Текст книги "Шедевр"

Автор книги: Миранда Гловер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Солнце светило ярче, чем вчера, и город казался более приветливым. Грузовики уже уехали, и улица опустела. Пообедав, я вернулась в студию и вновь стала изучать диаграмму моей стоимости, сделанную в первую ночь после приезда, повернув ее к камере, чтобы было проще взять крупный план и чтобы Бен или кто-либо другой смог ее прочитать. Потом я стала работать над моим списком «10 фактов о Бене». Меня забавляла мысль, что, пока я вписываю прилагательные, он может все это читать. Я быстро подобрала характеристики и записала их большими заглавными буквами: БОГАТЫЙ, ЧЕЛОВЕКОЛЮБИВЫЙ, ЗАБОТЛИВЫЙ, ВИРТУАЛЬНЫЙ.

Я размышляла над пятым словом, когда раздался негромкий стук в дверь. В коридоре стоял Джо. Он смущенно улыбнулся и замер на пороге, оставаясь там, даже когда я пригласила его зайти.

– Бен просил кое-что вам передать.

Я кивнула.

– Он спрашивает, придете ли вы сегодня на вечеринку в честь выхода пилотного номера нового журнала.

Я стала расспрашивать подробности. Выяснилось, что учредитель газеты – Бен, и в семь часов состоится презентация. Там же у меня будет возможность сыграть свой следующий спектакль. Идея мне понравилась: выступление Изабеллы д’Эсте состоится в окружении творческой элиты Нью-Йорка. Я была очень довольна. Действительно, мне улыбнулась удача. Трудно подобрать более удачную обстановку для того, чтобы изобразить Джеки О эпохи Возрождения.

Было уже почти три часа. Я спросила Джо, собирается ли он на вечеринку – было бы неплохо прийти вместе с ним – но он недовольно ответил:

– Я стараюсь избегать ситуаций, где явно проявляется моя незначительность. Вам что-нибудь нужно перед уходом?

Джо странным образом избегал моего взгляда, и я насторожилась. Но затем его скромность показалась мне очень трогательной.

– Разве что мне захочется выпить.

Сейчас он посмотрел на меня; в глазах читалось удивление, но голос звучал спокойно:

– Да, конечно. Значит, в шесть? Вниз по улице есть классный бар. Мы можем попросить, чтобы машина за вами подъехала прямо туда.

Я уже выложила следующий костюм и была готова одеваться. Он вполне подходил для вечеринки. Костюм состоял из двух частей. Он напоминал наряд Изабеллы д’Эсте, изображенный на картине, но также чуть-чуть повторял стиль шестидесятых – стиль Джеки Кеннеди. Я снова наложила соответствующий макияж: на этот раз бледный тон для лица, ярко-кирпичные румяна на скулы, темно-коричневую помаду и шоколадного оттенка тушь. На голову – короткий ярко-рыжий парик, сверху оригинального фасона шляпка. Я выглядела странновато, но привлекательно; современно и в то же время походила на свою героиню. Я решила, что Петра все-таки гений – создать такое произведение искусства! Я порепетировала перед зеркалом холодное и отстраненное выражение лица и осталась довольна результатом. Затем я добавила чуть-чуть ранимости и понаблюдала за выражением глаз в зеркале.

Удовлетворенно улыбнувшись, я стала собирать необходимые аксессуары: мех черно-бурой лисы, который будет свисать с моей шеи как добровольная жертва, обтянутая кожей книга – список имущества Изабеллы, раскрывающий тему эстетического обладания. А также маленький бежевый замшевый мешочек с монетами, похожими на ту, которая находится в музее – на одной стороне отчеканен мой профиль, на другой – профиль Изабеллы, и наши знаки отличия. Мешочек будет висеть на руке так, чтобы я смогла швырять монеты в толпу. Эти маленькие свидетельства моего баснословного богатства напомнят зрителям о власти, которой обладала моя героиня.

Теперь, когда я была готова, я завернулась в искусственный мех, выключила в студии свет и пошла за Джо.

В баре «Газовая лампа» – спокойном, стилизованном под готику месте в конце квартала – мы заказали водку со льдом. В такую обстановку Джо вписывался отменно, а я почувствовала себя здесь смелее.

– Как часто ты видишь Бена Джемисона? – спросила я с улыбкой.

– Не очень часто, – подумав, ответил Джо, глядя в стакан. – Мы встречаемся в студии раз в квартал – на полчаса или около того… обсуждаем ведение дел. Потом он смотрит, создал ли кто-нибудь из художников что-то новое.

– Бен покупает их работы?

– Время от времени. – Джо на секунду посмотрел на меня, но, встретившись с моим взглядом, тут же потупился. – Но я не помню, чтобы он покупал живого человека.

– А как насчет переманивания клиентов, а? – спросила я.

– Да, но это все-таки не торговля живым товаром, насколько я понимаю.

Мы пили в приятной тишине. Интересно, это Джо установил камеры для Бена? Возможно, поэтому он и отказался зайти в студию: не хотел попасть в кадр. Но я решила пока не спрашивать его об этом.

– А что происходит в отсутствие Бена?

– Он предоставляет обо всем заботиться мне. Раз в год я подготавливаю ему список поступивших заявок, и он выбирает.

– Он, должно быть, страшно занят, поэтому заочно инвестирует это заведение?

Джо иронично улыбнулся.

– Конечно. Я чаще общаюсь с его помощницей, Сарой. Она ведет бухгалтерию. Сара сегодня будет на вечеринке. – Он поднял брови. – Несомненно, она будет вас сопровождать, когда вы приедете.

Пока он говорил, я увидела черный автомобиль.

Теперь Джо тоже заметил его и кивнул.

– Это за вами.

Я чувствовала приятную расслабленность после водки и общения и была абсолютно готова к предстоящему выступлению.

Это оказалось недалеко. Вскоре машина подъехала к одиннадцатиэтажному зданию в центре Манхэттена. На улице столпилось много людей. Мягкий, изумрудного цвета ковер вел по широким ступенькам к охраняемому входу. Нью-Йорк буквально наводнили телохранители, – все переживают за свою безопасность. Но от чего они могут уберечь? По крайней мере, никакой защиты от вспышек фотокамер они не дают. Фотографы отпихивали друг друга, чтобы пробиться поближе. Я медленно поднялась по лестнице под щелчки фотоаппаратов. Я была здесь знаменитостью: они окликали меня по имени, просили попозировать. Только в Нью-Йорке может происходить такая кутерьма из-за снимка, даже после одиннадцатого сентября. Интересно, насколько закрытой является вечеринка? В Лондоне у входа на подобные мероприятия стоит мускулистый вышибала, который будет долго проверять ваше удостоверение личности, прежде чем неохотно и с ворчанием пустит внутрь. Поразмыслив, я заключила, что так оно было бы лучше.

В фойе было полно людей, но никакой суматохи. Все стояли в очереди, дожидаясь, когда их запишут две девушки с макияжем гейш и в коротких красных платьях из латекса. Они жеманно стояли за столом, сверяя имена пришедших и протягивая им новый журнал. На обложке было графически изображено дуло пистолета зеленого цвета и таким же цветом, в тон к ковру на лестнице, было написано единственное слово: «SO». Очевидно, это было периодическое издание, описывающее жизнь знаменитостей с целью привлечения рекламодателей. Я стала в очередь, но тут ко мне подошла китаянка в белом костюме.

– Эстер, добро пожаловать в Манхэттен! – Внимательные накрашенные глаза смотрели пристально, проникая сквозь нарисованный образ. – Я – Сара, помощница Бена.

Сара потянулась за моей накидкой, и я передала мех ей. Она отдала накидку одной из «гейш» и с притворным восхищением оглядела мой наряд:

– Прекрасный костюм! Бен еще не приехал. Мы думали, что он выйдет на сцену первым, представит вас, а затем сделает презентацию журнала, как только вы закончите… – Сара помедлила, – выступление.

Я спросила, планировали ли они снимать представление. В глазах Сары мелькнуло замешательство; она быстро овладела собой, но я все-таки успела его заметить. Значит, она тоже знала о камерах. Она заверила, что съемка обязательно будет.

Сара отвела меня в главный зал, где мы встретили еще одну «гейшу» в красном латексе, разносившую напитки. Я взяла бокал шампанского и осмотрелась. Сара уже куда-то отошла, и некоторое время я наблюдала за вечеринкой в одиночестве. Презентация проходила в просторном выкрашенном яркой краской помещении, которое, скорее всего, было студией скульптора. Сегодня здесь собралась вся творческая элита Нью-Йорка. Размах, с которым было организовано мероприятие, казался беспрецедентным, даже для Америки, даже по современным меркам. Я вспомнила заведения для аналогичных вечеров в Лондоне: огромные темные склады на песчаных улицах Ист-сайда, задымленные бары на Брик-лейн, белая сверкающая галерея Эйдана – альтернативная Мекка для современных британских деятелей искусства. Все они казались куда менее эффектными: может, мы просто отстали от жизни? В Нью-Йорке сосредоточено невероятное количество денег, они ощущаются в каждом сантиметре одежды приглашенных.

Над окружающими возвышались три впечатляющих незаконченных гипсовых слепка – огромные обелиски, изображающие неизвестное божество. Я сразу же узнала, кто автор, и поняла, в чьей студии нахожусь. Почему Джо не сказал мне? Джек Кин был темой одной из моих письменных работ в колледже. Мысль о том, что мне придется выступать в его студии, показалась мне захватывающей. Я взглянула вверх. Студию окаймляла галерея, расположенная на верхнем этаже, она словно разрезала высокие окна с видом на городской пейзаж. С потолка впечатляюще торчали какие-то выступы и блоки, напоминая собой устаревшие трапеции для циркачей.

Я была настолько поглощена рассматриванием обстановки, что не сразу заметила гостей – аморфную массу, ведущую между собой невнятный разговор. Они все старались выглядеть очень стильно, большинство из них носили черный цвет. Исключение составлял лишь какой-то эксцентричный модельер с безвкусно выкрашенными волосами в стиле панк. Я узнала несколько лиц, которые видела в журналах – писателей, актеров, актрис – а потом заметила в другом конце зала Соню Мирч. Я обязательно пообщаюсь с ней, но не сейчас. Она увлеченно беседовала с мужчиной средних лет в черном костюме и с зачесанными назад седыми волосами, который показался мне знакомым. Это был Грег Вейц. Он внимательно слушал Соню, медленно покачиваясь из стороны в сторону и скрестив руки за спиной. Мы несколько раз встречались с Грегом; единственное, что я точно знала о нем – он не может ни минуты стоять спокойно. Грег беспрестанно раскачивался на своих крепких ногах, наклоняясь то вперед, то назад, словно взвешивал сказанные слова, что, впрочем, действительно необходимо людям его профессии. Мне вспомнился Эйдан. Когда он старался на чем-то сосредоточиться, то барабанил пальцами по столу; если не считать этой привычки, он всегда был спокоен и внимателен. Я вдруг поняла, что ужасно соскучилась по Эйдану, к тому же я знала, что он в Нью-Йорке, но не со мной.

Я медленно огляделась по сторонам. Мои глаза остановились на светловолосой голове с безукоризненной прической, а потом я увидела предмет своих дум. Эйдан шел к блондинке с двумя бокалами в руках. Конечно же, это была Каролин. Я могла бы догадаться, что она будет здесь. Я смотрела, как он протягивает ей коктейль и их головы интимно склоняются друг к другу. Они казались настолько близкими людьми, что я тут же испытала приступ ревности, но, понимая полную ее абсурдность, взяла себя в руки.

Мои наблюдения были прерваны чьим-то голосом:

– Эстер, как я рад наконец-то тебя встретить!

Я обернулась и увидела Бена Джемисона, который стоял за моей спиной и пристально смотрел на меня. Рядом с ним была Сара, которая, наверное, никогда не снимала наклеенной улыбки с лица. Я предвкушала встречу с Беном с момента посадки самолета в аэропорту JFK, но сейчас оказалась захваченной врасплох. Бен был выше и шире, чем я себе представляла. Обычно на фотографиях люди кажутся больше, чем на самом деле, но на Бена это правило не распространялось. Я медленно протянула ему руку для пожатия. Он взял ее и задержал немного дольше, чем нужно. Я знала, что не должна поддаваться на провокацию.

– Мне очень нравится твое платье, – сказал Бен с довольным видом, – прямо первая леди!

Он на что-то намекал – на описание Изабеллы в каталоге аукциона или на то, что видел, как я переодеваюсь для предыдущего представления, а может, его кто-то надоумил так сказать. Бен, должно быть, затребовал полнейшую информацию о новом приобретении, например, какие костюмы будут на художнице, которая временно станет его собственностью. Знать о том, что он видел, как я переодеваюсь, было крайне неприятно; меня задело такое проявление его безграничной власти.

– Надеюсь, оно вам действительно нравится, – спокойно ответила я. – В конце концов, все, что вы видите, принадлежит вам.

Бен широко улыбнулся, обнажая прекрасные зубы.

– Тебя устраивает твое временное жилище?

– Да, спасибо.

– Замечательно. Не могу дождаться следующего представления.

– Я готова исполнить его, как только пожелаете.

– Превосходно. После того как я произнесу речь, мы сможем продолжить разговор. О, надеюсь, ты знакома с Соней Мирч?

Я бросила взгляд в сторону Сони. Они с Грегом по-прежнему увлеченно беседовали.

– Я предложил ей взять у тебя интервью для «SO». Насколько я знаю, вас объединяет любовь к искусству, к тому же Соня сказала, что ей будет интересно попробовать себя в новом амплуа.

Сара снисходительно улыбнулась мне, как мать слегка напроказничавшему школьнику, и решительно потянула Бена к сцене. Я повернулась в сторону Эйдана и заметила, что он смотрит на меня через зал. Я улыбнулась ему в ответ полуулыбкой Кристины. Он воспринял это как приглашение, и я чуть не взвыла от негодования, когда увидела, что он идет ко мне, грациозно пробираясь сквозь толпу. Эйдан нежно коснулся губами моей щеки и взял меня за руку.

– Почему ты не отвечала на мои звонки?

– Я ясно сказала: эту неделю я хочу прожить одна.

Меня подбивало спросить, о чем они говорили с Каролин, но, зная, что это прозвучит глупо, я промолчала.

– Я люблю тебя, Эст, и ты сегодня потрясающе выглядишь.

Я не ответила.

– Как все складывается с Беном? – спросил Эйдан.

– Я увидела его только пять минут назад, – шепотом поведала я, – но по всей его квартире стоят камеры, которые наблюдают за мной.

Эйдан расхохотался и сильнее сжал мою руку.

– Значит, он увидит, если я проберусь к тебе, чтобы улучшить «интимный дневник» Викторины?

Помимо воли я почувствовала, как настроение поднимается.

– Никаких больше «интимных дневников», Эйдан. Я пытаюсь войти в образ.

Нас прервал гром аплодисментов. Бен стоял на сцене и собирался выступать. Я заметила, что он, как и я, ощущает себя на сцене как рыба в воде. Его голос звучал размеренно, юмор отличался остротой и вызывал смех в толпе. Возможно, большинство из гостей так или иначе работали на него или находились под его покровительством – в конце концов, это Америка. Пока мы смотрели на Бена, Эйдан слегка обнял меня за талию. Я не отодвинулась. Бен уже закончил приветствия и теперь заговорил обо мне.

– …и вот я сделал то, чего никогда не делал раньше, – произнес он, улыбнувшись в моем направлении. – Я купил живой шедевр. Уверен, что большинство из вас видели работы Эстер Гласс или, по крайней мере, читали о ее представлениях в прессе. Меня спрашивают, почему я заплатил за нее такую большую сумму. Все, что я могу сказать – это то, что я абсолютно убежден: она является одним из выдающихся произведений искусства наших дней. Через пару минут Эстер покажет нам третье представление из семи, составляющих серию «Обладание». Законченный проект с нетерпением ожидает галерея Тейт Модерн, где его запись можно будет увидеть в мае и где он предстанет перед гостями, специально приехавшими со всего мира. Но сначала – разделите со мной удовольствие от самого изысканного приобретения за весь мой опыт коллекционирования.

Огни погасли. Зажегся экран, и мы снова увидели аукцион. Фильм занял не больше пяти минут. Я снова видела Мари Маркоз на сцене, и мое сердце забилось чаще от сочувствия к ней. Когда включили свет, я заметила, что присутствующие ничем не отличаются от публики на экране: все бурно аплодировали. Я восприняла это как приглашение и медленно направилась к сцене. Я поднялась и спокойно стояла, ожидая, пока шум стихнет. Я постаралась сосредоточиться на моей следующей героине. Изабелла д’Эсте была рафинированной интеллектуалкой, музыкантом и политиком, обладала богатством, властью и влиянием, необходимым для того, чтобы претворить свои идеалы в жизнь. Она утверждала свое право на приобретенные произведения искусства, помечая их своими инициалами и гербом. Я старательно вспоминала все, что мне известно о ней. Сегодня я покажу женщину, которая не столько принадлежит, сколько владеет сама.

Минуту я стояла неподвижно, затем начала медленно оглядываться вокруг, смотреть на окружающих и приветствовать их, махая рукой и улыбаясь, словно неожиданно встретила старых друзей. Сейчас я легко представляла, как Изабелла в высшем свете Италии разыгрывает собственный спектакль. Она, должно быть, была знакома со всеми известными личностями своего времени и знала, перед кем из толпы ей нужно играть: полезные люди, которые могут обеспечить ее тем, чего в данный момент она желала. Моя игра вызвала в публике довольный смех. Зрителям понравилось быть частью представления.

Я открыла список имущества Изабеллы и принялась читать:

– Мантенья, Корреджо, Перуджино – у меня есть их картины, мебель, сделанная по их эскизам, и другие произведения искусства.

Громко вздохнув, я подняла глаза к небу и захлопнула книгу.

– Я не могу удержаться, – весело призналась я с легким итальянским акцентом. – Когда я вижу работу великого мастера, – я должна владеть ею. Мир состоит из вещей, и без искусства мы не могли бы передавать свою культуру следующим поколениям. Я женщина, которой принадлежат земли и деньги, наделяющие меня определенной властью в мире искусства.

Я положила книгу на пол, сняла замшевый мешочек и потрясла им в воздухе. Раздался звон монет. Я расстегнула застежку, потом посмотрела на публику и вытащила горсть монет; затем я начала по одной кидать их в толпу, каждый раз говоря: «Держи!», пока они не закончились.

Все старались поймать монеты, и, когда люди увидели лицо Изабеллы д’Эсте на одной стороне и мое на другой, в зале послышался смех. Должно быть, некоторые из них узнали королеву эпохи Ренессанса. Когда мешочек опустел, я медленно покачала им и пожала плечами. Затем слегка поклонилась и покинула сцену под гром аплодисментов.

Публика почти сразу вернулась к своим разговорам, – мое выступление было лишь частью праздника. Хоть они и смотрели представление с интересом, оно не стало самым ярким событием в их жизни. Здесь было слишком много знаменитых и богатых людей, чтобы я могла надолго завладеть их вниманием. Как ни странно, их спокойное ко мне отношение подействовало ободряюще. Это не Лондон, и среди собравшейся здесь элиты я – лишь одна из многих. Тем не менее меня тут же окружила заинтересованная толпа. Кажется, моя продажа очень взволновала их. Эйдан пытался увести меня, но я ныряла в один разговор за другим, пока, разгоряченная адреналином и алкоголем, не обнаружила, что все слова сливаются в непрерывный поток. Мне становилось невыразимо весело. По какой-то непонятной причине толпа оттеснила Эйдана прочь от меня. Бен тоже пропал в море приглашенных.

Я заводила разговор за разговором. Февраль – очень насыщенный месяц в календаре нью-йоркских деятелей искусства. Я с удовольствием получила несколько приглашений на ужины и презентации и даже выслушала пару предложений дать интервью для каких-то элитных изданий, но сейчас я не могла распоряжаться своей судьбой. Кэти напоминала о себе своим отсутствием: обычно она находилась на таких мероприятиях рядом, чтобы держать в стороне назойливых журналистов. Но сейчас ведь Бен решает, где, с кем, как и что я должна делать на протяжении этой недели, не так ли? Трудно играть в игру, не зная правил.

Пора закругляться. Но, может, сначала стоит выпить еще один коктейль? Я взяла бокал с подноса, который проносила мимо «гейша». Я пила какую-то незнакомую жидкость розового цвета, когда ко мне подошла Соня Мирч.

– Это был ловкий ход со стороны Грега и Эйдана – убедить Бена купить тебя. Это просто удача! – с воодушевлением начала она. Кто еще, интересно, подумала я, принимал участие в моей продаже?

– Бен спрашивал, не возьмешь ли ты у меня интервью для «SO», – произнесла я, не реагируя на первую фразу.

– С удовольствием. Может, завтра после обеда? – предложила Соня. – Если будешь свободна, позвони мне. Я работаю в галерее Грега Вейца, готовлю новую выставку. Мы можем встретиться по-английски за чашечкой чая. В Нью-Йорке это сейчас последний писк моды.

– Вообще-то я предпочитаю кофе.

– Хорошо, я знаю одно место, – кивнула Соня, посмотрев на часы. – Мне нужно идти – у меня ужин с Грегом, если только я смогу его найти. А какие у тебя планы?

Я пожала плечами.

– Я жду, пока мой хозяин скажет мне, что делать дальше. В противном случае я вернусь в студию и лягу спать.

– Не говори мне… Этого не может быть! Он поселил тебя в студии Артден?

Когда я описала Соне обстановку своего временного жилища, она издала короткий восторженный возглас.

Соня протянула мне свою визитную карточку и извинилась. Я решила разыскать Эйдана, но вместо этого имела счастье наткнуться на Сару. Улыбка по-прежнему не сходила с ее лица, но теперь помощница Бена выглядела немного озадаченной. Мне захотелось наклониться и резким движением смахнуть улыбку с ее лица. Перед глазами у меня проплывали воспоминания о лондонских вечеринках. Это было бы именно тем поведением, которое обеспечило мне громкие заголовки на первых полосах газет – гораздо в большей степени, чем мое искусство.

– Бен просил передать свои извинения. У него возникли срочные дела, и ему пришлось вернуться в офис. Он надеялся поужинать с вами. Он сказал, что позвонит.

Я почувствовала себя ненужной. Наверное, так себя чувствуют содержанки? Надо воспринимать эту неделю как обычную работу. Я заставила себя понимающе улыбнуться.

– Знаешь, я изнемогаю от усталости, – соврала я. – Как ты думаешь, кто-нибудь может принести мне мою накидку?

– Конечно, – сладким голосом ответила Сара. – Машина уже ждет вас.

Перед тем как уйти, я решила попрощаться с Эйданом. Но ни его, ни Каролин нигде не было.

Я вернулась в студию в отвратительном настроении и обнаружила, что Эйдан прислал мне сообщение: «Ты где?»

Я не стала отвечать. Он опоздал. Я уже сняла костюм и надела черную футболку с гольфами. Но не сняла парик, который, наверное, смотрелся странновато и чересчур театрально, когда я села на подушки в центре комнаты и принялась методично, с помощью палочек, поглощать суши. Я спокойно поглядывала в камеры, словно краем глаза смотрела какую-то ночную передачу. Пусть видит, подумала я, как я ужинаю одна.

Я взяла список качеств Бена и добавила пятое прилагательное: НЕНАДЕЖНЫЙ. Затем повернула лист к камере.

Интересно, что он предпримет? От выпитого спиртного у меня все еще кружилась голова. Запах сырой рыбы вызвал у меня тошноту. Я решила немедленно лечь спать. Когда я шла в ванную, в студии зазвонил телефон. В кромешной темноте я взяла трубку. Конечно, это был Бен.

– Привет, Эстер. Надеюсь, я не разбудил тебя?

– Нет, я только что собиралась лечь спать.

– Извини, что так разочаровал тебя. Ненавижу быть ненадежным. У меня возникли непредвиденные дела.

Его голос звучал вяло. Должно быть, он устал. Но упоминание о последнем прилагательном в моем списке было сделано намеренно. Я почувствовала угрызение совести.

– Вам понравилось представление? – спросила я. Алкоголь развязал мне язык. Мне хотелось знать, как он меня воспринял. Я сознавала, что не произвела сокрушительного эффекта на публику. Честно говоря, я надеялась, что мне окажут более теплый прием.

– Ну, это было… – Бен помедлил, – в общем, интересно.

– Это только один из аспектов проекта, – с беспокойством сказала я неожиданно для себя.

– Понимаю. – Его ответ был сдержанным и любезным. – У меня такое впечатление, что мы смотрим лишь части пьесы и поймем весь спектакль после его окончания.

Бен был прав, и я с облегчением подумала, что он все-таки понял главное. Я не хотела, чтобы он разочаровался или неправильно истолковал проект.

– Завтра меня целый день не будет, – продолжал он, – но мы встретимся вечером. Уверен, что викарий церкви Святого Марка позволит тебе продемонстрировать следующую серию во время вечерней службы во вторник. Перед тобой будут выступать двое поэтов.

– Во сколько?

Я услышала, как Бен переворачивает страницу. Наверное, сверяется с расписанием. Он сейчас в офисе, значит, трансляция ведется на его компьютер.

– Я попрошу Джо сопровождать тебя. Он знает все детали. Представление назначено на восемь.

Я сразу же обрела интерес к разговору. Эйдан хорошо поработал: мой владелец правильно понял требования, изложенные в контракте. Мысль о том, чтобы представлять Деву Марию в церкви, казалась небывалой и несколько провокационной.

– Звучит заманчиво.

– Ладно, Эстер, я могу еще что-нибудь для тебя сделать, перед тем как уйду?

Я немного подумала.

– Можно мне посетить завтра пару выставок?

– Вперед. Может, обнаружишь что-то интересное на Выставке современного искусства в Уитни. Расскажешь потом о впечатлениях.

Мое настроение улучшилось. Бен сказал, что машина будет ждать меня с десяти утра. В глубине души я хотела поехать одна, но знала, что не смогу чувствовать себя в полной безопасности. Бен попрощался и повесил трубку. Я ощутила новый прилив сил. Сначала я расстроилась из-за того, что вернулась в студию так рано и одна, но теперь мой ум сосредоточился на следующем выступлении. В поздних разговорах по телефону есть что-то эротичное, особенно с виртуальным незнакомцем. Я уже собиралась вернуться в душ и начать раздеваться, и вдруг меня осенило.

Завтрашнее представление – о непорочности. Я должна очиститься, прежде чем входить в образ. Я задумалась, выключил ли Бен камеры и ушел из офиса или же он решил понаблюдать за мной еще минуту, прежде чем надеть пиджак и поехать домой. Я вернулась в комнату, стала в центре и дождалась, когда красные и зеленые неоновые огни начнут мигать, затем медленно, но уверенно подняла футболку и сняла ее через голову. Потом по одному стянула гольфы. После этого – черный лифчик и стринги, которые надевала под костюм Изабеллы. Раздевшись, я постояла некоторое время, пока красно-зеленые огни освещали мое тело, потом, не спеша, сняла парик и бросила его на пол. Мои волосы были зачесаны назад, голова в темноте походила на голову скульптуры, кожа казалась белой как алебастр. Я постояла так с минуту, затем медленно описала круг, как прошлым вечером, когда изображала Кристину. После чего отправилась в душ и закрыла дверь. Теперь Бен точно знает, во что вложил свои деньги, подумала я.

36

Бен сказал, чтобы я поделилась своими впечатлениями. Шагая по Уитни, я поняла, что ищу чего-то, но не нахожу. Это искусство было непохоже на то, что я видела в Лондоне – оно было перегружено смыслом, но в нем не чувствовалось остроумия. Американцев нужно как-то расшевелить, отстраненно думала я. Общая тема называлась «Путешествия». Может, основное различие между современными американцами и британцами заключается в пространстве, которое они занимают? Границы нашего крохотного островка заставляют художников выходить за пределы если не страны, то сознания, тогда как в Северной Америке присутствует ощущение, что вы всегда можете собраться и переехать творить в другое место. Ведь, размышляла я, если переезжать каждый год из штата в штат или возвращаться в те, где уже побывал, не выезжая из страны, можно более пятидесяти раз начинать творческую карьеру заново. Возможно, именно это является причиной ограниченности их искусства.

В Великобритании выбор невелик. А у меня, например, его и вовсе нет: только Лондон. Я отказалась от сельской местности как от неподходящего для жизни места, сразу после того, как оттуда уехала, и никогда не испытывала желания вернуться. Я ощущала, что хочу и обязана жить в столице. Мне очень понравились мои путешествия в Париж, Венецию и Вену. Каждый раз, когда у меня в кармане лежит билет на самолет в какую-нибудь другую страну, у меня возникает чувство, словно меня временно выпускают из тюрьмы. Грохот турбинных двигателей означает для меня возможность выбраться за пределы самой себя, служит сильнодействующим наркотиком. Я ощущаю себя свободной от ежедневных забот, которые остались на английской земле. Может, в США кажется, что ты можешь путешествовать, никуда не уезжая?

Было около полудня. Я начала думать о постороннем – верный признак, что выставка неудачная. Шофер Бена подождал меня снаружи. Я с облегчением вышла из галереи на улицу, втягивая сквозь зубы ледяной воздух. Я встала рано, и в голове все еще стоял туман от вчерашних коктейлей. Сев в машину, я попросила шофера отвезти меня в Квинс, где временно находился Музей современного искусства. Я нуждалась в настоящем шедевре, чтобы сгладить негативное впечатление, произведенное на меня выставкой. Пока мы ехали, мое сознание озарялось короткими вспышками прошедшего вечера: огни вечеринки, бесконечные улыбающиеся лица, Соня и мой полуночный стриптиз – без сомнения, снятый на пленку. Я представила, что испытывал Бен, когда смотрел на меня. Я чувствовала, что немного перегнула палку. Получилось довольно глупо, но другая часть моей души, неспокойная бунтарская половина, лишь упивалась произведенным эффектом.

Музей располагался в нескольких современных складах. Даже в его временном жилище обнаружилось мало экспозиций, которые могли бы меня заинтересовать. Вскоре я стояла перед городским пейзажем Восточного Лондона работы Гилберта и Джорджа и с удивлением обнаружила, что тоскую по дому. Затем я подошла к портрету Фриды Кало: костюм, короткие подстриженные волосы, недавний развод с Диего Риверой; состриженные локоны на полу напоминают крысиные хвостики. И тут я поняла, где видела Соню раньше. Сходство было поразительным – чистая кожа, легкая бесполая фигурка, крошечные белые ручки. И костюм. Может, Соня играет в ту же игру, что и я, и сумела достичь полного сходства со своей героиней? Эта мысль потрясла меня, и я поняла, что мы можем стать с ней друзьями. Мне не терпелось увидеть ее сегодня.

Покупая открытки, я была неожиданно польщена, когда студент за прилавком узнал меня, несмотря на меховую шапку и высокий воротник, и попросил автограф. Это странным образом вернуло мне веру в себя, заставило почувствовать свою значимость. Я попросила водителя отвезти меня домой, но перед этим остановиться на Пятой авеню. Мне хотелось пройтись. Зазвонил телефон. Это была Соня. Мы договорились встретиться в кафе на Вест-сайд.

Я шла среди пешеходов, которые спешили по заледенелым улицам и не узнавали меня, мимо «Таймс» и конькобежцев, выделывающих пируэты рядом с Центром Рокфеллера. Я пришла по указанному адресу раньше: маленькое изысканное еврейское кафе со столами, покрытыми красными скатертями, и аппетитными запахами копченой говядины и ржаного хлеба. Проголодавшись, я заказала сэндвич, затем выпила чашку крепкого горького кофе. Соня опаздывала.