Текст книги "Мой личный доктор"
Автор книги: Надежда Мельникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
– Тот, кто сам ревнует до чёртиков. Я так один раз сделал. Знаю, что говорю. Ты, Данила, понимаешь, что многих моих пациентов интересует один важный вопрос: стоит ли признаваться мужику в измене? Так вот, я тебе, как опытный травматолог, скажу, что лучше не надо!
– Костя! – уже не просто смеётся, а кричит Данила, а я его отключаю.
Хлопнув дверью, вываливаюсь из машины.
– Ульяна! – зову сквозь зубы.
Она как будто теряется. Ещё и раздумывает. Застыла, словно последний беспомощный лист на морозе и не двигается. Видимо, выбирает. Что выгоднее? Роман с травматологом или всё же серьёзные отношения с директором. Так-то для её сферы деятельности Марат Русланович куда перспективнее.
А что доктор? Всё время по сменам таскается, ещё и собаку его корми. Почему она думает? Просто ползи ко мне, и всё! Ты моя!
С каждой минутой промедления внутри всё умирает. Смертоносные змеи ревности оплетают медицинское тело и травматологическую душу.
Но завуч, ещё секунду подумав, к её счастью, бежит ко мне.
Обнимает, повиснув на шее. Нравится родной женский запах. Но я не шевелюсь, меня по-прежнему сковывает стужа. Мне мало, я зол, как дьявол во плоти. И скорее сдохну, чем прощу ей эту намечавшуюся поездочку.
– Костя, милый, я так соскучилась! Я должна с тобой поговорить. Насчёт отца Майки и повышения. Это очень-очень важно, давай встретимся вечером. Сейчас я не могу!
Она что, всё равно собирается с ним ехать?!
– Ульяша, ты знаешь самую главную поговорку среди травматологов? – Смотрю поверх её головы на гоблина за рулем, он тоже меня подсекает.
Она мотает головой и жмётся крепче. – Лучше гипс и кроватка, чем гранит и оградка. Так и передай своему любовнику.
– Костя, ты, пожалуйста, успокойся и подумай логически.
– Кто бы говорил.
– Костя, у тебя глаза малинового цвета. Нельзя так. Как мне доказать, что это по делу?
– Я тебе что, теорема, что ли? Чтобы меня доказывать? Тебе сказали: не водись с ним – и что в итоге? Как только я за порог, ты сразу в его тачку!
– Костя, это моя работа!
В этот момент курчавый бычара бьёт по клаксону, издавая истошный гудок и как бы подгоняя нас.
– Ваще охренел! – У меня аж ноздри дыбом, а вроде интеллигентный человек, медработник.
– Костя, он мой босс! И из-за нас с тобой он опаздывает в управление.
– В какое такое управление? Управление половой распущенности?
– Костя! – вскрикивает Ульяна, отлипает от меня, возмущённо хлопнув себя по бокам, напряженно мотает головой.
– Ты меня уже семь раз по имени назвала за последнюю минуту, так вина за измену чувствуется меньше?
– Да мне никто не нужен, кроме тебя!
– Отсюда поподробнее!
– Мы с моим начальником едем по работе.
– Ты могла бы поехать на заднем сиденье!
– Тебе напомнить, что ты сделал со мной на заднем сиденье?
– Это другое. Я тебя люблю, а он пытается разрушить наше счастье.
Ульяна расплывается в улыбке. И, не сводя с меня глаз, явно забывает обо всём на свете.
Но я-то помню!
– И всё равно, – опять хмурюсь. – Я требую немедленного отмщения.
Охнув, она становится ближе, берёт моё лицо в ладони и шепчет в губы, почти целуя:
– Возьми себя, пожалуйста, в руки и слушай сюда! Вначале на меня напала твоя давалка с собакой. Потом на меня набросился папаша Майки, он возжелал, чтобы я тебя молча бросила. Потому что иначе он лишит тебя должности и твоя мечта стать завотделением никогда не исполнится. И виновата буду я. Но я решила: лучше пусть ты останешься без должности, чем без меня. Дальше ко мне пристал Шурик, он собрался на мне жениться и тем самым спасти от гулящего тебя и твоих внебрачных детей. После чего я узнала, что Майка растрындела в красках всему коллективу, что я увела у неё мужика. Полиция прислала в школу уведомление о заведённом деле, очевидно, по месту работы Майки. А ещё директор чуть меня не уволил, потому что не приемлет подобные скандалы. А они за мной просто шлейфом! Поэтому, угомонись, я тебя очень прошу, мой дорогой доктор, мне надо бежать. А ты дыши! Помнишь, как ты меня учил? Дыши, и всё!
И несётся обратно в машину гиббона.
Наблюдаю. Не двигаюсь. Дышу. Никак не могу переварить поступившую информацию. Злость и ревность всё равно туманят мозги. Но из всего вышеперечисленного я выбираю только одно: что-что собрался делать Шурик?
Глава 48
Не могу ничего с собой поделать. Все полтора часа, что длится собрание, улыбаюсь как поехавшая.
Доктор Ткаченко сказал, что любит меня. Он любит. Меня. Завуча, которая и мечтать не могла в тридцать пять лет заполучить такие яркие, романтичные, горячие отношения. Такое ощущение, что в меня вселился зефирный человечек, я парю на розовых облаках и прыгаю на пони. Насколько я знаю, существует специальная умственная шкала млекопитающих. И вот согласно ей самый глупый из всех – гиппопотам, так как он вообще не поддаётся дрессировке. Сегодня, увидев, как безрассудно меня ревнует Ткаченко, и услышав, как легко он признался мне в любви, я превратилась в маленького гиппопотама в розовой балетной пачке. Сейчас подниму назад ножку с вытянутым коленом и приму позу арабеск, потом плавно перетеку в экарте: покручусь, установлю тело по диагонали, корпус отклоню от поднятой ноги...
– Вот это пометьте, пожалуйста! – сурово и требовательно обращается ко мне шеф и тычет своим крупным пальцем в девственно-белый лист моего блокнота.
Что я могу записать, когда я буквы не помню?
– Актуальные проблемы…
Интересно, буква «А» пишется с чёрточкой посередине или без? Не помню, хоть убейте. Потому что самое сложное в любовном балете – поймать баланс между работой и творчеством. Ничего не могу записать. Я влюбленный гиппопотам в пачке.
В сумочке на коленях вибрирует телефон, тихонечко раскрываю молнию, сердце чует – это Ткаченко.
Так и есть, в один из мессенджеров приходит сообщение:
«Он сидит рядом или через стул?»
Не могу… С силой сжимаю губы, потому что, когда рассказывают о том, что личности сейчас успешные совершенно не формируются и всё это из-за нас, нерадивых и крайне безответственных педагогов, нельзя широко улыбаться и цвести, аки майская роза.
Медленно, одним пальчиком внутри сумки набираю следующее:
«Какая разница?»
«Разница есть, Ульяна Сергеевна! Если вы на соседних стульях, то он может тебя потрогать. А лапать тебя могу только я!»
Аж дыхание замирает. Если Султанов это прочтёт, то точно велит гнать меня в шею. Аккуратно кошусь на директора. Он сосредоточенно слушает вышестоящее начальство. На меня внимания не обращает. Хорошо, что телефон на беззвучном и почти не вибрирует. Такое важное совещание, тут если попадешься, то даже в сельскую школу учительницей младших классов не возьмут, не то что завучем. Но у меня внутри такой любовный водоворот, что я не могу себя контролировать. Я словно бабочка или мотылек. Я в восторге от него, от нас, от любви.
«Доктор Ткаченко, вы хлороформа перенюхали?»
«Если бы я его перенюхал, то не писал бы тебе, солнце. Хотя… Хлороформу требуется до получаса, чтобы усыпить такого здорового мужика, как я, причём спать я буду, лишь пока тряпка с ним будет лежать на моём лице.»
Внутри аж щекочет от восторга. Он у меня такой умный и интересный. Обожаю его медицинские штучки. Он совсем не переживает за свою должность, интересно почему? Меня переполняют страсти. Я хочу взобраться к нему на колени, и пусть бы рассказывал о медицине, а я бы так просидела целую вечность. Прижалась бы и слушала.
Это ж надо было так втюриться на старости лет.
«Пересядь!»
«Ты на приёме?»
«Конечно. Сейчас планирую накладывать гипс бабушке, которая поскользнулась в погребе.»
«С кем?»
«С Илоной!»
Теперь уже я ощущаю укол ревности. Такой медсестры я не знаю. Или не слышала о ней. Я должна посмотреть, что там за Илона.
«А она красивая?»
«Безумно!» – отвечает доктор и присылает ржущий смайлик.
Закатываю глаза и быстренько заканчиваю разговор:
«Смотри не перепутай ногу с рукой, когда будешь накладывать гипс!»
И прячу телефон. Но всё равно чуточку улыбаюсь. Потому что, хоть и ревную, отчего-то уверена, что Ткаченко мой. И не нужна ему никакая Илона. Как и мне не нужен Султанов.
Кстати, о моём директоре. Он отодвигает стул, и я понимаю, что собрание закончено. Начинаю собираться. Спешу за ним. Веду себя как порядочная и даже не отстаю ни на шаг. Мы возвращаемся в школу, и Султанов сам созывает собрание педагогов, о котором я так громко заявила, спасая свою пятую точку.
Немного нервничаю, но после встречи с доктором мне уже всё равно, что они говорят. Пусть болтают, что им вздумается. Главное, что у меня есть он, а я у него.
Учительская постепенно наполняется знакомыми лицами. Директор устраивается в кресло в углу, я стою во главе стола. Практически все в сборе, не вижу только Майи. Шурик сидит в самом конце, на последнем стуле, опустив голову. Все это очень волнующе. И их насмешки в глазах мне не нравятся, но я должна бороться. Мне плевать.
– Добрый день, уважаемые коллеги. Я долгое время была на больничном и, вернувшись, хотела бы вам напомнить, что я, как настоящий завуч, привыкла вдохновлять не только учителей, но и детей. Я постоянно думала и думаю о том, как улучшить процесс обучения. На пути к этой должности я брала на себя самую разную работу в школе: составляла отчеты, организовывала внеклассные мероприятия, генерировала новые идеи, улучшала работу нашего общего дома. И никогда не подводила вас. – В этот момент ко мне поворачивается Шурик. И, хоть сидит он у чёрта на куличках, я всё равно вижу алеющий фингал у него под глазом.
Замешкавшись, теряю суть выступления. В голове тут же рождается миллион вопросов: как он пойдет к ученикам? почему не отпросился домой? почему не взял у подруги тональник? и где она сама?
– Хороший завуч, – кашляю, прочищая горло, – умеет делать всё то, что предлагает подчиненным, вполне способен разделить с ними обязанности и никогда не забывает о том, что он ещё и учитель. И сегодня я хочу вас научить поддерживать друг друга. Что такое школа? Это храм науки. И каждый из нас – это служитель храма.
Встречаюсь глазами с Виолеттой Валерьевной, нашим заслуженным хоровиком, она довольно улыбается и подмигивает мне, зачем-то поворачиваюсь к директору… И застываю. Султанову плевать на моё выступление. Он сидит в кресле нога на ногу и в упор смотрит на Травкину. Причём исподлобья, будто она у него последний кусок мяса утянула. Поёжившись, продолжаю:
– Неудачи и провалы случаются со всеми из нас. Но они, как это ни странно, – единственное, что заставляет нас расти. Так уж бывает, что одна неудача повергает человека в длительную апатию, другая – заставляет добиться успеха. И нам всем очень важно научиться быстро вставать после падения. Уважаемые коллеги, я прошу вас извлечь уроки из своих ошибок, так мы создадим по-настоящему сильную команду, а команда – это половина успеха. И, чтобы наш коллектив не гнил изнутри, с сегодняшнего дня за всё, что ослабляет, разрушает и делит его на части, мы с Маратом Руслановичем вводим штрафы.
Коллеги охают. Тихо перешептываются. А я улыбаюсь.
– У кого-то есть ко мне вопросы?
Вопросов ожидаемо нет. Все и так догадались, о чём речь. Я заручилась поддержкой Султанова, и теперь сплетничать обо мне опасно для собственной карьеры.
– Если нет вопросов, то я предлагаю вернуться к работе. Всем удачного дня.
Коллеги собираются, постепенно покидая учительскую.
– Николай Иванович, останьтесь, пожалуйста.
– У меня нет вопросов, – отворачивается Шурик и, скрестив руки на груди, встаёт ко мне вполоборота.
– Что у вас с лицом?
– Врезался в крышку рояля, Ульяна Сергеевна, а вам-то что?
– Может быть, хотите пойти домой?
– А что, переживаете за меня? Натравили своего бульдога, а теперь стыдно стало?
– Я, естественно, как ваш непосредственный руководитель, волнуюсь о вашем самочувствии и рекомендую вам обратиться в травмпункт.
– Очень смешно, Ульяна Сергеевна. И знаете, что я вам скажу? Вы меня разочаровали. Вы пустая, падкая на внешность женщина. Такая же, как все остальные, и ближе к вечеру на ваш стол ляжет заявление о моём увольнении. Так как находиться с вами в одном коллективе для меня не представляется возможным.
– Понятно, – вздыхаю, мне не очень нравится, что Костя дал ему в глаз, но как есть. – А Майя где?
– За сыном поехала. Потом они в отделение к вашему доктору отправятся. У них дела там. Ей ваш монстр в приказном порядке объявил: либо сегодня они тест делают, либо никогда.
Глава 49
Текущий день я дорабатываю без происшествий. Домой добираюсь на общественном транспорте. Моему доктору пришлось задержаться на работе и приехать он за мной не успел, а от того, чтобы меня подвёз Султанов, я любезно отказалась.
Захожу в магазин, покупаю кое-какие продукты. С радостью готовлю ужин.
Услышав трель звонка, с трепетом в душе и с замиранием в сердце открываю входную дверь. За ней он – мой личный доктор. И внутри снова любовный балет. Сердце совершает сладкое скольжение, прыжок, исполняемый без отрыва от опорной поверхности, перекидной жете антрелясе и дальше медленное-медленное адажио. Не могу насмотреться на него. И он как будто взглядом прилип ко мне.
– Я впервые дал кому-то в глаз! – Заходит в мой дом Ткаченко и, как боец на ринге, пожимает плечами, подпрыгивает на месте, изображая боевую стойку. Улыбаюсь, а он мило интересуется: – Ты гордишься мной, солнце?
Не дожидаясь ответа, тут же хватает, тянет, целует в губы.
Таю в его руках. Обожаю, когда он рядом.
– Не знаю, Константин Леонидович, у меня двоякое ощущение. С одной стороны, как женщине, мне приятно, что ты заступился за меня, учитывая их сговор с Майкой. Но, как педагог, я против рукоприкладства.
– Ох! – Чмокает меня в губы и показывает язык, дразнится.
И вроде бы серьёзный, взрослый мужик, доктор, жизни спасает, а со мной хулиганит.
– Мужчина, Ульяшка, обязан и должен драться, это позволит стать лучше и сильнее.
– Ну не с Шуриком же? Он в два раза тоньше тебя.
– В профиль или в анфас?
– Со всех сторон!
– Не пойму, это комплимент или не очень?
А я играючи хнычу:
– Ну, Костя, ну а если бы ты сломал ему нос?
– Не сломал бы. Я хорошо знаю анатомию.
– Он во мне разочаровался, сказал, что я падкая на красивых мужиков, и написал заявление.
– Ну вот! Отлично же! Рабочий метод. Что скажешь, Ульяна Сергеевна?
– А где я возьму нового оркестровика вот прям счас? Это же нагрузка на остальных учителей!
– А где ты взяла Шурика?
Обнимая, Костя нежно проводит руками по моей спине. Кожей чувствую наши глубокие чувства. По ощущениям, доктор считает меня действительно близким человеком. Только, кажется, от объятий он совсем скоро перейдёт к чему-то большему, потому что вот такие страстные, горячие поглаживания самого уязвимого участка тела – позвоночника – обладают мощным сексуальным подтекстом.
Он безостановочно ласкает. Соображаю туго, но мне так хорошо. Мне с ним тепло, я чувствую, что наша горячая энергия переплетается в один жаркий узел.
Вокруг крутится Граф. Я не стала возвращать его в квартиру дока. Привела к себе. И вместе мы ждали Костю.
И вот он пришёл, и мы вдвоём прыгаем от счастья.
– Шурик сам явился. Я как сейчас помню. Позвонила вахтер: мол, к вам молодой учитель. Он мне показался таким адекватным, старательным, целеустремленным. Мне он был симпатичен. Единственное, что меня всегда смущало, – он очень пристально заглядывает в глаза. И когда я резко оборачивалась, то ловила на себе его голодный взгляд.
Доктор сжимает на моей спине ткань халата. До боли давит кожу, царапает.
– Костя, – смеюсь его активности и ревности.
– Меня очень сильно выводит из себя, когда ты про других мужчин в контексте с собой говоришь. Я даже не имел понятия, что я такой дикий собственник.
– Ты мне скажи: что у тебя с работой? Я так переживала, ты же потеряешь должность. Может, сделаем вид, что не встречаемся? Ну, например, будем скрытно видеться. Я буду тайком выгуливать собаку и незаметно для окружающих спать с тобой. Украдкой ждать тебя с работы, втихую готовить тебе ужин.
– Х-хах, педагог ты мой продуманный! Ты знаешь, сегодня ко мне поступила девушка, она, к несчастью, упала с велосипеда. И я взял на себя руководящую роль, отвечал сразу за лечение сердечно-сосудистых нарушений, почечной недостаточности, введение жидкостей и антибиотикотерапию, которые всегда необходимы именно в случае тяжелых травм. У меня всё получилось. Это чистейший кайф.
Продолжает обнимать и жать к себе.
– Ткаченко, не уходи от темы, что с Майкиным отцом? Я ведь не забрала заявление и продолжаю целоваться с тобой взасос! Что будем делать с твоей работой? Он же разрушит твою карьеру!
Он находит губами мое ушко. И сладко шепчет, аж мурашки по коже:
– Ульяш, я учился в сорок восьмой школе. Это в районе Теплый Стан, далеко отсюда. Там директор, насколько я знаю, так до сих пор не поменялся. Замечательная Алла Францевна Краснова руководит богадельней уже сорок с лишним лет, с неё песок сыплется, а она всё у руля.
– И? К чему это сейчас, Ткаченко? – Я пытаюсь вырваться, но он не отпускает, смеется и снова целует.
– Ты знаешь её, Ульяш?
– Нет, конечно. Я, может, и видела её на каких-то общих сборищах, но я же не могу знать всех директоров нашего города.
– А как ты думаешь? – Проводит языком по уху, вокруг раковины, жарко прикусывает мочку, так страстно, что я становлюсь интеллектуально ограниченной женщиной, но стараюсь слушать его. – Может ли Алла Францевна снять тебя с должности?
– Нет, – выдыхаю, – она же в другой школе директором работает.
– Солнышко, отчего же ты тогда так испугалась, что главврач другой больницы может каким-то образом повлиять на назначение заведующего отделением травматологии в моей?
Задумываюсь. Свожу брови на переносице.
– Но Майка… Она не один раз говорила мне, что её отец большой начальник.
– Большой и толстый, но в своей больнице.
Охнув, туплю, глядя поверх плеча доктора на узор обоев на стене. И тут до меня доходит.
– Ты хочешь сказать, что он развёл меня? И не может повлиять на твоё назначение?
Быстро-быстро моргаю ресницами, не в силах осознать.
– Нет. Не может. Он блефовал. Теоретически он способен встретиться в бане с моим главным, но уже вряд ли успеет, сегодня я подписал новый договор, да и не станет он позориться. Повод какой? Не назначай Ткаченко завотделением, потому что я хочу этого мужика для своей дочери? Ну это же испанский стыд, солнце!
– Он меня развёл, – задыхаюсь от возмущения. – Просто взял на слабо, рассчитывал, что я кинусь тебя бросать, не пообщавшись.
– Хорошо, что ты мне рассказала.
Не могу закрыть рот от шока. Мне стыдно, что я вообще расстроилась.
– Как дуру…
– Ну ладно тебе, Ульяш! – Целует мою шею и щёки, вылизывает языком ямочку на шее, ищет губы, нежно гладит плечи, потихоньку стягивает халат и вкусно шепчет: – Я счастлив, что ты поступила как умная девочка.
Глава 50
– Граф, сидеть! – командует доктор.
Пёс слушается, покорно садится на подстилку, кладёт морду на лапы, а мы так никуда и не дошли, мы с доктором застряли в коридоре. Целуемся. Оба забылись до беспамятства.
– Может, поужинаем? – спрашиваю Ткаченко, находясь в полупьяном состоянии от его рук и губ.
– Я уже! Ем.
И продолжает дурить голову, окружая лаской и любовью. Облизывая и покусывая кожу.
– Может, на кухню?
– Хочешь на кухне? – пошло шутит. – Могу разложить тебя прямо на кухонном столе, моя ты озорная завуч, – подмигивает и вроде бы делает несколько шагов, тащит по коридору, но отвлекается.
Развязывает пояс халата и медленно опускается передо мной на колени. Глядя с жадностью, отодвигает вбок трусики и касается языком там. Ласкает вверх-вниз, затем припадает в страстном поцелуе.
И я забываю о Шурике, Майке, внебрачных детях, должностях и ревности. Откидываюсь на стену. Задыхаюсь, испытывая фантастические ощущения. Его движения всё напористее и требовательнее. И, потеряв всякое соображение, я, распахнув полы халата, беру в руки свои груди. Стыд и срам, но доктор играет со мной языком и смотрит снизу с такой жадностью, что я теряюсь в удовольствии. Мне всё нравится.
Он очень нахальный, такое чувство, что доктор Ткаченко готов меня выпить до дна. Его приставучий, целеустремленный язык дарит мне столько радости, что я впадаю в беспамятство.
Соски горят, а он бьёт по центру удовольствия, будто по клавишам. И, когда я почти на грани и трясусь от удовольствия, доктор резко прерывает этот божественный кайф, встаёт с колен, дёргает ширинку, задирает мою ногу и добавляет свой большой член.
Ох, и прямо сейчас это совершенно идеально. Он начинает двигаться, а я – стонать. Он соединяет наши губы, чувствую свой же вкус. Большего грешного счастья я ещё не испытывала. Потому что он меня идеально подготовил, а теперь по-мужски жёстко берёт у стены. Мы подходим друг другу, мы сплетаемся в единый пылающий узел.
Стягивает с меня халат, тискает руками кожу, целует губами губы и только входит, входит, входит… И, когда осознаёт, что я уже всё… что называется, практически полетела к звёздам, резко покидает моё тело и почти грубо разворачивает, заставляя упереться руками в стену. После, взяв за бёдра, действует сзади – быстро, властно и совершенно безоговорочно.
Хлопаю глазами и никак не могу разобрать: я всё ещё парю в облаках, или это новый виток наслаждения? В любом случае мне очень и очень нравится.
Доктор в экстазе издаёт угрожающие звуки, я захлебываюсь от крика упоения, и, пока доводит себя, он заодно доводит ещё раз меня. Костя как будто чувствует, что мне нужно совсем чуть-чуть. Неистово ласкает моё тело: в исступлении трогает груди, в умопомешательстве тянет соски и в совершенном полоумии трёт между бедер.
Я взрываюсь, как комета, вспыхивая миллионами огней. Мой доктор великолепный любовник, и я хочу заниматься этим всю ночь, пока мы оба не упадём без сознания.
Сама себе завидую.
Мы тяжело дышим. Мы едва держимся на ногах, он разворачивает меня. Одаривает следующим по очереди глубоким поцелуем, затем отстраняется и, прижав рукой к стене на уровне горла, так что я почти задыхаюсь, лезет в задний карман брюк. Он всё ещё одет – это я голая.
И тут перед заплывшими от дурмана страсти глазами появляется бархатная коробочка. Чего?! Как это?! Не может быть! Мне это снится?!
– Выходи за меня!
– Что?!
– Уважаемая, Ульяна Сергеевна, я хочу, чтобы вы как можно скорее стали моей законной супругой.
Удар, шок, потрясение. У меня слипаются губы. Я не могу понять, что происходит. Я всё ещё купаюсь в медовом удовлетворении. Но то, что он делает, размахивая перед моим ошалевшим от счастья лицом бархатной коробочкой, – это новый уровень блаженства.
Он меня обманул, он не задерживался на работе. Пока я резала лук и варила картошку, Константин Леонидович выбирал мне кольцо.
Как бы ненароком не сдохнуть от такой новости.
– Тебе надо подумать? – хмурится доктор.
Я балдею, схожу с ума, мне всё нравится, но если так поразмыслить – нашёл время. Что мы детям будем рассказывать? Как папа сделал маме предложение под полкой в прихожей, перед этим отлюбив её как следует? А ещё на них падали шапки и шарфы с антресолей, а в углу тоскливо поскуливал Граф, не понимая, что эти чокнутые людишки делают.
– Нет, – смеюсь, мотая головой.
Ткаченко резко замолкает, перестаёт улыбаться, очень мило пугается.
– В смысле мне не надо думать. Я согласна!
Ухмыльнувшись, Костя отпускает меня, и тут же выуживает из коробки кольцо. Оно удивительно чётко подходит по размеру. И такое красивое, что я просто балдею. Оно идеальное. Блестит у меня на руке самым красивым в мире камнем.
И вот я снова маленький гиппопотам в балетной пачке. И это фуэте! Абсолютно точно фуэте – безумный, страстный многократный поворот на пальцах одной ноги вокруг своей оси с одновременными движениями в воздухе второй!
Тра-та-та, тра-та-та, тра-тара-та-та! Улыбаюсь не переставая, аж губы сводит! Сердце стучит, как хороший радист, – тридцать знаков в секунду. А душа порхает, как сбрендившая, потерявшая ориентир бабочка.
Мы женимся! Боже мой – мы женимся!
На самом деле доктор прав, это решит множество наших проблем. Оркестровику, Майке, собачнице, Илоне и Ирочке больше не на что будет рассчитывать, сплетни поулягутся, мы перестанем друг друга ревновать, не надо будет таскать туда-сюда Графа и зубные щетки, бегать переодеваться, забывая ту или иную одежду, и станет не так и уж важно, какая сегодня смена у моего талантливейшего заведующего отделением, потому что мы будем жить вместе и спать в одной постели.
Мама дорогая, мы с доктором Ткаченко женимся!
И тут до меня кое-что доходит. Моя мама?! Точно! Надо купить пустырник или валерьянку, потому что она почти наверняка умрёт от радости.
Глава 51
На следующий день, пока доктор Ткаченко везёт нас обоих на работу, в машине я только и делаю, что улыбаюсь. А ещё, выставив руку вперёд, любуюсь своим кольцом. Оно такое шикарное, так замечательно блестит, а ещё ужасно подходит мне, прямо-таки идеальное совпадение.
Я даже не могу поддержать беседу, потому что занята кольцом.
– Ульяш, поговори со мной. Ну пожалуйста, – смеётся доктор, поддразнивая.
– А?! Что ты сказал? Всё нормально, мы ещё успеваем, – отвечаю не в тему, но не перестаю наслаждаться этой красотой на своём пальце.
– А как тебе погода?
– Мне к восьми.
– А из окна не дует?
– Нет, я успела позавтракать, спасибо.
Поднимаю руку ещё выше. На колечко попадает солнечный луч, и я с кошачьим урчанием наблюдаю за тем, как переливается брильянт.
Ткаченко отчего-то громко хохочет.
– Ты, главное, на работе в документы смотри, а не на кольцо.
Находясь в полнейшей прострации, начинаю копаться в сумочке.
– Я должна рассказать об этом своей маме.
– Хорошо, вечером обязательно к ней заглянем. Я куплю цветы и торт…
Не обращая на него внимания, тут же набираю мамин номер. И, не поздоровавшись, выкрикиваю, как будто мне не тридцать пять, а пятнадцать:
– Мама, я выхожу замуж! – Пауза, вдох-выдох, мама бурчит нечто невразумительное. – Да какой пранк, Наталья Викторовна? Откуда ты вообще знаешь такие слова? Дети сказали? Они тебе и не такое скажут! Нет, мамочка, это не пранк. Это правда. Мне сделали предложение, и я согласилась.
Дальше мама начинает меня уговаривать, выдавая целую кучу аргументов против того, чтобы я выходила замуж за Шурика. А я, хохотнув, прикрываю рукой трубку, поворачиваюсь, слушаю доктора, Ткаченко что-то балаболит о том, что ему нужно было просить моей руки у моей матери, а теперь вообще некрасиво получается.
– Мама думает, что я сказала «да» Шурику!
– И почему, интересно, она так думает?
– Он дарил ей ромашки.
Вздохнув, мой личный доктор продолжает вести машину и при этом скрипеть кожей руля.
– А я ей ничего не дарил.
– Ты её лечил. Причём более внимательно, чем меня.
– Надо купить ей цветы.
– А мне?
– У тебя есть кольцо и я, – прикалывается Ткаченко.
– И возможность выгуливать твою собаку в шесть утра.
– Точно, – смеётся.
– А какие цветы она любит?
– В горшках.
– Хорошо, обязательно притащу ей цветы в горшках!
– Костя, не смеши меня. Горшок должен быть один и в него воткнут стебель, дальше листики и цветки.
– Малыш, ты несёшь какую-то чушь!
Мы переглядываемся, и он нежно касается моего колена.
А я вспоминаю, что всё ещё разговариваю с мамой. Кладу руку на ладонь доктора, он возвращается к рулю и дороге, а я – к телефонному разговору с матерью.
– Я тебя слушаю, ма.
– Спасибо, что вернулась к нашей беседе, а то я уж думала, ты и брак успела зарегистрировать без меня. Почему ты не сказала, что с кем-то встречаешься? Это бы успокоило материнское сердце. А ещё прямо сейчас ощущение такое, – охает и ахает родительница в трубку, – что ты в машине, но ведь у Шурика нет машины, а если бы вы вдвоём ехали на велосипеде, – на секунду представляю себя на багажнике в своём официально-деловом наряде завуча и смеюсь, а мама продолжает: – я бы слышала шум ветра, гул города.
– Мама, я выхожу замуж за Костю! – Поворачиваюсь к нему, и мы ласкаем друг друга взглядами, от этого чуть отдохнувший малыш гиппопотам снова становится в стойку, расправляя розовую пачку.
Если бы могла, я бы заказала рекламные баннеры по всему городу. С одной стороны надпись «Пятерочка. Самые низкие цены», а с другой – «Я выхожу замуж за доктора Ткаченко!» и моя довольная физиономия с рукой у лица и кольцом на половину изображения. И всё это, используя технологии широкоформатной печати. Ух… И пусть все претендовавшие на него бабы удавятся от злости и зависти. Я, оказывается, страшный человек, даже капельку стыдно.
– Что за Костя? В интернете познакомились? – непроходимо тупит мама, очевидно не веря своему счастью.
Она только семечко хотела, а тут целое дерево – бери не хочу!
– Мама, мне сделал предложение Константин Леонидович Ткаченко, он же хирург-травматолог и кандидат медицинских наук, а в дальнейшем ещё и завотделением.
Мама не отвечает. Я жду, жду, жду. В трубке ничего не слышно. Складывается ощущение, что проходит целый час, пока мама осознаёт сказанное. Засыпают люди и животные, наступает мёртвая тишина, как будто на том конце провода нет ни единого живого существа.
А дальше моя мама, интеллигентная и, казалось бы, воспитанная женщина, начинает орать как потерпевшая. И это не какие-то там слова поздравления. Это тупо буква А!
– Она что-то уронила себе на ногу? Может, ей нужна помощь? Ну чего ты улыбаешься, Ульяш? Человек не может так истошно орать от радостной новости! Спроси, что с ней! – пугается Костя, а я прижимаю динамик к бедру, чтобы не было так сильно слышно.
– Всё в порядке. Сейчас пройдёт, – киваю я будущему мужу, пару раз моргнув для достоверности.
Но я недооцениваю собственную мать, она перестаёт издавать вопли радости, но требует доказательств, так как всё ещё не уверена в том, что я говорю правду.
Костя, разволновавшись, расстёгивает пуговицу на рубашке.
– Куплю горшок и умный пылесос.
– А вот это правильно! – Приподнимаю руку и фотографирую своё кольцо, отсылаю маме в одну из социальных сетей и сразу же прикладываю динамик к ноге. Потому что она опять очень громко радуется.
– Скажи, чтобы она прекратила это делать. От переизбытка положительных эмоций может подскочить давление, и кому я тогда подарю горшок?
– Скажи ей что-нибудь. – Подношу телефон к его рту.
– Здравствуйте, Наталья Викторовна. Вы уж простите, что всё это так спонтанно получилось, мне стоило пригласить вас обеих на ужин и…
Но моя мама не даёт ему договорить. Узнав голос доктора Ткаченко и осознав, что это действительно правда, она снова визжит от радости, на этот раз более высоким голосом.
Глава 52
Телефонный разговор с мамой я завершаю, лишь когда доктор припарковывается у школьного здания. Наталья Викторовна зовёт нас двоих на ужин, обещает налепить пельменей и просит прощения за столь бурную реакцию. А ещё несколько раз подряд повторяет одно и то же, что, мол, не понимает, когда мы успели так сильно спеться. Но она в восторге и очень-очень рада нашему решению пожениться. Она тарахтит, а я до сих пор не верю тому, что это правда, как будто очень реалистичный сладкий сон.
