Текст книги "Я Свет и Я Тьма, советую, не Дразните Меня (СИ)"

Автор книги: Надежда Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

–О да, я был далек от истины, – посеревшим от поражения взором, Савонарола оглядел представителей Папы. Если бы они сознавали, кому потворствуют, – и сильно заблуждался. Я готов нести ответственность за то, что пытался унести больше, чем мог, пренебрегая тем, что мне всего дороже... Я... – Его дыхание пресеклось, противясь выдать то, что должно.

"Подумай о такой хрупкой и ранимой крошке Джулии, старый дурак! – Монах поднял глаза, напряженно щурясь и выдыхая морозный воздух. В темном углу камеры, куда не падал отсвет от факелов, стояла она, незримая, но так остро ощутимая. – решай скорее, с кем мне забавляться в темном раю, пока я сама за вас двоих все не решила! 1, 2..."

–Я! Я! Я буду гореть в аду за то, что позволил себе говорить о тебе неправду! – Зарычал он, отчаянно извиваясь в цепях. – Я признаюсь, что не должен был мешать имя Борха с грязью. Делайте со мной, что хотите: вешайте меня, колесуйте, жгите... Плевать мне, что станется со мной... – Он обратился напрямую к ней, забыв о присутствии Франциса и кардиналов, – её только трогай... Если не тронешь её, я найду в себе силы не мстить тебе и твоему роду...

Кардинал Джулиано делла Ровере, следивший за происходящим, стоя в дверях камеры, проследил взглядом за глазами сломленного смертного и встретился с блестящим в Потьме взором той, которую семнадцать лет не признавал плотью от своей плоти. В нем читался триумф победителя. Эта маленькая полукровка нашла слабое место его прислужника и беспощадно использовала свой козырь. Знала ли она, что тем самым идет против него, против Древнего? Сознавала ли, что влазит в игры, где нет места мелюзге?

"Тебе стоило держать свою шавку на более коротком поводке, – ее мелодичный голос в его голове оказался полной неожиданностью. С каких пор Дар открывается до обращения? – так что не удивляйся, что кто-то уничтожил её после неоднократных попыток покусать."

Джулиано нахмурился, отворачиваясь от вызвавшей дикую волну раздражения полукровки и возвращаясь взором к поверженному союзнику в борьбе против ненавистного Борха:

–Думаю, самым подходящим способом наказания для этого еретика окажется повешение – промолвил он, привлекая к себе внимание присутствующих, и послал мысль Савонароле: – "Не беспокойся ни о чем, ты храбро служил мне, я выполню свою часть обещания, несмотря на столь печальный итог. Я всё равно доведу до конца то, что ты начал..."

–Да, а затем сожжем его на потеху публике, – Салути с придыханием выдохнул, словно тяжкий груз пал с его плеч, – идемте, пора объявить ожидающим на площади о дате и времени казни еретика Джилорамо Савонаролы. Они ждали этой новости слишком долго.

Салути вышел с кадриналами из камеры и Тень вышла на свет, приближаясь к монаху:

–На твоем месте я бы сменила хозяина, что-то этот не слишком печется о вещах, которые худо бедно служат ему. На его месте я бы сама тебя удавила. Пока будешь томится на медленном огне в котле с блудницами и лгунами, у тебя будет целая вечность над этим подумать и сообщить мне о своем решении, когда я вспомню о тебе и к тебе приду...

***

22 апреля 1498 года. Ватикан. Покои Папы Римского Александра VI.

Новость о признании Джилорамо Савонаролы себя еретиком, скорой его казни разлетелась с небывалой скоростью и долетела до Ватикана прежде возвращения Лукреции. Семья встречала ее со всей помпезностью: караваями, кувшином с вином, блюдами с фруктами.

–Не знаю, как отблагодарить тебя, – Родриго едва ли не бегом спустился с лестницы и крепко стиснул дочь до хруста костей, – проси, чего хочешь! Я все тебе дам!

–Выстави Фарнезе за дверь до наступления полуночи. – Креция спокойно встретилась с

Родриго взглядом: она видела, как он был ошеломлен и шокирован её требованием. Зрачки его расширились, губы приоткрылись, силясь что-то сказать. – Это не просьба, Папа...

–Но... Лукреция... – Родриго извивался, словно уж на сковородке, какого черта его дернул...

–Не жалей ту, кто мысленно поддерживал врага твоего, – сердито огрызнулась Кеси, презирая Родриго за его слабость. Она изменила не только тебе! Она предала всех Борха!

Она оттолкнула его и почти побежала во дворец в свои покои. Родриго едва поспевал за ней. Словно чувствуя, что запахло жареным, Фарнезе неспеша последовала за ними, задрав нос и пытаясь выглядеть при этом уверенной в себе и невозмутимой. Ставшие свидетелями сцены Хоф и Чия переглянулись: "То-то счас начнется..." – "Хочу на это посмотреть. Пошли?"

–Если ты любишь меня, то не станешь просить выгнать её! – Призвал он к дочериным чувствам, забегая вслед за ней в опочивальню. – Я уже стар и привык к тому, что она рядом.

–Можно? – после короткого стука в покои заглянула встревоженная Джулия, она хотела казаться бесстрастной, но Креция слышала бешеное биение ее сердца, сбитое дыхание и с какой скоростью кровь бежат по ее венам. Она ласково улыбнулась своей "мачехе":

–Ты как раз вовремя, – промурлыкала Креция, подходя к порозовевшей девушке, обнимая ее и останавливая в трех шагах от кресла, лицом к лицу в умоляющим взором старика, – Я только начала рассказывать Папе последние новости из Флоренции. О старом пне Санароле. В каком ужасающем состоянии он был, когда я зашла поздороваться со Слути...

–Савонароле, – автоматически поправила Джулия, бледнея. Ее взор затуманился, делаясь полубезумным, – ты, наверное, хотела сказать: "Савонароле". Так правильнее...

–Не суть, – легкомысленно отмахнулась полукровка от смертной, иронично показывая Борха взглядом, мол, следи за реакцией: – Суть в том, что к тому моменту он был сломлен пытками и умолял убить его. Он плакал, пуская сопли пузырями и ссался себе под ноги...

–Пожалуйста, – Фарнезе попыталась убежать, но Кеси ее удержала, – я не хочу это слушать. Родриго, позволь мне уйти! Пожалуйста, избавьте меня от ужасающих подробностей...

–Этот выродок называл тебя не иначе, как "папская подстилка", а ты смеешь жалеть его? – Родриго искренне недоумевал реакции любимой. – Раньше, ты не была такой нежной...

–Потому что раньше дело не касалось единственного человека, живущего в ее сердце, папа, – Лукреция посмотрела на Борха с выражением "мне не хотелось бы говорить тебе это, но..." – и которому предстоит завтра утром заживо сгореть. – Лицо Джулии позеленело, и она издала сдавленный звук, закрывая рот руками. – Думаю, мы все должны пойти и посмотреть на это!

–Только через мой труп! – Фарнезе вырвалась и успела выбежать в коридор, где ее стошнило. Ужасающие до омерзения звуки заставили Лукрецию брезгливо поморщиться:

–Я не потерплю от тебя нытья впредь. Эта иуда должна покинуть дом до полуночи, или я покажу пару приемчиков, которые Францис продемонстрировал мне, на ней. И чтоб всю мебель из ее покоев раздали бедным. Эта тварь покинет дом, как пришла, в одном платье!

–Но сейчас студеная весна! Она простынет и заболеет, – возмутился Родриго.

–Эта шлюха была с тобой ради власти и денег. Она использовала тебя, чтоб получить свое и помочь ему, любимому Джилорамо поливать нас дерьмом. – Лицо Креции было черно от злобы. – Эта шлюха делает тебя жалким слабаком, и я ненавижу вас обоих за это!..

–Уйди с моих глаз! – на побагровевшего от ярости Родриго страшно было смотреть.

–Ты в моей комнате! – Зарычала на него дочь, толкая к двери. – Так что сам пошел вон!

Вытолкав старика за дверь и заперев дверь, полукровка зарычала, ударяя рукой о дерево и сдавленно рыча, приваливаясь лбом к косяку: Зверь внутри нее неистово рвал и метал, требуя пролития крови. Проклятье, чем больше она давала ему, тем больше он просил.

***

23 апреля 1498 года. 08:30 утра. Флоренция. Площадь Синьории. Казнь еретика.

–Да ты рассказываешь сказки! – Альфонсо снял капюшон, оглядев сияющее довольством лицо сестры, – Все в курсе, что допрос вел Салути, он же пытками и выбил признание!

–Я слышала их разговор с Цезарем. Оказывается у этого старого дурня была зазноба и Кеська узнала, кто она. Ей хватило пять минут, чтобы этот урод во всем сознался...

–Была зазноба? – юноша нахмурился, надевая капюшон и делая шаг назад от сестры. – Тихо, твоя идёт сюда. Прошу, сделай вид, что меня не видела и мы не говорили...

–Ты собираешься опять... – недовольная Чия оглянулась, но брата словно след простыл, – проклятье, опять ты так со мной! А я просто хотела вас с ней познакомить, чтобы ты понял, что не такая уж она и страшно-ужасная, как все вокруг говорят...

–Я прям боюсь спрашивать, с кем ты разговариваешь, – Креция подкралась так внезапно, как крепко обняла ее за талию, что Чия невольно вскрикнула и заливисто засмеялась:

–О да так, ничего, – обернувшись к Кеси и, обняв ее, она прижалась лицом к ее шее, – все хорошо.

–Я принесла нам маски. – Кеси протянула подруге одну – Мы здесь инкогнито, надевай.

***

Надев маску, чтобы её не узнали, Лукреция следила за повешением Поверженного Молота Господнего. Если кто думает, что это пара судорог и все, конец, тот глубоко заблуждается. Савонарола умирал долго, его ноги... Девушку замутило и она присела на плитку.

–Я не могу на это смотреть, – прошептала Чия, пытаясь отдышаться, чувствуя звон в ушах и предательскую дрожь в руках. – Почему он никак не умирает?

Незримый Альфонсо резко выдохнул, когда Борха опустила руку на макушку его сестры и ласково потрепала, как щенка. Она не стала садиться рядом и не отвела лица от эшафота:

–Потому что он знает, что после смерти ему придется ещё хуже, чем сейчас.

–Разве может быть хуже, чем сейчас? – Сняв маску, Чия стала утирать слезы.

–Может, – полукровка опустила голову, посмотрев на свою единственную подругу. – Когда его душа попадет в ад, то это минутное дерганье в петли покажется ему легким танцем, перед бесконечными плясками на раскаленном вертеле. Там времени нет, есть только боль.

–Откуда ты знаешь? – Перестав плакать, Чия подняла на нее лицо с черными потеками под глазами. – Господь милостив, он поймет, что его сломили пытками и простив, приберет его.

–Не успеет, – тихо ответила Кеси, возвращая маску на ее лицо. – я позаботилась о том, чтоб он был доставлен по оговоренному мной адресату. Он никогда не вернется в этот мир. Никогда означает: "пока я не приду за ним". А покуда я не собираюсь этого делать, для него вечность и будет означать вечность. И не спрашивай меня, как мне это удалось провернуть...

Она подняла голову, не думая о том, в какой растерянности оставила Чию. Сестра молча повернулась в его сторону, в надежде ища его глазами и надеясь увидеть, но он оставался незримым для неё. Для них всех. Он знал, что эта девушка чудовищна, другая бы не смогла родить от бессмертного и выжить при этом. Но сейчас она просто перешла все грани!

–Народ понес тюфяки с соломой к виселице, – прокомментировала безучастно Креция, глядя, как срезают веревку и тело еретика падает на них. – Сейчас начнется сожжение. Подымайся, Чия, пошли отсюда. Если смрадный запах впитается в волосы, его невозможно будет смыть.

–Откуда ты знаешь? – Чия покорно поднялась и последовала за уходящей подругой.

–Если я расскажу свою тайну, мне придется тебя убить. – Шлепнув полукровку шутливо по заду, Креция со смехом побежала через толпу. – Догоняй, душа моя, ты ляпа...

–Но так не честно, – возмущенно прокричала в ответ девушка, побежав за Лукрецией. – Надо было предупредить, что началась игра. Стой! Стой или я убью тебя, маленькая зараза!

"Все не так худо, как кажется со стороны. Эта ведьма и вправду любит твою сестру – Альфонсо обернулся на голос и увидел едва размытый силуэт в утренних сумерках. Прищурившись, он попытался разглядеть того, кто прятался в темном углу. – Это все Зверь. Он ведет себя слишком агрессивно. Это из-за него она кажется излишне жестокой. На самом же деле она маленькое запутавшееся в собственных интригах дитя, достойное сожаления"

–Зверь пробуждается вместе с жаждой крови и плоти только после смерти и обращения!

"Из каждого правила, представляемого тобой и сестрой, существует исключение. Ция родилась с пробужденным Зверем. С каждым голом его голод нарастает и множится жажда убийств. Я всегда смотрю на нее и поражаюсь, как она уживается с ним и еще не сошла с ума..."

–Шикарно! – Альфонсо повел носом и закашлялся. Вонючее, красно-бурое марево поднялось высоко в небо перед церковью Сан-Марко, когда к сену поднесли зажженные факелы. – Теперь я пиздец как спокоен за сестру, в какой отличной компании она ошивается!

Закрыв рот платком, Альф быстрым шагом направился к выходу с площади, пробираясь через плотный слой ликующей толпы, хулящей отступника Савонаролу... Ему страсть как хотелось сейчас кого-нибудь прибить. Надо же блИАть, как ловко, исключение из правила!

***

Конец апреля 1498 года. Дом Ванноцы Катанеи. Креция решила навестить Джонни.

Лукреции сказали, что её мать ушла с внуком в церковь. Пришлось немного подождать. Она изучала обширную библиотеку Ванноцы, когда та вернулась с воскресной службы. Прижимая младенца к груди, женщина остановилась в дверях, как вкопанная, будто не ожидала увидеть в гостях именно ее. И в глазах у нее читался неприкрытый страх...

–Что ты здесь делаешь, Лукреция? – Сиплый голос также говорил о волнении.

–Я вернулась в Ватикан, узнала от Цезаря о рождении племянника, решила совместить приятное с полезным (т.е. навестить тебя) и вот я здесь! – Кеси приветливо улыбнулась, стараясь не пялиться на ребенка, – Откуда в тебе такой страх? Ты боишься меня?

–Я знаю, что этот малыш тебе не племянник. – Неожиданно выдала Катанея.

–Вот так? – Ее дочь не изменилась в лице, не побледнела и не испугалась. – А чей же?

Будучи самой молодой, красивой, шальной и... известной в Риме куртизанкой, Ванноца знала, кто, когда и как блефует. Так вот, ее доча сейчас демонстрировала ей мастер-класс!

–Твой. – Когда эти слова были произнесены, Катанея о них сразу же пожалела. – Он твой!..

Девушка склонила голову на бок, разглядывая Ванноцу с удивлением, будто у неё на лбу выросли рока. Затем скосила взгляд на сына. Младенец молча таращился на мать:

–Твои книги полуистлели, съеденные пылью и временем, зачем ты держишь их здесь, если не в силах позаботиться о них? – она приблизилась к этим двоим. Глазки мальчонки увлажнились, и он захныкал, протягивая ручки к Кеси и пытаясь вырваться у Катанеи.

–Ты ничего не скажешь мне? – Почти истерично поинтересовалась Ванноца.

–Он случайно не голоден? – Лукреция замерла, не делая попыток взять его или просто погладить. Трехмесячный малыш тянулся к ней ручками, выгибаясь на руках смертной так, будто от этого зависела вся его жизнь. Когда сердце женщины не выдержало, она протянула Джованни матери, но та непроизвольно сделала шаг назад: – Не стоит, я в жизни не держала малышню на руках, думаю, не стоит и начинать. Отдай его кормилице! Разговор есть. – От греха подальше она отошла и села в кресло. Ребенок жалобно заплакал.

–Так о чем ты пришла поговорить? – поинтересовалась женщина, передавая малыша вошедшей в комнату кормилице и прося её уединиться для его кормления. – Лукреция?

–Моя встреча с Савонаролой была не напрасна лишь в том, что я узнала, чью волю он нес в людскую массу. – Креция повернулась к Ванноце лишь когда ребенка унесли. – Думаю, правильней всего будет спросить тебя, какого хрена делла Ровере не поделил с Борха?

–Прости, нужно проверить, что кормилица правильно держит Джованни, – покраснев, как свекла, женщина едва ли не бегом понеслась прочь из библиотеки... но едва не сшибла... дочь в дверном проеме. – Ты? Ты как?.. – схваченная за плечи, Ванноца смиренно отступала, пока не уперлась ногами в нечто мягкое и не упала, как подкошенная, на диван. – Я не...

–Первое, успокойся, я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред. Но твой гребаный страх провоцирует меня на злость. Не заставляй меня злиться! – Ванноца смогла лишь попытаться проглотить ком, подкативший к горлу. – Второе, я исполнила твою мечту: выставила Фарнезе из дома нищеброждкой. Ты должна благодарить меня, а не задавать вопросов, за которые любому другому я бы шею свернула! Запомни, никогда впредь не смей пользоваться моим особым отношением к тебе. Иначе в следующий раз тебе это аукнется!

–Клянусь, я никому не скажу, просто скажи мне, это твой сын? Просто признай это!

–Так же клянешься мне, как клялась им, не выдавать тайну прошлого? Но сегодня тебе придется мне все объяснить. Выбирай, сама расскажешь или мне тебя заставить?

–Зачем ворошить грязное белье тридцатилетней давности? – Старуха протестовала.

–Я долго думала, что могло быть общего у древнего и смертного. Папский престол? – Кеси поднялась и стала расхаживать по библиотеке, размышляя вслух. – Нет, это продолжение состязания, попытка отравить Папу, едва не убившая Хуана, была задолго до его избрания, как раз после того, как он перевез нас, детей, в Ватикан... – Заметив, как Ванноца напряглась всем телом, полукровка едва заметно улыбнулась. – Что не удивительно, двое из трех не были отпрысками Борха. Ты подложила Родриго свинью и на то должна была быть причина... Молчи! – Кеси улыбнулась смертной в открытую, – Будем следить за твоими глазами. Если я ошибусь в детали, ты меня поправишь. Итак, что могло заставить мать отдать своего ребенка и подкинутых кукушат тому, кто от нее ушел к другой, более молодой и красивой? Я всегда думала, что так ты хотела ему отомстить. Но правильный ответ всегда был у меня перед носом. Ты очень сильно любила этого козла! И верила, что мелюзга растопит его сердце и он вернет тебя. – Слезы, катившиеся градом по щекам Ванноцы, были красноречивее любых признаний. – Но вы еще больше отдалились. Ему стало незачем к тебе приходить. Хотя однажды он все-таки пришел... тебя поздравить, когда ты выходила замуж за отца Хоффрэ. И уж лучше бы он не приходил... Не он предал тебя. Ты предала первой!

–Я была слишком молода, вздорна и капризна, – слова полились из Ванноцы быстрее слез, опережая эмоции и мысли, – у нас с Родриго был очень бурный и страстный роман. Он влюбился с первого взгляда, а я слишком долго играла роль независимой куртизанки. У моих ног вились самые богатые и влиятельные синьоры Рима, а он... был нищим служителем в утлой церквушке, который не мог дать мне ничего. И он был испанцем! Я начала появляться в обществе с делла Ровере, он предложил мне брак, сказал, что подарит бессмертие. Поначалу я была счастлива и, не кривя душой, порвала с Родриго. А потом узнала, что нужна Джулиано и этот брак ему нужен, чтоб подобраться ближе к моей сестре-затворнице и заполучить ее. Отрезвление отравило меня. Я кинулась к Родриго, умоляя его простить меня. Прекратила общаться с Джулиано. Но ничего назад отмотать было нельзя. Да, Родриго принял меня, продолжил спать со мной, но доверие и уважение между нами были растоптаны. Джулиано добрался до моей сестры и сделал ее своей. Хуана она родила ещё, будучи смертной, но тебя он...

–...приволок к тебе спустя пять лет после ее смерти? Не спрашивай, откуда я догадалась. Считать умею. Итак, если каждый получил свое, то чем вражда питалась, чтоб так взрасти?

–Моей злобой, – чистосердечно призналась Ванноца, видимо, годы молчания дались ей ой как нелегко – я осталась не удел. Джулиано отдал мне племянников, думая, что я не брошу родную кровь, узнав о гибели Констанции. При чем ваше с Хуаном рождение совпало с рождением у меня мертвого приплода. Чтобы удержать Родриго, я сначала выдала Хуана за его дитя, потом у нас родился Цезарь и он оставил меня, закрутив романы на стороне сразу с тремя женщинами. Мы не виделись несколько месяцев. Я начала приходить к пониманию, что вся моя жизнь покатилась снежным комом под откос, ничего хорошего уже не будет, и вот тогда Джулиано принес мне тебя, заявив, что "Констанция умерла наверняка и что больше я его не увижу". Ты была похожа на ангела и пахла, как свежая булочка с корицей и вишней. Ты была спокойна и невозмутима, разглядывала меня зелеными глазёнками и что-то бормотала, тяжело вздыхая. Ты казалась мне надеждой на светлое будущее. Я долго всматривалась в твои глаза, мне казалось, что я парю, мне впервые за многие месяцы было легко и радостно на душе. А когда я подняла глаза, то увидела моего Родриго. Он возвышался над нами и зачарованно разглядывал тебя. Он перевел на меня взгляд и еле слышно протянул: "Спасибо!". Он подумал, что ты тоже его дочь и я не имела права опровергать его думы. Он полюбил тебя с первого взгляда и почти сразу стал умолять меня отдать вас всех ему. Но я не спешила, убеждая его, что ты на грудном вскармливании. Хотя сама мысль, что он готов признать всех своими детьми, чтобы заполучить тебя, сводила меня с ума. Я понимала, что это объединит нас навсегда и не важно, кто будет греть его постель и рожать ему ублюдков. Я навсегда останусь единственной, кто будет назван матерью признанных Борха детей...

–Что случилось с Констанцией? – не стерпев меланхолии Ванноцы, перебила ее Креция.

–Я не знаю, – расслабленность мгновенно вышла из смертной и тело заметно напряглось – я ее ни разу за все это время не видела. Ты думаешь, Джулиано меня обманул, и она жива?

–Она определенно не может быть жива. Она родила Хуана от бессметного, забыла что ли?

–Ты же родила от Горацио и ничего, вполне себе жива... – Брякнула старуха, не подумав. Осознала, что сказала, в страхе подняла глаза и обмерла, обливаясь потом – на неё смотрели черные, мерцающие алыми бликами очи тьмы. – я... я не это... э-э-э-э... хотела сказать...

–Как, интересно, тебе удалось узнать об этом? – Ласковый, смешанный с урчанием, голос резонировал со злющим взором. – Не бойся, скажи, кто автор потрясающей новости?

–Горацио, – словно под гипнозом пробормотала Ванноца, – Он часто навещает меня и мы много разговариваем о тебе. Этот бессмертный безумно любит тебя и готов на все, ради твоего счастья. Ты у меня вроде и умная, и расчетливая, и практичная, но в случае с ним в упор стараешься не видеть его расположения к себе. С ним ты могла бы иметь все!

–Ага, и поэтому он подкладывает мне сначала свое создание, а теперь ещё распутного сына!

–Потому что хочет быть ближе к тебе, дурочка, а ты что делаешь? Отталкиваешь его!

–Значит, он верит, что ребенок его? Ты уже показывала ему Джованни?

–Да, – глаза Катанеи осветились теплом, – и ты бы видела, какое это было блаженство! Джонни сразу пошел к нему на ручки. Гор взял его, понюхал и весь расцвел. Они игрались на ковре почти три часа, пока ребенок сладко не соснул на его плече от усталости...

–Такое же блаженство, как и при виде Родриго, играющего со мной при первой встрече?

Их глаза встретились и взор Ванноцы стал туманиться, а у Креции – светлеть:

–Что заставило Джулиано попытаться отравить Родриго? То, что ты отдала нас ему?

–Хуана. – Лицо Ванноцы казалось неестественно бледным на фоне темнеющих глаз. – Он взбесился, узнав, что я отдала Родриго Хуана. Стал кричать, чтоб души его там не было!

–Смешно, – Креция тихо рассмеялась, – сначала посылаем запрос в пространство, оно его четко выполняет, а мы потом удивляемся: "За что оно нам?" – встретившись глазами с Ванноцей, Креция пояснила, – Если бы не я, его желание исполнилось бы. Хуан умер и его душа покинула бы Ватикан. И осознание этой перспективы обозлило Джулиано ещё сильнее...

–Да. А потом ещё Родриго перехитрил его на выборах Папы и сел за него на престол...

–И все равно я не понимаю, что может делать их врагами? Все, что ты перечислила, не могло стать той самой трещиной земли, которая сейчас разверзлась до размеров бездны...

–Ты, – глаза смертной потускнели, – начала гнобить его сына и выставлять на посмешище.

–Значит, Джулиано уверен, что я не его дочь. – Лицо Креции сделалось задумчивым. – Тогда понятно, почему твоя сестра умерла "наверняка" сразу после моего рождения и отчего в нем столько неприязни ко мне. Плод супружеской измены мало когда симпатичен второй половине. Тогда возникает резонный вопрос, кто мой настоящий отец? Ты знаешь ответ?

–Нет. – ответила Ванноца, отводя глаза в сторону – уверена, Джулиано ошибается насчет тебя

–Ты должна пообещать мне кое-что, – ноль реакции со стороны старухи, – мама...

–Ты никогда не называла меня мамой! – Ванноца подняла на неё изможденное лицо.

–Ты под страхом смерти не согласишься переехать с Джованни в Ватикан. Обещай мне!

***

Ванноца не послушалась ее, переехав в Ватикан по первому же приказу-предложению Родриго. Влюбленная женщина трижды дура. Креция то и дело видела, как Цезарь или Родриго, или вдвоем играли с младенцем, читали ему или обсуждали с ним горячие темы, будто ждали, что он им даст совет. Баловали малыша так, что Хуан должен был трижды перевернуться в гробу от зависти. Иногда Родриго опасливо интересовался у Креции, не собирается ли она обидеть малыша. Будто забывал, старый маразматик, чей Джованни сын. После ухода Джулии Креция приметила, как сильно старик сдал. Да, он обожал мальца и готов был ради него на любые щедроты, он позволил Ванноце остаться рядом и помогать ему ухаживать за внучком. Но огонь покинул его глаза, будто весь свет в них Фарнезе унесла с собой...

–Родриго повержен, – Они стояли на краю каменной кладки посреди заброшенного Колизея, где Тени открывали ей видения из прошлого на пустом поле настоящего: яростные сражения гладиаторов, схватки львов и бои и быков. – Ее уход ослабил его. Я чую, хватит легкого толчка, чтобы отправить его в бездну. И это знание медленно разъедает меня.

–В тебе копится слишком много злобы, если ты не будешь выпускать ее, она тебя съест.

–Выпустить ее означает смерть для того, кто попадется мне не в то время и не в том месте.

–Лучше погибнуть одному, нежели сотне, а так будет, когда ты выйдешь из-под контроля...

–За одним всегда следует второй и третий, – она слегка повернулась, скосив на него взгляд, – а за ними та же сотня. Как ни крути, а рано или поздно у меня появится собственное кладбище.

–На самом деле, оно у тебя имеется и не одно. – Дагон сделал шаг в сторону, встав с ней вровень. – Ты же не думала, что все те самоубийцы поневоле сойдут тебе с рук?! – она подняла на него серый мутный взор. – В книге судеб имеется запись, что именно ты спровоцировала первую смерть. Лукреция, тебе было шесть, когда ты осознанно убила воришку впервые!

"Я не хотела, это была нелепая случайность..." – слова оправдания всколыхнулись в ней кровавой волной но разбились об истины мель, багряной пеной облизав пустынный пирс. Она с трудом проглотила ком, подступивший к горлу, и отвернулась: смысл отрицать очевидное?

Поздний вечер медленно накрывал пустующий Колизей мрачной тенью. Она слезящимся взором проводила умирающее солнце за горизонт, обратив внимание на скопище воронья, собирающееся в предзакатном небе, до тех пор, пока оно не стало черным, да так, что ничего не разглядеть. Сев на отвесный край стены и свесив ноги вниз, Кеси устремила ничего не видящий взор на пустую арену, в надежде, что сегодняшние видения не будут столь ужасны.

–Каждую ночь ты видишь одни и те же кошмарные видения в которых убиваешь отца и брата, предаешь подругу, обрекая ее в темнице на верную смерть, посягаешь на Мораг и... кончаешь с Яговом, – Дагон протянул к ней ладонь, замерев в дюйме от ее затылка, – от них одних можно сойти с ума, но ты как одержимая, возвращаешься сюда и смотришь их снова и снова... – Как же он хотел коснуться ее и покончить со всем раз и навсегда! – Попроси меня...

–Если попрошу, ты действительно сможешь сделать это для меня? – спросила она сипло, крепко зажмурившись. Дагон шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы, сумев лишь кивнуть. Не открывая глаз Лукреция счастливо улыбнулась. – Ты точно это сделаешь?

–Да, – тихо прошептал он, распрямляя крылья и потянувшись черными опахалами к ней. Он сумеет все сделать безболезненно и быстро: обнимет её и падут они с уступа. Для всех она умрет, оступившись и упав с высоты, для себя – до соприкосновения с землей...

–Укради эту чертову книгу-судеб и принеси её мне. Думаю, в ней стоит кое-что подправить! – Сказала, как отрезала. Нежность осыпалась прахом и он нервно отшатнулся от неё.

–Ты неисправима! – Не то шипел, не то рычал он на нее. – Думаешь, переписать судьбу так просто? Умыкнула книжку, выдернула пару страниц, кое-что пририсовала и готово?

–Ну, – из груди Креции раздался тихий спокойный смех, – ты же сам сказал, что сможешь.

–Я мог бы закончить твои мучения, но тебе, видимо, нравится страдать. – Он зыркнул на нее лютым взором и стал расхаживать взад-вперед, нервозно поигрывая крыльями. – Да, я мог бы ее украсть для тебя, но что толку, если ведется она на языке, который утрачен тысячелетия назад? И писана она несмываемыми чернилами, ни стереть, ни приписать в ней нельзя! И листы у неё настолько крепкие, что ты поседеешь прежде, чем лишишь ее странички. Ни ты, никто не в силах изменить начертанное!

–Тогда просто сожжем ее, – Креция обернулась к нему, чтобы посмотреть реакцию на свое предложение. Дагон весь напрягся и едва ли не паром дышал, раскаляясь от гнева. – Или утопим. Сам же сказал, какой силой не обладала бы вещь, против воды и огня ей не выстоять.

–Я... просто... ушам... своим не верю!!!! – Зарычал он и ее накрыло оглушающей волной. – Ты чокнулась! В тебе вообще ничего святого нет! Ведьма! Это же надо до такого додуматься!

–Думаешь, у меня не получится? – она прищурилась, убирая локоны с лица.

–Ты сама не знаешь, на что способна, – огрызнулся он, – лезешь, куда не просят. Я не могу понять, – он остановился, ощутив, как будущее открывает ей "двери", и она вновь погружается в сущий кошмар, – зачем ты это делаешь? Какой смысл переживать грядущий ад раз за разом? – Он приблизился, чувствуя ее боль, как свою. – Какой смысл?

–Вот и я хочу понять, какой в этом смысл, – Прохрипела она, кривя губы в усмешке. – Все, что будет происходить, будет цепочкой логичных и последовательных событий. Если я пойму, с чего все должно начаться, то смогу изменить будущее. Мы с тобой, как никто, знаем, что единого будущего нет, есть лишь множество его вариаций и если все хорошо спланировать, то ничего из того, что сейчас ОНИ показывают мне, не случится. Вот в чем смысл.

–Хорошо спланировать? Как с Хуаном? – Дагон сел рядом с ней, осторожно сложив крылья.

–Да, как с Хуаном. – она привычным движением подцепила с его протянутой ладони угощение и бросила гриб себе в рот. Она не знала, где он их берет, да если честно, то и не хотела знать. Достаточно того, что они унимали боль и помогали ей погружаться в предстоящие ужасы объективно, без чувств, замедлять видения, чтоб успеть обратить внимание на детали...

–Начнем с того, что я убила Родриго и Цезаря из чувства мести...

–Не убила, а убьешь. – Поправил её Дагон, доставая из-за пазухи горстку грибов и закидывая их себе в рот. – Пожалуйста, говори правильно или я решу, что ты вконец запуталось, дитя...