Текст книги "Сыновья человека с каменным сердцем"

Автор книги: Мор Йокаи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 38 страниц)

Comedy of errors[154]154
  Комедия ошибок (англ.)


[Закрыть]

– Ну, а теперь куда?

Этот вопрос задал Рихарду поджидавший внизу извозчик, когда молодой человек под руку с Эдит торопливо спустился на улицу.

Вот он, самый трудный вопрос: куда же теперь?

– Здесь ни у меня, ни у тебя нет никого из знакомых или родных, к кому бы я мог отвезти тебя до дня нашей свадьбы. А отлучаться из Вены мне нельзя.

– В таком случае вези меня к себе, – сказала девушка. – Разве я не была уже с тобой в лагере? День станем проводить вместе, а вечерами будем говорить друг другу: «Спокойной ночи».

– И меч принца Сейф Аль-мулука будет лежать между нами.

Названный герой одной из сказок Шехерезады, везя домой невесту, оказался о ней вдвоем на плоту; когда приходило время ложиться спать, он клал между собой и девушкой вынутый из ножен меч.

В жизни все происходит далеко не так, как на сцене, где достаточно чету влюбленных благословить или про» клясть, толкнуть молодых людей друг другу в объятия или соединить их руки, и дело копчено.

В жизни, однако, не обойтись без священника.

После драмы приходит черед комедии в трех актах, – comedy of errors, комедии ошибок.

Казалось бы, для будущих супругов, для жениха и невесты, на вопрос «Куда теперь?» проще всего отве» тить: «Прямехонько к священнику». Но легко сказать «прямехонько», ведь к нему так просто не пойдешь!

Прежде всего предстояло снять две смежные комна» ты в гостинице «Венгерский король» – одну для Эдит, другую для Рихарда. Затем еще много дней надо было произносить через закрытую дверь ласковые слова, называть друг друга милым, единственным дружком, посылать через ту же дощатую дверь воздушные поцелуи. И все это время между ними лежал меч принца Сейф Аль-мулука.

Ибо обряду бракосочетания предшествует множество формальностей.

Сначала венский священник должен три раза подряд огласить в церкви имена жениха и невесты, которые задумали вступить в брак. И не в будничные дни, не подряд, а непременно в воскресенье. Только в воскресный день принято делать оглашение.

Затем понадобится справка от немешдомбского священника, что им также произведено трехкратное оглашение.

Кроме того, немешдомбский священник должен выдать еще и свидетельство, разрешающее члену его паствы вступить в брак в Вене, потому что, с одной стороны, там проживает невеста, а с другой – жениху не дозволено оттуда выезжать.

Однако настоящего священника в Немешдомбе нет: прежний умер, и его заменяет теперь капеллан. А разрешение, выданное капелланом, считается действительным лишь в том случае, если его уполномочил на это викарий. Следовательно, надо обратиться к викарию.

А вдруг викарий сочтет свое согласие излишним, не предусмотренным каноническим законом, и, желая показать, что венский священник – ему не указ, возьмет, да и вовсе не даст капеллану нужных полномочий!

В итоге, Рихард придет к такому заключению: хотя обряд бракосочетания и установлен господом бегом, но самый ритуал его выдумал не иначе, как сам черт!..

А между тем всем перечисленным дело далеко не исчерпывается.

Закон еще захочет знать, что думают по поводу предполагаемого брака родители и опекуны. И, надо сказать, что в этом вопросе возможно множество осложнений. Для вступающего в брак католика согласие опекуна не имеет существенного значения, ибо опекун или родители не обязаны непременно выдать девушку замуж. Протестанты, те обязаны это сделать, а потому требуется получить их разрешение.

И все это нужно подтвердить священнику справками, заявлениями, свидетельствами и прочими мудреными документами.

Но, быть может, это все, и любящие сердца затем уже могут соединиться?

Куда там!

Только тут и начинаются бесконечные споры. Спорят о том, имеет ли право священник допускать в церковь венчать двух молодых людей, если жених, веруя в святую троицу, молится богу в церкви с Брестом на шпиле колокольни, а невеста – в церкви со звездой на макушке. Венский священник утверждает, что это – недопустимо, а гражданский кодекс – что это дозволено.

Венский священник соглашается венчать их только в том случае, если жених официально откажется от своих законных прав, в силу которых одна половина его будущих потомков сможет ходить молиться в одну церковь, а вторая половина – в другую, и даст обязательство, что все они, сколько бы их не появилось на свет, будут принадлежать к одному вероисповеданию.

Наконец жених приходит в ярость и принимает решение немедленно отправиться к развину, чтобы вместе с невестой перейти в иудейскую веру.

Тогда священник говорит ему:

– Ладно, черт с вами, приходите, я вас обвенчаю. Только благословлять все же не стану.

И где-нибудь на квартире, держа трубку во рту, он протараторит установленную формулу.

– Ну вот, теперь вы – муж и жена. Можете идти.

А не проще ли было начать прямо с этого?!

Сразу же после своего освобождения Рихард написал письмо матери, сообщив ей все. Письмо содержало небезынтересный рассказ о том знаменательном дне: утром – смертный приговор, вечером – встреча с невестой, а в промежутке – помилование и предание анафеме.

Прошло не меньше недели, пока пришел ответ, – письма в ту пору подвергались тщательной цензуре.

Письмо было очень коротким; в нем выражали радость по поводу освобождения, одобряли женитьбу и сообщали о том, что в самые ближайшие дни в Вену приедет управляющий имением, который лично передаст все остальное.

Рихард с нетерпением ожидал этого приезда.

К его величайшей радости, управляющий явился в сопровождении супруги и сразу же заявил, что намерен поселить жену вместе с мадемуазель Эдит до дня бракосочетания. Ведь бедняжку некому было даже одеть в подвенечное платье. И. конечно же, еще будучи в Пеште, управляющий приобрел и подвенечное платье, что было весьма кстати, так как, покидая дом Планкенхорст, Эдит не взяла с собой никаких вещей. Затем славный старик передал Рихарду обо всем, что за это время произошло дома, о роковой ошибке, случившейся в результате путаницы имен. Наконец Рихард понял, что означал белоку» рый локон. Бедный юноша1 Живой, он не был так дорог брату, как стали дороги теперь ему эти несколько его волосков. «Он выдал себя за старшего брата!»

Управляющий сообщил также о домашних новостях. Госпожа Барадлаи сама собиралась приехать в Вену, чтобы присутствовать на свадьбе Рихарда. Но когда она возбудила ходатайство о выдаче ей паспорта, – ведь сейчас требуется паспорт даже для поездки в соседнее село, – ей ответили, что она интернирована в Немешдомбе И выезжать ей оттуда не разрешается. Тогда решила ехать на свадьбу молодая госпожа, но у нее заболел сынишка, и его нельзя оставить. Что касается господина Эдена, то у того достаточно веские причины не показываться в Вене. Вот как вышло, что приехали лишь управляющий в качестве шафера и его жена в качестве подружки невесты.

Но Рихард несказанно обрадовался и этому.

Управляющий сообщил также, что власти наложили арест на все их имущество. Правда, это незаконно: они имеют право лишь на то, что принадлежит двум сыновьям, а долю третьего обязаны освободить от конфискации. Но правды добиться нелегко, и пока все доходы, откуда бы они ни поступали, приходится вносить в казну, а она уж выделяет кое-какие средства на содержание семьи, выдавая их ежемесячно под квитанцию. Так что молодому барину придется жить экономно, сообразуясь с обстоятельствами.

Рихард нашел, что это еще не самое страшное. Ведь власти сохранили ему жизнь, и не приходится жаловаться на то, что они отняли у него состояние. На все божья воля… По крайней мере так учат в школе.

Главное, что он все-таки разыскал в конце концов хвою любимую.

Вам следует знать, что чета брачующихся – это два злоумышленника. Сначала родители и опекуны держат молодых людей под строгим полицейским надзором. Затем их хватают, терзают, связывают, допрашивают и, наконец, венчают. В заключение – церковь приговаравает их к смерти, дабы они вернее заслужили рай.

Так или иначе, пройдя все эти мытарства, Рихард обрел настоящий рай.

Ключ к разгадке их страдании

Обретя рай, Рихард нашел, однако, что надо же когда-нибудь спуститься на землю, и принялся посвящать свою юную жену в земные дела.

– Известно ли тебе, моя милая женушка, что мы о тобой – очень бедные люди?

Но Эдит лишь посмеивалась над его словами:

– Какие же мы бедные, раз я владею тобой, а ты – мной!

– Это, конечно, не меньше двух миллионов! Только без процентов. Нам придется сократить свои расходы. Знаешь ли ты, в какой сумме выражается наш ежемесячный доход? Сто форинтов – это все, что я могу получить от матери. Теперь она и сама терпит нужду.

– Даже не представляю себе, на что можно истратить такую сумму! Это же уйма денег!

– Должен откровенно тебе признаться еще в одном: даже и они не принадлежат нам целиком. Здесь в городе у меня есть кое-какие давние долги чести. Правда, мелкие, – то, что я задолжал разным честным мастеровым и поставщикам. В прежние благодатные времена это было бы сущим пустяком, не идущим даже в счет. Но сейчас и они для нас – тяжкое бремя. Я не могу причинить ущерб бедным людям и намерен расплатиться с ними, выделив для этого половину нашего месячного содержания.

– С твоей стороны, это будет очень хорошо. На пять-, десят форинтов можно жить по-царски. Я буду готовить сама и ограничусь двумя блюдами. Увидишь, какая я отличная повариха! Придется держать только приходящую служанку для мытья посуды. Таким образом, мы отлично будем сводить концы с концами.

– Все это ненадолго. Я не стану зря терять времени, поищу себе место где-нибудь на железной дороге или в какой-нибудь канцелярии и заработаю недостающую сумму.

– Знаешь что! Давай ограничимся одним блюдом Г И служанки мне не надо, помою посуду и сама. Зато ты сможешь оставаться дома, со мной. Не ищи себе никакой службы!

Рихард расцеловал свою милую жену и передал ей пятьдесят форинтов. Пусть попробует вести хозяйство на эти деньги.

Взяв бумагу и карандаш, юная хозяйка начала подсчитывать стоимость продуктов, после чего обнаружилось, что у нее будет еще оставаться каждый месяц по пятнадцать форинтов – в уплату за жилье и на прочие покупки.

– Чудесно! Однако подыскать работу мне все-таки придется. Ведь нас пока двое, но впоследствии непременно прибавится третий.

– Да будет тебе! Ты все шутишь…

– А тебе вовсе не обязательно краснеть, нас ведь и теперь уже трое. Должны же мы взять к себе сына Отто Палвица.

– Ты прав. В таком случае ищи должность. Я тоже могу кое-что заработать шитьем.

– Ну нет, этого я не допущу. Моя жена портнихой не будет. Лучше я возьму еще работу.

– Ни за что! Чтобы ты уходил на целый день! Давай лучше оба трудиться.

И они решили поделить все тяготы жизни, как делят ее радости.

Рихард испросил у жены разрешение отлучиться на несколько часов для поисков работы. Эдит предоставила ему этот отпуск, но с условием, что он непременно возвратится к часу дня: она будет ждать его с обедом.

Для стряпни в ее распоряжении имелась всего одна кастрюля, а плитой служила находившаяся тут же, в комнате, шведская печь. В этой посуде Эдит сварила сначала суп. Перелив его в миску и поставив возле огня, чтобы суп не остыл, она приготовила подливку к мясу. Чашка с перелитым в нее соусом тоже стояла в сторонке. Затем в кастрюле было поставлено тесто.

Все получилось на славу – просто и вкусно. Когда, ровно в час, Рихард вернулся, он нашел обед очень вкусным и уничтожил его с волчьим аппетитом.

– Лучше никогда не обедал и сам император!

Поговорка эта, бытовавшая в народе, вовсе не говорила о недостаточном почтении к династии. Она служила похвалой стряпне красавицы.

И до чего же радуются женщины такой похвале! Начисто вытертая корочкой тарелка – лавровый венок для стряпухи.

– Разве не превосходный получился обед! И обошелся всего в тридцать пять крайцаров!

– Так вкусно есть мне доводилось не каждый день даже в те времена, когда меня величали «его высокоблагородием»! Особенно при поварских ухищрениях господина Пала, царствие ему небесное.

Рихард вполне заслужил свой вкусный обед. Его поиски увенчались успехом. Он нашел себе службу на машиностроительном заводе с окладом пятьдесят форинтов в месяц, а это в его положении было немало.

Русский царь Петр I, нанявшись однажды поденным рабочим, купил на заработанные деньги головку сыра и, отнеся его царице Екатерине, с величайшей гордостью заявил:

– Вот видишь, я смог бы тебя прокормить, если бы даже не был царем!

Заходил Рихард и в другие места. Между прочим, побывал он и у антиквара Соломона с улицы Порцеллан и попросил этого добряка уладить его денежные дела: взять их в свои руки и договориться с кредиторами. Правда, его долги составляли несколько тысяч форинтов, но, быть может, кредиторы все же согласятся на их погашение частями. Им будет уплачено все до последнего филлера.

Старый Соломон обещал прийти к Рихарду между часом и двумя: в это время он обычно запирал свою лавку.

Старик оказался весьма точным. В половине второго у дверей послышались его шаркающие шаги.

Эдит вытирала вымытую после обеда посуду. Окна были распахнуты настежь, чтобы можно было как следует проветрить единственную комнату, одновременно служившую и кухней.

– Ах вы, моя красавица! – отвешивая глубокие поклоны, рассыпался в комплиментах старый лавочник. – Разрешите поцеловать ваши прекрасные ручки. Очень приятно приложиться к таким старательным ручкам. Мне это куда милее, чем целовать пальчики, которые только помахивают веером. О, вы живете тут совсем недурно. Чуть тесновато, зато друг возле друга. Сдается, вам еще не наскучило такое уединение, по крайней мере секреты между вами невозможны! Тесное жилье имеет свои преимущества, здесь не приходится долго искать своего милого дружка. И потом, как говорится, в тесноте, да не в обиде! Ниспошли вам господь свое благословение… Итак, господин подполковник… Виноват, для меня вы всегда останетесь господином подполковником, а моих слов никто посторонний не услышит. Если разрешите, приступим к делу, ради которого вы приказали мне явиться. Займемся-ка нашими выкладками. Если в доме только один стул, пожалуй, я могу и постоять.

Однако нашелся и второй стул. Его использовали в качестве буфета. Для двоих молодоженов было вполне достаточно одного сиденья: Рихард сидел на стуле, а Эдит устраивалась у него на коленях! Изобретение, право же, достойное подражания!

– Итак, господин подполковник, начнем с начала. Уверен, что хозяюшке разговор наш не покажется скучным, ведь вы живете с ней душа в душу.

Лавочник вытащил из кармана завернутый в бумагу мел.

– Прежде всего, будьте так добры, соизвольте продиктовать мне, кому вы задолжали.

На подобные вещи у Рихарда была отличная память. Он помнил всех своих кредиторов, свой самый ничтожный долг. А Соломон чертил мелом по столу, записывал одну цифру за другой.

– Сумма внушительная, деньги немалые, – проговорил он, приподняв брови и сдвигая при этом свою круглую шапочку на затылок. – Слишком даже большая сумма! Гм, гм…

Взяв и понюхав щепотку табаку, он протянул черную табакерку Эдит. Та поблагодарила, но отказалась. Она не употребляла табак.

– Ничего, привыкнете, если муженька часто не будет дома. Все хорошие жены привыкают к табаку, что доказывает их верность мужьям. Но это в будущем… Так вот, господин подполковник. Как я полагаю, вы наделали эти долги, когда были еще несовершеннолетним.

– Но я всегда был честным человеком!

– О, это уже достаточно веский довод, его следует принять во внимание: «Моя честь, дескать, никогда не была малолетней!» Видите, сударыня, какой человек ваш супруг? Расточительный малый. Ценит свою честь дороже двух тысяч форинтов. Не стоит любить его!

Эдит только рассмеялась в ответ и поцеловала Рихарда.

– Ну хорошо, господин подполковник. Однако существует еще и распространенный, так сказать, общепринятый обычай. Он называется «Vergleichsverfahren» – что означает «заключить сделку с кредиторами». Человек договаривается с ними об уплате определенного процента долга. Кредиторы идут на уступки, довольные, что им возместят хотя бы часть денег, которые они считали окончательно потерянными. Это – вполне порядочная сделка.

– Но я на нее не пойду. Только форинт за форинт: отдам столько, сколько мне давали. Я не вправе отнять ни гроша у бедных людей, положившихся на мою честность, поверивших моему слову. Из своей чести я не уступлю ни процента! Лучше буду терпеть лишения.

– Неисправимый человек. А между тем сами рассудите – ведь у вас семья, вам должны приходить в голову более практичные мысли… Ну хорошо, так и быть, считайте, что я ничего не сказал. Будь у вас сейчас на боку сабля, воображаю, как бы вы ею бряцали! В таком случае извольте теперь изложить, как мы будем все это выплачивать? Из каких источников станем погашать долги?

Соломон начертил мелом на столе две графы. Над заполненной уже графой он написал «Soll»[155]155
  Расход (нем.).


[Закрыть] над пустой – «Haben».[156]156
  Приход (кем.)


[Закрыть]

– Во-первых, я буду получать от матери сто форинтов в месяц и половину из них обращу на погашение долгов.

– Половину? А сударыня согласна?

– О да! – поспешила ответить Эдит.

Соломон внес указанную сумму в рубрику «Haben».

– Во-вторых, мне будут ежемесячно платить пятьдесят форинтов за работу на машиностроительном заводе. Из них одна половина тоже пойдет на долги, другая – моей жене для покупки одежды.

– К чему мне эти деньги? – поспешила вмешаться Эдит. – Наша добрая матушка подарила мне столько платьев, что их никогда не сносить. Обратите на погашение долгов всю сумму целиком.

Она упорно настаивала на своем до тех пор, пока Соломон не записал все пятьдесят форинтов в графу «Наben».

Но тут старый антиквар засучил до локтей рукава, словно собирался заняться чем-то очень важным, и изрек:

– Прибавим сюда также приданое мадемуазель Эдит Лиденвалл. Триста тысяч форинтов серебром.

И он жирно вывел: 300 000 форинтов.

Молодожены с изумлением уставились на него, не понимая, к чему такие шутки.

Тогда старик поднялся с места и взял молодых людей за руки.

– Сударыня! И вы, сударь! Желаю вам взаимного счастья, вы достойны друг друга! То, что я сейчас сказал, – Я сказал совершенно серьезно. А теперь узнайте наконец всю тайну злоключений, которые вам пришлось до сих пор пережить. Прошу вас сесть рядом со мной.

На один стул, как вы обычно делаете. Мне приятно любоваться вами.

– То, что вам пришлось пережить, – продолжал Соломон, – было не случайно. Вопрос шел о большой ставке, о целом капитале! Не верьте, что кто-то поступает дурно только потому, что ему это нравится. Чаще всего поступают так потому, что это может принести крупные проценты. Очень многие люди придерживаются таких взглядов. Я лично противник этого. По-моему, выгоднее быть честным. Сейчас я это докажу вам, только позвольте мне рассказать все по порядку. У вас, сударыня, был дядюшка Альфред Планкенхорст, богатый старый холостяк. Человек своеобразный и очень гордый. Я хорошо его знал, так как был его банкиром, ведал его доходами и был посвящен во все семейные дела. Старый барин еще при жизни составил завещание, по которому все состояние, венский дворец и деньги переходили к его племяннице, госпоже Планкенхорст, и к ее дочери. Но барон прожил очень долгую жизнь. Люди обычно живут до глубокой старости, если они богаты. За это время молодая девица настолько преуспела в своих любовных делах, что оказалась не в ладу с приличиями; произошло недоразумение – на языке адвокатов это называется: «начать процесс прямо с исполнения». Именно это с ней и произошло. Такие истории случаются довольно часто. Ну, а престарелые бароны к подобным вещам относятся весьма щепетильно. Во-первых, потому, что они люди старые и старомодные, а во-вторых, потому, что они бароны. Альфред Планкенхорст написал новое завещание. Разыскал сироту, дочь одного из своих дальних родственников, мадемуазель Эдит Лиденвалл, и поручил ее воспитание Планкенхорстам. А в новом завещании было сказано:

«Если Альфонсина Планкенхорст вступит в законный брак и подобающим ее положению благочестием заставит всех позабыть о содеянном ею греховном проступке, она получит половину денежного капитала. А Эдит Лиденвалл, выйдя замуж за честного человека, получит другую его половину. В случае, если Эдит Лиденвалл вступит в брак первой, весь капитал будет принадлежать ей. Если же она останется незамужней, уйдет в монастырь или совершит непростительный, противоречащий добрым нравам проступок, весь капитал достанется обители святой Бригитты, а дамы Планкенхорст могут лишь пожизненно довольствоваться процентами с него».

Об этом завещании никто не должен был знать, кроме меня, человека, которого он уполномочил выполнить его волю. Однако писавший завещание личный секретарь барона выболтал тайну дамам Планкенхорст, и они все знали. Теперь оглянитесь назад и обдумайте с начала до конца все происшедшие с вами события, от первой вашей встречи до недавнего изгнания. Все станет вам ясно. Вспомните, как вас заперли одних в покинутой квартире. Как хотели убить Рихарда Барадлаи, считавшегося женихом мадемуазель Лиденвалл. Как пытались довести до отчаяния Эдит, чтобы заставить ее надеть вуаль монастырских девственниц. Как натравили разъяренную, взбунтовавшуюся чернь на монастырь, где находилась мадемуазель Лиденвалл. Как наточили топор палача для жениха Эдит. Ради чего все это предпринималось? Исключительно ради денег! Дьявол прилагает старания только тогда, когда уверен в стопроцентном барыше!.. Все это я видел, знал, внимательным оком наблюдал за происходящим. О, мы – простые, незаметные люди – обладаем хорошим чутьем. Проникаем нашим взором всюду – и в дома и в сердца. Даже в карманы! А ведь карман – орган едва ли не самый чувствительный. Ему служит каждая жилка, каждый нерв. Мое открытие должно укрепить вашу веру в человечность. Люди не бывают скверными просто так, ради пристрастия к злу. Говорят, будто у сатаны – злобная душа; нет, она у него – просто алчная. Не рассчитывай он извлечь для себя пользу, он не творил бы ничего дурного, а просто лежал бы себе в преисподней, предаваясь праздности и лени. Его первым дурным движением был корыстный расчет. Заставляя нашу прародительницу отведать от запретного плода, он прикидывал в уме: если на свете будут существовать только два человека, мне от этого будет мало пользы, придется прозябать в бедности. А вот если их народятся тысячи и миллионы, тогда и мне перепадет кое-что. Я все-таки сужу о дьяволе иначе, чем другие, он тоже имеет право на жизнь: Leben und leben lassen.[157]157
  Живи и жить давай другим (нем.)


[Закрыть] Но раз так – пусть довольствуется своей рентой! Жилье у него просторное, топливо имеется в избытке, а это уже немало!.. Дамам Планкенхорст остается дом в центре города – весьма приличное владение. Впрочем, судя по всему, они лет за десять окончательно промотают свое состояние. Но, господи, такие ли нынче времена, чтобы еще думать о будущем! Те, кто срывает цветы жизни и содержит балерин, позаботятся об Альфонсине. Не станем завидовать ее счастью. С нас достаточно и своего собственного; ведь его столько в нашей душе, что оно не уместится даже в этом огромном зале!.. Ну как, господин подполковник и госпожа подполковница, довольны ли вы положением ваших дел?.