Текст книги "В этом году в Иерусалиме"
Автор книги: Мордехай Рихлер
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Начальные страницы романа – действие в нем разворачивается в 1932 году в Париже – перегружены документальными подробностями. Только вместо «опознавательных» кадров, нас оповещают (и я не сомневаюсь, что мистер Кондон как нельзя более точен) о том, что «на днях учреждена Национальная лотерея; Мальро получил Гонкуровскую премию, Мориак[118]118
Андрэ Мальро (1901–1976) – французский писатель.
Франсуа Мориак (1885–1970) – французский писатель, лауреат Нобелевской премии 1952 г.
[Закрыть] стал членом Академии, Шанель выпустила первую партию духов под маркой своего дома моды…». А вот и типичные образчики диалогов, тоже, очевидно, воссозданных по первоисточникам:
– Миссис Муди, вы видели эту американскую теннисистку?
– Это вы о Хелен Уиллс?
– Вы там были?
– Нет.
(Пропустите девять строк).
– Дивная выставка ню в Гранд-Палэ.
– Вчера вечером мы ходили на монпарнасское шоу в Салон де Тюильри. Очень недурственно.
Вдобавок в «Бесконечности зеркал» «динамичный», как говорят киношники сюжет, а в придачу – в избытке вольных сцен. Фабула в принципе вполне сгодилась бы для вестерна или триллера, только тут материалом для нее послужил Холокост. Роман – если вкратце – рассказывает о судьбе Полы Бернхайм, дочери французского еврея, величайшего актера своего времени. Пола выходит замуж за немца, штабного офицера Вееле, рослого блондинистого красавца. Они уезжают в предвоенный Берлин, там развратный эсэсовский офицер, втайне вожделеющий евреек, пытается изнасиловать Полу, в войну он снова сталкивается с ней в Париже, куда Пола бежала с сыном. В Париже этот эсэсовец в ходе ночной эсэсовской razzia[119]119
Налет (нем.).
[Закрыть] хватает Полиного сына (он – наполовину еврей). Мальчик погибает. Пола и Вееле мстят эсэсовцу – избивают его и бросают в поезд, идущий в Дахау. И только тут Пола «осознает», что тоже стала чудовищем.
Однако такое конспективное изложение не воздает должное разбросанным попутно массовым сценам и беспардонному сочинительству. В повествовании дважды появляется Гитлер собственной персоной. Один раз, чтобы вынести Вееле благодарность за проявленную воинскую доблесть, но гораздо более эффектно на балу в Берлине, куда он «приходит в отменно сшитом вечернем костюме» и прямиком устремляется к Поле – поцеловать ей руку. «Моя дорогая, могу ли я иметь удовольствие пожелать вам доброго вечера?» Оказывается, Гитлер тоже питает слабость к еврейкам, но Пола в порядке компенсации за то, что дала Гитлеру поцеловать руку, лягает «эту жуткую бабищу Геббельса». Геринг и Эйхман – как же без него – тоже задействованы, потому что едва сюжет начинает разворачиваться, хроника подлинных событий и вымышленные герои – их пока что держали врозь – перемешиваются, и в результате автору перестаешь верить.
Притом нельзя не признать, что «Бесконечность зеркал» весьма читабельна и богата романтическими деталями из жизни высшего общества. Что мистеру Кондону удалось, так это подать приход Гитлера к власти гламурно и сексуально. Наличествует в романе и побочная линия комического толка о приключения тайных агентов, выдержанная в лучших традициях английского кино. Так что я в претензии к мистеру Кондону главным образом не за то, что он написал плохой роман, а за то, что он написал роман аморальный.
С тех пор как вышли «Бесконечность зеркал» и другие романы средней руки, эксплуатирующие тему Холокоста, наметился новый поворот в этой теме. Шестидневная война 1967-го. Метаморфоза. Евреев или, во всяком случае, израильтян уподобляют нацистам.
В 1970-м выпуск периодического информационного бюллетеня «Евреи Восточной Европы», издающегося Эммануэлем Литвиновым[120]120
Эммануэль Литвинов – английский поэт, писатель и журналист.
[Закрыть], был целиком отдан под карикатуры из советских газет – в них сионизм уравнивают с фашизмом и уподобляют «змею, нацелившемуся проглотить весь мир». В очень характерной карикатуре – в данном случае перепечатанной русским журналом из «Берлинер цайтунг»[121]121
«Берлинер цайтунг» – ежедневная газета, издававшаяся в ГДР с 1945 г.
[Закрыть] – Даян, нависший над пустыней, одной рукой вцепился в Газу, другую запустил в Иерусалим, его науськивает заляпанный кровью оборванный Гитлер: «Даян, ты – способный ученик». В тех случаях, когда Израиль олицетворяет не одноглазый генерал, он предстает в образе пузатого, злобного солдата с крючковатым носом. Цель таких карикатур куда как ясна: возбудить гнев человеколюбивых левых и устыдить евреев, однако в моем случае эти карикатуры не сработали. По правде говоря, я был польщен. Подумать только – при нашей-то истории – это хрупкое ребро, исторгнутое из тела Аравии, вселяет страх, поэтому сначала я от души порадовался и, лишь пораскинув умом, возмутился тем, что нас так не понимают.
И опять же легковесная карикатура Хорнера[122]122
Гарри Хорнер (1910–1994) – американский карикатурист.
[Закрыть] в «Нью стейтсмене» от 17 апреля 1970 года взбесила меня лишь по зрелом размышлении – на ней бедный старик египтянин, опершись на палку, беспомощно взирает на приближающиеся бомбардировщики, а позади него у палаток сгрудились женщины и дети. Подпись к карикатуре вопрошает: «Кто же теперь еврей?» И вот что я вам скажу: если альтернатива такова, я за то, чтобы на этот раз у нас были бомбардировщики, а у них палки, хотя бы потому, что так можно с некоторой долей уверенности надеяться – если нам понадобится разрушить железные дороги, ведущие в лагеря смерти, бомбардировщиков нам хватит.
Да-да, снова шесть миллионов.
Я охотно верю, что неевреям, не говоря уж об изгнанных арабах, а перед ними есть за что держать ответ, так же опостылели разговоры о шести миллионах, как мне разговоры о том, что все чернокожие по определению люди прекрасной души и что они были бы очень рады, если бы на эту тему наложили запрет, но факт есть факт – шесть миллионов погибли. И от этого не уйти. Однако должен признать, что кое-какие из наиболее сомнительных дел, совершаемых в память о них, стоят у меня поперек горла. Когда они были живы, им нигде не было места, но теперь, когда их убили, с их горя стали собирать урожай, объявлять себя их наследниками. В 1960-м в Монреале я слышал, как небогатого ума раввин, уговаривая евреев своего пригородного прихода жертвовать на банкетный зал при синагоге, взывал к памяти шести миллионов. Спустя несколько лет в Лидсе, куда я поехал по заданию «Санди таймc», мне попалась на глаза передовица в «Джуиш газетт», направленная против смешанных браков, заканчивалась она так: «Изверг Гитлер приложил все силы, чтобы стереть еврейский народ с лица земли. И если не остеречься, мы, по всей видимости, завершим за него эту задачу»; как будто женитьбу на йоркширской шиксе можно приравнять к путешествию в газовую камеру.
А не так давно шесть миллионов призвал на помощь Джеймс Болдуин[123]123
Джеймс Болдуин (1924–1987) – негритянский писатель США.
[Закрыть]. Болдуин адресовал открытое письмо «моей сестре мисс Анджеле Дэвис[124]124
Анджела Дэвис (р. 1944) – участница антивоенного движения и движения чернокожих Америки. В 1970 г. была арестована по обвинению в «соучастии в убийстве». С 1973 г. член ЦК Коммунистической партии США.
[Закрыть]», в нем он писал: «Ты нескончаемо одинока – одинока так же, как еврейская домохозяйка в вагоне, направляющемся в Дахау…»
Сопоставление, увы, истеричное, возмутительное и до крайности неточное. В силу чего оно сослужило мисс Дэвис – а я не исключаю, что ее обвинили облыжно, – плохую службу. Еврейские домохозяйки, которых везли в Дахау, были отнюдь не одиноки, напротив, их сотнями заталкивали в наглухо законопаченные вагоны, и они стояли там впритык друг к другу со своими детьми много дней кряду, изнывая от жажды и дыша запахом собственных испражнений. И на станции их не приветствовали ни фоторепортеры, ни активисты. И «Ньюсуик»[125]125
«Ньюсуик» – еженедельный журнал новостей и обозрений правого толка.
[Закрыть] не посвящал им главный материал номера. И не светил им также прогремевший во всем мире процесс, на котором присутствовали бы – или не присутствовали – советские наблюдатели. И о них не кричали бы заголовки всех газет, как в случае мисс Анджелы Дэвис, по той вполне понятной причине, что в отправке еврейских домохозяек в газовую камеру ничего необычного не было. И имен их никто не знал, лишь номера.
Номера эти вроде бы отчасти оплачены. Потому что израильское правительство, испытывающее жестокую нужду в деньгах, приняло (увы, никак не к чести его) компенсацию за погибших, оценив их поголовно. Какая, хотел бы я знать, prix fixe[126]126
Твердая цена (фр.).
[Закрыть] мальчику, утопленному в нечистотах, и во что встанет счет за младенца, сваренного в жире, вытопленном из его родителей?
И вот что еще.
Задним числом легко оценить все, так сказать, здраво, и в конце концов мы пришли вот к какому выводу: если евреи в массовом порядке повлеклись на смерть, не иначе как тут (с точки зрения психологии) не обошлось без какого-то умысла с их стороны, а раз так, в их гибели никто не виноват. Или наоборот, сами они и виноваты. Ушлые евреи, вознамерившись во что бы то ни стало покончить с собой, чтобы уйти из жизни, использовали немцев в своих целях: обвели их вокруг пальца. А немцев – теперь-то нам это ясно – предали Чемберлен, Папа, Рузвельт и бессердечные политиканы, которые в желании заполучить тот самый пресловутый фунт мяса не пошли в 1944-м на капитуляцию на условиях противника. А ведь в таком случае немецкое сопротивление, то бишь сотня аристократов и генералов, было бы спасено. Циник мог бы на это сказать: если таков масштаб немецкого сопротивления, притом весьма запоздалого, значит, оно было неизмеримо меньшим, чем еврейское сопротивление в Варшаве, Белостоке, Гродно, Треблинке, Собиборе и даже Аушвице. «Существуют подлинные документы, свидетельства очевидцев, – пишет Эли Визель, – и они рассказывают, как воевали эти бедные сорвиголовы, когда их читаешь, не знаешь – ликовать ли от восторга или рыдать от ярости. И удивляешься: как они – эти оголодавшие юнцы, эти загнанные мужчины, эти замордованные женщины, – как они решились, как они смогли с оружием в руках выступить против нацистской армии… Мы говорим: с оружием в руках. С каким таким оружием? Да у них его можно сказать, что и не было. За один-единственный револьвер им приходилось платить чистым золотом».
Да-да, понимаем – что ж мы не понимаем? – для немца участвовать в Сопротивлении в военное время означало стать изменником. Евреям не приходилось брать такой грех на душу.
О чем говорить, широта нашей души сегодня такова, что даже телевизионные сериалы начали освещать эту тему более глубоко. «Не менее захватывающий, пользующийся еще большим успехом во всем мире сериал, – оповещает „Гид квалифицированного зрителя“ к телепрограмме на неделю в одном из последних номеров „Санди таймc“[127]127
«Санди таймс» – влиятельная воскресная газете консервативного направления.
[Закрыть], – „Охота на человека“ (Ай-ти-ви[128]128
Ай-ти-ви – «Независимое телевидение», одна из самых крупных телевизионных компаний Великобритании.
[Закрыть]). Его также отличает неожиданное решение заезженных тем: сержант абвера[129]129
Абвер – орган военной разведки и контрразведки Германии с 1919 по 1944 г.
[Закрыть] в нем – не приевшийся злодей, а симпатяга; бежавший из лагеря офицер британских ВВС – истерик и разгильдяй; участница Сопротивления – наполовину еврейка – шлюшка».
А почему бы и нет? Это же свежий подход. Все равно как исполнение Шекспира нагишом.
Теперь еврейское наследие не ограничивается Талмудом, с одной стороны, и – пусть себе Лесли Фидлер[130]130
Лесли Фидлер (1917–2003) – американский критик и писатель. В своей книге «В ожидании конца. Кризис в американской культуре и портрет американской литературы XX века» (1964) писал: «…для демократической Америки… еврейская культура состоит из гефилте фиш и Натали Вуд, еврейского ученого и шлемиля».
[Закрыть] (притом что в прозорливости ему не откажешь) шутит сколько влезет – гефилте фиш, с другой стороны. Теперь у нас есть еще и Холокост: Холокост – вот стержень самой серьезной послевоенной еврейской литературы. Холокост – вот что объединяет Маламуда и Беллоу: «Мастер» Маламуда – серьезный нравственный шаг, Беллоу продолжает писать роман о размышлениях и самооправданиях выживших. И это роднит их обоих с Исааком Башевисом Зингером, который унес с собой Варшаву такой, какой сохранил в памяти, и с документальным рассказом о Катастрофе, в особенности с «Истреблением европейских евреев» Рауля Хильберга, и в итоге со свидетельствами Эли Визеля. Роман Эли Визеля «Ночь» о его опыте выживания в Бухенвальде, на мой взгляд, и есть та книга о Холокосте, прочитать которую должен каждый, вместе с тем к другим книгам Визеля у меня сложное отношение. Возможно, беда в том, что бремя его опыта и нашей вины непереносимо, и это чрезвычайно повредило ему, как писателю. Что я имею в виду: хвалить его стиль, его мастерство, значило бы умалить его, да и вообще совсем не о том речь. По правде говоря, когда Визель отклоняется от своего непосредственного опыта, опыта штетла, лагерей смерти и т. д., когда он пускает в ход воображение – вольность, вполне позволительная нашему брату писателю, – меня берет досада. Возможно, я несправедлив, и тем не менее это так.
Когда Герцог[131]131
Герцог – герой романа Сола Беллоу «Герцог» (1961). Отрывок из романа приводится в переводе В. Харитонова.
[Закрыть] вспоминает своего сломленного жизнью отца, вот какие мысли посещают его:
«Эту историю Герцогов, думал он сейчас, я выслушивал, наверно, раз десять в год. Иногда рассказывала мама, иногда он сам. Так что науку беды мы проходили всерьез. Тот крик души для меня и сейчас не пустой звук. Он теснит грудь, перехватывает горло. Хочется открыть рот и выпустить его наружу. Но все это древнее – да-да, это еврейские древности, идущие от Библии, от библейского понимания личного опыта и судьбы. То, что принесла война, упразднило папины претензии на исключительность его страданий. Были приняты куда более жесткие критерии, в очередной раз окончательные критерии, безразличные к личностям. Усердно и даже радостно излился человеческий дух в этот параграф разрушительной программы. Стоит ли помнить эти частные истории, старые были про старые времена. Я помню. Обязан. А кто еще – кому это важно? Миллионы, сонмища людей погибают в ужасных муках. Духовное же страдание им ныне заказано. Личность хороша лишь для юмористической разрядки».
Мистер Сэм
Пер. О. Качанова
Массовая миграция восточноевропейских евреев в Северную Америку, де голдене медина – «золотую землю», началась в 1881–1882 годы в ответ на прокатившуюся по России волну погромов. Поток эмигрантов усилился в 1891 году, когда евреев выгнали из Москвы и других крупных городов, а в 1903-м, после резни в Кишиневе, городе на юге России, когда сорок девять евреев были убиты и около пятисот покалечены, началось паническое бегство.
Герои – вот mot juste[132]132
Точное слово (фр.).
[Закрыть] для этих почти нищих, грубоватых, но энергичных мигрантов из черты оседлости, этих неотесанных евреев из штетлов, которые на сломе веков плыли третьим классом в «Америку, Америку». Самые творчески одаренные из этих вдохновенных авантюристов основали Ар-си-эй и Си-би-эс[133]133
Ар-си-эй – Американская радиовещательная корпорация. Си-би-эс – одна из трех крупнейших телерадиовещательных компаний США.
[Закрыть] (Дэвид Сарнофф, Уильям Пейли) и в буквальном смысле слова изобрели Голливуд: Шмуэль Гелбфиш, он же Сэм Голдфиш, прославившийся под именем Сэмюэла Голдвина; Льюис В. Железник (позже ставший Селзником); Уильям Фокс (бывший Фукс); Луис Б. Майер, неудавшийся наркодилер из Нью-Брансуика; Адольф Цукор; Гарри Кон, создавший «Коламбию пикчерз». Еще одно дитя гетто, Сэмюэл Ньюхауз, впоследствии вырос в гиганта международного издательского дела, а Елена Рубинштейн дала начало огромной косметической империи.
Не могу не поделиться своей любимейшей историей, которую мне поведал хранитель галереи Бивербрук в Фредериктоне.
Елена Рубинштейн заказала Грэхему Сазерленду свой портрет, однако была так разочарована далеко не комплиментарным результатом, что отказалась за него платить. Годы спустя на одном из приемов к ней подошел лорд Бивербрук.
– Я приобрел у Сазерленда ваш портрет, – сказал он.
Елена пришла в ярость.
– Но ведь я велела ему его уничтожить! Что вы сделали с портретом? – накинулась на него она.
– Выставил у себя в галерее в Фредериктоне, Нью-Брансуик.
– А, тогда ладно, – сказала она с облегчением. – По сути, это одно и то же.
В прежние времена шанс убежать от съемных квартирок и каторжного труда имел прежде всего тот, кто мог писать легкую популярную музыку (Ирвинг Берлин, Джордж Гершвин) или же выступать на эстраде (Эл Джолсон, Джордж Бернс, Эдди Кантор, Фанни Брайс, Братья Маркс, Джек Бенни и другие) либо на ринге. Кстати, мы можем похвастаться целым рядом легендарных борцов, чьи имена до сих пор памятны знатокам и ценителям: Абрахам Аттел по прозвищу Еврейчик, Рубен Гольдштейн по прозвищу Руби, Драгоценность Гетто, Макси Розенблюм, которого все звали Макси Шмяк-Шмяк, включенный в Зал боксерской славы Бенни Леонард и великолепный Барни Росс. Вдобавок большинство этих молодчиков рвались мутузиться на Мэдисон-сквер-гарденс под крылышком у Джо Джейкобса, «Мускулистого Юсселя»[134]134
Джо Б. Джейкобс (1897–1940) – спортивный менеджер, под чьим началом выступали многие выдающиеся боксеры.
[Закрыть], а зрелищность этих схваток оценивал в «Ринге» реб Нат Флейшер[135]135
Натаниэл Стенли Флейшер (1887–1972) – американский автор и составитель энциклопедий, писавший о боксе. С1922 по 1972 г. выпускал тематический журнал «Ринг».
[Закрыть]. Должен, однако, по совести признаться, что в моей всеобъемлющей «Энциклопедии еврейских спортсменов» (думается, это единственный сборник атлетических достижений, в котором есть раздел, посвященный шахматам) еврейство «Сумасбродного Макси», Максимилиана Адальберта Бэра, поставлено под сомнение:
Темное прошлое у Макса Бэра и его брата Бадди, тоже тяжеловеса. Дед Бэров по отцовской линии был евреем родом из Эльзас-Лотарингии, но их отец, похоже, не придерживался веры, а у матери были шотландско-ирландские корни. Однако Макс все равно выходил на ринг в трусах со Звездой Давида и называл себя евреем. Тем не менее многие считали, что он делает это в целях саморекламы.
На долю тех, кто не умел сладко петь и задорно танцевать и не мог похвастаться убойным хуком левой, оставались альтернативные способы выкарабкаться из нищеты: профессиональный игорный бизнес (великолепный Арнольд Ротштейн, который якобы подкупил игроков «Чикаго блэк сокс», чтобы те во время чемпионата США по бейсболу в 1919 году дали себя обыграть, и послужил Фицджеральду в «Великом Гэтсби» прототипом Мейера Вулфшима) или организованная преступность (Кровавый Цыган, Малыш Твист, Квелый Бенни, Мейер Лански, Голландец Шульц, Псих Сигель, Штукарь Гордон, Долговязый Цвильман, Якоб Гузик по кличке Грязный Палец, Mo Далиц, Соломон Вайссман по прозванию Головоломщик и Макс Хофф по кличке Бо-бо, а также славные «Еврейские морячки» и миляги из «Багровой банды»). Позже возникло бутлегерство – междисциплинарная сфера деятельности, которая в годы «сухого закона» свела вместе энергичных канадских поставщиков и американских уголовников на благо честных, но истомленных жаждой обывателей. Позже моим друзьям-коммунистам этот, как ни крути, союз показался неопровержимым доказательством еще одной максимы Карла Маркса: под сумеречным покровом капитализма предприниматели и преступники сливаются воедино. Разумеется, закон Волстеда, положивший в 1919 году начало «сухому закону» в Америке, был чудовищной глупостью, потачкой суровым аграрным пуританам; и сейчас, в ретроспективе, преступные заговорщики кажутся чуть ли не народными благодетелями, если вообще не исполнителями мицвот.
Еврейское слово «мицвот» – это множественное число от «мицвы», понятия, которое означает всякое доброе дело, угодное Богу. «Сефер га-мицвот» включает в себя 613 надлежащих мицвот, главная из которых – «плодитесь и размножайтесь». В «Радостях идиша» Лео Ростен пишет, что в «Книге мицвот» величайшего философа XII века Моше Маймонида доказывается, будто человек, который совершает хотя бы одну мицву из 613, заслуживает спасения души, что, однако, тут же нивелируется уточнением: «Но только если он делает это не из корысти, не для того, чтобы вызвать расположение, а всецело из любви и во имя нее».
Даже если допустить, что бутлегеры и вправду самоотверженно трудились на благо общества, делали они это, безусловно, ради собственной поживы. А среди многочисленных дельцов, погревших руки на этом бизнесе, как евреев, так и гоев (Гарри Хэтча из «Корби дистиллерз», «Сигрем», не говоря уж о тех двоюродных дедах, винокурах-кальвинистах с Шотландского нагорья, которые точно знали, куда идет их спирт), не было никого удачливее братьев Бронфман и их свойственника Барни Аарона.
Этого Барни Аарона, кстати, не следует путать с его полным тезкой Барни Аароном по прозванию Звезда Ист-Энда, лондонского рыботорговца, а с 1819 года – профессионального боксера, про которого была сложена народная баллада:
Свой капитал, один из крупнейших в Северной Америке, Бронфманы сколотили на бутлегерстве. Вместо того чтобы напрочь отрицать или хотя бы вяло открещиваться от грязного происхождения семейных миллиардов, Сэм, а теперь и его потомки почему-то сгорают от стыда. А зря. Ибо в действительности вред, который причинили обществу разудалые Эйб, Гарри, Сэм и Аллан, не идет ни в какое сравнение с тем, что вытворяли Дж. П. Морган, Джон Д. Рокфеллер и другие бароны-разбойники. Бронфманы не нанимали за гроши иммигрантов, чтобы те, рискуя жизнью, спускались в смертельно опасные шахты. Не мухлевали на фондовой бирже, разоряя мелких инвесторов, не натравливали во время забастовок на рабочих своих фабрик отпетых головорезов. А они все равно вымарывают да подчищают раннюю страницу своей истории, единственное в ней яркое пятно, надеясь вычистить ее до сияющей белизны и сделаться, так сказать, безупречными канадцами.
Самая внятная биография Сэма, под названием «Династия Бронфманов», выпущена Джеймсом X. Греем и Питером С. Ньюманом, а самый сомнительный его портрет, слащавый и бессодержательный, «принадлежит перу» Сэди Рознер-Бронфман, вдовы Сэма, которая в 1982 году частным образом выпустила собственные воспоминания. «Он был истинным канадцем, преданным своей стране и в годы войны, и в мирное время, и снискал большой почет как в своем отечестве, так и за рубежом, – писала Сэди в своей книге, в которой не было ни слова о бутлегерстве и том унизительном социальном барьере, которым от Бронфманов отгородилось неописуемо провинциальное высшее общество Монреаля. – Но когда рабочий день заканчивался и Сэм возвращался домой, он становился просто моим милым, моим дорогим муженьком».
Сочинение Грея и Ньюмана настолько удручило Бронфманов, что они решили прибегнуть к заказным биографиям. Книга первого из приглашенных авторов, Теренса Робертсона, была признана недостаточно исчерпывающей и отвергнута. Второй кандидат, бывший редактор канадской версии «Тайм» Джон Скотт, проработал несколько лет и получил отставку. Наконец Бронфманы нашли себе одного ручного университетского преподавателя, который и выдал им полнозвучный гимн под названием «Мистер Сэм: жизнь и времена Сэмюэля Бронфмана», в котором ему удалось, по сути, невозможное – превратить флибустьера и сквернослова в чинного зануду. С другой стороны, изголодавшийся Сэм, посвятивший свои закатные годы прославлению себя любыми доступными способами, был, конечно же, доволен.
Но вот какой парадокс.
Жестокие убийцы Псих Сигель и Голландец Шульц вошли в американскую мифологию, незаслуженно удостоившись фильмов, в которых не побрезговали сыграть блестящие звезды (Уоррен Битти, Дастин Хоффман), безо всяких вредных последствий для своих наследников, буде таковые у них имелись. А наследникам Сэма, лишь чуть оступившегося во времена «сухого закона», а потом сумевшего-таки отряхнуть грязь с ботинок и создать колоссальную ликеро-водочную империю, пришлось раскошеливаться на политкорректный панегирик.
«Мое участие в этом деле началось весной 1987 года, – написал Майкл Р. Маррус, – с беседы с Чарльзом Бронфманом в Монреале. Два года спустя я приступил к написанию этой книги при поддержке компании „Сигрем“ на условиях невмешательства со стороны заказчиков. С момента первых обсуждений и до настоящего времени у нас царит абсолютное согласие по одному принципиальному вопросу: мне предоставлена полная свобода в отборе материала и его изложении…»
Чепуха и самообман. Подписавшись на такую сделку и зная, как обидчивы Бронфманы, профессору Маррусу нужно было быть идиотом – каковым он, безусловно, не является, – чтобы не понимать, что такая работа по умолчанию предусматривает цензуру, и единственный здесь путь к публикации – ни шагу в сторону. Более того, профессор Маррус производит впечатление достаточно мозговитого человека, понимающего, что любая биография миллиардера, проплаченная семьей с темным прошлым, бесповоротно скомпрометирована еще прежде, чем дописана первая фраза. Заметьте, за много лет до него куда лучший писатель, А. М. Клейн[137]137
Абрахам Мозес Клейн (1909–1972) – канадский поэт, писатель, журналист, юрист. Назван «одним из величайших поэтов и ярким представителем еврейской культуры в Канаде». Леонард Коэн посвятил ему элегическую балладу «Наставник», а Мордехай Рихлер вывел его в романе «Здесь был Соломон Гурский» под именем Л. Б. Бергера.
[Закрыть], был приглашен Сэмом на позорную должность поэта-лауреата при его персоне. Унижая себя и свой сумрачный талант, Клейн сложил не одну рифмованную осанну. Взять, к примеру, корявый акростих, написанный к 4 марта 1941 года, пятидесятилетнему юбилею исправившегося бутлегера, и преподнесенный ему на банкете среди застольных славословий. Первая строфа звучала так:
Клейн, практикующий юрист и редактор «Кэнэдиан джуиш кроникл», социалист с выраженными политическими амбициями, был завербован Бронфманом в 1939 году и вплоть до 1948-го трудился на полставки за 3000 долларов плюс еще 1000 на возмещение расходов. Взамен этого поэт по условиям договора, как писал профессор Маррус, обязан был выдавать на-гора речи, годовые отчеты компании, «поздравления к дням рождения и юбилеям друзей и родственников Сэма и даже, весьма вероятно, составлять послания сугубо личного характера, включая длинное письмо к сыну Чарльзу по случаю его бар мицвы». Сэма А. М. Клейн именовал «маэстро» и в 1957 году, уже страдая душевным расстройством, которое в итоге и сведет его в могилу, тем не менее кинулся по зову патрона разрабатывать для него фамильный герб. И, вместо того чтобы посмеяться над такой диковинной причудой, наставлял геральдиста: «В идеале герб должен символизировать человечество всего земного шара, объединяемое, с одной стороны, дружбой, а с другой – верностью закону». Клейну пришлось также строчить докучливые письма, когда Сэм вознамерился занять кресло в Сенате. Поэт, романист, специалист по творчеству Джойса получил за свой труд награду – разовые чаевые. И в ответ рассыпался в благодарностях. 24 марта 1941 года он написал Сэму:
Хочу… еще раз выразить признательность за то, что вы сделали для меня на прошлой неделе, и за то, как вы это сделали. Должен сказать, что, когда вы позвонили мне, я как раз добрался до сложенного чека и утратил присущее мне красноречие: язык молчал, говорило одно только сердце. Ваше любезное письмо, полученное мною, разумеется, еще прежде в тот день, уже само по себе стало для меня счастьем и наградой; и я сказал своим собеседникам: «Меня переполняет ликование». Но и тогда я был полон решимости ответить спесивым отказом, однако вы поступили так мило, прислав письмо отдельно от чека, что совершенно меня обезоружили. Более того, я содрогаюсь при мысли о том, что случилось бы, приди я тем вечером домой и признайся жене в своем «живодерстве» (супруга моя любит столь образные выражения). Так что спасибо вам и от моей жены, и от сына, а больше всего от меня самого.
Где-то там, в горах и туманах Бессарабии, исконной родины Бронфманов, издавна должен был скрываться подпольный самогонный цех, или деревенская таверна, или и то и другое разом, принадлежащие этой семье, которая вообще-то владела табачной фермой. На идише «Бронфман» означает «самогонщик», а ведь в те дни евреям, проживающим в черте оседлости, было принято давать фамилии по их роду занятий. Как бы там ни было, в 1889 году Иехиэль Бронфман, тридцати семи лет от роду, вместе с женой Миндой и их тремя детьми отплыл из Одессы (портового города, давшего миру великого Исаака Бабеля) в голдене медина. Иехиэль явно не бедствовал, так как вместе в ним в путь отправились раввин (с женой и двумя детьми), а также, если верить Питеру Ньюману, горничная и слуга. Но адские зимние холода и жизнь в лачуге из дерна на новозарождающейся ферме в Уапелле (Манитоба) быстро истощили карман Иехиэля. Несгибаемый патриарх семьи Бронфман, о котором почти ничего не известно, был вынужден продавать дрова и торговать вразнос мороженой рыбой, чтобы прокормить своих отпрысков, среди которых был теперь и Сэм. В 1892 году Иехиэль, в буквальном смысле слова на своем горбу, сумел перевезти домочадцев в полноценный дом в Брэндоне, а еще через одиннадцать лет семья купила свой первый отель в Эмерсоне (Манитоба). Затем был приобретен «Балморал» в Йорктоне (Саскачеван), где пятнадцатилетний Сэм бегал мальчиком на посылках, а заодно оттачивал мастерство за биллиардным столом. Дела в отелях у Эйба, хронического игрока, Гарри и Барни Аарона шли недурно (в 1905 году комнаты стоили по доллару за ночь, а «деловых путешественников обслуживали особо»), так что в 1912 году и ушлому двадцатитрехлетнему Сэму купили отельчик – «Белл», в Виннипеге. Много лет спустя, аж в 1951 году, какой-то мелкотравчатый жулик, давая показания Комитету по борьбе с организованной преступностью в бытность его управления сенатором Эстесом Кефовером, неожиданно заявил, что отели Бронфманов на железной дороге в Прериях были не чем иным, как сетью борделей. История эта всплыла, когда Сэм уже доживал свой век, и он возразил на это: «Даже если и так, на Западе им не было равных».
Этот ловкий ответный выпад, так и дышащий двусмысленностью, демонстрирует еще и слепую любовь членов семьи Бронфман к благопристойности. Почти каждая колкость Сэма из тех, что приводит профессор Маррус, сопровождается ссылкой на ее источник – незалитованную биографию пера Теренса Робертсона, которая, видимо, была, с точки зрения заказчиков, вдобавок и чересчур живой.
Сэм уже три года владел отелем «Белл», когда у братьев Бронфман случилось первое озарение. В 1915 году Гарри познакомился в Виннипеге с одним сынком раввина, изобретшим «лечебное» вино, и тут же, вместе с Барни Аароном, вошел с ним в долю и принялся торговать напитком в иссушенном Саскачеване. Затем наступили чудные годы, когда подобные нектары, лучше Мильтона оправдывающие поступки Господа в отношении людей, были доступны исключительно в аптеках, где продавались под развеселыми названиями – «Лекарство от печени и почек», «Глоток бодрости», «Зигзаг», «Микстура от кашля „Баю-бай“», «Тоник из сарсапарели».
Свой ухабистый путь в канадскую мифологию Бронфманы начали позже, в 1919 году, когда в США был введен «сухой закон». Они были самыми активными из всех бутлегеров и владели на границе Саскачевана половиной из двадцати с лишним лавочек по экспорту алкоголя. Со складов для нерастаможенного товара в Сент-Джоне и Галифаксе они отгружали полные шхуны спиртного, которые по документам якобы направлялись на Кубу, в Нассау или Гондурас. На бутылки, разлитые из одного бочонка, клеились разные этикетки – «Джони Уолкер» (sic), «Хэй энд Хэй» (sic) и, пожалуй, самая подкупающая – «Глен Девитт»[139]139
Настоящие названия напитков звучат как «Джонни Уокер», «Хэйг энд Хэйг» и «Гленливет».
[Закрыть].
Об этих золотых для Бронфманов временах осторожный профессор Маррус пишет: «Судя по всему, Бронфманы, по крайней мере Сэм, сторонились личного общения с крупными американскими бутлегерами. Много лет спустя Сэм рассказывал, что советовал брату держаться подальше от криминальных элементов. Сам же он возделывал американскую ниву через своего агента, бывшего бармена из Виннипега…» Маррус предпринимает и другие попытки облагородить ход событий: «10 марта Сэм принял участие в так называемом „съезде независимых бутлегеров“ в Сиэтле…» (курсив мой). А вот Стивен Бирмингем в книге «Мы: достижения восточноевропейских евреев в Америке» писал: «Сэм Бронфман прибыл из Канады и подкупил [Мейера] Лански роскошными обедами. В ответ Лански презентовал ему билеты на „эпохальную битву“ 1923 года между тяжеловесами Джеком Демпси и Луисом Анхелем Фирпо. Сделка совершилась, Лански с Бронфманом вошли в долю и сотрудничали до самой отмены „сухого закона“ и даже после». Про подаренные билеты на этот матч рассказывал в интервью «Торонто стар» и Роберт Лейси, автор издания «Маленький человек: Мейер Лански и гангстерский мир». «Откуда мне это известно? От вдовы Лански». Однако Лейси отметил: «Бронфманы – канадцы, они умели видеть очевидное. Они не нарушали закона напрямую, а извлекали выгоду из пристрастий американцев по ту сторону границы, продавая им свой спирт через Лански». Бирмингем тоже писал: «Больше всего Лански восхитил тот факт, что с точки зрения канадских законов к Бронфману было не подкопаться… В действительности, власти Оттавы поощряли продажу алкоголя в Соединенные Штаты, возмещая экспортерам налог в девять долларов за галлон, которым облагалось все спиртное, продаваемое на территории Канады».
