Текст книги "Книга Легиона"

Автор книги: Наль Подольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

– Мы рады за вас… и за себя тоже.

– Я непрерывно, ежесекундно, улавливаю тысячи мыслей и образов… вернее, не улавливаю, а ощущаю… воспринять их все сразу выше моих возможностей, фиксируется ничтожная доля, только самые яркие, самые сильные… Вы знаете, слова беспомощны для описания того, что здесь творится!

– Давайте действовать по порядку. Прежде всего, вам необходимо успокоиться. – Платон извлек из кармана фляжку коньяка. – Как вам кажется, все эти мысли принадлежат одному человеку?

– Нет, таких людей не бывает! Это мысли тысяч, может быть, миллионов людей, их бесчисленное множество… Как бы вам объяснить… Представьте себе, что вы попали внутрь и можете следить за работой гигантского мозга, где вместо каждого нейрона – обычный человеческий мозг. Это сверхмозг, метамозг! Объединение в единый разум множества обычных умов… Я пока не в состоянии это осмыслить. Свихнуться можно.

– Нет, пожалуйста, только не это. – Марго его эйфория раздражала и внушала беспокойство. – А есть определенное направление, откуда приходят эти сигналы, вам удалось его зафиксировать?

– Отовсюду! Ими заполнено все пространство!.. Когда направление ощущалось четко, я отмечал его прямо здесь. – Убрав со стола руки, он откинулся на спинку стула, и Марго с Платоном увидели десятки стрелок, испещрявших столешницу. Стрелки имели самые разнообразные направления, но примерно половина из них дружно указывала в одну сторону, на северо-восток.

– Два жилых дома, склады, виадук над железнодорожным путем и еще один жилой дом, – перечислила Марго. Она настолько хорошо помнила карту микрорайона, что для нее не составило труда мысленно провести на ней линию, обозначенную доминирующим направлением стрелок.

– Все верно, – подтвердил Платон, – если аналогичные наблюдения повторить из другого дома, пересечение линий покажет вероятный источник. В морском деле, – его лицо болезненно скривилось, – это называется пеленгацией.

– Теперь о характере сигналов. Если я верно вас поняла, то они двух категорий – мысли и образы. Или, иначе – слова и картинки, правильно?

– Совершенно неправильно. Мысли – не обязательно слова. Есть мысли, не выразимые словами, например, о взаимоотношении понятий. Но есть и слова – обрывки стихов, возгласы, целые фразы, и умные, и бессмысленные… и просто отдельные слова. А образы тоже разные – звуки речи, шум, музыка, ощущения тепла, света, дождя – всего не перечесть. И картинки, разумеется, тоже… Даже приблизительно все описать невозможно… Фрагменты мыслей, ощущений, эмоций тысяч людей сразу. – Гронский сжал пальцами виски. – Боюсь, моя бедная голова может этого не выдержать.

– Может быть, вам стоит на время уехать отсюда? – предложил Платон.

– Нет, сутки я еще продержусь, а там посмотрим.

– Тогда хотя бы выпейте коньяка… И теперь вот что… То, что вы перечислили, по-видимому, просто рабочая циркуляция информации, пользуясь вашей терминологией, в сверх– или метамозге, внутри которого вы оказались. Вроде как цеховой производственный шум. А какие-нибудь императивы, приказы вам удалось уловить?

– В огромном количестве, тысячи. Просьбы, приказы, мольбы, требования – уйти или не уходить, встать с постели или лечь спать, что-то принести, унести, передать, что-нибудь немедленно сделать или не делать ни в коем случае.

– А приказа убить кого-нибудь? Или себя самого? Или, наоборот, не убивать? Чего-либо подобного не было?

– Нет, ничего похожего… Убийства упоминались, но не в таком контексте.

– Давайте договоримся: если вы перехватываете жесткий императив совершить самоубийство, и особенно – конкретным способом – вскрытием вен, то постараетесь уловить направление, точно засекаете время и сразу звоните нам.

– Хорошо. Я, наверное, именно так поступил бы и без всякого инструктажа.

– А как вы думаете, оно… он, этот сверхмозг… замечает ваше, так сказать, безбилетное присутствие?

– Не знаю… этого я не почувствовал. Думаю, нет. Скорее всего, он воспринимает меня просто как частицу самого себя… если у него вообще существует процедура внутренней инспекции.

– Постойте-ка, – спохватилась Марго, – а как же вы будете спать? Вы здесь не заснете. Давайте, на ночь мы вас все-таки вывезем.

– Я об этом думал, конечно. Видите ли, одну ночь не поспать – для меня не проблема. А мне очень уж хочется выяснить, как все это будет выглядеть ночью. Дело в том, что обычная передача образов на расстоянии ночью бывает намного успешнее, чем днем.

– Что же, вам виднее, – не очень уверенно согласился Платон. – Но в любом случае, и именно ночью особенно: звоните в любой момент без стеснения, и мы немедленно здесь появимся.

Всю первую половину ночи невнятное беспокойство не оставляло Марго, ей не спалось, и около четырех она позвонила в «логово».

– Все невероятно интересно, – заявил телепат возбужденным и бодрым голосом, – вы и представить не можете, как интересно. Это стоит бессонной ночи. Но я не против, если утром, после десяти, вы меня заберете отсюда, чтобы я отдохнул.

Марго успокоилась и смогла, наконец, уснуть. Она проспала до одиннадцати, благо, выдался выходной день. Платон, просидевший полночи над книгами, беспробудно спал. Удивившись, что телепат до сих пор не позвонил, Марго набрала его номер – трубку никто не брал. Может быть, заснул все-таки, с надеждой подумала Марго, но вчерашняя тревога проснулась и терзала ее с удвоенной силой. Она бесцеремонно растолкала Платона и, не дав ему даже выпить кофе, заставила сесть за руль.

Дверь явочной квартиры оказалась захлопнутой, но внутри никого не было. В прихожей путь преграждала опрокинутая табуретка, на кухне горел газ под раскаленным выкипевшим кофейником, и все помещения заполнял смрад сгоревшего кофе. Телефонная трубка валялась под стулом, на котором обычно сидел телепат, а на столе обнаружился недоеденный бутерброд и пустая кофейная чашка. Положение кнопок диктофона соответствовало режиму записи, и кассета успела перемотаться целиком. Марго вернула пленку к началу.

Сначала было слышно негромкое покашливание и приглушенный ритмический стук – видимо, пальцами по столу. Потом пошел текст.

«Звуковой образ: музыка, тихая, но неприятная и неотвязная».

«Ощущение боли в пояснице и всплеск раздражения по этому поводу. Никаких образов».

«Зрительный образ: темная фигура в подворотне. С ней связано ощущение страха».

«Женский голос: однообразный перечень чисел. Вероятно, какой-то код».

«Целая серия зрительных образов: красивые яркие картинки парковой местности. Сезон – летний».

«Неясное видение двери… нет, скорее ощущение, что рядом дверь. Обостренное сексуальное влечение к объекту за дверью».

Отложив подробное изучение текста на будущее, Марго включила ускоренное прослушивание и нашла последнюю запись.

«Десять минут девятого. Сильный императивный импульс, сильнее всех прочих… непререкаемый, властный… да, он полностью подчиняет, неповиновение невозможно… требует что-то сделать, внушает страх… страх сделать неправильно… да, так и есть!.. О-о-о!»

Речь Гронского, вначале тихая и бесстрастная, к концу записи ускорялась и становилась громче, переходя почти на крик. Заканчивалось же все настоящим воплем, то ли страха, то ли боли.

– Вероятно, все-таки страха, – произнесла Марго вслух, отвечая собственным мыслям, и, встретив недоуменный взгляд Платона, пояснила: – Посторонних людей здесь, как будто, не было… впрочем, после проверю… следов насилия нет. В начале последней записи он еще совершенно спокоен, а бежал в ужасе от чего-то, что ему примерещилось. Табуретку по пути опрокинул, но дверь нашел время захлопнуть – значит, ему казалось, что этот его кошмар – здесь, внутри.

Пришлось опрашивать соседей, но долго ходить не понадобилось: двумя этажами ниже жила словоохотливая домохозяйка. Да, утром были жуткие крики на лестнице, не только она, все слышали. Точное время? В девятом часу, сына кормила завтраком. Ему до школы рукой подать, а приходится выгонять за полчаса, иначе обязательно опоздает. И чем он занимается по пути – кто его знает… Что, поточнее? Нет, точнее не помню… И сама ничего не видела. Кто видел? Полковник с восьмого этажа. Он и «скорую» вызвал, когда тот с лестничного балкона выпрыгнул. Потом милиция по квартирам ходила, паспорт его показывали. Дядька-то здесь не прописан, так они все выспрашивали, у кого был в гостях. Да только, вроде бы, никто не признался.

Все было ясно, но для порядка съездили в морг и опознали труп. А вечером нанесли визит полковнику. Тот встретил их не слишком любезно:

– Я уже давал показания милиции. Мне сказать больше нечего.

– Видите ли, это дело уже вне компетенции милиции. Оно несколько сложнее, чем кажется.

Удостоверение Марго произвело надлежащий эффект, и полковник сделался более общительным. Точное время? Конечно, заметил. Он садится в свою машину каждый день ровно в восемь пятнадцать. Он заведует кафедрой в Академии тыла и транспорта и прибывает на службу в восемь сорок пять, за четверть часа до начала учебных занятий. Никогда не опаздывает и того же требует от своих офицеров. А крики он услышал, когда уже надел плащ-накидку и собирался надеть фуражку, стало быть в восемь двенадцать. Он открыл дверь и увидел пожилого человека приличного вида, который с отчаянным воплем бежал по лестнице сверху. Он хотел предложить ему свою помощь и спросил, что случилось, но тот почему-то испугался и его, полковника, и вместо того чтобы дождаться лифта, понесся дальше, на переход к седьмому этажу. Полковник последовал за ним, и он, выскочив на переходную площадку, не побежал дальше, а перелез через перила и спрыгнул вниз. Он, полковник, вызвал «Скорую помощь», объяснил им, в чем дело, и дал свой служебный телефон. На кафедру он прибыл в восемь пятьдесят шесть, с ним такое случается второй раз за последние три года. В первый раз – из-за визита германского канцлера, ГАИ тогда перекрыло движение. Когда успел дать показания милиции? На службе, они ему позвонили.

На улице дул резкий холодный ветер и хлестал дождь со снегом, дворники не успевали очищать ветровое стекло, и Платон вел машину медленно. Несмотря на включенную печку, Марго трясло от холода.

– Это нервное, – профессионально-врачебным тоном констатировал Платон, – тебе нужно выпить водки.

Дома она оделась в теплую кофту и опустила на окнах шторы, но ее все равно знобило, и казалось, за стеклом повисло что-то чужое, смертельно опасное. Платон же выглядел озабоченным, но спокойным.

– Экий ты невозмутимый, – не зная, к чему прицепиться, попрекнула его Марго, – из жести ты сделан, что ли?

– Я тебе уже раз говорил: на войне, как на войне. – Платон нисколько не раздражился ее беспричинной агрессией. – Давай лучше выпьем.

Марго только сейчас заметила, что он уже успел собрать на стол, и вполне толково.

– Да пойми же ты, – жалобно сказала она, – мне просто страшно. Я боюсь и толком не знаю, чего именно, и от этого еще страшнее.

– Ну и что? Это естественно, но уже не имеет значения. К твоему сведению, мне тоже страшно. Но к делу это никаким образом не относится. – Платон сосредоточенно занялся наполнением рюмок.

– Ну, как, ты в порядке? – спросил он, выдержав приличную с его точки зрения паузу, две или три минуты.

– Да, уже ничего, – уныло выговорила Марго ожидаемый им ответ.

Она поняла, что хотя бы минимального обсуждения событий избежать не удастся, и смирилась с этим.

– Как ты считаешь, сегодняшнее – это издержки производства или расширение ассортимента услуг нашего любезного Легиона? – Вопрос прозвучал желчно, и Марго подумала, что ему их теперешние дела – вовсе не как с гуся вода, хоть он и старается выглядеть непробиваемым. Уж чего-чего, а желчности в нем раньше не замечалось ни при каких обстоятельствах.

– Думаю, издержки производства.

– Я тоже. Значит, пока тактику менять не будем.

Некоторое время оба молча курили, и пауза показалась Марго томительной.

– Я вся – внимание.

– Завтра же присмотрю следующую кандидатуру.

– Тоже телепата?

– Ничего другого пока не придумать. Будем играть в открытую, выложим все, как есть. Если запросит деньги, заплатим. И поставим обязательным условием присутствие ассистента.

– Я согласна, – вяло кивнула Марго. Она ощущала полную беспомощность и хотела одного, чтобы этот разговор поскорее закончился.

– Нам понадобится в «зоне» еще одна квартирка. Чтобы определить направление с другой базы.

– Хорошо, – у Марго не хватило сил даже разозлиться: Платон не считал нужным хотя бы формально с ней посоветоваться, а просто давал поручение отправиться к Паулс за деньгами.

– Постарайся расслабиться. Ну, хоть немножко, – он заметно смягчился. – А вообще-то… теперь многое зависит от того, получишь ли ты завтра очередную папку.

– Ты знаешь, я все время только об этом думаю… А сейчас давай выпьем и пойдем спать, а то я разревусь прямо здесь, за столом.

6

На следующий день Марго получила папку. Ее принесли перед обеденным перерывом. Некто по фамилии Сидоров, сорока шести лет от роду, не работающий, проживающий далеко от Охты, на Петергофском шоссе, вскрыл себе вены вчера в девятом часу утра.

Марго совершила специальный выезд на место происшествия, чтобы повторно допросить очевидцев, точнее, очевидца, ибо единственным свидетелем по делу была подруга покойного, имевшая статус приходящей любовницы и проживающая в том же доме. Накануне она осталась ночевать у Сидорова, но поскольку, в отличие от него, работала, то завела будильник на половину восьмого. Она продавщица, в магазин ей к девяти, поэтому села на кухне завтракать в восемь. А Сидоров продолжал лежать в постели. Точное время? Ровно восемь, точнее некуда. Она включила телевизор, и едва успела присесть за стол и налить себе рюмочку для опохмелки, началась программа новостей. Какой канал? Первый. А минут через пять, когда показали чеченского президента, вышел из комнаты Сидоров, сказал, из солидарности выпьет с ней кофе, ну и, ясное дело, стопочку. Но сперва пошел в ванную, или, может, в уборную, кто его знает, санузел-то совмещенный. Он там застрял, но она его дергать не стала, потому что не дело это – торопить человека в уборной, а выпила кофе самостоятельно. Когда новости кончились, она посмотрела прогноз погоды – в Петербурге плюс два и снег с дождем, выключила телевизор и окликнула Сидорова через дверь, но он не ответил. Вообще-то он пустого базара не любил, поэтому она оставила его в покое и пошла в комнату делать макияж – с похмелья все-таки, а в магазине надо прилично выглядеть. Уже направляясь к выходу, забежала на кухню, сказать «чао», а он все сидит в ванной. Во сколько? Без пятнадцати девять, по часам заметила, ей только-только добежать до магазина. Она стала его звать, потом стучать кулаками и, наконец, решилась высадить плечом дверь, хотя знала, что он бы этого не одобрил. Он сидел на полу с распоротой рукой, в луже крови. Она перетянула ему руку как можно туже первым, что попалось под руку – полотенцем. Он был без сознания, и пульс не прощупывался. Она вызвала «Скорую помощь». Вот и все. Да, еще позвонила в магазин, что опоздает.

Зная, что новости на первом канале не запаздывают, Марго тем не менее позвонила в Москву на телевидение. Редакторша программы заверила ее, что и на этот раз по времени все было точно, передача вышла в эфир ровно в восемь, чеченский президент появился на экране в восемь ноль девять, а прогноз погоды закончился в восемь двадцать два.

В нарушение служебной этики и закона, Марго принесла эту папку домой показать Платону. Он изучил ее, как и диктофонную запись показаний свидетельницы, во всех подробностях, и на лице его заиграла напряженная сухая улыбка:

– Отлично. Теперь мы умеем фиксировать, когда этот волк собирается испить крови.

Марго не понравились плотоядные складки около его напряженных губ и охотничий блеск в глазах.

– Прямо так уже и «умеем»? – спросила она нарочито ленивым тоном. – И именно мы с тобой?

Платон не пожелал заметить саркастическую интонацию:

– Оператора найдем, с ним задержки не будет. А что единичного совпадения мало, это верно. – Он коротко усмехнулся. – У тебя обнаружился подлинно научный склад интеллекта. Будем проверять… Только я нюхом чую, что мы засекли этого вурдалака.

Марго нанесла визит Паулс. И не только по финансовой надобности – за ней все же время от времени следовало присматривать.

Лолу она обнаружила не в лучшей форме. В ее поведении чувствовалась настороженность и неуверенность, движения иногда прерывались непонятными и неприятными заминками, наподобие стоп-кадра в кино, а в глазах, в глубине, поселился, по-видимому, ставший привычным, страх. Марго подумала, что и в ее собственном взгляде, наверное, читается нечто подобное.

От прежней Лолиты остались шикарная журнальная внешность первосортной шлюхи и хорошие манеры. Марго она приняла радушно, и притом вполне искренне. Как у них уже было заведено, сели выпить, по причине дрянной погоды расположившись у электрического камина.

Марго неспешно отчитывалась: по ее понятиям о справедливости Паулс за свои деньги имела право на информацию, да и по-человечески – тоже. И еще она надеялась, что сообщения об определенных успехах расследования приободрят Лолу, но та лишь зябко куталась в плед, и к страху в ее глазах прибавилось еще и загнанное выражение.

– Для чего ты так подробно рассказываешь? Я слишком боюсь всего этого, и у меня совсем нет любопытства.

– Это лирика, – строго сказала Марго. – Раз ты замешана в этом деле, тебе нужно знать о нем все, что возможно. Человеку слепым кротом быть негоже.

– Экая ты вся разумная, правильная. И из какой книжки ты вылезла…

– Мне это за комплимент считать, или как?

– За комплимент, ясное дело. – Лола неожиданно развеселилась. – А вообще-то, ты не из книжки, ты из кино. Знаешь, кто ты? Американский шериф. Он, уж если в кого вцепится, ни за что не выпустит. Полгорода разнесет, половину населения перестреляет, но преступника арестует или прикончит.

– Зря ты так, – благодушно проворчала Марго, – полицейские у них юридически грамотные, нашим по этой части до них далеко. Я была раз на встрече с их стажерами, так представь себе, у них каждый случай не то что применения, а просто извлечения на свет божий табельного оружия служит предметом специального разбирательства. С показаниями, протоколом и заключением хотя бы помощника прокурора. Вот так-то… Ну ладно, засиделась я у тебя что-то. Ты уж не обижайся, буду и дальше держать тебя в курсе дела… на всякий случай.

К найму второй квартиры Платон подошел научно. Прочертив на плане микрорайона через их дом линию в направлении, указанном покойным Гронским, он отметил в «зоне» несколько домов, наиболее удаленных от этой линии.

– Нам годится любой из них, – пояснил он, – так мы его запеленгуем с максимальной точностью.

Снять квартиру труда не составило. Из двух предлагавшихся вариантов Платон предпочел помещение на втором этаже.

– Теперь прыгать в окошко можно, сколько захочется, – откомментировал он свой выбор со сдержанной улыбкой. – Грязновато внизу, но сойдет.

В рабочем обиходе Марго и Платона новое обиталище стало именоваться «явка-два», а первая квартира задним числом получила название «явка-один».

Итак, гнездышко было готово, требовалось подобрать для него обитателя.

В списке, оставшемся в наследство от Гронского, значилось пять фамилий, четыре мужских и одна женская, номера телефонов были написаны лишь около трех. В течение целого дня ни один из них на звонки не отзывался, лишь поздним вечером, после одиннадцати, удалось дозвониться по номеру, соответствующему неблагозвучной фамилии Гурдыбов. В ответ на извинения по поводу столь позднего звонка сонный голос баритонального тембра изрек:

– Все в порядке, я только что встал.

– Может, лучше позвонить завтра утром? – деликатно предложил Платон.

– Да нет же! Днем я сплю и телефон отключаю, – почему-то обиженным тоном откликнулся телепат, но, как видно, снизойдя к явному невежеству звонящего, назидательно добавил: – Ночь – главное время суток. На сон ее расходуют только убогие люди.

Без комментариев проглотив этот своеобразный комплимент, Платон поинтересовался, когда с ним можно встретиться.

– Я принимаю только по ночам, – последовал безапелляционный ответ. – И вообще, я занятой человек. Но чувствую, у вас дело срочное. Готов, в виде исключения, встретиться прямо сейчас.

По указанному адресу они нашли сильно обветшалый дом, на фасаде которого, несмотря на темное время суток, светилось лишь несколько окон, что придавало ему нежилой вид. На лестнице было темно и шныряли кошки, табличек с номерами квартир при свете зажигалки они не обнаружили и позвонили наугад в одну из дверей на площадке третьего этажа. Открыли без задержки, перед ними стояла кряжистая усатая женщина с бульдожьей челюстью.

– Чего надо? – приветствовала она их с дежурной, ненапористой хамоватостью.

– Извините, если ошиблись. Мы ищем двадцать девятую квартиру.

Угрюмое выражение на ее лице неожиданно сменила умильная улыбка:

– Так вы к Володечке, к колдуну? Это вам на пятый этаж. Наверху не спешите, осторожненько ноги ставьте, там одной ступенечки не хватает… Да уж ладно, постойте, я фонарик возьму, посвечу. – Она ретировалась назад, в шипящее и смердящее запахом жарящейся рыбы нутро своей кухни, и действительно вернулась с фонариком.

– Так что, он и вправду колдун? – рассеянно спросила Марго, в слабом свете пляшущего луча выискивая взглядом ожидаемую дыру между ступеньками.

– А как же, колдун и есть. Тут у нас была ведьма на втором этаже, никому житья не давала, так Володечка ее усмирил.

– Это как, житья не давала? Скандалила, что ли?

– Нет, это я с ней больше скандалила. Порчу она насылала, на все квартиры подряд – то телевизор не работает, то холодильник сам размораживается, а то что-нибудь и похуже.

– И как же он ее усмирил?

– А просто. Встретил на лестнице и спрашивает: «Ну, сколько это будет еще продолжаться?» Голос строгий такой, а сам он стал расширяться, так что от перил до стенки все место занял, ей-то дуре и не пройти. Тут она как захнычет, извини, мол, больше не буду, и все ему кланяется. А потом говорит: «Ты уж прости меня глупую, что сразу тебя не признала, я вот только сейчас поняла, что ты – Люцифер». А он и ни капельки не смягчился. «Ну, смотри у меня», – говорит, и ушел.

«Володечка» оказался экземпляром столь странным, что, как показалось Марго, не только у нее, но и у Платона возникли сомнения, можно ли иметь с ним дело. Открыв дверь, он долго стоял на пороге, созерцая посетителей без заметного интереса и никак не выражая своего к ним отношения. Он дважды приоткрыл рот, как бы собираясь что-то сказать, но так и не счел нужным этого сделать. Покатые плечи, короткая конусообразная шея, совершенно круглые желтые глаза и манера резко захлопывать рот, будто он только что проглотил какую-то мелкую живность и боится ее упустить, делали его похожим на гигантского грызуна-мутанта. И, неведомо как, возникало впечатление, что его тело обладает непомерной пугающей тяжестью. В довершение всего этого, одет он был в женский жакет большого размера. Возраст его нельзя было угадать даже приблизительно. Не меньше двадцати пяти и не больше пятидесяти, решила Марго.

Наконец колдун отодвинулся назад и в сторону, уступая гостям путь в прихожую, а затем проследовал впереди них на кухню. Его способ перемещения трудно было назвать ходьбой, он словно перетекал из одной конфигурации в другую, наподобие огромной амебы, и это плавное движение завораживало. Угнездившись на стуле, он с безразличием пронаблюдал, как посетители, помедлив, разместились, за неимением других стульев, на деревянной скамье у стены. При этом он успел дважды проглотить воображаемое насекомое.

– Хотите чаю? – спросил он, берясь за стакан с бурой жидкостью.

– Нет, спасибо, – быстро сказала Марго, опасаясь, что Платон может опрометчиво выразить согласие. Ибо успела заметить, что чай заварен в чугунной сковородке, стоящей посередине стола, хотя у плиты на полке имелся заварной чайник.

– Чай с живой праной можно сварить только в сковороде, – пояснил он равнодушно.

Марго не понравилось, что он напрямую отвечал ее мыслям. Ничего не поделаешь, телепат, огорченно подумала она.

– С праной? – удивился Платон. – При чем здесь прана?

Марго хотела уже разозлиться – что ему, мало здесь одного клоуна, – но бестактное выступление Платона неожиданно оказалось удачным.

– Прана – энергия дыхания, – внушительно произнес Володечка, ему явно нравилось поучать, и неуместный вопрос Платона пробудил его к жизни. – Все живое имеет дыхание. Если я правильно обращаюсь к чаю, он соглашается отдать мне свою прану.

– Отлично, – заявил Платон радостно, – но мы здесь по другому вопросу. Нам посоветовал к вам обратиться Аристарх Александрович Гронский… вы его знаете?

Никакой реакции не последовало, хозяин дома продолжал прихлебывать свой коричневый напиток.

– Так знаете или нет?

– Знаю.

– Он сказал, что вы сможете справиться со стоящей перед нами задачей…

– Я могу все.

– То есть как?

– Все что угодно.

– Тем лучше. Ситуация такая: нам известно, что некий сильный… чрезвычайно сильный телепат время от времени приказывает отдельным людям совершить самоубийство… вскрыть себе вены. И они это делают… Вам это не кажется… скажем так, нереальным?

– Не кажется. Дело обычное.

– Нам нужно перехватить и запеленговать этот сигнал. То есть отметить точное время и направление, с которого он поступает. Вам это под силу?

– Я же сказал: мне все под силу.

– Гм… тогда второй вопрос: вы нам согласны помочь? Он приоткрыл рот, тут же захлопнул его и безразлично уставился в стену своими круглыми звериными глазками, будто ничего и не слышал.

Вот истукан, мысленно выругалась Марго.

Володечка перевел взгляд на нее, будто лишь сейчас заметил, и изрек:

– Кому адресованы эти сообщения, вы не знаете.

– Не знаем, – подтвердила она.

– И времени выхода на связь тоже не знаете.

– Именно так.

– Значит, надо сидеть и ждать, – глубокомысленно заключил телепат и умолк, глядя вдаль и, как будто, ожидая озарения свыше.

Вскоре он, по-видимому, его получил и задумчиво объявил результат:

– Пять долларов в час и по десять за каждый сигнал.

Вымогатель и кровопийца, аттестовала его про себя Марго. Вот фигу ему… найдем другого.

– Ну ладно, только для вас: три в час и пять за сигнал.

– Договорились, – поспешно согласился Платон, чувствуя, что Марго готова послать прохвоста подальше. – Дополнительные условия: во-первых, ваше рабочее место будет на Охте, мы вас туда доставим. И второе: в течение всего времени ваших дежурств один из нас будет находиться в соседней комнате.

Последовала долгая пауза и решительный ответ:

– Тогда еще десять в сутки.

Терпение Марго лопнуло:

– Да идите вы к черту! Пошли отсюда, Платон.

Володечка боязливо подул себе на плечи:

– Не нужно произносить таких слов… Ладно, буду терпеть вас бесплатно. Я сговорчивый, – совершенно неожиданно для слушателей он кокетливо хихикнул.

Его водворили на «явку-два» следующей ночью.

Платон проанализировал имеющуюся в их распоряжении уже целую сотню самоубийств и установил, что по времени они распределяются равномерно в течение суток. Таким образом, время дежурства не имеет значения, и пожелание Володечки функционировать только по ночам было сочтено приемлемым. Дабы никто из участников не переутомлялся, «рабочий день», выражаясь условно, установили с полуночи до пяти утра. Ассистирование Володечке, по крайней мере на ближайшие дни, Платон взял полностью на себя, поскольку Марго надо ходить еще и на службу. Но первое дежурство она пропустить не могла, поэтому поехали втроем.

Очутившись в «зоне», Володечка, в отличие от покойного Гронского, ни восторга, ни интереса не выказал.

– Беспокойное место. Шумно, – изрек он недовольно.

– То есть как, шумно? – поразилась Марго: ей казалось, кругом полная тишина.

– Астральный шум сильный. Ментальный шум тоже. И вообще… везде так и шныряют.

– Кто шныряет?

– Лярвы.

– Что такое лярвы? – заинтересовался Платон.

– И здесь на стенках висят.

– Но что это? Объясните.

– Блевотина человека в астрале.

– Перестаньте валять дурака! – взбеленилась Марго. – Отвечайте толком, когда вас спрашивают! И пользуйтесь, пожалуйста, пристойными словами.

– Я-то пристойными пользуюсь, – флегматично огрызнулся Володечка, – а вот вы… задаете глупые вопросы, да еще злитесь, тут в астральном поле и появляются новые лярвы. Вы их и выпускаете. А они сами собой не пропадают, значит, загрязняете астрал… Злоба, страх, раздражение, обиды всякие – каждый раз возникают лярвы. Здесь их и так полно… место такое.

– Понятно, – примирительным тоном объявил Платон, – вы уж простите наше незнание. Если вы не против, я немного введу вас в курс дела.

– Не надо.

– Просто кое-какие детали, отмеченные во время сеанса Аристарха Александровича Гронского, для вашей же…

– Мне не нужны профанические знания. Все, что понадобится, я выясню сам.

– Но это необходимо для вашей безопасности…

– У вас нет силы. Вы не можете меня защитить. У меня есть сила. Я сам о себе позабочусь.

Он уселся у стола, выпрямив свое веретенообразное туловище и слегка запрокинув голову, словно высматривал что-то в одному ему видной дали. Марго и Платон коротали время на кухне за кофе и газетой с кроссвордами и лишь изредка заглядывали к нему – он сидел неподвижно, столбом, словно гигантский суслик, караулящий свою норку. От предложенного растворимого кофе он отказался, снизойдя до краткого объяснения:

– У него мертвая прана.

Так он просидел, не вставая с места, до пяти утра, и за это время не сделал ни одной пометки на лежащей перед ним бумаге и ни разу не включил диктофон.

– И вы не восприняли ни одного сообщения? – спросил Платон, стараясь преувеличенным удивлением скрыть проснувшуюся в нем подозрительность.

– Не воспринял. Такого, какое вам надо.

– Но неужели не было ничего интересного?

– Что интересное? Шум? Вам это неинтересно, – он вдруг по-детски лукаво скосил глаза: – А вы помните, что каждый сигнал стоит пятеру?

Это было, пожалуй, единственной в нем чертой, вызывающей симпатию: мгновенное превращение тяжеловесного монстра в ребенка. Тоже монстра, но все-таки ребенка.

В машине Володечка получил свои честно заработанные пятнадцать долларов, и был доставлен домой.

Оставшись с Платоном вдвоем, Марго первая задала вопрос, вертевшийся у обоих на языке:

– А он не шарлатан?

– Кто его знает… Надеюсь, Гронский не мог так ошибиться.

Следующие две ночи дали такой же, то есть нулевой, результат, и Марго одолели сомнения:

– Может попробуем кого другого?

– Не спеши. Убийства повторяются с периодичностью примерно раз в неделю. – Они давно уже в обиходе стали именовать эти самоубийства их подлинными названиями, убийствами. – А неделя – это сто шестьдесят восемь часов. Значит, вероятность, что очередное убийство выпадет именно на эти три дежурства – менее десяти процентов. Думаю, менять его рано.