Текст книги "Я Свет и Я Тьма, советую, не Дразните Меня (СИ)"

Автор книги: Надежда Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

–Кеси, ты обещала, что мы не станем его убивать, – хриплый голос Гонзага наждаком прошелся по угасающему сознанию Альфонсо. – Ты сказала, что эта паскуда должна жить вечно и страдать за то, что сделала с нами... С теми, кого мы любили...

–Я никому ничего не обещала. – Зловеще процедила хищница, меняясь в лице. Ее глаза окрасились бардовым цветом, черты лица заострились, крылья носа затрепетали, возбуждаясь от запаха крови. Сиско знал, что последует далее. Он уже видел это не раз. Покорно кивнув ей, он благоразумно отступил на безопасное расстояние и отошел к окну, предпочитая вид из него, нежели лицезреть, что принялась делать обожаемая невестка с бесчувственным телом его некогда лучшего друга. Услышав хлюпающий смачный звук, он крепко зажмурился, пытаясь отключиться от реальности...

***

–Ты действительно смогла так поступить, чтобы умереть? – он вспомнил свой шок от их первого откровенного разговора, когда она не только удосужилась поднять на него осмысленный взор, но и заговорила с ним. Боже, как он скучал по тому времени, когда он жил "вслепую" и многого не знал. – Это самый чудовищный способ убить себя из тех, о которых я слышал. Ты не боишься, что после этого попадешь в ад?

–Я уже горю в аду, – губы Креции искривились в презрительной усмешке, – и мой ад вечен.

–Ты позволишь разделить с тобой боль?.. – Дрожащей, влажной от волнения ладонью Гонзага коснулся ее высокой скулы. Как же она холодна... и притягательна. Смерть по имени Лукреция ди Борха. – Гнев и жажду мщения? Знаю, что ты убила отца и Цезаря. Знаю, что ищешь Мигуэля Корельо, Горацио Арагонского – от звука этого имени она слегка побледнела и в помутившихся от безумия глазах проскочила искра отчаянья, – и остальных, кто так или иначе участвовал в заговоре против тебя и Альфонсо. Знаю, что ты с ними сделаешь... Я могу помочь тебе. Я хочу помочь тебе. Ты позволишь?

–Хочешь играть роль приманки на моей персональной охоте на убийц моего мужчины? – от её улыбки у него кровь стыла в жилах. – И что ты хочешь взамен, дух мой?..

–Все, что только ты сможешь мне предложить, – он едва не застонал от удовольствия, когда её ладонь легла ему на шею и слегка сдавила. Боже, он сейчас взорвется в штанах!

–Бессмертия будет достаточно, чтоб отдать мне душу в услужение? – Когда один ее глаз замерцал серебром, ему стало по-настоящему страшно. Он знал, они заключают сделку и, если он не сторгуется сейчас о том, что для него важно, потом будет поздно...

–Если ты позволишь, я попрошу тебя о совсем другом, – склонив голову на бок, он смотрел на неё томным взором сквозь прикрытые ресницы, – если ты только позволишь мне...

***

–Даже мертвая... я никогда не подчинюсь ни тебе, никому другому. Не смогу ни простить, ни пощадить никого из вас. – сипло прошептала она, приподнимаясь над останками мужа ╧ 3. – Я предупреждала... нечего было приходить и испытывать мое терпение... Теперь твой дух – мой вечный раб, и не важно, вернут тебя в этот Мир другой Силой или нет.

Франциско напрягся, заставляя себя повернуться к ней и непринужденно улыбнуться:

–Это будет больно или очень больно? – проклятье, его голос предательски дрожит!

–А как тебе понравится больше? – Прошептала хищница, утирая кровь с подбородка.

–Как тебе захочется, душа моя, – он зажмурился, ощутив, как по венам прошлась дрожь огня, – я приму от тебя все, что ты пожелаешь мне дать. Обещаю, ты не пожалеешь!

–Как бы тебе в последствии не пришлось пожалеть. – по-змеиному прошипела Креция и, не мешкая ни секунды, с яростью фурии налетела на него, сбивая с ног, и впиваясь в горло...

***

Она приподнялась над остывающим телом Гонзага, сонно зевая и сладко потягиваясь. Её снова угораздило уснуть, после двойной порции обеда? Проклятье! Резко поднявшись на ноги, она подлетела к трюмо. Так и есть, вымазалась вся в крови, как дитя малое. Неужели нельзя аккуратно питаться? Она обернулась, переведя взор с растерзанного тела д"Эстэ на навечно упокоенного Гонзага. Ему бы "проснуться" уже.. Отсюда надо уходить. Срочно. И куда-нибудь запрятать тело д"Эстэ, пока никто не вошел и не нашел гада. А ведь могли войти, пока она спала, и вызвать коронеров... Можно ли выставить смерть д"Эсте, как несчастный случай? Она подошла ближе и испустила сокрушенный стон. Кто поверит, что он упал на ножницы, если все его тело на кусочки покромсано? В дверь постучали, она узнала встревоженный голос Джованни:

–Мне сказали, что этот ублюдок поднялся к тебе. Лукреция, ты в порядке? Позволь войти, я один. и знаю, что тебе требуется помощь. – Она ещё раз оглядела самолично устроенную кровавую баню. На то, что осталось от мужа, на Сиско, потом снова на дверь. Как он собрался ей помогать? – Я принес с собой сундук... большой и вместительный.

Она без дальнейших колебаний молча открыла дверь, задрав голову к лицу старшего сына:

–Входи. – втянув хищника в свои покои вместе с сундуком, она быстро заперла дверь.

–Ого! – Присвиснув от открывшейся взору картины, он потрясенно выдохнул, заметив почти нетронутое тело Гонзаги. – Ты все-таки решилась обратить его... Вас следует поздравить с новым этапом в отношениях? Думаю, отец будет в полном восторге!

–Не забудь добавить ему, что это больше, чем просто увлечение. Я без ума от твоей матери, а она потратила свой единственный шанс обратить смертного на меня! – низким сексуальным голосом протянул Франциско, садясь в луже собственной крови.

–Не обольщайся, Гонзага, – тон Джованни был снисходителен и полон сарказма, – До тебя мать проделала этот фокус с Джакомо и кое с кем ещё. И не смотри так, будто собираешься попробовать меня на вкус. Я тебе башку оторву и кранты тебе, понял?

–Обязательно вести себя, как петухи на поединке, и мериться писунами? – она стянула с постели простыню и утерла с шеи кровавые потеки. – Лучше помогите мне спрятать этого придурка так, чтоб его не сразу хватились... Эту кровь можно чем-то отмыть?

–Сеньор Гонзага у вас все в порядке? – дворецкий громче, чем следует, постучал в дверь. – Я слышал крики сеньора д"Эстэ. Вы снова поругались из-за сеньоры и он вернулся в Модену?

–Да, уже уехал. – Крикнул Сиско. – Принеси чемоданы, он велел перевезти сеньору загород...

ГЛАВА ╤V МИР, В КОТОРОМ ТВОЯ ЛЮБОВЬ НЕ СТОИТ НИЧЕГО...

Посылать людей на войну необученными, значит, предавать их. Конфуций.

[ЦЕЗАРЬ БОРХА]

Сначала в тебе теплится надежда о том, что потом всё... будет хорошо; Потом наступает время ожидания,

и ты хочешь, чтоб им было хуже, чем тебе; Находишь удовлетворение в малом: по крайней мере,

им не лучше, чем тебе; И, наконец, приходишь к неожиданному открытию: хорошо, когда плохо и им и тебе

***

Ноябрь 1497 Ватикан Конклав в Сикстинской капелле по вопросу невинности Креции.

Она шла мимо сидевших на скамьях кардиналов с высоко поднятой головой, игнорируя возгласы удивления, сдавленные ругательства, вскакивания с места, протяжный стон Родриго и едва слышный шепот: "Проклятье, Креция, ты что, с ума сошла?.."

Они таращились на ее огромный живот так, будто из него торчал зазубренный тесак. Выворачивая головы, они привставали, щурились, пытаясь разглядеть через пенсне, настоящее у нее пузо или это просто подклад: "Она носит дитя? – Да как же, ты вспомни тему, по которой все мы тут сегодня собрались. Родриго просто разыгрывает нас. Так и знал, что он устроит пляску на костях Сфорца! – Да нет, же, ее живот настоящий. Смотри под кружевом: как растянулся пупок, говорю тебе, она на сносях... – Это у неё кровь на подоле? – Это ж какую наглость надо иметь, чтоб заявиться сюда в таком виде? И после она рассчитывает, что мы проголосуем за вердикт "невинна!"?

Приблизившись к трибуне, Креция прижалась к ней, обведя собравшихся кардиналов тяжелым, прожигающим насквозь, злющим взглядом. Она тяжело дышала, будто пробежала марафон, буквально задыхаясь от распирающей ее злобы. Какофония их эмоций слегка приглушила в ней убийственную ярость, но не уняла желание кого-нибудь прикончить. На её глазах светлые стены капеллы померкли и по бокам их выступили серые тени, погружая просторную комнату во Тьму. Она исподлобья посмотрела на двенадцать членов церковной комиссии, сидевших на ближайшей к ней скамье, собирающихся "судить" её. Они явно находились "под впечатлением":

–Кардинал Тодескини, скажите, вы действительно считаете, что ваш вчерашний сговор с Асканьо против Папы поможет вам сесть на престол? – Лучшая защита – нападение. Не ждать, когда голодные псы нападут, а натравить их друг на друга. – Весьма глупый ход, ведь сегодня семья Сфорца будет опозорена в веках, а кардинал дела Ровере, с которым вы сговаривались до этого, не поймет вашего перебежничества. – Джулиано посмотрел на кардинала: язвительная ухмылка сползла с лица старика и он, переменившись в лице, с неприязнью посмотрел на Папу Римского Александра VI:

–Твоя дочь что, пришла сюда нести этот бред? – его голос дрогнул, и он закашлялся.

–Кто бы из вас не желал сесть на место Папы, сядет туда тот, кого я захочу узреть на папском престоле. Кардинал Тодескини, вам нет смысла плести интриги, занялись бы лучше собой. Я вижу, что Смерть стоит рядом с вами, будто ждет чьей-то отмашки...

Она слышала ИХ многоголосье, они горячо перебивали друг друга, пытаясь донести до неё все секреты старцев. Но сама Капелла погрузилась в тягостную тишину.

–Лукреция... – тихо позвал ее Родриго, заерзав на своем троне, будто сиденье стало ему мало или одно место жгло, – не могла бы ты приступить к своей речи?

–Я ещё не закончила, – сухо проронила она, поворачиваясь к ди Борха. Её левый глаз засветился в потьме? Нет, тьфу

ты, ему показалось! Она криво усмехнулась, глядя, как Папа Римский крестится, что-то бормоча. – когда кажется, креститься поздно... – ее лицо сделалось полным сострадания, когда она вернулась взглядом к старику. – Ты хотел пойти на исповедь с утра? Надо было сделать это... перед смертью. – мягко прошептала она и в следующую секунду незримые смертным Серые Духи во главе с Дагоном набросились на бедного Франческо. Старик закричал, повалившись со скамьи на пол и стал кататься по полу, отмахиваясь неведомо от чего или кого.

–Что с ним? – кардиналы повыскакивали с мест, с ужасом глядя за агонией собрата. Одна минута и он застыл в неестественной позе с маской страха на лице. – Матерь божья!

–Кардинал Фарнезе, – обратилась она к брату любовницы отца Джулии, – я слышала, ваша сестра серьезно захворала после выкидыша. Скажите, вы успели её исповедать?

–Лукреция, – побагровев лицом, заорал на дочь Родриго ди Борха, – прекрати это!

–Если конклав не сделает по-моему, – Креция показала пальцем на тело Тодескини, – каждый из вас в течение дня потеряет то, чем дорожит в этой жизни больше всего...

–Нас одиннадцать. – дела Ровере невозмутимо посмотрел Креции прямо в глаза. – Мы должны принимать решение в полном составе, нужно включить кого-то взамен...

–Тогда включите Фарнезе, – она не сводила блестящих глаз в побледневшего лица юного кардинала. Он елозил на стуле и на лице его читалось желание встать и бежать. – он не допустит смерти Джулии. Поскольку знает, что пока глупая шлюха играет роль грелки в постели всеми чтимого Папы Римского, его кардинальская шляпа будет при нём. – юноша сглотнул, затравленно озираясь по сторонам в ожидании насмешек, но в просторной зале сгустилась давящая тишина. Все мрачно смотрели в пол, или будто в первый раз разглядывали изумительно расписанный потолок. Креция обратилась к Асканио Сфорца. – Учтите, если вы из вредности или упрямства проголосуете против меня, не я покину это место вдовой. Мы все тут знаем, что вы не женаты, но та милая кошечка, к которой вы бежите каждый вечер и меж собой зовете ее не иначе, как жена, не заслуживает почить в столь нежном возрасте и том... особом состоянии, о котором она не успела вам сообщить. И почему мне кажется, что ее утрата будет значительнее болезненней, чем утрата Непи и других землевладений, что у вас есть?

Сфорца покраснел, как свекла, тяжело дышал, но не проронил в ответ ни слова.

–Обожаю умных мужчин, – улыбнувшись, Креция повела шеей и перешла к следующему, – Ты, Орсини, любишь свою жену и не хочешь, чтоб она тебя покидала. Слышала, ее скрутила неведомая хворь и знахари опустили руки, даже моя золотая Нони... Знаешь, я могу сделать так, что она останется с тобой ещё на некоторое время. – и так она говорила каждому, вводя его в страх, трепет и ужас, – Итак, я со спокойной душой клянусь вам, что невинна, – её руки легли на выпуклый живот, нежно поглаживая его – Сфорца никогда не касался меня, как муж жены. Прошу вас, начинайте голосовать.

–Femina intacta! [Девственница] – поднявшись, объявил Орсини, нарушая процедуру голосования по порядку. Креция улыбнулась, это оказалось проще, чем она ожидала...

Никто не посмел проголосовать иначе. Остальные поднимались и повторяли за ним одни и те же слова "Femina intacta!", падающие тяжким грузом на плечи Креции.

–Если кто слово скажет о том, что здесь произошло, я сотворю с ним то же, что и с этим, – она показала пальцем на коченеющее тело Тодескини – с вашими родными до седьмого колена. Пока не останется никого, кто будет судачить обо мне. – она улыбнулась Папе, – за исключением тебя, Родриго. Знаю, ты не вынесешь сор из избы... Ещё увидимся...

"Чур меня", "Чур меня!", "Чур меня!" – рой их мыслей лишь породил улыбку на ее лице. Поправив бардовую накидку и осторожно сойдя с трибуны, Лукреция медленно пошла к выходу из Капеллы. Голова ужасно кружилась, одурманенная Темными. Она боялась, что упадет в обморок или её стошнит до того, как она доберется до выхода.

За дверью её поджидал ещё один СЮРПРИЗ. Успев спрятать тело убитого Педро, Цезарь размашистым шагом мерил ширину коридора. Заприметив её, он, как ни в чем не бывало, улыбнулся, и двинулся было к ней, но Креция вытянула руку вперед:

–Не смей приближаться ко мне, жалкий смертный! – Эко ее понесло! Видать гормоны крепко ее в узел завязали, вот чердачок и снесло... – Видеть тебя больше не желаю!

–Не знаю, каких грибов ты наелась, но это было горячее и сильнее, придуманного мной!

–Правда? – выразительно выгнув бровь, она с насмешкой посмотрела на него.

–Рад, что ты совсем не злишься из-за того юродивого, – Цезарь остановился в опасной близости от неё, протягивая ладонь к ней и убирая с виска выбившийся из прически локон, – он в любом случае был обречен. Если бы я не убил его сейчас по-быстрому, Папа приказал бы дону Мичелотто пытать его, а затем, когда он выложит всю правду, убить. – глазами он ласкал её. – Я боялся, что он выдаст нашу с тобой маленькую тайну...

"Родриго уверен, что отец твоего ребенка – Хуан. Цезарь убил Педро, чтоб он под пыткой не признался в ином" – Махнув на прощание рукой, Дагон растворился в воздухе.

Тени отступили, Тьма рассосалась и в коридоре вновь стало солнечно и светло.

–А никакой "нашей тайны" нет! – она елейно рассмеялась, понимая, как действует ему на нервы. – От одной твоей "тайны", как ты должен догадаться, я умело избавилась, так с чего бы мне сохранять вторую, коли она твоя? – она облизала пересохшие губы, ощутив горечь во рту. – Папа предложил мне назвать малыша Джованни, в честь его отца... – Она была так зла, так хотела уничтожить Цезаря, но не здесь и не сейчас... Он и так бледнее смерти стал. Кеси обошла его, не ожидая, что ди Борха закричит ей вслед:

–Он мой! – это больше походило на рычание раненого животного, нежели на крик человека, – Ты слышишь меня, сука? Ребенок мой! – От ярости он со всей дури пнул стену, взвыв от боли.

–Ты всегда слышал только то, что хотел слышать, думай, как тебе удобнее, мой возлюбленный брат. – Ласково

промурлыкала Кеси, не останавливаясь и не оборачиваясь к Цезарю: выпущенная стрела, крепко сдобренная ядом, достигла своей цели. Повернув в соседнюю секцию, прошла пару-тройку галерей и нырнула в узкий лаз тайного хода, бессильно прислонившись к стене и прижав дрожащую ладонь к губам. Она не могла дышать, легкие горели огнем, раздуваясь от натуги, казалось, ещё один вздох и они рассыпяться в прах. И сама она превратится в труху, если сделает шаг не с той ноги. Она не сомневалась, что чёртовы силы, проклятые видения, помощь обитателей Тьмы и одна невинно отнятая жизнь в угоду корыстного интереса не пройдут для нее даром, но чтоб так прихватило... От запаха серы к гортани подкатила тошнота...

–Это было глупо, – насмешливый голос Дагона показался ей адским скрипом.

–Это наивное дитя оказалось виновато лишь в том, что сблизилось со мной, – красные от лопнувших венок глаза невидяще уставились на Дагона, – оно просто хотело помочь мне.

–Твой божий агнец Перотто должен был умереть сегодня до полуночи, так или иначе... – Падший медленно приближался к ней с другого конца узкого прохода между стенами, и вместе с ним к ней надвигалась смертоносная, разящая серой мгла – я видел как минимум три исхода. От Цезаря, тот же, что видела ты. Если бы он не пересилил себя, это попробовал бы сделать сам Родриго на пару с Мигуэлем Корельо. А учитывая, что твой отчим не привык делать грязную работу своими руками, вероятнее всего, он бы приказал Мичелотто убить его. Но перед тем хорошенько попытать, чтоб дознаться, правда ли отец Хуан. Забавно, что никто в твоей семье не верит, что Перотто отец твоего ребенка... Он был для всех нечто вроде шкодного щенка, сначала забавный и милый, затем приближенный к хозяину, много знающий, а значит, потенциально опасный.

–Забавно? – на минуту она перестала дышать, чувствуя, как организм агонизирует. – Что забавного в том, что этот агнец даже не знал правды о том, кто отец ребенка?

–А ты сама знаешь... эту правду? – Дагон остановился и черная жижа, смертельной аурой окружающая его, замерла в сжатом пространстве вместе с ним. – О да, ты знаешь. – он склонил голову на бок, внимательно изучая ту, что умирала на его глазах от нехватки кислорода. – Знаю тебя на 120% и каждый раз все равно удивляюсь, насколько ты бессердечная сука... Тебе не жалко этого агнца, тебе обидно, что ты лишилась безропотного раба, который ради тебя мог пойти на любые лишения и преступления.

–А ты думаешь, я лишилась? – она медленно подняла на него почерневший взор, и он невольно поежился, почувствовав приближение опасности. – Смерть для таких, как мы, ничего не значит. История с Кальдероном "закончена" ровно настолько, насколько "закрыта тема" моего противостояния с Хуаном. Когда они вернутся в этот Мир, спираль жизни начнет раскручиваться с того места, на котором остановилось время. А это значит, что все в этой жизни можно переиграть в следующих. Мне жаль, что в этой я вела себя непозволительно неосмотрительно и допускала промахи...

–Если бы каждый помнил все, что сотворил в прошлых жизнях, этот мир покатился бы по наклонной. Ты думаешь, наш Создатель лишил вас памяти о прошлых жизнях из-за глупой вредности? Нет, черт побери, потому что "не помнить" лучше для всех!

–Твой Создатель давно отошел от дел, – на лице полукровки отразился Лик Зверя, – ему дела нет до того, кто уходит за черту и, свергая его детей, нагло возвращается...

–Если бы ты помнила, кем была прежде... – выпустив крыло, Дагон растянул его, едва не касаясь мягким оперением живота девушки, – сейчас вела бы себя совсем иначе...

– Думаешь, – тонкие губы исказились в хищном оскале – знаешь, кем я была?

–Думаешь, я случайно оказался тем, кто пришел забрать тебя три года назад?

–Думаю, что все случайности кем-то тщательно продуманы и подстроены...

–Думаю, ты гораздо продуманнее, расчетливее и хладнокровнее, чем хочешь казаться. Готов поспорить на возможность вернуться к Создателю на то, что ты знала о скорой смерти агнца. Более того, ты предпочла, чтоб он умер от руки Цезаря, нежели от пыток Корельо, поэтому взяла его сюда, провоцируя Цезаря взять ответственность на себя. А когда он выполнил задуманное, твои гнев и вражда к нему выросли, вместо прощения: ведь он сделал то, о чем ты его, если можно так выразиться, "попросила"...

–Бред! – хрипло просипела Кеси, делая длительный свистящий выдох, обрывающийся звуком лопающегося мыльного пузыря. Воздух наполнил легкие и в глазах прояснилось, рассеивая Тьму с периферийного зрения. Она приблизилась к Дагону, от него тянуло магнетизмом. – Скажешь кому такое, я тебя возможности вернуться на корню лишу!

***

Начало января 1498: Флоренция. Италия. Собрание жителей на площади Синьории.

Пока Креция находилась в монастыре Сан-Систо, готовясь к предстоящим родам, доминиканский монах Джилорамо Савонарола лепил образ рогатого демона из неё и членов её семьи, выступая перед людом на площади Синьории во Флоренции:

–Дочь Папы исчадье ада – кричал в толпу мужчина и та отвечала ликованием, – Лукреция ди Борха не скрывает того факта, что она дитя Лукавого и гремучей змеи! Умерев, она воскресла спустя сутки и с той поры сеет вокруг себя одну лишь смерть! Вы когда-нибудь слышали, чтоб человек вставал со смертного одра? – по толпе прошелся негодующий ропот, такое пугающее обстоятельство не укладывалось ни у кого в голове. – Борха назвали это божественным чудом и не погнушались сравнить с воскрешением Христа, но разве римская кровосмесительница, прелюбодейка и убийца вправе равняться с тем, кто нёс в мир свет, любовь и заботу о нас, простых смертных? Она стравила меж собой братьев, заставив их биться не на жизнь, а на смерть. Мы все знаем, что Хуана нашли на берегу Тибра в таком омерзительном виде, что его Родриго ди Борха не смог опознать. Да, они устроили траур, И да, Папа Римский целый месяц изображал из себя великого страдальца. Но! Цезарь хвостиком ходил за Николо, усердно лизал ему зад и добился, того, что имена убийц его старшего брата так и не были названы. Но мы-то с вами знаем, кто его убил, верно? – толпа взвыла, выражая общее негодование, – Как и с его бедную жену... Без проделок Лукреции не обошлось. Не смогла она простить ему измены... Вспомните, что эта ведьма сделала с церковной комиссией в ноябре прошлого года. Заявилась туда с огромным пузом и поимела всех раком, заставив кардиналов единогласно проголосовать за ее неви-нность. Никто из них не говорит о событиях того конклава. Никто о том, что случилось с моим давним знакомым кардиналом Франческо Тодескини. С тех пор его никто не видел. Мы все знаем, наша святая девственница родит со дня на день. И вопрос только: "от кого"... Чье дитя носит ведьма, спавшая с братьями и отцом? "Святого Духа" – скажут Борха. Логично, сама церковь признала её девственницей! Выходит, непорочное зачатие? – и снова по толпе прошелся возмущенный ропот, – Кто-нибудь верит в это? – по толпе прошел презрительный гул. – Запомните мое слово: Борха трусы, которые ничего не могут сделать с правдой и тем, кто несет ее людям. Они могут злиться на меня, бояться меня, но сделать со мной они ничего не могут, ибо тогда они пойдут против Бога! Единственное их оружие: угрозы отлучить меня и тех, кто внемлет мне, от Церкви. Но разве вправе тот, кто сам противен Богу, угрожать отлучением другим? Разве нужна миру власть церкови, погрязшая во блуде и грехе? Мы должны сместить Папу Римского и изгнать ди Борха из Ватикана. – Толпа одобрительно взвыла, хлопая ему и выкрикивая с места. – Правота на нашей стороне!

***

В ночь с 13 на 14 января 1498 года. Монастырь Сан-Систо.

После того разговора по окончании конклава Цезарь приезжал к Лукреции каждый день и уезжал обратно ни с чем. Когда ему сообщили, что сестра рожает, он решил остаться под воротами закрытой для него обители на ночь. Какая разница, где сходить с ума, дома или слыша охрипший от криков голос любимой. Креция орала так истошно, что он мог разобрать отдельные фразы, но вместо улыбки они рождали в нём ужас и страх.

–Выньте из меня это чудовище... Вы не видите, он убивает меня! Вырежь его, Нони, или я...

Не в силах больше стоять и слушать это, Цезарь перелез через ворота и наткнулся на дона Мичелотто, дежурящего у входа в келью Лукреции. Как он здесь оказался?

–Она велела не впускать вас, хозяин. – Наемник ловко преградил ему дорогу к любимой.

–Уйди с дороги! По-хорошему прошу. – От очередного крика Кеси у Цезаря душа ушла в пятки – Она там мучается, а мне нельзя войти? Мигель, ОНА РОЖАЕТ МОЕГО...! – заорал было Цезарь, но тот ловко притеснил его к стене, зажав рот:

–Во благо себе и вашему... – по-змеиному прошипел Корельо. – держите это при себе!

–Ты забыл, чьи приказы исполняешь? – оттолкнув от себя наемника, он посмотрел на него так, будто тот схватил его за яйца. – Ты подчиняешься мне, слышишь? МНЕ!

–Она ясно дала понять, что нельзя никого впускать. – Еле слышно процедил Магуэль.

–Она моя сестра, я должен быть с ней! Если бы мне было так плохо, как ей сейчас, я бы тоже велел никого ко мне не пускать, но в тайне желал бы, чтобы Кеси была рядом!

–Оставьте меня, – послышался звон посуды и плеск воды. – Убирайтесь, раз толку от вас ноль! Нони, не зли меня лучше, дай мне этот чертов нож! – дверь кельи приоткрылась и монашки тенями расползлись вдоль стен, разбегаясь, будто боялись, что их вернут...

***

–Сосредоточься на сыне, Кеси, – послышался голос Нони из открытого дверного проема, – не борись с ним, а лучше попроси малыша выйти из тебя, не причиняя излишней боли.

Цезарь шмыгнул в дверной проем, воспользовавшись замешательством Корельо, опустился на колени перед ложем сестры и, сцепив руки домиком, стал молиться вслух и просить Бога, Матерь Богородицу, Николая угодника, всех святых, которых мог вспомнить, и своего сына родиться поскорее, не причиняя боли его любимой Кеси.

Лукреция онемела от шока. Она открыла рот, чтобы прогнать Цезаря, но тут началась новая схватка и малыш буквально выскочил из неё за считанные секунды...

–Какой красивый – хрипло прошептал Цезарь, утирая с век пролившиеся слезы – мой сын! Кеси, никогда не думал, что смогу полюбить какого-то мужика так сильно, как тебя. – он встретился сияющим взором с изможденными глазами любимой женщины. Креция была такой бледной, что Цезарю стало страшно за неё. Он поднялся с колен и подошел к Нони, купающей младенца в корытце в другом конце узкой кельи:

–Она в порядке? – он зацепился взглядом за улыбающегося сынишку и непроизвольно улыбнулся крепышу в ответ: какой же он красивый. – Нони, она плохо выглядит...

–Ещё бы, – проворчала Нони, нежно прикасаясь к ребенку, – Тебя бы вот так вывернули наизнанку, посмотрела бы я, как ты будешь смотреться! Тем более, она потеряла много крови, когда он выходил. Заставь ее поспать хоть немного...

–Чего это вы там шепчетесь? – прошептала Креция пересохшими губами.

–У нас получился красивый ребенок! – Цезарь повернулся к ней, улыбаясь. При этом взгляд Нони, обращенный на Крецию, показался ей полным осуждения.

–Ты собираешься увезти Джованни? – спросила Креция напрямик.

Цезарь принял обмытого младенца из рук Нони и медленно приблизился к Кеси, с гордостью демонстрируя ей, какой чудесный сыночек у них получился:

–Отец издаст буллу о рождении у меня сына от неизвестной женщины. – В ответ глаза Креции обеспокоенно замерцали, теперь она посмотрела на ребенка испуганно, нежели с осуждением за перенесенные во время родов муки. Её сын может стать орудием для манипуляций, направленных против неё. Теперь, когда Цезарь заполучит его, он...

–Собираешься оставить его у себя? – сиплым голосом протянула она.

–Он мой сын. – Ласково проворковал Цезарь, щекоча губами щечку карапуза, малыш довольно загугукал. – Конечно, я оставлю его себе. В отличие от тебя я могу себе это позволить. Так малыш останется в семье, и ты сможешь навещать его так часто, как пожелаешь. Его и его папочку. – Цезарь нежно потерся носом о щеку младенца.

–Как умно. – прошептала Креция, отворачиваясь от них. Ей хотелось кричать, топать ногами и бить посуду (были бы силы!!!): снова за неё все решили. – Родриго одобрил?

С одной стороны, она понимала, что должна держаться подальше от сына. Тьма, Духи, Дагон, Видения, Голоса, Смерть, преследующие ее по пятам, гнев Горацио, кагда он поймет, что его облапошили – все это не должно коснуться ее сына. С другой стороны, он был плотью от ее плоти, маленький беззащитный комочек, который страсть как хотелось отобрать у Цезаря и спрятать ото всех, чтоб никогда не нашли!

–Он хочет издать буллу, что Джованни его малыш, но Джулия Фарнезе сказала, что это случится только через ее труп, – ответил ей Цезарь. – угрожает уйти от него...

–Она не в том положении, чтоб ставить ультиматумы. Скорее Отец оставит её, чем... – она осеклась, повернувшись к Цезарю, её сердце таяло от вида их воркования. – Положи мне сына на грудь, его нужно покормить. – сказала и сама себе не поверила.

–Ты должна позаботиться о себе, ты выглядишь слабой. – неясная тень промелькнула по его лицу, он склонился над ней, нехотя кладя сына ей на грудь. – Не трать свои силы на него. Мигуэль приведет кормилицу, тебе не обязательно это делать. Позволь Нони...

–Все, что мне нужно, это поспать. Нони должна увезти отсюда ребенка немедленно, а ты пойди и вели Мичелотто заставить монашек молчать. Ни одна живая душа не должна вынести правду за стены обители: ни кого я родила, ни когда, ни кто присутствовал.

–Не думай об этом, я уже обо всем позаботился. – Цезарь склонился к сестре, убирая влажные пряди с её лица. – Никто из них и никогда не раскроет рта. Наш малыш...

–Я не спала с Хуаном! – Креция ухватила рукой его за шею, когда Цезарь наклонился поцеловать дитя в пузико. – Я солгала потому, что ты сделал мне больно и я хотела...

–Хотела, чтобы мне стало так же больно, как тебе. – Он нежно поцеловал её в лоб. – Что ж, душа моя, ты своего добилась. Мне стало больно, как никогда. Педро стоил того?..

–Он не заслуживал смерти. – Потрескавшиеся губы Креции едва двигались. – Ты прав, мне было больно. Мне пришлось выбирать, кого пощадить: тебя или его...

–Что? – он почувствовал, как его измученное сердце пропустило один удар.

–Пощадить его и дать ему умереть от твоей руки или пощадить тебя, отдав его на растерзание ублюдку Мичелотто. – Ее логика могла любого свести с ума.

–Если не хочешь терять друзей, не заводи их! – Хрипло прошептал он, осторожно отстраняясь от любимой. – Я бы остался с тобой, но должен ехать во Флоренцию.

–Отец велел тебе покончить с бреднями монаха-доминиканца? – тихо спросила Кеси.

–Ты слышала его речи? – Цезарь изменился в лице, выходя из себя. – Он скоро умрет.

–Не так, как ты и Отец задумали. – она вскрикнула, когда малыш впился беззубыми деснами в ее сосок. – Убьёшь его во время проповеди или после, настроишь народ против Борха ещё больше. Да он спит и видит, что умрет мучеником и следующий Папа его канонизирует. Нет, его следует судить Святой церковью, должен сознаться в служении Лукавому, а потом вешайте его или сжигайте, без разницы... Толпа при казни еретика ликует не меньше, чем на его проповедях. Он будет очернен и опозорен, а моё имя – омыто...