Текст книги "Очаровательная плутовка"
Автор книги: Мишель Маркос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
– Моя дорогая, – запротестовал Джона. – Мы не можем оставить вас в одиночестве. Предлагаю всем вместе сыграть в вист.
Эйприл не смогла скрыть волнения. Она никогда не играла в карты, но знала, что все леди умеют это делать.
Райли подозрительно посмотрел на нее:
– Неужели вы лишите нас вашего общества? Ведь еще так рано.
Она быстро нашлась:
– Прошу меня извинить, но я должна сообщить своей служанке о тех условиях, которые мы с вами только что обсуждали. Она сегодня провела много времени со слугами, и я хотела бы предотвратить возможность нежелательных разговоров.
– Что ж, замечательно. До свидания, до завтра.
В доме царила тишина. Эйприл шла к своей спальне, королевской. Новые туфельки неслышно скользили по мраморному полу, а благоухание цветов в вазах на массивных комодах, стоявших вдоль стен, сопровождало ее по всем коридорам. Она проходила мимо богато убранных комнат, и каждые следующие апартаменты казались прекраснее предыдущих, словно дом специально соблазнял ее.
Двое слуг вежливо поклонились Эйприл. Она расправила плечи и отвела глаза, как это делали знатные дамы в Гайд-парке, когда торговцы почтительно снимали перед ними шапки.
Она посмотрела на свое отражение в высоких окнах. Куда подевалась прежняя Эйприл? На нее смотрела девушка, одетая по последней моде, выражение лица – уверенное, как подобает дочери герцога. Истинная леди и наследница богатого состояния.
У Эйприл вырвался удовлетворенный вздох, а на губах заиграла улыбка – улыбка собственницы.
«Наконец-то!» – подумала она.
Богато разукрашенные часы на камине пробили восемь. Эйприл улыбнулась. Как далека и туманна та жизнь, Когда приходилось подниматься чуть свет, чтобы вымыть полы после того, как клиенты покинут «Дом наслаждения»! И вот она лежит, как благородная дама, уютно свернувшись под тонкими простынями. Напротив в камине потрескивает огонь, ароматно пахнут дрова. Она может нежиться ровно столько, сколько пожелает.
В комнату вошла Дженни с подносом. Поставив поднос, она ткнула Эйприл в бок. Эйприл недовольно заворчала.
Дженни ухмыльнулась:
– Ох, прошу прощения, ваше величество! Я не хотела вас будить, но вот принесла вам королевский напиток – горячий шоколад.
– Да?
– Оставь мне немножко. Нам там, внизу, все это не полагается.
Дженни уселась рядом с Эйприл на широкой кровати.
Эйприл потягивала густую, обволакивающую горло жидкость.
– До чего вкусно!
– Меня прислали сказать тебе, что завтрак будет готов в десять.
– Здорово. Я умираю от голода.
– Неужели? Ты же вчера вечером столько всего съела. Хватило бы, чтобы накормить целый полк. Ну и обжора ты!
Эйприл засмеялась:
– Точно. Эти господа умеют поесть. Омар, фазан, перепелиные яйца, спаржа. Никогда не видела такой еды. Представляешь себе взбитые сладкие сливки с вином и шоколадный мусс? Меня едва не вытошнило от всего этого.
Дженни недоверчиво смотрела на нее.
– Слугам такого не дают! Это только для вас. Кухарка готовит нам тушеное мясо и пирог с почками.
Эйприл почувствовала укол совести, а Дженни, оглядевшись, сказала:
– Черт, как здесь шикарно! И тепло! А в моей комнате можно замерзнуть.
Эйприл протянула ей чашку с дымящимся шоколадом.
– Дженни, мне очень жаль, что все так обернулось для тебя. Будь моя воля, ты бы спала рядом со мной.
– А почему нет? Раз ты живешь в доме, то можешь делать что хочешь, – сказала Дженни, делая глоток горячего шоколада.
– Служанка в королевской спальне? Это святотатство.
Дженни поперхнулась.
– А кем ты себя возомнила?
– Я хотела сказать, что мы должны соблюдать приличия. Для них я не служанка, а ты служанка. Я не могу потребовать, чтобы ты спала здесь со мной. Это недопустимо. Если уж мы заговорили о приличиях, то семья решила, что я буду называться подопечной лорда Блэкхита. Я якобы дочка его друга, для которого наступили не лучшие времена. Слуги интересовались, кто я?
– Да, но я ничего не сказала. У них и времени-то свободного нет, чтобы болтать, поэтому я ни с кем и не подружилась. Правда, тут есть один парень, он со мной поболтал.
– Кто же это?
Дженни заулыбалась:
– Он очень милый и обходительный. Говорит как благородный. Если бы не его ливрея лакея, то его вполне можно было бы принять за джентльмена.
– Лакей? Такой высокий, рыжий?
– Он вовсе не рыжий! У него каштановые волосы с рыжинкой.
– Да рыжий он! Каждый выбирает по своему вкусу.
– Замолчи! Он настоящий джентльмен.
– Что?
– То, что слышала. Мы вместе пили чай вчера, и он прочитал мне стишок, который сам сочинил. Очень хороший стишок.
– Так он поэт? Как мило!
Дженни улыбнулась:
– Он говорил мне такие приятные слова. Он сказал, что у меня голос звучит как музыка. Разве не приятно такое слышать?
– Приятно, – рассеянно ответила Эйприл.
Мысли у нее были заняты совсем другим – она чувствовала, что может потерять лучшую подругу.
А Дженни продолжала свою историю:
– Он такой робкий. Ты бы видела, как он набирался храбрости, чтобы спросить, позволю ли я ему пойти со мной в церковь в воскресенье! И он такой умный – столько всего знает о театре и о музыке. А в кармане носит книжку. Он на самом деле культурный человек.
Эйприл расхохоталась:
– Культурный? Ты понятия не имеешь, что это такое. Для тебя любой, кто сначала не спросит, сколько ты стоишь, будет выглядеть культурным.
Дженни словно получила пощечину.
– Эти слова на твоей совести. Уильям, по крайней мере, так обо мне не думает.
И направилась к двери.
– Дженни, прости, – остановила ее Эйприл. – Я не хотела тебя обижать. Просто мне трудно поверить, что слуга может быть таким… тонким человеком.
Дженни в сердцах заправила темно-каштановый завиток в чепец.
– Ты права. Он не похож на грязную судомойку, которая выдает себя за леди.
Тут рассвирепела Эйприл:
– Я – другое дело.
– Неужели?
– У меня благородные честолюбивые планы. Я сама себя сделала. Я пробила себе дорогу, чтобы выбраться из грязи, – произнесла Эйприл, чеканя каждое слово.
– Ты врала, мошенничала и выманивала деньги. Ты обманывала людей, притворяясь, что являешься не тем, кто ты есть на самом деле. И что в этом благородного? Ты ничем не лучше судомоек – ты хуже. Те честно зарабатывают свои деньги. Ты же обычная воровка.
– Да лучше быть воровкой, чем шлюхой!
– Лучше быть шлюхой, чем лживой подругой,– дрогнувшим голосом ответила Дженни и убежала, с силой захлопнув за собой дверь.
Глава 4
Эйприл выкинула из головы ссору с Дженни. Она сидела за завтраком в Розовой гостиной. Три высокие застекленные двери открывались в сад, где благоухали на солнце розы. К ней присоединился Джона, который не мог упустить случая поговорить о Вивьенн.
Эйприл проработала в услужении у мадам почти год и успела многое о ней узнать. Мадам часто предавалась воспоминаниям, а Эйприл любила слушать рассказы о любовных приключениях. Молодость мадам проходила в обществе самых знатных европейских аристократов, вместе с ними она посещала оперные театры, маскарады и даже королевские дворцы. Не все дамы высшего света были допущены туда, где побывала мадам. Власть авантюристки лежит где-то между высшим обществом и полусветом.
Эйприл всегда было любопытно узнать, почему мадам отказалась от такой жизни, когда еще была на пике своих возможностей. Как же далек путь к «Дому наслаждения» от Версаля! Но мадам никогда не обсуждала этот поворот судьбы. Да и того, что знала Эйприл о жизни мадам, было вполне достаточно, и она могла удовлетворить жадный интерес Джоны. Он засыпал ее вопросами, и Эйприл была тронута его нежностью к мадам. Из всех мужчин, которых Эйприл шантажировала, он единственный, кто не сожалел о связи с ней.
После завтрака они рука об руку вышли погулять. По каменной балюстраде они спустились на лужайку, которую окружал огромный журчащий фонтан, установленный в центре сада. Сад был страстным увлечением Джереми, пояснил отец, поэтому Джереми лично следил за тем, как его содержат.
– Однажды Джереми улизнул от своей няни и направился прямо к клумбам лаванды, – сказал Джона указал тростью на это место. – Как же мальчик любил копаться в земле! На его коленях было больше грязи, чем на грядках. А у него под ногтями можно было сажать картофель! И полюбуйся на него сейчас! Ему всего двадцать, а у него только что вышла первая книжка по ботанике. Именно поэтому он любимец королевы Шарлотты. Королева часто нас посещает, потому что, так же как и Джереми, питает страсть к садоводству.
Эйприл бросила взгляд на садовое пространство. Красочные цветочные бордюры тянулись вдоль ухоженных лужаек и сияли на солнце. Замысловато подстриженные кусты окаймляли дорожки для прогулок. Листва на деревьях поражала разноцветьем красок – оранжевых, золотых, красных. Эйприл никогда не видела ничего подобного.
– Радующий взор сад – самое чистое из человеческих удовольствий, – сказал Джона, гордый достижениями сына. – Вот таков и наш Джереми. Чистая и цельная душа. Вы с ним похожи.
Эйприл от удивления остановилась.
– Почему вы так думаете?
Герцог пожал плечами:
– Наверное, потому, что и вы, и он воспитывались родителями, которые очень близки по духу.
Они подошли к скамейке, с которой открывался вид на весь сад. Эйприл помогла герцогу сесть и села рядом.
– Я влюбился в вашу мать с первого взгляда. Она была красавицей, такая грациозная. Я встретил ее в парке. Она прогуливалась с другим джентльменом, которого я хорошо знал. Она была восхитительна. Такая остроумная и очаровательная. Я с трудом с ними расстался. Я также был знаком с женой этого господина. Поэтому когда увидел его в «Будлзе» через несколько дней, то поинтересовался необычной дамой, с которой он гулял в парке. Он сказал мне, что она была… fille de joie [7] [7]Женщина легкого поведения, проститутка (фр.).
[Закрыть]. И он сообщил, где я мог бы нанести ей визит. Мне стало неловко, потому что я тоже был женат. Но я постоянно о ней думал и очень хотел снова ее увидеть. Я был охвачен страстью. Не знаю, откуда взялась у меня смелость, но я посетил ее в Лондоне в ее квартире. Ты должна мне поверить – я не искал ее услуг: Я всего лишь хотел поговорить с ней. К моему удивлению и радости, она сразу меня узнала. Ну, мы быстро подружились и… полюбили друг друга. Это была любовь, которая встречается раз в жизни. Ее профессия вызывала у меня отвращение, но даже это не могло нас разлучить. Она начала избегать других клиентов, виделась только со мной, а я платил ей чуть выше, чтобы она могла восполнить средства, какие из-за меня не зарабатывала с другими.
Эйприл пробежала в уме страницы дневника мадам, и вспомнила строчки, посвященные мужчине, которого она любила. Имени его в дневнике не указывалось. Мог это быть герцог?
А Джона продолжал свой рассказ:
– Она придумала для меня такое забавное прозвище. Я никому про это никогда не говорил. Мне всегда смешно, когда я об этом думаю. – Он покачал головой и улыбнулся.
– Да, я помню! – воскликнула Эйприл. – Она навала вас своим «petit ours» [8] [8]Медвежонок (фр.).
[Закрыть].
– Господи, она тебе рассказала! Вот шалунья! Надеюсь, она не рассказала, почему она так меня называла?
Об этом в дневнике ничего не сообщалось, но Эйприл догадалась, когда взглянула на руку герцога, которой он сжимал набалдашник трости, – она была покрыты густыми седыми волосами.
– Это потому, что вы волосатый?
Джона засмеялся. И Эйприл подумала: какой у него приятный смех!
– Кажется, твоя мать, дитя мое, не стеснялась, описывать наше прошлое. – Джона наклонил голову и уставился в землю. – Но после рождения Джереми все изменилось.
– Это после того, как ваша жена узнала о вас и о мад… маме?
– Да, похоже, что так. Каким-то образом поползли слухи о том, что Вивьенн больна. Конечно, это было неправдой, но злобные сплетни невозможно унять. Мы так и не узнали, откуда это пошло… Возможно, клиент разозлился на то, что она долго ему отказывала. Кто знает? Но Вивьенн очень скоро превратилась в изгоя общества. Ее нигде не принимали. Положение становилось невыносимым не только для нее, но и для любого, кого видели рядом с ней. – На мгновение герцог погрузился в воспоминания, но тут же, очнувшись, продолжил: – Я начал бояться. У меня прочное положение в обществе, ты ведь понимаешь… слухи, которые преследовали Вивьенн, стали вредить и мне. Как не трудно было это сознавать, но связь с ней могла погубить мою репутацию. Поэтому я… мне пришлось с ней порвать. – Джона повернулся к Эйприл, ища у нее понимания и сочувствия. – Эйприл, я сделал это ради семьи. Я был связан долгом. – Он помолчал, но потом признался: – Думаю, я сделал это из-за себя самого. Я был слишком большим эгоистом. Гордым. И это стоило мне единственной женщины, которую я когда-либо любил.
Эйприл видела, чувствовала, как он страдает. Джона опустил голову, лицо его болезненно сморщилось, а глаза наполнились слезами.
– Я был дураком.
Он закрыл лицо руками и зарыдал.
Эйприл погладила его по спине. Да, не она одна жертва своего происхождения. Мадам и герцог тоже страдали, их любовь не смогла переступить через сословное неравенство. Она смотрела на него, печального, сломленного человека, и была тронута до слез.
Герцог справился с рыданиями и вытер глаза.
– Я и не представлял, чем это чревато для меня. Для нее. Для тебя.
«Я не заслуживаю его расположения», – пронеслось в голове Эйприл.
– Ваша светлость, не надо так убиваться. Это было много лет назад. Теперь все по-другому.
Она вытерла его мокрую щеку ладонью.
Он крепко сжал ее руку:
– Надеюсь, ты позволишь мне стать твоим отцом. Вивьенн была светом моей молодости, но ты… ты станешь светом моих преклонных лет. Ты права – не будем больше говорить о прошлом, подумаем о будущем. Обещаю – тебя не оставлю.
Эйприл стало стыдно. Никогда в жизни ей не было так стыдно за свои поступки. Она его недостойна! Ей пришлось с трудом сдержаться, чтобы не признаться герцогу во всем и не убраться из его дома и из его семьи. Но Джона так доверчиво смотрел на нее, молил дать ему возможность искупить прошлые грехи! Что ей оставалось деть? Только уступить его просьбе.
– Да, ваша светлость. Что было, то прошло.
Райли в отвратительном настроении спустился по парадной лестнице. Он провел бессонную ночь за бутылкой бренди, детально обдумывая «шараду» под названием мисс Эйприл Деверо. Эта девчонка все поставила с ног на голову. Он всегда гордился тем, что превосходно разбирается в людях. Эта черта помогла ему стать справедливым и проницательным судьей. Но эта девушка… была для него загадкой. В пользу ее истории говорило многое, однако он нутром чувствовал, что она не та, за кого себя выдает. Ее присутствие в доме представляло угрозу репутации семьи.
Будь проклят тот день, когда Вивьенн появилась в жизни отца! Из уважения к отцовским чувствам Райли не высказал своей радости, узнав, что Вивьенн наконец-то находится в могиле. Со смертью Вивьенн секреты, которые могли бы нанести ущерб его семье, были окончательно похоронены. Но с появлением мисс Деверо угроза возникла вновь – старые секреты могут получить огласку. Казалось, даже из могилы Вивьенн могла навредить Хоторнам. Старый герцог слепо поверил тому, что Вивьенн оставила ему дочь, однако Райли был убежден – у Эйприл имеются скрытые мотивы. Но какие?
Он пролежал без сна до утра, размышляя, какие она преследует цели. Пока что она не сделала попыток шантажа или чего-то в этом роде, но он был готов поставить на кон свое состояние, чтобы доказать: каждое произнесенное ею слово – ложь.
Несмотря на раздражение и растущую уверенность, что Эйприл – интриганка и смутьянка, он чувствовал, что она совершенно не сознает ту огромную власть, которая у нее есть, чтобы сокрушить его семью. И в то же время она привлекает его своей дерзкой манерой держаться. Ни одна воспитанная леди из числа его знакомых не осмелилась бы бросать ему упреки, причем таким вызывающим образом.
Она хорошая артистка – нужно отдать ей должное. Смешно наблюдать, как за тонким налетом благопристойности проглядывает отсутствие должного воспитания. Она одурачила всех. Но он повидал слишком много преступников из низов, чтобы его могла обмануть зеленая девчонка. Ее надо отшлепать как следует, а потом наставить на путь истинный. И он сделал бы это, если б не боялся того, что последует за этим позже: она такая хорошенькая, такая обезоруживающе юная. Что, если чутье его подвело и он действительно ее брат? Не может быть. Он докопается до сути, чего бы это ему ни стоило.
Заметив, что из столовой вышел дворецкий, Райли отдал распоряжение:
– Форрестер, пошлите за моим поверенным.
– Мистер Нордем уже здесь, милорд, – сказал дворецкий. – Его светлость послали за ним сегодня утром. Они оба сейчас в кабинете его светлости.
– Понятно. Спасибо.
Райли показалось странным, что отцу понадобился адвокат, но то, что Питер Нордем уже здесь, очень кстати.
Райли распахнул дверь отцовского кабинета, и Нордем встал, чтобы обменяться рукопожатием со своим старым другом.
Питер Нордем был такого же возраста, как и Райли, светловолосый, кареглазый и с располагающей улыбкой, вселял уверенность во всех, кто с ним встречался. Это весьма выгодное качество для поверенного.
– Почему ты здесь? Ты разве не занят делом по убийству Капофаро?
– Займусь этим не раньше следующей недели. Я только что принес кое-какие бумаги на подпись герцогу.
Райли повернулся к отцу, который, надев очки, изучал лист пергамента, лежащий на письменном столе. Кабинет отца, аккуратный, как ухоженный сад, был совсем не похож на его собственный, заваленный сводами законов в потертых переплетах, копиями записей судебных заседаний и вырезками из газет. В этом кажущемся беспорядке Райли разбирался с такой же уверенностью, с какой ходил по собственным владениям. Это была единственная комната, где слугам не разрешалось наводить порядок.
– Доброе утро, отец.
– Уже день, поэтому добрый день, Райли. Господи, сон у молодых завидно крепкий!
Райли потер затылок.
– Едва ли это относится ко мне. Я мучился одной проблемой. А тебя, Нордем, я, должно быть, наколдовал, потому что я подумал о том, что мне необходимо за тобой послать. Ты мог бы мне помочь.
– Всегда рад, Райли. Как только его светлость закончит свои дела, я к тебе зайду.
– Замечательно. У меня есть гаванские сигары и приличное бургундское. Дай мне знать, когда закончишь.
Райли уже был у дверей, когда услышал слова отца:
– Итак, Нордем, вы предвидите какие-либо осложнения, если ускорить официальное утверждение завещания?
– Нет, что вы, – ответил поверенный. – Как только завещание будет подписано вашей светлостью и должным образом заверено свидетелями в предписанный срок, я смогу обойти некоторые формальности, связанные с тем, что завещание изменено так поспешно.
Райли обернулся.
– Отец, вы изменили завещание?
– Да. Я решил оставить Клондуган-Холл Эйприл.
Райли не знал, что призвать на помощь: гнев или разумные доводы.
– Клондуган-Холл – поместье Джереми. Оно принадлежит ему по праву рождения.
Джона посмотрел поверх очков на старшего сына, и его рука с пером застыла над пергаментом.
– Джереми терпеть не может Шотландию. А Эйприл понадобится приданое, чтобы она смогла хорошо выйти замуж.
– Черт подери! – взревел Райли.
У отца дрогнула рука, в которой он держал перо, и подпись на документе получилась неразборчивой.
– Райли! Посмотри, что ты наделал! Нордем, моя подпись достаточно разборчива?
– Боюсь, что нет, ваша светлость, – ответил поверенный – он был потрясен взрывом Райли. – Но я смогу подготовить новый документ к завтрашнему дню.
– Отец, забудьте про эти чертовы документы! Вы знаете ее всего два дня и уже включили в завещание?
Джона сердито отложил перо.
– Ты не будешь заботиться о ней, когда меня не станет. В этом я не могу на тебя положиться. Я прав?
Райли с такой силой сжал обеими руками спинку кресла, что у него побелели костяшки пальцев.
– Ну, конечно, – пробормотал он, качая головой. – Ей нужно наследство. Вот ее задача! Как только ее имя будет в завещании, наследство у нее в кармане!
Герцог снял очки.
– Почему ты так упорно продолжаешь ее подозревать? Она понятия не имеет, что я включил ее в завещание. Это – мое решение. Я хотел сделать ей сюрприз сегодня за обедом.
– Неужели вы не видите, что она вами манипулирует? У вас с Джереми что, шоры на глазах? Неужели ни вы, ни он не понимаете, какую хитроумную мошенницу впустили в дом?
– И Джереми, и я в своем уме, а вот ты ослеплен ревностью. Нордем, составьте документ. Я подпишу его завтра. А что касается тебя, молодой человек, – сказал он, встав и распрямив плечи, – то ты всегда был циником в отношении женщин, которые были в моей жизни. Я сыт по горло светскими правилами. Следование им не принесло мне ничего, кроме несчастий, теперь я это понял. И тебя ждет то же самое. Советую тебе сойти с пьедестала… пока ты с него не свалился. А то ты вознесся так высоко, что забыл – падать придется долго.
С этими словами герцог вышел, громко хлопнув дверью.
Райли аж заскрипел зубами. Эта маленькая негодяйка не только может погубить его репутацию и состояние, но и вбивает клин между ним и его семьей!
– Старина, надеюсь, ничего ужасного не случилось? – с недоумением спросил Нордем.
Взгляд у Райли был решительный и непреклонный.
– Нет, случилось. Окажи мне услугу, Нордем. И дай мне слово джентльмена, что все сказанное останется между нами.
Они знали друга еще по учебе в Итоне, и Нордем доказал, что на него можно положиться.
– Слово джентльмена. В чем дело?
Райли тяжело опустился в зеленое кожаное кресло.
Тщательно подбирая слова, он описал свалившиеся на них неприятности в лице Эйприл, которая околдовала брата и отца. Не вдаваясь в подробности, он рассказал Нордему, что Эйприл объявила, будто она – дочь Джоны и куртизанки, с которой он водил знакомство много лет назад.
– Отец настолько попал под чары этой девчонки, что готов отдать ей наследственное поместье Джереми.
Нордем покачал головой:
– Он сказал мне, что она дальняя родственница. Вот наглая девица! Почему ты не послал за констеблем и не отправил ее в тюрьму?
– Я хотел, но не смог. У отца слабое здоровье, а он вне себя от радости, что обрел дочь.
– Понимаю, старина. Что я могу для тебя сделать?
– Прежде чем я посажу ее в тюрьму, я должен доказать отцу, что она его обманула. Мне нужны улики. Я бы хотел, чтобы ты проверил ее прошлое и узнал, кто она на самом деле. Расходы не имеют значения. В ее рассказе полно дыр, и я намерен сделать так, чтобы она угодила в одну из них. Но скандал мне не нужен. Поэтому, пожалуйста, постарайся действовать осмотрительно.
– Это займет не один день, но, думаю, сделать это можно. Что ты о ней знаешь?
– Немного. Только то, что она сама нам поведала. Она сказала, что ее мать определила ее в пансион благородных девиц – школу для девочек некой мисс Уэйверли, но я уверен, это ложь. Юная мисс Деверо обладает кое-какой изысканностью, но налета улицы ей не скрыть. Она приехала со служанкой по имени Дженни Хэр, хотя подозреваю, что их отношения больше похожи на дружеские или сестринские, чем хозяйки со служанкой.
Райли дописал еще несколько штрихов к портрету Эйприл, основываясь скорее на ее поведении, чем на словах.
– Мне необходимо посмотреть, как она выглядит. Я мог бы с ней встретиться?
– Приходи завтра на обед. Вот тогда ты ее и увидишь. А пока что я постараюсь собрать побольше сведений о нашей протеже. Пора подкрепить домыслы фактами.
– Я тотчас этим займусь. Не беспокойся.
– Спасибо, дружище. Но я бы хотел попросить тебя еще кое о чем. – Райли уставился на сцепленные в замок руки. – Я уважаю твои дела с моим отцом, поэтому не прошу тебя пренебречь его поручением переписать завещание. Все, о чем я прошу, – это немного отсрочить процедуру. Ты же мастер обходить установленные правила, чтобы ускорить дело. Возможно, на этот раз ты, наоборот, будешь неукоснительно следовать этим правилам.
Нордем улыбнулся:
– Можешь на это рассчитывать.
После беседы с Джоной Эйприл, обуреваемая вопросами, на которые не было ответов, стала бродить по дому. Ну и семейка! Полная головоломка. Как ее сложить, чтобы увидеть всю картину?
Эйприл долго ходила по коридорам и комнатам, пока не очутилась в длинной галерее, где стены украшали портреты семейных предков. Мужчины в доспехах, бриджах и военной форме. Она заметила физическое сходство у мужчин разных поколений, и это вызвало у нее улыбку. Мужчины из рода Хоторнов были очень похожи: все красивые, с горделивой, королевской осанкой.
Эйприл обошла галерею по второму разу и удивилась, не найдя ни одного женского портрета. Неужели в доме всегда жили мужчины, ненавидящие женщин, или картины с изображением леди семьи Хоторнов находятся в другом месте? Она стояла и размышляла об этом, когда за спиной раздался голос Райли:
– Присматриваете место на стене для себя? Не рановато ли?
Эйприл вздрогнула, повернулась к нему и… застыла, пораженная. Райли стоял под собственным портретом, но на нем он был значительно моложе. Оба лица сурово смотрели на нее, и Эйприл не могла сказать, какое выглядело более угрожающим. Аристократы своим гордым Видом могут напугать кого угодно!
Эйприл кашлянула и сказала:
– Едва ли, милорд. На стенах, кажется, не нашлось места ни для одной женщины.
– Правильно. Эта галерея предназначена для того, чтобы отдать дань уважения герцогской родословной на протяжении веков. Мужчины, которых вы здесь видите, пожертвовали многим ради величия Англии. Первому герцогу Уэстбруку, – Райли указал на всадника, – титул был пожалован Генрихом Пятым за доблесть на полях сражений. – Райли подошел к картине, где был изображен мужчина со шпагой. – Сесил Хоторн служил офицером во флоте королевы Елизаветы, когда английский флот противостоял испанской армаде. А Уильям Хоторн, – Райли указал на более поздний портрет, висевший дальше на стене, – был премьер-министром. Не хочу показаться нескромным, но я горжусь своей семьей и ее достижениями.
– Понимаю, – ответила Эйприл. – Вы считаете, что ваши предки-женщины не внесли весомого вклада в великие достижения семьи?
– Я этого не говорил. Герцогини Уэстбрук представляли собой весьма величественное сборище, истинные королевы в своем роде. Большинство из них любили своих мужей до безумия…
Он замолк.
– И что же? – Эйприл заметила в его по-прежнему хмуром взгляде еще и грусть. Она начала кое-что понимать. – А где портрет вашей матери, милорд?
Он отвернулся.
– Кажется, где-то в мансарде. Вам хочется на него посмотреть?
– Чем она вам не угодила?
Он резко повернулся.
– Это неподходящая тема для разговора, мисс Деверо. Я хочу поговорить с вами о другом.
Однако Эйприл не так легко было остановить.
– Я могу понять, почему вы ненавидите Вивьенн. И не могу вас в этом обвинять. Она увела от вас отца. Но почему вы ненавидите свою мать?
– Мисс Деверо, я вас предупреждаю – вы не имеете права вмешиваться в мои дела.
– Не имею права? – Эйприл склонила голову набок. – Как интересно, милорд! У вашей матери была связь? Поэтому ваш отец отдалился от нее?
Райли с угрожающим видом шагнул к ней.
– Советую вам, мисс Деверо, в моем присутствии впредь избегать разговоров о моей матери.
Эйприл вскинула подбородок.
– Странно, что человек, придающий такое большое значение истине, избегает даже упоминания о правде.
Сине-зеленые глаза, злобно сощурившись, смотрели на нее, слова были готовы сорваться с его губ, но что-то ему мешало.
– Она… она была вероломной женщиной. В ее жизни были мужчины до того, как она вышла замуж за отца, но брак с ним представлялся ей более выгодным. А он был настолько влюблен в нее, что не замечал того, что она и после замужества продолжала близко общаться с другими мужчинами. Когда, наконец, отец об этом узнал, предпринимать что-либо было поздно. Он навлек бы скандал на родовое имя, если бы развелся с женой. Он стал бы первым Хоторном, который это сделал. Поэтому он смирился с ее изменами. Стал рогоносцем в собственном доме. Она довела моего отца до того, что он попал в объятия шлюхи.
Жалость, которую вызвал у Эйприл его рассказ, сменилась негодованием оттого, с какой ненавистью он произнес последнее слово.
– Ну, еще бы. Два адюльтера на один брак. Но вашего отца не сослали на чердак – его портрет висит здесь.
Райли устремил на Эйприл холодный взгляд:
– Поосторожней, мисс Деверо…
Она выдержала его взгляд.
– В этом заключается разница между нами, лорд Блэкхит: я очень осторожна в суждениях и я в состоянии не замечать недостатки и слабости других. У людей полно пороков, но они все-таки заслуживают любви. Ваш отец влюбился в куртизанку, что едва ли является благонравным поступком, однако он, тем не менее, остается здесь среди своих предков – этого легиона пиратов, убийц, деспотов, чьи портреты повешены на стенах. Ваша мать дарит свою любовь другому мужчине, а ее изгоняют на чердак, выбрасывают из истории вместе с остальными представительницами женской части вашей семьи. И это мера вашей справедливости?
Глаза у Райли сверкали – было видно, как он разгневан.
– Ваше мнение относительно моих суждений свидетельствует о вашей неосведомленности, к тому же его никто не спрашивал. Буду весьма вам благодарен, если вы не станете забывать о своем месте.
– Мое место… – насмешливо повторила Эйприл. – В вашем высшем свете не предполагается, что проститутка может полюбить герцога. Как печально жить там, где, прежде чем полюбить, спрашивают себя, что это за человек! Если вы ожидаете любви только от тех, кто вам ровня, то боюсь, что вам уготовано жестокое разочарование, милорд. Простые люди не могут подняться на Олимп.
Сказав все это, она выбежала из галереи.
