Текст книги "Будда, боги, люди и демоны"

Автор книги: Н. Краснодембская

Интереснейшие материалы об этом сингальском культе были собраны во время российской этнографической экспедиции 1914–1918 гг., осуществленной супругами Александром Михайловичем и Людмилой Александровной Мерварт. Очень важные наблюдения удалось сделать Людмиле Александровне в то время, когда она жила (с 12 октября 1914 г. по 16 января 1915 г.) в одной из деревень центрального нагорья Шри Ланки, недалеко от г. Канди (а именно кандийская область, самое сердце острова, считается хранительницей исконных сингальских обычаев и традиций). Здесь она сумела войти в тесный контакт с местным населением, глубоко проникнуть в местную жизнь и быт. Приглашенная в гости одной из почтенных деревенских семей, Людмила Александровна расположила к себе жителей деревни знанием сингальского языка и уважением к обычаям, так что была принята как своя. Это позволило ей сделать множество любопытнейших этнографических наблюдений. В частности, ей удалось присутствовать и на церемониях бали, о которых она сделала подробные записи. Придавая большое значение этому культу как своеобразному явлению сингальской духовной культуры, Людмила Александровна задалась целью раздобыть для Музея антропологии и этнографии список жреческой рукописи, содержащей канонические описания, в соответствии с которыми изготовляют фигуры бали, и тексты заклинаний. Рассчитывать на то, чтобы приобрести саму такую книгу, не приходилось, так как книги эти являлись реликвиями жреческих семей и переходили от отца к сыну вместе с наследственной профессией. Выяснив, кто из жрецов владел в то время наиболее старинной и обширной рукописью такого рода, Людмила Александровна стала вести с ним переговоры о ее переписке. История этих переговоров любопытна с той точки зрения, что ярко свидетельствует о живучести веры в магию в сингальском народном сознании. Потому мы здесь ее перескажем.

Хозяин рукописи–пособия по обрядам бали почему–то заупрямился, а тем временем члены нашей экспедиции должны были уезжать с острова, чтобы продолжить этнографические изыскания уже в Индии. Таким образом, дело с рукописью поначалу не задалось. Однако когда через четыре месяца Людмила Александровна вернулась на некоторое время на Ланку, семья этого самого жреца неожиданно для нее щедро одарила ее не только за их собственный счет сделанным списком желанной рукописи, но и красочными картинками, на которых изображались различные ритуальные моменты бали и необходимые священные предметы. При этом ее просили не сердиться и простить жреца за его временное упорство и несговорчивость. Удивленная, она только после долгих расспросов смогла выяснить причину такой щедрости и внимания.

Оказалось, что уважение, которым прониклись к Людмиле ее друзья из горной сингальской деревушки, приняло очень своеобразную форму: благодаря ряду наблюдений и примет (что кобра однажды, встретившись на ее пути, не пересекла ей дорогу и не напала, а спокойно уползла в джунгли; что ласточки свили гнездо в углу ее комнаты; что она вылечила опасный нарыв на ноге маленькой дочери своих хозяев и т. п.) они решили, что их гостье покровительствуют «добрые силы», что она сама обладает магической властью. Поэтому жрец, узнав, что Людмила Александровна уехала, а он так и не исполнил ее просьбу, самым серьезным образом думал, что она не будет теперь расположена к нему, вследствие чего с ним может произойти любое несчастье. Сила самоубеждения жреца была такова, (что он заболел и, когда Людмила Александровна снова встретилась с ним, находился при смерти, изможденный и ослабевший. И только поняв, что на него не держат обиды, получив прямой приказ от «могущественной гостьи» немедленно встать с постели и вернуться к обычной жизни, жрец действительно поднялся на ноги и выздоровел за несколько дней.

Так благополучно для обеих сторон закончилась история со списком жреческой рукописи. Став его обладателями, А. М. и Л. А. Мерварт попросили местного художника сделать в соответствии с содержавшимися в рукописи каноническими описаниями персонажей бали рисунки в красках. Художник по их заказу за два года работы сделал 80 таких рисунков (хотя этим далеко не исчерпывается число возможных персонажей). Эти рисунки и несколько гороскопов составили особую коллекцию. Список же рукописи сохранился не полностью: утрачены первые 19 листов, но есть последующие 73, в которых содержится 2031 стих (древняя традиция сочинять научные трактаты стихами сохранилась в Южной Азии до нашего времени). Датировать рукопись по списку затруднительно, и все же ей, наверное, не менее 150, а то и 200 лет. Кроме иконографических описаний персонажей бали, она содержит также основные указания к ритуалам и заклинательные формулы. Более того, в ней можно обнаружить рекомендации по диагностике болезни и выбору персонажей, которым надо приносить жертвы и к которым надо обращаться с просьбами об избавлении от болезни. Так, от болезни живота, когда бывает кровавый стул и жар может помочь, согласно рукописи, Змеиный демон (Нага–ракшас), про которого сказано:

 
Облик у Нага–ракшаса должен быть
Как у любого ракшаса, а наполовину – змеиный.
Изображаются сабля, принесенный в жертву человек,
Как у Сатурна и Юпитера.
По обе стороны следует поместить дев,
Более никакими планетами не сопровождая.
Он восседает с раковиной «львиная кровь» в правой руке,
Источающий сияние, громовержный, грозный;
Женщины держат маленькие флажки;
Этот Прекрасный сверкает тремя глазами.
На голове его должен быть изображен капюшон кобры;
На обе стороны – несколько божественных ликов.
Затем следует сжарить жертвенную пищу
И совершить жертвоприношение.
И тогда этот ублаготворенный царь
Отведет болезнь.
Ом нанга–ракшая идам балим грахам тусваха, нага–ракшая.
Болезнь живота и рвоту отведет,
От всех болезней избавит Нага–ракшас.
 

Итак, кроме яркого описания самого персонажа, в тексте имеются и указания, как расположить фигуру, какие заклинания прочесть (выделено курсивом), какую пищу преподнести (а именно жареную, которую, по поверьям, обычно предпочитают демоны).

Очень интересные наблюдения можно сделать, изучая иконографию бали, к чему мы находим бесценный материал в коллекции рисунков, доставленных Мервартами в Музей антропологии и этнографии. По первому же взгляду здесь можно отметить наличие сильных индийских традиций, персонажи бали как будто заметно напоминают изображения индуистских божеств, которые мы встречаем в народном лубке, в классической миниатюре. Персонажам бали, как и многим субъектам индуистского пантеона, сообщается некий ряд атрибутов, придаются определенные позы, животные спутники. Но в то же время при более внимательном рассмотрении образов персонажей бали обнаруживается большое своеобразие в характере этих изображений. Создается впечатление, что из общеизвестного для региона распространения религий индийского корня набора иконографических приемов сингальский художник (он же жрец) образовал свою собственную систему и каждым отдельным приемом пользуется избирательно и, скажем, довольно–таки формально. Заметно, что такие особенности, как многоголовость или многорукость, трехглазие, состав атрибутов у фигур, изображающих определенные астрологические персонажи, не являются очень строго канонизированными и не служат их четкими идентифицирующими признаками, как это бывает в индуизме, где по определенным атрибутам всегда можно отличить одно божество от другого. Луна и Солнце, например, изображаются то многорукими, то двурукими, иногда с третьим глазом во лбу, иногда нет. Встречается, например, трехглазый слон в качестве спутника Луны в «дневном» ее аспекте. Без особой последовательности употребляется изображение длинных когтей на ногах у отдельных персонажей. Если в индуизме спутники богов – животные и птицы – всегда считаются ездовыми средствами этих божеств и могут даже выступать в отсутствие основного персонажа его символом, то в культе бали роль этих фигур не вполне ясна, они в самом деле лишь сопутствуют главным персонажам, иногда только отчасти оттеняя их характерные свойства или конкретное «состояние». Разные животные могут сопровождать одно и то же божество небесных тел: так, разные животные обнаруживаются, на отдельных листах, возле Меркурия – здесь мы встречаем и буйвола, и лошадь, и слона, и ворону. Нельзя проследить тут, как можно было бы предположить, и какой–то последовательности в зависимости от аспекта, в котором изображен персонаж. Планеты могут быть изображены также и в мужском, и в женском облике, даже если находятся в одном и том же (например зловещем) аспекте. Возможно, что все эти знакомые нам по индуизму атрибуты и символы имеют какое–то особое значение в собственной сингальской астрологической системе знаний, но это еще предстоит изучить.

Весьма своеобразны изображения олицетворенных дней 13–го и 14–го светлой и темной половины месяца – телесвака и тудусвака (от телес – 'тринадцатый' и тудус – 'четырнадцатый'), напоминающие асуров из индийской иконографии. Любопытно, что некоторые головные уборы персонажей бали напоминают прическу Шивы (река, изливающаяся из узла волос), не имея уже, как кажется, стоящей за этим символики (о нисхождении конкретной реки с небес). Как–то странно выглядят львы на плечах Раху, на вид похоже на эполеты. Не кажется строго последовательным и употребление предметных атрибутов при персонажах. Набор их в значительной мере соответствует индийскому: тут и цветок, и раковина, и четки, различное оружие, отрубленная голова, рукописная книга на пальмовых листьях, музыкальные инструменты и другие (забавно увидеть среди прочих явное нововведение – сложенный черный зонтик европейского образца; присутствует и малопонятный атрибут в виде перевязанной узлом тряпицы). Строгой связи между атрибутами и тем или иным персонажем проследить не удается. Совсем не так, как в индуистской иконографии, где мы по ездовому животному и важнейшим атрибутам, как правило, определяем божество с достаточной точностью. Трудно спутать, например, Дургу и Сарасвати, так как первая будет изображена верхом на тигре и с воинственными атрибутами, а вторая – на роскошной птице хансе ('гусь–лебедь') с золотым хвостом и с музыкальным инструментом виой в руках.

Сингальский художник–жрец обладает значительной свободой в трактовке внешнего облика персонажей бали. Тексты–описания этих персонажей содержат главные, наиболее общие сведения, упоминание некоторых отличительных признаков. Изображение же деталей – позы, одежды, орнаментации – в значительной мере предоставляется выбору и выдумке художника. Недаром заметна и в отдельных случаях весьма ощутима связь этих рисунков с другими видами народного изобразительного искусства сингалов – знаменитыми ритуальными и театральными масками, старинной расписной керамикой. Это и общая, любимая сингалами цветовая гамма – желто–красная с черным (синим), зеленым и белым, и характерные орнаменты вроде «лепестков лотоса», «самоцветов», «чешуи» и др.

Специфичность астрологического культа проявляется в составе его пантеона. У верующих и у знатоков культа не существует единого мнения о природе влияния небесных тел на земную жизнь и людей. Некоторые думают, что влияние это сказывается непосредственно, другие считают, что божества планет оказывают свое воздействие через демонов, которых они насылают на людей; третьи усложняют схему, вводя как промежуточное звено еще и богов–покровителей. Таким образом, кроме олицетворенных небесных тел, в круг астрологического культа вовлекаются и другие персонажи. Иногда они бывают вполне индийского происхождения, но в бали имеют несколько превращенный облик и иные функции. Так, например, в привезенном Мервартами списке рукописи индийские боги ветра и огня – Вайю и Агни выступают как ракшасы, а рядом с ними появляются еще более неожиданные образы вроде демонов воды и облаков (Джала–ракшас и Мегха–ракшас). Последний изображен в упомянутой коллекции рисунков персонажей бали: очень тучный персонаж с атрибутами в виде лука, стрелы и раковины, его животный спутник – бычок. Существенное значение в обрядовой практике бали имеют и некоторые важные персонажи, являющиеся центральными в особом сингальском культе – демоническом. Во–первых, это иногда те злобные и опасные демоны, через которых, по поверью, небесные силы оказывают свое зловещее воздействие на земной мир, а во–вторых, особый демон Гара–яка, которого можно назвать и демоном–защитником (о нем подробнее будет рассказано в следующей главе).

После всего сказанного нет необходимости объяснять, какое важное значение имеет в жизни сингалов календарь. В исчислении срока праздников, общественных и домашних обрядов, ритуалов и церемоний, благоприятных периодов и моментов для свадьбы, погребения и т. д. используется прежде всего лунный календарь. Все собственно буддийские праздники и отмечаемые события буддийской истории практически приходятся на полнолуния. Аграрные праздники так или иначе тоже увязываются с пиком лунного месяца. Поэтому почти все даты праздничного календаря оказываются подвижными. Исключение составляет лишь праздник Нового года, который определяется по солнечному календарю и всегда отмечается с 13 на 14 апреля. Однако вся конкретная новогодняя обрядность согласуется еще и с «показаниями» Луны и других небесных тел. И в местной среде распространено обращение к особым календарям (по–сингальски лита), в которых все эти моменты обозначаются.

ОБРАЗЫ ЗЛА

Одухотворение или одушевление явлений окружающего мира, тех грозных сил природы, которые словно бы враждебны человеку, – явление глубочайшей древности. Однако связанные с этим понятия и представления в сознании многих людей в том или ином пережиточном виде остаются живы до сих пор, и в сингальской традиционной культуре, в народном мировоззрении эти представления закрепились в форме веры в особые существа – демонов и духов, противостоящих человеку, зловредных и способных нанести ему существенный физический ущерб. Вера эта в сингальской среде также оформилась в особый культ со своим пантеоном, жрецом, местом и особыми приемами проведения обрядов и ритуалов.

Демоны и духи и составляют «пантеон» демонического культа. Названия, употребляемые для их обозначения, различны: это ракша(с), якша, якха, яка (три последних фактически разные фонетические варианты – санскритский, палийский и собственно сингальский – одного и того же слова, но все они понятны носителям современного сингальского языка), бхута и прета (два последних названия, как и самое первое, являются прямыми заимствованиями и самих слов, и их значений уже из индийской древности). Менее распространено старинное индийское слово асур, которым тоже в индуистской классике обозначают демонов. Точных различий между видами этих существ верующий обычно провести не может; в его сознании смешиваются разные представления и сведения легендарного характера: это и полуисторические якши, то есть некое племя, будто бы населявшее остров Ланку в незапамятные времена, и демоны из буддийских текстов, которых «перевоспитывал» сам Будда, это и опасные духи, о которых устная традиция говорит, что они обитают где–то поблизости и угрожают благополучию людей. Небезызвестны в местной среде и древние индийские мифологические сюжеты с участием демонов – вечных противников богов.

Почитание якшей было широко распространено в древней Индии, причем очевидно, что это было явление еще доарийской религии. Природа якшей была двойственной, и нередко термин якша употреблялся и как синоним термина девата – 'божество'. Якши часто имели характер местных божеств и священных покровителей, их молили о даровании потомства и богатств. В то же время они воспринимались и как духи, связанные преимущественно с деревьями. Они могли быть и злоносящи, иногда вселялись в людей, лишая их разума. Демоницы (якшини) обольщали мужчин, принимая облик божественных красавиц. Некоторые из якшей, как, например, Кубера и Ваджрапани, были включены, соответственно, в брахманистский и буддийский пантеон.

Разница между существами, называемыми санскритскими терминами бхута и прета, была неясна и в добуддийские времена. Эти существа, как верили населяли леса, заброшенные строения, перекрестки дорог. Их почитали также и как тени умерших. В космологических представлениях якши и преты связывались с понятиями ада, с богом смерти Ямой.

Если отвлечься от всех исторических наслоений и обобщить некий смысл, проистекающий из широких современных поверий и конкретной обрядовой практики сингалов, то можно обнаружить, что фактически различаются два основных вида этих злоносящих существ: демоны–яки и духи–преты, отличающиеся друг от друга тем, как представляется верующим их внешний вид, продолжительность их существования и роль в жизни людей.

Создается впечатление, что яки, по местным народным представлениям, существуют от века, их великое множество и ряды их могут пополняться. Они огромны, страшны лицом, обязательно зубасты и клыкасты. Такие представления можно обнаружить и в связи с «письменным» буддизмом, и в современном народном сознании, просматривается это и в конкретных ритуалах.

Особое значение в обрядовой практике имеют, однако, собственно индивидуализированные яки, с именами, со своей «легендой», со специфическим, конкретизированным влиянием (определенное зло, которое от них можно ожидать). Чаще всего они имеют и более или менее четкую иконографическую характеристику. Число этих яков ограничено в пределах двух–трех десятков, хотя у себя в «подчинении» они могут использовать великое множество неиндивидуализированных демонов. Очень опасны и страшны такие, как Хири–яка, или Рири–яка (Кровавый демон), Махасона (Демон кладбищ), Калу–кумара (Черный царевич), Мохини–якиня (Чарующая демоница) и другие. Эти индивидуализированные демоны имеют известную специализацию в своих вредоносных действиях: они насылают различные болезни, могут убить; одни больше вредят женщинам, другие – мужчинам. Мохини, например, охотится за мужчинами и съедает их, соблазнив сначала и подманив к себе своей красотой.

Многие из демонов к тому же способны воплощаться в различных видах.

Почти все они перманентно злоносящи, и все обладают значительной мощью. От них можно, однако, защищаться, откупаться жертвоприношениями. Против них «помогают» заговоры, талисманы; при прямой опасности, когда встреча с ними представляется непосредственной, рекомендуется спасаться от демонов и духов в воде. Считается также, что демоны любят запах жареного, поэтому к вечеру, особенно к полночи, стараются ничего не жарить и жареного не есть, чтобы не привлекать их. Соблазняет их, якобы, и запах духов, мыла. Зафиксировано поверье, бытовавшее лет сто назад в глухом лесном районе острова, что тот, кто хоть раз употребит мыло, не избавится от приставаний демонов, поэтому мыло было табу в той среде. Любимое время бесчинств демонов – 12 часов ночи. Женщинам и особенно девушкам опасно разгуливать по вечерам вдали от жилья (тем более если они ели что–нибудь жареное), так как демоны способны возгореться желанием к ним, а от такой связи рождаются демоны. Женщине вообще опасно ходить одной – тогда демону легче ее подстеречь и вселиться в нее, что грозит болезнью, а то и смертью. Отметим, что в местном этикете это норма, чтобы женщина фертильного возраста (тем более юные особы) появлялась в обществе в сопровождении родственников–мужчин, хотя бы мальчиков лет 12–14; в известном смысле «защитой» для нее в таких случаях являются и маленькие дети.

Преты – это духи умерших людей. Чаще всего такими существами становятся люди грешные, или умершие нечистой смертью, или охваченные нечистыми, недобрыми чувствами в предсмертные мгновения. Так, в злого духа могут превратиться старик или старуха, заброшенные своими детьми, умирающие в одиночестве, в тоске и отчаянии. В прету, считается, может превратиться покойник, если не удовлетворить его выполнением всех полагающихся погребальных обрядов и этим не дать его душе возможности уйти из дома; тогда он может остаться существовать в образе злого духа на месте своей смерти. Есть поверье, что эти духи и после следующего перерождения остаются в той же семье.

Духи умерших могут (и любят), как считается, селиться и в различных деревьях – особенно в баньяне, дереве кохомба, в хлебном дереве, а также в развалинах старых домов и храмов, под нависшими скалами, в пещерах, в местах, где кто–нибудь погиб насильственной смертью, некоторые в амбаре, а то и прямо в доме. Их нужно опасаться на перекрестках дорог, у мостов, в устье рек, у брода. Очевидно, что в современных народных представлениях сингалов об этих духах соединились древнейшие анимистические воззрения и понятия, связанные с культом предков. В этих существах современное сознание верующего совместило души предков и умерших с духами гор, озер, рек, которым в древности приносили жертвы, иногда даже человеческие.

По понятиям сингалов, преты не столь долговечны, как демоны; некоторые люди отвечали мне, что срок их существования – около 10 лет. У них предполагается особый облик – они очень уродливы, и уродство это заключается главным образом в неправильных пропорциях (его можно назвать уродством кривого зеркала): у них либо очень длинные, либо нелепо укороченные конечности, огромные животы, длинные висящие языки и очень узкие глотки (горла). Иногда их рисуют, и именно такими. Они, считается, вечно страдают от непомерного голода и жажды. Вредят они людям больше всего тем, что пугают их, но могут и задушить. Истории про претов рассказывают примерно как сказки. Их знали и пересказывали мне даже мои очень образованные друзья, которые в общем–то в эти истории не всегда особенно верили, и все–таки они слегка неуютно ежились, говоря, что отличительная их черта – неприятно холодные и влажные руки, а любимое развлечение – ударить холодной ладонью проходящего в темноте (преты тоже активизируются после захода солнца) человека, особенно если это женщина. От такого удара, даже легкого, человек может заболеть и захиреть, вплоть до смертельного исхода.

Демоны и духи в мировоззрении сингалов связаны и с понятием ада (апая по–сингальски) или, точнее, «адов», существенным для народной эсхатологии. Эти существа населяют ады и терзают там грешников, совершивших преступления в своей человеческой жизни.

Вера в яков и претов у многих сингалов, особенно у деревенских жителей, весьма живуча и искренна. Некоторые люди рассказывают, что сами их видели или слышали их голоса. Считают, что эти существа вредят людям и насылая на них болезни, и сами вселяясь в человека.

В целом пантеон демонического культа достаточно аморфен, черты иерархического построения в нем выражены не всегда достаточно ярко. Имеются персонажи безымянные, у других наличествуют имена, существуют сугубо местные, есть и вселанкийские. Облик индивидуализированных демонов по–разному предстает в разных ритуальных текстах, в различный фольклорных версиях, излагающих историю того или другого персонажа. Сопоставление различных материалов, относящихся к какому–нибудь определенному демону, нередко показывает, что в одном образе бывают слиты несколько образов, созданных народной фантазией на протяжении многих веков. Одним именем бывают объединены явления, возникающие в разных местах и в разное время.

Вредоносные действия демонов и духов не всегда бывают строго конкретизированы. Демоны некоторых болезней запечатлены в канонизированных чертах знаменитых ритуальных масок сингалов. Деревянные, специфической моделировки, многоцветной сочной раскраски ритуальные и театральные маски представляют собой и выразительные образцы очень древней народной художественно–ремесленной традиции сингалов. Ни один путешественник, побывавший на Ланке, не мог обойти вниманием подобное оригинальное явление, о нем многие писали, а со временем в европейских музеях стали собираться и коллекции таких масок. Танцы в экзотических масках на долгие годы стали для европейцев сопровождаться эпитетом «цейлонский», как и знаменитый чай. Русского читателя впервые подробно познакомил с этим явлением И. П. Минаев, совершивший в 1874–1875 гг. путешествие на Ланку, в Индию и Непал. Первые его заметки о Цейлоне появились в журнале «Вестник Европы» №2 за 1875 г., они назывались «Львиный остров. Письма с острова Цейлон». Подробное описание масочных ритуалов содержалось в одной из глав, под названием «Алутнувара и цейлонские черти», его книги «Очерки Цейлона и Индии (из путевых заметок русского)» (СПб., 1878). Еще более детализированное научное описание демонических обрядов сингалов было приведено в упомянутой работе А. М. и Л. А. Мевартов «В глуши Цейлона» (см. приложение № 5 стоящей книги). Среди масок имеются такие, что изображают духов отдельных болезней – слепоты, язвы, паралича и др., а также их «главнокомандующего» – демона восемнадцати болезней. Сингальские маски, как правило, имеют высокие художественные достоинства. Мастерство их изготовителей наследственное и древнее. Их вырезают из очень легкого и мягкого дерева, затем раскрашивают яркими, чистыми красками и после покрывают прочным лаком. Специфическая моделировка масок свидетельствует об изобретательности еще, видимо, древних мастеров: так, например, вынесение зрачка вперед на выступе–цилиндрике способствует тому, что при поворотах маски создается впечатление вращения глаз, и это вызывает сильнейшее переживание у зрителя. Заодно скажем, что интереснейшие собрания ритуальных (и театральных) сингальских масок хранятся в музеях Лондона, Гамбурга, Праги, Копенгагена, Стокгольма, в самой Шри Ланке. Существует и петербургская коллекция (в Музее антропологии и этнографии – примерно шесть десятков предметов), которая ценна своей большой полнотой в наборе масочных типов, а также тем, что среди ее экспонатов есть определенное число весьма старинных (что вообще большая редкость для данных предметов, поскольку мягкая древесина, из которой обычно вырезают эти маски, плохо сохраняется во влажном жарком климате), имеются в ней и некоторые редкие «персонажи» и модели. Старинные маски, как сокровища, хранят жрецы демонического культа сингалов, имеются и современные их изготовители в Шри Ланке, но их теперь немного – буквально несколько семей, занимающихся этим ремеслом.

В отношении терминологии в демоническом культе нет по–настоящему четкой последовательности: и прету могут назвать якой (но не наоборот), поэтому термин яка можно считать более обобщающим, таким, который распространяется на весь класс демонических существ.

Служителем демонического культа является эдура, он же якадура или каттадия (каттандия). Эдура по–сингальски значит 'учитель', 'наставник', а также 'знаток', 'мастер'. Слово якадура получилось от сложения слов яка и эдура, что можно перевести как 'мастер [в деле изгнания] демонов'. Каттандия, собственно, и означает 'жрец', 'заклинатель', 'исполнитель демонических танцев'. Принадлежат эдуры к различным кастам, обыкновенно низким, и к их профессии относятся с некоторым презрением, как к чему–то нечистому. К ним даже снисходительны в плане моральных требований. Считается, что эдура может быть и пьяницей, и обманщиком, потому что в своей практике он имеет дело с существами злыми, презренными, не понимающими добродетели. Однако роль эдуры в деревне очень важна, поскольку при глубокой вере в реальность духов и демонов знания его практически необходимы населению. Знания эдуры считаются наследуемым духовным имуществом, их нельзя получить эмпирически, они передаются непосредственно от наставляющего к ученику. Профессия эдуры (как и его знания) поэтому, как правило, является наследственной. Форма его служения во многом сходна с шаманской и, в частности, содержит много элементов экстатической практики.

Знания жреца данного культа нередко рассматриваются как один из разделов народной медицины. Обряды демонического культа служат лечению различных болезней, а прежде всего таких, которые связаны с нервно–психическим состоянием человека.

Надо сказать, что заболевший сингал не обязательно сразу обращается к эдуре. Современный житель Шри Ланки признает авторитет обычного врача, тем более что в этой стране здравоохранение и медицинское обслуживание находятся на очень неплохом уровне, медицинские кадры готовят и в местных высших учебных заведениях, и за рубежом (в частности, многие специалисты получили образование и в нашей стране за несколько последних десятилетий). Развиты у сингалов и различные формы традиционной народной медицины. Вообще медицинская наука здесь очень древняя, во многом связанная с традициями лечения в Индии. Медицинские познания (чикитса–видья) составляли существенную часть и собственно буддийской науки. Одной из древних индийских наук, прижившихся на Ланке, является аюрведа (букв.: «наука о [продлении] жизни»). Знатоки этого учения по–сингальски называются термином ведарала, они врачуют главным образом различными снадобьями из лекарственных растений, растительных и животных жиров, а также минералов и металлов. Ведарала – почтенная и известная фигура в сингальской деревне, очень уважаемая личность. Следует признать, его знания наиболее отвлечены от религиозных представлений и верований, они наиболее рационалистические. По вероисповеданию ведарала может быть и буддистом, и индуистом, и даже христианином. Мне, например, довелось несколько лет тому назад переписываться с одним деревенским ведаралой–католиком из горной местности Ланки. Профессия ведаралы не столь связана с определенной духовной преемственностью, этой профессии можно выучиться даже по книгам, хотя всегда лучше иметь опытного наставника. Ведаралы также не принадлежат к какой–либо определенной касте, хотя, как правило, на социальной лестнице занимают довольно высокую ступеньку. Этой медицинской наукой в той или иной степени владеют также многие буддийские монахи. Существуют аюрведические аптеки и больницы, и около 70 процентов населения прибегают к их услугам.

И все же у сингалов существуют своеобразные представления о причинах болезни и, соответственно, особые местные классификации болезней и разделов медицинской науки. В частности, выделяется область «уммада–рога» (иначе: «бхута–вия» – болезни, возникающие от иррациональных причин, то есть вызываемые демонами, духами, астрологическими божествами, а также от «дурного глаза» и «дурного слова», от колдовства). Этот раздел медицины и связан с народными верованиями в злоносящих демонов и духов, в неблагоприятное влияние богов–покровителей (в случае, если прогневить их неуместным или неблаговидным поступком), а также небесных тел в неблагоприятных сочетаниях на жизнеспособность и жизнедеятельность человека, то есть, соответственно, с культами – демоническим, богов–покровителей и астрологическим. Духи–демоны, попросту говоря, являются своеобразными антропофагами. Боги в наказание за грехи насылают на людей болезни; более всего с ним связывают эпидемические заболевания. Небесные тела создают опасные или неблагоприятные для людей ситуации по мере своего движения в небесной сфере и в зависимости от взаимного расположения.