Текст книги "Сладкий роман"
Автор книги: Мила Бояджиева
Жанр:
Прочие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
Роль разбитной красотки – соблазнительницы и чертовки, решительным образом изменила жизнь девушки. Она впервые оказалась в центре мужского внимания и неподдельного восхищения всей съемочной группы. Но никто не удостоился внимания Дикси.
...Съемочная группа расположилась в отеле на берегу Женевского озера. Работа подходила к концу, бурно догорали вспыхнувшие на площадке романы. Дикси запиралась в своем номере, презирая себя за то, что оказалась столь похожа на Эрика: эротические развлечения скорее раздражали, чем привлекали её. Как сильно бы удивился отец, знай он, что к девятнадцати годам ничего более серьезного, чем поцелуи, в сексуальном опыте Дикси не числилось. Она не считала себя ни ханжой, ни холодной – просто все парни, казавшиеся вполне привлекательными издали, при ближайшем рассмотрении не выдерживали конкуренции с созданным её воображением образом. Это был некий прекрасный герой, соединивший черты экранных звезд с нелепым обаянием её университетского друга Жана.
Жанни метил в "короли финансов", вернее, в императоры, потому что был мал ростом, черняв и носат, как Наполеон. А кроме того имел совершенно незаурядные способности. Чуть ли не с первого дня знакомства с Дикси в библиотеке, Жан избрал её своей Прекрасной дамой, обязуясь писать за неё все необходимые учебные работы. В качестве благодарности он просил лишь одно – сорока пяти минутные ночные рандеву по телефону – без пропусков и выходных.
Плата за свободу от ненавистных занятий показалась Дикси чрезмерной, но вскоре она убедилась, что совершила выгодную сделку: работы, выполненные за неё Жаном получали высший бал, а сеансы "телефонного секса" превратились в насущную потребность. Так иронически Жан называл свои невероятно возвышенные монологи, пронизанные рыцарских преклонением и утонченной чувственностью. Объясняясь в любви Дикси, он воображал себя Сирано де Бержераком, прячущим в сумраке уродливое лицо. У Дикси кружилась голова от чарующего голоса, дарящего ей все красоты мировой поэзии, умеющий говорить о чувствах с возвышенной простотой умудренного опытом неотразимого мужчины. Трудно было поверить, что под маской изысканного кавалера скрывается бедняга Жанни, большеголовый уродик, сторонящийся женщин.
Ах, как не хватало голоса Жана, его сердца, его головы мускулистым красавчикам, добивавшимся близости Дикси !
Может она влюбилась ? Но в кого ? В голос, в фантом, в антологию мировой поэзии ? Это её увлечение, наверно, смог бы понять отец. Если бы поверил ... Теперь он воображает свою непутевую дочь участницей немыслимых оргий, устраиваемых "богемой", а она сидит взаперти, в своем номере, не испытывая ни малейшей тяги к плотским утехам.
Режиссер Курт Санси проявил активность в ухаживаниях за созданной им звездой, не сомневаясь в успехе. Но бедолага пал жертвой предумышленного злодейства: Дикси избрала Курта орудием уничтожения своей невинности. Во-первых, потому, что не испытывала к нему никаких чувств кроме дружеского расположения, а во-вторых, именно такой вариант был бы, наверно, особенно противен занудному папочке. Дикси надоело быть оболганной девственницей уж слишком устаревшее амплуа. Бедняга Санси, подвернувшийся под руку, позеленел от страха. Ошеломленный девственностью столь развитой крошки, он тыкал ей под нос гостиничную простыню со следами небольшого кровопролития: "Что, что, скажи на милость, мне теперь с этим делать? Никаких детей от тебя я не признаю!" Дикси насмешливо молчала, а он долго и нервно говорил что-то о её ловкости, желании "положить на него лапу" и, наконец, категорически отрезал: "Я женат и обожаю своих парней". "Не волнуйся, я не собираюсь рожать и вообще не имею на тебя никаких видов. Так было надо. Плюнь и забудь", – одеваясь у казенного трюмо успокоила своего первого мужчину Дикси каким-то чужим, опытным голосом. Секс с Куртом её совсем не вдохновил. После того, как первый любовник в смятении бежал, наговорив кучу обидный глупостей, Дикси чуть ли не час простояла под душем, а потом вытащила из вазы принесенную Куртом охапку алых, возмутительно интимных и неуместных в этом фарсовом свидании роз.
"Ну что же, дело сделано. Теперь ты не сможешь меня оскорбить, потому что будешь прав, папочка ..." – Дикси бросила цветы с балкона. Вряд ли ей удастся когда-нибудь полюбить розы.
"Королева треф" с огромным успехом прошла по экранам. Затем последовал триумф Дикси, инсульт у взбешенного отца и возвращение к экономике. Юную звездочку одолевали предложениями, присылали сценарии, которые прочитывала втайне от мужа Патриция. Однажды поздно вечером она пришла в спальню дочери и положила на атласное одеяло папку с ботиночными завязками. "Почитай". Пат сняла очки, глаза у неё оказались виноватыми, и даже под слоем ночного крема лучились нежелательными морщинками. Сценарий назывался "Берег мечты", а коротенькое письмо с предложением "попытать счастье под командованием занудного Старика" было подписано самим Умберто Кьями!
Умберто Кьями стоял на пороге семидесятилетия. Завоевав славу мастера лирической комедии уже к концу шестидесятых годов, он вдруг перестал снимать, занявшись разведением зверюшек в своем обширном ранчо на средиземноморском побережье.
В отличии от других "стариков", не отвечавших требованиям нового времени Кьями не выступал с нападками на "секс и насилие" заполонивших экран. Он проводил долгие часы в вольерах с тиграми и носатыми обезьянами, так ошарашивающе похожими на человека. И думал. Наблюдая за животными, мэтр все больше склонялся к мнению о том, что никаких "веяний времени" для настоящего искусства вовсе не существует. Есть глобальные,
общие для всего живого законы и то особое, что отличает лишь человека. На выяснении этого различия и построена вся игра философий и стилей, весь механизм нравственного и эстетического опыта.
В мире кино Умберто Кьями считался натурой цельной и простецкой. Природный юмор и обостренное поэтическое чутье выходца из семьи тосканских крестьян давали ему своеобразное преимущество перед "детьми городской цивилизации", делающими ставку на интеллект и формальное новаторство. Чем меньше простодушные фильмы Умберто претендовали на "вскрытие истины", тем больше мудрости и стихийного мастерства открывали в них критики. Когда он вдруг сказал "хватит" и ушел из кино, все думали, что Умберто капризничает. Но проходили годы, а упрямый тосканец и не думал браться за дело – ему даже перестали посылать сценарии.
Некий никому не известный малый достал Старика в деревне и каким-то чудом подсунул ему свой сценарий. Вскоре разнеслась весть: Умберто будет снимать новый фильм! Он даже не отказался дать журналистам интервью.
"– Ярче, глубже всего человеческое проявляется в умении любить и смеяться, которым плохо владеют зверюшки. Вот про это я и попытаюсь рассказать – просто и наглядно, как в детской песенке," – заявил Умберто, чувствуя, что сценарий "Голубой мечты" послан ему свыше, и он должен сделать то, что должен и может сделать он один.
С выбором актрисы на главную роль возникли проблемы: Старик искал нечто нереальное – "этакую дикарку с лицом деревенской Мадонны".
– Остались, знаете ли, кое-где в глуши пугливые святоши с босыми ногами и невинной мудростью во взоре. Невинные грешницы, подобные самой природе. – Внушал Умберто терявшим надежду ассистентам. Напрасно пытались объяснить ему, что нынешние сельские красотки вовсе не те простушки, какими помнил их Умберто.
Пробы шли больше месяца.
Когда Старику принесли ролик с "Королевой треф", рекомендуя присмотреться к молоденькой актрисе Кетлин Морс, исполнявшей роль романтической грони, он отчаянно замахал руками :
– Упаси Боже ! Терпеть не могу этих тощих, издерганных современных пигалиц! Да к тому же – француженок. Вот уж – пальцем в небо ! – но бросив взгляд на экран Умберто продолжал смотреть почти целый час, морщась и скребя седую щетину на крупнолобой голове. – А нельзя на неё глянуть ? Нет не на чернявую святошу, на другую – рыженькую. Да, да, именно – на вертихвостку!
– Мэтр, вы же искали девственницу, – робко заметил ассистент. – А эта пышногрудая куколка ...
– Доверь мне вопрос о девственницах, парень, – хмыкнул Старик. Сдается мне, ты знаешь о них лишь понаслышке. У меня было две жены, царство им небесное, и для каждой я был первым и последним.
Всем была известна печальная история семейной жизни Старика, женившегося поочередно на двух сестрах-красавицах из соседней деревни. Обе скончались, прожив в браке не более трех лет и не оставив потомства. Поговаривали о наследственном заболевании крови и о проклятье, преследовавших семейство Аяццо. Овдовев вторично в тридцать три года Умберто больше не женился, предпочтя многочисленные необременительные связи. Большую любовь, обманувшую его в жизни, он обходил и в своем творчестве, испытывая почти суеверный страх. Теперь Старик вернулся в кино, чтобы высказать в "Береге мечты" все, что понял о любви за свою долгую жизнь.
Сценарий фильма вместе с сопроводительным письмом был отправлен в Женеву и вскоре, вопреки слухам о её отказе продолжить кинокарьеру, Дикси Девизо стояла в павильоне, где проходили пробные съемки.
– Привет малышка ! – помахал ей из темноты Умберто, не поднимаясь со своего любимого кресла. Девушка, прищурившись пыталась рассмотреть мэтра сквозь яркую световую завесу включенных софитов.
– Давай-ка, не будем терять время. Ты прочитала сценарий ? Умница. Анита принесет тебе костюм. И не копайся с гримом – меня это вовсе не интересует. Лучше умойся, как следует.
– У меня нет косметики, синьор Кьями, – ответила девушка, недоуменно крутя в руках лоскут леопардовой шкуры.
– Это одень через плечо, вот здесь застежка, а сзади я помогу подвязать шнурки, – показала Анита. – Белье можно оставить свое, я имею ввиду трусики.
Через пару минут почти обнаженная девушка появилась на площадке и Умберто довольно присвистнул – ему понравилось, как естественно и прочно ступали по ковру её босые ноги. И это юное, пышно расцветшее тело! Фигура в духе старых мастеров.
– Куришь, пьешь, колешься ? – на всякий случай осведомился Старик, не терпящий замашек "золотой молодежи".
– Нет, но у меня плохой итальянский, – сказала она с заметным акцентом.
– Тем лучше. Как ты заметила, дикарка в фильме только начинает говорить. К тому же – это не главное. Джузеппе, давай сюда Кинга. – Крикнул Старик в темноту и молоденький ассистент вынес на площадку крупного толстого кота тигровой масти.
– Не бойтесь, синьорина, он у нас кастрированный. Я хотел сказать совсем не злой и сонный. Света не боится – вырос на киностудии. – Парень протянул Дикси кусочек сырого мяса. – Это для Кинга деликатес. Сегодня ему везет. Подняв хвост трубой кот устремился к Дикси, учуяв лакомство.
– Порядок – партнер в кадре. Теперь, детка, забудь обо всем и поиграй с ним. Солнышко, полянка где-то в джунглях, тебе хочется резвиться. А рядом друзья – вся дикая мелочь, что плодиться в лесах. Ты – Маугли и ещё не знаешь, каков человек. Ты невинна, как дитя, но в твоем теле просыпается женщина. Ясно?
Да прекратите шуметь, Анита ! – Гаркнул Умберто и скомандовал оператору. – Поехали !
Дикси присела и погладила трущегося о ноги кота, тот сразу же встал на задние лапы, целясь на поднятый девушкой кусок мяса. Бурчанье Кинга заглушало стрекот камеры. Изловчившись, кот выхватил мясо и оттащил его подальше.
– Шустрый, подлец. Жаль, что не человекообразен. – Камера замолкла и слова Старика прозвучали приговором не справившейся с заданием претендентке.
– Не вышло, – поникла Дикси. – Простите, я не актриса. Учусь на экономиста. Не умею сосредоточиться на действии, собраться ... получится чудесный фильм. – Одернув леопардовый лоскут, заменявший юбку, Дикси направилась к ширме.
– Эй, я не отпускал тебя с площадки. Что за капризы ? Ты прилетела из Женевы ?За билет кто платил ? Ах, папа ... – Умберто покачал головой, cловно Дикси созналась ему в страшном грехе. – Вероятно папа не беден ? Чудесно ! Восхитительно ! Папа богач, а дочка рвется в кино ! Вместо того, чтобы штудировать труды Маркса.
– Поймать Кинга? – осведомился ассистент.
– Отставить... – хмуро пробурчал Умберто и вздохнул. – Надо иметь извращенное воображение, чтобы узреть в неуклюжей возне с котенком смертельную схватку с тигром. И я старый, добропорядочный обыватель должен почему-то этим качеством обладать. Переоденься и отправляйся гулять по Риму, детка. Домой полетишь завтра. Привет папе... Да ! – окликнул он уже одетую, собравшуюся уходить девушку.
– Эти кудряшки мы делаем у парикмахера? Нет?! Пачито ! Стакан воды.
Набрав полный рот Умберто вплотную приблизился к Дикси и выдохнул каскад водяных брызг ей в лицо. Дикси остолбенела, а Старик, взяв её за плечи и слегка приподнявшись на цыпочки, внимательно разглядывал макияж.
– Не сердись, у нас в деревне так девок проверяли – кто сурьмится, кто щеки свеколит, кто белится. Самый верный способ. – Он потрепал Дикси по щеке. – La belle fidanzata ! (cлавная невеста ).
Когда съемочная группа прибыла в Багдад, Умберто Кьями ещё не был уверен, что сделал правильный выбор в отношении актеров. Старика одолели сомнения – та ли это женщина-дитя, которая уже жила в его воображении, тот ли герой – посланец цивилизации, сумевший понять рядом с дикаркой, с её первобытной чистотой, подлинный смысл человеческой любви – настоящей и вечной?
Алан Герт – белозубый американец, снимался только в рекламе. Парень пробовался в боевики, но неизменно оставался за бортом. Умберто поначалу не обратил на него особого внимания в чреде обаятельных атлетов, претендовавших на роль. Но уже в конце отборочного этапа, просматривающему отснятые пробы режиссеру показалось, что в глазах рекламного "ковбоя" есть нечто большее, чем притягательность самца:
– А он, кажется, не полный дубина, – пробормотал Старик. – Похоже у этого парня капитал не только в штанах.
Коллеги не скрывали удивления по поводу выбора Умберто, но переубедить его не смогли.
В качестве среды обитания своих идей и героев Умберто выбрал джунгли, как символ могущества первозданной природы. И не затем же, чтобы снимать муляжи и пластик в студийных "дебрях". Индийские коллеги охотно заключили соглашение, в рамках которого сдавали в аренду на тридцать дней облюбованное киношниками место в двухстах километрах от Багдада. Здесь были удачно представлены различные природные условия – леса, равнины, холмы с ущельями и ручьями. Имелись так же живописные развалины буддийского храма, деревенька с сохранившимися этнографическими особенностями быта, брошенные американцами после съемок "вигвамы", а так же несколько вагончиков, оборудованных для жилья.
В шесть утра группа из пятнадцать человек с визитными карточками "Рим Ченичита "Берег мечты"" собрались у автобуса, ожидавшего их у отеля в Багдаде.
Солнце уже припекало вовсю. Город жил шумной, многолюдной жизнью. В такую рань в Европе бодрствуют разве что мусорщики и разносчики. Если, конечно, не считать полицейских.
– Задумайтесь, друзья, какой прекрасный отдых я предоставляю вам, нахмурил брови Умберто, оглядывая разморенных жарою, сонных людей. – И ещё плачу деньги за такое удовольствие. Хотя вправе был бы ожидать проявления обратной инициативы.
– Это точно, – шепнул стоящей рядом даме оператор Соломон Барсак. Скоро, наверно, наши станут в очередь, дабы оплачивать услуги режиссеров ранга Старика. Ведь они получают не только работу. В сущности, они покупают славу, а следовательно – власть.
– Дай то Бог на всем разбогатеть! – заулыбалась Вита – художница по костюмам, взявшая на себя обязанности гримера. – Ты не смотри, что я цыганка, сердце у меня доброе, картину не сглажу. Только если кого – нибудь соблазню – героя нашего, или, к примеру, тебя.
– Я мужичок занятый. Моя супруга – камера на шее крепко висит. Вот разве что изменить старушке ? Уж больно тянет меня к цыганкам. – Сол хотел было в подтверждение своих слов, хлопнуть красотку по крутому бедру, обтянутому узкими брючками, но Вита уже отвернулась, посылая кому-то другому многообещающую белозубую улыбку.
Не выспавшаяся Дикси, одетая в шорты, майку и панаму, стояла в стороне, без интереса глядя на будущих коллег. Среди панам и каскеток киношников белела красиво завернутая чалма крупного смуглого индуса.
– Это наша героиня. А это – господин Лакшми – гид и переводчик, Умберто скользнул по лицу Дикси быстрым, изучающим взглядом. Представленные приветствовали друг друга – Дикси кивком и улыбкой, индус – поклоном со сложенными лодочкой руками.
– Ну вроде все на месте. По – коням ? – Сол подхватил чемодан Дикси. Ой, совсем легенький ! Не то что мои причиндалы, которыми забит весь багажник. Да и вещичек прихватил, не пожадничал – таблеток, наверно, кило и только сачков для ловли попугаев четыре !
Дикси не могла сдержать зевок. Она не привыкла вставать в такую рань.
– Давай, топай на заднее сидение, подремли, – посоветовал Барсак. Ехать больше двух часов, а мэтр надеется сегодня уже кое – что отснять. При этом рассчитывает на твою юную свежесть. Накануне отлета круто побеседовал с гримершей, запретив тебя мазать и та забыла половину своих снадобий. Так что, держи форму, синеглазка!
Дикси протиснулась в конец салона и плюхнулась на свободное сидение. В автобусе висела раскаленная духота. Но тут же мерно загудели кондиционеры, в лицо повеяло ледниковой свежестью. Дикси откинулась в кресле и закрыла глаза, возвращаясь к мучившим её проблемам.
После эпизода с Куртом Дикси не ударилась, как предполагала, во все тяжкие : cекс в исполнении Санси, оказался не так уж занимателен. Она избегала мужчин, они же видели в ней лишь соблазнительную блудницу. Но даже те, кто пытались подыграть ей, изображая романтическое увлечение, были отвергнуты с приговором "ничтожество". Все претенденты на близость под лупой придирчивого внимания Дикси обнаруживал противнейшие недостатки: от одного пахло потом, другой имел привычку шмыгать носом, глупо щерил зубы, а третий не к месту хихикал.
Жан не звонил и в Университете не появлялся. Ходили слухи, что он уехал в какую-то экспедицию. В условленный для телефонных свиданий час, Дикси позвонила сама. Услышав её голос, парень, видимо, сильно удивился, в трубке воцарилась тишина.
– Алло ... Ты слышишь? Куда пропал, Жанни? Все думают, что ты уехал из города.
Он откашлялся и старательно подбирая слова, сообщил :
– У меня кое-что произошло, Дикси.
– У меня тоже, – она сразу поняла, что имел ввиду Жан – наверняка, он влюбился в другую. И Дикси неудержимо захотелось рассказать про "роман" с Куртом. Именно про роман – захватывающий, волнующий.
– Но он женат к несчастью. Ничего нельзя изменить, – завершила она свой торопливый доклад.
– А у меня все не так уж романтично. Но тоже – ничего нельзя изменить. – Жан засмеялся.
– Понимаю, понимаю. Она экономист ?
– Нет, скорее ... Скорее врач.
– Выходит телефонным рандеву пришел конец, – вздохнула Дикси. – И никто не напишет теперь за меня курсовую работу.
– Извини, дорогая ... Прости меня – я оказался совсем, совсем не тем, кто нужен тебе даже в качестве радио. Я... мне... а, это не важно!... "Прощай и помни обо мне", – после затянувшейся паузы шутливо прогудел он слова шекспировского призрака. И растворился в коротких гудках.
Повесив трубку, Дикси долго сидела в задумчивости, пыталась оценить свою потерю. Поняла вдруг, что по особому, как-то отвлеченно, книжно что ли, любила Жана. Да, именно – любила. А если и мечтала о неком идеальном любовнике, то он непременно был воплощением телефонного Жанни. Ей захотелось рассказать ему правду : про Курта, про свое одиночество и боль расставания с ним. Палец набрал несколько цифр, но рука опустила трубку. Зачем все это теперь, к чему? Как горько потом жалела Дикси, что не сказала своему странному возлюбленному последних слов...
Сквозь полудрему Дикси слышала мягкий говор индуса, рассказывающего о местных достопримечательностях, но так и не смогла разомкнуть век.
Ее разбудил аромат свежего кофе. Автобус стоял на маленьком песчаном плато, возвышающемся над бурным океаном зелени. Огромное дерево с глянцевой листвой приютило "мерседес" в своей короткой тени и путешественники уже расположились на травке, приступив к походному завтраку.
К Дикси с двумя дымящимися пластиковыми стаканами в руках пробиралась гримерша Вита – яркая сорокалетняя итальянка с цыганскими украшениями в ушах и на шее. Наверно она вообразила себя соблазнительной Кармен, одев алую блузку с огромным вырезом и пеструю сборчатую юбку.
– Правильно делаешь, что осталась здесь. Снаружи адское пекло ! К нашему автобусу невозможно притронуться. Сол обжег руку.
– Она широко улыбнулась ярким, свежеподкрашенным ртом и протянула кофе Дикси.
– Спасибо, Вита, – Дикси улыбнулась в ответ, чувствуя, что женщина явно старается завоевать её расположение.
– А вы, синьор Герт ? Мистер Алан ! – Вита наклонилась над последним сидением, которое Дикси считала пустым. – Хотите кофе?
– Какого черта вы каркаете у меня над ухом? Шид! – проворчал по-английски мужской голос и тут же изменил интонацию, перейдя на итальянский. – Простите ... я совсем все не так делать. Прямо с самолета лег спать в этом тут. Лос-Анджелес – далеко! – Его итальянский был в зачаточном состоянии, но подвижное лицо с лихвой восполняло недостатки речи. Вита звонко расхохоталась, будто услышала потрясающую шутку. Дикси увидела, как над сидениями появляется всклокоченная голова с жесткими, выгоревшими волосами. Загорелое лицо рекламного супермена выражало растерянность. Глаза мистера Герта сонно жмурились и вдруг озадаченно округлились – он увидел Дикси.
– Ты кто? Я Ал. Алан Герт. – Он подошел и протянул ей руку.
– Можешь говорить по-английски. И нечего совать даме руку первому. Должен склониться и ждать, пока проявлю инициативу я.
– Еще чего ? От вас, от дам, дождешься ! Подвинься. Ты что, не встречала нормальных мужиков ? – Он плюхнулся на сидение рядом с Дикси и взял её руку. – Извини, до меня дошло: ты наша звезда – мисс Девизо. Девочка, мы должны подружиться.
Толи от его прикосновения, то ли от ноток предрешенности, прозвучавших в последнем утверждении, Дикси ударил электрический разряд. Она отдернула руку, вздрогнув от неожиданности.
– Да пойми, мне жутко нужна поддержка! Ты, наверно, в кино собаку съела, а я снимаюсь впервые. Не хочется лажануться. Старик, то есть Умберто – отличный мужик ... – Ал посмотрел на Дикси в упор. – Будешь помогать мне, а ?
– Смеешься ! Я сама никакая актриса. Кьями подобрал меня почти на улице.
– Врешь, "Королева" – классный фильм. Правда, я сам не видел, но все болтают. А у меня только "Кэмэл", "Ринг" – это зубная паста и "Ронни" – это стиралки. Но реклама "Кэмэл" – моя "коронка", высшее достижение, "Оскар" за лучшую роль верблюда.
– Я тебя видела ! Твою физиономию на фоне песков и караванов. "Я предпочитаю "Кемел"" Здорово ! – Дикси пригляделась к парню. Только так ты ещё лучше. Правда. У тебя очень выразительная мимика, её лучше фиксировать в динамике. Кино – это твое дело.
– Не шутишь ? – он подозрительно прищурился. – С тех пор, как Старик выбрал меня, мне все кажется, что это розыгрыш. Руки чешутся набить морду. Только не знаю кому.
– Ну не мне же, – Дикси потуже стянула резинкой на затылке волосы, от которых шея покрывалась испариной. – Я воспринимаю тебя очень серьезно. И даже рада. Ведь даже если я провалю роль, фильм наверняка удастся – ты и Умберто просто не могут не понравиться зрителям.
Лицо Ала стало серьезным и даже грустным. Он смотрел на Дикси, словно некогда хорошо знал её, но давно не видел.
– Совсем заспанная детка. Ресницы как у куклы, а губы ... губы ... Он нежно коснулся пальцем губ Дикси. – Крупинка кофе прилипла. А знаешь.... – он наморщил лоб и почесал затылок, – знаешь, я думаю – нам лучше начать все сразу – работу, дружбу, любовь ...
Прежде, чем Дикси сообразила, что случилось – произошло нечто чрезвычайно важное – она получила самый волнующий поцелуй в своей жизни. Быстрый язык, едва проник в её приоткрывшийся рот. Горячие сухие губы, cловно сделали жадный глоток, отведав желанный напиток и сообщили : "Это я – тот самый, которого ты ждала".
Дикси откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза, проверяя на вкус полученный дар. Хотелось понять, чем отличается прикосновение Ала от всех других, известных ей. Но ощущение не поддавалось анализу и определялось одним словом : потрясающе.
– Потрясающе ! Просто удивительно, что мы сидим где – то в непроходимых джунглях и будем сниматься у самого Кьями ! – попыталась она скрыть смущение и строго посмотрела на парня: – А ты шустрый !
– Вспыхиваю как порох ! Просто балдею от всего этого. – Ал провел ладонью по её груди, обтянутой тонким трикотажем, чуть задержавшись на выделившихся вдруг сосках. Дикси встрепенулась:
– Все возвращаются ! Убери руки !
До сих пор они находились в автобусе одни, не считая шофера, дремавшего за стеклянной перегородкой. Вита разливала кофе коллегам, разморенным жарой и сонливостью в зеленой тени дерева. Но вот прозвучала команда и люди неохотно потянулись к автобусу, отбрасывая окурки и дожевывая бутерброды.
Дикси инстинктивно одернула майку и внезапно залившись горячим румянцем, опустила глаза. Произошло нечто важное, сугубо интимное, то, что она считала невозможным демонстрировать окружающим : едва знакомый парень до головокружения волновал её.
– Ну нет, малышка, мы не станем прятаться, – Ал обнял её за плечи. – Я знаю что ты свободна – это сразу чувствуется. Мне тоже бояться некого. И вообще, может я уже репетирую ? – Он снова прильнул к губам девушки, вдавливая её затылок в бархатный подголовник. Внутри у Дикси что – то оборвалось – она полетела в звенящую, мерцающую искрами бездну, чувствуя, что никогда уже не будет прежней...
– Браво, детки, браво ! – в проходе стоял Умберто, поправляя очки, cоскальзывающие с потного носа. Затем он промокнул лоб большим смятым носовым платком и спрятал его в карман, неторопливо ожидая, пока его герои не разомкнут объятья. – Вижу, вас уже не надо знакомить. Начало хорошее. Кажется, дело у нас пойдет на лад Умберто с улыбкой посмотрел на пылающую Дикси.
– Ты хорошо запомнила, детка, как это было ? Ну, как смотрел, прикасался, дышал ? Ничего не упускай, все собирай в свою актерскую копилку. Знаешь, ведь эти вещи дорого стоят ... – Он потрепал Ала по плечу:
– И что это тебе все с зубной пастой или со стиральным порошком снимают, ума не приложу.
Умберто был несказанно рад: в потемневших глазах девушки, в бесстыдной жадности парня, Старик увидел естественность чуда, то таинственное могущество бытия, о котором думал только что, созерцая с холма буйство тропической природы. Теперь он наверняка знал, что ему опять повезло судьба дала своему любимчику шанс пропеть на пороге семидесятилетия "лебединую песню".
Уже в полдень Дикси целиком принадлежала Алану. Душевые кабины выстроились в ряд прямо на траве против жилых фургончиков. Закрыв глаза, Дикси блаженствовала под водяными струями. Он вошел совершенно обнаженный и, ни слова не говоря, прильнул к мокрой девушке. Ее спина прижалась к ребристому пластику, вниз живота, упорно ища вход, тыкалось нечто твердое и горячее, а сверху, разбиваясь о загорелые плечи парня, падали водяные струи. Захватив ладонями ягодицы девушки, Ал слегка приподнял её, Дикси сцепила на крепкой шее руки и обвила ногами узкие бедра с яркой незагорелой полоской на бронзовой коже. Тонкие перегородки кабины вздрагивали от ритмичных ударов, шумела вода, ослепительно сияло стоящее прямо над головами огненное солнце ... Стоны совокупляющихся оказались настолько громкими, что у фургончиков насторожились распаковывающие багаж люди.
– Ну и горячая парочка нам попалась ! Плевать они хотели, что я в соседней кабине моюсь, – перебросив через плечо полотенце, объяснила ситуацию возмущенная Вита. – Прямо гориллы в клетке !
Дикси заметила странные взгляды, которыми встретили её появление члены группы, но ничего не поняла: все, случившееся с ней в этот день было окутано дурманом сновидения. Жар в крови, туман в голове, пьянящие ароматы неведомых цветов создавали ощущение горячки, бреда. Опасный вирус настиг Дикси – её охватила лихорадка тропической страсти.
Вечером, торопясь поймать невероятный, разлившийся на пол – неба багровый закат, Умберто отснял пейзажную сцену с мелькавшей среди зарослей болотных трав полуобнаженной "дикаркой".
– Неплохо выйдет, думаю. Я наснимал все окрест – паутинок, паучков, цветочков-ручейков – тут прорва красотищи – так и лезет в камеру. – Сол cворачивал аппаратуру. – Только зачем девочке этот "фиговый листок" из леопарда ? Пусть будет голенькая, я сниму через фильтр, в тенях и травинках, так что сразу и не разберешь что к чему.
– Именно! Молодец, Сол. Пусть рождается из самой плоти джунглей смутный образ, намек, тень. То ли стебель, то – ли цветок, то ли разыгравшееся воображение. – Поддержал оператора Умберто. – А потом – бац ! Живое человеческое тело, воплощенный идеал. Дочь земли, воды, ветра. Ведь все это должно оглоушить парня. Нагловатый, самоуверенный американец, все перевидавший в свои двадцать пять – и вдруг – явление из каких-то неведомых сфер... То ли божество, то ли дьявольский соблазн. Его как током шарахнуло...
Алан, наблюдавший съемки со стороны, отбросил потухшую сигарету, которую уже давно нервно пожевывал.
– Меня и в самом деле оглоушило, – объяснил он Старику, путая итальянские и английские слова. – Сорвало то есть с катушек.
– Уж это можно понять, – Умберто с улыбкой кивнул в сторону Дикси, рассматривающей свою босую ступню. – Малышке не так – то легко приходится : с мягких ковров – и в самое пекло. А ведь голыми ножками по кочкам и раскаленным камням бегала, не жаловалась. Повезло нам с тобой, парень. Умберто вздохнул и подтолкнул Ала к девушке. – Помоги-ка девочке достать занозу, ковбой.
Участники киногруппы расположились в специально оборудованных фургонах : маленькая комната с зарешеченными оконцами в стене и в потолке предназначалась для двоих. Вернувшись после съемок Дикси заметила, что место Виты, разделившей с ней спальню, опустело – исчез чемодан и развешанные на стене платья. Тут только она догадалась, что демонстративная выходка соседки – последствие сцены в душе. Алан загипнотизировал её. Заняв с новой приятельницей смежные кабинки душа, Дикси не подумала о том, что совершила половой акт, практически, в присутствии постороннего человека. Уход Виты, так же как смешки и значительные взгляды других киношников, свидетельствовал о том, что Дикси ведет себя предосудительно.