Текст книги "Этика свободы"

Автор книги: Мюррей Ротбард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

Глава 3. Моральный статус отношения к государству.

Итак, если государство – это громадный механизм узаконенных преступления и агрессии, «организация политических методов» для обогащения, тогда это означает, что государство является криминальное организацией, и, следовательно, его нравственный статус радикально отличается от статуса простых частных собственников, которых мы обсуждали в этой главе. Все это значит, что нравственный статус контрактов с государством, обещаний ему и посредством него, также радикально различаются. Например, это означает, что никто морально не обязан подчиняться государству (кроме случаев, когда государство защищает право частной собственности против агрессии). Как преступная организация с доходами и имуществом, полученными от преступного налогообложения, государство не может обладать никакой справедливой собственностью. Это значит, что неуплата налогов государству не может быть несправедливой или безнравственной, как и присвоение себе имущества государства (которое находится в руках агрессоров), как и отказ подчиняться приказам государства или расторгать контракты с государством (так как несоблюдение контракта с преступниками не аморально). Фактически, с точки зрения верной политической философии, например «красть» у государства – значит отобрать собственность из рук преступников, что значит, в смысле «поселенческой» собственности, что вместо поселения на неиспользованной земле, индивид устраняет собственность из криминальной ячейки общества, что, в свою очередь, является благим делом.

Частично исключение можно сделать, когда государство абсолютно очевидно украло собственность определенного человека. Предположим, например, что государство конфискует драгоценности, принадлежащие Брауну. Если Грин затем украдет драгоценности у государства, он, с точки зрения либертарианской теории, не совершит преступления. Тем не менее, драгоценности не будут ему принадлежать и Браун будет оправдан в случае использования силы для изъятия драгоценностей у Грина. В большинстве случаев, конфискации государства, проходящие в форме налогообложения, смешаны в единый котел и невозможно указать для собственности определенного владельца. Кто, например, действительно обладает дамбой TVA или зданием почты? Во всех этих случаях воровство Грина или его поселение на государственных землях будет законным и не преступным, и пожалует титул поселенческой собственности Грину.

В таком случае и лгать государству становится моральным. Так как никто морально не обязан честно отвечать грабителю, когда он спрашивает, есть ли в чьем-то доме ценные вещи, то никто не обязан честно отвечать и на подобные вопросы, задаваемые государством, когда, например, оно увеличивает налоги.

Все это, разумеется, не значит, что мы должны рекомендовать или требовать гражданского неповиновения, неуплаты налогов, лжи или воровства у государства, так как это наверняка будет неблагоразумно, учитывая репрессивный аппарат государства. Но те действия, о которых мы говорим, – справедливы и морально допустимы. Отношения с государством, в таком случае, становятся совершенно благоразумными и прагматическими суждениями индивидов, которые должны относиться к государству, как к врагу с преобладающей в настоящее время властью.

Многие либертарианцы приходят в замешательство от такого отношения к государству, даже когда они признают общую аморальность или преступность государственных действий и вторжений. Таким образом, появляется вопрос о дефолте, или, в более широком смысле, отказе от государственного долга. Многие либертарианцы утверждают, что правительство, по сути, обязано оплачивать свои долги, и, следовательно, дефолта и отказов можно избежать. Здесь проблема в том, что эти либертарианцы проводят аналогию с самым правильным тезисом о том, что частные индивиды или учреждения должны сохранять контракты и платить их долги. Но правительство само денег не имеет, и оплата его долга означает, что налогоплательщики и дальше будут принуждены выплачивать доход владельцам долговых бумаг. Такое принуждение никогда не будет законным с точки зрения либертарианской теории. Не только повышенное налогообложение означает повышенное принуждение и агрессию против частной собственности, но кажущийся вначале невинным держатель государственных облигаций предстает в невыгодном свете, когда мы полагаем, что покупка правительственной облигации попросту делает инвестицию в будущую добычу от награбленных налогов. Как инвестор в будущее воровство, держатель государственных облигаций предстает совсем не в том свете, в котором обычно воспринимался.

Другой вопрос, который будет представлен с иной точки зрения, – проблема расторжения контрактов с государством. Выше мы объяснили нашу точку зрения на то, что контракты на применение силы, являются контрактами о передаче титулов, а не обещаний, то, следовательно, в свободном обществе было бы законным уйти из армии несмотря на подписание добровольного контракта на длительный срок службы. Но независимо от того, какой теории о контракте мы придерживаемся, на свободном рынке такие суждения подходят только для частных армий. Так как союзники государства являются преступными агрессорами – как по их действиями, так и по способам получения дохода – было бы вполне законно покинуть государственную армию в любое время, несмотря на сроки службы. Совершить это – абсолютное индивидуальное право, хотя опять же, является ли такое действие благоразумным или нет – совсем другой случай.

Рассмотрим в этом свете вопрос о взяточничестве правительственных властей. Выше мы увидели, что в свободном обществе или на свободном рынке взяточник действует законно, так как фактически обманывает (например, нанимателя) тот, кто дает взятку и, следовательно, он и заслуживает наказания. А что же о взяточничестве в правительственных властях? Здесь нужно разделить понятия «агрессивное» и «защитное» взяточничество. Первое должно считаться незаконным и агрессивным, тогда как последнее – честным и законным. Рассмотрим типичную «агрессивную взятку»: мафиози дает взятку полиции, чтобы не допускать другого, конкурирующего управляющего казино на данную территорию. Мафиози в этом случае инициатор и соучастник правительственной агрессии против своих конкурентов. С другой стороны, «защитная взятка» имеет совершенно другой нравственный статус. В этом случае Робинзон, например, увидев, что казино нарушают закон на данной территории, дает взятку полиции, чтобы те позволили и его казино работать – идеальный легитимный ответ на создавшуюся ситуацию.

Защитное взяточничество фактически выступает по всему миру как важная социальная функция. Во многих странах бизнес нельзя вести без взятки, как смазочного материала, таким образом, вредных и разрушительных урегулирований и взысканий можно будет избежать. Тогда «продажная власть» – не обязательно плохая. По сравнению с «неподкупным правительством», чьи власти очень строго исполняют жесткие законы, «продажное», по крайней мере допускает частичное прохождение добровольных сделок и действий в обществе. Конечно, ни в каком общем случае ни регулирующие нормы, ни запреты, ни произвол чиновников не оправданы, так как в идеале они вообще не должны существовать.

В некоторых областях радикальное различие между частными лицами и правительственными властями подтверждено законом. Так, частное «право конфиденциальности» или право хранить молчание, не должно относиться и не относится к правительственным органам, чьи документы и деятельность должны быть открыты для публичного ознакомления и оценки. Существует два демократических аргумента для отказа от конфиденциальности в отношении правительственных чиновников, которые, пусть и не строго либертарианские, в том виде в котором существуют, а именно: 1) то, что в демократическом обществе только общество может решать что-либо по поводу общественных дел и голосовать за чиновников, только если они полностью компетентны в государственной деятельности, и 2) так как налогоплательщики оплачивают счета за правительство, они должны иметь право знать, что делает правительство. Либертарианский аргумент добавит, что если правительство является организацией-агрессором против прав своих горожан, то полная открытость его действий является по крайне мере одним правом, которого подданные могут добиться от государства, и которое они смогут использовать, чтобы противостоять ему или свести на нет государственную власть.

Другая область, где закон делает различие между частными гражданами и общественными властями – это законы о диффамации. Выше мы отстаивали точку зрения о том, что законы о диффамации нелегитимны. Но даже имея как данность законы против диффамации, важно видеть разницу между клеветой на частного гражданина и клеветой на правительственные власти или агентства. К XIX веку мы, к счастью, избавились от пагубных законов об «оскорблении власти», которые использовались как дубинка, чтобы подавлять почти любую критику правительства. В настоящее время действие законов о диффамации, к счастью, ослаблено не только собственно к правительству, но и по отношению к политикам и правительственным чиновникам.

Многие анархисты-либертарианцы заявляют, что голосовать или участвовать в политических действиях – безнравственно. Аргумент подразумевает, что, участвуя таким образом в государственной деятельности, либертарианец дает свое согласие на существование государственного аппарата. Но нравственное решение должно быть свободным, а государство поместило индивидов в несвободное окружение и общую матрицу принуждения. К сожалению государство существует и люди вынуждены начинать с этой матрицы, чтобы попытаться изменить жизненные условия. Как указал Лисандер Спунер, в среде государственного принуждения голосование не подразумевает добровольное согласие. И в самом деле, если государство позволяет нам периодически выбирать правителей, пусть и ограниченно выбирать, отнюдь не следует считать безнравственной попытку извлечь пользу из этой возможности смягчить государственную власть или избавиться от нее вовсе.

Государство – не просто часть общества. Основная цель данной части книги и состоит в том, чтобы продемонстрировать, что государство не является (как предпочитает думать большинство экономистов-утилитаристов сторонников свободного рынка) законным социальным институтом, хотя и неуклюжим и неэффективным в большей части своих действий. А напротив – показать, что государство, по сути, является незаконным учреждением организованной агрессии, организованного и регулируемого преступления против своих граждан и их собственности. Едва ли необходимое обществу, это глубоко антиобщественное учреждение паразитирует на продуктивной деятельности частных граждан. В нравственном отношении оно должно быть рассмотрено как незаконное и существующее вне обычной законной либертарианской системы (такой, как намечена в части 11 выше), которое разграничивает и страхует права и заслуженную собственность частных граждан. Таким образом, с точки зрения справедливости и морали, государство не может иметь собственности вовсе, не может требовать послушания, но не может применять силу при заключении контрактов с ним, и, в самом деле, вовсе не должно существовать.

Общая защита государства придерживается мнения, что человек – «общественное животное», что он должен жить в обществе, и что индивидуалисты и либертарианцы верят в существование «атомистических индивидов», на которых не влияют и которые не связаны с другими людьми. Но ни один либертарианец никогда не считал людей за изолированные атомы, наоборот, все либертарианцы признавали необходимость и огромные преимущества жизни в обществе и участия в общественном разделении труда. Серьезная ошибка non sequitur, допущенная защитниками государства, включая классических аристотелевских и томистских философов, состоит в неоправданном прыжке от необходимости общества к необходимости государства . Наоборот, как мы обозначили, государство – антиобщественный инструмент, наносящий вред добровольному обмену, индивидуальному творческому потенциалу и разделению труда. «Общество» – удобное название добровольных взаимоотношений людей в мирном обмене и на рынке. Здесь мы можем сослаться на четкое различие, которое делает Альберт Джей Нок между «социальной мощью» – результатом добровольного обмена в экономике и в цивилизации, и «государственной властью» – принудительным вмешательством и эксплуатацией этих результатов. Таким образом, Нок показал, что история человека – в основном соперничество между государственной властью и социальной, между полезными плодами мирного и добровольного производства и творческого потенциала с одной стороны, и вредной паразитической болезнью государственной власти над добровольным и продуктивном процессом. Все общественные услуги, которые обычно рассматривающие как оправдания существования государства – от чеканки монет до развития закона и защиты полицией прав человека и собственности – могут быть и были в истории обеспечены частными лицами куда более эффективно и, конечно, куда более морально. Государство ни в каком смысле не востребовано природой человека; обратное тоже верно.

Глава 4. Об отношениях между государствами

Подразумевается, что каждое государство имеет монополию на определенной территории, размер которых варьирует в соответствии с историческими условиями. Внешняя политика или международные отношения могут быть определены как взаимоотношение между любым государством А и другими государствами, B, C, D, а также жителями, живущими в этих государствах. В идеальном высоконравственном мире, ни одно государство не существовало бы, и, следовательно, никакой внешней политики также существовать не может. Однако, допуская существование государств, будут ли существовать те моральные принципы, на которые либертарианизм может указать как на критерий внешней политики? Ответ, в целом будет аналогичным, так как либертарианский моральный критерий приветствует такую «внутреннюю политику» государств, при которой достигается максимально возможное уменьшение уровня принуждения, практикуемого государствами над индивидами.

Прежде чем рассматривать внешнюю политику государств, давайте на минуту вернемся к чисто либертарианскому миру без государства, где индивиды и их наемные частные защитные учреждения строго ограничивают использование принуждения и защищают индивида или его собственность от насилия. Предположим, что в таком мире Джонс считает, что он или его собственности подвергаются агрессии со стороны Смита. Для Джонса законно, как мы уже видели, оказать сопротивление этому вторжению с помощью применения силы. Но сейчас мы должны спросить: а в правах ли Джонса применять агрессивное насилие по отношению к третьим лицам в рамках законной защиты от Смита? Очевидно, что ответ должен быть отрицательным. Правило, запрещающее насилие по отношению к индивидам или собственности невинных людей, абсолютно – и его придерживаются независимо от субъективных мотивов агрессии. Неправильно и преступно попирать собственность или индивида, даже если вы Робин Гуд, или голодаете, или защищаете кого-либо от нападения третьего лица. Мы можем понять и сочувствовать мотивам во многих таких случаях и экстремальных ситуациях. Мы (или, лучше, жертва и ее преемники) можем смягчить наказание, если преступнику его назначат на суде, но мы не можем избежать приговора, так как эта агрессия является преступным актом, в котором жертва имела полное право применять насилие по мере необходимости. Говоря короче, А нападает на В, потому что С угрожает или нападает на А. Мы можем найти вину С в этом эпизоде, но мы квалифицируем А как агрессора, так как был совершен преступный акт, который В имел полное право жестко отразить.

Говоря более конкретно – то если Джонс считает, что его собственность украл Смит, Джонс имеет право оказать ему сопротивление и попытаться его поймать, но Джонс не имеет права оказывать сопротивление посредством бомбардировки здания и убийства невинных людей, или ловить его, давая пулеметную очередь по толпе невинных людей. Если он это сделает, то он в равной мере (или даже более чем) такой же преступный агрессор, как и Смит.

Того же критерия мы бы придерживались, если бы для применения силы у Смита и Джонса были наняты люди, то есть если бы разразилась «война» между Смитом и его приспешниками и Джонсом и его охранниками. Если Смит и группа его приспешников выступит против Джонса, а Джонс и его охранники оттеснят банду Смита, то мы можем одобрить Джонса, и, как и другие люди, заинтересованные в отражении агрессии, можем внести личный или материальный вклад в дело Джонса. Но Джонс и его люди больше не имеют права, как и Смит, выступать против кого-либо еще в ходе их «праведной войны», красть собственность других людей, чтобы финансировать преследование, призывать других в свои ряды, используя насильственные методы или убивать других в ходе борьбы с вооруженными силами Смита. Если Джонс и его люди сделают что-либо из вышеперечисленного, они становятся преступниками в той же мере, что и Смит, и тоже подлежат всем санкциями, положенным за преступления. Фактически, если преступлением Смита было воровство, а Джонс должен использовать насильственный призыв, чтобы поймать его, или убивать невинных людей, преследуя его, то Джонс становится большим преступником, чем Смит, так как такие преступления, как порабощение и убийство намного хуже, чем воровство.

Предположим, что Джонс в ходе «праведной войны» против разрушительных действий Смита, должен убить невинных людей, и что он должен в свою защиту заявить, что он просто действовал согласно лозунгу «дайте мне свободу или дайте им смерть». Абсурдность этой «защиты» должна быть очевидна, так как дело не в том, что Джонс рисковал жизнью ради самозащиты в борьбе со Смитом, дело в том, что он хотел убивать невинных людей в погоне за окончательной победой. Джонс и вправду действовал согласно абсолютно непростительному лозунгу «дайте мне свободу или дайте им смерть», далеко не самому благородному боевому призыву.

В таком случае война, даже оборонительная война, честна только тогда, когда применение насилия относится только к преступникам. Мы сами можем судить, сколько войн или конфликтов в истории удовлетворяли подобным критериям.

Всегда поддерживалось мнение, особенно консерваторами, что развитие ужасающего современного оружия массового поражения (ядерного оружия, ракет, биологического оружия) – является только отличие уровня, нежели вида более простого оружия ранних времен. Конечно, один из ответов на это – это то, что когда уровнем является количество человеческих жизней, разница действительно велика. Но либертарианское замечание состоит в том, что в то время как лучник и его стрела, или даже винтовка, могут быть направлено, если понадобится, на отдельно взятых преступников, современно ядерное оружие не может. В этом состоит главное отличие в виде. Разумеется, лучник и стрела могут быть использованы в агрессивных целях, но также они могут быть направлены исключительно на агрессоров. Ядерное же оружие, даже «традиционные» бомбы, не могут. Эти виды оружия ipso facto являются механизмами неуправляемого массового поражения. (Единственным исключением может быть очень редкий случай, когда много людей, которые все были преступниками, живут на определенной обширной территории). Поэтому мы должны заключить, что использование ядерного или ему подобного оружия, или угрозы его применения является преступлением против человечества, которому нет оправдания. [1]

Вот почему старое клише больше не предполагает, что не оружие, а желание использовать его является весомым в оценке дел войны и мира. Характеристика именно современного оружия – это то, что оно не может быть использовано выборочно, не может быть использовано на либертарианский манер. Поэтому сам факт его существования должен быть осужден, и ядерное разоружение становится полезным само по себе. И в самом деле, во всех аспектах свободы это разоружение приобретает высшую политическую пользу, которую можно придумать в современном мире. Коль скоро убийство является более гнусным преступлением против человека, чем воровство, то массовое убийство (убийство распространенное до такой степени, что угрожает человеческой цивилизации и непосредственно выживанию), является наихудшим преступлением, которое человек мог бы совершить. И это преступление сейчас очень даже возможно. Или либертарианцы собираются только возмущаться ценовыми контролями или подоходным налогом, пожимая плечами или даже защищая массовое убийство?

Если ядерная война абсолютно незаконна даже для индивидов, защищающих себя от нападения преступников, что уж до ядерной или «традиционной» войны между государствами! Позвольте теперь включить в наше рассуждение государства. Так как каждое государство присваивает себе монополию на насилие на некоторой территории, пока его ограблениям и вымогательствам не сопротивляются, на территории существует так называемый «мир», так как принуждение продолжается односторонне, управляется государством, применяется им к людям. Открытый конфликт на данной территории разражается только в случае «революций», в которых люди сопротивляются использованию государством силы против них. И мирный случай, когда государству не сопротивляются, и случай с открытой революцией могут быть обозначены как «вертикальное насилие» – принуждением государством его народа или наоборот.

В существующем мире каждая территория управляется государственной организацией: есть множество государств, распространенных по миру, каждое с монополией на принуждение на своей территории. Ни одно государство не имеет монополию на принуждение по всему миру, и между государствами существует состояние «анархии». [2] И таким образом, исключая революции, которые происходят в единичных случаях, открытое насилие и двусторонний конфликт в мире происходит между двумя или более государствами, что называется «международной войной» или «горизонтальным насилием».

Теперь отметим критически важные отличия войны между государствами с одной стороны, и революциями против государства, а также конфликтами между частными лицами с другой. В революции конфликт локализован в пределах одной территории: и ставленники государства, и революционеры населяют одну и ту же территорию. Война между государствами, с другой стороны, происходит между двумя группами, каждая из которых имеет монополию на своей собственной территории, то есть война идет между жителями разных территорий. Из этой разницы следуют следующие важные следствия:

1) В межгосударственной войне возможностей использования современного оружия массового поражения гораздо больше. Если распространение вооружения в межтерриториальном конфликте станет слишком большим, каждая сторона взорвет себя оружием, направленным на другую сторону. Ни группа революционеров, ни государство, сражающееся с революцией, например, не может использовать ядерное оружие против неприятеля. Но с другой стороны, когда воюющие стороны живут на разных территориях, вероятность использования современного вооружения становится огромной, и пойти в ход может весь арсенал массового разрушения.

Второе, логически вытекающее, последствие (2) – революционеры могут определить свои цели и ограничить насилие исключительно врагами государства, избегая, таким образом, выступлений против невинных людей. Определение конкретных врагов куда менее возможно в межгосударственной войне. Реальность такова, что даже со старым оружием, не говоря уж о современном оружии, никакого четкого определения не может быть.

Далее, (3) так как любое государства может мобилизовать всех людей и все ресурсы на своей территории, другое государства вынуждено считать всех граждан этого государства своими врагами, по крайней мере, на время войны, и обращаться с ними соответственно. Таким образом, все последствия межтерриториальной войны делают неизбежным то, что межгосударственная война агрессивно ударит по невинному гражданскому населению обеих сторон. Эта неизбежность становится абсолютной из-за современного оружия массового поражения.

Если один отличительный атрибут межгосударственной войны есть ее межтерриториальность, то другой происходит от факта, что каждое государство живет за счет налогообложения своих подданных. Поэтому любая война против другого государства влечет за собой повышение и расширение налогообложения – агрессию по отношению к своему народу. Конфликты между частными лицами могут, и обычно добровольно ведутся и оплачиваются участвующими сторонами. Революции могут, и часто добровольно финансируются и поддерживаются народом. Но государственные войны могут вестись только при помощи агрессии по отношению к налогоплательщику.

Поэтому все государственные войны влекут за собой повышение агрессии по отношению к налогоплательщикам, и почти все государственные войны (все, при современных методах ведения военных действий) влекут за собой максимум агрессии (убийств) по отношению к невинному гражданскому населению, управляемому вражеским государством. С другой стороны, революции часто финансируются добровольно, и могут направлять свою жестокость на государственных правителей, а частные конфликты могут ограничить их жестокость до использования на конкретных преступниках. Поэтому мы должны заключить, что в то время как некоторые революции и некоторые частные конфликты могут быть законными, государственные войны всегда должны быть осуждены.

Некоторые либертарианцы могут возразить: «В то время как мы слишком сетуем на использование налогообложения для войны и государственной монополии на услуги защиты, мы должны признать, что эти условия существуют, и пока они существуют, мы обязаны поддерживать государство в оборонительных войнах». В свете рассмотренного выше, ответ должен быть следующим: «Да, государства существуют, и пока они существуют, либертарианское отношение к государству должно, на самом деле, сказать: «Хорошо, вы существуете, но пока вы существуете, по крайней мере ограничьте свою деятельность территорией, которую вы монополизируете». Говоря короче, либертарианец заинтересован в сокращении, насколько возможно, масштабов государственной агрессии по отношению к частным лицам, «иностранным» или «домашним». Единственный путь для этого – в международных отношениях – это давление людей каждой страны на их собственное государство с целью распределить деятельность по монополизируемой территории, а не нападать на другие государства-монополисты, особенно на людей, управляемых другими государствами. Вкратце, цель либертарианца состоит в том, чтобы ограничить любое существующее государство в агрессии по отношению к индивиду или собственности настолько, насколько возможно. А это значит полное предотвращение войны. Люди каждого государства должны оказать давление на «их» соответствующие государства, чтобы те не нападали друг на друга, и, если назревает конфликт, договориться о перемирии или объявить перемирие так быстро, как это физически возможно.

Далее предположим, что мы имеем ту редкость – необычно четкий случай, в котором государство фактически пробует защитить собственность одного из ее граждан. Гражданин государства А путешествует или вкладывает деньги в стране В, а затем государство В нападает на него или конфискует его собственность.

Разумеется, наш либертарианский критик может наконец заявить, что это явный случай, когда государство А должно угрожать или начать войну против государства В для того, чтобы защитить собственность «его» гражданина. Так, согласно аргументу, государство взяло на себя монополию на защиту своих граждан, оно в таком случае обязалось идти на войну от лица любого гражданина, и либертарианцы должны поддержать эту войну, как справедливую.

Но опять же, каждое государства имеет монополию на принуждение, и, следовательно, на защиту, только на своей территории. Оно не имеет такой монополии – фактически не имеет власти вообще – на любой другой территории. Поэтому, если житель страны А переедет или вложит капитал в страну В, либертарианец может поспорить и сказать, что он таким образом принимает риски общения с государственным монополистом страны В, и будет аморально и преступно для государства А увеличивать налоги с людей в стране А и убивать невиновных людей в стране В, защищая собственность путешественника или инвестора. [3]

Следует также указать, что не существует защиты от ядерного оружия (кроме нынешней «защиты» – угрозы «взаимного гарантированного уничтожения»), поэтому государство не может выполнить любую функцию международной защиты, пока существует такое оружие.

Тогда либертарианская цель, несмотря на специфические случаи каждого конфликта, – оказать давление на государства, чтобы оно не начинало войн против других государств, а если война разразится, то оказать давление, чтобы был запрошен мир, прекращен огонь, разработано соглашение о мире – все настолько быстро, насколько это физически возможно. Эта цель, то есть идеал, что ни одно государство не нападет на территорию другого, то, что сейчас называется «мирное сосуществование» государств, кстати, поддерживалась в старом международном законе 18 и 19 веков.

Однако предположим, что несмотря на либертарианскую оппозицию, война началась, и воюющие государства не собираются договариваться о мире. Какова тогда будет либертарианская позиция? Ясно, что уменьшить возможности нападения против невинных гражданских жителей в максимально возможной степени. Старое международное право имело два превосходных установления, направленных на эту цель: «законы войны», и «законы нейтралитета» или «нейтральные права». Законы нейтралитета были созданы для того, чтобы сохранить любую начавшуюся войну строго ограниченной для самих воюющих государств, без нападений на другие государства, а в особенности на людей других наций. Следовательно, важность таких важных, а сейчас забытых американских принципов, как «свободы морей» или строгих ограничений прав воюющих государств и подавление нейтральной торговли с вражеской страной. Вкратце, либертарианская позиция – побудить воюющие государства полностью соблюдать права нейтральных граждан.

По их мнению, «законы войны» были созданы для того, чтобы как можно больше ограничить нарушение воюющими государствами прав гражданского населения соответствующих воюющих стран. Как пишет британский юрист Ф.Дж.П. Виель: