Текст книги "Золотая лихорадка"
Автор книги: Мири Ю
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Подросток хватает его за ворот форменной одежды и бьёт головой о стену тесной туалетной кабины, пиная коленом под ложечку. Парень по-женски прикрывает обеими руками лицо и пятится назад, дверные петли не выдерживают, дверь падает. Когда парень отнимает ладони от лица, оказывается, что это Кёко. Лицо Кёко приставлено к телу работника патинко. Кёко протягивает руки к подростку, крепко держит его за локти и обнимает. Припав губами к его шее, она что-то шепчет. Он поднимает лицо, желая переспросить, что именно она сказала, и Кёко тоже поднимает лицо, с её едва разжатых губ слетает какой-то звук. Непонятно – вздох или смех… Губы её приоткрываются, точно зовут, и подросток прижимает к ним свои губы. Соприкасаются лишь их губы. Затем они проникают языками друг другу в рот, так что рты их становятся целиком заполнены, и каждый втягивает в себя язык другого, пока не перестаёт чувствовать свой собственный рот как что-то отдельное. Подросток отрывает губы, чтобы сделать вдох, и открывает глаза. Лишь на мгновение перед ним лицо Кёко, и она внимательно смотрит, на лице её не то улыбка, не то вопрос, однако тут же она превращается всё в того же сотрудника патинко, лицо его похоже на раздавленную бесовскую маску. Этот тип поднимает правую руку. Следует удар, и подросток плотно зажмуривает глаза. Сейчас его опять ударят, вот-вот уже ударят… Но, сколько он ни ожидает удара, кулак всё не опускается, и он боязливо открывает глаза – тот тип из патинко исчез.
Подросток разводит руки в стороны и взмахивает ими вверх-вниз, тело легко поднимается в воздух и парит. Он свободно может летать по проходу между игральными автоматами патинко, совсем как в научной фантастике. Подросток снуёт среди игральных автоматов, которые с невероятной скоростью мигают яркими огнями, перед глазами его вырастают обнажённые фигуры Коки и Тихиро. В руках у Коки младенец. Присмотревшись, подросток видит, что это не ребёнок, а собака, карликовая такса. Подросток не успевает даже моргнуть, как у него на глазах тело таксы разлагается и истаявшая в жижу плоть стекает каплями с рук Коки. Процесс разложения продолжается, кое-где становятся видны кости, оплывает морда, торчат голые зубы. Это конец, при такой степени разложения она уже не сможет жить – подросток боязливо приближается к превратившейся в скелет собаке. Только глаза собаки двигаются, они устремлены на подростка. Глаза чёрные, блестящие. Похожи на чьи-то другие глаза, но на чьи – не вспомнить. Эти глаза взывают к нему, они полны муки. Глаза живы. Если отнести собаку к ветеринару, то, может быть, её спасут. Подросток протягивает руки и прижимает к себе таксу, все десять пальцев увязают в собачьем хребте. Льёт дождь. Непонятно, он всё это время шёл под дождём или дождь начался только что? Вся улица залита водой, как будто он движется по руслу неглубокой реки. Сквозь пелену дождя навстречу приближаются огни автомобильных фар. Поскольку он прижимает к себе собаку, поднять руку и просигналить машине невозможно. Такси проносится мимо, обдав брызгами брюки, но неожиданно подросток застывает в ярких лучах, похожих на свет прожектора. Светящиеся струи дождя, похожие на острые иглы, с силой пронзают тело собаки, образуя множество мелких дырочек. Кожа и мясо сползают, и подросток видит розовое сердце, которое пульсирует под голыми рёбрами. В это мгновение изо рта подростка вырываются рыдания. Всё кончено, даже если отнести собаку в больницу и сделать укол, можно лишь облегчить ей смерть. Подростку хочется бросить пса и самому упасть тут же вниз лицом и заплакать, но он машинально продолжает идти дальше. «Умер, умер…» – без конца твердит подросток и сам уже не понимает, куда несут его ноги, однако не перестаёт переставлять их и двигаться вперёд. Всё в округе стихло, не слышно ни шума дождя, ни машин, и только беззвучно дует сильный ветер. Приближаются фары, виден и красный огонёк – такси свободно! Подросток выбегает на середину дороги.
При звуке тормозов он открывает глаза. Оказывается, подросток стоит перед дверью в комнату Коки. Опустив глаза, он видит, что у него на руках всё ещё лежит собака. Без единого звука дверь открывается, вся комната опутана какими-то нитями. Подросток делает шаг, и нить обвивается вокруг собачьей шеи. Он спешит освободить от неё собаку, но нить лишь врезается глубже и глубже. Собака покорно смотрит на подростка своими ясными, блестящими глазами. И как только подросток ловит этот взгляд, в котором нет муки, а лишь смирение и всепрощение, собачья голова со стуком падает и к ногам подростка катятся отдельно голова, отдельно туловище.
Вглядевшись сквозь паутину нитей в глубину комнаты, подросток видит, что нагие Коки и Тихиро собирают детскую кроватку. Он хочет им крикнуть, что ребёнка нет, есть собака, да и у той оторвалась голова. Но, как он ни силится, голос не идёт. После, совсем как в парке аттракционов на карусели «Чайные чашки», всё вокруг бежит, кружится, цвета и формы смешиваются и рассыпаются.
Когда головокружение и дрожь в ногах утихают, подросток возвращается в «Вегас». Стены и потолок в зале сокращаются и кровоточат, словно поражённый язвами желудок, всё в «Вегасе» окрашено в алый цвет крови. Хотя нет ни одного посетителя, все автоматы сами по себе работают в бешеном темпе, шарики так и выскакивают. Подросток пытается остановить этот поток, стуча по автоматам и меняя ящики, принимающие шарики, однако завалившие весь пол шарики катятся к прилавку, где в обмен на них можно получить приз. На каждом из шариков крошечное отражение лица подростка. Изо рта у него вырывается смешок и разрастается, превращаясь в хохот, он всё громче и мрачнее, и наконец эхо этого хохота грохочет по всему залу хором смеющихся голосов. «Победил, победил!» – пронзительно кричит подросток. Уголки широко растянутых губ треснули, вызывая боль, но закрыть рот он не в силах. «Победил, победил!» В потолке открывается дыра, и оттуда лавиной падают шарики. Подросток сгибается, прикрывая обеими руками голову. Он убежал бы, но по проходу катятся шарики, и, двинувшись им навстречу, можно споткнуться. По голове, по рукам, которыми он прикрывает голову, по спине и плечам пляшет боль, точно его забросали камнями. Со всех сторон несутся победные крики, а с потолка летят шарики, которые нарочно целят, чтобы попасть в подростка.
…В это мгновение кто-то положил свою ладонь на его прикрывающие голову руки, прикосновение было влажным и тёплым, и, желая уцепиться за эту ладонь, подросток поднял лицо – рядом стоял ОН. С кончиков его пальцев сочилась кровь, и они были похожи на тающие сосульки, глазные яблоки, точно сырые яйца, в любой момент готовы были вылиться из багровых глазниц. Растянув рот, он изрыгал белые зёрнышки риса. Но нет, это был не рис, это были черви. Подросток извивался всем телом, но не мог сдвинуться с места, поскольку был по пояс завален шариками патинко и они грозили полностью его засыпать, точно личинку муравьиного льва. ОН сжал протянутую руку в кулак. Сейчас ударит! Подросток опустил веки.
Когда он открыл глаза, то увидел, что находится в подпольной комнате. Ему всё приснилось! Решив так, он вытер потные ладони о пижамные брюки и открыл выдвижной ящик под витриной с выставленными мечами. Точно брызги от ударившей в берег волны, его окатил свет, он был ярко-золотым, и подросток замер в его лучах, будто ослеплённое фарами животное. Свет струился вокруг его тела, проливаясь прохладной жидкостью в рот и глубоко вонзаясь в кожу острыми иглами. Наконец ему почудилось, что свет стал превращаться в золотую фольгу, которая всплывала к потолку и трансформировалась в золотых ночных мотыльков, каждый величиной с раскрытые ладони. Мотыльки кружились в танце по всему подполью. Они плавно опускались туда, где в полу был тайник. Подросток подкрался к ним сзади, приподнял правую ногу, наметил цель и наступил. Раздался хруст, и мотылёк с раздавленным телом завертелся как безумный, выписывая петли. Он наступил ещё раз. Из брюшка вытекла жёлтая водянистая жидкость, и мотылёк замер. Подросток взял его за крыло большим и указательным пальцем, положил на ладонь и рассмотрел, а затем сжал пальцы и раздавил – мотылёк превратился в фольгу, которая рассыпалась в хлопья и плавно слетела вниз. Количество золотых мотыльков было невообразимо. Но он уничтожит их всех, сколько бы времени для этого ни потребовалось! Заливаясь бессмысленным смехом, подросток выпятил подбородок, выпрямил спину и смял в руке первого же мотылька, до которого смог дотянуться. Но стоило ему раскрыть ладонь, как мотылёк, который должен был быть раздавлен, вспорхнул и влетел в его раскрытый от удивления рот, обдирая глотку болью, как от ожога. В тот же миг золото поблекло и подростка окутала отвратительная мерцающая тьма.
«Скр-р, скр-р, скр-р» – кто-то скрипел зубами. Подросток открыл глаза. Он был не в подполье, а у себя в комнате. Ему всё это приснилось. Пультом дистанционного управления, который лежал под подушкой, он включил телевизор и прибавил звук. Женщина в переднике маленькой лейкой поливала садовые травы в кадке. В левом верхнем углу экрана были цифры: «5.26». Так уже утро? Закончилось «Весёлое садоводство», потом была реклама лапши моментального приготовления, потом реклама соуса для жаркого – все эти обычные идиотские рекламные ролики. Он уже не во сне. Он проснулся и смотрит телевизор. Он не сошёл с ума. Никого здесь нет, а с ним всё в порядке. Но, сколько бы он это ни повторял, сердце по-прежнему бешено колотилось. Он приложил к уху надетый на правую руку «Ролекс». Попытался выровнять свой пульс по чётко отбиваемому ритму секунд, но сердце обгоняло секундную стрелку. «Так нельзя, надо успокоиться, сейчас успокоюсь…» Подросток протянул руку за сигаретой и закурил. Дым пополз вверх по стене, как какое-то любопытное привидение, и подросток следил за его движением. Как бы из разбухших клубов дыма не появился ОН… Да нет, всё нормально. Это просто дым. А тогда ему всё приснилось. Но если такие сны будут сниться снова и снова, он точно сойдёт с ума. Подросток снял промокшую от пота пижамную рубашку и сжал в ладони висящий на груди золотой именной жетон. Во рту звенели отголоски крика. Может, смеялся во сне, а может, рыдал или смеялся и рыдал попеременно. Голова кружилась и падала, сам бы тоже свалился и заснул… Он устал и хотел бы свернуться клубочком и задремать, но спать было нельзя, ему много чего надо было сделать, очень много. Подросток встал, раскрыл тетрадь по родному языку, к которой не прикасался уже несколько месяцев, и шариковой ручкой стал записывать, что он должен сделать. Это невозможно, одному ему никак не справиться со всем этим, нужна чья-то помощь. Казалось, что иссохшие мозги шуршат в голове.
…Телефон! Остаётся только звонить по всему миру. Он схватил мобильник, лежавший на столе, и принялся нажимать на кнопки. Алло, алло, алло… Из крошечных дырочек в трубке беззвучно доносился голос золота. Диссонанс, рождённый красотой и желанием, непереносимая какофония тишины. Оглушённое ударом новых страхов, сердце подростка рванулось в груди. Всё золото, которое существует на земле, надо утопить в море! Голова раскололась от звука, которого вполне хватило бы, чтобы поверить в собственное безумие. Это был звук, похожий на бульканье и вой засорившейся водопроводной трубы: сквозь стаи морских жителей золото прямиком шло ко дну моря и, врезавшись в песок, скрывалось из виду в облаке взбаламученных частиц. После этого оно навечно заснёт в морских глубинах, куда не добирается ни один луч света с поверхности земли.
Белёсый свет зари, из включённого телевизора доносятся утренние новости. Вот уж здесь точно реальность, но, хотя он это понимает, бессильно утонувшую в подушке голову невозможно поднять. Двигая одной лишь правой рукой, он нащупал пульт управления и включил кондиционер. Вместе с прохладным дуновением разнёсся звук, похожий на гул низко летящего лайнера. Не должно быть такого звука! То ли что-то с кондиционером, то ли с его слухом, а может, что-то у него с головой? Стало страшно. Показалось, что если теперь он будет выбит из рамок нормального состояния и организм его потонет в пучине бессознательного, то вновь ему уже не выплыть.
Собрав все силы, он сел, потом поднялся с постели и открыл окно, высунув голову наружу. Вдруг он ощутил толчок в спину и двумя руками уцепился за оконную раму. Он повернул шею, но сзади никого не было. Это он сам себя толкает – хочет выпрыгнуть? Со второго этажа даже если и прыгнешь, разве только ноги поломаешь, а поскольку внизу газон, то вообще можно отделаться вывихом, боль – и только. Лучше не надо. Ну а если прыгнуть вниз головой и сломать шею? Подросток продолжал наваливаться на подоконник, словно человек, к которому сзади подступают языки пламени. Из-за стиснутых зубов рвался крик: «Помогите!»
Когда подросток спустился по лестнице вниз, Кёко уже приготовила всё к завтраку. Ах да, ведь придёт Канамото! Подросток взглянул на часы: было полдесятого.
– Доброе утро, – произнесла Кёко.
– Пх-х. – Ответ подростка походил на звук, с каким вырывается пар из кастрюли.
Он пошёл к умывальнику умыть лицо. Когда вытерся и глянул в зеркало, то увидел человека, всё ещё блуждающего среди кошмаров: бледное опухшее лицо, запавшие глаза с красными прожилками, взгляд, ищущий лишь лазейки для побега.
– Мне кофе! – сказал подросток бодро, чтобы поддержать игру, и уселся за стол.
– Растворимый есть… – Кёко сняла с конфорки кастрюлю и поставила туда чайник.
– Слушай-ка, а что, если когда-нибудь потом купить маленький домик, чтобы жить там вдвоём? Знаешь, как каюта корабля, маленький…
– Ты же вроде бы собирался построить большой шестиугольный дом, чтобы жить там всем вместе?
– А какой дом лучше? – В запахе кофе было что-то печальное, как в прогулке по опавшим листьям, и подросток, протянувший уже руку к чашке, которую Кёко перед ним поставила, замешкался. – Только не говори, что и то и другое хорошо, терпеть этого не могу! Хорошо бы от всего сбежать…
После завтрака подросток спустился в подполье, Коки у себя занялся приведением в порядок своих музыкальных дисков, а Кёко включила стиральную машину.
«Где же в этом доме спрятано тело Юминаги?» – думал Канамото, подходя к входной двери. На ветровых стёклах стоящих во дворе представительских автомобилей, в которые давно никто не садился, скопилась пыль, неухоженный газон зарос сорной травой, сад был обречён на одичание. Как только Канамото позвонил, дверь тут же открылась, Кёко молча поставила перед ним тапки и проводила в гостиную.
– Извини, что тебе пришлось специально сюда приехать. Что будешь пить? – В голосе подростка сквозило волнение.
– Могу ячменный чай, могу китайский. – Канамото уселся на диван.
– Её зовут Кёко. Ты, может, не помнишь, но у нас раньше был такой Ясуда, он ещё за мной приглядывал. Она дочка Ясуды. Мы друзья, но она здесь помогает с домашними делами, – торопливо проговорил подросток, глядя в спину Кёко, которая вышла из гостиной на кухню.
Канамото передал подростку завёрнутую в бумагу клюшку для гольфа и коричневый конверт:
– Здесь сдача с тех денег, которые уплачены за лечение вашей сестры Михо, и квитанция. Так о чём будет разговор?
Подросток рассказал, как накануне в «Вегасе» Хаяси и Сугимото запугивали его тем, что, если он не признает их заместителями отсутствующего директора, они сумеют подбить остальных руководителей филиалов и всех сотрудников на забастовку, и как они запретили ему бывать в отделениях фирмы и в офисе.
– Что мне теперь делать? – Подросток почувствовал даже некоторое облегчение оттого, что выглядел таким жалким.
– Ну, а чего хочешь ты, Кадзуки-сан?
– Я должен позаботиться о «Вегасе», пока не вернётся отец, это мой долг. Пусть они открыто признают, что заместитель директора я.
– А сможешь ли ты замещать директора? – Канамото сразу понял, что замышляют Хаяси и Сугимото, но колебался, следует ли ему вмешиваться и помогать подростку.
– С апреля прошлого года по желанию отца я учился вести семейное дело, так что, думаю, смогу… Умеешь или не умеешь, а надо!
Канамото с тревогой смотрел на подростка, стоящего на вершине рушащейся башни, он чувствовал и отвращение, и жалость. Неужели мальчик убил отца только для того, чтобы завладеть деньгами и властью? Канамото пришёл на ум кукольный спектакль, который он видел в детстве, там было про убийство короля. Ничего особенного, но ярко запомнилась сцена, когда в момент убийства снежный пейзаж сразу сменился вьюгой из облетающих лепестков сакуры.
Кёко поставила перед Канамото стакан с китайским чаем улун.
– Где, интересно, свидетельство о регистрации фирмы, не в офисе ли? Правда, можно пойти в юридическое управление и там на него взглянуть… Но прежде мне нужно сделать кое-какие звонки, чтобы выяснить детали, можно я воспользуюсь отдельной комнатой?
Подросток проводил Канамото в комнату Михо.
– Кто это? – спросила Кёко, когда подросток вернулся в гостиную.
– Якудза. Удивительный человек! Если уж на то пошло, настоящие взрослые – это такие, как он, я всегда с ним советуюсь, если какие-то проблемы.
– Фу-у… Так с «Вегасом» совсем плохо?
– Всё нормально. Пойду поищу свидетельство о регистрации фирмы… – Подросток поднялся на ноги и, чтобы прогнать тревогу, как следует потянулся.
Запершись изнутри в подпольной комнате, подросток стал припоминать, что, когда он засовывал деньги и золотые слитки, взятые в тайнике, в выдвижные ящики под витриной с мечами, там были и какие-то документы, которые он положил в стенной шкаф. Подросток открыл шкаф и стал проверять бумагу за бумагой. Там были акции, облигации, непонятные ему страховки, и всё это имущество, возможно, имело даже бо'льшую ценность, чем золото, ему предстояло ещё как следует во всём этом разобраться.
Когда Канамото вошёл в гостиную, Кёко сидела на фортепианном стуле.
– А я, бывало, играл с вами раньше. И Кадзуки-сан тоже был с нами вместе… – засмеялся Канамото, садясь на диван.
– Неужели правда? – Кёко совершенно этого не помнила.
– Вам было тогда пять или шесть, это было лет десять назад… А где Коки-сан?
– Если на первом этаже начинаются какие-то серьёзные разговоры, он слушает музыку в своей комнате.
– Я всегда вспоминаю Коки-сан, если у меня какие-нибудь неприятности. Сразу сердце мягчеет. При том, что самому-то ему несладко живётся, это, может, и дурно с моей стороны…
– Дайте мне, пожалуйста, ваш телефон, – вдруг проговорила Кёко.
Канамото подозрительно на неё посмотрел, но достал из нагрудного кармана записную книжку, торопливо написал номер и вручил:
– Какие-то проблемы?
Кёко сложила листок и покачала головой. Услышав шаги подростка, она поднялась.
– Нашёл. Вот это? – Подросток подал Канамото свидетельство о регистрации фирмы.
– Да, это оно. Ну, пошли! – Канамото пробежал глазами документ и встал.
Придя в офис, подросток вместе с Канамото зашёл во внутреннее помещение и по селекторной связи вызвал Хаяси и Сугимото. Встретившись взглядом с Канамото, Хаяси окаменел и приготовился пойти на попятную. Сугимото, хоть и не была знакома с Канамото, знала, что ещё во времена «Дворца драгоценных шариков» он несколько раз помогал с разрешением щекотливых ситуаций, знала и то, что он принадлежал к курирующей бизнес-группировке. От Хидэтомо ей приходилось слышать, что это Канамото приложил руку к тому, чтобы поломать планы строительства игрального заведения конкурентов, прорвавшихся к границам их территории.
– Вы ведь меня знаете? – обрубил запал Канамото.
Хаяси и Сугимото закивали.
– Правда, что вы вдвоём хотите действовать от имени директора компании? Хаяси-сан, это верно?
– Нет-нет, ничего подобного, просто директор пропал неизвестно куда, вот мы и обсуждали, что делать дальше, верно ведь, Сугимото-сан?
– Накопились вопросы, требующие утверждения директора…
– Это понятно, Сугимото-сан, но не лучше ли было принимать решение, посоветовавшись с Кадзуки? Фирма принадлежит семье Юминага, а не вам. Сколько бы вы ни говорили, что причина в отсутствии господина Юминаги, всё равно действовать самовольно вы не можете. Кто из вас запретил Кадзуки приходить сюда?
– Но ведь Кадзуки-сан то доберманов забил до смерти клюшкой для гольфа, то швырнул об стену бутылку виски, не так ли? А здесь люди работают. – Сугимото проговорила это тоном свидетеля на суде.
– Верно. Но зачем на работе доберманы и виски? Наверное, Кадзуки-сан решил, что это ни к чему? – Канамото обернулся к подростку.
– Они пили спиртное в рабочее время. – Восхищённый тем, как ловко Канамото повёл разговор, подросток готов был закричать: «Здорово!»
– Мы беспокоимся о «Вегасе». Позвольте, вы что же, хотите сказать, что мы должны сделать заместителем директора господина Кадзуки? – Лицо Сугимото стало напоминать лица проституток из «золотого квартала».
– А разве это невозможно? – Канамото смотрел на неё как будто бы даже с сочувствием.
– Да вы что, ведь он ученик средней школы! На каком это свете школьники становились директорами, где это бывало? Не говорите, пожалуйста, глупостей! Вы хотите, манипулируя ребёнком, сожрать компанию, а я не позволю! – гремела Сугимото, всё лицо у неё было красным.
– Вот вы говорите: школьник, школьник… А ведь Кадзуки-сан имеет право управлять «Группой Икарус». Ваших должностей я не знаю, но он, безусловно, стоит выше вас по положению. Согласно закону о предпринимательстве, директор – этот тот, кто, представляя интересы компании, осуществляет руководство. Кадзуки-сан не был ещё и в начальной школе, когда его назначили директором «Группы Икарус». – Канамото по очереди посмотрел на лица оторопевших Сугимото и Хаяси, а потом перевёл взгляд на книжный стеллаж, встал с места, снял с полки книгу по торговому праву и бросил её на стол. – Закон о предпринимательской деятельности, статья 254, определяет круг лиц, которые не могут быть признаны в должности директора компании. Вот, почитайте! Ни слова об ограничениях по возрасту! Так что для Кадзуки-сан стать заместителем директора не только естественно, но и вполне законно, вы удивлены?
Хаяси и Сугимото не шевелясь смотрели на обложку книги.
– Очень странно, что вы заявили человеку, являющемуся директором: «Не приходи сюда!» К тому же, вы говорили, что, если вас не признают заместителями директора, вы организуете забастовку, – это ведь не только факт запугивания, при определённых условиях это отлично укладывается в статью, называемую «злоупотребление доверием». Ведь вы, хоть и утверждаете, что стараетесь ради компании, а сами допустили слова и действия, противоречащие вашим служебным обязанностям и причиняющие ущерб компании.
– Но это совсем не входило в наши намерения, мы даже решили уволиться, мы ведь старались ради компании не щадя себя! Очень жестоко с вашей стороны называть это обманом доверия! – Хаяси ещё раз постарался себя распалить и теперь наблюдал за реакцией Канамото, выжидая, когда можно будет кинуть козырь об уходе в отставку.
– Хаяси-сан, если вы собираетесь стараться, не щадя себя, то к чему разговор об отставке? Самое главное – это решить, что будет с «Вегасом», и вопрос идёт о том, намерены ли вы помогать господину Кадзуки сохранить фирму.
В конце концов Канамото договорился о том, что Хаяси и Сугимото станут поддерживать подростка, а за это каждый из них, в качестве советника директора, будет ежемесячно получать по триста тысяч иен. Как только двое пустились в длинные речи, оправдываясь за своё недавнее поведение, Канамото отослал их вон из офиса, а когда подросток заикнулся, что есть ещё один важный вопрос, поднялся и сам, заявив, что у него назначена встреча, а проблему они обсудят в следующий раз.
– Дальше ты, Кадзуки-сан, должен действовать своим умом. Не думай, что можно во всём рассчитывать на меня, – сказал на прощание Канамото и вышел из комнаты.
Заглядывая с улицы в зал «Вегаса», Канамото подумал, что, коль скоро на стороне подростка только те двое, он едва ли продержится долго. Прислушиваясь к электронным звукам, эхом отдающимся в изъеденной эрозией пещере, Канамото словно впервые поразился тому, как естественно влились в городской пейзаж эти ряды сидящих перед игровыми автоматами мужчин и женщин разных сословий. Он двинулся в сторону станции Хинодэтё.
Августовское солнце, словно собираясь отправляться на покой, потихоньку меркло, однако лучи, которые не смогли опуститься на дно реки Оока, блестели на поверхности. Подросток наблюдал за солнечными бликами, плавающими по воде, точно опавшая листва, и иногда поглядывал на брата, который сидел на скамье в парке Фудзимигава и слушал свой плеер. Накануне вечером он позвонил матери и сказал, что хотел бы с ней встретиться в Иокогаме. Он просил её прийти в ресторан на первом этаже гостиницы «Нью Гранд-отель», но Мики упрямо отказывалась. Не зная, как ему быть, он назвал мост Сироганэ, и она легко согласилась, они договорились встретиться у моста в пять. Лучше было бы выбрать мост Тёдзя, который расположен ближе к станции Хинодэтё, но подросток питал слабую надежду на то, что встреча у моста Сироганэ, откуда виден парк, поможет вернуть Мики материнские чувства и, может быть, она согласится возвратиться домой. Он ждал уже пятнадцать минут, но она всё не появлялась, и он, изнемогая от тревоги и раздражения на неё за то, что обманула, повернул было к парку, но тут заметил фигуру Мики, пересекающей мост Сакаэ. Она приближалась, перебирая своими жилистыми, тощими, словно палки, ногами, и лицо её не скрывало чувства настороженности и враждебности.
– А Коки?
У неё был белый кружевной зонтик от солнца, как у молоденькой девушки, и от этого морщины и пигментные пятна на лице Мики ещё больше бросались в глаза.
Подросток показал пальцем на скамейку в парке, там сидел Коки, окрашенный лучами закатного солнца в апельсиновый цвет, казалось, он готов был в любую минуту воспарить ввысь.
– Может, в ресторан? – Подросток шёл плечом к плечу с Мики.
– Я не голодна. – Мики обогнала подростка и, торопливо перейдя через мост, вошла в парк.
Коки даже не порывался обнять её, только мельком глянул и с рассеянным видом устремил лицо к небу. Упустившая время, чтобы что-нибудь сказать, Мики молча села рядом с Коки.
– Если не хочется есть, можно попить чего-нибудь холодного…
– Вонь-то какая… – нахмурила брови Мики.
Через две скамейки от них, положив под голову старый кожаный портфель, лежал на спине бездомный. На животе у него развалилась чёрная кошка, и, согласно повышению и понижению тонов его храпа, она то открывала, то закрывала свои узкие глаза. Иногда она щекотала хвостом его ляжки, но мужчина продолжал крепко спать.
– Вот и пойдём куда-нибудь посидим, а то здесь жарко!
– И здесь хорошо. – Мики достала из сумочки платок и вытерла пот на лбу и шее.
– Но почему? Здесь и воняет, и жарко.
Разъярённый вид подростка напугал Коки, он снял наушники и поднялся со скамьи:
– Ты чего?
– Да ничего, пусть, – улыбнулась Мики и спрятала платок в сумочку.
– Давно уже не виделись, правда? – Коки привалился к плечу матери и потёрся щекой о её щёку.
– Ты, кажется, здоров. – Мики отстранила лицо и сложила зонтик.
– А мама, кажется, похудела. – Коки приблизил лицо настолько, что едва не касался её носом.
– Просто постарела. – Мики снова раскрыла зонт.
– А я женюсь, мама! – закричал Коки.
Мики зажала руками уши и повернулась к подростку.
– Я тебе скажу, как зовут мою невесту. Это Тихиро.
Мики загородилась от Коки зонтом и посмотрела в глаза стоявшему перед скамьёй подростку:
– Кто это – Тихиро?
– Да она наша хорошая знакомая!
– Это шутка? Про свадьбу?
– Послушай, Кадзуки, а какая у Тихиро фамилия? – Коки стоял на скамейке и заглядывал подростку в лицо поверх зонта.
– Я не знаю.
– Не ври, Кадзуки!
– Если дедушка Сада её удочерил, то, наверно, Наката. Но я не знаю, приёмная дочь она ему или нет.
– Наката, мама, Наката Тихиро! – Коки сел на скамью и расхохотался, потом закрыл рот, затаил дыхание – и опять засмеялся.
– Коки ведь не может жениться! Ты понимаешь? К тому же в женитьбе нет ничего хорошего, поэтому не надо об этом даже думать, и не говори об этом больше. Понятно?
– Но мама же была замужем! – надулся Коки.
– Ничего хорошего не видела, потому и покончила с этим. Мама ведь в разводе!
– Но ты же родила и меня, и Кадзуки, и Михо! – Коки заулыбался, словно даруя прощение.
Мики перевела взгляд на кошку, лежащую на животе у бездомного. Уж лучше было бы не рожать, ведь как ни говори, а раскаивалась она теперь именно в том, что произвела на свет клубок несчастий. Пусть не Коки, но остальные двое, вероятно, тоже нарожают в будущем несчастных детей. Как бы ни крепла её вера, а исполненное скверны ремесло семьи Юминага никуда не девалось, и для тех, в ком течёт дурная кровь, во веки веков не будет даже такого покоя, как у этого бездомного.
– Детей рожать нельзя. Это сущий ад. – С её губ соскользнули слова, которых она не собиралась произносить.
– И меня не надо было рожать? – Голос Коки дрожал, как тонкая струна.
– Нет, не то… – Мики хотела поскорее сменить тему, но ничего не сумела придумать, и ей оставалось лишь медленно и тщательно складывать свой зонт.
– А я женюсь, и Тихиро родит мне ребёнка.
– Нельзя! Я же о том и говорю, что нельзя этого делать! – закричала Мики и в тот же миг пожалела. Помешалась она, что ли? Накричала на ребёнка, который высказал всего лишь сумасбродное желание…
– Что плохого в том, что Коки женится? У тебя нет права так говорить! Извинись перед Коки! – возмущался подросток, отчего Коки закрыл уши руками.
Чёрная кошка спрыгнула с живота бездомного, потянулась, выставив передние лапки, и зашагала. Бездомный сел на своей скамейке, посмотрел по сторонам, и взгляд его остановился на кошке, которая двигалась к фонтанчику для питья. Тут он извлёк из портфеля мешочек с вяленой рыбой и закричал вслед своему питомцу:
– Куро, Куро, Куро!
«Зачем люди держат кошек – даже этот бездомный, покинувший свою семью, кров, место службы? – думал рассеянно подросток. – Вот что, он заведёт дома кошку и собаку, сразу станет веселей, и Коки наверняка обрадуется».
– Прости меня, мама виновата! Коки, мама устала – пора идти.
– Осторожнее, пожалуйста, нельзя так много работать, от утомления на работе бывают случаи со смертельным исходом, – заявил Коки.
– Почему не отдохнуть у нас дома? А потом уж и вернёшься… Его ведь нет! – сказал подросток примирительно.
– А что с ним?
– Я думаю, что он в Корее. – Подросток украдкой посмотрел на выражение лица Коки.
– Как долго его нет! Но я, разумеется, не могу ступить на порог этого дома.
– Па-па про-пал без вес-ти, боль-ше он не вер-нет-ся, – произнёс Коки, глядя на подростка.