Текст книги "Фельдмаршал Кутузов. Мифы и факты"

Автор книги: Н. Троицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

'Белинский В.Г. Поли. собр. соч. СПб., 1914. Т. 10. С. 37.

⁶ П у ш к и н А.С. Собр. соч.: В 10 т. М., 1981. Т. 2. С. 204.

Правда, Александр Сергеевич в 1835 г. написал стихотворение «Полководец» о М.Б. Барклае-де-Толли. В нем есть такие строки:

Вотще! Соперник твой стяжал успех, сокрытый В главе твоей; а ты, оставленный, забытый Виновник торжества, почил – ив смертный час С презреньем, может быть, воспоминал о нас.

Но эти четыре строки Пушкин даже не стал предъявлять в цензуру, настолько они были тогда «непроходимыми». Сохранились они в беловом автографе поэта^21.

Тем не менее «Полководец» Пушкина и без этих четырех строк вызвал болезненную реакцию у почетного академика Л.И. Голенищева-Кутузова (родственника фельдмаршала), который воспринял «Полководца» как антикутузовскую акцию и выступил с «опровержением» в виде брошюры, приложенной к «Санкт-Петербургским ведомостям» от 8 ноября 1836 г.²² Пушкин ответил на брошюру «Объяснением», которое он опубликовал в 4-й книге своего журнала «Современник» (декабрь 1836 г.). Здесь поэт как бы извинялся за то, что его смогли заподозрить в принижении Кутузова. Он подчеркивал «превосходство военного гения» Кутузова перед Барклаем и мессианскую роль «светлейшего» («его титло: спаситель России» ). Раньше Михайловского-Данилевского и Богдановича он выдвинул коронный тезис официальной историографии, что «один Кутузов мог предложить Бородинское сражение, один Кутузов мог отдать Москву неприятелю»^23.

Вскоре после этого в газете «Северная пчела» за 11 января 1837 г. литературный оппонент и личный недруг Пушкина Ф.В. Булгарин упрекнул поэта в том, что он «почти отрекся от прежнего», сопоставляя Кутузова и Барклая. Тот же упрек

„ Н.А. ТРОИЦКИЙ

«iSJ–

поэту (с оговоркой: «Так Пушкин писал. Но вряд ли так он думал») уже в наше время повторил В.В. Пугачев^{24. Думается, ближе к истине здесь точка зрения А.Г. Тартаковского: «Ведь примерно тем же временем, когда «Объяснение» вышло из печати, датируется и «альбомный» автограф «Полководца» с откровенно резкой характеристикой Кутузова как «соперника» Барклая. Умолчание в «Объяснении» этого щепетильного обстоятельства <...> надо, видимо, расценивать как тактическую уступку» со стороны Пушкина официальным взглядам25.}

С выходом в свет трех томов «Истории Отечественной войны 1812 г.» М.И. Богдановича фактически закончилась полувековая страда канонизации Кутузова в отечественной историографии^{26. Даже труды, написанные с официальных позиций, становятся менее аллилуйными и более объективными по отношению к Кутузову. Таковы книги популярного доныне историка и литератора Н.А. Полевого и давно забытого журналиста, отставного штабс-капитана, участника антинапо-леоновских войн И.Г. Бутовского (двоюродного брата «кавалерист-девицы» Надежды Дуровой)27. В 1860 г. автор пространной (больше 5 печатных листов!) рецензии о 3-томнике Богдановича, укрывшийся под инициалами А.Б., не только упрекнул Михайловского-Данилевского за его «постоянную заботу поставить князя Кутузова безмерно выше всех современных ему генералов Отечественной войны», но и усилил,}

по сравнению с Богдановичем, критику действий Кутузова при Бородине: «Участие Кутузова в распоряжениях почти не заметно, его самого нигде не видно между войсками»^28.

Суждения А.Б. (по резонному предположению В.А. Дьякова, это был профессор Академии Генштаба генерал-лейтенант А.И. Беренс)^{29 были уже характерными для новой историографии, условно назовем ее либерально-буржуазной, которая отвергла постулаты о единении сословий вокруг престола и об Александре I как главном герое «Двенадцатого года», а заодно опустила с заоблачных высот на землю и репутацию Кутузова. Правда, ниспровергатель предыдущей концепции и основоположник либерально-буржуазной концепции Александр Николаевич Попов (1820—1877) – тоже дворянин, чиновник, член знаменитых Редакционных комиссий 1859—1860 гг., – хотя и «преодолел культ личности» Александра I, по старинке превозносил Кутузова, «которому одному (?! – Н. Т.) Россия обязана своим спасением»30. Но это был уже последний в XIX в. аккорд чрезмерного восхваления фельдмаршала.}

Кстати, вслед за А.И. Беренсом (?) подверг критическому разбору 3-томник Богдановича генерал-майор И.П. Липранди (участник войны 1812 г., военный историк, мемуарист, в молодости «добрый приятель» А.С. Пушкина)^{31. Он без особого пиетета к Кутузову первым вменил ему в вину то, о чем позднее будут писать многие критики фельдмаршала: «Кутузов всегда будет почитаться виновником выпуска из России Наполеона с ничтожными остатками его полчищ»32.}

«^S._

После М.И. Богдановича вплоть до 1940-х годов почти все отечественные историки (кроме таких единиц, как А.Н. Попов и Н.Ф. Проценко) держались трезвой, уважительно критической либо даже критически заостренной оценки Кутузова – без преувеличенных славословий. Сдержанно писал о Кутузове великий российский историк С.М. Соловьев¹ (великий В.О. Ключевский о фельдмаршале вообще ничего не написал). Такие корифеи либерально-буржуазной военйой историографии, как начальник Академии Генштаба генерал от инфантерии Г.А. Леер, профессор той же академии генерал от инфантерии П.А. Гейсман, генерал-лейтенант А.К. Билов и генерал-майор А.Н. Витмер (учитель легендарного М.Д. Скобелева), признавали Кутузова выдающимся полководцем и дипломатом, но в ранг «гения» и «Спасителя России» его не возводили².

Показателен для либерально-буржуазной историографии труд одного из лучших знатоков рассматриваемой эпохи генерал-лейтенанта Владимира Ивановича Харкевича (1856– 1906) «Березина». Здесь впервые капитально, с учетом всей совокупности источников, и беспристрастно проанализированы действия трех лиц, ответственных за Березинскую операцию: П.Х. Витгенштейн медлил, П.В. Чичагов путал, а Кутузов оставался «простым свидетелем совершающихся событий» далеко в стороне от них³.

Поворот с 1860-х годов от лицеприятного прославления к объективной оценке Кутузова с непременными элементами критики в историографии отразился и на художественной ли-

'Соловьев С.М. Император Александр I. Политика. Дипломатия // Соч.: В 18 кн. М., 1996. Кн. 17. С. 408, 411 и др.

² Л е е р Г.А. Обзор войн России от Петра Великого до наших дней. СПб., 1885; Он же. Война 1805 г. Аустерлицкая операция. СПб., 1888; Гейсман П.А. М.И. Голеншцев-Кутузов-Смоленский // Рус. биографический словарь / Под набл. А.А. Половцова. Т. 9. СПб., 1903; Билов А.К. Курс истории русского военного искусства. СПб., 1913. Вып. 7; Витмер А.Н. 1812 год в «Войне и мире». СПб., 1869; Он же. Бородинский бой // Военно-исторический сб. 1912. № 3; Он ж е. Бородино в очерках наших современников // Там же. 1913. № 1.

’Харкевич В.И. 1812 год. Березина. СПб., 1893. С. 208.

тературе. В романах Л.Н. Толстого, Д.Л. Мордовцева, Г.П. Данилевского фельдмаршал изображен как «дряхлый телом, но бодрый духом старый вождь», мудрый, хотя уже и безынициативный¹.

Уважительно-критический взгляд отечественных историков на Кутузова был закреплен в эпоху Николая II к 100-летнему юбилею войны 1812 г. в 7-томнике «Отечественная война и русское общество» . Это, бесспорно, высшее достижение всей дореволюционной историографии «Двенадцатого года» было издано в 1911—1912 гг. под редакцией А.К. Дживелегова, С.П. Мельгунова, В.И. Пичеты с участием В.И. Семевского, Н.И. Кареева, Ю.В. Готье, И.В. Лучицкого, А.А. Кизеветтера, Е.В. Тарле, М.В. Довнар-Запольского, М.И. Туган-Барановского и др. Кутузову здесь посвящена специальная глава, которая открывает 4-й том. Ее автор профессор С.А. Князьков, отдав должное «исключительному уму», колоссальному опыту, расчетливости и осторожности Кутузова, заключал: «Но потом (в 1812 г. – Н. Т.) эта осторожность старого вождя в соединении с некоторой старческой неподвижностью, болезненностью и усталостью сказалась для нашей армии и с отрицательной стороны». Князьков признавал, что «Кутузов не был полководцем, равным Наполеону». Он готов был даже признать, что справедливы нелестные отзывы современников о чисто человеческих, нравственных качествах «Спасителя Отечества»: «куртизан», «придворный человек», «везде уживется», – говорили про Кутузова те, кто ему завидовал. И тут было кое-что справедливое»².

К 100-летию войны 1812 г, издавалась разная литература, в том числе ряд книг о Бородинской битве таких квалифицированных военных историков, как профессор Академии Генштаба генерал-лейтенант Б.М. Колюбакин, генерал от ин-

'Толстой Л.Н. Война и мир // Собр. соч.: В 14 т. М., 1951. Т. 6. С. 252; Т. 7. С. 79, 207; Мордовцев Д.Л. Двенадцатый год // Гроза двенадцатого года. М., 1991. С. 433, 434; Данилевский Г.П. Сожженная Москва. М., 1968. С. 73, 210.

² Отечественная война и русское общество: Юбилейн. изд. М., 1912. Т. 4. С. 3, 4-5.

фантерии А.П. Скугаревский, член редколлегии «Военной энциклопедии» полковник А.В. Геруа. Все они, высоко оценивая Кутузова как военачальника, старались отмечать, не вдаваясь в подробности, и достоинства его и недостатки (Геруа, например, заметил, что фельдмаршал отличался «способностями недюжинными, но и феноменальной леностью»¹). Так же судили о Кутузове известные военные историки – генерал от инфантерии Н.П. Михневич в 3-м томе 14-томной «Истории русской армии и флота» (М., 1911) и полковник П.А. Ниве в его 5-томном компилятивном труде «Отечественная война» (М., 1911).

Умеренно хвалебная оценка Кутузова сохранялась и в советское время до середины 1940-х годов, хотя и не без крайностей в ту или другую сторону. Так, признанный лидер первого поколения советских историков академик Михаил Николаевич Покровский (1868—1932) проявлял чрезмерную строгость в критике фельдмаршала, полагая, что тот «оказался слишком стар для каких бы то ни было решительных действий» и что «с назначением Кутузова – и до конца кампании, в сущности, – армия лишилась всякого центрального руководства: события развивались совершенно стихийным путем»². Над стратегией Кутузова перед Бородинской битвой Покровский откровенно иронизировал: «Став во главе армии, Кутузов сообразил, что и ему придется отступать. Но в то же время ему хотелось удовлетворить и тех, которые требовали сражения. В этом желании убить двух зайцев, бегущих притом в разные стороны, сказалась натура истинно русского генерала»³. Покровский не без оснований считал русскую позицию при Бородине «крайне неудачно выбранной и еще хуже укрепленной», подметив, что Наполеон «брал наши батареи кавалерийскими атаками», но его вывод о том, что

’Геруа А.В. Бородино (по новым данным). СПб., 1912. С. 9.

² П о к р о в с к и й М.Н. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии: Сб. статей. М., 1923. С. 54.

³ Н.Н. Война 1812 г. // Правда (№ 1—204). 1912. Вып. 4. (№ 80– 105). М., 1934. С. 285. По содержанию и даже по литературному стилю этой статьи видно, что написал ее М.Н. Покровский.

Кутузов в Бородинском сражении «достиг только того, что не был разбит наголову»¹, конечно же несправедлив.

Точка зрения Покровского на Кутузова и вообще на войну 1812 г. превалировала, хотя и в смягченной форме, почти до конца 1930-х годов в общих курсах русской истории², сводных военно-исторических трудах³ и в первой за советское время специальной монографии о «Двенадцатом годе», автором которой был начальник кафедры истории военного искусства Военной академии им. М.В. Фрунзе комбриг М.С. Свечников⁴. Остаточное воздействие концепции Покровского сказалась и на второй советской книге о войне 1812 г. (автор – профессор Академии Генштаба РККА комбриг Н.А. Левицкий⁵), и на первой из советских биографий Кутузова⁶, хотя здесь уже начата полемика с Покровским.

По-сталински разгромная критика «школы» Покровского, которая развернулась к концу 1930-х годов, затронула, естественно, и взгляды историка на 1812 г., на Кутузова. Специально подготовленная для сборника «Против исторической концепции М.Н. Покровского» (М., 1939. 4.1) статья В.И. Пичеты называлась еще спокойно: «М.Н. Покровский о войне 1812 г.», а статья А.Л. Попова во 2-й части того же сборника имела название: «Внешняя политика самодержавия в XIX веке в кривом зеркале М.Н. Покровского». Да и сам сборник был переозаглавлен: «Против антимарксистской концепции М.Н. Покровского» (М.; Л., 1940. Ч. 2).

'Покровский М.Н. Указ. соч. С. 54, 55.

² См.: Рожков Н.А. Русская история в сравнительно-историческом освещении (основы социальной динамики). Л.; М., 1924. Т. 10; Пион т-к о в с к и й С.А. Очерки истории России в XIX и XX вв. Курс лекций. Харьков, 1930; В а н а г Н.Н. Краткий очерк истории народов СССР. М.; Л., 1932. Ч. 1.

³ См.: Верховский А. И. Очерк по истории военного искусства в России XVIII и XIX вв. М., 1921, 1922; С в е ч и н А.А. История военного искусства. М., 1922—1923. Ч. 1—3; Сухов В.Г. Краткий очерк истории военного искусства. М.; А., 1929.

'Свечников М.С. Война 1812 г. Бородино, М., 1937.

'Левицкий Н.А. Война 1812 г. М., 1938.

‘Еорисов С.Б. Кутузов. М., 1938.

__ Н.А. ТРОИЦКИЙ

_________₅__{_}_tssb...

Белорусский академик (с 1946 г. – действительный член АН СССР) В.И. Пичета замалчивал то, что многие считали сильными сторонами концепции Покровского, а критикуя его ошибки, впадал в противоположную крайность: упрекая Покровского в стремлении «обелить Наполеона», сам приравнял взгляд Покровского на 1812 г. и на Кутузова к взглядам «троцкистско-бухаринских контрреволюционеров и врагов народа»^{33. При этом статья Пичеты изобиловала, наряду с Хулой по адресу Покровского, преувеличениями (арьергардные бои под Красным 4—6 ноября 1812 г. – «действительное генеральное сражение», «самое большое после Бородина»34), передержками («Багратион ничуть не был «ура-патриотом» и не собирался закидывать «великую армию» шапками, как характеризует его Покровский»35) и фактическими ошибками (Кутузов-де «потерял левый глаз» при штурме Измаила в 1790 г.36). Поразительно, что такую статью советские историки даже полвека спустя ценили как «обстоятельную и тщательно аргументированную»37.}

Что касается А.Л. Попова, то он изложил на двух страницах всю концепцию Покровского «по поводу войны 1812 г.», крайне утрируя ее. Так, второй этап войны у Покровского – это, мол, «своеобразный кросс», в котором «Наполеон вышел победителем: он первый прибежал к границе. Деморализованный Кутузов, растеряв по дороге армию, прибежал последним»^{38 (то и другое типично советское опрощение и событий, и действующих лиц. – Ред.).}

Критика взглядов М.Н. Покровского существенно не повлияла на то, как оценивали Кутузова советские историки.

В замечательной книге академика Евгения Викторовича Тарле (1874—1955) «Нашествие Наполеона на Россию», впервые опубликованной в 1938 г., а затем многократно переизданной (в 1939-м, 1940-м, 1941 гг. и т. д.)^{39, Кутузов представлен выдающимся полководцем. Тарле отметил его «большой ум, очень крупные военные дарования», «громадные стратегические способности», но не идеализировал, не возводил его до мифологемы «Спаситель Отечества», как это делали в XIX в. российские, а после 1947 г. – советские официозы. Более того, Тарле не умалчивал о склонности Кутузова к придворным, военным «и всяким иным интригам», об его «лукавстве и умении играть людьми», «подъедать так, как подъедает червь деревцо» (по выражению генерала С.И. Маевского), «тех, которых он подозревал в разделении славы его»40. Со всей определенностью историк высказал свое представление о Кутузове в письме к литератору С.Т. Григорьеву от 20 июля 1940 г.: «...замечательный полководец, <...> умный, осторожный генерал, сумевший сыграть громадную моральную роль народного вождя в труднейший момент русской истории», который, однако, «по своим стратегическим и тактическим дарованиям, просто по размерам этих дарований не равен Суворову и подавно не равен Наполеону»41.}

Даже в годы Великой Отечественной войны при всем благоговении к «мужественным образам наших великих предков», в числе которых И.В. Сталин 7 ноября 1941 г. с трибуны ленинского мавзолея назвал и Кутузова^{42, – даже тогда наши}

историки воздерживались от чрезмерного возвеличивания фельдмаршала и не шли ради него на вымыслы и подлоги, как это стало свойственно им (в абсолютном их большинстве) после 1947 г. В книгах о Кутузове Е.В. Тарле, М.В. Нечкиной, Г.Г. Писаревского, К. Осипова (И.М. Осипова-Купермана), Н.Е. Подорожного, М.Г. Брагина, В.Н. Лебедева^{43, а также в самой крупной из тех, что появились за годы войны, монографии о «Двенадцатом годе» И.Б. Берхина44 Кутузов, разумеется, прославлялся, но не приукрашивался. Лишь в редких случаях высказывались тезисы о Кутузове как о «народном избраннике», которого выдвинул в главнокомандующие «голос народа»45, или о том, что при Бородине «цель Кутузова заключалась в отражении неприятельских сил. Русский полководец достиг своей цели»46, – тезисы, подхваченные и развитые после 1947 г. П.А. Жилиным, Н.Ф. Гарничем, Л.Г. Бескровным и др. Зато говорилось и о просчетах фельдмаршала (например, о доле его вины за «провал Березинской операции»47).}

Вслед за историками так же почтительно, но без преувеличений, изображали Кутузова в предвоенные и военные годы писатели СССР^48.

Окончание войны совпало с очень «круглым» (200 лет со дня рождения) юбилеем Кутузова. По этому случаю СНК СССР 8 сентября 1945 г. принял специальное постановление, а Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) издало юби-

лейно-установочную брошюру^{49. Здесь уже обозначилась тенденция к идеализации Кутузова. Впервые в XX в., и притом на «руководящем» уровне, был высказан сакраментальный тезис: «Полководческое искусство Кутузова превзошло полководческое искусство Наполеона»50, – тезис, который с тех пор подхватят и впредь, веруя в указание ЦК, как истинный христианин верует в слово Христово, будут долго держаться его советские историки. Впрочем, 1945 г. был еще не началом массированной идеализации Кутузова, а как бы подступом к ней. «Процесс пошел» через два года.}

Да, тотальная, целенаправленная и управляемая идеализация Кутузова началась, как по команде, с того февральского дня 1947 г., когда журнал ЦК ВКП(б) «Большевик» опубликовал ответ генералиссимуса Сталина на письмо полковника Е.А. Разина. Там было изречено: «Наш гениальный полководец Кутузов <...> загубил Наполеона и его армию при помощи хорошо подготовленного контрнаступления». И еще: «Энгельс говорил как-то, что из русских полководцев периода 1812 г. генерал Барклай-де-Толли является единственным полководцем, заслуживающим внимания^{51. Энгельс, конечно, ошибался, ибо Кутузов как полководец был бесспорно двумя головами выше Барклая-де-Толли»52.}

С того дня почти вся советская историография войны 1812 г. стала концентрироваться вокруг личности Кутузова, а сама эта личность обрела у историков и писателей^{53 мистические разме-}

ры непогрешимого, полубожественного Спасителя, по адресу которого не должно быть ни слова критики в какой бы то ни было связи и форме. Иначе говоря, отечественное представление о Кутузове было отброшено назад, к временам Филиппа Синельникова и Владимира Панаева.

Среди тех историков, которые добровольно и ревностно приноравливались к сталинскому персту в оценке Кутузова, самыми инициативными пионерами выступили Павел Андреевич Жилин (1913 —1987) и Любомир Григорьевич Бескровный (1905—1980). Показательны в этом смысле их первые книги¹, задуманные и выполненные как иллюстрации к сталинскому тезису о «контрнаступлении Кутузова», что было подчеркнуто даже в названиях книг. И Жилин и Бескровный не преминули объявить, что они создавали свои труды, «руководствуясь указаниями товарища Сталина»². «Величайший вождь и полководец И.В. Сталин, в совершенстве изучивший многовековую борьбу русского народа за свою независимость, первый указал на исключительно важную роль полководческой деятельности Кутузова» – так определил основу для своей концепции Жилин³.

Известный советский писатель В. В. Карпов, учившийся вместе с Жилиным в Военной академии им. М.В. Фрунзе, свидетельствует, что о «контрнаступлении Кутузова» Жилин написал сначала дипломную работу, где доказывал, будто «Сталин по примеру Кутузова специально заманил под Москву гитлеровцев, а не они загнали нашу армию к столице», затем (в том же духе) – кандидатскую диссертацию и, наконец, монографию. «Книга попала на глаза Сталину. Он остался очень доволен тем, что так хорошо, по-научному, снимаются наши беды 41-го года и его личные промахи и ошибки», и наградил Жилина Сталинской премией⁴.

'Жилин П.А. Контрнаступление Кутузова в 1812 г. М., 1950; Бескровный Л. Г. Отечественная война 1812 г. и контрнаступление Кутузова. М., 1951.

² Ж и л и н П.А. Указ. соч. С. 29; Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 6.

³ Ж и л и н П.А. Указ. соч. С. 191.

'Карпов В. В. Маршал Жуков, его соратники и противники в дни войны и мира. М., 1992. С. 423.

Историографическая культура Жилина выразилась в том, что он счел всю русскую дореволюционную историографию 1812 года «буржуазной» и объявил, что вся она «в течение целого века искажала и принижала военные заслуги» Кутузова¹. Авторитетнейший из зарубежных военных историков Карл фон Клаузевиц (как и вообще все «иностранцы»), по разумению Жилина, – «ярый фальсификатор», а его замечательная книга «1812 год» – «фальшивка», «клеветническая писанина»².

Видимо, из «патриотических» побуждений Жилин намеренно игнорировал зарубежные источники, кроме трех-четырех в русском переводе, и обругал книгу Е.В. Тарле «Нашествие Наполеона на Россию» за то, что она «в значительной ее части основана на иностранных источниках»³. Войну 1812 г. Жилин представил как своеобразный бенефис Кутузова, личность которого под пером Жилина заслонила собой всех и вся. Например, М.Б. Барклай-де-Толли здесь «бездеятельный и нерешительный» «иностранец, не умевший даже говорить по-русски»⁴. Кутузов же – избранник и любимец народа, конфликтующий с «царским самодержавием»; военный гений, который всегда – при Малоярославце, под Вязьмой и Красным, на Березине – действовал безукоризненно, а в Бородинской битве «одержал крупнейшую победу»⁵.

Книга Л. Г. Бескровного принципиально не отличалась от жилинской, хотя частные вопросы темы Бескровный решал точнее (он, к примеру, не путал буржуазную историографию 1812 г. с дворянской) либо, напротив, еще алогичнее. Так, по Бескровному, при Бородине «Кутузов не позволил Наполеону не только осуществить какой-либо маневр, но и одержать хотя бы частный успех»⁶. Русскую дореволюционную историографию 1812 г. Бескровный охаивал по-жилински: дескать, вся

'Жилин П.А. Указ. соч. С. 7.

¹Там же. С. 10, 28.

³ Там же. С. 28.

⁴ Там же. С. 34—38, 42, 43.

⁵ Там же. С. 44, 58, 60. ‘Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 66.

она «извращала и принижала роль Кутузова кйк полководца», старалась даже «заставить забйть о нем»¹. '

П.А. Жилин и Л.Г. Бескровный заложили в советской историографии 1812 г. особую, квазииатриотическую традицию, смысл которой в том, чтобы возвеличить и приукрасить все «наше», русское (с Кутузовым как надклассовым и непогрешимым феноменом во главе), а все «чужое», враждебное, в данном случае особенно французское, разоблачить и принизить. Впрочем, стоить отметить, что Россия того времени была представлена в сочинениях советских историков, включая даже поздние труды Жилина и Бескровного, державой, которая «шла по пути прогрессивного развития» и отстаивала «независимость», «неприкосновенность» других держав² в борьбе против буржуазной Франции с ее «жесточайшим режимом» , «наполеоновской тиранией»³.

Крайним выражением этой традиции стала книга генерал-майора Н.Ф. Гарнича «1812 год», впервые изданная в 1952 г. (2-е изд. – 1956 г.). Гарнич написал ее в ухарском стиле, подменяя, утрируя, извращая очевидные факты: договорился, например, до того, что русские после Бородина будто бы 11 верст преследовали французов⁴; выходило, что Кутузов начал вдруг отступать к Москве после того, как он 11 верст’ гнался за разбитым Наполеоном. Вообще, Кутузов у Гарнича поднят (по сталинскому рецепту) «двумя головами выше» Барклая-де-Толли и других русских военачальников, не говоря уже о «ничтожных французах с их бездарью» – Наполеоном во главе. Хлестаковский опус Гарнича выдержал два издания и был выдвинут на соискание Ленинской премии, но затем, к чести нашей сатиры, высмеян журналом «Крокодил»², что, впрочем, не помешало П.А. Жилину и Л.Г. Бес-

'Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 5—6.

² Ж и л и н П.А. Отечественная война 1812 г. М., 1988. С. 27; Бескровный Л.Г. Отечественная война 1812 г. М., 1962. С. 594.

’Жилин П.А. Указ соч. С. 333; Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 593.

“Гарнич Н.Ф. 1812 год. М., 1956. С. 181.

’Семенов М.Г. Тайны ремесла // Крокодил. 1959. № 7.

кровному вновь и вновь рекомендовать его в числе достижений отечественной науки¹.

С 1947 г. до середины 1950-х годов вся советская литература о Кутузове и о войне 1812 г. теснилась в том русле, которое контурно обозначил Сталин и проложили по сталинскому контуру Жилин, Бескровный, Гарнич². При этом советские историки надзирали друг за другом, чтобы никто из них не вышел из заданного русла. Сегодня как анекдот воспринимается действительный случай, когда на заседании ученого совета историков Ленинградского университета один из профессоров упрекнул докладчика профессора С.Б. Окуня: «Товарищ Сталин показал нам, что Кутузов был на две головы выше Бар-клая-де-Толли, а у вас получается – только на одну»³.

К «неподдающимся», хотя бы и мировой значимости, ученым применялись оскорбительно-жесткие меры воздействия: против них власть «спускала» с трибун, недоступных для ответной критики, своих оруженосцев – порою случайных, в научном отношении никчемных, но религиозно преданных «верхам». Так, против Е.В. Тарле был спущен С.И. Кожухов – в то время директор Бородинского музея. Его статью «К вопросу об оценке М.И. Кутузова в Отечественной войне 1812 г.» опубликовал в 1951 году журнал «Большевик». Формально директор Бородинского музея, а фактически журнал ЦК ВКП(б), обвинил Тарле в том, что он на страницах своего классического труда «Нашествие Наполеона на Россию» (который, кстати, с 1938-го по

'Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 65—66; Жилин П.А. Указ, соч. С. 13, 434.

² См.: М.И. Кутузов. Материалы юбилейной сессии военных академий Красной армии, посвященной 200-летию со дня рождения М.И. Кутузова. М., 1947; Прунцов В.В. Бородинское сражение. М., 1947; Жилин П.А., Ярославцев А. В. Бородинское сражение. М._, 1952; Червяков Д.Е. Партизанское движение в период подготовки и проведения Кутузовым контрнаступления в 1812 г. М., 1953; Полководец Кутузов: Сб. статей. М., 1955 и др.

³ См.: Пугачев В.В., Д и н е с В.А. Историки, избравшие путь Галилея: Статьи. Очерки. Саратов, 1995. С. 137. В 1952 г. П.А. Жилин упрекал Н.Ф. Гарнича в том, что он не сумел «показать, почему Барклай-де-Толли как полководец был на две головы ниже Кутузова» (Кутузов был выше двумя головами... // Родина. 1992. № 6—7. С. 172).

1945 г. издавался в СССР и за рубежом ежегодно) изобразил войну 1812 г. якобы «в кривом зеркале» и «не осветил того главного факта, что Кутузов как стратег и тактик выше Наполеона»^{54. Вслед за статьей Кожухова и в ее духе прошли обсуждения книги Тарле на ученых советах Института истории АН СССР, Московского и Ленинградского университетов.}

Тарле подготовил ответ на статью Кожухова и 15 сентября 1951 г. послал его Сталину. «Для меня ясно, – писал Евгений Викторович «хозяину» партии и страны, – что без Вашего содействия это, очень краткое, чисто деловое мое письмо в редакцию журнала «Большевик» напечатано там не будет»^{55. Сталин такое содействие оказал. «Большевик» напечатал ответ Тарле, где на конкретных примерах показана необъективность Кожухова («систематически умалчивает о том, что я говорю, но приписывает мне то, что я и не думаю утверждать, и затем победоносно опровергает это»56). Вместе с тем Тарле признал, что в его книге есть известная недооценка Кутузова, и обещал «приступить к пересмотру недочетов, ошибок и вообще прежних сложившихся мнений» о Кутузове57.}

Редакция «Большевика» сопроводила ответ Тарле специальным заявлением, в котором историку было строго указано на то, что он «не пересмотрел еще до конца своих ошибочных взглядов» и настаивает на своем, «вопреки фактам и документальным свидетельствам, приведенным в статье тов. Кожухова». Заявление кончалось жесткой директивой: «Редакция полагает, что академик Тарле выполнит свое обещание и даст советскому читателю новые исследования, написанные с учетом тех справедливых критических замечаний, которые были высказаны в нашей печати».

Такое заявление редакция журнала «Большевик» сделала конечно же с ведома, а может быть, и по прямому указанию Сталина, который к тому времени уже мог разочароваться в былых надеждах на Тарле как на своего придворного историка^{58. Академик Тарле был тогда рке стар (77 лет) и болен, а главное, хорошо понимал (отчасти по собственному опыту начала 1930-х годов59), сколь опасно для ученого в СССР инакомыслие и непослушание. Поэтому он уступил. Уже в мартовском номере журнала «Вопросы истории» за 1952 г. появилась его статья «Михаил Илларионович Кутузов – полководец и дипломат». В ней Тарле, следуя духу времени и букве указаний ЦК, очень идеализировал Кутузова, хотя и провозгласил, как это делал прежде, истинным победителем Наполеона русский народ, который «нашел в Кутузове достойного представителя»60.}

Еще большие уступки конъюнктуре были сделаны в статье Е.В. Тарле «Бородино», написанной тоже в 1952 г., но при жизни автора не напечатанной (вероятно, сам Евгений Викторович находил ее конъюнктурной сверх меры). Статья была опубликована лишь в 1962 г. Здесь Тарле, вопреки своему обыкновению, подгонял факты и аргументы под заданную схему: например, чтобы представить Бородино безоговорочной, не только моральной, но и «стратегической, тактической победой русской армии и ее полководца», он утверждал, будто при Бородине «целью Кутузова было отражение наполеоновских сил и сохранение русской армии»^{61, умалчивая о том, что сам Кутузов ставил целью «спасение Москвы»62.}

Итак, E.B. Тарле уступил сталинскому воззрению на Кутузова. Уступил вынужденно, в разладе с самим собой^{63. Лишь с позиции черного юмора можно заключить, что он тогда «творчески пересмотрел свои старые взгляды»64. Но даже это научное покаяние не спасло Тарле от нападок сталинистов. В 1952 г. П.А. Жилин выступил с брошюрой «Великий русский полководец Кутузов», где по-кожуховски хулил суждения Тарле о Кутузове. Евгений Викторович вынужден был обратиться с просьбой защитить его от травли к секретарю ЦК ВКП(б) М.А. Суслову. «Он, – писал Тарле о Жилине, – подло, лживо, сознательно клеветнически плетет что-то о том, что я следую за фальсификаторами истории. И это после моей статьи, о которой Вы хорошо знаете. Эта гнусная выходка – часть кампании клеветы и забрасывания меня грязью, ведомой ко-жуховыми и жилиными»65. Суслов, видимо, посчитал, что «ко-жуховы и жилины» поработали более чем достаточно, и поручил своим чиновникам успокоить Евгения Викторовича66. Разумеется, вся эта двухлетняя травля великого историка отравила последние годы его жизни и ускорила его конец.}