Текст книги "Сказки Франции"

Автор книги: Морис Дрюон

Соавторы: авторов Коллектив,Жорж Санд,Шарль Перро,Марсель Эме,Жанна-Мари Лепренс де Бомон,Пьер Грипари
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Глава 14,
в которой Тисту задает вопросы о войне

Когда взрослые говорят громко, маленькие мальчики порой их не слушают.

– Тисту, ты слышал, что я тебе говорю?

И Тисту утвердительно кивал головой, чтобы выглядеть послушным, хотя на самом деле в этот момент думал о чем-то совсем другом.

А вот стоит только взрослым перейти на шепот, как маленькие мальчики тут же напрягают свой слух, стараясь понять именно то, что от них пытаются скрыть.

В этом отношении все дети похожи друг на друга, и Тисту тут не составлял исключения.

В Прицелесе вот уже несколько дней люди шептались где только могли. Какие-то тайны буквально витали в воздухе, проникая даже и ковры Сияющего дома.

Господин Отец и госпожа Мать читали газеты и испускали протяжные вздохи. Слуга Каролюс и госпожа Амелия, повариха, перешептывались возле стиральной машины. Было похоже, что даже господин Дырнадис и то вроде бы утратил свою громогласность.

Тисту хватал на лету какие-то хмурые слова.

– Напряженность… – важно произносил господин Отец.

– Кризис… – вторила ему госпожа Мать.

– Обострение, обострение… – добавлял господин Дырнадис.

Тисту казалось, что они говорят о какой-то болезни; он принял это близко к сердцу и, выставив пальчики вперед, отправился выяснять, кто же в доме занемог.

Обход сада показал ему, что он ошибается: у Светоуса самочувствие было прекрасное, чистокровные жеребцы весело скакали на лугу, и здоровье Гимнастика тоже не вызывало никаких сомнений.

Однако на следующий день у всех на устах было другое слово.

– Война… так или иначе это было неизбежно, – говорил господин Отец.

– Война… как не везет этим людям! – вторила ему госпожа Мать, удрученно покачивая головой.

– Война… Вот так! Еще, значит, одна, – откликался господин Дырнадис. – Ну что ж, посмотрим, кто там у них победит.

– Война… Беда-то какая! – сокрушалась госпожа Амелия, чуть не плача. – Неужели это так никогда и не кончится?

– Война… шнова война… поштоянно какие– то войны, – повторял слуга Каролюс, у которого… да, впрочем, вы уже знаете, у которого был легкий иностранный акцент.

Поскольку о войне все говорили шепотом, у Тисту складывалось о ней представление как о чем-то нехорошем, уродливом, как о какой-то взрослой болезни, более отвратительной, чем пьянство, более жестокой, чем нищета, более опасной, чем преступление. Раньше господин Дырнадис уже немного говорил ему о войне, показывая памятник погибшим на фронте жителям Прицелеса. Но господин Дырнадис говорил по своему обыкновению слишком громко, и Тисту мало что понял.

Не нужно думать, что у Тисту появился страх. Это был мальчик не робкого десятка, скорее даже склонный к опрометчивым поступкам. Вы ведь уже были свидетелями того, как он скатывался вниз по перилам лестницы. Ну а когда он шел на речку купаться, то стоило больших трудов убедить его не прыгать по десять раз подряд с самой высокой ступеньки чемпионской вышки. Бывало как разбежится и… гоп!… летит, летит ласточкой вниз, расставив в стороны руки и прогнувшись в спине. По деревьям он лазал как никто другой, добирался до самых тонких верхних веток, чтобы сорвать там вишни, доступные ему одному. Он просто не знал, что такое головокружение от высоты. Нет, никакого страха Тисту не испытывает.

Однако война, как он начал понимать, не имела ничего общего ни со страхом, ни с храбростью; это было нечто невыносимое – вот и все.

Ему захотелось узнать о войне побольше. Действительно ли она была так страшна, как он себе это представлял? Первым делом он, естественно, отправился к Светоусу.

– Я не помешаю вам, господин Светоус? – спросил он у садовника, подрезавшего в этот момент кусты самшита.

Светоус отложил садовые ножницы в сторону.

– Конечно, нет, мой мальчик.

– Господин Светоус, скажите, что вы думаете о войне.

Садовник удивленно посмотрел на Тисту.

– Я против войны, – ответил он, теребя свои усы.

– А почему вы против войны?

– Потому что… потому что даже какая-нибудь совсем крошечная война способна уничтожить большой-пребольшой сад.

– Уничтожить? Как это так?

– А вот так: выкорчевать, вырвать все деревья с корнем, развеять их в прах.

– Правда? А вы уже видели, господин Светоус, видели сады… уничтоженные войной? – спросил Тисту.

Это казалось мальчику почти невероятным. Однако садовник не шутил.

Он стоял, опустив голову, нахмурив свои косматые седые брови, и крутил пальцами усы.

– Да, конечно, видел, – ответил он. – Видел, как цветущий сад погиб за какие-нибудь две минуты. Видел, как разлетались на тысячи осколков оранжереи. На тот сад упало столько бомб, что пришлось навсегда отказаться что-либо там выращивать. Даже земля там умерла.

У Тисту перехватило дыхание.

– А чей это был сад? – спросил он еще.

– Мой, – сказал Светоус, отвернувшись, чтобы скрыть свою боль, и снова взялся за ножницы.

Тисту стоял молча. Он размышлял. Он мысленно пытался представить себе, что вот этот окружавший его сад тоже оказался разрушенным, как и сад Светоуса, что оранжереи разлетелись на мелкие кусочки, а земля стала непригодной для выращивания цветов. На глаза Тисту навернулись слезы.

– Ладно, тогда я пойду расскажу об этом! – воскликнул он. – Надо, чтобы все узнали про это. Я расскажу Амелии, расскажу Каролюсу…

– Эх, Тисту! У Каролюса еще большее горе, чем у меня. Он потерял свою родину.

– Родину? На войне потерял родину? Разве так бывает?

– Бывает. Страна, где он жил, полностью исчезла. И потом он так и не смог ее отыскать. Потому-то он и живет здесь.

«Правильно, значит, я думаю, что война – страшная вещь, раз на ней можно потерять свою родину так же легко, как носовой платок», – мысленно сказал себе Тисту.

– О войне я мог бы тебе много чего рассказать, – добавил Светоус. – Ты вот упомянул кухарку Амелию. Так она, ты знаешь, она потеряла сына. Другие теряют руку, ногу или вообще голову. На войне все что-нибудь теряют.

Тут Тисту заключил, что война является самым большим, самым мерзким беспорядком, какой только существует на свете, потому что на войне каждый теряет то, чем он больше всего дорожит.

«Как бы сделать так, чтобы помешать войне?.. – размышлял Тисту. – Вот господин Дырнадис наверняка против войны, раз он так сильно ненавидит беспорядок. Надо будет завтра с ним поговорить».

Глава 15,
в которой конфликт между тудаидитами и уходитами неожиданно расширяется, а Тисту после урока географии присутствует на уроке завода

Господин Дырнадис сидел у себя в кабинете. Он снова обрел свою громогласность и кричал сразу в три телефонные трубки. Не вызывало сомнения, что господин Дырнадис очень занят.

– Так бывает всегда, когда где-нибудь на земле разражается война, – сообщил он Тисту. – У нас в Прицелесе работы сразу становится в два раза больше.

Тисту и сам заметил, что утром заводской гудок гудел в два раза дольше и что рабочих, направлявшихся на завод, тоже было в два раза больше. Девять труб извергали столько дыма, что от него потемнело небо.

– Ладно, я зайду, когда работы у вас будет поменьше, – сказал Тисту.

– А что ты хотел у меня спросить?

– Я хотел узнать, где разразилась эта война.

Господин Дырнадис встал из-за стола и подвел Тисту к глобусу. Покрутив глобус, а затем остановив его, он ткнул пальцем в самую середину.

– Смотри, видишь эту пустыню? – спросил он. – Так вот, это тут.

Тисту увидел под пальцем господина Дырнадиса розовое пятнышко, похожее на драже.

– А почему, господин Дырнадис, война началась именно здесь?

– Это же очень просто.

Когда господин Дырнадис про что-нибудь говорил, что это очень просто, у Тисту тут же возникали сомнения: как правило, все оказывалось очень сложным. Однако на этот раз Тисту решил внимательно выслушать его.

– Очень просто, – повторил господин Дырнадис. – Дело в том, что эта пустыня никому не принадлежит…

«Никому не принадлежит», – мысленно повторил Тисту.

…Но при этом справа от нее находится страна, где живут тудаидиты, а слева – страна, где живут уходиты.

«Тудаидиты… уходиты…» – опять повторил про себя Тисту; он и в самом деле был внимателен.

…Между тем недавно тудаидиты заявили, что им нужна эта пустыня, на что уходиты ответили, что она нужна и им тоже. Тудаидиты заня ли позиции с одной стороны пустыни, а уходи ты – с другой. Тудаидиты направили уходитам телеграмму с требованием, чтобы те уходили. А уходиты по радио ответили, что они запрещают тудаидитам оставаться. Теперь их армии пришли в движение, и, когда они встретятся, начнется сражение.

– А что в нем такого, в этом розовом пятнышке… то есть, я хочу сказать, в этой пустыне? Сады? – спросил Тисту.

– Да нет, какие сады, раз это пустыня! Ничего там нет. Камни разве что…

– Значит, эти люди будут драться из-за камней?

– Они хотят захватить то, что находится под землей.

– Под пустыней? А что там находится?

– Нефть.

– Зачем им эта нефть?

– Она нужна им, чтобы ее не заполучил ни кто другой. Нужна потому, что, когда воюешь, то без нефти не обойтись.

Тисту так и знал, что объяснения господина Дырнадиса в конце концов окажутся очень непростыми!

Он закрыл глаза, чтобы легче было думать.

«Если я правильно понял, тудаидиты и уходиты будут воевать из-за нефти, потому что без нефти нельзя вести войну». Он открыл глаза.

– Ну так это же очень глупо, – выпалил он.

Уши господина Дырнадиса стали кумачовыми.

– Тисту, вы что, кол захотели получить?

– Нет, господин Дырнадис, просто мне очень не хочется, чтобы тудаидиты и уходиты воевали.

Подобная отзывчивость на какое-то время смягчила гнев господина Дырнадиса.

– Да, конечно, конечно, – произнес он, пожав плечами, – никто и никогда не хочет, чтобы была война. Но войны всегда были…

«Что же мне сделать такое?.. – подумал Тисту. – Нажать пальцами на это розовое пятнышко?..»

– А далеко находится эта пустыня? – спросил он.

– На полпути между нами и другим концом света.

– А до Прицелеса война дойти не может?

– Это не исключено. Известно только, где война начинается, а вот где она окончится, этого никто не может знать. Тудаидиты могут попросить помощи у одной крупной страны, а уходиты – у другой. И две крупные страны начнут воевать между собой. Это называется расширением зоны конфликта.

Голова Тисту работала как настоящий мотор.

«Да, в общем, война – это нечто вроде чудовищного пырея, который растет на глобусе… Какие же нужны растения, чтобы победить его?»

– А сейчас ты пойдешь со мной на завод, сказал Дырнадис. – Ты увидишь, как он работает, когда его включают на полную мощность; это будет очень полезный урок.

Он прокричал в свои три телефонные трубки несколько распоряжений и вместе с Тисту спустился вниз.

Грохот и скрежет поначалу оглушили Тисту. Изо всех сил били по металлу могучие кузнечные молоты, жужжали, словно миллионы волчков, заводские станки. Чтобы расслышать друг друга, все, в том числе и без того громогласный господин Дырнадис, вынуждены были не говорить, а кричать.

Одновременно Тисту был буквально ослеплен сверкавшими повсюду искрами; широкими огненными потоками текла по проделанным в полу желобам расплавленная сталь; стояла удушающая жара, и люди, работавшие на этом гигантском заводе, казались крошечными и совсем черными.

После литейного цеха Тисту посетил еще шлифовальный, токарный, сборочный цеха, где делались винтовки, пулеметы, танки, грузовики – ведь на заводе господина Отца производилось все, что только нужно для войны, начиная от оружия и кончая разного рода военным снаряжением.

На следующий день все это оружие должны были отправлять заказчикам, и его упаковывали с такой тщательностью, словно это была какая– нибудь нежная фарфоровая посуда.

В завершение господин Дырнадис показал Тисту две огромные, длиной с колокольню, пушки, настолько блестящие, что можно было подумать, будто их целиком намазали сливочным маслом.

Подвешенные на цепях, пушки медленно плыли по воздуху; затем их тихонько-тихонько положили на прицепы грузовиков, такие длинные, что концов их невозможно было разглядеть.

– Вот смотри, Тисту, – прокричал господин Дырнадис, – именно на таких пушках, как эти, и покоится богатство Прицелеса! Каждым выпущенным снарядом они в состоянии разрушить сразу четыре таких дома, как твой.

Тисту, услышав эту новость, похоже, не смог разделить гордости своего учителя.

«Так, – подумалось ему, – значит, при каждом выстреле из этой пушки четыре Тисту остаются без дома, четыре Каролюса – без перил, четыре Амелии – без кухни… Значит, эти машины нужны для того, чтобы кто-то потерял свой сад, кто-то – свою родину или ногу, а кто-то – родного человека… Ну и дела!»

А молоты все стучали, и в печах все плавился и плавился металл.

– Господин Дырнадис, скажите мне, вы за кого? – спросил Тисту, пытаясь перекричать заглушавший все грохот.

– Ты о чем?

– Я спрашиваю: вы за кого в этой войне?

– За тудаидитов! – прокричал господин Дырнадис.

– А мой отец?

– Тоже.

– Почему?

– Да потому что они с давних времен являются нашими верными друзьями.

«Ну это понятно, – мысленно сказал себе Тисту. – Когда нападают на друзей, то им нужно помогать защищаться».

– И значит, эти пушки отправятся к тудаидитам? – продолжал он расспрашивать.

– Только правая! – прокричал господин Дырнадис. – Другая предназначена для уходитов.

– Как для уходитов? – возмутился Тисту.

– Ну да, они тоже хорошие клиенты.

– Получалось, что одна пушка из Прицелеса будет стрелять по другой пушке из Прицелеса, и вместе они разрушат сад и с той, и с другой стороны!

– В этом и состоит коммерция, – добавил господин Дырнадис.

– Ну тогда, тогда она мне кажется отвратительной, эта ваша коммерция!

– Что, что? – переспросил господин Дырнадис, наклонившись, потому что грохот гигантских молотов заглушал голос Тисту.

– Я говорю, что ваша коммерция отвратительна, потому что…

Он не договорил, так как его остановила звонкая пощечина. Конфликт между тудаидитами и уходитами внезапно распространился и на щеку Тисту.

«Так вот что такое война! Это когда просишь что-то объяснить, выражаешь свое мнение, и… раз! – получаешь пощечину. А если бы я кустик пабуда колючего вырастил у тебя в трусах, что бы ты тогда сказал? – думал Тисту, глядя на господина Дырнадиса глазами, полными слез. – Вот что тебе надо: пабуда в штаны или чертополоха…»

Он прижал пальцы к ладоням, и… и тут у него в голове возникла блестящая идея, великая идея.

Как вы сами понимаете, на этом урок завода и закончился. Господин Дырнадис поставил Тисту две единицы и тут же известил об этом господина Отца. Тот ужасно расстроился. Тисту, сын, который в один прекрасный день, сменив его, должен был стать хозяином Прицелеса, как оказалось, не очень-то обнаруживал задатки, необходимые для руководства столь прекрасным заводом.

– Мне нужно серьезно поговорить с ним, – сказал господин Отец. – Где он сейчас?

– Побежал, как обычно, к садовнику, – ответил господин Дырнадис.

– Ладно, займемся этим потом. А пока давайте-ка закончим упаковывать орудия.

Из-за срочности поставок завод работал, не останавливаясь ни на минуту. Всю ночь над девятью заводскими трубами сияла корона багряных отсветов.

Между тем господина Отца, не успевшего сходить поужинать и оставшегося наблюдать за работой своих цехов из маленькой застекленной башни, в тот вечер ждал приятный сюрприз. Его сын вернулся на завод; он не спеша ходил вдоль ящиков с винтовками, забирался в кузова грузовиков, склонялся над моторами, пробирался между гигантскими пушками.

«Прекрасно, Тисту, – мысленно поздравил себя господин Отец. – Мальчик хочет исправить свои две единицы. Вот так! Значит, не все еще потеряно».

Вид у Тисту и в самом деле был как никогда серьезный и озабоченный. Волосы его стояли торчком. И он то и дело извлекал из кармана какие– то клочки бумаги.

«Он вроде бы даже что-то записывает, – отметил про себя господин Отец. – Только бы пальцы ему не прищемило, когда он сует их вот так и пулеметы. А вообще малыш он у меня хороший, ошибки свои быстро признает».

Но господина Отца ждали еще и другие сюрпризы.

Глава 16,
в которой одна потрясающая новость сменяет другую

Всем известно, что газеты пишут о войнах самыми крупными буквами. Хранятся эти буквы в специальном шкафу. Именно перед таким шкафом и остановился в нерешительности главный редактор популярной ежедневной газеты «Прицелесская молния».

Главный редактор топтался на месте, сокрушенно вздыхал, вытирал со лба пот, что всегда является признаком волнения и замешательства. Он был весьма озадачен.

Иногда главный редактор хватался за большие заглавные буквы, которые обычно приберегают для сообщений о знаменательных победах, но тут же клал их на место. И брал заглавные буквы меньшего размера, предназначенные для не слишком удачных войн, для затяжных военных кампаний или непредвиденных отступлений. Но и эти буквы тоже вызывали у него сомнения и возвращались в шкаф.

Наконец, он вроде бы остановил свой выбор на совсем маленьких заглавных буквах, используемых для досадных объявлений, например такого рода: «Пути доставки сахара перекрыты», или: «Новый налог на варенье». Однако в данном случае и эти буквы тоже не подходили. Поэтому главный редактор «Прицелесской молнии» вздыхал все тяжелее, все мучительнее. Для его замешательства и в самом деле были веские причины.

Он должен был сообщить жителям Прицелеса и своим верным читателям настолько неожиданную, настолько чреватую последствиями новость, что просто не знал, с какого конца к этому делу подступиться. Война между тудаидитами и уходитами не удалась. Заставьте-ка публику принять такое: чтобы война вдруг взяла да и остановилась сама по себе – без победителя, без побежденного, без международной конференции, вообще без ничего!

Эх! Как бы этому несчастному главному редактору хотелось иметь возможность напечатать во всю ширь первой страницы сенсационный заголовок, скажем, такой: «Молниеносное продвижение тудаидитов», или: «Стремительный прорыв армии уходитов».

Увы! Об этом нельзя было и мечтать. Специальные корреспонденты, отправившиеся на розовое пятнышко, были категоричны: война не состоялась, и ее срыв ставил под сомнение качество оружия, изготовленного прицелесским заводом, равно как и техническую осведомленность господина Отца и всего работавшего в его цехах персонала.

Одним словом, то была настоящая катастрофа!

Попытаемся вместе с главным редактором «Прицелесской молнии» восстановить всю историю трагических событий.

В ящиках с оружием выросли разные вьющиеся, стелющиеся и липкие растения. Как они туда проникли? Отчего это случилось? Этого никто не мог объяснить.

Плющ и переступень двудомный, вьюнок и виноградовник, птичий горец и европейская повилика плотно спеленали пулеметы, автоматы, револьверы, образовав вокруг них прочный зеленый клубок, а черная белена вдобавок еще и склеила их своей смолой.

Так что тудаидитам и уходитам пришлось отказаться от намерения распаковать эти ящики.

Корреспонденты в своих телеграммах обращали особое внимание на исключительно пагубное действие большого лопуха, растения с маленькими красными плодами, усеянными колючками. Эти репьи цеплялись за штыки. А что делать с винтовками, которые увиты цветами, со штыками, которые перестали колоть, потому что прицепившиеся к ним миленькие букетики отняли у них их убийственную силу? В результате винтовки пришлось просто выбросить.

Невозможно оказалось использовать и великолепные грузовики с так тщательно проведенными на них серыми и желтыми полосами. На их сиденьях в изобилии проросли колючая ежевика, подмаренник цепкий и жгучая крапива, мгновенно вызывая у шоферов жестокую крапивную лихорадку. Так что водители грузовиков оказались единственными жертвами этой войны. Нестерпимый зуд не позволял им сидеть, и медсестры в белых накидках лечили их теплыми компрессами и советовали не двигаться.

Злую шутку сыграла с военными и недотрога. То, что этот скромный полевой цветок вызвал среди воинов панику, легко объяснить, если знать, что его семенная коробочка лопается от малейшего прикосновения.

Недотрогой были забиты все моторы. Она оказалась и в карбюраторах бронемашин, и в баках мотоциклов. При первом же повороте стартера, при первом нажатии любой педали начинали греметь взрывы, которые, постепенно усиливаясь, разносились во все стороны и, не причиняя никому вреда, тем не менее основательно подрывали моральный дух войск.

Возникли сложности и с танками. У них заклинило башни. Кусты шиповника вместе с вереском и речным гравилатом опутали своими корнями, стеблями, колючими ветками все механизмы. Поэтому, естественно, и танки тоже были выведены из строя.

Ни одной машины не пощадило таинственное нашествие. Растения появлялись повсюду, цепкие, активные, как бы даже наделенные собственной волей.

В противогазах пророс чихательный тысячелистник. Как утверждал корреспондент «Прицелесской молнии», стоило человеку подойти к этим противогазам ближе чем на метр, как он тут лее принимался чихать, причем раз пятьдесят под ряд, не меньше.

В мегафонах нашли себе пристанище травы с неприятным запахом. Офицерам пришлось отказаться от всех рупоров, в которых проросли черемша и ромашка собачья.

Немые, парализованные, безобидные, две армии замерли друг против друга.

Дурные вести летят быстро. Господин Отец уже все знал, и можно себе представить, насколько велико было его отчаяние. Все его оружие расцвело, словно какой-нибудь куст акации весной.

Он постоянно получал новости от главного редактора «Прицелесской молнии», который зачитывал ему по телефону телеграммы с удручающим содержанием. Теперь у него теплилась одна– единственная надежда: на пушки, на прославленные прицелесские пушки.

Если у стоящих друг против друга армий хорошие пушки, то военные действия могут начаться в любой момент, – все повторял господин Отец.

Ожидание продлилось до вечера. Все иллюзии развеяла последняя телеграмма.

Прицелесские пушки, конечно же, выстрелили, но не снарядами, а цветами.

На позиции тудаидитов обрушился ливень из наперстянок, колокольчиков и васильков, а в ответ они ударили по уходитам не менее мощным залпом из лютиков, маргариток и звездчаток. У одного генерала букетом фиалок даже сбило с головы фуражку.

Еще ни одна страна не была завоевана с помощью роз, и битвы, где в качестве оружия используются цветы, никогда и никем всерьез не воспринимались.

Между тудаидитами и уходитами тут же был заключен мир. Обе армии ушли, а пустыня цвета розового драже вновь осталась наедине со своим небом, со своим одиночеством и своей свободой.