Текст книги "Будда, боги, люди и демоны"

Автор книги: Н. Краснодембская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Н. Г. Краснодембская
Будда, боги, люди и демоны
2003

ВВЕДЕНИЕ

В этой книге речь пойдет о сингалах – основном населении государства Шри Ланка (бывший Цейлон), расположенного на одноименном острове в Индийском океане, у южной оконечности полуострова Индостан. Роскошная тропическая природа, сравнительно мягкий, умеренно жаркий климат, живописные пейзажи, обилие рек и озер создали этому острову славу земного рая. Были и небылицы распространялись о нем по миру с давних времен. Под названием Тапробане (слово происходит от местного Тамбапанни, что означает «цвета медного листа» – намек на оранжевый цвет почв острова) был он известен древним грекам, сказочным Серендибом называли его арабы, у соседей–индийцев за богатые россыпи драгоценных камней получил он имя Ратна–двипа, что буквально значит 'Остров сокровищ'. Синхала–двипа именуют его нередко местные жители, и означает это 'Остров сингалов', поскольку синхала ('люди Львиного рода') – самоназвание основных жителей страны. От этого названия произошли в свое время и все известные – Zeylan (немецкое), Ceylon (английское), Цейлон (русское) и т. п. – названия острова. Одним из его древнейших имен является фактически непереводимый топоним Ланка. В 1972 г. после возвращения полной независимости стране, в течение почти 400 лет (с начала XVI до середины XX в.) являвшейся колонией европейских государств (последовательно – португальцев, голландцев и британцев), это название сделали официальным, добавив к нему частицу «Шри» (что означает примерно 'достославная', 'многопочтенная') и сознательно отказавшись от европеизированных топонимов типа «Цейлон», которые у местных жителей ассоциируются с колониальным прошлым.

Сингалы – один из древних народов земли, чья история во многих подробностях известна примерно с середины 1–го тысячелетия до н. э. Их этническое происхождение и история культуры связаны с островом Ланка на протяжении около двух с половиной тысячелетий, о чем свидетельствуют археологические, историко–этнографические, литературные и фольклорные материалы. В частности, это подтверждается уникальными по своей давности для региона Южной Азии памятниками в жанре исторических хроник – «Дипаванса» и «Махаванса», самые ранние части которых складывались еще до начала нашей эры, хотя записаны в IV–V вв. н. э., а также их продолжением «Чулаванса» (повествование последней доведено до 1815 г.), претендующими на роль подлинного летописания сингальской истории и культуры. Основная веха датировки изложенных в них событий – это пари–нирвана Будды, датируемая серединой 1–го тысячелетия до н. э. Названные хроники рассказывают о том, что предки сингалов переселились на остров Ланка из Индии, и о том, как этот этнос существовал и развивался на данной территории вплоть до начала XIX в.

Современное ланкийское общество весьма разнообразно по своему этническому составу, хотя сингалы составляют подавляющее большинство – примерно 12 млн человек из 16 млн общего населения страны. Кроме сингалов здесь в настоящее время проживают также тамилы (они делятся на две заметно различающиеся группы – «ланкийских», чьи предки жили на острове в течение многих веков, и «индийских», мигрировавших с территории Индии в XX в.), ланкийские мавры (потомки смешанных браков местных жителей с арабскими и персидскими купцами), бюргеры и другие евразийцы (потомки смешанных браков с европейцами), а также ведды, малайцы, кафиры/кафриння (потомки метисов афро–португальского происхождения), европейцы и иные народы, в частности, малочисленные группы индийцев.

Главным этнодифференцирующим признаком у народов, населяющих Шри Ланку, является сочетание их языковой и религиозной принадлежности. Так, сингалы говорят на сингальском языке и исповедуют буддизм; тамилы в подавляющем числе говорят на тамильском и исповедуют индуизм; мавры пользуются тамильским языком и являются приверженцами ислама; евразийцы придерживаются английского языка и христианства различного толка и т. д. В то же время христиане имеются и среди сингалов, тамилов и др.; имеет распространение и двуязычие. Конституционно официальными языками называются сингальский, тамильский и английский.

Сложный современный этнический состав Шри Ланки и общая непростая этнолингвистическая ситуация в целом вполне отражают все разнообразие этнокультурного развития страны в прошлом.

Шри Ланка издавна являлась в мировой историй не только географическим, но и культурным «перекрестком». Здесь происходили встречи и знакомство представителей народов из разных стран – от Африки до Китая и от Юго—Восточной Азии до Европы. Ее посещали китайские Фа Сянь и Сюань Цзан (в V и VII вв. н. э.), здесь побывали Ибн Батута и Марко Поло. О широких международных связях говорит, например, обнаруженный на острове отчет времен раннего средневековья, составленный на нескольких языках, в том числе на тамильском, фарси и сингальском.

На «жительство» приходили на остров мигранты из Южной Индии (первые достоверные исторические свидетельства об этом относятся к последним векам до н. э.). А с 145 по 101 г. до н. э. сингальским царством даже правил Элара из дравидской страны Чолов. Многочисленные миграции южных индийцев относятся к IX–XI вв. н. э. На военной службе у сингальских царей были выходцы не только из тамильских земель, но и из Кералы и Карнатака (бывали даже и раджпуты, то есть представители народов Северной Индии). В XIII в. на севере острова было создано тамильское царство. Мощный приток южноиндийских переселенцев наблюдался с конца XIX до середины XX в. Примерно с XII–XIII вв. на острове начали расселяться арабы и другие выходцы из стран Ближнего и Среднего Востока. Их местные потомки первыми, а после них португальцы, голландцы и англичане доставляли на остров в качестве рабов и слуг африканцев (например из Абиссинии, Мозамбика). В XVIII в. англичане вывезли в Шри Ланку в качестве солдат значительное число малайцев. Европейские колонизаторы появились на острове в начале XVI в. и оставались там более четырех веков. В результате смешанных браков появились новые этнические образования (мавры, кафриння, евразийцы), кроме того, шли процессы частичной ассимиляции пришлого населения сингалами, тамилами и др., что сказалось даже на внешнем облике некоторых групп этих основных народов. Происходили и активные культурные контакты.

Для современных сингалов характерно, что их этническое самосознание очень определенно: они имеют этимологизируемое и мифологизированное самоназвание «синхала», четкое представление о времени проживания на острове Ланка (углубленное, в традиционных понятиях, до середины 1–го тысячелетия до н. э.), у них нет сомнения, что сингальский язык и буддийское вероучение переданы им их далекими предками, они уверены в давности своих государственных традиций.

Непрерывная языковая традиция, долговременное проживание на одной, сравнительно небольшой, островной территории, доминирование в идеологии практически на протяжении всей истории уложений и норм буддизма хинаяны, действительно, придали определенную завершенность и неповторимость чертам этнической культуры сингалов.

Весьма значительны достижения сингалов в области литературы, различных видов искусства, народных ремесел, традиционных наук. Уникальные памятники живописи, скульптуры и архитектуры Шри Ланки – величественные останки древних и средневековых столиц (Анурадхапуры, Полоннарувы, Канди), фрески дворца–крепости Сигири и многое другое – известны всему миру. Об инженерно–строительном таланте народа и высоком уровне земледельческой культуры, каким он был еще в древности, свидетельствуют остатки мощных ирригационных систем, создававшихся две тысячи лет тому назад. Глубокую давность имеет письменная традиция острова: ранние эпиграфические памятники датируются III–I вв. до н. э. История сингальской литературы начинается в VIII–IX вв. и отмечена многими выдающимися именами и значительными произведениями на сингальском языке. Обширная литература создавалась и на пали – языке буддийской учености.

Буддизм южной ветви (хинаяна, или тхеравада) свыше двух тысячелетий был господствующей религией Шри Ланки, главным вероисповеданием сингалов и сыграл очень важную роль в развитии сингальской культуры. Подавляющее большинство сингалов и в настоящее время являются буддистами, и в целом религиозные представления составляют существенную часть общественного сознания в ланкийском обществе. В то же время в духовной культуре сингалов живы и актуальны многие народные верования и культы, истоки которых теряются в глубине не только веков, но и тысячелетий. К таким культам следует отнести культ богов–покровителей, астрологический, демонический; сохраняются пережитки и других верований – поклонение горам, деревьям, змеям и т. п. Сочетание этих народных представлений и поверий с положениями и догматами буддийского вероучения создают сложный комплекс традиционного мировоззрения, которым и живут современные сингалы. Понять его – значит постичь душу народа, что составляет одну из задач этнографа.

А еще для этнографа, естественно, абсолютно необходимо общение с тем народом, культуру которого он изучает. Но это так непросто, если ты сам проживаешь на берегах Невы, а «твой народ» – на острове в Индийском океане. Мне повезло: я дважды побывала в научной командировке в далекой прекрасной Шри Ланке, провела там несколько месяцев, и каждый день был предельно насыщен встречами, поездками, впечатлениями, работой и размышлениями.

Началось все еще тогда, когда мои учителя В. М. Бескровный и Т. Е. Катенина рассказывали нам, студентам первого курса кафедры индийской филологии Восточного факультета ЛГУ, о сингальском языке как одном из оригинальнейших в списке новоиндийских индоарийских по своей судьбе и своим характеристикам; у нас его тогда не преподавали, да и специально им не занимались. Народ и язык заинтересовали меня еще больше, когда я познакомилась с некоторой литературой о них. Прежде всего это были книги И. П. Минаева «Очерки Цейлона и Индии» (СПб., 1878) и А. М. и Л. А. Мервартов «В глуши Цейлона» (Л., 1929). С их помощью я осуществила свои первые «путешествия» по этому изумительному острову, узнала о дивной красоте его природы, об удивительных памятниках его древней культуры, о своеобразном укладе жизни и необычных взглядах на мир его красивых жителей.

Сингальский язык я начала изучать самостоятельно на втором курсе, пользуясь грамматикой, написанной английским священником–миссионером и изданной в 1815 г. Я была очарована своеобычностью и красотой его алфавита, а затем увлечена как лингвист, буквально «продираясь» через лексические и грамматические «закавыки» этого феномена в индоевропейской языковой семье.

В дальнейшем я изучала этот язык в аспирантуре и потом еще несколько лет, уже работая в Музее антропологии и этнографии имени Петра Великого (МАЭ) и занимаясь также темами, связанными с материальной и духовной культурой сингалов. Не один год основными источниками для меня были разнообразные книги и ценные коллекции первого русского естественнонаучного музея, характеризовавшие культуру Шри Ланки. Со своими вопросами о конкретных незнакомых и непонятных реалиях мне приходилось ездить в Москву, где к тому времени уже появились «живые» сингалы.

Позже объявились они и в нашем городе в качестве студентов и аспирантов (многие ланкийцы с начала 70–х годов приезжали учиться в наших вузах и техникумах). Дружба с этими изумительно доброжелательными, отзывчивыми людьми помогла мне еще дома из живых уст и потому полнее и точнее узнать многое об обычаях и традициях этого народа. «Ленинградские» ланкийцы всегда проявляли готовность отвечать на бесконечные расспросы, объясняли и растолковывали трудное и неясное и даже, возвращаясь с каникул, проведенных дома, старались привезти для меня какие–нибудь полезные книжки, фотографии, картинки. Мне это казалось совершенно нормальным, и хоть я и тогда глубоко ценила дружескую помощь моих ланкийских знакомых, но в полной мере осознала ее значение и неординарность только позже. Впоследствии, по приезде в Шри Ланку, друзей у меня прибавилось, а в изучении религиозных обычаев на помощь пришли даже сами хранители главного местного вероучения – буддийские монахи. Их открытость, расположенность к чужому человеку, даже к тому, кто интересуется самыми сокровенными тайнами их религии, отнюдь не собираясь переходить в их веру, поразили меня.

Став этнографом, я тем более нуждалась в материалах, которые называют «полевыми», но долго еще не приходилось побывать на изучаемой земле, у «своего», как говорят этнографы, народа. И все же это состоялось: я ездила в командировку в Шри Ланку для полевой работы зимой 1979/80 г. и в 1988 г.

Впечатления были остры с самого начала путешествия – как в узнавании того, что было ожидаемо, так и в открытии нового. Красные черепичные крыши продолговатых домов, залитые водой рисовые поля, которые на подлете к острову, с высоты (когда самолет вынырнул из не очень плотных, но, видимо, очень влажных, темных по краям облаков) я приняла было за парники; ярко–синяя птица в высоком небе и лохматые головы пальм по краям летного поля, какими я увидела их с трапа самолета; душная парная атмосфера и тепло, которое будто стекало на плечи (а ведь еще несколько часов тому назад я шла по московским улицам буквально по колено в снегу) – это были самые первые из них.

И вот я еду в небольшом автомобиле по улице, параллельной основному приморскому шоссе («double road»). Дорога грязновата, там и сям валяется скорлупа кокосовых орехов, но даже это приятно видеть, а кругом еще пальмы, банановые рощицы полощут своими огромными, как будто рваными листьями! Как ни удивительно, мне странно, что повсюду так много ланкийцев. «Этнографическим» взглядом сразу отмечаю разнообразие оттенков кожи: от смугловатого до очень темного. Удивляюсь тому, что многие женщины не в традиционной одежде, а в платьях европейского типа. Через открытое окно машины приятно обвевает ветерок, и на душе почему–то даже не восторг, а необычайно приятное спокойствие. Так началось мое личное знакомство с островом Ланка.

Мой первый выезд в этнографическое «поле» длился всего месяц, и потому я буквально «заглатывала» новую информацию и впечатления (по возвращении домой я несколько недель пребывала в особом состоянии прострации и стремилась к уединению: видимо, все это новое необходимо было вспомнить, осмыслить и «разложить по полочкам» в памяти). Уже тогда я поняла, что поговорка «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать» верна лишь частично. Когда изучаешь весьма своеобразную культуру, то можно «смотреть, а не увидеть», если во многих отношениях не подготовлен. Но, конечно же, ничто не может заменить этнографу прямое наблюдение. И еще мне повезло, что у меня к тому времени были уже хорошие друзья в местном обществе. Семья моей сингальской подруги, геолога с дипломом Ленинградского университета, окружила меня почти родственной опекой, и это во многом сняло барьеры между мною как чужестранкой и людьми, которые в значительной степени были для меня «объектом изучения». Впечатляло тех, с кем я встречалась, и мое знакомство с сингальским языком и основами местной культуры. Тот месяц я почти полностью провела в обществе местных жителей. Встречи с соотечественниками (посольскими сотрудниками, журналистами), при необходимости приходившими на помощь, были лишь эпизодами, хотя, признаюсь, их присутствие у меня «за спиной» приносило мне заметную долю душевного комфорта.

В тот выезд я почти все время путешествовала «по городам и весям» Шри Ланки, вела свою полевую работу, останавливаясь в домах друзей, их знакомых и родственников. Поездки совершались в трех основных направлениях: на север к древней и средневековой столицам Ланки – Анурадхапуре и Полоннаруве; в центральную горную область, где расположен важный старинный культурный и политический центр страны город Канди; на юг к Катарагаме. Уже в первую поездку я смогла побывать во всех основных районах традиционного обитания сингалов, познакомиться с различными природно–климатическими зонами, с хозяйственным укладом, особенностями быта различных этнографических групп; посетила несколько музеев, университетов и библиотек; осмотрела памятники древней и средневековой эпох; жила в домах местных жителей; побывала в действующих монастырях и храмах; наблюдала домашнюю обрядовую жизнь, в частности, присутствовала на ритуалах одаривания буддийских монахов – редком обряде демонического культа; проводила этнографические опросы, изучала традиции одежды и питания, использования жилища, воспитания детей и др.

Такой очевидный успех во многом надо отнести на счет характера и поведения друзей–сингалов и других ланкийцев, которые, поняв, в чем заключаются мои этнографические интересы, постарались сделать мое пребывание на острове полезным и плодотворным. Приходилось полагаться на их инициативу и предприимчивость, потому что иначе многое осталось бы для меня закрытым; к тому же, будучи женщиной, я поставила бы себя в несколько странное положение с точки зрения окружающих, если бы стала ходить и разъезжать повсюду самостоятельно. А то, что я была, как правило, окружена большим коллективом ланкийцев семейного вида (в него обычно входили несколько взрослых мужчин и женщин, а часто и дети), давало мне и защиту, и пропуск – даже в души людей.

Так и сложилось, что нигде и ни в чем я не встретилась с какими бы то ни было запретами. В домах меня допускали в любые уголки вплоть до кухни, в храмах богов–покровителей показывали даже гарбха, то есть самую сокровенную алтарную часть. Во все буддийские монастыри был свободный доступ, на церемониях и обрядах никто не возражал против моего присутствия. Разрешали все осматривать, описывать, наблюдать, фотографировать. Никто не чурался иностранки, напротив, даже чужие люди оказывали небольшие знаки внимания, старались помочь, подсказать, объяснить. Могли прочесть ради меня молитву или сделать подношение богам: монахи и даже некоторые миряне делали это бесплатно, профессиональные жрецы – за небольшой денежный взнос.

Помню свой первый поход в буддийский монастырь в Шри Ланке. Это был не самый знаменитый, но старинный монастырь неподалеку от городка Панадура, в прибрежной зоне, так что доносился если не шум волн, то, по крайней мере, запах океана. Солнце уже двигалось к закату, из монастыря шли люди, видимо, совершившие вечерние обряды. Две пожилые женщины–мирянки, незнакомые даже моим местным спутникам, с приветливыми улыбками подошли ко мне, протянули плетеную тарелку, наполненную белыми и желтыми лепестками цветов, и предложили поднести ее к изображению Будды от моего имени. Такой вот сугубо ланкийский жест гостеприимства проявили они, чтобы чужой себя не почувствовала иностранка да получила моральную заслугу от приветствия Будде – а доля той заслуги придется и тем, кто все это обеспечил. Нравственные законы чтут здесь неукоснительно, и на большой высоте находится культура общения. В значительной степени она выработана именно буддизмом.

В первую поездку мне удалось даже собрать небольшую коллекцию (около 200 предметов) для своего музея. Часть вещей я приобрела у ремесленников, в лавочках мелких торговцев, в государственном магазине традиционных промыслов, а часть – получила в подарок от друзей, знакомых и даже незнакомых. Некоторые предметы из ритуальной утвари мне отдали прямо в монастыре, взяв их с алтаря.

Вторая поездка во многом отличалась от первой, главное, она была дольше – целых три месяца. В этот раз я существовала более независимо, обитала главным образом в гостинице, хотя все равно очень часто наведывалась в гости к старым и новым друзьям и знакомым, меня приглашали на интересные мероприятия.

Теперь я могла позволить себе подолгу работать в библиотеках и музеях, читать газеты, подробнее и внимательнее обследовать книжные магазины, познакомиться с достопримечательностями самого Коломбо. Впервые я побывала в кварталах, где в основном проживают ланкийские мусульмане, уделила внимание христианским храмам. Опять состоялись путешествия: удалось посетить некоторые новые для меня места (например, так называемую «страну веддов» за горами на востоке; храмово–монастырский комплекс Алутнувары), повторить часть прежних маршрутов, с особым удовольствием – в полюбившийся мне монастырь Алувихарая, построенный там, где, по преданию, был записан буддийский канон, необычайно живописное место. Побывала я на некоторых летних праздниках, на свадьбах с разными традициями, собрала еще некоторые коллекции для МАЭ.

Так состоялось мое приближение к тому миру, в котором живет изучаемый мною народ, и были накоплены те знания, которыми теперь я намерена поделиться с российским читателем. Все это вряд ли осуществилось бы без активного и широкого участия моих друзей–ланкийцев, и потому, думаю, с полным основанием, я считаю их подлинными соавторами данной книги.