Текст книги "Корм"
Автор книги: Мира Грант
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)
Баффи села поближе к лампе: так она сможет делать хорошие снимки с крохотных камер, которые спрятаны в ее украшениях. Основные принципы работы переносной техники были заложены еще во время беспроводного бума, как раз перед Пробуждением: камеры постоянно передают изображение на сервер, а после данные можно спокойно отредактировать. Я как-то пыталась вычислить, сколько на Баффи понавешано передатчиков, но потом бросила это бесполезное занятие. У меня есть дела поважнее – например, отвечать на письма Шоновых фанаток. Ему по несколько раз на неделе предлагают руку и сердце, а письма эти брат заставляет разгребать меня.
Сенатор уступил мне удобное местечко в тени и уселся поближе к кухне, где осталась его жена. Получается, семейный человек и к тому же умеет обращать внимание на чужие нужды. Прекрасно.
– Сенатор, а вы всех своих сотрудников угощаете домашним обедом?
– Только тех, которые вызывают разногласия, – спокойно и уверенно ответил мне Райман. – Не буду ходить вокруг да около: перед тем как одобрить кандидатуру, я прочитал ваши репортажи, статьи, вообще все. Знаю, вы умны и не потерпите наглого вранья. Однако это совсем не значит, что я буду с вами на сто процентов откровенен. Есть области, куда не допускается ни один журналист. В основном речь идет о моей семье, но есть и другие запретные темы.
– Мы с уважением отнесемся к вашим требованиям, – сказала я, а Шон и Баффи согласно кивнули.
Сенатору мой ответ, видимо, понравился; он тоже кивнул и неожиданно продолжил:
– Вас, ребята, никто не хотел видеть в моем предвыборном штабе.
Я невольно распрямилась в кресле. Все интернет-сообщество знало, что помощники сенатора категорически не советовали ему включать блогеров в состав официального пресс-центра. Но я не ожидала услышать такие откровенные слова.
– Все уверены, вы будете писать что вздумается, а вовсе не то, что хорошо для предвыборной кампании.
– Получается, у вас в штабе сообразительные парни работают? – вкрадчиво и с нарочитым южным акцентом уточнил Шон, хитро улыбаясь.
Сенатор захохотал, а Эмили на кухне оторвалась от плиты и заинтересованно посмотрела на нас.
– Я им за это плачу, Шон, так что надеюсь, что да. Весьма сообразительные. Они вам дали довольно точное определение.
– А именно? – спросила я.
– Дети Пробуждения. – К Райману моментально вернулась серьезность. – Вы самая значительная революция, которая случилась за несколько поколений – я имею в виду мое, ваше и как минимум еще два следующих. Мир поменялся в единочасье, и иногда я жалею, что появился на свет слишком рано и не смогу в ней участвовать. Вы, ребята, создаете завтрашний день, именно вы, а не я, не моя любимая женушка и, конечно, не болтуны-телеведущие. Им платят именно за это – они сумели понять, что детишки-блогеры из Калифорнии будут говорить правду, и плевать на политику и последствия.
– Тогда совсем непонятно, – снова удивилась я, – зачем мы вам понадобились.
– Вы мне понадобились из-за того, что собой представляете, – из-за правды. – Сенатор по-мальчишески улыбнулся. – Люди вам поверят. Ваши карьеры зависят от того, в скольких мертвецов сумеет потыкать палкой твой брат, сколько стихотворений напишет твоя подруга и сколько правдивых новостей откопаешь ты сама.
– А если наши репортажи выставят вас не в самом выгодном свете? – Баффи нахмурилась и чуть наклонила голову.
Вполне невинный жест, но я-то знала, что в ее серебристую левую сережку в форме звезды вмонтирована камера. И эта камера реагировала на движения головы. Баффи решила снять сенатора крупным планом.
– Если они выставят меня в невыгодном свете, думаю, мне не следует становиться президентом Соединенных Штатов Америки. Хотите откопать что-нибудь скандальное? Уверен, мои конкуренты уже проделали здесь значительную работу. Хотите освещать предвыборную кампанию? Пишите об увиденном и не волнуйтесь, понравится мне или нет. Мое мнение не имеет никакого значения.
Мы пялились на него и не знали, что ответить. Скорее уж сонет услышишь из уст зомби, чем такие слова из уст политика. Но тут Эмили принесла тарелки и принялась их расставлять. Как нельзя более вовремя: нужно собраться с мыслями. А то бурный выдался денек – я уже не просто удивлялась, а перешла в состояние легкого шока.
Миссис Райман села и взяла мужа за руку.
– Питер, прочтешь молитву?
– Конечно.
Мы с Шоном обменялись многозначительными взглядами, но, как и все остальные, взялись за руки. Сенатор опустил голову и закрыл глаза.
– Господь наш, благослови этот стол и всех, кто за ним собрался. Благодарим тебя за твои дары. За наше здоровье и здоровье наших семей, за компанию, за еду, за то будущее, которое ты нам уготовил. Благодарим тебя, Господи, за щедрость твою, за испытания, благодаря которым мы лучше тебя узнаем.
Мы с братом не закрывали глаза во время молитвы. Мы атеисты. Трудно оставаться верующим, когда зомби так и норовят нагрянуть прямиком в твою младшую школу. Большинство американцев, однако, снова обратилось к религии, руководствуясь неким невнятным принципом: мол, не повредит, если еще и бог на твоей стороне. Баффи, зажмурившись, кивала в такт словам Раймана. По ней не скажешь, но она очень набожная. Месонье ведь католики. Наша сочинительница привыкла читать молитвы на семейных встречах и по воскресеньям посещает службу (не виртуальную, а в настоящей церкви).
– Аминь, – закончил сенатор.
– Аминь, – повторили мы хором, но с разным чувством – каждый в меру своей уверенности.
– Угощайтесь, – улыбнулась Эмили. – Если что, имеется добавка, но я тоже хочу поесть, так что кому надо – накладывайте сами.
Нас ожидали рыбные тако, а сенатор получил от жены еще и поцелуй в щеку.
Шон, разумеется, не собирался за обедом молчать. Он, в отличие от меня, умеет общаться. Кто-то же должен из нас двоих.
– Мэм, вы будете сопровождать мужа во время кампании или присоединились временно? – необычайно вежливо поинтересовался брат (странно, хотя он всегда уважительно относился к женщинам, которые умеют готовить).
– Ни за какие деньги не заманите вы меня в этот балаган, – с усмешкой отозвалась миссис Райман. – Думаю, вы, ребята, спятили, раз туда суетесь. Сайт я ваш люблю, чертовски интересно его читать, но вы точно спятили.
– То есть «нет»? – уточнила я.
– М-м-м. Во-первых, нельзя тащить детей в такую поездку. Ни за что. Преподавателей приличных мы там не найдем. – Эмили улыбнулась мужу, а тот рассеянно похлопал ее по колену. – И к тому же им придется постоянно сталкиваться с политиками и журналистами. Впечатлительным подросткам ни к чему такая компания.
– Эк вы нас, – откликнулся Шон.
– Именно, – не смутилась Эмили. – И ранчо кто-то должен управлять.
– Да, – кивнула я. – Ведь ваша семья владеет ранчо и до сих пор разводит лошадей?
– Джорджия, ты же и сама знаешь ответ, – вмешался сенатор. – Семья Эмили владеет им с девятнадцатого века.
– И если ты думаешь, что страх перед зомби-паломино [12]12
Паломино– порода лошадей.
[Закрыть]заставит меня бросить ранчо, то не знаешь, что такое по-настоящему любить лошадей, – улыбнулась его жена. – Только не горячись. Я помню, у тебя твердые убеждения, касающиеся разведения крупных животных. Ты же активная сторонница закона Мейсона?
– Да, я сторонница его применения во всех сферах.
Фамилия Мейсон животноводам отлично знакома. Из-за этого мы с Шоном зачастую оказываемся в неловкой ситуации. До гибели Филипа никто и не подозревал, что переносчиками активного вируса становятся любые млекопитающие с массой тела более сорока фунтов. Или что Келлис-Амберли легко распространяется между представителями разных биологических видов. Мама застрелила единственного родного сына, а ведь тогда такое было внове и воспринималось как убийство, а не как акт милосердия. Кто угодно сломается. Так что, да, полагаю, меня можно назвать сторонницей закона Мейсона.
– На твоем месте, и я бы его поддерживала, – сказала Эмили; в ее голосе не слышалось обычного для защитников прав животных упрека; она говорила то, что думала – правду, а как ее воспринимать – уже мое дело. – Давайте-ка налетайте на еду, денек предстоит долгий, а за ним последует не менее долгий месяц.
– Ешьте, а то остынет, – поддержал жену сенатор и потянулся за коктейлем.
Мы с Шоном посмотрели друг на друга, почти синхронно пожали плечами и взялись за вилки.
Так или иначе, для нас кампания началась.
У моей сестры ретинальный КА. Филовирус размножается во внутриглазной жидкости. Есть какой-то научный термин, но я, чтобы позлить Джордж, обычно называю это «глазной слизью». Ее зрачки всегда максимально расширены. Синдром КА бывает в основном у девчонок, что не может не радовать – я ведь чертовски нелепо смотрюсь в темных очках. Глаза у сестры карие, но из-за зрачков кажутся черными.
Я уже и не помню Джордж без очков: диагноз ей поставили в пять лет. Когда нам исполнилось девять, родители наняли одну глупую няньку, непроходимо тупую – она сняла с сестры очки и со словами «они тебе не нужны» выкинула их во двор. Думала, мы этакие насквозь испорченные детишки из пригорода, испугаемся и не полезем их доставать. Видите теперь сами: мозгов у нее было не больше, чем у зомби.
Глупышка и глазом не успела моргнуть, как мы с Джордж уже ползали на улице в траве в поисках пропажи. И вдруг сестричка застыла, удивленно вытаращилась и говорит: «Шон?» А я в ответ: «Чего?» А она: «Во дворе кто-то есть». И я поворачиваюсь, а там, бац, зомби. Прямо там! Я его не заметил, потому что смеркалось, а она в темноте отлично видит. Так что полезно бывает, когда зрачки все время расширены. Да и в школе без анализа крови невозможно вычислить, накурилась или нет.
Но вернемся к зомби. Прямо в нашем дворе. Какая. Немыслимая. Круть.
Знаете, с того вечера минуло уже больше десяти лет, а того зомби я до сих пор считаю лучшим ее подарком.
из блога Шона Мейсона7 апреля 2037 года.«Да здравствует король»
Шесть
Для проверки нашего оборудования сенаторской службе безопасности понадобилось шесть с половиной часов. Первые два Шон путался у них под ногами (не хотел оставлять без присмотра свое добро), и в итоге они разозлились и загнали нас в дом. Теперь брат сидел в гостиной, повесив голову на грудь, дулся и ворчал:
– Они что, решили полностью разобрать грузовик? Боятся, мы спрятали в обшивку зомби? Да уж, ничего не скажешь – прекрасное орудие убийства.
– Между прочим, были прецеденты, – отозвалась Баффи. – Помнишь того парня, который хотел убить Джорджа Ромеро при помощи зомби-питбулей?
– Баффи, это миф. – Я мерила шагами комнату. – Его бессчетное количество раз опровергали. Джордж Ромеро мирно умер в собственной постели.
– Превратился в веселого живого мертвеца и живет теперь в правительственной лаборатории. – Шон оживился и для наглядности подергал вытянутыми вперед руками.
Этот американский жест, обозначающий зомби, стал поистине универсальным и международным, наравне с поднятым средним пальцем. Иногда нужно быстро и доходчиво объяснить собеседнику суть дела.
– Как грустно, – опечалилась Баффи. – Сидит там, весь такой подгнивший и безмозглый, ничего не помнит про свои прославленные фильмы.
– Он стал правительственным зомби, – оглянулась я на нее. – Его лучше нас кормят.
– В том-то и дело.
Правительство неимоверно долго выясняло, не розыгрыш ли вспышка Келлис-Амберли. А когда факты наконец подтвердились, разные государственные конторы начали грызню на тему «Кто должен нести ответственность за происходящее». Дня через три ЦКПЗ все это надоело, и они без оглядки ринулись в бой. В конце второй недели их отряды уже отлавливали зомби для изучения. Довольно быстро выяснилось: вернуть человека в нормальное состояние невозможно, вирус в активной фазе наносит такой урон мозгу, что остается только выстрелить зараженному в голову. Но можно попытаться нейтрализовать заразу. Основная задача зомби – превращать любую плоть в инфекцию, и пленных мертвецов весьма успешно использовали для опытов.
Прошло двадцать лет. Все это время ученые занимались исследованиями, забросив почти все технические области, которые не были напрямую связаны с медициной. А результата почти никакого. Нашли способ полностью удалить вирус из живого организма при помощи химиотерапии, переливания крови и одной мерзкой модифицированной разновидности Эболы. [13]13
Геморрагическая лихорадка Эбола (Ebola Haemorrhagic Fever, EHF) – острая вирусная болезнь, вызываемая вирусом Эбола. Редкое, но очень опасное заболевание: летальность в 50–90 % клинических случаев.
[Закрыть]Вот только такая процедура стоит больше десяти тысяч долларов, и никто из подопытных не выжил. И да, всегда остается риск: видоизмененный КА может легко мутировать, как это сделал Марбург-Амберли, и кто знает, не столкнемся ли мы с кем-нибудь пострашнее зомби. В общем, наука по-прежнему топчется на месте.
Ученые быстро выяснили: «здоровье» подопытных зомби напрямую зависит от количества потребляемого ими протеина (то есть живой или недавно умерщвленной плоти – сою и бобы они не едят). Келлис-Амберли модифицирует ткани в частицы вируса. Чем больше «чужого» протеина он использует, тем меньше трансформирует плоть самого зомби. Так что если зараженного постоянно кормить – он не распадется и не «сносится». Почти все немногочисленные американские скотофермы производит еду для живых мертвецов. Какая ирония, правда? Коровы весят больше сорока фунтов, а значит, подвержены заражению. Зомби кушают зомби. Прекрасно.
В наши дни многие завещают тела науке: семья не тратится на похороны и получает от правительства кругленькую сумму (чтобы не подали в суд, если ожившего покойничка вдруг покажут по телевидению). Плохой, конечно, вариант для членов религиозных сект, которые боятся оскорбить Господа. Они-то верят, что тело после смерти должно оставаться неприкосновенным, иначе никакого тебе рая. А для остальных сойдет, ничем не хуже кремации, разве только слопаешь после смерти какого-нибудь недотепу-исследователя, если система безопасности погорит.
Джордж Ромеро, конечно же, не собирался спасать человечество. А доктор Александр Келлис не собирался его уничтожать. Но выбирать себе судьбу нам зачастую не дано. Люди быстро научились бороться с зомби именно благодаря фильмам Ромеро: целься в голову, используй огонь (только не позволяй горящему зомби до тебя дотронуться), если тебя укусили – конец. Поклонники режиссера в разных странах опробовали приемы из фильмов ужасов на практике и написали о результатах в многочисленных блогах. И тем самым спасли человечество.
Когда у него брали интервью, мистер Ромеро всегда казался немного озадаченным, но одновременно и польщенным. Он говорил: «Зрителям не нравилось, когда зомби побеждали, и я всегда знал: это неспроста». Никто особо не удивился, когда Джордж завещал тело науке. Достойный конец для человека, который в одночасье превратился из создателя второсортных ужастиков в национального героя. К реальности меня вернул голос Шона:
– Не напортачили бы там с моим оборудованием, некоторые вещи довольно трудно было раздобыть.
Брат нахмурившись уставился в окно.
– Дурачок, ничего они твоему оборудованию не сделают. Мы журналисты, и правительственные агенты прекрасно знают: в случае чего раструбим на весь белый свет и начнем со страховой компании. – Я в шутку отвесила Шону подзатыльник. – Просто проверяют, нет ли у нас бомбы.
– Или зомби, – вставила Баффи.
– Или наркотиков, – согласился Шон.
В комнату вошел сенатор:
– На самом деле вы нас слегка разочаровали: ни бомб, ни зомби, ни наркотиков. Я-то считал вас бывалыми журналюгами, а у вас даже выпивки нет.
– Проверка закончена? – Я остановилась посреди гостиной.
Шон и Баффи немедленно повскакивали на ноги. Понятное дело: Баффи переживает, что охранники лапали наши серверы. И копались в снаряжении для охоты на зомби – а от такого всегда съезжает с катушек мой братец, и тогда хоть в ванной его запирай – иначе покоя не будет. Не позавидуешь этим двоим. Я в подобных ситуациях остаюсь спокойным профессионалом. Баффи с Шоном, конечно, дразнят меня компьютероненавистником, зато забери сенаторские молодчики наше оборудование – коллеги потеряют все. А мне для работы достаточно МР3-диктофона, мобильника, ноутбука и стилуса – слишком примитивная техника, в ней никто специально копаться не будет.
Разумеется, есть еще грузовик и байк – наши средства к существованию и самое ценное имущество. Но их легко починить: мотоцикл у меня не самый навороченный, так что вполне достаточно хорошего механика. Федералы вроде бы взрывать их не собирались, так что все в порядке.
– Закончена. – Сенатор и бровью не повел, когда Шон и Баффи выбежали из комнаты, даже не попрощавшись. Я не двинулась с места.
– Да, Джорджия, усиленная конструкция грузовика действительно впечатляет. Собираетесь пережидать там осаду?
– Вполне допускаю такую мысль. Системой безопасности занималась мама. А мы делали электрику.
Райман понимающе кивнул. Конечно, Стейси Мейсон давно зарекомендовала себя как ведущий специалист в области зомби-защиты.
– Должен признать, большую часть вашего оборудования я оценить не способен, но безопасность… Твоя мать потрудилась на славу.
– Передам ей ваш комплимент. – Я махнула рукой в сторону двери. – Мне нужно идти, пора присоединиться к веселью. Баффи захочет немедленно вывесить сегодняшний материал. А если я не стою у нее над душой, она всегда перегибает палку.
– Понятно. – Сенатор на мгновение смолк, а потом спросил слегка напряженным голосом: – Мисс Мейсон, могу я попросить о небольшой услуге?
Ага, вот и началась цензура. Проиграла Шону десять баксов: я-то ставила на то, что Райман продержится до официального начала путешествия.
– О какой, сенатор? – поинтересовалась я как можно более ровным голосом.
– Эмили. – Мужчина покачал головой и вымученно улыбнулся. – Знаю, вы опубликуете все, что сочтете нужным. С удовольствием прочитаю и просмотрю репортаж. Думаю, мы не отследили и половины ваших камер и диктофонов. Сенсоры еле-еле засекли некоторые из приборов мисс Месонье. А у нее наверняка были и другие, которые они и вовсе не засекли. Подруга у тебя – прирожденный шпион, нам бы сказочно повезло, завербуй мы такого агента. Так что вы наверняка отсняли превосходный материал. Я рад. Но вот Эмили… Понимаешь, ей не очень нравится чрезмерное внимание прессы.
Я задумчиво посмотрела на собеседника.
– Так вы хотите, чтобы я постаралась не использовать изображения вашей жены?
Странно. Эмили Райман дружелюбная и фотогеничная; и если забыть про ее любовь к лошадям, я пока не встречала ни у одного политика такой здравомыслящей жены. Думала, сенатор, наоборот, воспользуется ситуацией.
– Но она же будет участвовать в кампании, а если вы победите…
– Эмили знает свою роль, и она не против, если про нее напишут в репортаже, просто не хочет, чтобы ее изображение чересчур часто появлялось в прессе. – Сенатор явно чувствовал себя не в своей тарелке; и именно поэтому я склонна была удовлетворить его просьбу. – Пожалуйста. Если возможно. В качестве большого личного одолжения.
– Почему? – Я сдвинула очки на кончик носа и посмотрела ему в глаза.
– Из-за лошадей. Знаю, ты не одобряешь разведение крупных животных, подверженных заражению, но и не высказываешься в резкой форме. Я читал статьи: ты лоббируешь введение более строгих ограничений в этой области – безусловно, твое право, право американского гражданина. И даже логично, учитывая историю семьи Мейсонов. Только вот некоторые сторонники ограничений… предпочитают агрессивные методы.
– Вы про взрывы в Сан-Диего?
Событие долгое время гремело в новостях: активисты заложили бомбы в крупнейшем в мире зоопарке. Фанатичные сторонники закона Мейсона, которые выступали против разведения животных, способных подвергнуться амплификации. Одним словом, те же экстремисты, что ратуют за снятие всемирных запретов на охоту и настаивают на полном истреблении всех крупных млекопитающих Северной Америки. Называют себя «сторонники жизни», а на самом-то деле являются настоящими сторонниками геноцида. Из штанов выпрыгивают – так им хочется, прикрывшись законом, устроить бойню. По их милости в Сан-Диего погибли сотни живых существ, в том числе и люди. Вирус распространялся самыми дикими способами: «Первый случай заражения из-за укуса жирафа» – как вам такое?
Сенатор мрачно кивнул.
– У меня три дочери. Сейчас они на ранчо вместе с бабушкой и дедушкой, и скоро Эмили к ним присоединится.
– Не хотите привлекать к ним внимание?
– Боюсь, это неизбежно. К сожалению, такова современная политика. Но, пока возможно, хочу их уберечь.
Я по-прежнему изучала его, глядя поверх очков. Сенатор, в отличие от большинства людей, спокойно выдерживал мой взгляд. Конечно, у его жены тоже ретинальный КА. Наконец я поправила очки и кивнула:
– Посмотрим, что можно сделать.
– Спасибо, мисс Мейсон. – Райман улыбнулся – по-мальчишески и с явным облегчением. – Не буду больше задерживать – нужно ведь срочно проверить фургон и мотоцикл?
– Если ваши парни его поцарапали, я сильно разозлюсь, – пообещала я, выходя на улицу.
Убрать Эмили из кадра довольно легко. Ущерба для репортажа почти никакого, а комната не слишком ярко освещалась – так что можно аккуратно подправить изображение и не вызвать подозрений: не дай бог решат, что мы что-то скрываем – тут же набросятся, как стервятники. Поручим дело Баффи, она же у нас гений компьютерной графики.
Интересно, что он вообще решился на такую просьбу. Сенатор прекрасно знал: нашему терпению есть предел и просить умалчивать о чем-то можно, но ограниченное количество раз. В определенный момент мы разозлимся, и тогда добра не жди. Зачем же тогда вообще знакомить с женой? А потом расходовать наши «одолжения» и просить вырезать ее из сравнительно невинного отчета о семейном обеде? Может, старается понравиться? Мол, «моя жена не любит сниматься, и за детей боязно; ей-богу – вы же понимаете?». Вряд ли. Думается, просто хочет с нами познакомиться, но не хочет расстраивать жену. Своим инстинктам я доверяю, а интуиция подсказывала: Райманы – вполне симпатичные люди. Разве только занятие выбрали неподходящее – политика и разведение лошадей.
Грузовик и байк стояли во дворе. Фургон вычистили так, что он просто сиял (не забыли и про башни-трансляторы). Хромированные детали моего мотоцикла слепили глаза даже через черные очки.
– Таким чистым он не был со дня покупки, – пробормотала я.
Солнце уже садилось, но, по моему личному мнению, оно вполне могло бы и ускориться.
– Джордж! – Из задней двери грузовика высунулась голова Шона. – Эти парни вывели пятно от фруктового пунша на сиденье!
– Да ну?
Впечатляет. Мы посадили его на третий день, как получили от родителей грузовик – подарок на восемнадцатую годовщину усыновления. Папа тогда сказал: «Лицензии у вас класса А, и оборудование должно быть соответствующее». И правда, соответствующее, только пришлось потратить уйму времени на переделку.
– И они перепутали все провода Баффи, – почти с садистским удовлетворением отметил брат.
Еле сдержав улыбку, я провела рукой по сияющему корпусу байка. Если они его и поцарапали – то сами же потом и заполировали. Великолепно.
В грузовике, однако, царила отнюдь не радостная атмосфера. Шон, развалившись на стуле, чистил арбалет, а от Баффи остались только ноги – она лежала на спине под пультом, выдергивала провода из «неправильных» разъемов и вставляла их в «правильные». Каждый раз на одном из мониторов появлялось изображение или начинали мелькать помехи. Сюрреалистичное зрелище, как в дешевом фильме ужасов. При этом девушка гневно стучала пятками по полу и ругалась, как матрос. Солидный лексикон.
– Деточка, ты же этими самыми губами маму целуешь. – Я перешагнула через мотки кабеля и уселась на рабочий стол.
– А ты на это посмотри! – Баффи вылезла из-под пульта и теперь, стоя на коленях, потрясала зажатым в кулаке пучком проводов.
Я молча подняла брови.
– Они все неправильно подсоединены! Все!
– А на них были ярлыки?
Девушка на мгновение задумалась.
– Нет.
– А они были подключены по нормальной, человеческой и понятной схеме?
Можно не спрашивать. Электрику делали мы с Шоном, но за проводку отвечала Баффи. А она считает обычные системы слишком занудными. Я как-то пыталась вникнуть в ее логику, но дело каждый раз заканчивалось головной болью. Иногда неведение – действительно благо.
– А зачем понадобилось все отключать? – пробормотала сочинительница и снова полезла под пульт.
– Ты ее не убедишь, – вмешался Шон, проверяя тетиву на арбалете. – Какой там здравый смысл – на ее территорию вторглись гнусные варвары.
– Поняла.
Ближайший ко мне монитор включился, и спустя минуту помехи сменились изображением двора.
– Баффи, когда мы сможем приступить к работе?
– Минут через пятнадцать-двадцать. Я еще не проверяла резервные установки, наверняка и там устроили бардак. – В голосе девушки слышалось неприкрытое раздражение. – Потери данных пока не обнаружила, но внешние камеры целый час бездействовали, руки у этих ребят растут не из того места.
– Думаю, мы легко переживем – зачем нам запись, на которой заснята служба безопасности? Шон, свет включишь?
– Конечно. – Брат отложил самострел, опустил на окно штору и закрыл заднюю дверь.
Баффи недовольно пискнула из-под пульта, и Шон нажал выключатель. Грузовик залил приятный мягкий свет. Такие лампы разработаны специально для чувствительных глаз, и каждая обходится в пятьдесят баксов, но дело стоит того. Даже удобнее домашних ультрафиолетовых светильников. Голова не просто не болит – иногда они вылечиваютмигрень.
Со вздохом облегчения я сняла очки и принялась массировать кончиками пальцев правый висок.
– Ладно, братцы, что скажете? Первая официальная встреча с сенатором, впечатления?
– Его жена мне понравилась, – отозвался Шон. – Фотогеничная, ее можно прекрасно использовать. Насчет самого сенатора пока не определился: либо он действительно этакий бойскаут, который непонятным образом так высоко забрался, либо дурит нас.
– Тако получились вкусные, – вмешалась Баффи. – Мне Райман понравился: ведет себя вежливо, даже когда это необязательно. По-моему, вполне приятная работенка.
– Приятная или нет, главное, чтоб приносила доход, – пожал плечами брат. – Мы делаем карьеру, и деньги есть деньги.
– Согласна с вами обоими, почти согласна. – Я все еще массировала правый висок: точно придется пить обезболивающее, причем скоро. – Сенатор, конечно, не так хорош, как хочет казаться, но ведет себя гораздо лучше, чем мог бы. Тут не все игра на публику. Искренность подделать трудно. Напишу о нем сегодня очерк, что-нибудь вроде: «Первые впечатления о человеке, который, возможно, станет нашим президентом». Пока ничего серьезного, но все же. Баффи, сколько будешь монтировать материал?
– Как только все заработает, мне понадобится час, максимум два.
– Постарайся уложиться в час. Нужно успеть, пока на восточном побережье читатели не легли спать. Шон, сделаешь репортаж о местной системе безопасности? Расспроси охранников и выясни, что у них с оружием, ладно?
– А я уже начал, – широко улыбнулся брат. – Помнишь того светловолосого верзилу? Такой, на регбиста похож?
– Да, великана я заметила.
– Стив. Таскает с собой биту. – Шон изобразил замах, как в бейсболе. – Представь, как он с ней мастерски управляется!
– Понятно, классика, – сухо ответила я. – В общем, хватай камеры и отправляйся тормошить местных. И последний пункт в повестке дня: сенатор обратился к нам с просьбой.
Баффи снова вылезла из-под пульта с очередным пучком проводов в руках. Девушка выглядела удивленной, а Шон, похоже, рассердился:
– Только не говори, что он уже пытается ввести цензуру.
– И да, и нет. Райман хочет пока исключить Эмили. Ну, чтобы мы по возможности убрали ее из репортажа.
– Почему? – недоуменно пробормотала Баффи.
– Сан-Диего.
Брат сообразил довольно быстро. Он не такой преданный сторонник закона Мейсона, как я, но за полемикой следит.
– А, он не хочет подвергать опасности ее и ранчо, если вдруг мы слишком заострим внимание.
– Именно. – Я переключилась на левый висок. – Там сейчас его дети вместе с бабушкой и дедушкой, а Райман, сами понимаете, не хочет гробить семью. Риск, конечно, остается, но он, пока возможно, собирается не выставлять их на всеобщее обозрение.
– Я могу отредактировать видеозапись, – предложила Баффи.
– В моей статье Эмили вообще не фигурирует, – согласился Шон.
– А я про нее умолчу. Договорились?
– Вроде как.
– Чудно. Баф, скажешь, когда наладишь прямую трансляцию во всех зонах? Выйду на минуточку воздухом подышать. – Я снова надела черные очки.
– Займусь-ка работой. – Шон опередил меня и выскочил из грузовика.
Брат немедленно отправился искать охранников, не оглядываясь по пути. Он меня знает лучше всех, иногда даже кажется, лучше меня самой. Знает, например, что перед работой мне нужно немного побыть одной. Неважно где, но одной.
Заходящее солнце светило гораздо мягче, и на байк уже не было больно смотреть. Я прислонилась к нему, закрыла глаза и подставила лицо закатным лучам. Что ж, детки, добро пожаловать в большой мир. Все завертелось, и нам остается сконцентрироваться на правде и не отставать.
В шестнадцать лет я сообщила отцу, что собираюсь стать вестником. Он и так уже знал, но тогда я первый раз сказала ему официально. Папа использовал кое-какие связи, и меня зачислили на курс истории журналистики в университет. Эдвард Р. Мэроу, Уолтер Кронкайт, Хантер С. Томпсон, Камерон Кроу [14]14
Знаменитые американские журналисты и телеведущие.
[Закрыть]– приобщилась к великим как должно – через их статьи и дела; влюбилась со всем пылом молодости, без оглядки и задних мыслей. Я никогда не хотела стать Луис Лейн, [15]15
Луис Лейн– вымышленный персонаж, журналистка, возлюбленная Супермена.
[Закрыть]девушкой-репортером (хоть как-то и нарядилась ею на Хеллоуин), нет, я мечтала стать Хантером Томпсоном или Эдвардом Мэроу, разоблачать правительственную коррупцию, хотела добывать правду, делать новости, и будь я проклята, если когда-нибудь пожелаю иного.
В этом мы с Шоном похожи. Но у брата другие приоритеты. Для него хорошая история (если, конечно, позволяют моральные принципы) важнее фактов. Именно поэтому ему все удается, и по этой же причине я каждый раз дважды перепроверяю его статьи перед публикацией.
Одно я твердо усвоила из университетского курса: тридцать лет назад люди представляли себе будущее совершенно иначе. Зомби уже не новость. Живые мертвецы были главной новостью когда-то, в то страшное жаркое лето в начале века, а теперь они лишь часть повседневной жизни. Зараженные выполнили свою функцию – изменили мир навсегда и полностью.
Все очень обрадовались, когда доктор Александр Келлис объявил о создании универсального средства от простуды. Я-то ею (за что ему спасибо) никогда не болела, но знаю, как люди раньше мучились: постоянно чихали, сморкались; любой мог на тебя накашлять. Келлис и его исследовательская группа проводили клинические испытания. Медики действовали слишком быстро, преступно быстро, но кто я такая, чтобы их судить? Меня-то там не было.
