Текст книги "Заговорщица"

Автор книги: Мишель Зевако

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

Глава XIX
ОБЛАВА В СИТЭ

Итак, герцог де Гиз привел в Ситэ четыреста человек для того, чтобы изловить одного. А что же делал в это время шевалье де Пардальян, невольно послуживший причиной такого переполоха?

Пардальян пересек весь Париж, сопровождая карету Фаусты. Въехав в Ситэ и остановившись у мрачного дома с железными воротами, шевалье спешился, подошел к экипажу и подал принцессе руку. Фауста, едва прикоснувшись к ней, легко спрыгнула на мостовую. Шевалье ударил дверным молотком, и звук удара гулко прокатился по огромному дому. Пардальян вздрогнул – этот звук вызвал у него очень неприятные воспоминания. Дверь открылась, и Фауста внимательно взглянула на своего провожатого.

– Может, зайдете, передохнете немного у меня? – предложила она.

На какое-то мгновение Пардальян заколебался – так ему хотелось бросить вызов Фаусте и зайти к ней. Но потом он вспомнил отвратительную железную сеть и решил, что лучше поостеречься.

– Сударыня, – вежливо ответил шевалье. – Я уже видел ваш великолепный дворец. Полагаю, ничего нового меня там не ожидает. Кроме того, со мной однажды приключилась пренеприятная история… тут, недалеко, в одном из домов Ситэ… С тех пор я очень боюсь запертых дверей, даже сплю исключительно под открытым небом!

– Надеюсь, что хотя бы под открытым небом вы чувствуете себя в полной безопасности, – заметила Фауста.

Пардальяну показалось, что она пытается его задержать и почему-то не хочет входить в дом. Он искал повод, чтобы попрощаться.

– Что мне делать с лошадью? – спросил шевалье. – По-моему, она принадлежит кому-то из ваших слуг.

– Оставьте ее себе, на память о нынешнем дне.

Пардальян покачал головой, привязал лошадь к коновязи и ответил:

– Нет, сударыня. Я беден, у меня нет ни дома, ни конюшни. Один конь у меня уже есть, а второго я не смогу прокормить. Так что, сударыня, позвольте откланяться…

– Я вас не задерживаю, – ответила Фауста. – Прощайте, шевалье де Пардальян! Бог отблагодарит вас…

Пардальян поклонился, а Фауста исчезла за дверью. Пардальян вздохнул с облегчением.

– Мне все время казалось, что она вот-вот на меня набросится! – пробормотал шевалье. – Что-то я стал очень подозрителен… Я же ей сегодня жизнь спас, так зачем ей убивать меня? Я, конечно, был с ней не очень-то вежлив… но я и не придворный щеголь!

Пардальян неторопливо брел по берегу Сены и вскоре оказался рядом с мостом Нотр-Дам. Оказался он там как раз в тот момент, когда офицер расставлял на подступах к мосту своих солдат. Шевалье заметил, что мост перегораживают цепями.

– Это еще что такое? – удивился шевалье. – Хотел бы я знать, что тут творится…

Он свернул налево и оказался на улице Жюиври, где увидел, что и с этой стороны мост Нотр-Дам тщательно охраняют. Пардальяну, правда, не пришло в голову, что ловят именно его. Но солдаты, что несли охрану, были в мундирах с гербом Лотарингского дома, и шевалье резонно решил, что с вояками Гиза ему лучше не связываться.

«Ничего страшного, пойду к Университету через Малый мост», – подумал шевалье.

Но и Малый мост уже был перекрыт цепями.

– Черт! – выругался Пардальян. – Не хотелось бы весь день проторчать в Ситэ… Мне нужно попытаться отыскать господина Моревера – чего доброго, он расстроится, что наша встреча не состоялась…

Читатель, конечно же, уже понял: Пардальян даже не подозревал, что вся эта сила стянута в Ситэ исключительно ради поимки его самого. Даже если предположить, что герцог де Гиз каким-то образом узнал о возвращении Пардальяна в Париж, как он мог догадаться, что шевалье отправится именно в Ситэ?

Единственное, что волновало Пардальяна, так это потерянное зря время. Он попробовал пройти через мост Менял, потом через мост Сен-Мишель, но и там уже стояла охрана. Оставался еще мост Коломб да Новый мост, весь в строительных лесах. Покрутившись вокруг них, Пардальян понял, что заперт на острове Ситэ.

Ему пришло в голову перебраться через Сену вплавь или на лодке, украв ее на набережной. Но когда Пардальян вышел на берег реки (как раз в том месте, где недавно дрались на дуэли Лартиг и Моревер), он обнаружил, что вдоль берега, от моста Нотр-Дам до моста Менял, цепью выстроились солдаты.

Патрули начали улицу за улицей прочесывать Ситэ. Шевалье понял, что его могут узнать. Похоже, началась какая-то облава. Горожане бежали по улицам, скрывались в домах, торговцы спешили закрыть лавки. На улице Каландр Пардальян заметил старьевщика, который запирал ставни.

– Давайте я вам помогу, – предложил шевалье старику-торговцу.

Благодарный старьевщик с удовольствием побеседовал с любезным незнакомцем.

– Слыхали, сударь? Кого-то ловят… – сказал он. – Слава Богу, нас защищает Католическая Лига и герцог де Гиз – он разделается и с Валуа, и с еретиками… Да вот только никакого покоя, то погоня, то стрельба… У моей жены от этого опять голова разболелась…

– Стало быть, вы не знаете, кого ловят… – разочаровано протянул Пардальян. – И почему войска герцога (да сохранит его Господь!) заполонили весь остров?

– Наверное, за каким-нибудь гугенотом гоняются… а еще говорят, что господин герцог не в ладах с парламентом…

– Тогда понятно… ну, до свидания, друг мой!

– Спасибо вам, сударь… Смотрите-ка, солдаты уже по домам пошли – видно, с обысками…

И старьевщик поспешно удалился. Он изрядно перепугался, и было от чего – люди герцога Гиза, являясь с обысками, обычно любили поживиться за счет парижских обывателей.

Однако испугались далеко не все. Самые храбрые из зевак, которых всегда хватает на любой улице, группками следовали за солдатами – многим хотелось посмотреть, как поймают и повесят гугенота. Следом потянулись и какие-то темные личности, которые охотно помогали обыскивать дома, а заодно прихватывали вещи подороже, не брезгуя также продуктами и вином.

Пардальян затесался в толпу, стараясь остаться незамеченным, и вдруг услышал собственное имя. Шевалье подошел поближе и увидел какого-то офицера, отдававшего распоряжения солдатам. Пардальяна взяла оторопь. Значит, люди Гиза искали его! Это ради него в Ситэ согнали целую армию!

Жан огляделся по сторонам: впереди него брела кучка любопытных, останавливаясь у тех домов, где проводили обыски; позади также шагали солдаты и немало зевак; слева сплошной стеной стояли дома; справа простирался болотистый, поросший травой пустырь, на краю которого красовались строения Нового Рынка. А посреди пустыря виднелось какое-то здание, судя по наглухо закрытым окнам – давно заброшенное.

Но Пардальян с радостью заметил, что входная дверь была приоткрыта. Он спокойно свернул в сторону и направился к одиноко стоявшему дому. Пардальян изо всех сил старался казаться спокойным и не ускорять шаг, но холодный пот выступил у него на лбу…

– Кажется, я попался! – говорил себе шевалье. – Сам черт меня отсюда не вытащит! Впрочем, была черту охота возиться с таким бедолагой!

Он как раз собирался войти в дом, как вдруг кто-то окликнул его:

– Эй, приятель! Куда тебя понесло? Не ходи туда!

Пардальян не обратил на эти слова никакого внимания, вошел в коридор, аккуратно прикрыл за собой дверь и громко спросил:

– Есть тут кто?

Ответом ему была тишина. Пардальян осторожно двинулся дальше: просторный зал, обставленный тяжелой, добротной мебелью; никаких ковров или безделушек – только огромное распятие на стене.

– Тут, наверное, живет какой-нибудь каноник из Собора Парижской Богоматери, – решил шевалье. – Может, он и не выдаст меня ищейкам Газа – все-таки священнослужитель. Впрочем, будто среди священников нет предателей… Думаю, хозяин сейчас вернется, вышел ненадолго, оставив дверь открытой…

Но приглядевшись повнимательней, шевалье обнаружил, что вся мебель была покрыта толстым слоем пыли. Кое-какие вещи валялись на полу, и в воздухе явственно пахло плесенью.

– Да кто же здесь обитает? – недоумевал Пардальян.

В сердце его закралась тревога. Этот дом почему-то пугал и одновременно притягивал его. Шевалье забыл, что за ним гонятся, забыл, что заперт в Ситэ, забыл, что смерть следует по пятам…

В конце концов он встряхнул головой, стараясь стряхнуть с себя это неожиданное оцепенение, толкнул какую-то дверь и прошел в соседнюю комнату. Здесь было светло, свет проникал через круглое окошко, расположенное высоко, под самым потолком.

– Ох! – облегченно вздохнул шевалье. – В той комнате все ставни закрыты, я чуть не задохнулся! Там, наверное, у каноника была молельня, а здесь, похоже, кабинет…

Но тут взгляд его упал на странную коллекцию, украшавшую «кабинет каноника». Если в большой комнате все стены были голыми, за исключением той, на которой висело распятие, то здесь, напротив, стены были густо увешаны какими-то странными предметами. Пардальян присмотрелся и вздрогнул – он увидел множество пыточных инструментов. Здесь находились и широкие обоюдоострые ножи, какими пользуются мясники, и странные железные болванки, ощетинившиеся гвоздями, и какие-то клещи и кусачки, и прочные веревки с узлами, и многое другое. Все эти отвратительные приспособления также покрывал слой пыли.

На столе в центре комнаты валялись какие-то бумаги. Пардальян подошел поближе и взглянул на документы. Он взял один пергамент, скрепленный печатью парижского прево, и пробежал его глазами: это было постановление о казни. И только тут шевалье понял, что попал в дом парижского палача. Хозяину дома передавали распоряжения прево и суда, а все экспонаты страшной коллекции служили для него рабочими инструментами…

Ужас объял шевалье. Его подчинила себе одна-единственная мысль: бежать, быстрее бежать из этого зловещего жилища.

А между тем к дому приближалась беснующаяся толпа. Пардальян, желающий поскорее вернуться на улицу, вдохнуть свежий осенний воздух и увидеть солнце, не слышал никакого шума, ибо думал только о бегстве. Он бросился в коридор, но тут же остановился – кто-то изо всех сил барабанил в запертую дверь и орал:

– Монсеньор, он здесь! Поймал, поймал!

Пардальян узнал голос Моревера.

– Окружить дом! – властно приказал другой человек, и шевалье понял, что в Ситэ появился сам Гиз.

К счастью, дверь была тяжелая, прочная, обитая железом. Пардальян решил, что несколько минут у него в запасе есть. Он бегом вернулся в комнату, открыл окно и в щель между закрытыми ставнями попытался разглядеть, что происходит на улице.

Он увидел Гиза и его свиту, сидящих на конях. Человек двадцать солдат возились у двери и собирались таранить ее огромным бревном. Руководил ими довольный Моревер.

Рядом с Гизом были Бюсси-Леклерк и Менвиль. А позади толпились зеваки, желавшие посмотреть, как будут расправляться с загнанной в ловушку жертвой.

Остальные отряды Гиза все еще продолжали обыскивать Ситэ. Изредка слышались аркебузные выстрелы, крики возмущенных горожан, женский визг. К герцогу то и дело приводили каких-то оборванных, избитых людей.

– Монсеньор, вот это уж точно шевалье де Пардальян, нашли спрятавшимся под кроватью!..

Гиз раздраженно морщился, несчастного отпускали, предварительно наградив его тумаками, чтобы надолго запомнил встречу с его светлостью. Но герцог не стал отдавать приказ о прекращении обысков: его солдатам давно не платили, пускай поживятся за счет горожан. Итак, в результате охоты на шевалье де Пардальяна оказались ограблены десятки домов в Ситэ, избиты мирные буржуа, а несколько человек погибло…

Шевалье вернулся в коридор и услышал, как таран с грохотом обрушился на дверь.

– Я пропал! – прошептал Жан. – И подумать только, что этот проклятый Моревер…

Пардальян даже задохнулся от возмущения и сжал кулаки. Он рванулся в боковую комнату, похоже, служившую кухней в те времена, когда этот дом занимал мэтр Клод. Кухня выходила в крохотный двор, со всех сторон окруженный высокой каменной оградой. Но шевалье заметил прислоненную к одной из стен лестницу. Он выбрался через кухонное окошко во двор и, поднявшись по лестнице, выглянул за стену. Перед ним были грязный тупичок, какие-то постройки и два узких, просто-таки щелевидных прохода: один тянулся в сторону улицы Каландр, а другой вел мимо паперти Собора Парижской Богоматери куда-то к Сене.

Однако в тупичке уже сновали десятка полтора солдат. Пардальян торопливо вернулся в дом и взял топор побольше, а потом снова влез на стену.

В эту минуту радостный вопль, донесшийся с улицы Каландр, оповестил шевалье о том, что дверь взломана. Солдаты Гиза ворвались в дом, но Моревера среди них не было… Пардальян слышал крики, звон клинков, грохот переворачиваемой мебели.

– Лови его! Держи! – подзадоривала солдат толпа.

– Смерть! Смерть еретику!

– Да здравствует Гиз!

Пардальян забрался на гребень стены и с воплем «Разойдись! Убью!» спрыгнул вниз. Он ловко приземлился на обе ноги и, прежде чем ошарашенные солдаты успели что-нибудь сообразить, занес топор и ударил одного и сразу же – другого… Словно загнанный зверь, налетел шевалье на людей Гиза. Не давая им опомниться, он развернулся и с размаху метнул свой топор. Еще трое солдат упали окровавленные…

– Сюда! Сюда! – заорали остальные, призывая на помощь.

В тупичок ринулись люди с улицы Каландр; несколько человек спрыгнули со стены… Солдаты толкали друг друга, не соображая, кого следует ловить и в кого стрелять.

– Уходит!.. Держи его!.. Держи!

– Бей его! Смерть проклятому гугеноту!

Шевалье вытащил шпагу и, пользуясь всеобщим замешательством, разбросал солдат и ворвался в тот проход, что вел к Собору Парижской Богоматери. Преследователи ринулись за ним. Но в узкую щель не могли протиснуться более двух человек зараз. Пардальян понял, что это обстоятельство ему на руку, но вот что будет, когда он окажется возле собора?..

Куда бежать? Куда?! Ситэ окружен, набережные охраняются. Любой ценой проскочить к реке и броситься в воду? Так ведь выудят и оттуда!..

Сейчас он выбежит к собору, где улицы пошире и где своре Гиза легче будет наброситься на него и растерзать. Пускай убивают, лишь бы не попасться живым в руки Гиза и Моревера! Отчаяние охватило шевалье. Он окинул улочку взглядом, словно навеки прощаясь с окружающим миром, и увидел, что оказался перед мрачным домом с железными воротами – перед дворцом Фаусты!

Внезапно Пардальян расхохотался, как безумный, кинулся к кабачку «Железный пресс», взлетел по лестнице на второй этаж, отшвырнув по дороге пару-тройку не очень трезвых посетителей, и понесся по коридору… вперед, только вперед… лучше смерть, чем пытки, приготовленные Моревером!..

Преследователи ввалились в нижний зал заведения Руссотты и Пакетты. Они устремились наверх, шевалье чувствовал, что его вот-вот коснутся пики тех, кто бежал впереди. Его загнали в последнюю комнату, он отступал, отступал, пока не оказался прижатым к подоконнику открытого окна…

Пардальян вскочил на подоконник… и шагнул в пустоту!

Вслед ему загремели аркебузные выстрелы, потом вся улюлюкающая толпа с грохотом скатилась по лестнице и выбежала из «Железного пресса» на берег Сены. Там же появился и бледный запыхавшийся Моревер с кинжалом в руке. Он озирался, не понимая, что произошло. К Мореверу присоединился рассерженный герцог де Гиз.

– Где этот бандит? Почему до сих пор не пойман?! – кричал он.

– Монсеньор, – доложил офицер, – господин де Пардальян бросился в Сену. К тому же он ранен.

– Спускайте лодки, следите за рекой, если вынырнет – стреляйте!

И, повернувшись к Мореверу, Гиз добавил:

– На этот раз не ушел!

Моревер не ответил. Он только скептически улыбнулся и одним из первых кинулся в лодку вместе с тремя солдатами, вооруженными аркебузами. Через несколько минут после того, как шевалье бросился в Сену, с десяток лодок уже бороздили реку, а на берегу замерла в ожидании огромная толпа. Человек триста готовы были открыть огонь, как только голова Пардальяна покажется над водой.

Прошел час… но шевалье так и не вынырнул. Он, без сомнения, утонул, а тело отнесло вниз по течению или, быть может, затянуло на дно. Тем не менее, поиски продолжались до самого вечера… впрочем, безрезультатно.

Глава XX
ФАУСТЕ ДОСТАТОЧНО КОРОНЫ

Когда Пардальян выпрыгнул из окна кабачка, он и не думал, что окажется в Сене. В первую секунду он попытался бороться с течением, решив выплыть к острову Сен-Луи и выбраться там на берег. Но падение в воду оглушило и ослепило его, мокрая одежда мешала двигаться, ему уже не хватало воздуха, и он инстинктивно стремился на поверхность – под пули преследователей. Он беспорядочно бил по воде руками и ногами, но волны относили его неведомо куда, он задыхался и вскоре прекратил борьбу, отдавшись на волю водной стихии.

Вдруг Пардальян почувствовал, что наткнулся на столб, и вздрогнул, как человек, который в последнюю предсмертную минуту вдруг обнаружил путь к спасению. Он успел слабеющими руками зацепиться за этот столб – видимо, какую-то опору, вбитую в речное дно – и нечеловеческим усилием подтянулся вверх и полез по столбу; наконец его голова оказалась над водой. Он раскрыл глаза, рассчитывая увидеть берег, солдат, стену трактира и окно, откуда выпрыгнул. Но ничего этого он не увидел! Из воды поднимались другие столбы и сваи, образуя подобие строительных лесов, а наверху был деревянный потолок…

Пардальян понял, что случилось невероятное. Беспорядочно борясь с течением, он наткнулся на подводную ловушку Фаусты. Над ним темнел пол комнаты смерти, в котором был люк для сбрасывания трупов. Он огляделся и увидел в воде металлическую сеть – ту самую железную вершу, где недавно едва не погиб!

Пардальян опять полез по столбу вверх, уселся на перекладине, образованной пересечением балок, и только тут окончательно осознал, что спасен! Или почти спасен…

С берега его увидеть не могли, но он слышал крики преследователей. Конечно, вернуться на середину реки он не мог. Он подождал, пока все стихнет, усмехнулся и прошептал:

– Похоже, я опять выпутался… хотел бы я видеть физиономию герцога де Гиза, а также выражение лица госпожи Фаусты! Надолго запомню я ее благодарность!

Вспомнив о принцессе, Пардальян вновь помрачнел. Гиз несомненно оставит солдат и в самом Ситэ, и на берегу реки. Кто знает, может, преследователям придет в голову мысль поискать и здесь, под полом дворца Фаусты? Надо что-то делать… и Пардальян стал решительно карабкаться по сваям, подбираясь поближе к железной сети…

Он обнаружил, что проем, через который в реку уплывали трупы, открыт. Не раздумывая, Пардальян нырнул внутрь металлической верши. По переплетениям железных прутьев он забрался наверх и приподнял крышку люка. Затем, подтянувшись на руках, он оказался в той самой комнате, что служила во дворце Фаусты местом казней.

Первым делом Пардальян осторожно закрыл люк. Потом огляделся и прислушался – в доме было темно и тихо. Он снял промокший камзол, выжал его и постарался по возможности привести в порядок остальную одежду.

Прошло несколько часов. Костюм шевалье почти высох, он оделся и почувствовал, что умирает с голоду. Утром он позавтракал в гостинице «У ворожеи», но с тех пор во рту у него не было ни крошки.

Наступила ночь. Но в таинственном дворце так и не прозвучало ни звука, ни шороха. Пардальян решил, что в доме не осталось никого из слуг. Видимо, нынче днем они бежали, предав свою госпожу.

Шевалье знал, что у него есть два пути. Первый – спуститься обратно в реку и под покровом темноты добраться до берега. Второй – просто-напросто выйти из дворца Фаусты через дверь. Если он на кого-нибудь наткнется, то силой заставит проводить его к выходу…

Он подождал еще два или три часа. Голод стал просто невыносимым. В мечтах ему рисовался стол в гостинице «У ворожеи», заставленный дичью и паштетами, огонь в очаге, разожженный милой Югеттой, бутылка доброго вина… При этой мысли шевалье счастливо улыбнулся.

Гиз, Фауста, Моревер, погоня и прочие неприятности немедленно вылетели у него из головы. Ему грезился только обильный обед… Впрочем, мы никогда и не скрывали от читателя, что шевалье де Пардальян отличался отменным аппетитом.

Он на цыпочках пересек жуткую комнату, открыл дверь и осторожно вышел в коридор.

– Сейчас встречу кого-нибудь, приставлю клинок к горлу и скажу: «Друг мой, я тут у вас заблудился. Будь любезен, проводи меня к выходу и получи вот этот экю, а если откажешься – проткну насквозь!» Конечно, любой выберет экю…

Он шагал довольно долго в полной темноте, пока не заметил впереди слабый свет. Он подошел поближе и понял, что свет просачивается между тяжелыми бархатными портьерами, закрывавшими вход в просторный зал, освещенный несколькими светильниками.

Шевалье тотчас же узнал это помещение… Огромный зал с колоннами, украшенный статуями и золотыми канделябрами… тронный зал Фаусты!

«Тронный зал… а королевы что-то не видно… « – иронически подумал Пардальян.

Как ни странно, ему стало немного жаль женщину, приказавшую убить его… и это в благодарность за то, что шевалье де Пардальян спас ей жизнь! Жан был уверен, что облава в Ситэ – дело рук Фаусты. Кто же еще мог предупредить Гиза?

Пардальян собирался уже покинуть тронный зал и поискать выход, но вдруг застыл на месте… Ему показалось, что он слышит шум шагов. Шевалье юркнул за портьеру и увидел, как в зал вошла – точнее, величественно вплыла – фигура в белом одеянии, напоминавшая призрак.

– Фауста! – прошептал Пардальян.

Действительно, в тронном зале появилась хозяйка дворца – по обыкновению спокойная и бесстрастная. За ней шел мужчина, с ног до головы закутанный в плащ с капюшоном. Когда незнакомец откинул капюшон, Пардальян вздрогнул:

– Герцог де Гиз!

Фауста расположилась в кресле и указала Гизу на соседний стул.

«Вот она, – подумал шевалье, – вот женщина, что не раз пыталась уничтожить меня… например, сегодня! А с ней мужчина, пустивший по моим следам свору ищеек… весь Ситэ перевернул, чтобы найти одного человека! Сейчас их никто не защитит, здесь они в моей власти… Они меня не ждут, так что мне ничего не стоит всадить кинжал и в Фаусту, и в Гиза… оба и вскрикнуть не успеют… Отомстить им – мое право!»

И рука Пардальяна потянулась к кинжалу, но внезапно шевалье заколебался:

– Конечно, право я имею… но это трусость и подлость! Нет, не так я должен мстить! Гиз умрет – я дал себе клятву! Но пусть знает – Пардальян не из тех, кто украдкой всаживает нож в спину. Подожду… а пока – послушаю!

И шевалье весь обратился в слух, забыв, как рискованно для него оставаться во дворце Фаусты.

Через несколько минут после того, как Фауста распрощалась на пороге своего дома с шевалье де Пардальяном, к ней явился слуга, посланный с запиской к герцогу де Гизу. Он доложил, что герцог принял надлежащие меры и все мосты перекрыты, так что Пардальян заперт на острове Ситэ.

Фауста обрадованно вздохнула, ей сразу стало легче, ненадолго она забыла и горечь поражения, и досаду унижений. Но едва гордая итальянка закрылась у себя в кабинете, где никто не мог увидеть и услышать ее, как обида и злоба вновь охватили душу Фаусты. Лицо красавицы исказилось, черные глаза лихорадочно заблестели, страшные проклятья слетели с ее губ.

Не раздеваясь, она кинулась на постель и зубами впилась в кружево подушки; ее нервные длинные пальцы теребили и мяли покрывало. Она боролась с приступом отчаяния, она едва сдерживалась, чтобы не рычать, словно попавшая в ловушку пантера. Она бормотала что-то неразборчивое, упоминая то Сикста, то Ровенни, то Виолетту, то Пардальяна.

Мраморная статуя превратилась в живую, несчастную женщину. Фауста прекрасно, умела скрывать свои чувства, но сейчас она не выдержала. Какое унижение!.. Крах ее надежд и чаяний… Провалился великий замысел, а ведь все, все было готово… Она запугала, подкупила, уговорила половину князей церкви, она сосредоточила в своих руках абсолютную власть! Вот-вот на голову Фаусты возложили бы тиару, перед ней склонились бы короли и принцы… Фауста предусмотрела все, все до мелочи… кроме одного – предательства своих верных соратников и слуг. Она без счета тратила миллионы Борджиа – те сокровища, что унаследовала от своей прабабки Лукреции. Она проявила настоящую гениальность дипломата, истинную силу души и железную волю, а ее заманили в ловушку, унизили, обесславили!

Сикст V настолько презирает Фаусту, что даже не подумал о том, чтобы довести дело до конца и уничтожить противника! Ее попросту отодвинули, отбросили в сторону, словно она какая-то ненужная вещь!..

И люди, обязанные ей и славой, и богатством, предали ее, едва появился этот жалкий старик, хитростью занявший престол наместника святого Петра! Кардиналы упали перед ним на колени и льстиво затянули папский гимн…

Она осталась одна, вернее – почти одна. Несколько слуг во дворце да две преданные женщины – вот и вся ее нынешняя армия, с которой она может, если осмелится, завоевывать заветную тиару!

Несколько часов металась Фауста на постели, то плача, то бормоча проклятия. Наконец она обессилела и не могла уже ни рыдать, ни проклинать. Но выплакав свое отчаяние, Фауста успокоилась. Мысли ее вновь обрели ясность – так после урагана небо очищается от туч, и снова вспыхивают яркие звезды. Гордая итальянка попыталась понять, почему же предательство оказалось для нее неожиданностью.

Ей вспомнились всякие мелочи, на которые она вовремя не обратила внимания. Последние несколько месяцев Ровенни вел себя как-то странно.

Фауста попыталась вызвать в памяти некоторые слова к поступки кардинала и постепенно пришла к выводу, что Ровенни, подкупленный папой, давно уже перешел на его сторону. А потом кардинал позаботился о том, чтобы по одному перетащить в стан врага и остальных соратников Фаусты.

Она поняла, что ее погубили неопытность и гордыня. Она плохо знала человеческую натуру и не верила, что ее так легко могут предать. Она видела, как перед ней преклоняли колена и пресмыкались, слушала сладкую лесть и думала, что это и есть истинная преданность. А на самом деле эти люди преклонялись не перед ней, а перед ее богатством, могуществом, властью…

Фаусте было горько и больно. Она чувствовала себя не Божьей посланницей, а всего лишь обиженной и оскорбленной женщиной. Принцесса словно спустилась в ад.

Однако вскоре ей удалось победить собственное отчаяние. Когда к ней вернулась способность рассуждать, она захотела оценить свои потери и составить план действий. И вот каковы были плоды ее размышлений.

Безусловно, она потерпела поражение. Ей придется расстаться с великой мечтой. Она никогда не возложит на себя папскую тиару и не повторит подвига папессы Иоанны. Папский престол ускользнул от нее, и сражаться за него не стоит: Сизифов труд… Но она может стать королевой Франции… и она ею обязательно станет!

Королева Франции… эти слова звучат завораживающе… Она королева, а Гиз – король! А если Гиз вдруг умрет, то Фауста превратится в коронованную властительницу огромного государства!

После смерти Генриха III ей какое-то время придется делить власть с Гизом, зато потом, после его безвременной кончины, Фауста будет править сама…

А папе она отомстит… С войсками Гиза и Александра Фарнезе она двинется на Италию и запрет Сикста V в стенах Ватикана. У него останется лишь призрачная власть. Фауста осуществит мечты Макиавелли и Чезаре Борджиа…

Красавица словно расправила крылья, собираясь в долгий полет. Она перебирала в уме все то, что ей предстояло совершить.

Сначала умрет Генрих Валуа. Потом будет коронован герцог де Гиз. Дальше герцог расторгнет брак со своей супругой. Затем он обвенчается с принцессой Фаустой. Вслед за этим последует поход на Италию, а после – смерть Гиза. И вот Фауста – королева Франции и правительница Италии!..

Это ступени ее восхождения к великой цели… Да, именно так: на вершине – корона, а в основании – кинжал! А начало всему будет положено убийством нынешнего французского монарха.

Определив свои задачи на будущее, Фауста решительно вычеркнула из памяти прошлое. Она решила, что раз уж ей не суждено владычествовать над всем христианским миром, то она, по крайней мере, станет царствовать в двух его самых прекрасных странах. И чтобы этого добиться, пора действовать!

Она вскочила с постели, села перед великолепным венецианским зеркалом и с помощью притираний и красок, к которым прибегала очень редко, уничтожила следы слез на лице. Потом быстро написала какое-то письмо и велела отнести его во дворец Гиза.

Через два часа герцог собственной персоной прибыл к Фаусте.

Сев напротив хозяйки, Меченый сказал:

– Я готов выслушать вас, сударыня. Чувствую, у нас нынче состоится важный разговор. Недаром вы проводили меня в этот зал… да и письмо было написано в таком торжественном тоне… не обманывает меня и выражение вашего лица… Итак, поскольку нам предстоит конфиденциальная беседа, позвольте, принцесса, вначале убедиться, что мы здесь одни…

И Гиз внимательным взглядом обвел полутемный зал, а потом пристально всмотрелся в лицо Фаусты.

Ее задело столь явное недоверие.

– Успокойтесь, герцог, вы, наверное, вспомнили о вашей встрече с Екатериной Медичи. Вы тогда полагали, что говорите с королевой наедине, и позволили себе высказать ваши затаенные мысли… Может, вы думаете, что и в моем зале за портьерой скрывается Сикст V, который ловит каждое ваше слово?

Герцог отрицательно покачал головой.

– Так успокойтесь же! – продолжала Фауста. – Только один Господь видит и слышит нас!

«Неплохо! – подумал Пардальян. – Похоже, я и есть Господь Бог, если верить Фаусте. «

– Итак, герцог, – спокойно произнесла принцесса, – когда три года назад вы прибыли в Рим, чтобы молить Сикста V о помощи, Его Святейшество благословил вас… а я дала вам два миллиона золотом… помнится, монеты были все старинные, но от этого не менее ценные… Вы спросили, чего я хочу взамен, а я ответила: «Узнаете позже!»

– Верно, – ответил Гиз, – и моя благодарность…

– Не будем говорить о благодарности, поговорим лучше о наших общих интересах. Итак, я продолжу. Мы встретились во второй раз, и вы рассказали мне о ваших надеждах, точнее, вы позволили мне догадаться о том, какими мечтами живете уже много лет… Вы хотели царствовать…

Гиз побледнел и насторожился.

– Не бойтесь, мы же одни, – заметила Фауста, и в голосе ее прозвучали нотки презрения. – Итак, вы хотели царствовать. Но вам не хватало смелости! Вы создали Лигу, но Католическая Лига оказалась слаба. К тому же ее сторонники жаждут всего лишь повторения Варфоломеевской ночи, и их мало волнует вопрос смены династии… Но я сделала то, чего не осмелились сделать вы! Я объединила всех противников Валуа, мои люди наводнили всю Францию. За полтора года я подготовила великие события. Вы получили от меня не только те два миллиона – я дала вам во много раз больше!..

– Так оно и было, – задумчиво произнес Гиз.

– Много раз вы, герцог, спрашивали, чего же я хочу взамен… И я снова и снова отвечала: «Узнаете позже!» Мой долгий, упорный труд принес свои плоды – мне вы обязаны тем, что парижане восстали в день Баррикад. Валуа бежал, и не моя вина, что вы до сих пор не на престоле. В этом виноваты вы сами, герцог де Гиз!