Текст книги "История веры и религиозных идей. Том 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства"

Автор книги: Мирча Элиаде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 43 страниц)

§ 134. Даосы и алхимия

Мифология и некоторые ритуалы металлургов, литейщиков и кузнецов были восприняты и перетолкованы алхимиками. Архаические концепции, касающиеся роста руд «во чреве» Земли, естественной трансформации металлов в золото, мистической ценности золота, а также ритуальный комплекс «кузнецы – братства посвященных – секреты мастерства» вновь проявляют себя в учении алхимиков.

Специалисты не единодушны в вопросе о происхождении китайской алхимии; до сих пор идут споры о датировке первых текстов, упоминающих алхимические операции. В Китае, как и в других местах, два фактора определяют алхимию: 1) вера в трансмутацию металлов в золото и 2) вера в «сотериологическую» ценность операций, ведущих к такому результату. Ясные ссылки на эти два фактора засвидетельствованы в Китае, начиная с IV века до н. э. Сходятся на том, что основателем алхимии был Цзу Ян, современник Мэн-цзы.[102]102
  См.: Dubs. Beginnings of Alchemy, p. 77; ср.: Joseph Needham. Science and Civilisation in China, vol. V: 2, p. 12.


[Закрыть] Во II веке до н. э. связь между получением алхимического золота и достижением долголетия/бессмертия отчетливо осознается Лю Анем и другими авторами.[103]103
  Needham. Ор. cit., p. 13.


[Закрыть]

Китайская алхимия становится самостоятельной дисциплиной, используя, во-первых, традиционные космогонические принципы, во-вторых, мифы, связанные с эликсиром бессмертия и святыми Бессмертными, и, в третьих, технические приемы, позволяющие добиться одновременно продления жизни, состояния блаженства и духовной непосредственности. Эти три элемента – принципы, мифы и техника – принадлежат протоисторическому культурному наследию, и было бы ошибкой полагать, что по дате первых свидетельствующих о них документов можно определить их возраст. Очевидна связь между "изготовлением золота", добыванием "пилюль бессмертия" и «призыванием» Бессмертных: Люань Дай, представ перед императором У, уверяет его, что может совершить эти три чуда, но преуспевает только в «материализации» Бессмертных.[104]104
  Edouard Chavannes. Les Mémoires historiques de Sse-ma-Ts'ien, III, p. 479.


[Закрыть] Кудесник Ли Чжао-цзюнь советует императору У династии Хань: "Принесите жертву плавильной печи (цзао), и вы сможете заставить явиться (сверхъестественные) существа; когда вы вызовете эти существа, порошок киновари сможет превратиться в желтое золото; когда желтое золото будет получено, вы сможете сделать из него сосуды для еды и питья, и тогда предел вашей жизни отодвинется; когда вы продлите таким образом свою жизнь, вы сможете увидеть блаженных (сянь) с острова Пэнлай, лежащего посередине морей. Когда вы их увидите и принесете жертвы фэн и шень, смерть к вам не придет".[105]105
  Ibid., III, p. 465.


[Закрыть] Стало быть, поиски эликсира были связаны с поисками далеких и таинственных островов, где обитали Бессмертные; встреча с Бессмертными означала выход за пределы человеческой природы и приобщение к вневременному блаженному бытию.[106]106
  Поиск Бессмертных, обитавших на далеких островах, интересовал первых императоров династии Цинь (219 г. до н. э.; Sse-ma-Ts'ien. Mémoires, II, pp. 141, 152; III, p. 437) и императора У из династии Хань (110 до н. э.; ibid., III, p. 499; Dubs. Beginning of Alchemy, p. 66).


[Закрыть]

Поиск золота подразумевал равным образом поиск духовный. Золото обладало чертами царствующей особы: оно находилось в "Центре Земли" и было мистически связано с цю (сернистый мышьяк или сера), желтой ртутью и Будущей Жизнью («Желтые Источники»). Так оно представлено в «Хуайнань-цзы», тексте прибл. 122 г. н. э., где мы также находим веру в быструю метаморфозу металлов.[107]107
  Фрагмент, переведенный Дабсом (цит. соч., стр. 71–72). Возможно, этот текст исходит из школы Цзу Яня, если не принадлежит самому этому Учителю, современнику Мэн-цзы, IV в. (ibid., р. 74). Вера в естественную метаморфозу металлов существовала в Китае с очень давних времен; см. в первую очередь: Joseph Needham. Science et Civilisation, III, p. 636 sq.


[Закрыть] Алхимик просто ускоряет процесс. Как и западный, китайский алхимик соучаствует в деле Природы, лишь убыстряя его ритм. Золото и нефрит, поскольку они относятся к началу ян, предохраняют тело от разложения. По той же причине сосуды из алхимического золота продлевают жизнь до бесконечности.[108]108
  См. тексты, цитируемые в: Eliade. Forgerons et Alchimistes (2-е éd., 1977) p. 96 sq.


[Закрыть] Согласно преданию, сохраненному в «Ли Сянь чжуань» (Полные жития Бессмертных), алхимик Вэй Боян сумел изготовить «пилюли бессмертия»: проглотив вместе с одним из учеников и своей собакой несколько таких пилюль, он и оба других участника эксперимента, прямо во плоти, покинули пределы Земли и присоединились к сонму Бессмертных.[109]109
  Lionel Giles. Chinese Immortals, p. 67 sq. «Телесное бессмертие» обычно достигалось путем приема эликсира, приготовленного в лаборатории; ср.: Needham. Ор. cit., V, 2, р. 93 sq.


[Закрыть]

Традиционное отождествление микрокосма и макрокосма соединяет пять космологических элементов (вода, огонь, дерево, воздух и земля) с внутренними органами человека (сердце с существом огня, печень с существом дерева, легкие с существом воздуха, почки с существом воды, желудок с существом земли). Микрокосм – тело человека – в свою очередь трактуется в алхимических терминах: "огонь сердца красен, как киноварь, а вода почек черна, как свинец".[110]110
  Текст цитируется в Forgerons et Alchimistes, p. 99.


[Закрыть] Вследствие этого человек в своем собственном теле обладает всеми элементами, составляющими Космос, и всеми жизнетворящими силами, обеспечивающими его периодическое обновление. Надо лишь усиливать известные элементы. Отсюда – важное значение киновари: не столько из-за ее красного цвета (цвет крови, цвет жизненной энергии), сколько из-за того, что, помещенная в огонь, киноварь производит ртуть. Она, стало быть, заключает в себе тайну возрождения через смерть (сгорание – символ смерти). А из этого следует, что киноварь может обеспечить постоянную регенерацию человеческого организма и в конечном счете – бессмертие. Великий алхимик Гэ Хун пишет, что десять пилюль из смеси киновари и молока, принятые в течение года, сделают белые волосы черными и восстановят выпавшие зубы, а если принимать их больше года, то можно достичь бессмертия.[111]111
  James R. Ware. The Nei P'ien of Ко Hung, p. 74 sq. Киноварь как средство достижения долголетия упоминается уже в I в. до н. э. в сборнике легендарных биографий «Бессмертных» даосов «Ли сянь чжуань». Принимая киноварь в течение нескольких лет, некий Учитель «уподобился юноше», другой «стал способен летать по воздуху» и т. д. Ср.: Мах Kaltenmark. Lie-sien tchouan, pp. 271, 146-47, etc.


[Закрыть]

Но киноварь может быть создана и внутри человеческого тела, особенно посредством дистилляции спермы в Полях киновари. Другое название Полей Киновари – Куньлунь. Так зовется не только легендарная гора на Западном море, где живут Бессмертные, но и расположенная в тайном уголке мозга "комнатка наподобие грота". "Чтобы путем мистической медитации проникнуть туда, предварительно надо впасть в «хаотическое» состояние (хунь), похожее на первичное, райское, «неосознанное» состояние, не ведающее тварного мира.[112]112
  Roef Stein. Jardins en miniature d'Extrême Orient, p. 54; См. также: Granet. La pensée chinoise, p. 357 sq.


[Закрыть]

Обратим внимание на два элемента: 1) отождествление мифической горы Куньлунь с потаенными уголками мозга и чрева; 2) роль, отведенную «хаотическому» состоянию, впав в которое через медитацию, можно проникнуть в поля киновари, а также получить, алхимическим способом, эмбрион бессмертия. Гора в Западном море, обиталище Бессмертных, является традиционным древним образом "малого мира", Вселенной в миниатюре. Гора Куньлунь двухъярусна – конус стоит на перевернутом конусе.[113]113
  О предыстории этой символики см. Karl Hentze. Tod, Auferstehung, Weltordnung, pp. 33 sq., 160 sq.


[Закрыть] Иначе говоря, она имеет форму бутылочной тыквы, точно такую же, как плавильная печь алхимика и тайные области человеческого мозга. Что же касается «хаотического» состояния, достигаемого медитацией и необходимого для алхимического действа, оно сравнимо с materia prima, с massa confusa западных алхимиков.[114]114
  См.: Eliade. «Forgerons et Alchimistes» p. 130 sq.; (русск. перевод в: Элиаде. «Азиатская алхимия», М, 1998, стр. 210) и т. III настоящего труда.


[Закрыть]

Materia prima должна пониматься не только как первичное состояние субстанции, но и как внутренний опыт алхимика. Сведение материи к ее первичному состоянию абсолютной нерасчлененности соответствует, в плане внутреннего опыта, возвращению в пренатальную, эмбриональную стадию. Итак, мы видим, что тема омоложения и долголетия путем regressus ad uterum [возвращение в лоно] является главной целью даосизма. Наиболее распространенный метод достижения этой цели – «эмбриональное дыхание» (тай-си), но алхимик решает ту же задачу возврата в эмбриональную стадию плавкой ингредиентов в своей печи.[115]115
  Cp. текст, цитируемый в «Forgerons et Alchimistes», p. 102. Это «возвращение в лоно» есть не что иное, как развитие древней и распространенной концепции архаических слоев культуры: исцеление через символический возврат к началам Мира, т. е. через обновление космогонии. См. Aspects du mythe, p. 28 sq. Даосы и китайские алхимики переняли и усовершенствовали этот традиционный метод – не для излечения от разных болезней, а для спасения человека от подверженности времени, т. е. старости и смерти.


[Закрыть]

Начиная с определенной эпохи, внешняя алхимия (eaй-дань) рассматривается как «экзотерическая» и противопоставляется внутренней алхимии йогического типа (нэй-дань), объявленной единственно «эзотерической». Нэй-дань становится эзотерической постольку, поскольку эликсир изготовляется в теле самого алхимика методами «утонченной физиологии», без помощи растительных и минеральных субстанций. Металлы «чистые» (или их «души») идентифицируются с различными частями тела, и алхимические процессы осуществляются не в лаборатории, а в теле и сознании экспериментатора. Тело становится тиглем, где «чистая» ртуть и «чистый» свинец, так же, как семенная жидкость и дыхание, циркулируют и сливаются.

Сочетаясь, силы ян и инь порождают «сокровенный зародыш» («эликсир жизни», «Желтый Цветок»), бессмертное существо, которое в конце концов покидает тело через темя и поднимается в небеса (ср. § 38). Нэй-дань может рассматриваться как аналогичная «эмбриональному дыханию» техника, с той разницей, что процессы описываются в терминах эзотерической алхимии. Дыхание отождествляется с половым актом и с работой алхимика, а женщина уподобляется тиглю.[116]116
  Ср.: R.H. van Gulik. Erotic color prints, p. 115 sq.


[Закрыть]

Многие идеи и способы их практического претворения, которые были рассмотрены нами в двух последних параграфах, засвидетельствованы в текстах, начиная с периодов Цинь и Хань (прибл. 221 г. до н. э. – 220 г. н. э.); однако это вовсе не означает, что они не были известны и ранее. Нам показалось уместным обсудить их, поскольку техники достижения долголетия и, в определенной степени, алхимия являются неотъемлемой частью древнего даосизма. Но надо добавить, что в эпоху Хань Лао-цзы был уже обожествлен и что даосизм, организованный в независимые религиозные институты, возложил на себя мессианскую задачу и вдохновлял революционные движения. На вопросе об этом более или менее неожиданном развитии мы остановимся позже (см. т. III, гл. XXXV), а пока достаточно вспомнить, что уже в тексте, датируемом прибл. 165 г., Лао-цзы рассматривается как эманация первичного хаоса и уподобляется космическому антропоморфному существу Паньгу (§ 129).[117]117
  «Лао-цзы преобразил свое тело. Левый его глаз стал луной; голова сделалась горой Куньлунь, борода сделалась планетами; из его костей вышли драконы, из его плоти создались животные, из кишок – змеи; живот его стал морем и т. д.» (текст переведен на французский Масперо в кн. «Le Taoisme», p. 108).


[Закрыть]

Что касается "даосской религии" (Дао-Цзяо), то она была создана в конце II века н. э. Чжан Дао-линем, который, изготовив эликсир бессмертия, поднялся в небо и получил звание Небесного учителя (тянь-ши). Он основал в провинции Сычуань то, что можно было бы назвать «даократией»: власть административная совпадала в властью духовной. Своим успехом секта была обязана знахарскому дару ее главы. У нас еще будет случай увидеть (гл. XXXV), что речь шла о психосоматической магии, подкрепленной участием в общих трапезах, помогающих обрести дао. Ту же цель преследовали и ежемесячные оргиастические церемонии «соединения дыханий» (ср. стр. 35). Схожее упование на регенерацию посредством дао характеризует и другую даосскую секту «Великий Мир» (Тайпин). Еще в I в. н. э. основатель секты принес в дар императору некое эсхатологическое сочинение. Этот трактат, продиктованный ему духами, излагал положения, с помощью которых можно было бы обновить династию Хань. Вдохновленный свыше реформатор был казнен, но склонность к мессианству не покинула его последователей. В 184 г. вождь секты, Чжан Цзюэ, провозгласил необходимость обновления и объявил, что на смену эры «синего Неба» пришла эра «желтого Неба» (его сторонники носили желтые головные повязки). Поднятое Чжан Цзюэ восстание не привело к падению династии. В конце концов, восставшие были разгромлены императорскими войсками, но лихорадкой мессианства были охвачены все средние века. Последний главарь «Желтых повязок» был казнен в 1112 году.

Глава XVII
БРАХМАНИЗМ И ИНДУИЗМ: ПЕРВЫЕ ФИЛОСОФСКИЕ ДОКТРИНЫ И СПОСОБЫ СПАСЕНИЯ

§ 135. «Все есть страдание…»

Распространение брахманизма и – несколько веков спустя – индуизма происходило непосредственно вслед за арианизацией Индийского субконтинента. По всей вероятности, брахманы прибыли на Цейлон уже в VI в. до н. э., и между II в. до н. э. и VI в. н. э. индуизм проник в Индокитай, на Суматру, Яву и Бали. Утверждаясь в Юго-Восточной Азии, индуизм, несомненно, должен был впитать в себя некоторые местные верования.[118]118
  Ср.: Gonda. Rel. de L'Inde, 1, р. 269 sq. (с библиографией).


[Закрыть] Процессы симбиоза, ассимиляции и синкретизации немало повлияли на продвижение нового вероучения до окраин субконтинента, в унификации религии и культуры которого большую роль сыграли брахманы. На заре христианства, проявив выдержку и терпимость и усвоив, в свою очередь, множество народных, маргинальных и автохтонных элементов, эти «миссионеры» смогли привить арийским и местным неарийским народностям социальную структуру, систему культов и мировидение Вед и брахман.[119]119
  Ср.: Gonda. Ibid., р. 263.


[Закрыть] В результате слияния разноплановых понятий (мифология, ритуалы, теология и т. д.) небрахманические религиозные субстраты были, так сказать, приведены к общему знаменателю и, в конечном итоге, слились с ортодоксией. И до сих пор сохраняется в индуизме равноправие автохтонных и «общеизвестных» божеств.[120]120
  Eliade. Le Yoga, р. 377 sq.


[Закрыть]

Переход от брахманизма к индуизму совершился плавно. Мы уже упоминали о том, что часть характерных «индуистских» элементов уходила корнями в ведическое общество (§ 64), но, не заинтересовав авторов ведических гимнов и брахман, эти более или менее «популярные» элементы не были упомянуты в древних писаниях. С другой стороны, начавшийся уже в ведический период процесс де сакрализации ряда крупных божеств и их замены другими персонажами (§ 66) продолжался вплоть до средневековья. Бог Индра все еще сохранял свой авторитет в эпосе, но уже не был там главным воителем и гордым предводителем богов: дхарма уже пересилила его, а в более поздних текстах он даже именуется трусом.[121]121
  См. ссылки в: Gonda, рр. 271, 275. Несколько возрастает роль Ямы, владыки царства мертвых; в других источниках его называют ипостасью бога Кала (Времени). Ibid., р. 23.


[Закрыть] Вишну и Шива, напротив, возвеличиваются до главенствующей роли. Начинается также блистательное шествие женских божеств.

Арианизация и индуизация Индийского субконтинента сопровождаются глубокими кризисами, о чем свидетельствует появление аскетов и созерцателей в эпоху упанишад, а более всего – проповедь Гаутамы Будды. В самом деле, религиозные мировоззрения решительно меняются. "Все есть страдание, все бренно!" – провозгласил Будда. Это лейтмотив всех индийских вероучений после упанишад. Доктрины и спекуляции, методы медитации и сотериологические практики – все они опираются на идею универсального страдания, ибо они востребованы постольку, поскольку освобождают от страдания человека. Человеческий опыт в любой сфере жизни порождает страдание. Как говорит один автор более поздней эпохи, "тело – это страдание, ибо оно есть вместилище страдания; чувства, объекты [чувств], восприятия все суть страдания, не исключение и удовольствие, ибо и за ним влачится страдание".[122]122
  Анирудха (ХV в.). Комментарий к Санкхья-сутре II 1; ср.: Eliade. Le Yoga, р. 23.


[Закрыть] Ишваракришна, автор самого раннего трактата по санкхье, утверждал, что такая философия исходит из попыток человека избежать трех видов страдания: небесного (посылаемого богами), земного (от природы) и внутреннего, или органического.[123]123
  Санкхья-карика 1. Патанджали, автор первого труда по йоге, комментирует это на свой лад: «Всё есть страдание для умудренного» (Йога-сутра II 15). Ср.: Eliade. Le Yoga, р. 23.


[Закрыть]

Однако философия этого универсального страдания не сводится к пессимизму. Ни одно из философских или религиозных учений Индии не говорит о безысходности. Напротив, подобное откровение – страдание как закон существования – считается условием sine qua nоn освобождения, т. е., по сути, положительным качеством. Другими словами, оно напоминает и мудрецу, и аскету о единственном средстве достижения свободы и блаженства: уйти от мира, отрешиться от благ и амбиций – ото всего. Все в мире подвержено страданию; это заданная свыше космическая неизбежность. Сам факт жизни во времени, протяженность существования порождает страдание, но, в отличие от богов и животных, человеку дарована возможность преодолеть его. Вера в то, что есть средство обрести свободу, – вера, общая для всех философских и мистических течений Индии, не дает развиться отчаянию и пессимизму: бытие действительно полно превратностей, но если человек узнал пути освобождения от них, он сумеет прекратить страдание.

§ 136. Способы высшего «пробуждения»

«Преодолеть» страдание – вот цель всех индийских философских школ и медитативной техники. Любое знание бессмысленно, если оно не служит «спасению» человека. «Кроме этого [Вечности, пребывающей в Атмане], можно не знать ничего» («Шветашватара-упанишада» I 12)[124]124
  См. другие тексты, процитированные в: Eliade. Le Yoga, р. 24 sq.


[Закрыть].[125]125
  Русский перевод см.: Упанишады. Перевод с санскрита, предисловие и комментарий А.Я.Сыркина. М., Наука, 1991.


[Закрыть] Спастись означает стать сверхчеловеком. В качестве синонимов человеческой стадии Жизни индийские авторы широко используют образы порабощения, скованности, плена, забвения, опьянения, сна, невежества. И наоборот, освобождение от пут, раздирание покровов («сорвать повязку с глаз»), пробуждение, выявление изначальной памяти и т. п. используются как символы прекращения (т. е. преодоления) человеческой стадии жизни, освобождения, свободы мокша, мукти, нирвана и др.).

В «Чханьдогья-упанишаде» (VI 14 1–2) есть притча о человеке, которого злодеи увели с повязкой на глазах далеко от жилища и бросили в безлюдном месте. Бедняга начинает кричать: "Мне завязали глаза и притащили сюда, мне завязали глаза и бросили меня здесь!" Кто-то снимает с его глаз повязку и показывает путь к родной деревне. Переходя от селения к селению и спрашивая дорогу, человек добирается до своего дома, и рассказчик заключает: тот, кого направляет опытный Учитель, сумеет сбросить повязку неведения и, в конце концов, придет к совершенству.

Пятнадцать веков спустя Шанкара (788–820?)[126]126
  O датировке жизни знаменитого адвайтиста см.: Н.В. Исаева. Шанкара и индийская философия. М., Наука, 1991, стр. 46–48.


[Закрыть] дал превосходный комментарий к этому отрывку из «Чхандогьи». Конечно, великий ведийский метафизик толкует притчу в терминах своей системы абсолютного монизма. Но его толкование не просто развивает и уточняет первоначальный смысл притчи. Важно то, пишет Шанкара, что происходит с человеком, уведенном далеко от Сущего (далеко от атмана-брахмана) и замкнутого в капкане собственного тела. Похитители – искаженные представления несчастного (о добродетелях, прегрешениях и т. п.). Повязка на глазах – его заблуждения; сам он находится в плену своих чувств к жене, сыну, другу, собственным стадам и т. п. «Я сын такого-то, я счастлив или несчастлив, умен или глуп, я благочестив и т. д. Как жить? Как изменить обстоятельства? В чем мое спасение?» Так рассуждает вконец запутавшийся человек, пока не встретит того, кто познал истинно Сущего (атмана-брахмана), свободен от рабства, счастлив и, кроме всего прочего, сострадает другим. Он наставит нашего невежду на путь познания, откроет глаза на суетность мира, и тот доселе заложник собственных заблуждений – сбросит с себя путы зависимости от мирских вещей. Так он познает свою подлинную сущность, и с этого момента он уже не беспутный скиталец, каким полагал себя прежде. Он понял: Сущее – это он сам. С его глаз спала пелена иллюзии, порожденной неведением (авидья), и он, подобно нашедшему свой дом, познавшему атмана герою притчи, полон отныне радости и умиротворения.[127]127
  Ср.: Eliade. Aspects du mythe, р. 145 sq. – о сходстве между этим индийским символизмом заблуждения и освобождения от пут и гностической мифологией (см. также ниже, § 229).


[Закрыть]

Погрязшие в бренном существовании приравниваются в «Майтри-упанишаде» (IV 2) к тем, "кто связаны узами своих представлений о добре и зле", заключены в темницу или "опьянены вином" ("вином ошибок"), либо ослеплены тьмой (страсти), либо пали жертвой обмана или бредовых видений – потому-то они и не могут обрести "высшее состояние". «Страдание», определяющее человеческую жизнь, есть результат неведения (авидья). Как показывает прокомментированная Шанкарой притча, человек пожинает плоды этого неведения, пока однажды не поймет, что он, видимо, слишком глубоко увяз в мирской жизни. И учения санкхьи и йоги также учат: истинное Я – не от мира сего (ср. § 139).

Можно сказать, что в упанишадах индийская религиозная мысль приравнивает освобождение к «просветлению» или к осознанию изначального, но доселе не осознаваемого, состояния универсума. Невежество, иными словами, незнание своей сущности можно уподобить «забвению своего начального духовного принципа (атман, пуруша)». Подавив невежество или сорвав покрывало майи, гнозис (джняна, видья) рождает освобождение: истинное «знание» эквивалентно «пробуждению», и Будда – образцовый пример «пробудившегося».

§ 137. История идей и хронология текстов

За исключением древних упанишад, религиозные и философские тексты Индии были созданы уже после провозглашения доктрины Будды. В них прослеживается влияние идей, не встречавшихся нигде, кроме буддизма. Некоторые труды первых веков христианства содержат в себе критику буддизма. По нашему мнению, не следует преувеличивать значение хронологии; в любом индийском труде по философии,[128]128
  Напомним, что в санскрите отсутствует вокабула со значением европейского термина «философия». Та или иная система взглядов носит название даршана, т. е. «точка зрения, понимание, теория, форма размышления и т. п.» (от корня drs в значении «видеть, понимать, размышлять»).


[Закрыть] как правило, легко выявляются идеи, относящиеся к более раннему времени, чем дата создания трактата, и нередко уходящие в глубокую древность. Присутствие в философском тексте новой интерпретации того или иного философского понятия не означает, что о нем не упоминали прежде. И если иногда все-таки можно зафиксировать (впрочем, весьма приблизительно) дату создания некоторых письменных трудов, – тех, что появились не ранее первых веков нашей эры, – то едва ли возможно установить очередность во времени самих философских идей.[129]129
  См.: Eliade. Le Yoga, р. 20 sq.


[Закрыть] Суммируя сказанное: тот факт, что религиозно-философская литература брахманизма сформировалась через несколько веков после Гаутамы Будды, не означает, что эти письменные памятники отражают концепции, сформировавшиеся в буддийскую эпоху.

В годы ученичества Гаутама встречался с адептами разных философских «школ» и от них познавал первоначала веданты (т. е. доктрины упанишад), санкхьи и йоги (§ 148). Сейчас в нашу задачу не входит восстановление всех этапов развития ранних – зафиксированных в упанишадах и трудах буддистов и джайнов – мировоззренческих идей вплоть до их оформления в классическую систему. Достаточно наметить основные эволюционные пути, приведшие к радикальным отклонениям от первоначальной ориентации. Не следует при этом забывать, что после упанишад все методы и системы сотериологии использовали единый концептуально-терминологический каркас. Связка авидья-карма-сансара, тождество «существование-страдание», истолкование неведения как сна, сновидения, опьянения, плена – все это созвездие концепций, образов и понятий было единодушно принято всеми школами. «Шатапатха-брахмана» провозглашала: человек рождается в Мир, созданный им самим (VI 2.2,27). Можно сказать, что три солидарные даршаны брахманизма – веданта, санкхья и йога, а вкупе с ними и буддизм, – включают в себя эту аксиому и ее толкования.