Текст книги "Фельдмаршал Кутузов. Мифы и факты"

Автор книги: Н. Троицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Наполеон со своей стороны тоже интересовался Кутузовым. Не зря министр иностранных дел Франции Г.Б. Маре в апреле 1812 г. говорил русскому послу князю А.Б. Куракину, что в случае войны между Францией и Россией «император Александр будет находиться лично при войсках, имея при себе

Кутузова»^{489. Сам Наполеон «расхваливал ум Кутузова» И был рад его назначению главнокомандующим, ибо «медлительный характер Барклая изводил его»; Кутузов же, по словам Наполеона, «не мог приехать для того, чтобы продолжить отступление: Ьн, наверное, даст нам бой, проиграет его и сдаст Москву»490. Впрочем, после того, как Кутузов еще на неделю продолжил отступление, в канун Бородинской битвы Наполеон заговорил «о медлительности и нерадивости» Кутузова, удивляясь «тому, что его предпочли Беннигсену»491.}

Действия Кутузова от Царева-Займища до Бородина объяснялись историками по-разному. Сегодня уже нельзя принять всерьез заключение М.Н. Покровского о том, что Кутузов равно хотел и отступать (по необходимости), и сражаться (вынужденно) , т. е. «убить двух зайцев, бегущих в разные стороны»^{492. Трудно согласиться и с позицией П.А. Жилина, который, полагая (справедливо), что Кутузов предпринял Бородинское сражение «по собственной инициативе», отвергал как несостоятельные все, кроме внутреннего убеждения самого Кутузова, объяснения этой инициативы493. Между тем по крайней мере два из них настолько очевидны, что оспорить их невозможно.}

Во-первых, Кутузов просто обязан был считаться с общественным мнением – сражения требовали царь и дворянство, армия и народ, Вся Россия. Во-вторых, Наполеон, предвкушая скорый захват Москвы, усилил как нельзя более преследование русской армии, фактически не выпуская ее из боя. С 17-го по 25 августа арьергарды М.И. Платова и П.П. Коновницына «ежедневно, с утра до позднего вечера, а иногда и ночью, задерживали стремительный натиск французского авангарда»^{494. Так, под Гжатском 20 августа арьергард Коновницына выдержал 13-часовой бой, сменив на протяжении 17 км 8 позиций, а 23 августа у с. Грид-нево 10 часов отбивал атаки врага, останавливаясь в 5 позициях495. Н.П. Поликарпов, обстоятельно, по архивным источникам исследовавший все эти бои, отметил, что даже дотошный М.И. Богданович почти ничего о них не сказал. П.А. Жилин ни об одном из них вообще не упоминает. А ведь они были существенно значимы, ибо так сближали враждебные армии, что генеральное сражение становилось неизбежным, если бы даже Кутузов не планировал его «по собственной инициативе».}

22 августа русская армия остановилась и начала закрепляться на позиции возле большого селения в 124 км перед Москвой. Когда Наполеон увидел это, он спросил, как называется селение. Ему ответили: Бородино.

2. БОРОДИНО

«Позиция, в которой я остановился при деревне Бородино <...>, – доносил Кутузов царю 23 августа, – одна из наилучших, которую только на плоских местах найти можно. Слабое место сей позиции, которое находится с левого фланга, постараюсь я исправить искусством»^496.

Выбор позиции для генерального сражения всегда считался важным условием победы. Наполеон говорил, что вообще «война – это мастерство позиции»^{497. Русскую позицию у Бородина специалисты (начиная с участников Бородинской битвы) расценивали по-разному: например, генералы П.И. Багратион и А.П. Ермолов и такие авторитеты, как К. Маркс и Ф. Энгельс, критиковали ее498, советские историки больше хвалили499.}

ФЕЛЬДМАРШАЛ КУТУЗОВ: МИФЫ И ФАКТЫ

^ _:– ...... –| 1 1– – ’ —

Здесь нет ничего удивительного. Как подметил еще К. Клаузевиц (из советских историков – Е.В. Тарле и А.Н. Кочетков; в последнее время – В.Н. Земцов), «эта позиция имела свои и выгодные и невыгодные стороны»^{500, тем более что долго выбирать ее под натиском французов не было времени. В тот самый день, 22 августа, когда русская армия занимала бородинскую позицию, П.И. Багратион написал Ф.В. Ростопчину: «Все выбираем места и все хуже находил»501.}

Сам Кутузов в донесении царю хотя и назвал позицию у Бородина «одной из наилучших», но с оговоркой («на плоских местах»), и прямо указал на ее «слабое место». Тем не менее в целом позиция отвечала главным требованиям предстоявшей битвы. Во-первых, она изобиловала естественными укреплениями. Ее фронт справа и в центре был прикрыт высоким (более 20 м) берегом р. Колочи, правый фланг упирался в Москву-реку, а левый – в труднопроходимый Утицкий лес. Главное же, позиция позволила русской армии «оседлать» обе дороги к Москве – Старую Смоленскую и Новую Смоленскую.

Слабость русской позиции заключалась прежде всего в том, что ее левый фланг был открыт для фронтального удара. Поэтому Кутузов распорядился прикрыть его инженерными сооружениями (флешами⁵⁰²⁾ у д. Семеновская, а потом и «загнуть оный» к флешам^{503. Таким образом, к началу битвы левый фланг был укреплен, но зато преломилась боевая линия русской позиции, образуя в центре, у Курганной высоты, исходящий угол, что дало французам «выгоду продольных выстрелов»: их батареи, действовавшие против русского}

, Н.А. ТРОИЦКИЙ

^_–:_;______

левого фланга, «поражали в тыл войска центра и правого фланга»^504.

Заняв такую (с очевидными плюсами и минусами) позицию, Кутузов рассчитывал принять на ней и отразить лобовой удар противника, но сохранял за собой и возможность уклониться от боя в случае, если бы Наполеон попытался его обойти. «Желаю, – доносил он царю 23 августа, – чтобы неприятель атаковал нас в сей позиции, тогда я имею большую надежду к победе. Но ежели он, найдя мою позицию крепкою, маневрировать станет по другим дорогам, ведущим к Москве, тогда не ручаюся, что, может быть, должен идти и стать позади Можайска, где все сии дороги сходятся»^{505. В любом случае Кутузов считал своей главной задачей не пустить врага к Москве. «Как бы то ни было, – писал он царю с Бородинского поля перед битвой, – Москву защищать должно»506. Тем самым он подтверждал свои (цитированные ранее) заверения в письмах от 17—20 августа к Н.И. Салтыкову, Ф.В. Ростопчину, И.И. Моркову, П.В. Чичагову и к самому царю о том, что «настоящий предмет» его – это «спасение Москвы», ибо «с потерею Москвы соединена потеря России».}

При этом Михаил Илларионович учитывал возможность и успеха, и неудачи в сражении. «При счастливом отпоре неприятельских сил, – гласит его диспозиция 24 августа, – дам собственные повеления на преследование его <...>. На случай неудачного дела несколько дорог открыто, которые сообщены будут гг. главнокомандующим (Барклаю-де-Толли и Багратиону.– Н. Т.) и по коим армии должны будут отступать»^507.

С утра 24 августа, когда русская позиция слева еще не была оборудована, французы подступили к ней. Чтобы выиграть время для инженерных работ, Кутузов приказал задержать противника у д. Шевардино. Здесь еще не был достроен пятиугольный

редут, который вначале служил частью позиции русского левого фланга, а после того как левый фланг «загнули» к флешам, стал отдельной передовой позицией. Наполеон, как только он увидел перед собой (в 3-м часу пополудни) Шевардинский редут, приказал взять его – редут мешал французской армии развернуться. Три отборные дивизии из корпуса маршала Л.Н. Даву и польская кавалерия князя Ю. Понятовского пошли на приступ.

Редут и подступы к нему защищали примерно 18 тыс. русских воинов. Командовал ими генерал-лейтенант князь Ан.И. Горчаков (брат управляющего Военным министерством Ал.И. Горчакова, племянник А.В. Суворова, отличившийся в Итальянском и Швейцарском походах своего великого дяди, в 20 лет(!) рке генерал). Штурмовали редут вдвое большие силы – до 36 тыс. французов. Бой был ожесточенным^{508. Редут несколько раз переходил из рук в руки. Только в 11-м часу ночи французы после ужасной резни в ночном мраке и пороховом дыму овладели редутом, потеряв за время боя 4—5 тыс. человек (русские потери В.Н. Земцов определил в 6 тыс. человек).}

Шевардинский бой стал своеобразным прологом Бородинской битвы, наподобие поединков богатырей перед битвами средневековья. Каждая сторона могла быть довольной итогами этого боя и в то же время оценить силу противника. С одной стороны, Кутузов успел дооборудовать свою позицию и определить наиболее вероятное направление главного удара французов – по левому крылу русских, но и ощутил, сколь мощным будет наполеоновский удар в генеральном сражении. «Вчерась, – написал он жене 25 августа, – на моем левом фланге было дело адское»^{509. С другой стороны, Наполеон, взяв Шевардинский редут, получил возможность развернуть свою армию перед фронтом противника и занять выгодный плацдарм для атаки русского левого фланга. При этом, однако, он увидел, какова перед генеральным сражением мощь обороны и возможного контрудара русских.}

Весь следующий день – 25 августа – обе стороны готовились к генеральной битве. Посмотрим, каковы были силы и боевые порядки сторон на Бородинском поле.

Сведения о численности армий под Бородином крайне разноречивы. Советские историки чаще всего насчитывали в русской армии к началу сражения 120 тыс. человек (включая сюда регулярные войска, казаков и ополченцев) и 640 орудий. Эти же цифры называли почти все русские дореволюционные и некоторые зарубежные авторы (Ф.-П. Сегюр, К. Клаузевиц, К. Грюн-вальд). Но приводились и другие данные: 126 тыс. (Л.Г. Бескровный), 127 800 (Е.В. Тарле), 130 тыс. (Л.П. Богданов), 132 тыс. (Д.П. Бутурлин), 133 тыс. (К. Даффи), 133 500 (Ж. Тири). Между тем столь авторитетные, совокупно еще не мобилизованные источники, как строевые рапорты, позволили мне к 1987 г. уточнить все эти подсчеты^510.

1-я армия по ведомости от 24 августа насчитывала (без казаков и ополченцев) 75 541 человека^{511. По 2-й армии есть данные на 17 августа: 34 925 человек (тоже без ополченцев и казаков)512. 19 августа 2-я армия получила 4976 человек пополнения513, а в арьергардных боях 20—23 августа, от Гжатска до Шевардина, потеряла 140 солдат и офицеров514. Таким образом, к 24 августа в ней было 39 761 человек. Итого регулярных войск к началу Бородинской битвы или, точнее, к началу Ше-вардинского боя, который можно считать первым (вступительным) актом Бородина, Кутузов имел 115 302 человека.}

Численность казаков все отечественные (и царские и советские) исследователи до 1987 г. определяли в 7 тыс. человек. Эта цифра взята на веру из «Описания сражения При селе Бородине...» К.Ф. Толя^{515, которое не заслуживает такого доверия, поскольку грешит явными ошибками в цифрах (например, армия Наполеона увеличена в нем до 185 тыс. человек и 1000 орудий, а русские потери уменьшены до 25 тыс. человек). Зато надежен такой источник, как составленное по войсковым ведомостям расписание казаков от 26 августа 1812 г.: в 1-й армии – Отдельный казачий корпус атамана Войска Донского и генерала от кавалерии М.И. Платова в 5 тыс. человек и «правый наблюдательно-охранительный отряд» полковника М.Г. Власова – еще 2 тыс. сабель; во 2-й армии – «левый наблюдательно-охранительный отряд» генерал-майора}

A. А. Карпова в 4 тыс. человек^{516. Выходит, казаков при Бородине было 11 тыс.}

Остается выяснить, какова была численность народного ополчения. Почти все русские (как дореволюционные, так и советские) историки – от Д.П. Бутурлина до П.А. Жилина – называли одни и те же цифры: 7 тыс. ратников Московского ополчения и 3 тыс. – Смоленского, всего 10 тыс. ополченцев. Эти цифры заимствованы из того же «Описания» К.Ф. Толя. Между тем, согласно «Ведомости Московской военной силы», только московских ополченцев при Бородине было 20 748 человек, из которых «в расход» (на боевые позиции) пошли 18 124 рядовых, 303 офицера и 11 генералов^{517. Из Смоленского ополчения, как это засвидетельствовал еще герой 1812 г. Ф.Н. Глинка, а в 1962 г. исследовательски подтвердил}

B. И. Бабкин^{518, приняли участие в Бородинской битве не менее 10 тыс. ратников. Всего, таким образом, сражались при Бородине 28,5 тыс. ополченцев.}

Подытожим полученные данные. Регулярных войск – 115 302 человека, казаков – 11 тыс., ополченцев – 28,5 тыс. человек. Сложив эти цифры, мы определим общую численность русской армии на Бородинском поле: 154,8 тыс. человек. Она имела 640 орудий (эту цифру можно считать общепринятой).

С 1987 г. и другие историки занялись пересмотром ранее «неприкасаемых» данных о численности русских войск при Бородине: С. В. Шведов насчитал по совокупности разных ведомостей 157 тыс. человек^{519, А.А. Васильев и А.А. Елисеев – около 150 тыс.520. По сравнению с их выкладками приверженность Ю.Н. Гуляева, В.Т. Соглаева, Б.С. Абалихина старой «бутурлинско-жилинской» цифири521 сегодня выглядит архаично.}

Французская армия, по мнению советских историков, имела при Бородине 130—135 тыс. человек (не более)^{522 и 587 орудий. Русские дореволюционные исследователи были такого же мнения. Французские и некоторые другие зарубежные авторы (Ф.-П. Сегюр, А. Фэн, Ж. Пеле, Ж. Тири, Ф. Меринг, В. Скотт) чаще называют 120 —126 тыс. Наиболее достоверны опубликованные Ж. Шамбре данные переклички «Великой армии» за 21 августа с указанием численности каждого корпуса, включая части, откомандированные в тот день от армии, но присоединившиеся к ней 26 августа: 133 819 человек и 587 орудий523. В.Н. Земцов полагает, что данные Шамбре надо скорректировать за счет прибывших и выбывших между 21-м и 26 августа, после чего останется цифра 126—127 тыс. бойцов524. Возможно, он прав. В любом случае оказывается, что численный перевес под Бородином был на стороне россиян. Таким образом, уточненные подсчеты свидетельствуют, что в ходе войны 1812 г. русское командование уже к Бородинской битве сумело изменить соотношение сил в свою пользу. Здесь валено подчеркнуть, что и артиллерия россиян количественно превосходила французскую: 640 орудий против 587.}

Правда, регулярных войск у Кутузова было лишь 115,3 тыс., тогда как все 134 тыс. (или даже 126—127 тыс.) солдат Наполеона кадровые, регулярные войска. Но вся гвардия Наполеона (по разным источникам, 18,9 тыс.^{525 или 21 тыс.526 лучших, отборных солдат) не участвовала в битве527.}

Кутузов, по данным своей разведки и «по расспросам пленных», насчитывал у Наполеона 165 тыс. человек, находя, впрочем, эти данные «несколько увеличенными»^{528. Мог он учитывать и более достоверные данные, которыми еще 8 августа располагал П.И. Багратион: «Неприятельские силы <...> должны составлять 120 или 150 тыс. Количества сего мы не имеем вовсе причины страшиться»529. Если Кутузов несколько преувеличивал силы своего противника, то Наполеон примерно в той же пропорции их преуменьшал: 120—130 тыс. человек530. Поэтому вполне оправдан наступательный характер срал<ения со стороны Наполеона и оборонительный – со стороны Кутузова.}

Перед сражением русские войска расположились в таком порядке. Правый фланг и центр позиции – от места впадения р. Колочи в Москву-реку и до Курганной высоты включительно – заняла 1-я армия под общим командованием генерала от инфантерии М.Б. Барклая де Толли. Центром непосредственно командовал генерал от инфантерии Д.С. Дохтуров, а правым крылом – генерал от инфантерии М.А.

Милорадович. Левое крыло позиции – от Курганной высоты до Утицкого леса – заняла 2-я армия под командованием генерала от инфантерии князя П.И. Багратиона. Барклай все еще именовался «1-м главнокомандующим», Багратион – «2-м главнокомандующим». Каждому из них Кутузов предоставил инициативу руководства сражением. «Не в состоянии будучи находиться во время действия на всех пунктах, – писал он в диспозиции 24 августа, памятуя, может быть, о печальном уроке Аустерлица, – полагаюсь на известную опытность гг. главнокомандующих армиями и потому представляю им делать соображения действий на поражение неприятеля»^531.

Большую часть войск Кутузов сосредоточил на правом фланге, поскольку считал его главным: он прикрывал «столбовую» Новую Смоленскую дорогу – кратчайший путь к Москве. Прорыв французов на эту дорогу отрезал бы русскую армию от Москвы и грозил бы ей гибелью. Поэтому сверхосторожный Кутузов даже после Шевардинского боя, когда определилось наиболее вероятное направление главного удара Наполеона, не стал менять расположение войск, хотя Багратион, Беннигсен и (наиболее рационально) Барклай-де-Толли предлагали ему перегруппировать их справа налево^{532. Он лишь выдвинул в резерв левого фланга 3-й корпус генерал-лейтенанта Н.А. Тучкова из армии Барклая. Ход сражения показал, что идея «трех Б» была многообещающей, а Кутузов, отвергнув ее, допустил первый из своих бородинских просчетов.}

Что касается 3-го корпуса, то Кутузов поставил его скрытно, в Утицком лесу, намереваясь, если верить офицеру-квар-тирмейстеру А.А. Щербинину, в удобный момент ударить «во фланг и тыл» Наполеону^{533. Беннигсен, однако, перед началом битвы выдвинул корпус из укрытия вперед. Тем самым он, как часто пишут об этом до сих пор, будто бы сорвал замысел Кутузова поразить неприятеля во фланг и тыл «из}

!

зскадър>^534. На деле же такой замысел, если он и был у Кутузова, не мог быть реализован. Наполеон с первых же минут битвы обрушил на русское левое крыло удар такой силы, что Багратион почти сразу взял у Тучкова на подкрепление дивизию П.П. Коновницына, а кроме трго, в обход Багратиона пошел и неминуемо столкнулся бы с Тучковым, если бы даже тот стоял в засаде, целый корпус Понятовского. Все это в 1963 г. отметил А.Н. Кочетков^{535, но еще полувеком ранее А.Н. Витмер иронизировал над верой некоторых историков «в благотворное влияние на бой наполеоновской эпохи засад в том смысле, как это было во времена печенегов», и резонно вопрошал: «Что мог сделать этот (Тучкова. – Н. Т.) корпус в смысле засады, когда по [Старой] Смоленской дороге шел на него Понятовский?»536}

Протяженность всей русской позиции составляла 8 км. Во всю ее длину двумя линиями с интервалом между ними не более 200 м стояли пехотные корпуса, за ними в 300—400 м, тоже двумя линиями, – кавалерия; еще дальше, до 1000 м в глубину, – линия резервов. Такое построение войск для решающего боя имело свои плюсы и минусы^{537. С одной стороны, довольно короткий фронт с близкими резервами обеспечивал Кутузову оперативность маневра как для обороны, так и для возможного контрудара. Но с другой стороны, большая плотность и малая глубина боевого порядка русской армии ставили ее под губительное действие неприятельского огня: артиллерия Наполеона поражала все четыре русские линии, вплоть до резервов538.}

Главными опорными пунктами русской позиции были с. Бородино справа, Курганная высота в центре и д. Семеновская слева. Высоты у Бородина заняли четыре батареи на 32 орудия. У Семеновской были воздвигнуты три флеши с 52 орудиями. Их сразу назвали Багратионовыми – ведь здесь начальствовал князь Багратион. На Курганной высоте за ночь с 25-го на 26 августа 800 ополченцев соорудили люнет (полевое укрепление, открытое с тыла, но защищенное рвом и двойным палисадом с фронта и флангов) для 18-пушечной батареи. Русские солдаты назвали ее «батареей Раевского», поскольку она была выделена из 7-го корпуса, которым командовал генерал-лейтенант Н.Н. Раевский. Слева и справа высоту («курган, повелевавший всеми окрестностями»^{539) защищали еще четыре батареи, в которых В.Н. Земцов насчитал около 100 орудий540. Раевский сам проследил за сооружением люнета и, когда все было готово, сказал: «Император Наполеон видел днем простую, открытую батарею, а войска его найдут крепость»541.}

Наполеон почти весь день 25 августа, не сходя с лошади, тщательно, «с величайшей подробностью» изучал систему укреплений и боевой порядок россиян вплоть до сторожевых постов; он даже привлек к себе их внимание – «сделано было по нем несколько картечных выстрелов»^{542– Наполеон понял, что русский правый фланг почти неприступен, зато левый – уязвим. План его был прост: смять левое крыло русских, прорвать их центр, отбросить их в «мешок» при слиянии Колочи с Москвой-рекой и открыть себе путь к Москве543.}

Кутузов с утра 25 августа тоже провел рекогносцировку местности. «Не всюду могли проходить большие дрожки, в которых его возили», – вспоминал А.П. Ермолов^{544. На лошадь Михаил Илларионович почти не садился – из-за тучности сво-}

на голове и казачьей нагайкой на плече. «Никак мы не могли разгадать, – вспоминал подпоручик Н.Е. Митаревский, – для чего у него нагайка, тем более что никогда не видали его верхом на лошади»^{545. Осмотрев свои и оценив (насколько ему это удалось) чужие позиции, Кутузов не стал ничего менять в расположении своих войск, кроме того, что отрядил в резерв левого фланга корпус Тучкова.}

и малоподвижности. Одет он был в тот день, по обыкнове-нико, не в мундир, а в простой сюртук без эполет, с фуражкой

Ночь накануне сражения враждебные армии провели по-разному. Наполеон обратился к войскам с приказом, который начинался словами: «Солдаты! Вот битва, которой вы так желали! Теперь победа зависит от вас!» Император подбадривал своих воинов, суля им в случае победы «изобилие, хорошие зимние квартиры, скорое возвращение на родину». Он искусно распалял их воинское тщеславие: «Пусть самое отдаленное потомство с гордостью помнит о вашей доблести в этот день! Пусть о каждом из вас скажут: «Он был в великой битве под стенами Москвы!»^{546 Завоеватели, обрадованные возможностью сразиться наконец с врагом, который так долго уклонялся от боя, веселились и пели547.}

И слышно было до рассвета, Как ликовал француз...

В русском лагере всю ночь перед битвой царили тишина и величавое спокойствие. Кутузов не обращался к войскам с приказом. «Не время было витийствовать», – заметил его адъютант А.И. Михайловский-Данилевский^{548. Незачем было и подбадривать русских солдат. Все они сознавали, что на карту поставлены не «изобилие» и «хорошие зимние квартиры», что вопрос стоит так: «Быть или не быть Москве и России» – и решение этого вопроса зависит от них. Вся армия готовилась}

JS^S,

<^S._

стоять насмерть. Солдаты и офицеры облачались в чистое белье, отказывались, вопреки обычаю, пить водку.

В ночь перед сражением по лагерю пронесли икону «покровительницы России» – Смоленской Божьей Матери. За нею шел с обнаженной головой и со слезами на глазах сам Кутузов впереди всего русского штаба. «Сама собою, по влечению сердца, – вспоминал очевидец этой торжественной сцены, будущий декабрист Федор Глинка, – 100-тысячная армия падала на колени и припадала челом к земле, которую готова была упоить до сытости своею кровью»; «это живо напоминало приуготовление к битве Куликовской»^549.

Бородинская битва началась в 6-м часу утра 26 августа с атаки французов против русского правого крыла. Полк из дивизии генерала А.-Ж. Дельзона (корпус Е. Богарне) «с невероятною быстротою»^{550 ворвался в Бородино и после «наикровопролитнейшего боя»551 овладел селом. Казалось, сражение пойдет так, как изначально предполагал Кутузов, – главным образом, на его правом фланге. Но Богарне, закрепившись на Бородинских высотах и выставив здесь батарею из 38 орудий с заданием вести огонь по центру русских позиций, стал ждать, как развернутся события на левом фланге россиян. Главный же удар Наполеона, как и следовало ожидать после Шевардин-ского боя, был направлен на Багратионовы флеши. Три его лучших маршала – Даву, Ней, Мюрат – порознь и вместе бросали громаду своих войск против Багратиона, между тем как Понятовский пытался обойти флеши справа.}

Историки до сих пор не могут согласно определить, сколько раз в тот день флеши переходили из рук в руки. Традиционное мнение таково, что французы взяли их в результате 8-й атаки примерно к 12 часам, когда и был смертельно ранен Багратион. Недавно А.А. Васильев и Л.Л. Ивченко попытались опровергнуть традицию. Опираясь главным образом на дневник начальника штаба 2-й армии генерал-адъютанта графа 3|Ф. Сен-При, раненного одновременно с Багратионом, они пришли к небезосновательному выводу, что Багратион выбыл из строя еще до 9 часов утра, а флеши окончательно пали к 10 часам, в итоге не 8-й, а 3-й атаки^552.

Наполеон мог бы взять флеши и сломить русское левое крыло еще раньше, если бы ему удалось осуществить маневр, уже позволивший ему в прошлом победить при Ваграме, а впоследствии – при Линьи^{553. Когда Понятовский атаковал Тучкова возле Утицы, а Богарне взял (оказалось, ненадолго) Курганную высоту и уже открыл с нее фланкирующий огонь по флешам, Наполеон бросил Даву и Нея на штурм флешей, а генерала Жюно – в обход между флешами и Утицей для удара по Багратиону с фланга, пока Даву и Ней атакуют его в лоб.}

Однако этот маневр, который должен был, по мысли Наполеона, решить исход битвы, не удался. Две дивизии Жюно неожиданно для французов натолкнулись возле Утицы на 2-й корпус генерал-лейтенанта К.Ф. Багговута, который в начале сражения занимал правое крыло русской позиции и перемещение которого справа налево Наполеон просмотрел.

Кто и когда направил Багговута с правого на левый фланг, сорвав тем самым губительный для россиян замысел Наполеона? Одни исследователи считают – Кутузов^{554, другие – Барклай555.}

Сам Багговут доносил после сражения Кутузову: «Когда неприятель повел атаку на наш левый [фланг], я по приказанию главнокомандующего 1-й Западной армией пошел с пехотными полками 2-го корпуса на подкрепление оного» . Оригинал донесения хранится в РГВИА^{556. Мало того, давно опубликован рапорт Багговута Барклаю-де-Толли о том же: «Когда неприятель повел атаку на наш левый фланг, я по приказанию Вашего Высокопревосходительства пошел с пехотными полками 2-го корпуса на подкрепление оного»557. Эти документы решают вопрос: корпус Багговута был послан на левое крыло Барклаем-де-Толли, который в данном случае и в ходе всего сражения действовал согласно диспозиции Кутузова, предоставившей главнокомандующим армиями йнициативу решений.}

Итак, Жюно был отброшен войсками Багговута к Утицко-му лесу. Понятовский же, хотя и нейтрализовал Тучкова, сам тоже был им нейтрализован. Теперь Наполеон мог рассчитывать только на особую мощь фронтального удара по флешам. Штурмующие колонны Даву и Нея устремились вперед, словно по приказу: «Теперь или никогда!» – прямо на русские пушки. Сам Багратион, глядя на врагов, воскликнул: «Браво! Браво!»^{558 В этот момент он был сражен осколком ядра, который раздробил ему голень левой ноги559.}

«В мгновение пронесся слух о его смерти, •*– вспрминал А.П. Ермолов, – и войск невозможно удержать от замешательства <...>. Одно общее чувство – отчаяние»^{560. Временно (как старший в чине на левом фланге) заменил Багратиона П.П. Коновницын. Он с боем отводил войска к д. Семеновской до прибытия Д.С. Дохтурова, который по приказу Кутузова принял, командование левым флангом русской армии.}

Приказ Кутузова Дохтурову гласил: «Рекомендую вам держаться до тех пор, пока от меня не воспоследует повеление к отступлению»^{561. Обозрев позицию, Дохтуров сел на барабан и заявил: «За нами Москва! Умирать всем, но ни шагу назад!»562}

По наблюдению Барклая-де-Толли, 2-я армия, потеряв Багратиона, «была опрокинута в величайшем расстройстве»^{563. Это засвидетельствовали и Дохтуров («По прибытии туда нашел я все в большом смятении»564), и Ермолов565. Между тем французы ломились вперед, пытаясь довершить разгром русского левого фланга. Барклай спешил переместить справа налево}

4-й корпус генерал-лейтенанта графа А.И. Остермана-Толсто-го, укрепляя, таким образом, стык левого фланга с центром^{566. Тем временем три свежих гвардейских полка (Литовский, Измайловский, Финляндский), которые прислал из резерва 1-й армии сам Кутузов, геройски отражали атаки французской конницы, давая возможность Дохтурову привести расстроенные войска в порядок. Правда, дивизия генерала Л. Фриана из корпуса Даву все же овладела Семеновской, но Дохтуров, отступив за Семеновскую не далее 1 км, закрепился на новом рубеже.}

Мюрат, Ней и Даву, силы которых тоже были истощены, обратились к Наполеону за подкреплением для завершающего удара. Наполеон отказал. Он решил, что левое крыло русских уже непоправимо расстроено, и начал готовить решающую атаку Курганной высоты, чтобы прорвать центр русской позиции.

Ожесточение битвы росло с каждым часом. «На всей нашей линии кипело ужасное побоище, – вспоминал адъютант Бар-клая-де-Толли, будущий декабрист А.Н. Муравьев. – <...> Груды, горы убитых лежали на пространстве четырех верст»^567.

Ветеран наполеоновских войн генерал Ж. Рапп констатировал: «Мне еще не доводилось видеть такой резни»^{568. Немудрено, что в такой «резне» и та, и другая сторона несли ужасающие потери. Гибли целые соединения. «Дивизии моей почти нет – напишет 27 августа П.П. Коновницын. – Едва ли тысячу человек сочтут»569. М.С. Воронцов увидит, что его дивизия «совершенно уничтожена»: из 4 тыс. человек в ней останется «менее 300»570. Н.Н. Раевский из двух дивизий своего корпуса после битвы «едва мог собрать 700 человек»571.}

Солдаты обеих армий показывали образцы воинской доблести. «Никогда и никакие войска не сражались столь мужественно, как сии две храбрые армии», – подчеркивал Барклай-де-Толли^{572. Нркно отдать должное солдатам Наполеона: движимые преданностью своему кумиру, сознанием воинского долга, жаждой славы, побед и скорого возвращения домой, они дрались в тот день не хуже, чем в любом из 50 триумфальных наполеоновских сражений. Но русские устояли перед ними. «Другие войска были бы разбиты и, может быть, уничтожены до полудня, – резонно утверждал генерал Ж. Пеле. – Эта (русская. – Н. Т.) армия заслужила величайшие похвалы»573. «Одни только русские могли устоять», – убежденно заявлял Ф.Н. Глинка574.}

Невероятная стойкость русских воинов озадачивала и нервировала Наполеона, который наблюдал за ходом битвы из своей ставки на холме у Шевардинского редута (примерно в километре от Багратионовых флешей). Отсюда обозревалась вся русская позиция. «Ни с какого другого пункта Наполеон не мог бы видеть совокупность и подробности сражения»^575.

Здесь он и провел большую часть дня, иногда отлучаясь на ответственные участки (выезжал на флеши, как только они были взяты; побывал на своем левом фланге в момент атаки Ф.П. Уварова и М.И. Платова; к 17 часам прибыл на батарею Раевского)¹. Впереди блестящей, нарядно одетой свиты из офицеров, генералов и маршалов, сиявших радужными Цветами орденских лент и звезд, золотом эполет, галунов, аксельбантов, Наполеон в сером плаще без всяких знаков отличия, в простой треугольной шляпе либо расхаживал по холму, либо садился на походный стул (как увековечил его на известной картине В.В. Верещагин), часто и подолгу глядя в подзорную трубу на поле сражения и непрестанно рассылая во все стороны адъютантов.

Казалось, он мог быть доволен ходом сражения. Его солдаты дрались за победу, как львы. Его лучшие маршалы (особенно Ней, рыжая голова которого стала черной от пороха) не выходили из огня, организуя и возглавляя атаку за атакой. Маршал Даву в одной из атак был контужен, сбит с лошади и потерял сознание. Наполеону «успели» даже сообщить о смерти маршала. Даву тем временем ожил и вернулся в строй. С утра до полудня французы наращивали мощь своих атак, но сломить сопротивление русских не могли. Русские не только не бежали – они, если говорить точно, даже не отступали, а лишь отодвигались то с одной, то с другой позиции и продолжали стоять стеной.