Текст книги "Заговорщица"

Автор книги: Мишель Зевако

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

– И тут вы правы! – с горечью согласился Гиз.

– После бегства Валуа вы поняли, что именно мне обязаны своим нынешним величием, и еще раз спросили, чего же я добиваюсь. И я опять ответила: «Скажу, когда придет время… «

Так вот: это время пришло…

– Ах, вот как? – воскликнул герцог.

Всем своим видом Гиз как бы говорил: стало быть, меня позвали, чтобы заплатить долг?.. Я готов, Бог свидетель, Гиз не любит ходить в должниках…

Фауста поняла его настроение, но виду не подала. Герцог поспешил загладить свою ошибку и не очень убедительно произнес:

– Если вы потребуете мою жизнь, мадам, я готов отдать вам ее!

– Ваша жизнь, герцог, – слишком большая ценность для вас лично и совершенно не нужна мне… Можете оставить ее себе!

Гиз закусил губу.

– Но взамен за то, что я когда-то отдала вам, я попрошу у вас нечто, что, возможно, для вас дороже жизни. Боюсь, вашим первым порывом будет отказать мне, поэтому я сейчас постараюсь объяснить, почему вы не должны отказываться…

– Я слушаю вас, сударыня! – сказал герцог, и в голосе его зазвучала тревога. – Но о чем пойдет речь?..

– Подождите… наберитесь терпения еще на несколько минут… Итак, вы хотите стать королем. Для этого нужно, во-первых, убрать ныне здравствующего короля Франции; во-вторых, отстранить от трона законного претендента, каковым является Генрих Бурбон, король Наваррский; и, в-третьих, избежать гражданской войны и добиться согласия на ваше восшествие на престол со стороны парижан, а также провинций. Верно?

– Вы абсолютно правы, сударыня. Ваши слова дышат ясностью и логикой.

Фауста соблаговолила улыбнуться и продолжала:

– Я вам докажу, герцог, что ни одно из этих условий не может быть выполнено без моего согласия. Проще говоря, если я не пожелаю, вы никогда не станете королем Франции. Мало того, если я захочу, вы превратитесь в государственного преступника и мятежника и окажетесь сначала в тюрьме, а потом – на эшафоте.

– Сударыня, – растерянно пробормотал Гиз, – ваши рассуждения становятся опасными… Позволю заметить, что, угрожая мне, вы ставите под угрозу и себя.

– Я продолжаю, – размеренно и спокойно говорила Фауста, как бы не слыша собеседника. – Итак, вам нужна смерть ныне здравствующего короля Франции. Если я пожелаю, Генрих останется жив. Два всадника готовы выехать на рассвете: один в Блуа, другой – в Нант. Если сегодня ночью я не встречусь с ними лично и не отменю свой приказ, то через несколько часов они будут в пути. Первый отвезет Валуа письмо, где содержится неоспоримые доказательства того, что герцог де Гиз готовит покушение на Его Величество короля Франции…

Гиз с такой ненавистью взглянул на Фаусту, что если бы взгляды могли убивать, она, несомненно, умерла бы на месте.

– Второй всадник, – все так же хладнокровно продолжала женщина, – выедет в Нант. Вам известно, что там находится сейчас король Наваррский, а с ним – двенадцать тысяч пехотинцев, шесть тысяч всадников да тридцать орудий в придачу. В своем послании я сообщаю ему, что единственный способ для Бурбонов взойти на престол после смерти последнего из Валуа заключается в том. чтобы немедленно объединиться с королем и пойти на Париж. Герцог, сколько у вас сил и средств? Как долго сможете вы противостоять двум армиям?

– Ловко! – прошептал Пардальян, не пропустивший ни единого слова.

Герцогу показалось, что у него под ногами разверзлась бездна. От ярости и бессилия голова у него закружилась. С трудом переведя дыхание, он прошептал:

– Сударыня, вы, кажется, осмелились угрожать мне…

– Вовсе нет. Я просто раскрываю перед вами все свои карты. Представим теперь, что Провидению было угодно убрать Валуа. Представим также, что Генрих Наваррский ничего в этом случае не предпримет. Короче, вам останется только возложить на себя корону… конечно, если у вас есть права на престол Франции…

– Еще бы! – живо перебил ее Гиз, вновь обретя почву под ногами. – Существует книга преподобного Франсуа де Розьера, в которой доказывается, что Лотарингский дом имеет все права на французский престол.

– Да, я сама оплатила издание этой книги в двухстах тысячах экземпляров, и мои люди распространили ее по всей стране.

– Именно так, сударыня.

– Итак, ваши права подтверждены книгой Розьера?

– Никто не сможет их оспорить!

– И впрямь никто… разве что сам Розьер.

Гиз смертельно побледнел. Слова Фаусты поразили его в самое сердце, он даже не решился потребовать от нее объяснений. Фауста же взяла со стола небольшую книжицу и протянула ее герцогу:

– Взгляните, вот новая книга мессира Франсуа де Розьера, епископа Тюльского. Можете убедиться, достойный священнослужитель полностью отрекается от своих заблуждений и просит у Господа прощения за то, что лгал, подкупленный вами. Он один за другим отметает и разоблачает те аргументы в вашу пользу, что изложил в своем предыдущем творении. Эта книга, по-моему, ему удалась лучше… Ведь отвергать всегда легче, чем утверждать.

Потрясенный Гиз дрожащей рукой перелистывал книжечку.

– В Париже тридцать тысяч экземпляров последнего труда Розьера, V– продолжала Фауста, – пятнадцать тысяч в Лионе, по пять – в Орлеане, Туре, Ренне, Анже и в других городах. В целом по Франции – четыреста тысяч экземпляров. Стоит мне сказать слово – и книги, пока лежащие в подвалах, выйдут на свет Божий… вся Франция их прочтет.

Гиз швырнул на паркет томик, что держал в руках, вскочил и стал метаться по залу. С первого взгляда ясно было, что у него в голове возникла мысль об убийстве.

«Однако! – подумал шевалье. – Я бы и гроша ломаного не дал сейчас за жизнь Фаусты… разумеется не будь здесь меня! Но я здесь, и я не желаю, чтобы Гиз прикончил эту даму!»

Пардальян на всякий случай вытащил кинжал и приготовился в любой момент вмешаться в ход событий.

Фауста также поняла, что жизнь ее висит на волоске, и замолчала. Она знала, что рискует. Или ей удастся справиться с герцогом, или она погибнет. Выбора у нее нет. Во дворце – почти никого, несколько женщин и два лакея не в счет. Помощи ждать неоткуда. Гиз подошел к тяжелым бархатным портьерам, и Пардальян услышал его дыхание. Герцог постоял, подумал и, видимо, решил, что, убив Фаусту, он сильно навредит себе. Он вернулся, сел напротив хозяйки дворца и произнес:

– Вы не очень-то вежливы со мной, сударыня. Я и так готов был отдать вам долг… совершенно добровольно. Не стоило меня принуждать… Итак, сообщите же наконец, что вы хотите?

– Значит, мои доводы вас убедили? – улыбнулась Фауста. – Вы поняли, что если бы не я, вы бы и близко не подошли к французскому престолу – более того, вас бы давно судили как мятежника?

– Понял! – коротко ответил герцог.

– Вот и прекрасно! Я только что объяснила, в какую бездну, если захочу, могу столкнуть вас. Но я же, стоит мне пожелать, вознесу вас к вершинам славы и могущества.

На следующий день после смерти короля во Францию войдет армия Александра Фарнезе!

– Фарнезе?! – воскликнул потрясенный герцог.

– Да, та самая армия, что должна была захватить Англию, но не смогла переправиться через море из-за гибели Непобедимой Армады [8]8
  Непобедимая Армада – флот, посланный Филиппом II Испанским в 1588 г, против Англии, большая часть которого была уничтожена в бурю.


[Закрыть], ожидает приказа короля Испании… Но Фарнезе готов выполнить мой приказ, если он его получит!

Глаза герцога блеснули.

– По-моему, вы начинаете понимать, – продолжала Фауста. – Что ж, тем лучше. Итак, после смерти Валуа под ваши знамена встанет Фарнезе, а с ним – пять тысяч копий, двенадцать тысяч мушкетов, десятитысячная кавалерия и семьдесят пушек. Добавьте к этому королевские французские войска. С такими силами вы без труда разгромите Генриха Наваррского. Позже его можно будет казнить как еретика. Гугеноты пошумят-пошумят и успокоятся – только пообещайте им кое-какие привилегии…

Повторяю, вы возглавите самую мощную в Европе армию. Вы отправитесь в Реймс, вас помажут на царство в Реймсском соборе [9]9
  Во французском городе Реймсе находится знаменитый собор, заложенный в XIII в., где до 1825 г. короновались французские короли.


[Закрыть]. Вы с триумфом пройдете через все королевство и принесете Франции мир. Потом вы перейдете через Альпы. Мантуя, Верона, Турин, Падуя, Венеция, Болонья, Милан и, наконец, Рим склонятся перед вами. Вы исполните то, чего не смогли добиться ни Людовик XII, ни Франциск I. Потом ваше войско повернет на север и обрушится на Фландрию и Нидерланды. Никто, даже Карл V, не сравнится с вами… Мы восстановим империю Карла Великого. Весь мир будет трепетать от одного вашего взгляда.

Гиз, совершенно потерявший голову от фантазий Фаусты был готов пасть перед ней на колени. Он забыл, что всего лишь несколько минут назад собирался пронзить эту женщину кинжалом. Он с восторгом воззрился на нее и воскликнул:

– Простите, о простите! У меня пелена спала с глаз! Наконец-то я вижу вас в истинном свете! Вы воистину властительница и богиня! Я по сравнению с вами всего лишь простой солдат, только и знающий что кинжал да шпагу! А вы… вы управляете судьбами мира… великие полководцы древности могли бы позавидовать вашим талантам!

Гиз отбросил прочь кинжал, опустился на одно колено, склонил голову и сказал:

– Приказывайте, я подчиняюсь!

Фауста как должное восприняла смирение Лотарингца.

– Герцог, – спокойно и величественно произнесла она, – поднимитесь! Вы мне не слуга. Я просто доказала вам, что вместе со мной вы станете повелителем всей Европы.

Поймите же, мне нужно отнюдь не ваше смирение!..

– Говорите, говорите, что нужно вам от меня?

– Ваше имя! – ответила Фауста.

– Мое имя?

– Только ваше имя!.. А власть и славу мы разделим пополам. Вы займете трон Франции, и я воссяду рядом с вами! Вы станете королем, а я – королевой! Послушайте, мне прекрасно известно, что у вас есть веские основания расторгнуть брак с Екатериной Клевской (раз уж она все еще жива!)… Через месяц, обещаю, ровно через месяц вы получите документ о расторжении вашего брака. А еще через неделю мы обвенчаемся… И я, герцог, подготовлю брачный контракт, в котором все будет оговорено. Вам останется только подписать его.

– Обвенчаемся?.. Брак?.. – изумленно прошептал Гиз.

– На следующий же день после венчания мы уедем в Блуа. Остальное я сделаю сама… все совершится быстро. Вы и опомниться не успеете, как двинетесь в Италию во главе объединенных сил. За вами пойдут и войска Генриха Валуа, и армия Генриха Наваррского. А я в ваше отсутствие буду править Францией. Я стану вашей супругой и никогда не предам вас, герцог.

Фауста на минуту замолчала, а потом торжественно закончила:

– Ваша светлость, я даю вам три дня для того, чтобы принять решение.

Генрих Меченый ответил:

– Мне не нужны три дня на размышления. Я уже все решил.

Фауста изо всех сил старалась скрыть охватившую ее радость. Она ждала ответа герцога де Гиза. А тот, поклонившись, взял руку Фаусты и с высокомерным изяществом поднес ее к губам. Он был очень красив в эту минуту; недаром при дворе говорили, что хоть Гиз и не король по рождению, но по великолепию, элегантности и утонченности он способен превзойти любого монарха.

– Герцогиня де Гиз, – значительно произнес Генрих Меченый, – позвольте мне, вашему будущему супругу, засвидетельствовать вам мое глубокое уважение. Даже став королем, я всегда останусь лишь первым из ваших подданных.

– Герцог, – спокойно ответила Фауста, – я принимаю ваше предложение. Идите же и помните: с завтрашнего дня мы начнем действовать – мы сделаем все, чтобы вы как можно скорей стали свободны. Мы объединим наши судьбы ради великой цели.

Гиз еще раз почтительно поклонился. Он был растерян, сбит с толку. Величие Фаусты словно завораживало властолюбивого герцога, а ее обещания совершенно очаровывали его.

Фауста встала, взяла в руки светильник и жестом пригласила Гиза последовать за ней.

– Сударыня, вы, кажется, хотите проводить меня до дверей? – удивился герцог. – Право, не стоит себя утруждать. Можно позвать лакея.

– Когда король посещает своих подданных, хозяину дома надлежит освещать ему путь. Таков обычай! – ответила Фауста. – Вы король, так позвольте же мне проводить вас, Ваше Величество!

И Гиз послушно пошел следом за молодой итальянкой. Он любовался ее изяществом, красотой и величием и твердил в душе, что эта женщина говорит, мыслит и поступает воистину по-королевски. Рядом с ним взойдет на трон прекраснейшая из всех королев, которые когда-либо правили Францией!

Однако, вызвавшись проводить Гиза, Фауста вовсе не собиралась оказывать ему достойные монарха почести. Просто у нее был к герцогу еще один разговор. Они вышли в коридор, и хозяйка знаком приказала лакею открыть входную дверь. Она поставила светильник на стол и повернулась к герцогу, как бы собираясь с ним распрощаться. По ее глазам Генрих понял, что Фауста собирается сказать что-то важное, о чем до последнего момента умалчивала. Гиз опять насторожился…

– Прощайте, господин герцог, – с улыбкой произнесла Фауста. А потом словно вскользь добавила: – Ах, да! Пока вы не ушли, я была бы счастлива узнать, что стало с тем человеком, которого вы сегодня преследовали.

– С Пардальяном…

– Да!.. С Пардальяном.

– Он погиб!

Фауста не изменилась в лице, ничем не выдала своего волнения.

– Этот человек заслужил смерть, – коротко заметила она.

Гиз уже переступил порог дома и окликнул своих людей, велев подвести коня поближе к дверям. А Фауста небрежным тоном добавила:

– Господин де Пардальян, не говоря уже о прочих его деяниях, заслужил смерть еще и потому, что сегодня он на моих глазах убил ударом кинжала в грудь невинное создание, некую молоденькую бедную девицу по имени Виолетта.

И, нежно улыбнувшись, Фауста захлопнула дверь. Гиз оказался на улице, а хозяйка – в доме. Но если бы они могли видеть друг друга в эту минуту, когда оба перестали притворяться, то, может, даже их не знающие жалости сердца дрогнули бы.

– Умер, Пардальян умер!

– Виолетты больше нет!

И того, и другую объяла безутешная скорбь. Фауста, поникнув головой, словно весть об этой смерти – весть, которую она так давно ждала! – клонила ее к земле, пошатываясь, вернулась к себе в спальню. А потрясенный Гиз, будто сраженный невидимой молнией, остался стоять на пороге.

– Монсеньор, – окликнул герцога кто-то из слуг.

Генрих Меченый пришел в себя и медленно обвел глазами свою свиту. Потом, не произнеся ни слова, он вскочил в седло и галопом помчался к своему дворцу. Приближенные едва успевали за господином.

Вернувшись в свои покои, Гиз приказал позвать Менвиля.

– Нашли тело Пардальяна? – спросил герцог.

– Нет, монсеньор, искали долго, но…

– Тем хуже! – мрачно заключил Гиз.

Он заперся у себя в кабинете, заявив, что будет работать. Когда его камердинер утром зашел к нему, он увидел, что герцог так и не ложился. Слуга отметил, что монсеньор очень бледен, а глаза у него покраснели.

Глава XXI
ПИСЬМО

Всю ночь герцог просидел за столом, охватив руками голову. Услышав шаги камердинера, он очнулся от долгого оцепенения и с удивлением обнаружил, что давно рассвело. Он встал и тихо произнес, словно разговаривая с невидимым призраком, что всю ночь стоял рядом с ним:

– Прощай, прощай, Виолетта! Прощайте, мои мечты о любви! Все умерло… Пусть погаснут, словно свечи на ветру, грезы о сияющем счастье. В моей душе останется только честолюбие… Больше никаких пустых, хотя и сладких фантазий – одно лишь стремление к власти, к славе, к величию!..

Герцог Гиз, влюбленный в цыганочку-певичку… надо же такое придумать!.. Нет, теперь есть только один Генрих де Гиз – завоеватель, повелитель, король! За дело!.. Раз надо переступить через труп, чтобы дотянуться до короны Франции, я готов! Генрих де Валуа умрет!

Герцог распахнул двери кабинета и приказал свите войти.

– Господа! – торжественно обратился Гиз к своим приближенным. – Его Величество король созывает Генеральные Штаты. Духовенство, дворянство и третье сословие уже отправили в Блуа депутатов, они готовятся к торжественной церемонии открытия. Думаю, и нам следует покинуть столицу и направиться в Блуа – там назревают великие события. Итак, в путь, господа! Через час мы выезжаем…

Придворные с поклоном удалились. Каждому следовало поспешить – ведь герцог дал им только час! А Гиз, оставшись в одиночестве, сел за стол и быстро написал следующее письмо:

«Сударыня!

Ваши аргументы так убедительны, что нельзя терять ни минуты. Я приступаю к выполнению Вашего грандиозного плана. Я не собираюсь ждать неделю, я не могу ждать ни одного дня – я со своей свитой выезжаю в Блуа сегодня, сейчас же! Я надеюсь, что буду иметь честь встретиться с Вами в этом славном городке.

Мы должны сделать все, чтобы ускорить наступление великих событий, столь желаемых как мной, так и Вами, – смерти известной нам особы и заключения нашего союза.

Генрих, герцог де Гиз (пока еще только герцог).»

Гиз запечатал письмо, огляделся и увидел, что он ошибался, думая, будто один в кабинете: неподалеку от двери стоял Моревер.

– А вы что здесь делаете? – раздраженно спросил Гиз.

– Монсеньор, – почтительно произнес Моревер, – вы приказали, чтобы я постоянно находился при вашей особе… разумеется, в то время, когда я не занят выполнением ваших конфиденциальных поручений…

Гиз задумался. Он понимал, что в его неприязни к Мореверу немалую роль играла ревность.

– Я отменяю свое распоряжение. У меня были основания дать вам подобный приказ, но теперь… Вы свободны, сударь… И знаете, почему?

– Жду, что ваша светлость разъяснит мне…

– Я отослал вас в Блуа… Догадываетесь, по какой причине?

– Догадываюсь, монсеньор… Чтобы держать меня подальше от бенедиктинского монастыря на Монмартре… Не так ли, ваша светлость?

– Ты прав! – побледнев, ответил Гиз. – Но теперь у меня нет оснований для подозрений. Ее… ее больше нет… И вы можете отправляться, куда вам заблагорассудится!

Герцог пристально взглянул на Моревера, но прочел в его глазах лишь удивление. Похоже, Виолетта действительно была ему совершенно безразлична. Во всяком случае, ни малейшего намека на скорбь Меченый не увидел.

– Ее больше нет?.. – повторил Моревер. – Ах, да! Ваша светлость изволит говорить о цыганочке!

– Ее убили… она мертва!

– Ах, вот как! – с сомнением, но совершенно равнодушно проговорил Моревер.

Гиз положил руку на плечо собеседнику и произнес:

– Так что признаю, Моревер, я, пожалуй, был к тебе несправедлив. Но теперь давай забудем прошлое!

– Счастлив услужить вам, монсеньор. Стало быть, эта цыганка умерла?

– Да, друг мой, – тяжело вздохнув, ответил герцог, – умерла… ее убил Пардальян, это чудовище!

– Да неужели?! – воскликнул изумленный Моревер.

– К счастью, негодяй получил по заслугам и сейчас кормит рыб на дне Сены… Но я-то мечтал собственноручно разделаться с ним!.. Он умер слишком легкой смертью…

Моревер неопределенно хмыкнул.

– Ты что, сомневаешься в моих словах? – удивился Гиз.

– Монсеньор, как я понял, несмотря на долгие поиски, тело шевалье де Пардальяна так и не нашли. Пока я своими глазами не увижу его мертвым, пока я своими руками не зарою его труп, я всегда буду настороже. Поверьте, этот мерзавец может в любую минуту появиться невесть откуда.

– Хорошо бы ты ошибся… Господи, я готов пожертвовать сотней тысяч ливров, лишь бы проклятый Пардальян не воскрес из мертвых!

– Я бы за это и двести тысяч отдал… если бы имел такую сумму… хотя когда-то вы, монсеньор, обещали мне…

– Скоро ты получишь обещанное!

– Так вот, я бы и двести тысяч отдал, лишь бы быть уверенным, что ошибаюсь и Пардальяна нет больше в живых.

– Как же ты боишься его, мой бедный приятель. Теряешь остатки здравого смысла… Впрочем, хватит о шевалье де Пардальяне… Возьми письмо, там, на столе!

Моревер взял запечатанное послание.

– Отвезешь его во дворец принцессы Фаусты, что на Ситэ, да побыстрее! – приказал герцог. – Письмо важное, поэтому ни на миг не выпускай его из рук.

– Монсеньор, я отправляюсь немедленно. Через четверть часа депеша будет у госпожи Фаусты, – ответил Моревер.

Герцог кивнул головой, и Моревер бегом покинул кабинет. Через несколько минут он был уже в седле, и Гиз увидел в окно, как он пустил коня во весь опор.

– Alea jacta est! – повторил герцог де Гиз слова Юлия Цезаря [10]10
  Alea jacta est! – Жребий брошен! (лат.)


[Закрыть].

Отъехав подальше от дворца, Моревер перешел с галопа на спокойный шаг.

– Ишь ты! – процедил он с нескрываемой ненавистью. – Скажите пожалуйста: монсеньор изволил возвратить мне свое доверие!.. Осчастливил, называется… Забыл, как всячески унижал меня… А теперь я, видите ли, должен прыгать от счастья – монсеньор мне все простил! Да если бы я был уверен, что Пардальян действительно умер, Гиз меня больше бы не увидел!.. Нет, не так! Я бы отомстил ему… хотя не очень-то просто мстить такому противнику, как герцог де Гиз…

Ладно, не будем торопить события!

Моревер направился отнюдь не в Ситэ, во дворец Фаусты, а на свою собственную квартиру. Оставив лошадь в конюшне, он поднялся к себе в комнату, запер дверь на два оборота ключа, аккуратно опустил шторы, зажег свечу и, схватив адресованное Фаусте письмо, начал крутить его в руках.

Потом он взял булавку и очень острый нож и, ловко орудуя этими инструментами, вскрыл послание. Похоже, для Моревера подобная работа была делом привычным. Он не торопился, однако же уже через пять минут письмо Гиза оказалось вскрытым, причем печать Моревер не повредил.

Он раз двадцать перечел попавшую к нему бумагу. Он не сразу понял, о чем шла речь, но, поразмыслив, верно угадал, на что именно намекал герцог. И глаза Моревера загорелись зловещей радостью.

Затем посланец герцога де Гиза занялся другим: он принялся переписывать письмо, подражая почерку своего господина. Раз десять начинал он с самого начала, пока наконец не добился того, что его почерк совершенно точно повторял почерк Гиза. Моревер сжег неудачные варианты и высыпал пепел в камин. Потом он очень аккуратно снял с письма герцога печать и ловко прикрепил ее к собственному творению. Он так старался, что на лбу у него выступили крупные капли пота.

– Вот это для Фаусты! – улыбнулся Моревер, любуясь поддельным письмом, на котором красовалась печать Меченого.

– А вот это… – и он с ухмылкой взглянул на настоящее письмо. – Вот это попадет в руки короля Франции, не себе же мне его оставлять! Зачем мне сдался такой важный документ? Я человек маленький…

Он сунул послание Гиза в потайной карман камзола и, держа в руке фальшивку, спустился вниз и прошел на конюшню. Там он сел на коня и направился прямиком в Ситэ. Через несколько минут «письмо Гиза» было уже в руках Фаусты.

Потом Моревер вернулся во дворец Гизов и узнал, что герцог и его свита выехали два часа назад. Моревер помчался во весь опор, часа через три нагнал кавалькаду и поехал в последних рядах. На привале он подошел к герцогу и поклонился; тот вопросительно взглянул на Моревера.

– Все сделано, монсеньор! – произнес негодяй.