Текст книги "Тот, кого выбрал Туман (СИ)"
Автор книги: Надежда Вонсович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
– Так грибы на другое меняет.
– Вот и думай, Яролик. Кто думает – тот живет. Если Таислав удить будет, то тоже меняться сможет. Хоть так, если ни как.
Яролик усмехнулся:
– А, возможно, ты и прав, брат.
С утра на реку ушли, да весь день там и пробыли. «Отца бы сейчас сюда – думал Макар. – Он все премудрости знает». Они с Яроликом в рыбалке не сильны были. Да и обоим ближе охота была.
Таислав как ни странно, тих был и сосредоточен. Лишнего словечка не сказал. Всё слушал и выполнял.
Яролик и Макар довольны были. От этой рыбалки, считай вся жизнь Таислава зависит. Получится и понравится – значит, и дальше дело пойдёт. А ему нравилось, ей – богу, нравилось.
С неделю пожили Яролик с сыном у Макара.
Макар от Таислава ни на шаг не отходил. Пытался, как можно больше ему рассказать, показать, научить. Каждый вечер, сказки сказывал. Потом взъерошит его головешку чёрную, поцелует в лоб и голову одеялом укроет, один нос торчит, точно как мать ему в детстве делала.
А сердце томилось. Смотрит на мальчика и думает, что такой же мальчишка и у него мог бы быть. Да и не один уже. Макар бы всю душу в них вложил, всё своё умение передал бы. Тяжело Макару было. Баба тоску свою выплачет и легче. А у мужика тоска в сердце застревает. Точит, изъедает его изнутри.
И точно, как у Беляны тогда было, руки опускаются. Всё зряшным во круг делается. Медленно, но верно тоска точит Макара. Пока один, работай себя загружал, мысли гнал не прошеные, а мальчонку увидел и взвыло сердце и о Беляне каждую минуту думать стал.
Яролик, как чувствовал, что с братом делается. Опять разговор начал о возвращении Макара в деревню.
А Макар в последний вечер просто взял и спросил, что томило его:
– Как она живет, Яролик?
Брату и объяснять не надо было, про кого Макар толкует:
– Да живет, – пожал плечами Яролик. – Олели пять вроде.
«Олеля! Любимая, значит. А как ещё дочь любимую и желанную назвать» – подумал Макар.
Никогда он за пять лет не интересовался Беляной. Ни разу не спросил о ней, ни разу не позволил о ней заговорить, хотя Забава, сестра его средняя и дружит с Беляной. Всё про неё знает.
– Не всё у них ладно-то с Мирославом. От людей-то не скроешься. Забава гостей назвала к младшему своему, Беляна у них крестная была. Так сидели они за столом точно чужие. За весь стол друг другу слово не сказали. А Мирослав и идти не хотел. Видать с семьей нашей якшаться не хочет.
– Ты, брат, не худословь, – тихо сказал Макар. – Мне бабские пересуды не нужны.
– А с чего интерес у тебя? Не уж-то до сих пор Беляна в сердце? Ушла сама, с другим живет, детей от него приносит! Я бы не простил и не думал.
– Нишкни, Яролик. Я тебя уважаю и ты меня уважай. Или забыл какие щелчки в лоб получал!
Яролик улыбнулся:
– Как забыть? До сих пор лоб гудит, – потом вздохнул глубоко и прибавил. – Прости, коли что сказал не так. Не хотел обидеть, брат. Живи, как знаешь. Бог с тобой!
Рано утром проводил Макар родных своих. Стоял, смотрел им в след пока не исчезли за деревьями. Перекрестил им путь и пошёл к своим делам.
Дел было много. Как подготовишься к зиме, так её и проживешь.
12
Лето подходило к концу, ночи стали холоднее, часто по утрам начала появляться туманная дымка.
Не любил Макар туман, не любил когда он обволакивает лес своим живым, густым паром. Точно покрывалом накрывал всё живое.
С детства Макар робел перед ним. Непременно, казалось, там кто-то есть. Нет, не животное там скрывалось. Там обитало что-то более таинственное.
Макар даже знал его имя – Чомор. Хранитель этого леса.
Макар помнил песню, которую пела им мать. Лежали они на лежанки, мал мала, а мать тихо выводила песню.
Давно это было, в те времена,
Когда люди и звери жили без зла.
Не рушим был закон, не рушим был завет.
Серебро убивать – строжайший запрет.
Вот на лес опускается белый Туман.
Схоронитесь! Идёт Чомор – великан.
Будет властвовать он – семь дней и ночей.
Берегите мужей! Береги сыновей!
Зажги три костра на поляне лесной.
К Хранителю леса обратись ты с мольбой.
Чтоб не ведать беды, чтоб не ведать измору,
Принеси три соломенных куклы Чомору.
Если в лес ты идёшь украдкой, как вор
Заберет в свой Туман тебя страшный Чомор.
Если в мыслях твоих мудрость, честь и любовь.
Не вернётся история страшная вновь.
Темно в избе было, только пробирался серебряный свет луны, через небольшое окно.
Ветки березы стоящей за окном, отбрасывали причудливые тени. Они жили, только им ведомой жизнью. Переплетались, ластились друг к другу и там в этой паутине ветвей прятался он, тот, о ком пела мать.
Внимательно и неотрывно следил за Макаром Чомор.
Макар помнил, какой страх в тот момент окутывал его. Из глаз текли слезы, потому что моргать было нельзя. Непременно в тот момент, когда веки его сомкнуться, Чомор нанесёт свой удар.
Странные страхи, необъяснимые. Чомор не страшилище, им детей не пугали, наоборот, всячески уважение прививали. Потому что, Чомор – это Хранитель леса, Хранитель всего живого. В лесу гораздо страшней нечисть обитает. Но Макар их не страшился, ему завсегда Чомор страшен был.
Чомору даже некоторые охотники, как в старину, поклонялись и задабривали. Праздник трёх костров и был чоморов праздник. В старину разжигали три костра на поляне лесной, вся деревня выходила и приносила с собой для каждого костра по соломенной кукле. Бросали их в костры и клятву давали.
«Лес-это дом мой.
Подобно тому, как дом свой обегаю от грязи внешней и внутренней,
так и обещаю, лес оберегать и сохранять.
Лишнего не возьму,
Забавы ради не убью,
Не разорю и не сломаю.
Серебро не убиваю»
И сейчас старались жить по завету этому. Были и безобразники, но мало таких в деревни у них водилось. Таких к старосте сразу в дом молельный зазывали и уму разуму учили.
Прадед Русай сказывал, что в его детстве случай в деревни один приключился.
Будто бы мужик один в лес пошёл, да по-должному Чомора не задобрил, ни словечка ни шепнул в лес заходя.
У каждого охотника, рыбака и собирателя, завсегда заветное словечко для Чомора имелось. Каждый свой зарок давал, каждый своё просил и обещал.
Зашёл мужик этот в лес, три дня его не было и три ночи. Рано утром четвёртого дня вышел он злющий, да драный, аки собака бешена.
Много не рассказывал, охотники мало о своих победах говорят, а про неудачи тем паче.
Медведица его подрала. Лапу ей правую обрубить только и смог, как живым ушёл и не помнит.
Через девять месяцев разрешилась его жена дочкой. Долгожданный ребёнок, долго его вымаливали.
Да только у младенчика, аккурат правой кисти не было. Вместо неё культя.
Русай всегда приговаривал после этой истории: «Я не стращаю тебя Макар. Может и придумалось мне это в детстве, да только ко всему живому с уважением жить надо. Лес тебе жизнь даёт, он эту жизнь легко может и забрать. Если берёшь, то отдай вдвойне. Срубил дерево – посади два. Добыл животину – так дай троим родиться»
Макар стоял на пороге своей избы, смотрел на лес.
На поляну, отделяющую дом от леса, медленно, завоевывая сантиметр за сантиметром, цепляясь за траву, цветы и сучки, выползали молочные щупальца тумана.
Никогда Макару страшно в лесу не было. Нож, да ружьё всегда при нем, в страшилки особо не верил. Чего бояться-то?
Но вглядываясь сейчас в серебряные всполохи тумана, детский страх оживал.
Аккуратно, точно сам туман, он пробирался в него. И далекие детские страхи оживали.
Макар стоял и не мог оторваться от молочного покрывала и чем дольше смотрел он в белесый туман, тем явственней казалось ему, что оттуда, так же внимательно и настороженно, как и он сам, кто-то смотрел на него.
Макар зашёл в дом. Дверь тихо скрипнула, отрезая человека от его страха.
Дул легкий ветер, сквозь листву прокрадывались, ещё робкие, но уже по-дневному уверенные лучи. Скоро туман сойдёт, слегка смоет, обесцветит летние, яркие краски природы.
Он стоял, не отрываясь смотря на дверь, за которой исчез Макар.
Туман ластился к нему, лизал и окутывал его ноги. Казалось он не стоит, а парит в этой белесой, молочной дымке.
Макар начал чувствовать его. Сейчас он смотрел точно ему в глаза, будто знал, будто видел.
И ночью, когда он стоял на своём пригорке у кедра и наблюдал за домом, Макар тоже его почувствовал. Долго терся у окна, шарил взглядом по опушке, всматриваясь в темноту.
Он усмехнулся.
Макар всегда не любил туман. Всегда думал, что в тумане его ждёт Чомор.
Глупые, суеверные люди, и он когда-то был таким.
В тумане прячется не Чомор.
С туманом приходит он.
Потому что туман-Сила. А Он и есть эта Сила.
13
Перед зимой, у Макара ещё одна вылазка всегда была, к мирянам он в это время ходил. Закупал все что ему нужно. Керосин, соль, охотничьи товары, да и по мелочи кое – что. После этого из своей избушки и со своих мест Макар до весны не уходил.
В сентябре в лесу не спокойно. У сохатых гон начинался.
В период этот, самцы возбуждены, агрессивны, чувство страха перед человеком притуплено. На памяти Макара случаев нападения на человека не было, а вот старики такие истории рассказывали. И бросались на людей сохатые, и преследовали их. Прадед Макара много разных историй рассказывал, да только, что из них правда, что вымысел, не разберешь.
Макар очень любил прадеда своего Русая. Вот кто умел сказки рассказывать, заслушаешься. Строгий был, но справедливый.
В лесу сгинул. Что с ним случилось, не ведомо. Только не вернулся он один раз из леса. Ни следов, ни вещей его так и не нашли. Как испарился дед. Отец с мужиками под каждым кустиком, под каждым камешком шарили. Был человек и нет.
У Макара, перед тем, как тревогу забили об исчезновении Русая, дня за два предчувствия было. Силу тогда Макар почувствовал. Не человеческую Силу, каждая жилка его, каждая клеточка аж, взвыли, затрещали. Голова закружилась, зрение, слух все обострилось. Понравилась Макару Сила эта. Захотелось рвать, разрушать всё. Дерево бы сейчас с корнем вырвал, гору на камешки раскидал. Всё подвластно было Макару, и это кружило голову и опьяняло.
Очнулся он, стоящий на четвереньках, точно собака.
В то время Макар уже мог справляться со своей странностью. Переживал всё в себе, люди рядом и не ведали, что с ним что-то не то творится. А тут, аж с ног Сила эта сбила.
Макар отцу рассказал о предчувствие этом, уже после того, как Русай сгинул. Чувствовал Макар, что оно именно с Русаем связано. Но отец лишь отмахнулся. О какой Силе речь, если дед умер. В этом не сомневались.
А Макара с Русаем не только родственные нити связывали, более крепкая связь у них была.
Отец когда узнал про странность Макара, не удивился и не испугался. Молча взял мальчика за руку и отвёл к тому, кто помочь ему сможет. Не праздными разговорами, а делом помочь.
Русай, тоже дар имел, точь-в-точь как у Макара. По отцовской линии, через два поколения это повторялось. И только если первенец – мальчик. Впрочем, у них всегда в родове, первыми только мальчики рождались.
Отец на все лето Макара у Русая тогда оставил. Мать не довольна была, аж искры метала: "При живых родителях, ребёнок у кого-то приживаться будет". Первую неделю каждый день приходила в дом к Русаю. Гнали её, ругали, отец кулаками стращал, да только всё мимо неё было. Мать всегда бойкая была, а если дело касалось детей её, то превращалась в медведицу в юбке. Вот пока не убедилась, что мальчонку её и кормят и поят и не обижают, только тогда ходить к Русаю перестала. Ходить-то перестала, да только не успокоилась. Всё в толк не могла взять, зачем отец Макара деду отдал.
А для Макара это было не забываемое лето. Сколько он всего узнал от Русая.
У него с прадедом сразу уговор вышел:
– Я тебе Макар, не дед сейчас, не прадед, не учитель и не друг. Я больше всего этого. Мы теперь с тобой на одной ступени стоим. Одни мы с тобой такие. Великий дар имеем и он нас уравнивает. Понимаешь? Ты – Макар для меня, а я для тебя – Русай.
На том сошлись.
Многому Русай его научил. И как понимать чувства свои и как жить с ними.
– Они порой тебя наизнанку рвать будут, всю жизнь из тебя тянуть. Самое главное, расслабиться. Не борись, но и к сердцу не подпускай. Ты эту грань потом чувствовать будешь. Дальше неё не пускай ничего. И помни всегда – не твои чувства это. Но желания, зависть и искушение гони от себя. Ты ведь не только боль чувствовать будешь, через тебя и другие чувства проходить будут. Вот с ними, как раз и осторожней надо быть. Они к твоей душе продираться будут, томить тебя и искушать.
Многое тогда Макар не понимал. Просто запоминал и слушал. Только на своём опыте понимать начал, что к чему.
Русай в деревне у них странным слыл. Чуть ли не дурачком его считали. Сказки любил рассказывать, да за правду их выдавать. Каждое животное у Русая могло общаться с человеком. Желать, страдать и чувствовать, не как животное, как человек что ли. Русай с каждой букашкой общался. Но пуще всего он волков уважал. Считал их Хранителями древней мудрости. И ещё много чего, но Макар мимо ушей это пропускал. Больше, как сказку слушал и не запоминая вовсе.
Любил Русай песенку одну. Всегда она на языке у него была. Заставил Макара её заучить.
– Учи! Запоминай, Макар! Потом своему правнуку её напоёшь.
А песенка-то детская, простая и мотив у неё простой. Но въедливый.
И сейчас, идя от мирян, всю дорогу Макар вспоминал Русая. За мыслями не угонишься. Начал про сохатых думать, а закончил прадедом. И песенка эта на языке вертелась. Давно он её не вспоминал. Ни чем не привлекательная песня, но стоит один раз её спеть, потом пол дня с языка не смоешь.
Дай волку дорогу.
Дай волку еды.
В жилище своё
Ты его пригласи.
Когда ты спасёшь
Волчонка седого,
Постигнешь ты Силу,
В ней жизни основа.
Шёл и мычал про себя. За спиной, нагруженная поняга, на плече, приятной тяжестью – ружьё, в руках котомка. Нагрузился знатно. Но не помешало, Макару при этом двух рябчиков снять. Повесил их на кукан. Этот прочный шнур, с проволочной петлёй на конце, Макар крепил на поясе.
Смеркалось уже. Начал моросить дождь. Макар сильнее натянул шапку, ускорил шаг. До избушки осталось совсем ничего.
На секунду Макар остановился, как показалось что. Взял ружьё в руки, а потом прислушался.
Лес был наполнен привычными своими звуками, потом к себе прислушался, нет, молчало предчувствие, спокойно на душе было. Но что-то определенно мешало Макару.
Он подставил руку и поймал несколько капель дождя. Между пальцев растер. И понял, что остановило его. Пальцы липли друг к другу, точно сладкие были. "Липко. Как мёд" – эта мысль, как выстрел в голове раздалась.
И стоило этой мысли сформироваться, как перед Макаром из сумерек, один за другим вышли четыре волка.
Макар отродясь не употреблял бранные слова, да ни кто у них не ругался, рот свой не поганил. Но тут Макар не сдержался, сама собой скверна вышла.
Легче встретить в лесу медведя, чем хотя бы издали увидеть волка. А тут чуть больше месяца всего прошло, а он второй раз их встречает.
Все четверо стояли сейчас перед ним.
Во время нападения, они превосходно группируются, несколько из волков нападают спереди, другие же заходят с тыла.
А эти не шелохнулись, значит нападать не собираются. Тогда к чему все это?
Русай много про волков рассказывал: «Следи за ушами, хвостом и пастью волка, Макар. Волк может показать тебе чувства свои, настроение. Только понимать их уметь надо. В привычном состоянии, хвост поленом висит, но стоит насторожиться животине или в ярость впасть, хвост поднимается и уши за ним к верху лезут.
Гнев, злоба, настороженность, радость, страх, спокойствие, угроза – всё это, да и многое другое, по волку прочитать можно. И после этого, мне говорят, что это тварь, убивать её надо, истреблять! Придёт время, Макар, я тебе и другое про Волков расскажу. Сам в них влюбишься и встречи искать будешь. Помни слова мои»
Макар вскользь прошёл взглядом по волкам. Хвосты поленом, ни осанка, ни уши не напряжены. Точно чучела стоят и смотрят. Чепуха какая-то.
«Как раньше им дорогу уступить? – думал Макар. – Так здесь ни дорог, ни троп нет. Лес кругом. А что если припугнуть их, покричу, пальну разок? Стая не большая, это может и напугает её»
Макар аккуратно снял с себя понягу, опустил её рядом с котомкой на землю. Набрал полные лёгкие воздуха.
Звук застрял ещё где-то там внутри него. Макар так и не понял, успел он крикнуть или нет, он не слышал себя. Более мощное и первозданное захлестнуло человеческий писк.
И это было страшное впечатление, что-то потрясающее!
Лес наполнился волчьим воем.
Все в душе у Макара перевернулось. Он не мог пошевелиться, так с открытым ртом и стоял.
А они выводили свою мелодию, как ансамбль, где каждая партия была оригинальна и виртуозна. У вожака был густой, очень низкий вой, с небольшой хрипотцой. Другие волки выли на очень высоких нотах, с частым взлаиванием, поскуливанием.
Никогда Макар не чувствовал такого ужаса и восхищения одновременно. Рвалась каждая струнка его души, всё внутри рушилось и сплеталось в более сложные и удивительные плетения. Его перестраивали, перерождали. Ему казалось, что он чувствует саму природу, саму стихию и он был внутри неё.
Слезы текли по его щекам, он хватал ртом воздух. Казалось, он первый раз по-настоящему дышал. Как младенчик, только что родившийся.
Сила! Пьянящая, сладкая, неистовая Сила бушевала внутри него.
А потом резко всё прекратилось. Стояла звенящая тишина.
Было чувство, что его лишили чего-то важного, жизненно необходимого. Дали и забрали, вырвали, спрятали. Стало невыносимо. Макар зарылся руками в волосы и заскулил на тонкой, неестественно высокой ноте. В голове билось только одна мысль, только одно желание: «Ещё! Ещё!»
Макар сам не понимал чего требовало его нутро. Он опустился на колени и качался из стороны в сторону. А потом уловил движение.
К нему медленно подходил вожак.
Они смотрели друг другу в глаза бесконечно долго. Медленно сознание стало просветляться, медленно стали возвращаться мысли, страх, и осознание того, что стоит он сейчас на коленях, перед сильным и матёрым волком. Беззащитный, оглушенный и растерянный. А самое главное, Макар не знал, где его ружьё. «Охотничек! Ружьё потерял» даже смешно стало. Но нож на месте, он его всем телом сейчас чувствовал. И хоть знал Макар, где-то внутри себя верил, что не нападет волк, но всё равно настраивался на бой. Дикий зверь перед ним, а он в таком не выгодном положении. Перед волками, как можно выше и больше надо казаться. Волк на уровне инстинкта больших боится и остерегается, а Макар сейчас даже ниже его, на коленях стоял.
Желтые глаза прожигали Макара насквозь. Выедали его, заглядывали глубоко – глубоко. Так далеко даже сам Макар в себя не заглядывал. А потом медленно вожак вниз голову начал опускать, перемещать свой взгляд по Макару. Остановился где-то в районе паха. Макар тоже взгляд опустил. Волк не отрываясь на рябчиков смотрел, что болтались у Макара на кукане.
Носом повёл, фыркнул, ещё раз по Макару взглядом мазнул и медленно отошёл к стае.
«Голодный?!Он, что сейчас еды у него попросил?» – Макара, как по голове ударили. Казалось, удивляться уже не чему, ан нет, удивил волк.
Макар медленно встал. Снял с крючка свою добычу и положил на траву. Сам отошёл к дереву.
С этого момента волки потеряли к нему всякий интерес. Они подбежали к дичи, долго обнюхивали её, переглядывались, тявкали, после чего отошли. Остался один вожак.
Он подтолкнул мордой в сторону Макара одного рябчика, взял в пасть второго и посмотрев на человека потрусил в лес. За ним в темноте пропала и его стая.
Человек шёл качаясь. Походка его была не ровной, точно с глазами закрытыми шёл. То и дело спотыкался, один раз чуть не упал.
Он следовал за Макаром, не отставая от него ни на шаг. Не таился, знал, что не увидит и не почувствует он его. Макар сейчас ничего не мог чувствовать. Разум его и тело было наполнено Силой.
Она вживалась в него, прорастала, как растение прорастает в почву. Пускала свои корни, укрепляла их, готовясь к цветению. Но до этого ещё было долго. Только начинала Сила свою жизнь в Макаре, только-только начинала пробовать своего хозяина, привыкать к нему.
Ему было важно, чтобы Макар дошёл до избы, чтобы не упал, не поранил себя.
Он усмехнулся. Идёт без памяти, а ружьё на плечо загрузил. Какой охотник ружьё своё потеряет?
Голыми руками-то охотиться не будешь.
Макар не твёрдой походкой дошёл до избы. Остановился на мгновение, руками дверь нащупал и зашёл в дом.
Он подошёл к двери.
Слух у него был хороший, от того в тишине этой ночной, слышал он возню, пару раз тихий скрип лавки о половицы и после мирное, ровное дыхание Макара.
Этого и надо было. Сон сейчас для человека самая главная микстура. Долго восстанавливаться будет после встречи этой, после первого знакомства с Силой.
Он отошёл от избы, ещё раз прислушался.
Тишина.
И теперь, уже не оглядываясь, не беспокоясь, пошёл туда, где Макар оставил вещи свои, что у мирян куплены были.
Он вернёт их хозяину. Сейчас Макару не о них думу свою вести надо.
Более важное и более значимое в жизни его прорастать сейчас начинает.
14
Макар резко открыл глаза. Подскочил, как ошпаренный, встревожено озираясь вокруг. Он был в своей избушки. За окном светило солнце.
«Ружьё! Вещи!» – молнией ударила мысль.
Ружьё было на своём привычном месте.
Вещей не было.
По избе заметался.
Макар не помнил, как он вчера до избушки дошёл. Как спать лёг. Ничего не помнил. Это пугало.
На улицу выскочил. Сам не понимая, чего хотел. Думал вещи его у дверей дожидаются? Расстроился сильно. Ругал себя.
Одеваться в избу пошёл, искать вещи надо было. А потом взгляд его упал на сарайку. Под навесом, рядом с дровами, аккуратно стояло все его добро.
Не помнил Макар, как ставил их туда. Да и никогда бы он не оставил их на дворе, в избу бы снес.
Странное, непонятное творилось вокруг. Точно полоумный, дела творит, да из головы их выкидывает.
Занес все в избу. Лёг на лавку и уставился в потолок.
Ему нужно подумать. Серьезно подумать. Мысли разбегались, уводили его в другие воспоминания, а ему сейчас жизненно важно было вспомнить весь вчерашний вечер. Его встречу с волками.
Как бы он не напрягал память, но полной картины он не видел, всё урывками, всё на уровне эмоций.
Макар долго лежал, долго мучил себя. Потом встал, разжег печь. Разложил купленные у мирян вещи.
Все дела Макар делал, как во сне. Машинально закладывал печь, машинально ставил на неё котелок, машинально сыпал в кипящую воду крупу. Ел и не чувствовал вкуса.
Так прошёл день.
К вечеру Макар занемог. Всё тело ныло, каждую косточку тянуло и крутило. Он сделал себе отвар, выпил его залпом, намазался медвежьим жиром и лёг спать.
Его сознание балансировало на грани сна и яви. Он то просыпался, то снова проваливался в липкий дурман.
Что-то выдавливало грудь изнутри, будто чему-то там не хватало места. Что-то ворочалось в глубине его, не находя себе места.
«Не сопротивляйся! Прими её, Макар, – нашёптывал голос. – Вы одно целое! Она твоя. Теперь твоя. Бери её. Владей. Ты хозяин. Уже скоро"
А потом его поглотила Сила. Она, то мягко касалась его, гладила, даря блаженство и покой, то накидывалась, жалила и грызла. А потом скулила, забившись в самый потаённый уголок его души.
Макар метался по лавке. Он то выл, то рычал. Он знал её. Помнил эту Силы. Когда пропал Русай, он первый раз владел ею, вчера её подарили волки, а сегодня она пришла сама. Сама.
Он не хотел её отпускать, а она не видимым потоком выходила из него, растворяясь в ночи. Ему казалось, что он теряет самого себя. Он умолял её остаться. Ещё один миг, ещё одно мгновение владеть ею, только это было сейчас важно, только это.
«Прими её, Макар. Уже скоро"
Макар просыпался тяжело. Казалось всё его тело стало тяжелым, не поворотливым, онемевшим. Он сел на лавку. «Сколько он спал?»
На улице только-только светало.
В избе было холодно. Печь прогорела и остыла. Странно. Он вечером подкладывал дров, должно было хватить жара до утра.
Так сколько он спал? Неужели больше суток длилось это безумие.
Макар испугался. Он ощущал себя каким-то беспомощным. Первый раз ему захотелось, что бы рядом был кто-то живой, с кем можно было поговорить, забыться.
Макар с головой ушёл в повседневные дела. Дел было много. Надо заполнять ледник. Рыба, мясо, ягода.
Макар нагружал себя работой. Порой голова ещё не успевала коснуться лавки, а он уже засыпал.
Но мысли, то и дело возвращались к волкам. Не мог Макар прогнать думы навсегда. Они прочно обосновались в его голове. Иногда он чувствовал и Силу, встрепенется где-то внутри, аккуратно царапнет, мол я здесь, Макар, здесь, привыкай ко мне.
Дни мелькали серой чередой, и изо дня в день Макар чувствовал в себе изменения. Он не смог бы выразить это в словах, но что-то неумолимо менялось в нем.
15
Тяжелые и тёмные тучи затянули небо, заточив солнце в свою темницу. Держали крепко, не пропуская ни единого луча.
С утра шёл дождь. Мощный проливень, холодный, по-настоящему осенний. Природа щедра делилась водяными потоками. Лужи бурлили, наполнялись, принимая в себя эту щедрость. Капли дождя врезались в почву, разлетаясь на тысячи брызг. Природа гудела и выла, прощаясь с теплом. Она уже была готова принять сурового и морозного старца.
Изба, казалось, разбухла, почернела. Крышу нещадно лупило, но она стойко держалась, скидывая с себя прощальные слёзы.
Макар неподвижно сидел на лавке. Точно в сон провалился, на столе все ещё лежали гильзы, капсюли, порох, готовые патроны. Он не видел этого, не слышал стук дождя, ему не мешала темнота избы. Он был далеко от сюда. Он был в своём детстве. Он был с Русаем.
Тогда тоже шёл дождь. За окном ничего не было видно. Сплошной поток струился по стеклу. Макар выхватывал из потока одну каплю и следил за ней, она быстро вычерчивала дорожку, сливаясь со своими сёстрами и Макар уже не мог понять, его ли это капля или чужая. Было что-то завораживающие в этих струйках. Бегут, бегут… а для чего? Чтобы скользнуть со стекла, сорваться с карниза и ухнуть на землю?
Русай присел рядом. Тихо подошёл, Макар его даже не заметил, отчего вздрогнул легонько.
– У каждой капли своя дорожка, Макар, точно как у человека. Но твоя дорога не так коротка.
Макар часто не понимал, что сказывал Русай. Да, только и спрашивать было без толку. Всегда одно дед говорил: «Придёт время и всё поймёшь, мальчик».
Макар лёг на лавку. Укрылся с головой, один нос торчит из-под одеяла. Русай рядом сел. Дед говорил тихо, певуче, точно полу пел, полу говорил:
– Они похожи на тень. Они живут за пределами нашего с тобой мира, Макар.
Скрытные, всегда настороже, они стали символом тайны и опасности. Само слово "волк" вызывает ощущение страха. А в песнях их, слышен зов настоящей дикой природы.
Однажды ты встретишь волка, Макар, последнего в своём роду, единственного кто хранит мудрость древних.
Он передаст тебе Силу. Это дар. Дар исключительности, непохожести на других, дар изгнания и одиночества, потому что ты станешь иным.
Наш род всегда принимал этот дар. Через два поколения, мальчик первенец принимает его. Всегда так было и всегда так будет! Не прервётся цепочка эта. Тебе дают – потом отдаёшь ты.
Я скоро уйду, Макара. Я встретил своего волка и готов принять Силу.
Помни песню мою, Макар, в ней все подсказки, все ответы, в ней всё.
Макар быстро засыпал под сказки Русая. Бывало и до конца не дослушает. От этого ведать и помнил их плохо.
А сейчас, сидя за столом, в своей избе, он видел все как со стороны.
Всё вспомнил, как вчера было. Сознание медленно возвращалось. Эта была самая любимая его сказка, про Силу и волка. Часто Русай её сказывал, а после песню свою выводил.
Дай волку дорогу.
Дай волку еды.
В жилище своё
Ты его пригласи.
Когда ты спасёшь
Волчонка седого,
Постигнешь ты Силу,
В ней жизни основа.
Макар на окно уставился.
Капли продолжали свой бег по стеклу, карнизу, стремясь к земле. А у Макара складывалась в голове головоломка, медленно, но уверенно складывалась. Да и головоломка ли это.
Дай волку дорогу…
На горе, когда волки преградили ему путь, он нашёл единственное верное решение. Он уступил им тропу. Значит, первая строка песни исполнена…
Дай волку еды…
И это было. Рябчиком его угостились. Не случайно это вышло. Не он им его предложил, сам волк его стребовал…
Дальше следовало в песни, то что исполнить Макар не смог бы.
В жилище своё
Ты его пригласи…
Не принято у них держать в доме даже собак, а волка пригласить, об этом и речи не могло быть. Собаки, волки почитаются нечистыми животными. Запрещено введение их в святые места. Наше жилище, есть наш домашний храм. Оно освещается, здесь есть святые иконы. Потому нельзя находиться нечистым в доме. На улице, в псарни, пожалуйста, но не в избе.
Но не об этом сейчас мыслил Макар. Всё сказ Русая вспоминал. Неужто и он, Макар, встретил этого волка, хранителя мудрости древних. И Силу встретил, которую волк даёт Макару по чуть-чуть, аккуратно даёт. А Сила пробует Макара, привыкает к новому хозяину.
Возможно ли, что это правда. Ни сказка, ни вымысел.
Но Макару что-то мешало. Что-то не складывалось. Мысль крутилась в голове, правильная, нужная, но он не мог поймать её, выразить. Что-то было не так с этим волком.
"Волк передаёт Силу роду Макара через два поколения мальчику-первенцу. Потом этот мальчик, носитель этого дара, передаёт его вновь через два поколения мальчику – первенцу. И так из поколения в поколения. Но почему Русай говорил, что Силу передаёт волк, а не человек. Получая Силу мальчик становится волком? Бред»
У Макара голова кружилась от всего этого. Не умещалось это в него. Он гнал дурные мысли, но все складывалось в одно.
«Принимая Силу – ты становишься волком. А из этого получается, что вожак, которого видел Макар – это Русай"
Это было нереально, но всё кричало о том. Русай пропал, тело его так и не нашли. И Макар чувствовал тогда Силу и знал, что с прадедом это предчувствие связано было.
Эта мысль, как молния пронеслась у Макара в голове. Он весь напрягся. Задышал глубоко, сильно: "Русай жив! Русай жив! Русай жив!"
Голосило и надрывалось у него в голове.
Все замелькало перед глазами. Сила в нем завибрировала и начала выползать от куда-то из глубины его. Начала царапать, бередить, гнать. Как – будто кричала ему: "Не сиди, действуй!"
Макар, как безумный из избы кинулся, в чем был, в носках, да рубахе.
Встал посреди поляны и крикну:
– Русай!
Крик его не утопал в водяных потоках, не затухал в грохоте грома. Казалось, всё это наоборот, усиливало его. Разносило далеко на многие километры.
– Русай!
Макар улыбался. В его душе расцветала надежда, что жив его близкий, родной человек.
А потом сердце пропустило один удар и замерло. Макар услышал ответ.
Сильный, уверенный, низкий вой заглушил все звуки стихии.