Девяносто процентов – мужчины, в основном из тех, что ко мне клеются.

– Это потому, что к тебе все подряд клеются, – хмыкнула Марго.

– Возможно… Если у меня появляются новые знакомые, то ЭТО случается с ними в течение нескольких дней, не больше восьми, или вообще не случается. С тобой я основательно перестраховалась, больше месяца, прежде чем решилась на разговор.

– Именно поэтому ты меня постоянно проверяла на ощупь?

– Разумеется. Согласись, если бы в тебе, следователе, который имеет право меня допрашивать, появилось это ОНО… нет, все-таки ОН, извини, мне так проще… было бы совсем ужасно.

– Да, в здравом смысле тебе не откажешь.

– Я не знала, как быть. Ведь и посоветоваться не с кем, разве что с психиатром, так даже те открещиваются. Обращаться к магам и колдунам? Тогда окончательно крыша съедет, да и боюсь я их, как чумы. И я приняла единственно разумное с моей точки зрения решение: ограничить свой круг общения теми, к кому он доступа не имеет. А с новыми людьми сближаться осторожно, устраивать каждому нечто вроде испытательного срока или карантина, что ли. Конечно, это означало изменение образа жизни, но я и на это пошла. В общем, существование стало более сносным, как-никак избавилась от постоянного страха. И тут начались эти самоубийства. У меня совсем опустились руки. Отношения ко мне они не имеют, я уверена. Просто источник один и тот же, но кому это объяснишь? Хорошо, хоть ты поняла, с этим мне повезло.

Лола умолкла, и теперь опасливо поглядывала на Марго, словно прикидывая, не вырастет ли сейчас у нее на плечах собачья голова или еще что-нибудь в этом роде.

Сквозь штору на окне уже пробился и блуждал по стене первый, еще красноватый, луч солнца, и слышалось суетливое рассветное щебетание птиц.

Несмотря на усталость, Марго в отведенной ей спальне на втором этаже заснула не сразу. Ее все раздражало – собственные руки и ноги, и слишком мягкая кровать с пуховой периной, и птичьи трели в непосредственной близости от окна. Пришедшее вместо нормального сна полудремотное напряженное состояние не останавливало сумбурный поток мыслей.

Проснулись за полдень. После купания и пары банок холодного пива на пляже все окружающее, включая эту буржуйскую дачу и ее хозяйку, стало казаться Марго более сносным, чем ночью.

Обед был устроен на открытой веранде, и во время еды Марго несколько раз ловила вопросительные взгляды Лолы.

– Вижу, ждешь, чтобы я тебе что-то сказала. А мне говорить неохота. Я юрист, и при должности. Мое слово – не воробей. Говорю, когда знаю, что именно говорю. А фантазии, что мои, что твои – им одна цена, никакая.

– Скажи только то, что знаешь, – с грамотной юридической цепкостью пристроилась к ее сентенции Лола.

– Знаю, что рядом с тобой уголовного дела нет. Следствие прекращено за отсутствием состава преступления. Сколько бы самоубийств ни последовало, ты в категорию подозреваемых не попадаешь. Я эти самоубийства коплю, и только – так мне начальством велено. Даже если из них со временем кто-то попробует состряпать дело, твоя возможная роль в нем – только свидетель. Вот и все.

– Как же так – нет преступления? Самоубийства-то вынужденные!

– Экая ты все-таки темная… Конечно, вынужденные. Да только ведь преступление – это действие либо, в отдельных случаях, бездействие человека или группы людей. А тут таких людей нет. Мало ли что их вынуждает, может, солнечная активность, нынче много всяких теорий. А то комета или бацилла какая. И насчет твоего брата-покойника – его в прокуратуру не вызовешь, не в гробу же ему приезжать! – Марго закончила свою речь вполне милицейской шуткой, даже ей самой показавшейся грубоватой.

– Стало быть, – скучающим тоном задала вопрос Лола, – ты копишь самоубийства, и все? И никаких – как это называется – следственных действий предпринимать не собираешься?

– Не собираюсь. Если не грянет что-нибудь новенькое.

– Хорошо. А я не могу предложить тебе и дальше копать это дело? Как частному детективу, с соответствующей достойной оплатой?

– Я следователь прокуратуры. И брать халтуру на стороне не имею права. А было бы что копать, то копала бы и по должности. Если ты веришь во все, что рассказывала, а похоже, что веришь, то должна и сама понять – это вне компетенции правовых органов. Да и частного детектива тоже. Тут впору звать шамана, с бубном да погремушками.

– С шаманом повременим. – Лола без раздражения вернула разговор в деловое русло. – Сейчас это вне компетенции. А потом? Неизвестно, что ОН нам еще поднесет… Разве ты не можешь, как частное лицо и юрист, немного, скажем так, присмотреть за мной? Чтобы в случае чего был разумный свидетель. Или вовремя что присоветовать. Опять же, за приличный гонорар, разумеется.

– Экая ты, однако, настырная. Впрочем, это уже ближе к реальности. Присмотреть – оно можно, хотя из следователя свидетель плохой. Ну да ладно, попробуем. А вот с гонорарами пока тоже повременим. И не потому, что я согласна работать «за так», нынче времена не такие. Но твоя история – дикая, и чем обернется – неведомо. А факт передачи денег иной раз все равно что пуля в затылок. Так что это отложим, авось, за тобой не засохнет.

– Не засохнет, не сомневайся. И с текущими расходами, если что, не жмись… в любой момент, сама понимаешь.

– Для начала давай вот что сделаем. Если я не ошибаюсь в тебе, ты беседы свои с психиатрами наверняка на диктофончик записывала. Они знали об этом?

– Знали.

– Сделай с них распечатки в трех экземплярах. Пометь дату и время. И организуй нотариусов, чтоб заверили дату и подписи. Одну копию положи в свой банковский сейф, вторую храни, где хочешь, а третью передашь мне.

Отказавшись от предложения остаться на воскресенье, Марго отбыла в город на электричке, на прощание снабдив свою подопечную еще одним полезным советом:

– Будешь путаться с мужиками – в случае чего баллончиками больно-то не разбрызгивайся. Ежели, к примеру, у него астма, можешь схлопотать непреднамеренное убийство. Лучше предупреждай заранее, что у тебя бывают заскоки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю