Текст книги "Фельдмаршал Кутузов. Мифы и факты"
Автор книги: Н. Троицкий
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)
26 ноября французы вступили в Вильно, где они очень рассчитывали на местные склады продовольствия и фуража. Мю-рат, однако, не смог наладить порядок, и многотысячные толпы мародеров, ворвавшись в город, разграбили склады так, что «одни получили все, другие – ничего»1237. Пока французы грабили Вильно, 28 ноября к городу подоспели казаки М.И. Платова и авангард П.В. Чичагова. Противник бежал из города, бросая награбленную добычу, а 5139 больных и раненых, оставшихся (может быть, ехце с лета) в госпиталях, были взяты в плен1238. В их числе оказался бригадный генерал М. Ле-февр, сын командующего Старой гвардией маршала Ф.-Ж. Ле-февра, герцога Данцигского. Маршал оставил раненого сына и при нем – письмо на имя А.А. Аракчеева с просьбой проявить к раненому «лояльность и русское великодушие»1239. (Еще один пример особого духа войн в «старое» время. – Ред.)
Кутузов, получив от Чичагова и Платова рапорты об освобождении Вильно, успел на марше предписать им, чтобы «сей город при приходе наших войск не был подвержен ни малейшей обиде»1240. 29 ноября фельдмаршал с главными силами торжественно вступил в Вильно и занял в городе комнаты, которые «были вытоплены для Бонапарте»1241. Вильно был по-своему дорог Кутузову, поскольку в 1809—1811 гг. он служил литовским военным генерал-губернатором. Теперь Михаил Илларионович надолго задержался здесь и, в ожидании приезда Александра I, благоустраивался. «Какая-то невидимая сила, —■ написал он дочери Прасковье 15 декабря, – перенесла меня сюда в тот же дом, в ту же спальню, на ту же кровать, где я жил невступно два года назад»1242. «И с теми же слугами, – добавил он 16-го в письме к другой дочери, Елизавете, – которые явились меня встречать»1243.
Тем временем, 2 декабря, авангард русских войск, казаки и партизаны с боем проводили за Неман остатки «Великой армии» Наполеона. О размерах катастрофы, которую Наполеон потерпел в России, легче всего судить по цифрам. Численность центральной группировки, которая собралась за Неманом после 2 декабря, Ж. Шамбре определял в 14 266 человек1244, а штаб Кутузова – в 20 тыс.1245. К ней надо добавить части, уходившие за Неман разрозненно, а также остатки фланговых войск – Ж.-Э. Макдональда и Ж.-Л. Ренье.
Подневольные союзники Наполеона – австрийцы и пруссаки – теперь, когда он оказался на краю гибели, предали его. Командующий прусским вспомогательным корпусом генерал Г.Д.Л. Иорк 18 декабря даже без ведома короля Пруссии подписал в Таурогене с генерал-квартирмейстером армии Витгенштейна бароном И.И. Дибичем договор о нейтралитете, и 18 тыс. пруссаков отделились от корпуса Макдональда, в состав которого они входили1246. В тот же день Кутузов от имени Александра I дал другому барону-немцу на русской службе И.О. Анштетту полномочия на переговоры с фельдмаршалом К.Ф. Шварценбергом о перемирии1247, и 18 января 1813 г. Ми-лорадович и Шварценберг заключили перемирие, по условиям которого австрийский фельдмаршал увел свой корпус в Галицию, уступив россиянам без боя Варшаву1248.
«iSi-
Всего из почти 600-тысячной (даже если не считать корпуса Иорка и Шварценберга) «Великой армии» выбрались из России, по данным Ж. Шамбре, 58,2 тыс. человек1249 (М.И. Богданович насчитывал 81 тыс., Д.П. Бутурлин – 79 тыс., Ю.Н. Гуляев и В.Т. Соглаев – 70 тыс., П.А. Жилин – 44 тыс., Е.В. Тарле – 30 тыс.1250). Кутузов имел все основания рапортовать царю 7 декабря 1812 г.: «Неприятель почти истреблен»1251.
По этому случаю Л. Г. Бескровный в неуемном стремлении приукрасить все, даже выигрышное для Кутузова, сделал глобальный вывод, который, кроме предвзятости, страдает и недостатком компетентности, прискорбным для столь авторитетного специалиста, каковым считался Любомир Григорьевич. Цитирую: «Ни одной армии Европы в новое время не удалось достичь таких результатов за такой короткий период, какие были достигнуты русской армией под командованием М.И. Кутузова в 1812 г.»1252 А ведь даже школьники знают, как за шесть лет до 1812 г. Наполеон расправился с прусским королевством. Как мы писали ранее, почти все вооруженные силы Пруссии во главе с королем Фридрихом-Вильгельмом III, тремя принцами – племянниками Фридриха Великого и четырьмя фельдмаршалами были уничтожены в один день (14 октября 1806 г.) одновременно в двух генеральных сражениях, под Йеной и Ауэрштедтом1253. Забыл или не знал об этом доктор исторических наук полковник Бескровный ? Трудно сказать, что хуже.
Победа России над непобедимым дотоле Наполеоном столь величественна, что не нуждается ни в каких преувеличениях.
Она вызвала небывалый ранее подъем национального духа. После того как Наполеон занял Москву, многие россияне приуныли. «Казалося, ну ниже нельзя сидеть в дыре», – писал о том времени в сатирической «Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева» А.К. Толстой1254. Тем сильнее был взрыв патриотической радости в сердцах буквально всех русских людей при первом же известии об уходе французов из Москвы, а последующие события – Малоярославец, Полоцк, Вязьма, Красное, Березина – эту радость непрестанно множили. Вот характерный штрих: первые слова, которые выговорила годовалая дочь графа Ф.П. Толстого (художника, будущего вице-президента Академии художеств) Лиза, «были не «папа» и не «мама», а «Ура, победа!»1255.
Талантливыми выразителями патриотических чувств русского народа в 1812 г. были мастера отечественной культуры, особенно литераторы, голоса которых звучали все энергичнее по ходу русского контрнаступления. Около 30 русских писателей участвовали в войне 1812 г. «не только пером, но и мечом»1256. Из литераторов – участников войны больше всех отличился тогда пером поэт В.А. Жуковский, служивший при штабе Кутузова и походной типографии (составлял даже «Известия» штаба). В сентябре 1812 г. он написал популярнейшее из стихотворений того времени «Певец во стане русских воинов», которое очень помогло делу защиты Отчества такими, например, строками:
О родина святая!
Какое сердце не дрожит,
Тебя благословляя?1257
Из тех литераторов, которые не участвовали в боях, но заостряли свое перо, как разящий меч, первым должен быть назван И.А. Крылов. Он откликнулся на события 1812 г. семью заме-
нательными баснями1258, лучшие из которых – «Ворона и курица», «Щука и кот» и особенно «Волк на псарне». Текст «Волка», собственноручно написанный, Крылов через жену Кутузова переслал самому фельдмаршалу, а тот после боев под Красным прочел басню собравшимся вокруг него офицерам и при словах «ты сер, а я, приятель, сед» снял фуражку и тряхнул седой головой1259 1260.
Вдохновляли русских людей в 1812 г. на «праведную брань» не только корифеи отечественной литературы. Эго делали и рядовые литераторы, как, например, поэт И.А. Кованько, сочинивший популярную «Солдатскую песню» с таким началом:
Хоть Москва в руках французов,
Это, право, не беда!
Наш фельдмаршал князь Кутузов Их на смерть впустил туда .
«Наш фельдмаршал» в те декабрьские дни 1812 г., когда вся Россия торжествовала победу, радовался, естественно, более других. «Я почитаю себя щастливейшим из подданных <...> Вашего Величества», – написал он Императору Александру I 7 декабря. В откровенном разговоре с А.П. Ермоловым Кутузов признался: «Голубчик! Если бы кто два или три года назад сказал мне, что меня изберет судьба низложить Наполеона, гиганта, страшившего всю Европу, я, право, плюнул бы тому в рожу!»1261 Все врелш, проведенное в Вильно до приезда туда Александра I, то есть с 29 ноября до 11 декабря, фельдмаршал, по словам того же Ермолова, «покоился на пожатых лаврах», и «ничто до слуха его допускаемо не было, кроме рабственных похвал льстецов, непременных спутников могущества»1262.
Однако Кутузов видел и дорогую цену победы, одержанной, на взгляд со стороны, легко и быстро. Ведь как ни осторожничал светлейший, руководимая им победоносная русская армия, преследуя Наполеона, понесла потери немногим меньше, чем побежденная и чуть ли не «полностью истребленнаяе»1263 французская армия. Документы свидетельствуют: главная армия Наполеона вышла из Москвы численностью 115,9 тыс. человек, получила в пути подкрепления в 31 тыс., а на границе от нее осталось 14,2 тыс. человек1264 (общие потери – 132,7 тыс. человек1265); Кутузов вышел из Тарутина во главе 120-тысячной армии (не считая ополчения), получил в пути, как минимум, 10-тысячное подкрепление, а привел к Неману 27,5 тыс. человек1266 (потери – не менее 120 тыс. человек). «Главная армия, – рапортовал Кутузов Александру I из Вильно, – пришла в такое состояние, что слабость ее в числе людей должно было утаить не только от неприятеля, но и от самих чиновников, в армии служащих»1267. Ф. Стендаль был близок к истине, заявив, что «русская армия прибыла в Вильно не в лучшем виде», чем французская1268.
Советские и постсоветские историки либо обходят общую цифирь русских потерь молчанием (Н.Ф. Гарнич, Б. С. Абали-хин, В.Г. Сироткин, О.В. Орлик), либо глухо упоминают о ней в контексте разных цифр1269, либо даже намеренно преуменьшают ее, уверяя нас, что к Неману вышла «половина (?! – Н. Т.) той армии, что стояла у Тарутина»1270, т. е., надо полагать, 60 тыс. человек, не считая ополчения.
Ослабевшая более чем на три четверти «в числе людей» армия к тому лее «потеряла вид»: она больше походила на крестьянское ополчение, чем на регулярное войско, что и вызвало у Великого князя Константина Павловича на параде в Вильно крик возмущения: «Эти люди умеют только драться!»1271
Учитывая состояние Главной армии, Кутузов в рапортах Государю от 1-го, 2-го и 9 декабря настойчиво предлагал дать ей отдых «до двух недель», «ибо, если продолжить дальнейшее наступательное движение, подвергнется она в непродолжительном времени совершенному уничтожению»1272. Отсюда некоторые историки, включая Е.В. Тарле, уже делали вывод о том, что Кутузов будто бы имел целью «выгнать Наполеона из России и – ни шагу далее»1273. Главной лее опорой для такого вывода служили прямые свидетельства столь разных людей, как недруг Кутузова английский комиссар при его штабе генерал Р. Вильсон и доброжелатель фельдмаршала государственный секретарь Российской империи адмирал А.С. Шишков – оба они ссылались на свои разговоры с Кутузовым1274. Просто отбрасывать их свидетельства, как это делали Л.Г. Бескровный и П.А. Жилин1275, нет оснований. Но в главном советские военные историки правы: Кутузов против заграничного похода русских войск, по крайней мере официально, не возражал.
Фельдмаршал мог, конечно, в частных разговорах с Шишковым и особенно с Вильсоном поворчать о тяготах и ненадобности для России заграничного похода, тем более что непрестанное понукание со стороны Англии, готовой, как тогда говорили, «биться с Наполеоном до последней капли крови...
русского солдата», раздражало его. Он даже самому Александру I сказал при встрече с ним в Вильно: «Ваш обет исполнен, ни одного вооруженного неприятеля не осталось на Русской земле. Теперь остается исполнить и вторую половину обета: положить оружие»1276. Сказал, но не настаивал на сказанном. «Когда он, – говорил Кутузов Шишкову о Государе, – доказательств моих оспорить не может, то обнимет меня и поцелует; тут я заплачу и соглашусь с ним»1277. Более того, преследовать врага за Неманом Кутузов планировал еще до прихода французов в Вильно1278. Его декабрьские рапорты царю предусматривали необходимый отдых только для Главной армии, тогда как менее изнуренным войскам Чичагова и Витгенштейна, а также казакам Платова предписывалось безостановочно «следовать за неприятелем до самой Вислы»1279.
11 декабря, в 5 часов пополудни, в Вильно прибыл Александр I. Кутузов встречал его у дворцового подъезда во главе почетного караула от лейб-гвардии Семеновского полка, «в парадной форме со строевым рапортом в руке». Император «прижал к сердцу фельдмаршала», принял от него рапорт и вместе с ним, «рука об руку», вошел во дворец. Уединившись с Кутузовым в своем кабинете, Александр I вел с ним разговор без свидетелей, а по выходе Михаила Илларионовича из царского кабинета обер-гофмаршал граф Н.А. Толстой «поднес ему на серебряном блюде орден Св. Георгия 1-й степени»1280. Поскольку Кутузов уже имел к тому времени ордена Святого Георгия 4-й, 3-й, и 2-й степеней, он стал первым в России полным георгиевским кавалером (после него таковыми станут еще три генерал-фельдмаршала: М.Б. Барклай-де-Толли в 1813 г., И.И. Дибич и И.Ф. Паскевич в 1829 г.).
По впечатлениям графини С. Шуазель-Гуффье, Кутузов в те дни «казалось, изнемогал под бременем оказанных ему почестей и отличий, которые со всех сторон сыпались на него»1281. Среди прочего фельдмаршал получил портрет Александра I, украшенный бриллиантами, и золотую шпагу с алмазами, «гирляндой лавра из изумруда» и тоже с бриллиантами ценою в 25 тыс. рублей (Михаил Илларионович при этом заметил, что «драгоценные камни слишком малы»)1282. Жене своей, Екатерине Ильиничне, светлейший князь Смоленский, не дожидаясь Высочайших наград, приготовил в подарок необычный трофей – «великолепный министерский портфель из черного сукна с золотой вышивкой, представлявшей с одной стороны французский герб, с другой – шифр Наполеона»1283.
На следующий день по прибытии в Вильно, 12 декабря (то был день рождения Императора), Александр I принял у себя всех генералов и приветствовал их словами: «Вы спасли не одну Россию, вы спасли Европу»1284. В тот же день Император дал торжественный обед в честь Кутузова, а перед обедом в конфиденциальной беседе с Р. Вильсоном высказался о фельдмаршале так: «Мне известно, что [фельд] маршал не исполнил ничего из того, что должен был сделать.. Он избегал, насколько сие оказывалось в его силах, любых действий противу неприятеля. Все его успехи были вынуждены внешнею силою <...>. Но московское дворянство стоит за него и желает, дабы он вел нацию к славному завершению сей войны. Посему я должен наградить этого человека орденом Св. Георгия <...>. Впрочем, теперь я уже не оставлю мою армию и не допущу несообразностей в распоряжениях [фельд] маршала»1285.
С этого дня Александр I, по наблюдению А.П. Ермолова, оставил при Кутузове лишь «громкое наименование главнокомандующего и наружный блеск некоторой власти», а «все распоряжения» исходили от самого Императора1286. Возможно, Ермолов здесь чуть и преувеличил распорядительность Императора, но общий смысл его взаимоотношений с фельдмаршалом определил верно. Начальником Главного штаба всех армий Александр I назначил самого близкого к нему, после А.А. Аракчеева, сановника генерал-адъютанта князя П.М. Волконского, а затем вернул в армию и барона Л.Л. Беннигсена1287. При этом Император неизменно оказывал сам и требовал от других (включая Р. Вильсона) оказывать Кутузову «подобающее почтение»1288.
Проницательный фельдмаршал едва ли заблуждался в истинном отношении к нему монарха, но со своей стороны, как обычно, афишировал верноподданническую преданность и глубочайший пиетет к монаршей воле. Колоритно свидетельствует об этом рассказ генерала С.И. Маевского о декабрьских днях 1812 г. в Вильне.
«В один день я докладываю фельдмаршалу, что по случаю соединения всех армий нужно назначить одного начальника артиллерии.
– Кого же лучше, как не Д.П. Резвого? – отвечал князь. – Он человек умный и знает это дело лучше всех.
Вдруг докладывают, что граф Аракчеев приехал к светлейшему. И представьте наше удивление: граф говорит о том же, о чем говорили и мы за минуту до него. <...>
Гр. Аракчеев. Государю Императору угодно соединить командование всею артиллериею в лице артиллерийского генерала, а выбор последнего предоставляется Вашей Светлости. Его Величество думает, что всего ближе дать этот пост А.П. Ермолову.
Кутузов. Вот спросите у него (указывая на меня), мы сию минуту об этом только говорили. И я сам хотел просить Государя Императора, чтобы назначен был Ермолов. Да и можно ли назначить лучше кого другого?»1289
Не все генералы и офицеры русской армии радовались в те декабрьские дни 1812 г. фейерверку царских наград и вы-
-ЗА движений. Слышались и критические голоса. «Раздают много наград, но лишь некоторые даются не случайно, т– писал 13 декабря из Вильно генерал-лейтенант Н.Н. Раевский жене Софье Алексеевне. – <...> Кутузов, князь Смоленский, грубо солгал о наших последних делах. Он приписал их себе и получил Георгиевскую ленту»1290. О Кутузове еще более резко высказался флигель-адъютант полковник А.А. Закревский (будущий граф, генерал от инфантерии, московский генерал-губернатор и министр внутренних дел): «Надели на Старую Камбалу Георгия 1-го класса. Если спросите, за что, то ответа от меня не дождетесь»1291. «Интриг – пропасть, иному переложили награды, а другому не домерили», – сетовал генерал от инфантерии А.М. Римский-Корсаков в письме к министру внутренних дел академику О.П. Козодавлеву1292, а лейб-гвардии полковник С.Н. Марин (известный в то время поэт-сатирик) уточнил ту же мысль: «За одного порядочного производятся пять дрянных, чему все свидетели»1293. Впрочем, одно для всех было тогда неоспоримо: главную роль в победе над Наполеоном сыграл не светлейший князь Кутузов, не Государь Александр Павлович, величественный в своей решимости не идти ни на какой мир с захватчиками, даже не воины России, а сам Господь Бог, или, как тогда говорили, Русский Бог. «Зрелище погибели войск его невероятно! – читаем о Наполеоне в манифесте Александра I от 31 декабря 1812 г. – Кто мог сие сделать? Да познаем в великом деле сем промысл Божий!»1294 На памятной медали в честь 1812 г. царь повелел отчеканить: «Не нам, не нам, а имени Твоему'»1295
Как бы то ни было, все в русской армии – от последнего солдата до Самодержца Всея Руси – готовились к заграничному походу. Кутузов из Вильно обратился с воззваниями к населению Пруссии и к французским солдатам. Если пруссаки встретили, что называется, на ура клич «присоединиться к российским армиям» для борьбы с Наполеоном1296, то французы На призыв восстать против «жестокого рабства», в котором держит их «узурпатор Буонапарт»1297, не откликнулись. 21 декабря в приказе по войскам по случаю изгнания врага из России Кутузов так определил их дальнейшую задачу: «Пройдем границы и потщимся довершить поражение неприятеля на собственных полях его»1298.
Александр I, лично убедившись в том, сколь необходимы для победы российских войск отдых и подкрепления, разрешил им отдыхать в Вильно даже не две, как просил Кутузов, а почти четыре недели. Лишь 24 декабря Главная армия под командованием Кутузова и в присутствии Императора выступила из Вильно в заграничный поход и 1 января нового 1813 г. перешла Неман1299.
5. ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД
В приказе по войскам от 25 декабря 1812 г. Александр I так объяснил цель их похода в чужие страны: «Вы идете доставить себе спокойствие, а им – свободу и независимость»1300. Кутузов, естественно, поддерживал своего Государя, обещая от его имени в специальном воззвании к «народам германским» «возвращение их свободы и независимости»1301. И таково было тогда совершенно искреннее настроение большинства российских солдат и офицеров1302. Конечно, после разгрома империи
i£s.
Наполеона выяснится сакраментальная цель всех семи антина-полеоновских коалиций, а именно – возвращение народов Европы из-под наполеоновского диктата под власть прежних, свергнутых революциями династий и установление нового «европейского порядка» под наблюдением Священного союза монархов во главе с русским Императором. Не будем здесь полемизировать, «хорошо» это было или «плохо». Свой взгляд на идеологию этого процесса как непрогрессивного я изложил в ранее вышедшей книге1303, хотя знал и знаю, что иные историки и в наши дни полагают, что Александр I и Кутузов вели русские войска за рубеж с единственной целью – действительно освободить Европу от наполеоновской тирании1304.
Если у Кутузова были сомнения в том, как рациональнее для России готовить заграничный поход, надо ли с ним спешить и нужен ли он вообще, то Александр I был настроен более чем решительно. Будучи в Вильно, он признался графине С. Шуазель-Гуффье: «Эта несчастная кампания стоила мне десятка лет жизни»1305. Действительно, за 1812 год он столько пережил, мужественно держась своей линии не идти ни на какие условия мира с Наполеоном, что Н.Г. Чернышевский с полным основанием включал его стойкость в перечень решающих факторов русской победы: «Главнейшими же причинами нашего торжества в 1812 г. должны быть признаваемы твердая решимость Императора Александра Благословенного, патриотизм народа, мужество наших армий и искусство полководцев»1306. Кстати, советские историки цитировали это высказывание Чернышевского, изъяв из него все относящиеся к царю и, как правило, даже не обозначив пропуск отточием1307.
Н А. ТРОИЦКИЙ
^^-_-_-4^*
Пережив взлет от глубочайшего унижения к высочайшему торжеству, Александр I теперь, когда непобедимый доселе враг был побежден, не хотел останавливаться на достигнутом. Он решил, что недостаточно отомстить врагу за Аустерлиц и Фрид-ланд, Смоленск и Москву, за позор Тильзита только изгнанием его из России. Теперь Император посчитал возможным достроить 6-ю коалицию1308, возглавить ее и стать на правах коалиционного вождя Агамемноном Европы. Ради этого он проявил столько инициативы, настойчивости и энергии, что можно согласиться с мнением ряда русских дворянских историков: «Без Александра не было бы войны 1813 г.»1309.
С первых же дней заграничного похода Александр I старался быть не просто во главе, но и на виду у всех. Наблюдая за ним по пути от Плоцка до Калиша, А.И. Михайловский-Данилевский записал в дневнике: «Государь был всегда верхом, одетый щеголем; удовольствие не сходило с прекрасного лица его»1310. Казалось, что даже то подчеркнутое внимание, которым царь окружал в те дни слабеющего от недугов фельдмаршала, доставляло ему самому удовольствие. Кутузов, по воспоминаниям того же Михайловского-Данилевского, «хотя и не имел, как в Отечественную войну, диктаторской власти, но без воли его ни к чему не приступали. Когда недуги не позволяли ему лично докладывать Императору по делам, Его Величество приходил к нему сам и, часто заставая неодетым старца, увенчанного лаврами, занимался С ним делами в его кабинете. Вообще Император обращался с ним со всевозможным уважением; казалось, он хотел вознаградить его за те неудовольствия, которые ему делаемы были от двора со времен Аустерлицкого сражения»1311.
Теперь мы знаем, что «всевозможное уважение» Императора к фельдмаршалу было чисто внешним. Главный штаб уже
возглавлял князь П.М. Волконский. Дежурный генерал и правая рука Кутузова П.П. Коновницын был спроважен «в отпуск»1312, а на его место назначен полковник из Императорской свиты Н.И. Селявин. Что касается барона К.Ф. Толя, оставленного в должности генерал-квартирмейстера, то он, естественно, старался услркить монарху еще ревностнее, чем фельдмаршалу. Дело не в том, что Александр I «принимал решения сам»1313, а в том, что любые решения, исходившие от Главного штаба или же непосредственно от Кутузова, контролировал и нацеливал их на форсированное наступление вслед за остатками «Великой армии» Наполеона. Кутузов мог только ворчать в своем обычном духе: «Самое легкое дело – идти теперь за Эльбу, но как воротимся? С рылом в крови!»1314
Численность русских войск под командованием Кутузова по сводной ведомости от 23 января 1813 г. составляла 138 318 человек при 645 орудиях1315. Армия пополнялась за счет резервных частей, а также присоединения к ней отставших и выздоровевших солдат. Тем временем спешили к ней соединения ополченцев: по ведомости от 26 января в пути за кордон были 65 тыс. ратников1316. Важное изменение последовало в руководстве войсками: после неоднократных просьб адмирала П.В. Чичагова об отставке (адмирал, естественно, был оскорблен подозрениями в измене) 31 января 1813 г. Кутузов сообщил Чичагову, что Александр I наконец «уважил» его прошение «по случаю болезни» и назначил вместо него командующим 3-й Западной армией Бар-клая-де-Толли1317.
Руководство войсками, координация действий трех армий и обеспечение их всем необходимым отнимали у Кутузова много времени и сил. Он старался вникать во все: подписывал распоряжения о заготовке продовольствия и фуража по пути следования войск, об организации полковых аптек, о закупке сукна на обмундирование, о доставке из Вильно в Калиш сапог для воинов, об устройстве бань1318 и т. д. При этом он успевал (невзирая на занятость и болезни) поволочиться за нежным полом. А.И. Михайловский-Данилевский застал его однажды (на балу в Калише, «в комнате, удаленной от танцевальной залы») «привязывавшим ленты у башмаков прекрасной 16-летней польки Маячевской»1319.
Именно в Калише 15—16 (27—28) февраля Кутузов по поручению Александра I подписал с государственным канцлером Пруссии К.-А. фон Гарденбергом договор о «наступательном и оборонительном союзе» между Россией и Пруссией для борьбы с Наполеоном1320. Так к 6-й коалиции присоединилась Пруссия. Михаил Илларионович тут же, 15 (27) февраля, написал жене о своей радости: «Это даст нам тысяч сто войска»1321. Со временем так и вышло. Летом 1813 г. в составе войск 6-й коалиции было уже 168,5 тыс. пруссаков1322. Но Кутузов до этого не дожил. По ведомости от 3 (15) апреля 1813 г. числилось под его командованием 55 694 прусских солдат и офицеров1323.
Жители Пруссии, натерпевшиеся страха от Наполеона с 1806 г., теперь встречали русские войска с восторгом, как освободителей. «Вообразить нельзя, как мы приняты в Пруссии, – писал Кутузов жене. – Никогда ни прусского короля, ни его войска так не принимали»1324. Особенно горячий прием был оказан Кутузову. «Воздух сотрясался от восклицаний: «Vivat, papa Kutusof!», – свидетельствовал А. И. Михайловский-Данилевский. – Растроганный фельдмаршал, призвавши меня к себе, сказал: «Опиши, как можно повернее, в военном журнале встречу, нам сделанную в Силезии»1325. Разумеется, пруссаки не забывали приветствовать и Александра I. Так, в Иоганнесбурге «перед окнами Государя воздвигли пирамиду с транспарантом, на котором красовалась надпись: «Слава Освободителю Европы Александру Великому!» Народ запрудил улицу, и не смолкало «ура» по адресу России»1326. Но Александр I благородно «подставлял» под эти приветствия Кутузова. Когда жители г. Штейнау на Одере поднесли Александру лавровый венок, «Государь отослал его к князю Кутузову»1327.
Апогеем демонстраций русско-прусской дружбы стала встреча Александра I с королем Пруссии Фридрихом-Вильгельмом III в Бреслау 3 (15) марта. Король выехал навстречу Императору к силезской границе. Александр, увидев его, «вышел из коляски и бросился к нему в объятия; молча несколько минут они прижимали один другого к сердцу», а потом вместе въехали в Бреслау «при колокольном звоне и громе орудий»1328. 9 (21) марта Фридрих-Вильгельм нанес ответный визит Александру I в Калише. Русская армия по этому случаю выстроилась на высотах близ города под начальством Кутузова. Михаил Илларионович, не имея сил держаться на лошади, «стоял впереди строя»1329.
Перед отъездом из Калиша Фридрих-Вильгельм III наградил Кутузова сразу двумя высшими орденами Пруссии – Черного Орла и Красного Орла – и предложил ему прусское гражданство (дополнительно к российскому) с имением в придачу. Фельдмаршал ордена принял, но гражданство прусское с благодарностью отклонил, заявив: «Император Александр никогда не допустит, чтобы я или кто-либо из детей моих в чем-нибудь нуждался»1330. Уведомляя об этом жену, Михаил Илларионович заметил: «Орденов здесь [король] больше никому не давал, чтобы не поравнять кого-нибудь со мною»1331.
С гораздо большим трудом удалось Александру I (уже после смерти Кутузова) вовлечь в 6-ю коалицию другого традиционного союзника России – Австрию. Здесь все осложнял тот факт, что дочь австрийского императора Франца I Мария-Луиза была замужем за Наполеоном и, стало быть, занимала императорский трон во Франции. Александр I рассчитывал, что Франц поставит солидарность законных монархов великих держав выше брачных уз своей дочери, и в конце концов этот его расчет оправдался, но далеко не сразу. С того дня, 3 (15) марта, когда Александр I из Бреслау, сразу после встречи с Фридрихом-Вильгельмом III, написал Францу I: «Я <...> продолжил бы свою поездку до Вены, чтобы забыть в Ваших объятиях о прошлом и возобновить В [ашему] В [еличест] ву заверения в моей искреннейшей привязанности»1332, – прошли долгие месяцы, прежде чем удалось заключить в Рейхенбахе 15 (27) июня 1813 г. русско-прусско-австрийскую союзную конвенцию, что означало присоединение Австрии к 6-й коалиции1333.
Тем не менее Кутузов успел внести и свой вклад в привлечение Австрии на сторону России, нейтрализовав корпус К.Ф. Шварценберга. Это позволило русским войскам под командованием М.А. Милорадовича 27 января (8 февраля) 1813 г. без единого выстрела занять Варшаву, причем и на этот раз ключи от города поднес Милорадовичу «тот самый чиновник, который в 1794 г. вручал их Суворову»1334.
В Польше Кутузов снова отлично проявил себя и как администратор. Именно он разработал положение о Временном правительстве Варшавского герцогства, утвержденное Александром I 1 (13) марта. Весь состав правительства под названием Верховный временный совет (президент, вице-президент и три советника) назначался российским Императором и, «кроме Именных Высочайших указов и предписаний главнокомандующего армиями, ни от чьих более повелений не зависел»1335. Он был призван управлять герцогством при сохранении (под своим «строгим и бдительным» контролем) прежнего гражданского порядка и даже «всех местных начальств»1336. Президентом совета был назначен действительный тайный советник В.С. Ланской (бывший саратовский губернатор и будущий министр внутренних дел), вице-президентом – тайный советник Н.Н. Новосильцев (бывший президент Академии наук, член Негласного комитета при Александре I в 1801—1804 гг. и будущий председатель Государственного совета, Кабинета министров Российской империи, граф)1337.
Кутузов попытался было «назначить депутацию» из членов совета, которая могла бы воздействовать на князя Ю. Поня-товского1338, «дабы он <...> оставил намерение сопротивляться оружием»1339, но эта затея фельдмаршалу не удалась: Понятов-ский остался верен Наполеону и погиб в битве под Лейпцигом.
По мнению современных биографов Кутузова, Михаил Илларионович блистал административными деяниями и на немецкой земле, а именно «учредил Административный совет союзных государств Северной Германии» и «с одобрения Александра I назначил президентом этого совета прусского барона Штейна»1340. Здесь налицо преувеличение. В действительности Кутузов 26 марта (7 апреля) подписал лишь объявление о том, что «Его Величество Император всероссийский и Его Величество король прусский соизволили придти к решению об учреждении Административного совета» и что «временным прези-;
