Текст книги "Свирепая клятва (ЛП)"

Автор книги: Моника Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Просим НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Тик-ток, Инстаграм, Твиттер, Фейсбук.

ГЛАВА 1

Алена

– Дело не в тебе, а во мне.

Я встречаюсь взглядом с Марселем, его слова наносят мне сокрушительный удар. Этот парень серьезно?! Он использует в отношениях самую часто используемую фразу за всю историю расставаний. И что еще больше усугубляет травму, он даже не может посмотреть мне в глаза. Он продолжает возиться со своим сотовым телефоном на столе, его глаза бегают по тускло освещенному парижскому бару.

Он прочищает горло.

– Мне очень понравилось время, проведенное вместе, – бормочет он, – но я думаю, что будет лучше, если мы здесь разойдемся.

Откинувшись на спинку стула, скрестив руки на груди, я не пытаюсь скрыть сарказм, когда спрашиваю:

– Разве ты не собираешься предложить нам остаться друзьями? – Поскольку он явно любитель клише, я подумала, что он, возможно, захочет использовать вторую по частоте самую используемую фразу в руководстве по расставанию.

Марсель выглядит ошеломленным, как будто я предложила вместе ограбить банк. В чем проблема этого парня? Мы встречаемся уже несколько месяцев, я думала, все идет достаточно хорошо. Он французский художник, с которым я познакомилась на вечеринке модной индустрии на улице Тюренн. Вначале он преследовал меня, выполняя всю работу по беготне. Осыпал меня комплиментами и цветами. Это было достаточно приятно, секс был… удовлетворительным, и я наслаждалась его компанией, но я бы не сказала, что это серьезное горе.

Не то чтобы я искала любви с ним или с кем-либо из мужчин, которых я встретила за семь лет в Париже.

Нет, я уже однажды пережила любовь и едва выжила. Больше никогда.

Тем не менее, я жажду общения, а девушке время от времени приходится заниматься сексом. Но мне уже надоела фраза «Дело не в тебе, а во мне». Может быть, французские парни боятся обязательств? Опять же, последний парень, с которым я встречалась, был итальянцем, а до этого британцем, и они оба скормили мне одну и ту же чушь. Так что, возможно, это на самом деле во мне.

– Нет. – Рот Марселя сжимается в мрачную линию. – Я не думаю, что нам следует оставаться друзьями. Это просто… слишком сложно.

О.

Я беру мартини и допиваю его двумя большими глотками, наслаждаясь жгучей жидкостью.

– В данном случае это был кусочек. Я оставлю тебя оплачивать счет. – Подхватив сумочку с сиденья рядом со мной, я поднимаюсь в свой полный рост – пять футов девять дюймов, позволяя ему оценить длину моих ног, подчеркнутую четырехдюймовыми лабутенами и моим маленьким черным платьем от Prada. Я не зря работаю в модной индустрии. Я знаю, как использовать свои активы, и, судя по задумчивому вздоху Марселя, он, похоже, согласен.

Только не настолько, чтобы удержать меня рядом.

– Пока, Марсель. Удачи в решении проблем твоей мамы в терапии.

– Алёна, – говорит он извиняющимся тоном.

Но когда я оглядываюсь на него через плечо, его глаза расширяются от тревоги.

– Больше мне нечего сказать, – уверяю я его.

На лице Марселя заметно облегчение. Он закрывает глаза, резко выдыхает и спешит искать нашего официанта.

Как и все мои расставания, это произошло совершенно неожиданно, как раз в тот момент, когда все вошло в удобный ритм. Брось меня, Дебби, дело во мне. Обычно мне хватает нескольких месяцев, прежде чем они необъяснимым образом обнаруживают, что со мной что-то не так. Точно так же, как это сделал Лео.

Я выхожу из пивной на тротуар. Сегодня великолепная весенняя ночь, и Париж полон энергии: туристы толпятся на улицах, а молодые влюбленные прогуливаются рука об руку. Ну, разве это не идеально? Прогулка пошла бы мне на пользу, помогла бы выпустить пар. Я выбираю маршрут вдоль Сены в сторону седьмого округа, шикарного района, где находится моя квартира.

У меня было свое место с тех пор, как я впервые переехала сюда в восемнадцать лет. Что ж, «сбежала», возможно, правильное слово. Тогда я думала только о том, чтобы сбежать из Нью-Йорка и от человека, который почти уничтожил меня, но постепенно я построила здесь свою жизнь. Я выучила французский. Завела друзей. Теперь у меня есть полноценная карьера в качестве закупщика для роскошного модного бренда, и я живу в городе с лучшей в мире выпечкой. Что еще мне нужно?

Да, я скучаю по брату и друзьям в Нью-Йорке, но океан, отделяющий меня от Лео Козлова, того стоит.

Когда я перехожу мост Пон-де-Арт, красивый мужчина со сверкающими зелеными глазами и оливковой кожей одаривает меня заинтересованной улыбкой. Раньше я, возможно, ответила бы на эту улыбку, но не сегодня. Может быть, больше никогда. Леди может вынести не так много отказов.

Вырывая меня из мрачных мыслей, из моего телефона доносится песня «Что такое любовь» – самый нелепый рингтон в мире, присвоенный моей невестке Роуэн, – наконец-то давая мне повод улыбнуться.

– Почему ты звонишь мне из отпуска? Разве ты не должна делать ребенка? – Я говорю в порядке приветствия.

– Ну, раз уж ты спросила, вчера вечером я утомила Джулиана, так что он все еще спит. Сейчас шесть утра.

– Да, мне не нужно было это знать, – добавляю я со смехом, уклоняясь от столиков переполненного уличного кафе. – Ну и как тебе Фиджи? Все, о чем ты мечтала, и даже больше?

– Тут просто потрясающе, – подтверждает она. – И самое приятное то, что Джулиан будет полностью предоставлен мне на следующие две недели. Через час мы направляемся на более отдаленный остров, чтобы получить полный опыт автономной работы. Никакой сотовой связи!

Мои глаза расширяются от удивления. Мой брат не из тех, кто отказывается от работы. Я имею в виду, что лидеры братвы не работают с девяти до пяти. А мой брат отвечает за безопасность Козловской Братвы, русской мафии, контролирующей восточное побережье США.

Братва, в которой мы выросли.

Вот только я давно отвернулась от Братвы. После того, как она слишком рано забрала у меня отца и мать, я поклялась, что никогда не стану частью этого преступного мира.

– Черт возьми, девочка, он, должно быть, действительно серьезно настроен на то, чтобы сделать ребенка. – Джулиан и Роуэн определенно нуждаются в нескольких неделях, когда их ничто не отвлекает, никаких срочных дел, ничего, кроме смазки и вида на океан.

Она фыркает.

– Так и есть. В любом случае, я просто хотела попрощаться, прежде чем мы закончим. С тобой все хорошо?

Я скрываю свой вздох, поворачивая за угол своего квартала.

– Да, все отлично. – Сейчас не время делиться моей последней слезливой историей о расставании. Это просто взбесило бы Роуэн.

Оказывается, на бумаге я отличный улов, но на этом все и заканчивается. Видит Бог, Марсель – лишь очередной парень в длинном списке залогодержателей. Не то чтобы кто-то из них имел значение – никто, кроме Лео. Лучший друг моего брата и один из немногих, кто по-настоящему знал меня, настоящую меня. Но даже этого, видимо, было недостаточно.

– Ну, я не буду тебя задерживать. Прекрасно проведи время. Расслабься. И ни о чем не беспокойся, – говорю я, роясь в сумочке в поисках ключей. – Просто наслаждайся и сделай для меня маленького племянника или племянницу.

– Договорились! – она визжит.

Я улыбаюсь про себя, вставляя ключ в входную дверь. Через девять месяцев может родиться ребенок. Ребенок, которого я буду любить, как своего собственного. Может быть, есть повод для радости.

* * *

Оказавшись внутри, я собираюсь отключить сигнализацию, но на стене не мигает красный свет. Черт, я, должно быть, забыла включить ее сегодня утром. Такое случается часто.

Честно говоря, я вообще никогда не хотела эту чертову систему сигнализации. Однажды Джулиан исследовал это место, как Форт-Нокс, пока я была на работе, этот упрямый мудак. Без предварительного обсуждения, без предупреждения. Я пришла домой, а там была новенькая сигнализация с кодом, отправленным мне через зашифрованный сервер.

Это просто еще один пример чрезмерной защитной склонности моего брата. Вскоре после того, как я купила эту квартиру на свои деньги по наследству, он купил остальные три квартиры в здании, чтобы не допустить въезда кого-либо еще. Квартиры стоимостью в несколько миллионов долларов просто пустуют. Это безумие, правда.

Не то чтобы мы с Джулианом когда-либо говорили об этом. Не-а. Я позволяю ему делать то, что ему нужно, ради его душевного спокойствия, поскольку я живу на другом конце света.

С одной стороны, я понимаю. Будучи на восемь лет старше, Джулиан всегда заботился обо мне, и до Роуэн мы были единственной семьей друг для друга: мы потеряли отца, когда были подростками, и мать, когда нам было двадцать с небольшим. Но его беспокойство напрасно. Самое опасное, что случалось со мной за последние месяцы, – это столкновение о своенравный булыжник на шпильках.

Уставшая, я сбрасываю каблуки и иду на кухню. Знакомые скрипы деревянных половиц под ногами успокаивают. В Париже все старое. Изношенное. У него есть история, и это еще одна вещь, которую я обожаю в этом городе.

Моя единственная цель сегодня вечером – чашка чая, пижама и дрянное реалити-шоу. Может быть, я побалую себя пеной для ванны. Я наливаю воду в чайник и включаю его, прислонившись к стойке. И тут мое внимание привлекает дверь в мою спальню. Она открыта на дюйм. Почти ничего заметного, но я всегда закрываю дверь спальни. Это было частью обучения Лео, мерой безопасности, как он сказал.

Волосы на затылке поднимаются дыбом. Что-то не так.

Пронзительный свист чайника только усиливает мое растущее беспокойство. Я иду к кухонному ящику в поисках оружия. Ты не вырастешь в семье братвы, не научившись самообороне. Моя рука сжимает небольшой нож для очистки овощей. Делая паузу, я также достаю компактный карманный нож, который храню в ящике для мусора рядом с холодильником. На всякий случай заправляю его за пояс юбки.

Подползая к своей спальне, я открываю дверь и включаю свет, готовясь встретиться с незваным гостем. Но здесь никого нет. Ни открытого окна, ни неуместной мебели, ни малейшего движения воздуха. Выпустив вздох облегчения, я усмехнулась про себя, чувствуя себя глупо из-за того, что дала волю своему воображению. Я виню Марселя. Этот засранец выбил меня из игры.

Выключив свет, я собираюсь вернуться на кухню, когда из темноты материализуется рука в перчатке, прикрывающая мой рот, когда большое тело прижимает меня к стене сзади. Холодок ужаса заставляет мой пульс учащаться.

– Не издавай ни звука, – шепчет мне на ухо акцентированный мужской голос. Его рука крепко сжимает мою грудь, из-за чего мне трудно дышать. – Я не причиню тебе вреда, если ты облегчишь задачу. Мне просто нужно, чтобы ты пошла со мной.

Несмотря на ужас, я сопротивляюсь желанию закричать. Это было бы пустой тратой энергии, когда мне нужно сосредоточиться на отпоре. И хотя моя рука все еще сжимает нож для очистки овощей, для первого хода мне не нужно лезвие. Одним быстрым движением я переношу свой вес и прижимаю свободную руку к стене. Ударив меня локтем обратно в живот, он громко кряхтит, и я пытаюсь вырваться из его хватки, но он быстро приходит в себя, обхватив одной рукой мою шею, чтобы удержать меня на месте.

– Мы можем сделать это простым или сложным путем, на твой выбор.

– Сложный путь, – задыхаюсь я, прежде чем вонзить нож обратно. Я не вижу, во что целюсь, но знаю, что попала в цель, когда нож вонзается в мягкую плоть его бедра, и он теряет хватку, кряхтя от боли.

Я поворачиваюсь к своему противнику, наконец-то хорошенько его рассматривая. Ну, типа того. На нем лыжная маска – балаклава – его рот сморщен в тугой узел, темные глаза угрюмо сузились. Он одет во все черное, поэтому я не вижу крови, которая, как мне кажется, сочится из его раненой ноги.

С угрожающим рычанием злоумышленник лезет за пояс джинсов сзади. Щелчок его пистолета разносится по комнате, вызывая у меня холодок в спине.

– Положи нож и иди к двери, – приказывает он.

Адреналин бурлит в моей крови, но я не из тех, кто подчиняется приказам такой скотины, как он. Если только это не в постели.

– Пошел в задницу.

– У меня приказ взять тебя живой, но это оставляет много места для интерпретаций, тебе не кажется?

Его приказ? Что? Это не мелкое ограбление или случайное нападение. Я стала мишенью.

– О чем ты говоришь? Кому я нужна?

– Если ты думаешь, что я знаю или мне интересно, ты глупее, чем кажешься. А теперь, черт возьми, двигайся уже.

– Ладно, ладно. – Я отбрасываю нож в сторону и поднимаю руки вверх. Он зол и вооружен; У меня будет больше шансов на побег, если я смогу убедить его, что больше не буду драться. – Я пойду с тобой. Только, пожалуйста, не делай мне больно.

– Двигайся. – Он указывает на дверь своим пистолетом, и я склоняю голову, медленно идя по коридору к входной двери, его пистолет воткнут мне в позвоночник.

Перочинный нож прожигает дыру в моем поясе, но мне нужно, чтобы он отвлекся, прежде чем я смогу что-то сделать. Я уже чувствую нетерпение нападающего; он продолжает поглядывать в окно, словно проверяя, нет ли кого-то снаружи. Машина для побега. Черт.

Моя нерешительность его злит.

– Что за задержка? Открой чертову дверь.

– Я просто обуваюсь, боже. – Я бросаю на него неприязненный взгляд через плечо, но он не дает мне полностью развернуться, запустив одну руку глубоко в мои волосы.

– Я не куплюсь на это, принцесса. – Он пинает мои туфли на каблуках, от которых я отказалась ранее. – Подними руки и надень их. И не вздумай делать глупости, когда мы будем выходить отсюда.

Я киваю, натягивая один каблук. Я пытаюсь надеть другой каблук, но намеренно теряю равновесие и падаю в сторону.

– Дерьмо, – восклицаю я. Он протягивает руку, чтобы поддержать меня, и в этот короткий момент я достаю нож из-под юбки. Одним движением я нажимаю вниз, чтобы высвободить лезвие, и вонзаю его в плечо, заставляя его запнуться и выронить пистолет.

– Ты чертова сука, – воет он.

– Да, мне очень жаль, – насмехаюсь я. Чувствительная плоть плеча действительно является дерьмовым местом для ударов ножом. Он тянется за пистолетом, но я успеваю первой. Я тянусь к его пистолету, лежащему на земле, и направляю его прямо ему в грудь. – Кто тебя послал? Чего ты хочешь от меня? – спрашиваю я, и в моем голосе появляется истерика.

Его улыбка демоническая.

– Ты скоро узнаешь. Меня это не остановит, за тобой придут и другие.

Как бы мне ни нужны были ответы, я не думаю, что получу их от него, а значит, он мне бесполезен. Я поднимаю пистолет, нажимаю на спусковой крючок и выпускаю пулю ему между глаз. В тишине после этого мое дыхание становится учащенным, а ладони покрываются липким потом, адреналин теперь сменяется ощущением дрожи по всему телу. Полный ужас еще не до конца овладел, но оцепенение взяло верх. Я в шоке?

Я оставляю тело лежать на полу в прихожей и убегаю на кухню, направляясь прямо к морозильной камере, где храню запасные сигареты. Мои трясущиеся руки вытаскивают из пачки «Голуаз» и зажимают ее губами. Первое затягивание похоже на рай. От этого у меня кружится голова, но это успокаивает мои расшатанные нервы. Я делаю еще одну глубокую затяжку и думаю, что делать. Мои возможности ограничены. Но я знаю, что мне нужно вынести этот труп из дома, а потом мне нужно выяснить, что, черт возьми, происходит.

Джулиан. Мне нужно позвонить брату. Тревога пробегает по моей спине, когда я понимаю, что единственный человек, на которого я могу рассчитывать, чтобы разобраться во всем, выключил свой телефон и впервые в жизни стал недоступен для меня. Чертовски здорово.

Мой разум перебирает другие варианты. Я, конечно, могу позвонить Андрею Козлову, пахану Козловской Братвы. Я знаю, что он сделает для меня все. Мы друзья детства, выросли вместе, и он крепкий парень. Столь же солидный, как и гангстеры. Но я знаю, если я позвоню Андрею, он вызовет войска. Я мгновенно заставлю это место заполонить братву. И один человек, в частности, гарантированно покажет свое лицо.

Леонид Козлов. Младший брат Андрея, присягнувший вор, и единственный человек, которого я была бы рада никогда больше не видеть. Ну и хрен с ним. Я собираюсь подтянуть свои девчачьи трусики и разобраться с этим сама. Взяв телефон с кухонного стола, я пролистала контакты, пока не нашла того, кого искала. Джанни Меро. Местный гангстер по найму. Он единственный контакт в преступном мире, на котором настоял мой брат. На всякий случай. Я никогда не думала, что мне придется воспользоваться этим номером, но отчаянные времена и все такое. Потому что когда звонишь Джанни, все плохо.

Джанни отвечает после первого звонка, его голос грубый, как наждачная бумага.

– Алёна Никитина. – Семья у меня не такая высокопоставленная, как у Козловых, но фамилия все равно вызывает уважение.

– Мне нужна бригада по уборке, – говорю я, придерживаясь кодовых слов.

– Понял. Тебе причинили вред?

– Нет, – говорю я. Но в порядке ли я? Далеко нет.

– Через пятнадцать минут у тебя будет бригада.

Я кладу трубку, даже не задаваясь вопросом, откуда он знает мой адрес. Я тушу сигарету в раковине и смываю пепел холодной водой. Ядовитый запах поднимается вверх, от чего меня чуть не тошнит. Сигарета сделала свое дело и успокоила мои нервы, но, поскольку я курю нечасто, меня от нее тоже тошнит.

Или, может быть, это из-за мертвого пареня на полу моего коридора.

Несмотря на холодный пот, скатывающийся по спине, я знаю, что мне нужно делать. Идя к холлу, я собираю себя с духом, снимая окровавленную балаклаву с его лица, горячая липкая влага покрывает кончики пальцев.

Милый Иисус. Татуировки монастырей и черепов ползут по его шее.

Русские тюремные татуировки.

Я откидываюсь спиной к стене.

Эхо его акцента вспоминается сейчас. Он точно восточноевропейский, но не русский, и этот акцент мне хорошо знаком, поскольку это моя родословная. Каково бы ни было его происхождение, ясно одно. Мои проблемы выходят далеко за рамки дерьмового расставания.

ГЛАВА 2

Лео

– Стой … пожалуйста. Я сделал это, это был я. – Отчаянные рыдания подступают к горлу мужчины, и я отступаю, испытывая облегчение от того, что он, наконец, признает то, что я уже знаю. Он продержался дольше, чем я ожидал. Банкиры обычно быстро визжат, но здесь Герхарт почему-то этого не сделал.

Но у каждого есть свой переломный момент, и я, в конце концов, нашел его.

– Мне бы хотелось, чтобы ты раньше признался, что взял деньги, – говорю я ему, затыкая ему рот кляпом. Меня не интересует что-либо еще, что он может сказать. – Мне бы не пришлось прибегать к такому уровню… уродства. – Его лицо покрыто синяками и порезами, и я уверен, что у него сломаны ребра. Стул, к которому он привязан, – единственное, что удерживает его в вертикальном положении.

Глядя на свои окровавленные костяшки пальцев, я хмурюсь.

– Это не моя обычная работа, – признаюсь я.

К большому разочарованию отца, я никогда не был типичным вором. Мои братья приняли жестокость нашего мира, но я предпочел использовать мозг, а не кулаки. Мои навыки работы с компьютером и навыки владения ножом. Я рано понял, что у каждого есть глубокие темные секреты – обнаружение и раскрытие того, что другие хотят умалчивать, делает меня гораздо более опасным противником.

Как и в случае с моим другом Герхартом, швейцарским банкиром, которому мы доверяли отмывать наши деньги, но который поддался искушению. Он украл у Братства кругленькую сумму в три миллиона, вероятно, думая, что мы не заметим. Но я заметил. И теперь он должен страдать от последствий, потому что никому не удастся обмануть братву и выжить, чтобы рассказать эту историю. У нас есть силовики для таких дел, но иногда, как сейчас, я добровольно соглашаюсь на эту работу, просто чтобы проверить, есть ли во мне еще это.

– Я знаю, почему ты это сделал, – говорю я, качая головой, и мой голос эхом отдается от стен банковского хранилища. – Глупо, но я понимаю. – Я достаю из сумки фотографии, перелистываю их, пока не нахожу нужную: Герхарт и красивая блондинка, прижимающиеся друг с другом. – Мне хотелось бы думать, что ты взял деньги ради любви. По крайней мере, я это понимаю. Любовь – это адский наркотик.

Это приведет тебя к самому высокому из максимумов и к самому низкому из минимумов. Мне ли не знать.

Он отчаянно кивает, как будто может убедить меня сердечной мольбой. Но мы оба знаем правду.

– Давай прекратим всякую чушь. Ты не воровал ради любви; ты украл ради киски. Катарина, да? Она хотела, чтобы ее потчевали и угощали. Увезли на выходные в Дубай, на следующий день – на Карибы. Дорогие вкусы. – Герхарт хмурится и напрягается. Конечно, он не хочет, чтобы ему напоминали о его слабости. Ни один мужчина не хочет.

– Чего я не понимаю… – говорю я, бросая фотографии на пол, чтобы они разлетелись во все стороны. – Зачем изменять жене? – Я оставил этот вопрос подвешенным, пока выбирал одну конкретную фотографию. Это из его семьи. Все вокруг широко улыбались на выпускном вечере его дочери. Я подношу ее к его лицу, опустошение искажает его черты. Все всегда сводится к грехам отца. – Я могу сказать, что она прекрасная женщина, твоя жена. Она любит тебя, а ты облажался. Ради чего? – Я с досадой вздыхаю и снова сажусь напротив него.

– Однажды я был влюблен. В младшую сестру моего лучшего друга. Клише, правда? – Я мечтательно улыбаюсь. – Она была единственным человеком в моей жизни, который верил, что я могу быть кем-то иным, чем хладнокровным вором. Что я способен на большее, чем просто тьму. Думаю, я доказал, что она ошибалась. – Я подавляю чувство вины, напоминая себе, что за верность семье приходится платить. Как и за все остальное.

Герхарт продолжает хмуриться, видимо, он не в настроении слушать истории. Но черт с ним, это моя версия пыток.

– Но в чем разница между нами? Я знаю, что я потерял, от чего мне пришлось отвернуться. И я до сих пор чувствую потерю каждый чертов день. – Каждый раз, когда я смотрю в зеркало.

Я редко говорю об Алёне и о том, что у нас было. Потому что когда я это делаю, когда я позволяю ей занять слишком много места в моей голове, я раскручиваюсь по спирали. Оттолкнуть ее было самым трудным, что мне когда-либо приходилось делать. Но прошлое невозможно переписать, поэтому я сосредотачиваюсь на том, что могу контролировать. Ее будущее.

– Что ж, Герхарт, наше время истекло, – говорю я, больше похоже на терапевта, чем на вора. Его глаза расширяются от ужаса, и он пытается вырваться из своих пут, тщетная попытка, учитывая его избитое состояние. Я почти сожалею, что наша беседа подошла к концу – нечасто я могу говорить так свободно. – Итак, вот что произойдет, – говорю я, предпочитая говорить об этих вещах прямо. – Я собираюсь выстрелить тебе в голову. Ты умрешь мгновенно. Завтра утром кто-нибудь в банке найдет твое тело, наверное уборщик или сотрудник. Твоя жена и дети о любовнице не узнают. Они подумают, что это неудачное ограбление банка. Трагично, но, по крайней мере, они никогда не узнают, какой ты грязный пес. Но мы знаем правду, не так ли?

Он издает жалобный вопль, но его мольбы остаются без внимания, я услышал достаточно. Я смотрю на свой телефон и несколько раз пролистываю его, чтобы убедиться, что деньги, которые взял Герхарт, вернулись на наш счет, где и должны быть.

Черный металл моего пистолета выглядит тусклым под паршивым флуоресцентным освещением.

– Это было по-настоящему, друг мой. – Я нажимаю на курок, не желая растягивать момент. Это чистый выстрел, прямо между глаз, он мертв за считанные секунды.

* * *

Мотоцикл грохочет подо мной, когда я завожу двигатель, вибрация утихает, когда я поворачиваю возле частного аэропорта в Женеве. У меня болят кости. Часы стояния на холодном бетонном полу банковского хранилища сделают это с тобой. Но менее чем через девять часов я приземлюсь в Нью-Йорке.

Я паркуюсь перед дверями ангара, внутри виден мой «Джетстрим». Спешившись, я снимаю шлем с головы и передаю его одному из стоящих рядом мужчин. Он погрузит черный Kawasaki в трюм самолета.

Черт, это красивый мотоцикл. Возможно, мне придется приобрести один красный, когда я вернусь домой.

Зачем еще один мотоцикл, если у тебя уже есть сорок?

Что бы заполняло пустоту.

Когда я перекидываю сумку через плечо и направляюсь к ожидающему самолету, внутри сумки гудит мой мобильный. Здесь, в Швейцарии, уже поздно, а это значит, что дома глубокая ночь – плохой знак. Но когда я проверяю свой телефон, это звонит не мой брат Андрей.

– Матис, что происходит? – требую я. Телефонный звонок означает, что что-то пошло не так, и я щедро плачу Матису, чтобы этого никогда не произошло. – Задница еще не вытерта?

– Нет, нет, – доносится отчетливый скрежет Матиса. – Маленькое дерьмо бросил ее как горячую картошку. Чуть в штаны не наложил, когда мы с ним разговаривали. Она действительно выбирает неудачников. – Он смеется, а потом заходится в приступе кашля.

Они выбирают ее, но я не утруждаюсь его исправлением.

– Так в чем проблема?

– Проблема в том… – Матис колеблется, что мне не нравится. Обычно он очень прямолинеен. – Алена позвонила Джанни. У меня нет всех подробностей, но…

Ему не нужно заканчивать мысль. Ты не позвонишь такому человеку, как Джанни Меро, если тебе не понадобится его опыт в утилизации тел, очистке или стирании сведений об убийстве.

В груди сжимается, тревога скатывается в горло.

– Просто скажи мне, она ранена?

– Нет, нет, совсем нет. Кажется, она грохнула кого-то.

Я делаю паузу, обдумывая это. Я знаю, на что она способна, – я сам ее тренировал, – но прошли годы.

– Следи за ситуацией, – приказываю я. – Я буду в Париже чуть больше чем через час. И, Матис, тебе лучше иметь ответы, когда я приземлюсь.

ГЛАВА 3

Лео

Проклятые парижские пробки убивают меня. Уже почти час ночи, а район Елисейских полей забит до отказа. Я виню туристов, они все купились на эту чушь про "город любви", особенно ночью.

Единственное, что меня спасает, – это мотоцикл. Как истинный парижанин, я веду как придурок, то и дело вклиниваясь в пробки, чтобы быстрее добраться до места назначения. Когда я, наконец, подъезжаю к квартире Алены, Матис уже ждет меня, сидя на капоте своей машины.

– Ты добрался сюда в рекордные сроки, – сухо комментирует он, взглянув на часы.

– Частный самолет помогает. – Я кладу шлем на заднее сиденье своего мотоцикла и перехожу к делу. – Что ты знаешь?

Матис бросает сигарету и спрыгивает с капота машины. Он не парень из студенческого братства. Вообще-то он бывший полицейский, но для меня важны только его лояльность, умение выполнять приказы и связи. Вот почему Джанни навел его на Алю.

Он беззаботно пожимает плечами в своей беззаботной французской манере.

– В ее квартиру ворвался злоумышленник, который пытался ее похитить… была драка, она его убила, но больше она ничего не говорит. – Он делает паузу, уже прикуривая очередную сигарету.

У меня перехватывает дыхание.

– Похитить!

– Похоже, что так. – Матис снова пожимает плечами, и мне не терпится его придушить. Он слишком расслаблен для этой ситуации. – И еще кое-что. Парень весь в татуировках – русских тюремных татуировках, если уж на то пошло. Телом занимаются люди Джанни, но он пришлет фотографии и все остальное, что найдет.

Господи, мать твою. В 1990-е и 2000-е годы среди членов Братвы были популярны российские тюремные татуировки, которые указывали на количество отсиженных лет, совершенные преступления и ранг в организации.

Значит, это было не случайное проникновение. Она была целью. Моя кровь стынет в жилах.

– Сообщи мне, как только что-то узнаешь, – рявкнул я через плечо.

Возможно, я последний человек, которого Аля хотела бы увидеть снова, но у нее нет выбора. Я могу справиться с ее гневом – я делаю это уже много лет, – но я не позволю ей встретиться с этой угрозой в одиночку. Ад замерзнет первым.

Однажды я спас ей жизнь, хотя это стоило мне всего. И если придется, я сделаю это снова.

* * *

Мой стук эхом разносится по коридору, но ответа нет. Я переминаюсь с ноги на ногу, думая о том, как бы не выломать дверь. В этом доме больше никто не живет, я убедился в этом, но, полагаю, это испортит наше воссоединение.

Не то чтобы мы совсем не виделись последние семь лет. Наши семьи тесно связаны, мы выросли вместе. За те годы, что мы живем раздельно, хлопот не избежать. Свадьбы, похороны, любое большое семейное событие. Она обычно избегает меня как чумы, хотя я не могу оторвать от нее глаз.

Я снова стучу, на этот раз сильнее. Наконец, шаги приближаются, и дверь распахивается. Алена стоит, как камень преткновения, и смотрит на меня так, словно я воплощение ее худшего кошмара.

А может, так оно и есть.

Но это не мешает мне погрузиться в ее присутствие. Все, что я слышу, – это гулкий пульс крови в моих ушах. Даже после ночного бутерброда с дерьмом она все еще обладает той же разрушительной красотой, которую я запомнил. Длинные шелковистые черные волосы, еще влажные после душа, высокие скулы, пронзительные голубые глаза и полные чувственные губы, хотя в данный момент эти губы неодобрительно надуты.

Ее взгляд достаточно холоден, чтобы отморозить мне яйца. Если она и удивлена моим появлением, то никак этого не показывает, ясно лишь ее несчастье. Если бы только я мог найти в ней такое же отвращение, какое она находит во мне. Потому что все, что я вижу, – это совершенство.

Она плотно обматывает пушистый халат вокруг своего тела, словно это броня против моего присутствия.

– Что ты здесь делаешь? – Она огрызается, ее слова пропитаны кислотой.

Я одариваю ее улыбкой, которая только усиливает ее хмурый взгляд.

– Ходят слухи, что тебе нужна помощь. – Я не жду приглашения в ее квартиру – я знаю, что его не будет. Я проталкиваюсь мимо нее, и меня окутывает теплый аромат ванили и жасмина. Этот аромат настолько запечатлелся в моей памяти, что у меня болят кости.

– Ты не так понял. Со мной все в порядке. Я сама во всем разобралась, так что можешь идти. – Она держит дверь открытой и указывает в том направлении, куда она хочет, чтобы я пошел.

– Я никуда не уйду, Аля. Нравится тебе это или нет, но я здесь и останусь.

Ее щеки краснеют, в глазах мелькает раздражение, когда она захлопывает за мной дверь с большей силой, чем нужно. Я знаю, что она сильная, но под ее бравадой скрывается потрясение. А кто бы не был потрясен?

– Давай не будем этого делать, ладно? – умоляет она. – Как видишь, я в порядке. Был взлом, но я с ним справилась. Тебе не нужно притворяться, что тебе не все равно…

– Я не притворяюсь, Аля. Кто-то пришел сюда сегодня ночью, чтобы похитить тебя, и я должен знать, почему.

Несмотря на то, что она пытается сделать храброе лицо, я замечаю, как ее плечи обвисают от усталости, и во мне срабатывает защитный инстинкт. Мне хочется подхватить ее на руки и оградить от всего плохого в этом мире. Даже если это невозможно. Даже если я не смогу защитить ее от своей собственной плоти и крови.