Текст книги "Фельдмаршал Кутузов. Мифы и факты"
Автор книги: Н. Троицкий
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)
Сам Михаил Илларионович получил видимое удовлетворение от своего дебюта в качестве дипломата. «Дипломатическая карьера, – писал он жене из Константинополя, – сколь ни плутовата, но, ей-богу, не так мудрена, как военная, ежели ее делать как надобно...»156 Чтобы не задержалась опять награда, Кутузов заблаговременно, 9 августа 1793 г., обратился к фавориту из фаворитов Екатерины II П.А. Зубову с напоминанием о своих заслугах и желательности материального поощрения: «Осмелюсь по единому праву щедрот Всемилостивейшей Монархини и моего недостатка с многочисленною семьею препоручить себя покровительству Вашего Сиятельства»157. Реакция Императрицы была скорой и щедрой: 2 сентября того же года она пожаловала Кутузову «за службу его в вечное и потомственное владение 2 тыс. душ»158. Еще через два года, 18 августа 1795 г., Екатерина II добавила к этой награде секвестированные у польских мятежников 9 фольварков в Волынской губернии (Зубовщинский, Шершневский, Кропивный, Волянский, Селянщинский, Сколобовский, Краевщинский, Могилянский, Немеровский) и местечко Райгородок, где Кутузов получил, «вместе с землями и угодьями», в общей сложности 2667 ревизских душ крепостного люда159.
Дипломатических дел впереди у Кутузова было еще немало, а пока его ждала очередная неожиданность: 15 сентября 1794 г. он был назначен главным директором Сухопутного шляхетского кадетского корпуса.
Надо отдать должное проницательности Екатерины II. Она хорошо разглядела в Кутузове не только воина и дипломата, но еще и педагога. Поэтому, когда в мае 1794 г. скончался главный директор шляхетского корпуса генерал-адъютант граф Ф.Е. Ангальт, Императрица, обдумав все возможные кандида-
туры, избрала его преемником Кутузова. Корпус был тогда престижнейшим военно-учебным заведением. В нем получили образование ставшие потом генерал-фельдмаршалами П.А. Румянцев, М.Ф. Каменский, А.А. Прозоровский. Екатерина II называла его «рассадником великих людей»1. Для нее важно было доверить руководство таким «рассадником» авторитетному и разностороннему специалисту «из стаи славной екатерининских орлов», каким и был Кутузов.
Михаил Илларионович директорствовал в корпусе около трех лет – последний год уже при Павле I. За это время он улучшил финансовое состояние корпуса, подтянул дисциплину кадетов, а главное, переориентировал учебный процесс с теории на практику: кадеты стали больше учиться владеть оружием, отрабатывать тактические приемы, ориентироваться на местности, постигать тайны фортификации и артиллерии. В то же время Кутузов не забывал учить кадетов и военной истории, даже сам читал им военно-исторические лекции2. Среди воспитанников кадетского корпуса «кутузовской» поры оказались будущие герои войн с Наполеоном – генералы К.ф. Толь, А.А. Писарев, М.Е. Храповицкий, Я.А. Потемкин, Ф.В. Сазонов, А.К. Ридин-гер, А.В. Богдановский, первый ополченец 1812 г. С.Н. Глинка.
Кстати, Сергей Николаевич Глинка (брат поэта-декабриста Ф.Н. Глинки, журналист и цензор) оставил яркие воспоминания о директорстве Кутузова. Наряду с мудростью и педагогическим даром он уже тогда заметил в Кутузове черту, которую резко осуждали очень многие и разные современники Михаила Илларионовича и о которой его панегиристы помалкивали. Речь идет об угодливости перед сильными мира, перераставшей в раболепие. Кадеты знали, что Кутузов «каждый вечер ездил на поклон» к Платону Зубову, а Глинка сам видел, как герой Измаила и Мачина «смиренно», часами ждал в приемной Зубова, когда тот выйдет к нему или пригласит к себе3. Однажды, когда Кутузов садился в карету и «слуга ска-
'Банты ш-К аменский Д.Н. Указ. соч. Ч. 3. С. 41.
2 Подробно см.: Гуляев Ю.Н., С о г л а е в В.Т. Указ. соч. Гл. 6.
3 Г л и н к а С.Н. Записки. СПб., 1895. С. 122, 125.
зал, куда ехать», наблюдавшие за своим директором кадеты вслед ему закричали: «Подлец, хвост Зубова!»1
О том, что Кутузов был «во всенижайших слугах» у Зубова, свидетельствовал и екатерининский вельможа и государственный деятель А.А. Безбородко2. Многие знали, что Кутузов, заслуженный, поседевший в боях, 50-детний генерал, собственноручно готовил по утрам и подавал в постель 27-лет-нему фавориту горячий кофе3. А.С. Пушкин в «Заметках по русской истории XVIII века» называл «кофейник Кутузова» в ряду самых показательных символов унижения дворянского духа4. Можно представить себе, с каким раболепием держался Кутузов перед самой Илшератрицей Екатериной, если он так прислуживал ее фавориту.
Впрочем, Екатерина II (в отличие от ее нелюбимого сына Павла I и любимого внука Александра I) принимала лесть и поклонение с удовольствием. Кутузов (вероятно, не без протекции П.А. Зубова) вошел в узкий круг самых приближенных к государыне лиц. Официальный биограф фельдмаршала Д.Н. Бан-тыш-Каменский подчеркивал: «Екатерина ежедневно приглашала его в свое общество, составленное из приближенных ее. Он провел с государынею и последний вечер пред ее кончиною»5.
Последний выход Екатерины II ко двору состоялся в воскресенье 2 ноября 1796 г. Императрица отслужила обедню и затем, «как это было принято по воскресеньям», дала праздничный обед за большим столом избранным гостям. Присутствовали Великие князья Александр и Константин с женами, непременный Платон Зубов (возможно, с братом Николаем – зятем А. В. Суворова) и самые близкие к Императрице сановники6. Среди них был и Кутузов.
'Глинка С.Н. Указ. соч. С. 122.
2 А.А. Безбородко – С.Р. Воронцову 18 октября 1794 г. // Архив кн. Воронцова. М., 1879. Кн. 13. С. 315.
3 См.: Валишевский К.Ф. Сын великой Екатерины. Император Павел I. М., 1990. С. 107.
'Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 7. С. 275—276.
5 Б а н т ы ш-К аменский Д.Н. Указ. соч. Ч. 3. С. 41. Курсив мой. – Н. Т.
6Шильдер Н.К. Император Павел Первый. М., 1996. С. 258.
, В следующие два дня Екатерина II не выходила из своих апартаментов, а 5 ноября ее сразил «апоплексический удар> (как называли тогда инсульт), от которого она после 36-часовой агонии скончалась.
2. ОПАСНОЕ РАВНОВЕСИЕ. СЛУЖБА У ПАВЛА I
С утра 6 ноября, после того как врачи объявили, что «надежды больше нет», в Зимнем дворце дежурили, с одной стороны, екатерининские сановники – оба Зубовых (третий брат – Валериан – был тогда в Персидском походе), Безбородко, Алексей Орлов, а с другой стороны, приближенные наследника престола Павла Петровича – А.А. Аракчеев, Ф.В. Ростопчин, Н.П. Архаров160. Кутузов не был замечен ни среди тех, ни среди других.
Положение было критическое. В Екатеринин день, 24 ноября, Императрица собиралась всенародно объявить манифест, который лишал Павла Петровича прав на престол и передавал их Александру Павловичу161. Случившийся с нею «апоплексический удар», к счастью для Павла Петровича, сразу и навсегда лишил ее речи, хотя она прожила еще больше полутора суток. Екатерина II была еще жива, когда Павел велел опечатать ее бумаги. По преданию, Безбородко выдал ему тайну хранения манифеста, и Павел швырнул манифест в камин162 163. Екатерина II скончалась вечером 6 ноября, и буквально с первого же дня правления Императора Павла Петровича Зимний дворец, а следом за ним весь Петербург приняли иной вид. «Перемена сия, – вспоминал адмирал А.С. Шишков, – была так велика, что не иначе показалась мне как бы неприятельским нашествием <...> в один час все так переменилось, что казалось, настал иной век, иная жизнь, иное бытие»!
Прежде всего Павел I разогнал с насиженных мест в «верхах» приближенных Екатерины. Алексея Орлова (младшего из двух братьев Орловых, которые в 1762 г. возвели Екатерину на престол через труп ее мужа)164 он страшно унизил, затеяв одновременно с похоронами Екатерины торжественное перезахоронение рядом с ней Петра III и повелев, чтобы гроб Петра III несли первым и чтобы за гробом шел Алексей Орлов с короной Петра в руках165. С другой стороны, Павел Петрович осыпал наградами преданных ему людей, а Безбородко (явно за выдачу екатерининского манифеста) озолотил и пожаловал ему титул светлейшего князя, чин канцлера, 30 тыс. десятин земли и 6 тыс. крепостных душ166 167. Кутузова вновь не оказалось ни в числе первых, ни среди последних. В первые месяцы правления Павла Петровича он, по-видимому, хотел и сумел остаться не отмеченным – ни поощрением, ни наказанием.
Не коснулась Кутузова и волна репрессий против военных. Если Екатерина II покровительствовала национальной школе военного искусства, первыми корифеями которой были Румянцев и Суворов, то Павел (в пику Екатерине II и по примеру Петра III) пытался реформировать армию на прусский лад, по модели Фридриха Великого. Недовольных его реформой («Русские прусских всегда бивали, что тут перенять!» – возмущался Суворов) Павел изгонял, невзирая на их чины и заслуги. Он уволил 7 генерал-фельдмаршалов (включая Румянцева и Суворова), 333 генерала и 2260 офицеров, иных – в оскорбительной форме. Будущий генерал-фельдмаршал, а в то время прапорщик лейб-гвардии Семеновского полка И.И. Дибич удостоился такого приказа: «Сего безобразного карлу уволить немедля за физиономию, наводящую уныние на всю гвардию»163.
По словам П.А. Жилина, Кутузов «в мрачные годы павловского режима мужественно защищал прогрессивные идеи в военном искусстве, настойчиво внедрял их в практику обучения и воспитания войск»1. Эта версия ни на чем не основана. Нет никаких данных о том, что Кутузов «мужественно» и «настойчиво» делал хоть что-нибудь неугодное Павлу I. Напротив, он в те «мрачные годы» был, что называется, тише воды ниже травы. Зато если в первый год своего царствования Павел I, по-видимому, не доверял Кутузову как «екатерининскому орлу», то уже с конца 1797 г. стал благоволить к Михаилу Илларионовичу, убедившись в его лояльности и верноподданническом прилежании.
14 декабря 1797 г. Павел доверил Кутузову первое из ответственных поручений, которые с тех пор он будет давать регулярно: Кутузов должен был поехать в Берлин с поздравлениями от имени Павла I королю Пруссии Фридриху-Вильгельму III по случаю его восшествия на престол. Предполагалось, что в ходе этого визита Кутузов попытается склонить Пруссию к участию в антифранцузской коалиции. Задача была трудной, но Кутузов решил ее блестяще2. Он очаровал прусского короля не менее, чем когда-то турецкого султана, расположил к себе и генерал-фельдмаршала В, Меллендорфа – боевого соратника Фридриха Великого – и в результате подтолкнул Пруссию к подписанию 16 июля 1800 г. союзного договора с Россией и к участию в борьбе с Французской республикой на стороне России.
Берлинская миссия сразу поставила Кутузова в ряд самых доверенных лиц Павла I. Еще до того, как он вернулся из Пруссии, 4 января 1798 г., Павел пожаловал ему чин генерала от инфантерии3, освободил его от директорства в кадетском корпусе и назначил командующим сухопутными войсками в Финляндии4. Последнее назначение было важно тем, что на-
'Жилин П.А. Указ. соч. С. 65—66.
2 См. об этом: М у н ь к о в Н.П. Кутузов-дипломат. С. 42—46.
3 М.И. Кутузов. Т. 1. С. 399.
4 Финляндия была тогда еще составной частью Шведского королевства, но юго-восточная ее часть с городами Фридрихсгам, Вильманстранд, Нейш-лот по Абоскому мирному договору 1743 г. уже отошла к России.
=sSS.
зревала очередная война со Швецией и поэтому требовалось привести русские войска у шведской границы в полную боевую готовность, не демонстрируя, однако, при этом враждебности к Швеции. Кутузов справился и с этой задачей.
К тому времени Михаил Илларионович стал уже знаковой фигурой при царском дворе. В 1798 г. ему исполнилось 53 года. Он был овеян славой воина и дипломата, импонировал двору своей родовитостью и состоятельностью, поскольку к тем 600 душ «мужеска полу», которыми обладал его отец168, прибавил еще 4667 душ, полученных в 1793-м и 1795 гг. от Екатерины II. Две его раны, каждая из которых считалась по всем нормам медицины смертельной, придавали его репутации легендарный ореол.
Внешне Кутузов заметно, при его среднем росте, потучнел, потерял былую живость в движениях, стал округло медлителен, что, впрочем, только прибавляло ему (при дворе – не на поле боя) великосветской вальяжности. Уже тогда впечатляло в нем сочетание природной изысканности манер с такими достоинствами, как ум, образованность, рассудительность, красноречие. «Умнейший, тончайший, просвещеннейший и любезнейший» – таким он запомнился Денису Давыдову169. Он мог проницательно, как немногие, вкрасться в душу любого собеседника, а свою душу не открыть никому. Окружающие удивлялись богатству и разнообразию его познаний. П.А. Гейсман писал о нем: ч<Он отлично знал математику, фортификацию, инженерное дело, был знаком с богословием и философией, отлично знал историю, словесность русскую и немецкую, интересовался науками юридическими и общественными, отлично владел языками французским, немецким, польским, мог объясняться на шведском, английском и даже турецком языках, знал несколько и латинский»170.
«В кругу своих, – вспоминал о Кутузове Федор Глинка, – он был веселонравен, шутлив, даже при самых затруднитель-
ных обстоятельствах. К числу прочих талантов его неоспоримо принадлежало искусство говорить. Он рассказывал с таким пленительным мастерством, особливо оживленный присутствием прекрасного пола, что слушатели всякий раз между собой говорили: «Можно ли быть любезнее его?»1 «Необыкновенный дар слова» отмечал в ряду достоинств Кутузова и Денис Давыдов2. А генерал С.И. Маевский вспоминал об этом кутузовском даре в таких выражениях: «Можно сказать, что Кутузов не говорил, но играл языком. Это был другой Моцарт или Россини, обвораживающий слух разговорным своим смычком»3. «Мудрый, как Фабий, проницательный, как Филипп Македонский», – заключал характеристику достоинств Кутузова Д.П. Бутурлин4.
При всем этом уже тогда современники (не только недруги, но и доброжелатели Кутузова) отмечали в нем черты неприятные, даже отталкивающие. Прежде всего они осуждали его как царедворца – «величайшего»5, «всегда первенствующего, непреодолимого»6 в придворных интригах, «низкого»7, с «угодливостью, доходящей до раболепства по отношению к вышестоящим»8, «из-за фавора» которых «он все переносил, всем жертвовал»9. Симпатизировавший в общем Михаилу Илларионовичу адмирал А.С. Шишков свидетельствовал: «Кутузов,
•Глинка Ф.Н. Письма русского офицера. М., 1987. С. 296. •Давыдов Д.В. Соч. М., 1962. С. 543. Правда, здесь же Давыдов замечает, что Кутузов «не умел, однако, хорошо излагать на бумаге свои мысли» (курсив мой. – Н. Т.).
3 Мой век, или История генерала Маевского // Русская старина. 1873. № 8. С. 153.
•Бутурлин A-П. История нашествия императора Наполеона на Россию в 1812 г. СПб., 1823. Т. 1. С. 253.
5 Записки А. И. Михайловского-Данилевского // Исторический вестник. 1890. № 10. С. 159.
6Ермолов А.П. Записки (1798—1826). М., 1991. С. 261.
7 «Низким царедворцем» считал Кутузова М.А. Милорадович. Из воспоминаний А.И. Михайловского-Данилевского // Русская старина. 1897. № 6. С. 467.
'Ланжерои А.Ф. Записки // Русская старина. 1907. № 9. С. 569– 570.
’Ростопчин Ф.В. Записки // Пожар Москвы. М., 1911. Ч. 2. С. 54.
искусный и храбрый перед неприятелем полководец, был f>o-бок и слаб перед царем»1, будь то Павел или Александр I. Мнение об избытке «придворной выправки» у Кутузов^, о «двуличности придворного», «скорее куртизана, чем генерала», устойчиво сохранялось в течение XIX в., как об этом напоминали министры А.А. Чарторыйский и К. В. Нессельроде, мемуарист правовед Н.И. Тургенев, художник В.В. Верещагин2.
Вторая черта в характере и поведении Кутузова, которая вызывала отторжение у современников, включая его соратников, – гипертрофированное женолюбие, за что Александр I называл его «одноглазым старым сатиром». Если А.И. Михайловский-Данилевский только констатировал, что Кутузов «был обожателем женского пола»3, то граф А.Ф. Ланжерон свое ллнение о Кутузове-ловеласе («Не может существовать без того, чтобы иметь около себя трех-четырех женщин, хвастаясь этим богатством») иллюстрировал примерами. Об одном из них, а именно о том, как Кутузов сделал своей «владычицей» 14-летнюю молдавскую боярышню Гуниани, знали не только в Молдавии, но и в Петербурге4. До последних месяцев жизни, даже в кампании 1812 г., Кутузов держал при себе наложниц (о чем еще будет сказано), и об этом тоже знали царь и министры. Знала, должно быть, и жена Кутузова Екатерина Ильинична, которой «верный друг Михайла», как он подписывался в письмах к ней, 30 октября 1812 г. писал с шутливой прямотой, что фортуна, «эта капризная женщина», так скажет о нем: «Вот старик, который всегда обожал наш пол, боготворит его и сейчас, <...> всегда любил угождать женщинам»5.
'Шишков А.С. Записки. Т. 1. С. 169.
2 Русский двор в конце XVIII и начале XIX столетия. Из записок кн. А. Чарторыйского (1795—1805). СПб., 1908. С. 158; Воспоминания К.В. Нессельроде / / Русский архив. 1905. № 8. С. 520; Тургенев Н.И. Россия и русские // Русские мемуары. 1800—1825. М., 1989. С. 270; В е-рещагин В.В. Наполеон I в России. 1812. Тверь, 1993. С. 112.
3Михайловски й-Д анилевский А.И. Записки о походе 1813 г. СПб., 1834. С. 67.
'Ланжерон А.Ф. Записки // Русская старина. 1910. № 7. С. 167– 168; Местр Ж. де. Петербургские письма. СПб., 1995. С. 206.
5 М.И. Кутузов. Т. 4. Ч. 2. С. 253.
О моральных качествах Кутузова наши историки старают-сяне рассуждать. Лишь изредка кто-нибудь из самых пылких его «фанатов» может воскликнуть, что в нем «счастливо сочетались лучшие черты русского характера»171. Дело в том, что очень уж негативно отзывались о чертах характера Михаила Илларионовича люди, которые хорошо знали его, причем люди разные. Почитатели Кутузова доныне считают, что «отрицательные оценки» его человеческих качеств – это всего лишь инсинуации «недоброжелателей» фельдмаршала172. Ю.Н. Гуляев и В.Т. Соглаев называют трех лиц (Л.Л. Бенниг-сена, А.Ф. Ланжерона, А.П. Ермолова), позволивших себе высказаться о «так называемых (! – Н. Т.) негативных качествах Кутузова», и заключают, что такие высказывания «связаны в основном либо с недопониманием масштабности полководца, либо с личными обидами, возникшими в результате строгой оценки Кутузовым промахов по службе, имевших место в ходе войны, с завистью, а иногда и с чрезмерным тщеславием указанных лиц. Ведь кроме этих авторов, совсем другие оценки деятельности Кутузова мы встречаем в воспоминаниях К.ф. Толя, Н.Н. Раевского, братьев Глинка, И.П. Липранди и других»173.
Заключение – удивительное по предвзятости (или неведению?). Во-первых, и Сергей Глинка, как мы видели, осуждал лакейство Кутузова перед временщиком Зубовым; и Раевский ставил фельдмаршала «ни в духе, ни в талантах» не выше «ничтожества»174; и Липранди считал Кутузова «виновным выпуска из России Наполеона»175.
Главное же, о «негативных качествах» Кутузова свидетельствовали еще очень многие авторитетные современники. Кот нечно, Федор Ростопчин, считавший Кутузова «интриганам» и «лгуном»176, или Жозеф де Местр, клеймивший «двуличие, себялюбие, развратную жизнь» Кутузова177, как явные его зложелатели не могли судить его беспристрастно. Но ведь и канцлер А.А. Безбородко уличал Михаила Илларионовича в придворной угодливости (вспомним «кофейник Кутузова»!), и генералиссимус А. В. Суворов говорил: «Я не кланяюсь Кутузову; он поклонится раз, а обманет десять раз»178. Это же имел в виду А.П. Ермолов, говоря о «низком малодушии» и «неразлучных интригах» Кутузова179, а М.А. Милорадович считал, что Кутузов вообще «был человек подлого нрава»180. К «малодушным людям» относил Кутузова Д.С. Дохтуров181, к «интриганам» – П.И. Багратион182. Что – все они (включая Суворова) завидовали Кутузову и «недопонимали» его «масштабность» ?
Одна из самых «кутузовских» черт, которую современники воспринимали негативно, вполне может быть расценена как достоинство: Кутузов был «хитрейшим из людей»183. Хитрость его – житейская, дипломатическая, военная – обрастала легендами. Вот два разительных примера. На войсковых маневрах 1800 г. под Петербургом одним корпусом командовал П.А. Пален, другим – Кутузов. Павел I был при штабе Палена. Заметив в подзорную трубу, что Кутузов стоит вдалеке от войск, почти без охраны, Павел I решил взять его «в плен». Во главе эскадрона гусар Император скрытно под-
ступил к тому месту, где стоял Кутузов, как вдруг был сам окружен со всех сторон и принужден «сдаться». Оказалось, что Кутузов заметил маневр Павла и, вызвав «огонь» на себя, приготовил ему засаду. Император был и расстроен, и восхищен. После маневров он обнял Кутузова со словами: «Обнимаю одного из величайших полководцев нашего времени!»184
Другой пример относится к 1812 г., но для полноты впечатления о хитрости Кутузова приведу его здесь. Вот как Кутузов опроверг слух в армии о том, что он плохо видит. Отправив заблаговременно и тайно казачий надзор в ту сторону, откуда мог бы появиться и неприятель, за версту от большой дороги, по которой он ехал со своим штабом, Кутузов вдруг остановился, стал смотреть на едва различимых всадников у далекой лесной опушки и спросил: «Кто бы это мог быть?» Цитирую дальше очевидца, А.Н. Муравьева (будущего декабриста): «Приближенные начали уверять его, что это неприятельские разъезды, но он, пристально посмотря, отвечал: «Нет, это казаки, пошлите справиться» – и продолжал спокойно путь свой. Вскоре посланные адъютанты воротились, удостоверяя, что это действительно казаки, а не французы, и с этого времени сомнение о слабости зрения главнокомандующего исчезло»185.
Вернемся теперь к службе Кутузова у Павла I. С 1799 г. он выполняет ряд поручений – одно ответственнее другого. 27 сентября Павел I назначил его командующим русским экспедиционным корпусом в Голландии вместо генерала от инфантерии И.И. Германа, который был разбит французами при Бергене и взят в плен. Кутузов выехал в Голландию, чтобы принять там корпус и действовать против французов совместно с английскими войсками. Император напутствовал его очередной наградой – орденом Святого Иоанна Иерусалимского. Но доехал Михаил Илларионович только до Гамбурга. Поскольку главнокомандующий союзным воинством в
Голландии английский герцог Ф. Йорк договорился с французами о прекращении боевых действий, Павел I отозвал Кутузова обратно в Россию. Здесь, с 26 октября 1799 г., Михаил Илларионович вступил в должность литовского военного губернатора186. Вместе с тем он был назначен командующим одной из трех армий, которые должны были составить резерв поддержки А. В. Суворова, отправленного в итальянский поход, и, «если бы французы <...> угрожали низвержением римского илшератора187, тогда идти помогать и спасать его»188.
Тем временем Павел I охладел к своим партнерам по анти-французской коалиции: к Австрии – за то, что она предательски оставила Суворова без обещанной помощи, к Англии – из-за того, что в перехваченной депеше английского посла Ч. Уитворта от 21 февраля 1800 г. Павел прочел о себе: «Император буквально не в своем уме»189. В этот момент Наполеон Бонапарт, только что возглавивший Францию, сделал первый шаг навстречу Павлу – шаг, равно эффектный и эффективный. Он предложил из уважения к «храбрым войскам» России возвратить на родину безвозмездно и без всяких условий всех русских пленных числом в 6732, включая 134 генералов и штаб-офицеров, причем выказал невиданную в истории войн любезность, повелев, чтоб им не только вернули оружие, но и выдали новенькие мундиры, сшитые за счет французской казны по форме их частей190.
Павел I был пленен рыцарским жестом Бонапарта, которого он еще недавно называл «корсиканским узурпатором», и тотчас из врага обратился в его поклонника. Главы Французской республики и Российской империи вступили в деловую переписку, согласовывая друг с другом свои шаги не только к миру, но и к
союзу. Павел I одобрял каждый шаг Бонапарта и сам делал встречные предложения, иногда даже сверх ожиданий партнера. 12 января 1801 г. он предписал атаману Войска Донского В.П: Орлову: «Имеете вы идти и завоевать Индию!»191 – а через два дня в личном письме к Бонапарту справлялся, «нельзя ли предпринять что-нибудь на берегах Англии»192. К началу 1801 г. союз между Францией и Россией фактически стал уже делом решенным и мог быть оформлен в ближайшие недели.
Судя по делам и словам Бонапарта («Франция и Россия созданы географически, чтобы быть тесно связаны между собой»193), вполне можно согласиться с таким знатоком истории и русско-французских отношений, как А.З. Манфред, в том, что «Бонапарт был первым из французских государственных деятелей, кто сумел понять во всем значении важность для Франции союза с Россией»194 195. С российской стороны это можно сказать и о Павле I. Разумеется, если бы заговорщикам не удалось цареубийство 11 марта 1801 г. и Павел Петрович остался бы жив и заключил союз с Бонапартом, то история России и Франции в начале XIX в. определилась бы совсем по-иному, и Кутузову пришлось бы действовать не против Наполеона, а вместе с ним.
А пока Кутузов включился в подготовку русских войск к войне с главным врагом Наполеона – Англией. Летом 1800 г. по приказу Павла I у западных границ России начали формироваться две армии: в Литве – под командованием генерала от кавалерии, петербургского военного губернатора графа П.А. Палена (в то время одного из самых близких к царю сановников) и на Волыни – под командованием Кутузова. 2 сентября последовал приказ Павла I: «Армии генерала от инфантерии Голенищева-Кутузова быть готовой к выступлению в поход в 24 часа по получении повеления»191. Для проверки бо-
евых качеств обеих армий 4-го, 6-го и 8 сентября в окрестностях Гатчины были проведены маневры войск (по одному корпусу от каждой армии) с личным участием Палена, Кутузова и самого Императора.
Император так остался доволен маневрами, что в день их окончания, 8 сентября, самолично вручил Палену орден Святого Иоанна Иерусалимского, а Кутузову – высший орден Российской империи, Святого Андрея Первозванного196.
В октябре 1800 г. Кутузов, выполняя поручение Павла I, распределял по войскам «возвращающихся из Франции российских военнопленных»197. Тем самым Михаил Илларионович вступил в первый (пока заочный, вполне мирный, почти союзный) контакт с Наполеоном.
Наращивая подготовку войны с Англией, Павел I 14 декабря 1800 г. повелел формировать еще третью армию – под командованием генерал-фельдмаршала И.П. Салтыкова198. В то же время он, по договоренности с Бонапартом, сколачивал антианглийскую коалицию из Пруссии, Дании и Швеции, которые были недовольны претензиями «владычицы морей» на гегемонию в Европе и на хозяйственный контроль за морской торговлей вокруг Европы. По поручению Павла Петровича Кутузов в декабре 1800 г. встретил у границы и проводил в Петербург шведского короля Густава IV Адольфа199 200, который подписал с Павлом I договор о совместных действиях против Англии в защиту свободной морской торговли.
В то время Кутузов стал уже одним из самых доверенных лиц в окружении Павла I. Версию ряда биографов Кутузова о «неровном отношении» к нему со стороны Императора195 трудно принять всерьез. Да, случалось Михаилу Илларионовичу, как на это указывают Гуляев, Соглаев и др., получать выговоры от
Павла I. Такие же и еще большие взыскания, вплоть до ареста и ссылки, получали тогда все (едва ли хоть с одним исключением) из приближенных царя – и П.А. Пален, и Ф.В. Ростопчин, и А.А. Аракчеев, и сам цесаревич Александр Павлович201: Надо видеть главное', при Павле и от Павла Кутузов поЛучил звание генерала от инфантерии (1798), ордена Святого Иоанна Иерусалимского (1799) и Святого Андрея Первозванного (1800), очередное – после двух екатерининских – пожалование 1 тыс. ревизских крепостных душ202. Вспомним, какие ответственные военные и дипломатические поручения доверял Кутузову Павел I. «С таким генералом можно ручаться за спокойствие империи» – так говорил Павел о Кутузове203. Личное расположение к Михаилу Илларионовичу Павел выразил тем, что крестил двух его внуков (от старшей дочери Кутузова Прасковьи Михайловны), двум дочерям – Прасковье и Анне – пожаловал звания фрейлин царского двора, а жену его, Екатерину Ильиничну, определил в статс-дамы204.
Наконец, вот разительный факт. В декабре 1800 г. Павел I носился с мыслью, «чтобы положить конец войне» в Европе, устроить рыцарские поединки между европейскими государями, которые могли бы «сразиться на определенном поле, имея при себе в качестве оруженосцев, секундантов и герольдов своих самых просвещенных министров и самых сведущих генералов, как Тугут, Питт, Бернсторф». Для себя Павел I выбрал секундантами графа П.А. Палена и... М.И. Кутузова205.
l£z-
Генерал от кавалерии граф Петр Алексеевич фон дер Пален по своему влиянию и могуществу был тогда фактически вторым лицом в государстве. Он и возглавил заговор против первого лица, вполне ему доверявшего. Причины заговора, как внутренние, так и внешние, были очевидны уже для современников. Заговор – типично дворцовый. Устроили его дворянские верхи. Для них Павел I был нетерпим не только и даже не столько потому, что он мог непредсказуемо, под горячую руку, арестовать, сослать, разжаловать, унизить любого из них, отчего они и жили тогда «как во время холеры, прожили день – и слава Богу!»1 В конце концов, для многих из них царь часто менял гнев на милость. Но почти все они отвергали самый курс политики Павла – и внутренней, и внешней.
Внутри страны дворянская оппозиция была против любых послаблений крестьянству, вроде указа 1797 г. о трехдневной (не более) барщине, и, особенно, против ограничений ее собственных вольностей, против «разжалования» (как выразился Н.Я. Эйдельман) екатерининской Жалованной грамоты дворянству 1785 г. Грамота одаривала дворян 92 привилегиями, с которыми Павел мало считался, объявив: «Дворянин в России – лишь тот, с кем я говорю и пока я с ним говорю». Во внешней же политике совсем не устраивал дворян разрыв с Англией и тем более союз с Францией, которая, как «исчадие революции», подавляющему большинству из них, естественно, была ненавистна.
В заговоре приняли участие с десяток генералов и полсотни офицеров из самых привилегированных гвардейских полков2. Главными, наряду с Паленом, заговорщиками были генерал-лейтенант барон Л.Л. Беннигсен и бывший фаворит Екатерины II светлейший князь Платон Зубов с братьями графами Валерианом и Николаем, а также будущие генерал-адъютанты Александра I князь П.М. Волконский и Ф.П. Уваров. Полага-
’Греч Н.И. Записки о моей жизни. М.; Л., 1930. С. 163.
2 Подробно о заговоре и убийстве Павла I см.: Цареубийство 11 марта 1801 г. 2-е изд. СПб., 1908; Эйдельман Н.Я. Указ. соч. Ч. 2.
