Текст книги "Удивительные приключения Бильбо, сычика-эльфа из Кунира (СИ)"

Автор книги: Надежда Степаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Они летали за Торином, словно цепочка огоньков в темноте, то и дело настораживаясь – не слышно ли приближения змея. Хотя всё кругом пострадало от времени или было покорежено, испорчено и перепачкано вползавшим и выползавшим чудовищем, Торин узнавал каждый коридор, каждый поворот. Они летели вперёд, поворачивали, снижались и летели по гулким переходам, снова делали поворот и вновь взмывали под потолок. Всё дальше и дальше летели совы, но нигде не встречали ни единого признака живой души, лишь тени воровски разлетались в стороны с приближением факелов, трепетавших на ветерке. Такие долгие полёты в мрачных пещерах не были приспособлены для свободолюбивых кунировских сычиков-эльфов. Бильбо уже выдохся и чувствовал, что ещё немного – и он не сможет передвигать крыльями. И тут вдруг потолок взметнулся вверх, на недосягаемую для факелов высоту. Откуда-то сверху проглянул тусклый луч, воздух сделался чище и свежей. Совы замерли в воздухе, быстро-быстро трепеща крыльями; впереди, в стене, разрушенной огромным телом Смауга, забрезжил слабый свет.

– Это главный зал Трора, – промолвил Торин, – здесь устраивались пиршества и собирался королевский совет. Отсюда уже недалеко до главного входа.

Они молча пролетели через бывший зал: там гнили некогда великолепно выполненные жёрдочки; на полу вперемежку с украшенной резьбой посудой валялись в плесени и лужах совиные кости и тускло блестели заржавевшие боевые когти. Они пролетели ещё пару туннелей и вдруг услышали журчание воды, и свет из тусклого сделался более ярким.

– Здесь берёт начало река, над которой мы сюда прилетели, – сказал Торин. – Она приведёт нас к главному входу.

Из тёмной дыры в скале выбегал бурливый поток и струился по узкому стоку, выдолбленному в камне искусными лапами старинных мастеров. Совы устало опустились на землю, на широкую каменную площадь, и отправились по ней вперёд. Обогнули выступ, и – о чудо! – в глаза им хлынул дневной свет, такой яркий после мрачных туннелей Горы, что все зажмурились. Когда же они снова смогли открыть глаза, то увидели невероятную картину. Перед ними выросла высокая арка, почерневшая, ободранная, но со следами старинной резьбы. Туманное солнце посылало между отрогами Горы бледные лучи, которые золотили порог.

Стайка летучих мышей, потревоженных дымом факелов, вихрем пронеслась у них над головой. Путники испуганно рванулись вперед и поскользнулись на камнях, покрытых слизью оттого, что по ним постоянно проползал змей. Река дальше бежала в сторону долины свободно, шумно пенясь. Они побросали ненужные теперь факелы на землю и застыли, глазам своим не веря: они вышли за главный вход и перед ними расстилалась долина, где прежде стоял Дейл, великолепная община рыбных филинов.

– Да! – произнес Бильбо. – Вот уж не ожидал, что доведется глядеть отсюда. Никогда с большим удовольствием не любовался я солнцем и не ощущал на ветра на своих перьях. Бр-р-р! Однако и холодный же ветрище!

И в самом деле, дул резкий восточный ветер, безжалостно предвещая зиму. Обвивая отроги Горы, он влетал в долину и завывал между скал. Путники так долго парились в глубине душных пещер, что теперь на открытом воздухе их била дрожь.

Внезапно Бильбо ощутил помимо усталости ещё и зверский голод.

– Сейчас, судя по всему, позднее утро, – сказал он. – Время ужина давно прошло, но я бы не отказался перекусить, если найдётся, что поесть. Но я не уверен, что главный вход в пещеру Смауга – самое безопасное место для этой цели. Нельзя ли найти местечко поспокойней?

– Правильно! – подхватил Балин. – Я, пожалуй, знаю такое местечко: старый сторожевой пост на юго-западном конце Горы.

– А далеко ли оно? – осведомился сычик-эльф.

– Не особо. Но лететь будет трудно, предупреждаю. Здесь, с этой стороны Горы, очень коварные воздушные потоки. Раньше мы, как могли, сдерживали их, но сейчас, когда все приспособления были уничтожены во время вторжения Смауга, а те, кто ими управлял – убиты, поток вновь одичал. Так что теперь добраться до постов – дело нелёгкое.

– Глаукс великий! – простонал сычик-эльф. – Опять лететь, опять бороться, и даже поужинать не дадут! Интересно, сколько завтраков, обедов и ужинов мы пропустили, пока сидели в этой мерзкой норе?

Вообще говоря, с той минуты, как коварный змей разгромил уступ, прошло не так уж много времени – два дня и одна ночь, – и худо-бедно, а кое-какая еда была, но Бильбо совершенно потерял счёт времени, и для него что одна ночь, что целая вечность было всё едино.

– Да что вы! – смеясь, закурлыкал Торин (он опять повеселел и тихо скрёб боевыми когтями край камня). – Это мой-то дворец вы называете мерзкой норой? Погодите, вот ужо его приберут, почистят и восстановят заново!..

– Что произойдет только после смерти Смауга, – хмуро проворчал Бильбо. – Кстати, где он? Я бы отдал вкусный мышатину за то, чтобы знать это. Надеюсь, он не на вершине Горы – сидит и любуется на нас сверху?

Идея эта вызвала большой переполох, и пещерные совы быстро согласились с Бильбо и Балином.

– Надо уходить отсюда, – ухнул Дори. – Я всё время спиной ощущаю его взгляд.

– Как здесь холодно и неуютно, – вставил Бомбур. – От жажды тут не умрёшь – вода рядом, а вот пищи я что-то не вижу. Змею тут, наверное, всегда голодно.

– Полетели! Полетели! – закричали остальные. – Скорее к посту Балина!

Поток действительно оказался своенравным. Он извивался туда, сюда, заставляя сов петлять между воздушными дорогами. Сильный ветер, шумевший в скалах, мешал сосредоточиться, сбивал с толку и сильно давил на крылья, да так, что сова сама не замечала, как сбивалась с курса. Да, что ни говори, а Балин был, несомненно, прав, когда утверждал, что дорога к постам будет нелёгкой.

Солнце стояло в зените, когда совы долетели до глубокой лощины, укрытой среди скал. Там они приземлились и немного передохнули, позавтракали сухой мышатиной и запили её водой. Затем они вновь "встали на крыло". Поток немного утихомирился, и когда закат озолотил склоны, они заметили приближающийся южный отрог Горы. Крылья гудели. Устало покурлыкивая, путники направились к вершине гребня, которая ослепительно сияла в лучах заходящего холодного осеннего солнца.

Они нашли площадку, обрывавшуюся с трёх сторон вниз, а с четвертой ограниченную скалой, в которой имелась дыра наподобие тех, которые вели в Гору. Здесь же они и приземлились, многие (в их числе и Бильбо) тотчас устало попадали на землю.

– Здесь, – ухнул Балин, – в былые времена отдыхали часовые, что сторожили подступы к Горе. Дыра эта ведёт в небольшую пещеру, заменявшую караульное помещение. Вокруг Горы было несколько таких постов, но во времена нашего благоденствия в них не было особой надобности, и наши часовые, вероятно, распустились и утратили бдительность, в противном случае мы задолго до катастрофы услыхали бы о появлении в нашем краю змея и всё могло обернуться по-другому. Мы можем укрыться здесь и видеть многое, оставаясь невидимыми.

– Какой смысл, коли нас уже заметили, когда мы летели сюда, – возразил Дори, который беспрерывно бросал взгляды вверх, словно ожидал увидеть там Смауга, взгромоздившегося на вершину, как жалкая пародия на орла.

– Ничего другого не остается, – ухнул Торин. – Больше мы сегодня ни на что не годны.

– Мудрые слова! – воскликнул Бильбо, давно уже лежавший на земле.

В караульном помещении поместилось бы сколько угодно пещерных сов; в задней стене пещеры был выход в ещё одну небольшую пещерку, лучше защищённую от наружного холода. Видно, сюда не заглядывали за время владычества Смауга даже дикие звери. Путники сложили там свои нехитрые пожитки, одни сразу же легли и заснули, засунув голову под крыло, другие уселись возле наружного входа и принялись обсуждать дальнейшие действия. О чём бы они ни заговаривали, каждый раз возвращались к одному и тому же вопросу: где Смауг? Вокруг была тишина, лишь ветер свистел в скалах – и никаких признаков движущегося змея ни на западе, ни на востоке, ни на юге, ни на севере. Змей словно растворился в неизвестности, и что бы это могло значить?

Уже появились первые мерцающие холодным блеском звёзды, а они так ни до чего и не додумались.

Глава тринадцатая. Озёрное побоище

А теперь, если вы, как и совы, хотите узнать новости о Смауге, вернёмся на пару дней назад, когда он разнёс склон с потайным ходом в Гору и в бешенстве уплыл, чтобы проучить живущих на реке зверьков.

Возможно, вы зададитесь вопросом: а кого, собственно, Смауг винил в помощи пещерным совам и неизвестному вору Летящему над рекой? Ведь мы с вами, в отличие от змея, видели все-все приключения, настигшие несчастных путешественников, и точно знаем, что никаких чудных жителей реки совы по пути не встретили. Так о ком же говорил старый зловредный змей?

На самом деле, жители эти были. Давным-давно они переселились на реку из леса. Не побоявшись Смауга, который уже тогда властвовал над Горой, они заняли северо-западную часть реки, где та, ширясь, впадала в озеро. Животными этими были бобры; неутомимые труженики, они быстро воздвигли на воде чудный деревянный городок. Смауг их не трогал. Его настолько поразила такая самоуверенная наглость, что он милостиво позволил бобрам занять отдалённую часть реки. Тем более, что бобры никогда не интересовались расположенными далеко на востоке скалами. Всё, что занимало их скромный быт – добыча пропитания в расположенном неподалёку лесу, плаванье в широком озере да взращивание молодняка. На всякие Горы, змей и иже с ними бобрам было наплевать.

Этот знаменательный день ничем не отличался от бессчётного количества остальных дней.

Был ранний вечер. Многие бобры сидели по домам, испугавшись сильнейшего ветра и промозглого воздуха, но несколько зверьков всё же прогуливалось по деревянной плотине и любовалось первыми звёздами, тускло отражавшимися на глади озера. Гору всегда заслоняли от глаз невысокие холмы на дальнем конце озера, между которыми сбегала река. Лишь остроконечную вершину видели бобры, и то в ясную погоду, но они редко глядели в ту сторону, потому что даже в утреннем свете Гора казалась зловещей и мрачной. Сейчас её скрывала надвигающаяся тьма.

– Смотрите, – вдруг сказал один из прогуливавшихся. – Там, на скале, какой-то отблеск! Как вы думаете, что это может быть?

– Может, это вернулись совы? Говорят, когда-то на Горе жили маленькие пещерные птицы, что делали необыкновенные вещи, – заметил другой.

– Какие ещё совы? – пробурчал угрюмый голос. – Помяните моё слово, этот отблеск – туша проснувшегося змея, единственного жителя Горы, которого мы знаем.

– Вечно ты предсказываешь плохое, – возмутились соседи. – То падение дерева, то эпидемию среди детёнышей! Хоть бы раз придумал что-нибудь повеселее!

Угрюмый не ответил; напрягшись, он смотрел на холмы. Вот тёмный отблеск мелькнул в воде, оторвавшись от Горы, и бобр привстал на задние лапки, вглядываясь в него со всё возрастающим напряжением.

– Змей! Сюда плывёт змей! Утонуть мне прямо на месте! – внезапно заверещал он. – Бегом в укрытие! Воины, сюда! Нападение! Нападение!

Бобры, конечно, не считались агрессивными животными; более того, миролюбивее их в этих диких краях, возможно, никого и не было. Но горе тому, кто посчитал спокойствие и доброжелательность признаком слабости! В момент самки были разбужены и вместе с детёнышами угнаны в безопасные места глубоко в лесу. Самые сильные бобры-самцы, за исключением нескольких молодых, отправленных с самками на тот случай, если схватка со змеем унесёт все жизни воинов, собрались на плотине. Ощерив зубастые пасти, напрягая лапы с немаленькими когтями, они наблюдали за приближавшейся полосой высокой волны – такую скорость развил взбешенный змей.

Под трубные громкие крики и визжание бобров Смауг ринулся вперёд, прямо на плотину – и, озадаченный, приостановился. Его особенный змеиный взгляд засёк намного меньше тепла, чем обычно. Сгрудившиеся на плотине животные были единственными бобрами, которые остались в их городе. Грозно зашипел, Смауг устремился вперёд, но бобры завизжали ещё сильней и, встав на задние лапки, замахали передними, демонстрируя отменные когти. Услышав недвусмысленные намёки убраться подобру-поздорову, змей совершенно обезумел от ярости. Уже давным-давно никто не осмеливался дать ему отпор. Никто и сейчас не посмел бы, если бы не бобёр с угрюмым голосом – Бард было его имя; он бегал взад и вперед по плотине и громким ворчанием подбадривал товарищей, готовый атаковать в любое мгновение.

Глаза Смауга разгорелись так ярко, что стали похожи на далёкие звёзды, только куда более крупные и зловещие. Шипя, змей бросился вперёд навстречу когтям и зубам, не помня себя от злобы, желая одного: сломать город, разорвать на части тех, кто, по его мнению, помогал презренным ворам и пещерным совам попасть в Гору. Кровь забрызгала во все стороны; всё вокруг поглотили дикие визги умирающих, бешеный шум потревоженной воды, рёв змея и треск, с которым ломались аккуратные бобровьи домики. Ещё и ещё кидался вперёд Смауг – и всё больше разрушений приносил он, всё сильнее раскрашивал воду в ярко-алый цвет смерти. Никакие когти, никакие укусы не могли остановить змея, не причиняли ему вреда больше, чем приставания каких-нибудь озёрных комаров.

Уцелевшие бобры прыгали в воды, пытались достать до змея сбоку, зайдя в тыл. Но всё было без толку. Смауг почти не обращал внимание на них, продолжая остервенело разрушать домики и плотину – так, чтобы на поверхности озера не осталось никаких следов.

"Уничтожить! Стереть из существования! – думал Смауг со злорадством. – Пусть бегут, как крысы. Пусть прячутся в лесах – наплевать, далеко не уйдут. Холод и традиции вернут их к воде. Славно будет поохотиться за ними, когда они вернутся, а то и так перемрут от ран и мороза!"

Давно он так не развлекался, как сейчас, устраивая травлю целого озёрного народа.

Но не все ещё защитники отправились к своим отцам, живущим на тёплых небесах. Среди разрушенных домиков засели выжившие. Вожаком их был Бард, тот самый бобёр угрюмым голосом и вечно хмурой мордой, которого приятели обвиняли в том, что он вечно предсказывает обвал деревьев и эпидемии среди детёнышей. Но при этом они прекрасно знали, что он зверь отважный и достойный. Дрался он со всей храбростью предков, так, что даже совиные стражи, вечные герои легенд, могли бы позавидовать. И вот почти все силы уже покинули его, оставив плавать на обломках веток. Он встряхнулся, разбрызгивая вокруг воняющую кровью воду, и оскалил зубы в последний раз.

Внезапно кое-что привлекло его внимание. Тёмное пятно под шеей старого змея. Бард заскользил по веткам, оттолкнулся лапами и поплыл, когда мощное тело Смауга проскользнуло мимо. Да, так и есть – под самой шеей не хватало одной чешуйки. Дело в том, что когти и зубы бобров просто не могли пробить отличную защиту змея – всё было нипочём железной чешуе, украшенной мелкими драгоценностями. Но зоркий глаз Барда нашёл уязвимость старого змея. Теперь осталось лишь подобраться ближе, на расстояние, которого хватит, чтобы нанести решающий удар.

– Всемогущий Беверли! – тихо взмолился он. – Я верен тебе и мнению твоему до последней минуты. Ты никогда ещё меня не подводил, всегда помогал, стоило лишь мне попросить тебя, великий, о милости. Наши отцы верили в тебя, а до них – их предки. Если ты в самом деле настолько неустрашим, как о тебе величают легенды, то помоги мне и сделай мои когти твёрже камня, острее зуба, быстрее ветра!

Смауг заметил вдруг его и издал ужасающий рык, от которого содрогнулись воды и помрачнело небо. Ринулся он вниз, чтобы поймать бобра, сжать в пасти так, что заскрипят кости. В тот миг, когда он снижался, лунный свет заиграл на его шее, засверкал разноцветными лучами на драгоценных камнях. Но одно место оставалось тёмным. Завизжал Бард, оттолкнулся мощными задними лапами от проплывавшего мимо бревна – и бросился, бросился навстречу оскаленной змеюке. Зубы его вонзились прямо в тёмное пятно на шее Смауга. Они вошли глубоко в нежную кожу, и пронзительно завопил змей, отвыкший за многие годы от боли. Затряс головой, и Бард не выдержал тряски, упал в воду. Ближайший бобёр тотчас подплыл к нему и вытащил из опасной зоны.

Корчась от боли, Смауг метался по озеру. Его хриплые крики оглашали окрестности, его хвост бешено взбивал воду в белёсую пену. Бобры схоронились среди камней на берегу; Бард тихо свистел носом, чувствуя боль в рассечённой лапе – Смауг успел ударить его хвостом.

Укус Барда не оказался смертельным. Вой и шипение стихли вместе с уплывшим змеем, но тот, определённо, остался жив, хоть и серьёзно ранен. Бобры потеряли больше: почти половина сильных самцов была перебита Смаугом, Бард ранен, город и плотина разрушены… Но три четверти его населения всё-таки остались живы. Опечаленные, замёрзшие, собрались они вместе на берегу озера. Самки прижимали к себе дрожащих детёнышей, молодые самцы, быстро сориентировавшись, бегали меж камней, сдирая с них клочки мха. Старые самки сгрудились вокруг раненых; обмакивали они мох в холодную воду озера и прижимали к кровоточащим ранам.

Бард сидел, поджав больную лапу. Он не мигая смотрел на далёкие очертания Горы.

– Змей обезумел, – негромко произнёс он, и причитания самок тотчас прекратились. Все взгляды остановились на нём, и он продолжил: – И безумец этот ещё жив. Мы должны найти и добить его.

– Но он уполз в свою Гору! – запротестовали бобры. – Уж не предлагаешь ли ты последовать за ним в эти жуткие скалы?!

– Да, – ответил Бард, – именно это я и предлагаю. Сегодня змей напал на нас, хотя мы ничего ему не сделали. Он понял, что мы можем дать отпор, поэтому, залечив раны, вернётся куда более жестоким и свирепым. Он злопамятен, этот старый змей! И раз уж он напал первым, когда мы не ожидали этого, мы должны сделать то же самое – застать его врасплох в собственной спальне. Иначе нам не будет житья.

Как бы не ворчали бобры, они вынуждены были признать, что Бард был абсолютно прав. Нежданное безумство Смауга стоило им жизней родных и друзей. А бобры, хоть и миролюбивые, никогда не простят вам смерти кого-то близкого. К Горе решили отправиться Бард, его друзья, с которыми он до последнего давал отпор змею, и ещё несколько отважных самцов. Но сначала они должны были позаботиться об оставшихся.

Молодёжь спешно заготавливала мох и искала ветки в засыпающем промозглом лесу. Бобры постарше строили плотину – точнее, что-то на неё похожее – возле берега. Да, это было рискованно, но диких зверей в здешних лесах давно не видывали, а здесь, в прибрежных водах, было легко сорваться с места и спрятаться в лесу, если что не так. Холодело. Детёныши замерзали. Некоторые из них вскоре после этого заболели и умерли. Большинство бы не перенесло морозов, если бы не подоспела подмога.

Масковые сипухи облетали границы своих владений, когда заметили молодого бобра, копошащегося в ветвистом кустарнике. Был этот бобёр настолько молод, что сквозь его редкую шерсть просвечивала кожа. Сипухи удивились: на их границах давным-давно не встречались бобры, так как ушли те немного дальше, к озеру. И уж тем более такие молодые. Бобёр оказался разговорчивым, и вскоре целая делегация сов во главе со своим королём приземлилась на промозглом берегу. Вам может показаться, что в строительстве плотин совы – помощники никакущие: и маленькие, и слабые. Но сов было много, и они очень хотели помочь, так как, несмотря на суровую жизнь в Тёмном лесу, ещё не до конца растеряли свою человечность. А у короля сипух, кроме того, была и корысть: надеялся он помочь бобрам с временным пристанищем и битвой со Смаугом, а в благодарность за помощь получить часть сокровищ, что, по легендам, хранятся в Горе.

Скоро план действий был пересмотрен и подготовлен. Вместе с самками и детёнышами, стариками, больными и тяжелоранеными на озере остались молодые самцы и некоторые совиные воины. Они продолжили искать ветки и валить деревья, стоить домики и плотины, чтобы расселить бобров на зиму. Остальные же самцы, кто был ещё не стар и крепок, и почти все сипухи отправились походом к Горе.

Таким образом, спустя пару восходов и заходов после ужасной битвы на озере они достигли реки и наконец ступили на безжизненную землю.

Глава четырнадцатая. Предгрозье

Вернёмся теперь к Бильбо и пещерным совам. Они дежурили по очереди всю ночь, однако не заметили и не услышали ничего подозрительного.

Перед самым восходом пришла очередь Бильбо. Он сел в тени двух камней, прижался к ним, чтобы быть незаметным со стороны, и принялся разглядывать склоны Горы в неясном предутреннем сумраке. Те казались тёмными и мрачными на фоне сероватого неба и молочного тумана, что клубился меж скал. Кроме того, было довольно холодно, и Бильбо мечтал побыстрее отстоять свою смену и отправиться в караульную пещеру.

Внезапно тихий шелест крыльев заставил его насторожиться. На фоне светлеющего неба показалась точка. Бильбо сильней прижался к камням, прищурился, чтобы не выдавать себя блеском глаз, и съёжился, став ещё меньше. Впрочем, маскировка не помогла – кажется, что птица знала, где остановились пещерные совы и Бильбо, и летела в посту решительно. Когда же она села на камень и быстро пригладила перья на крыле, сычик-эльф расслабился: это был тот самый дрозд, который указал ему тогда на потайной ход.

Увидев Бильбо, дрозд тихонько, мелодично застрекотал. Его речь была быстра, поверхностна и чересчур экспрессивна, так что нет ничего удивительного в том, что Бильбо не понял ни слова. Зато незнакомое стрекотание привлекло внимание Торина и Балина, которые, проснувшись, сидели у входа в караульные пещеры.

– По-моему, он что-то пытается нам сказать, – предположил Балин, – но я не могу разобрать – что. Дроздовья речь слишком быстрая для моего уха. А ты разбираешь, что он говорит, Бильбо?

– Н-не всё, – ответил Бильбо, который, как мы помним, не понял ровно ничего. – По-моему, старичок очень взволнован.

И правда – дрозд забил крылышками и застрекотал громче. Потом склонил голову набок и прислушался, потом снова застрекотал и снова склонил голову набок.

Торин, заинтересованный, подошёл ближе. Его взгляд тотчас устремился на северо-запад – в сторону реки и озера в которое она впадала.

– Происходит что-то странное, – ухнул он. – С озера летят целые стаи. Птицы, все местные – скворцы, зяблики. Даже стервятники, питающиеся мертвечиной, они словно ждут битвы.

Балин поднял голову и вдруг как чирикнет:

– Чур!

Бильбо и Торин тотчас пригнулись, а пещерные совы, спящие в пещере, встрепенулись и выскочили наружу, готовясь, если, конечно, понадобится, дорого отдать жизни за себя и своего короля. Однако пока этого не требовалось.

По правде говоря, на Балина никто не нападал. Старая пещерная сова просто не смогла удержаться от возгласа, когда увидела, как над Горой кружила чёрная воронья стая – молча, бесшумно и абсолютно зловеще.

– Глаукс всемогущий! – выдохнул Бильбо и мысленно пожалел, что сильнее съёжиться не сможет.

Вороны эти были другими. Такими же чёрными и немного отливающими голубым в лёгком утреннем свете, но несколько изящнее своих родственников, живущих в дальних Пустошах, и не такими большими. Они кругами летали над самой крупной из вершин Горы, и в их молчаливом полёте было нечто тревожное.

– Чу! Да это же наши, горные! – заметил Балин, слегка стыдливо взъерошив перья.

– Наши? Мне казалось, что вороны – враги.

– Не все, – ответил Балин. – Вороны Пустошей коварны и злы, вот они нам враги. А горные, местные, вороны, совсем другие. Народ Трора когда-то очень дружил с ними, они приносили нам тайные сведения, а в награду получали от нас всякие блестящие вещицы, которые с удовольствием прятали у себя в гнездах. Они живут долго, память у них прекрасная, и все, что знают и помнят, они передают своим детям. В молодости я знавал многих воронов. Ведь и эту высоту когда-то называли Вороньей потому, что здесь над караульным помещением жила знаменитая мудрая пара воронов – старый Карк и его жена. Не думаю, однако, чтобы кто-нибудь из этой древней породы остался в живых.

Едва он замолчал, дрозд издал громкий крик и немедленно улетел.

– Мы его не понимаем, – сказал Балин, – но он-то, уверен, понимает нас. Следи внимательно, сейчас что-то будет.

Немного погодя послышалось хлопанье крыльев, вернулся дрозд, и не один, а вместе с вороном. Опустившись на площадку, он медленно, словно не веря своим глазам, скакнул к Торину.

– О Торин, сын Трейна, и Балин, сын Фандина, – прокаркал он (и на этот раз Бильбо всё понял, так как вороны Горы – птицы степенные и никогда не тараторят, предпочитая говорить неторопливо и обдуманно). – Я – Роак, сын Карка. Карк умер, ты знал его когда-то. Уже много восходов солнца минуло с тех пор, как я вылупился из яйца, но я помню всё, что рассказывал отец. Ныне я предводитель всех Corvus moneduloides, живущих в окрестностях Горы. Нас мало, но зато мы помним прежнего короля Под Горой. Большинство моих подданных сейчас отсутствует, ибо отправились встречать делегацию с северного запада. Смотри! Птицы собираются к Горе и к Дейлу со всех сторон, ибо настало время положить конец ужасному правлению Смауга в наших краях!

– Настало? – Торин нахмурился. – Смауг властвует в Горе уже много-много лет. Почему же именно сейчас птицы решили дать отпор?

– Резонный вопрос, – одобрительно каркнул Роак. – Дрозд, да не выпадут никогда его перья, видел, как Смауг, рыча, словно дикий "пенный" зверь, отправился в северо-западные воды, а ему можно верить. Смауг сильно пострадал в битве с живущими на озере бобрами и теперь уязвим, как никогда.

Пещерные совы, столпившиеся за своим королём, издали боевой клич: "Чиур-Чиур-Чур-чур-чур!" – очень уж им надоело дрожать и прятаться. И если их маленькая команда была обречена, вступая в неравную конфронтацию с морским змеем, то большая стая птиц со всех ближайших краёв и бобров представляла мощь, с которой нужно было считаться даже такому жестокому хищнику, как Смаугу.

Не сразу удалось Торину успокоить пещерных сов и убедить их выслушать ворона до конца. Описав битву, Роак продолжал:

– Таковы вести, Торин Дубощит. Сюда уже движутся масковые сипухи, и с ними – стервятники Пустошей, рассчитывающие на трупы и кровопролитие. Бобры тоже не остались в стороне. Они оказались без крова в такое холодное время, многие умерли. Смауг разрушил их город, поэтому они надеются отомстить ему. Смауг сейчас крайне уязвим; он приползёт в свои чертоги, чтобы отдохнуть и залечить раны – и тогда мы все нанесём ему решающий удар! Но пока змей не окажется в мире предков, рано праздновать. Птицы разнопёрные, и не все из них трепещут перед былым величием вашей семьи. Пусть ваша мудрость подскажет, какой выбрать путь. Нам же, в свою очередь, хотелось бы стать очевидцами мира между пещерными совами, бобрами и сипухами, а также всеми остальными птицами, что решат воевать со Смаугом. Но мир будет стоить вам немало терпения и выдержки. Я кончил.

Хмуро сидел Торин, глядя сквозь ворона. Не по нраву ему показались слова Роака, но он также понимал, что ворон прав. Одним пещерным совам никогда не завалить Смауга, даже если вся их семья прилетит к Горе. Так что придётся терпеть всех – и бобров (по воспоминаниям Торина – тех ещё ворчунов), и тем более масковых сипух, пленниками которых они были не так давно. Торин даже готов был помочь первым в строительстве тёплой, вечной плотины, когда всё будет кончено – лишь бы Гора вздохнула свободней, исторгнув из себя Смауга, как смердящую погадку.

Подумал так Торин и наконец ухнул:

– Спасибо тебе, Роак, сын Карка. Тебя и твоё племя мы, разумеется, никогда не забудем. Не по нраву мне, что увидят посторонние то, что предки наши хранили в секрете, но да делать нечего, сами мы Смауга не победим. Если тебе и твоему племени не трудно, приносите нам известия о тех, кто будет приближаться к Горе. Хочу знать, сколько и каких именно птиц решило присоединиться к охоте на раненого змея. И ещё будет у меня к тебе просьба: если есть среди вас молодые с сильными крыльями, пошли гонцов к моей родне в Клювы, пусть расскажут о наших бедах. Главное – добраться до моего двоюродного брата Дейна, что живёт у мыса Сломанного Когтя, не так далеко отсюда, у него много опытных воинов. Пусть поспешит нам на помощь, дополнительные крылья и когти не будут лишними!

– Мудрое решение настоящего короля, – одобрил Роак. – Я сделаю, как ты просишь.

И он легко соскользнул со скалы, полетев прочь.

– Значит, быть войне? – пискнул Бильбо. Он, разумеется, не одобрил нового поворота событий. Сычики-эльфы вообще известные пацифисты и предпочитают военным действиям методы переговоров и хитростей. Но как бы Бильбо не претило будущее, в котором ему, уважаемому жителю кунировских пустынь, придётся убивать, он также понимал, что лишь с гибелью змея приключение их по существу будет закончено. Эх, он отдал бы почти всю свою часть добычи, лишь бы мирно уладить эту историю! Однако со Смаугом невозможно было договориться. Старый гадкий змей не признавал перемирий и договоров. Он был смертью, которая никогда не думает о других.

– Значит, быть, – кивнул Торин. – Не бойтесь, Бильбо. Глаукс хранил нас всё это время, сохранит и впредь.

"Глаукс хранил, как же!" – подумал про себя сычик-эльф, но промолчал. Ему захотелось, чтобы Гэндальф оказался прямо тут, в это же мгновение, и помог им. Он скучал по ястребиной сове, скучал по дому, оставленному сагуаро. Приключения оказались захватывающими и будоражащими желудок, но было холодно и Бильбо устал. Отлетев от взбудоражено ухающих пещерных сов, он примостился на краю скалы и угрюмо посмотрел на северо-запад. Стаи птиц неслись к Горе, и ветер приносил их громкие крики.

У пещерных сов появился стимул начать разрабатывать план. Смауг вернулся в свои душные пещеры – Двалин, дежуривший на очередном рассвете, донёс, что видел вползающий в главный вход кончик змеиного хвоста. "Старый убийца скрылся в пещерах, раны зализывать", – презрительно "чуфрнул" он, и остальные совы поддержали его глухим уханьем. Пока птицы со всех окрестностей собирались, расселялись на скалах, поджидая бобров, свирепых в своей ярости, они исследовали пещеры, стараясь не сильно раздражать Смауга, коли план ещё не продуман. Тогда же они и установили, что войти можно только через главный вход, все же остальные отверстия, ведущие в Гору (потайной ход, к сожалению оказался завален каменными глыбами во время последней атаки Смауга), давно завалены змеем, и от них не осталось и следа. Что ж, тем лучше – теперь у Смауга был лишь один выход наружу, и пещерные совы вновь вспомнили своё призвание. Они аккуратно лазали по горным туннелям и покинутым залам, размышляя, каким способом им выманить Смауга именно туда, куда нужно. А нужно им было заманить его к реке, что протекала чуть левее главного входа – там у птиц было больше места для манёвров, и ветер не мешал, а вот змею надо было бы постараться, чтобы как следует двигать мощным телом. Помимо этого, там был широкий обрыв; если попробовать заманить к нему Смауга, то змей мог не удержаться на скользкой площадке и упасть в бездонную пропасть, на дне которой, как острые когти, топорщились скалы и текла густая ледяная вода.