Текст книги "Круиз 'Розовая мечта'"

Автор книги: Мила Бояджиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

– Бык и Заяц – сильные хищники, запущенные в тесный аквариум. Им никогда не завоевать океанских просторов. Они обречены проглотить друг друга. – Рыжий вдохнул сигарный дым и поморщился. – Вот уж никак не могу разделить твоего увлечения табакокурением.

– А я не разделяю твою кровожадность. лучше бы сохранить в интересах дела и Быка, и Зайца, превратив их в подопытных мышек... Ты игрок, Эд. Увлекся абстракциями. Нехорошо... Скучно... Присмотрись, как построен этот цветок... – Арчил с благоговением художника изучал сорванную орхидею. сколько фантазии, изощренной творческой мысли в его архитектонике, окрасе... А ведь все только для того, чтобы выжить, сохранить в разнообразии Вселенной свой генотип... А наши подопечные? Им не откажешь в смелости, изобретательности и даже своеобразном благородстве. Это ведь тоже – раритет. будь справедлив, Эдди, разве не веет подлинным трагизмом их схватка с обстоятельствами, с судьбой, с Богом?.. Как они предполагают, конечно...

– Потому что не догадываются о нас. О тех, кто стоит над. Над обстоятельствами, судьбой, Богом... – Продолжил с легкой иронией рассуждения Арчила Эд.

– Дорогой мой, скромнее, скромнее... Не над Богом, конечно. А рядом с ним, рядом... – Арчил нажал кнопку на пульте и под бесшумно распахнувшейся панелью с флорентийской шпалерой XVIII века засветился экран.

...За окном померкли вечерние краски, в парке Горького зажглись огни аттракционов, когда Арчил вышел на площадку лифта проводить гостя. Они вдохнули дымный воздух, показавшийся после очищенной кондиционером и подслащенной запахом орхидей атмосферы гостиной горьковатым и опасным.

Время прошло не впустую. будущие совладельцы миры наметили подробный план действий, обсудили стратегию и тактику, не забывая о том, что в каждом деле, даже столь серьезном, как государственный переворот, – удовольствие прежде всего. Именно это легкомысленное качество, помимо прочих, достаточно весомых, свело их некогда вместе. Они оба любили азартные игры, ставя на кон судьбы тех, кого считали элитой человеческого рода. Завершив дела, Арчил и Эд почувствовали прилив созидательной энергии, и синхронно подумали о том, что эту ночь проведут отнюдь не целомудренно.

– Мы хорошо поработали, Эд. Утром наш сценарий получат исполнители и занавес взовьется! Мы только не определили жанр спектакля. Я дума. назовем его трагикомедией. В том смысле, что для исполнителей это будет что-то вроде шекспировского "Кариолана", а для нас, авторов и зрителей, скорее всего, мольеровский "Тартюф".

Эд понимающе улыбнулся – литературное прошлое Арчила, баловавшегося поэтическим творчеством, постоянно давало о себе знать.

– У нас, у блатных, это называется (вставка).

– Ну, бывай, Эд. Жалко, что редко видимся. Завтра я отбываю к себе... Нехорошо, все же, что отказался поужинать. Мой повар будет страдать.

– Не могу, – Эд коснулся правого бока, показывая на печень. Отработанная до мелочей диета. Новая метода доктора Эбрюса. Наверно, проживу тысячу лет... – Он грустно хмыкнул. – Хотелось бы, конечно, насладиться зрелищем светлого будущего. Поскольку никакие другие удовольствия нам, увы, уже не будут доступны.

Мужчины осмотрели открывающуюся с площадки панораму Москвы. Уже светились рубином Кремлевские звезды, над центром столицы поднималось светящееся зарево.

– Мы с тобой, как Воланд с Азазелло, прощающиеся с Москвой на башне дома Пашкова. – Сказал Арчил, обозревая горизонты. – Они думали, что завоевали этот город – сатана и его свита...

– Я вопиюще необразован, но, помнится, диалог у них вышел короткий. Какой интересный город, не правда ли? – Спросил Воланд, конечно, смахивающий на тебя, Арчи. – Мессир, мне больше нравится Рим! – Ответил Азазелло к нему полностью присоединяюсь.

– Да, это дело вкуса, – заметил Арчил, – но не вопрос выбора... Я не терплю ограничений. А потому – должен иметь сразу все.

– Наша беседа могла бы доставить много хлопот здравомыслящему человеку, такому, к примеру, как булгаковский Берлиоз. Гражданину пришлось бы задуматься, куда обратиться в первую очередь – в "органы" или в дурдом... Хотя и те, и другие сейчас работают скверно. – Взгрустнул Эд. – А если бы какой-нибудь папарацци заснял нас вон с той крыши, то был бы чрезвычайно порадован. А раздел светской хроники пополнился бы сенсационным сообщением – драматург и публицист Эдуард Радзинский в гостях у хозяина "Золотого Остапа" Гомиашвили. Кто они, кстати, эти люди, богема или мафиози? Надо все же было выяснить.. Да, теперь уже – все равно. – Рыжий погладил свои кудряшки и махнул рукой. – Знаешь, я даже, вроде привык...

– Не надо привыкать к пустякам, шени чириме! Ну, поторопились, пошутили... Никто же не знал... – Арчил на голову возвышался над своим другом. Прохладный ветерок трепал его густую, волнистую шевелюру. – Теперь есть время, чтобы сочинить себе новое лицо.

– Я пролистаю альбомы с классическими репродукциями и присмотрюсь к античным богам. Может, выберу для себя что-нибудь подходящее... Боюсь, с моими габаритами можно рассчитывать только на внешность сатира или фавна...

– Э, нет! Ни на какие конкретные прообразы мы больше не клюнем. Закажем японцам смоделировать идеальные портреты, а швейцарцам воплотить их! А имена? У нас будут самые знаменитые в мировой истории имена!

Арчил подвел друга к лифту и подтолкнул к распахнувшимся дверям. Тот слегка задержался, подняв внезапно погрустневшие глаза:

– Александр, Юлий, Иосиф, Иисус?.. Прости, мне иногда кажется, что мы сходим с ума... Или уже сошли...

– Тебе и тогда так казалось. Но учти, генацвали, – Арчил грозно поднял палец, – ты оказался не прав.

Эд шагнул в лифт. Одинокая неподвижная фигура в светящейся металлической капсуле казалась экспонатом музея мадам Тюссо. Вот она подняла руку в прощальном приветствии и кивнула тяжелой лобастой головой:

– Я был не прав. Мы, конечно же, нормальные люди, потому что мы боги. Мы – боги, и поэтому победим!

Дверцы захлопнулись, кабинка плавно поползла вниз, в чернеющий квадрат московского двора.

Они были знакомы с детства, но хорошо узнали друг друга через тридцать лет. За эти годы Арчил стал одним из самых влиятельных людей в Грузии, а Эдуард Контария – невозвращенцем. Но вначале он прошел трудную школу отсидел за "валютные махинации", был реабилитирован, не без помощи прежнего дворового дружка, и вскоре, сделав стремительную партийную карьеру, возглавил крупное предприятие. Эдуард Контария был одарен недюжинными математическими и деловыми способностями, но то, что он гениален, выяснилось много позже.

Заместитель директора крупнейшего предприятия, входящего в засекреченный военный комплекс, ухитрился исчезнуть в Америке во время деловой командировки. Его напрасно разыскивали советские и американские спецслужбы – гражданин СССР Контария бесследно пропал. Но года через три на счет некоего служащего одного из нью-йоркских банков стали поступать невесть откуда крупные суммы. Чиновник открыл собственную компанию вычислительной техники и занял скромное место в кругу американских предпринимателей.

Однажды Арчил, совершавший неофициальную прогулку в Калифорнии, получил весьма взволновавшее его послание. Подпись и короткая фраза из эпохи юношеских приключений были понятны лишь ему одному.

Встретившись с Эдом, Арчил узнал, что его бывший приятель – башковитый мальчонка с "компьютерными мозгами", успешно "качает" в свой карман легендарное "золото партии". Состояние Эдика насчитывало фантастическую сумму. Эд предложил Арчилу сделку – кодовые номера счетов тех банков, где осели неохваченные им партийные деньги, в обмен на деловое сотрудничество. Плата предлагалась немалая, учитывая, что к тому времени Эдику Контария, а ныне гражданину США Эдуарду Тарвини, удалось занять заметное положение в кругах теневой экономики.

– А ведь я переплюнул тебя, Арчил. Ты имел лучший на нашей улице велосипед, а стал нищим партийным боссом, живущим на "привилегиях". Я не имел и целых ботинок, а теперь – миллиардер в свободной стране. И, кроме того, у меня вот тут (Эд постучал пальцем по лбу) есть кой-какие далеко не завалящие идейки. Получше вашей перестройки.

– Буду думать. – Пообещал Арчил, который уже видел на улицах Тбилиси бронетранспортеры и саперные лопатки. А через пять месяцев, в процессе затяжной гражданской войны выдающийся борец за идеалы социализма трагически погиб и в силу военных условий тайно захоронен своими единомышленниками.

Слушая версии тележурналистов, муссирующих вопрос его загадочной кончины, Арчил посмеивался. Захохотать в полную силу ему мешали бинты, а отнюдь не какие-либо другие обстоятельства: в палате швейцарской клиники было уютно и вполне спокойно. Господам Тарвини и Скорцио была сделана серия пластических операций, преображающих внешность в соответствии с представленными образцами.

Клиенты оказались не слишком привередливыми. Если внешность горбоносого брюнета ещё можно было считать завидной, то рыжеватый человек, изображенный на журнальном фото, выглядел далеко не плейбоем. Но Тарвини требовал соответствия с образцом и даже согласился на приживление нейлонового волосяного покрова. Это нередкая просьба для клиентов с обширным облысением, но выбор цвета и фактуры волос вызывал недоумение.

Однако в клинике привыкли не задавать вопросов, получая за это ценное качество тройную надбавку к медицинским услугам. Да никто из местного персонала не мог бы понять, над чем так неудержимо хохотали странные пациенты после того, как работа на новым обликом завершилась.

Отхохотав, они взгрустнули.

– Никогда не мог бы подумать, что эти шизанутые хирурги могут добиться такого сходства! – Оправдывался Арчил, затеявший мистификацию.

Ему показалось забавным выбрать для себя и Эда физический прототип в реальной российской действительности.

Перелистав московские журналы, Арчил ткнул пальцем в фотографию киноактера Гомиашвили, создавшего на экране незабываемый образ Остапа Бендера.

– Смотри, Эд, какой элегантный джентльмен, владелец клуба, художник, эстет, и к тому же – тезка. Беру его себе.

Эдуард пожал плечами:

– Вы с ним и так сильно похожи. Вот только волосы и нос... А мне остаются женские роли – с таким брюшком и бюстом...

– Ну, нет, дорогой. До этого мы ещё не дошутились. Взгляни-ка на этого парня с нежным румянцем, а? Разве не у тебя была всегда такая белая, веснушчатая кожа? Не у тебя был этот ласковый, умный взгляд? Долой бороденку с усами! Долой ленинскую плешь! А главное, – он тоже Эдик! Арчил критически оглядел партнера. – Мне кажется, они и жирок могут спустить. Не трусь, приятель, пользуйся случаем... Боюсь, что потом для подобных глупостей у нас времени не будет.

– Вы правы, сэр, нас ждут великие дела!

Они по-прежнему называли друг друга Эдом и Арчилом, хотя в новых паспортах значились совсем другие имена. И прямо сразу, ещё прогуливаясь в парке швейцарской клиники, начали готовить программу дальнейших действий.

Самой первой ступенью в Комплексной Системе Общественных Преобразований, разрабатываемой целым подразделением ученых разных профилей, собранных заговорщиками, было завоевание того, что осталось от разваливающегося Союза. К тому времени, когда Система в общих чертах определилась, стало очевидно, что начинать следует с России.

Потребовалось совсем немного времени, чтобы выяснить, кто стоит у реальных рычагов власти, скрываясь за спинами президента и правительства. С помощью сложнейших приемов заговорщикам удалось сделать своими союзниками большую часть людей, у которых кодекс личной чести не пользовался особой популярностью. Фанатики-игроки, одурманенные наркотиком тайной власти, не боялись кровопролитий, военных действий, террористических акций. Россия была для них лишь огромной картой, снабженной сложнейшей системой различных данных – от численности населения отдельных зон до подробного социально-демографического портрета разных общественных слоев с учетом психофизических, экономических, творческих характеристик. Одним из главных показателей в этой структуре данных был "индекс выживаемости", определяющий, насколько целесообразно сохранение данного человеческого вида в различных социальных условиях. Арчил и Эд обогатили "мозговой центр" своих служб данными о российских "теневиках" и заручились поддержкой многих мощных фигур.

Но порой на пути стремительно идущих к цели партнеров возникали неожиданные препятствия: методы "покупки" или подчинения необходимого лица не срабатывали. И тогда затевалась захватывающая игра – настоящая большая охота. Травля быка и Зайца началась в сентябре. А после беседы в пентхаузе была сформулирована главная цель затеянной операции: "Они приползут к нам на животе или сожрут друг друга".

Глава 14

Затевать ремонт квартиры в конце сентября не очень разумно. Но разве может идти речь о разуме при диагнозе маниакально-депрессивного психоза? Диагноз поставила себе я сама и, вероятно, не слишком ошиблась.

Вначале я ещё надеялась, что переживаю последствия стресса, полученного в турецком плену. Жуткие картины случившегося преследовали меня во сне и наяву, оттесняя благополучную реальность московской жизни. Десятки раз я проходила через насилие старика и отдавалась парню. вспоминая все новые и новые детали, мельчайшие подробности, сливавшиеся в сплошной отталкивающе-соблазнительный кошмар.

Все попытки выстроить стену между прошлым и настоящим оказывались тщетными: мои мысли притягивались к стамбульской ночи с маниакальной настойчивостью убийцы, стремящегося вернуться на место преступления.

Случившееся не просто потрясло, оскорбило меня – оно перевернуло мои представления о себе. Теперь, после эпизода с деревенским мальчишкой, моя прошлая чувственная жизнь выглядела весьма бедно. Мне стало казаться, что только от женской закомплексованности и холодности я не только не помышляла об изменах мужу, но никогда не испытывала тяги к другим мужчинам.

Тон легкого флирта, который я поддерживала в общении с коллегами и друзьями, означал лишь одно – человек мне симпатичен и я отдаю должное не только его дружеским и профессиональным качествам, но и принадлежности к сильному полу.

Уверенность в полноте семейной жизни, дающей удовлетворение физической и духовной близости с мужем, заботы материнства, а также увлеченность своей профессией ограждали меня от потребности искать радости на стороне. И даже задумываться о том, что в интимной жизни возможны более сильные ощущения, кроме привычной любви на супружеском ложе.

Потребность в эмоциональной встряске, очевидно, зрела подспудно. Об этом я догадалась, встретившись на теплоходе с Аркадием. И честно призналась себе, что отправилась в круиз с надеждой на эту встречу, подстегиваемая то ли любопытством, то ли потребностью одержать победу и доиграть в свою пользу начатый много лет назад лирический сюжет.

Тайцеву без особых усилий удалось расшатать незыблемые основы моей супружеской добродетели. Я готова была отдаться ему и только случайность помешала осуществить это намерение. Я попала в плен, одержимая любовной горячкой, с томлением в крови, пробужденным Аркадием, но его место занял другой. Опять другой. И этому другому предстояло стать палачом моего душевного покоя, моим греховным и сладким наваждением.

Подвергнув себя беспристрастному психоанализу, я поняла, что серьезно больна и наметила этапы лечения. Я знала, что должна сделать прежде всего подробно и безжалостно рассказать все Сергею. Освободиться, изрыгнуть скверну, очищая мысли и тело от гнездящейся в них отравы. Но выбрала менее болезненный путь.

Галина приехала с конфетами и ликером, изображая дружеский визит. Но её раскосые глаза под толстыми линзами очков сверлили меня с профессиональной проницательностью.

Галина – прекрасный специалист. Мы работали вместе в центре "Евромед" почти шесть лет до того дня, как повздорив с нашим директором, я решила стать домашней хозяйкой. Гюльшахноз Адустовна – европеизированная узбечка, с мужской деловой хваткой и цепким умом. В личной жизни – противница брачных уз и ярая феминистка. К половому партнерству относится прагматически, рассматривая сексуальную жизнь как необходимое условие нормального гормонального функционирования организма. Мы никогда не считали себя подружками, в мой дом Галина пришла впервые.

– Представительские апартаменты. Выложилась по-крупному... – Оценила она обстановку старой московской квартиры – с мебелью пятидесятых годов из матового красного дерева, стенами книжных полок и обилием уютных настольных ламп в стиле "сталинского ампира" и совсем дореволюционного происхождения.

– Ну, что ты! Эта квартира досталась мне от деда – выдающегося историка тоталитаризма совсем бесплатно. И стоит почти полностью "законсервированной" более полувека. Мы живем здесь уже десять лет и ничего не меняем, кроме каких-то бытовых мелочей... Библиотека отличная, и вся эта рухлядь мне в общем-то нравится. Но санузел в полном запустении и кухонная мебель финского производства пятидесятых годов, по-моему, не переживет очередной реставрации.

мы уселись в мягкие бархатные кресла, изрядно продавленные, но этим и симпатичные. Я метнула на журнальный столик пригнотовленные деликатесы фрукты, орешки, прозрачно нарезанный ноздрястый сыр и подкатила тележку с напитками и посудой.

– Что будем пить?

– Извини, я прямо с работы. Кинь на сковородку котлетку какую-нибудь, если не трудно. А я пока доложу обстановку. – Галина сняла пиджак из плотного набивного шелка и привычным жестом поправила лохматую стрижку а ля "Лиз Тейлор". Макияж у нее, как всегда, отличался изощренностью и безупречностью. Просто не верилось, что каждое утро эта деловитая дама вырисовывает на своем скуластом лице целое живописное полотно с богатой палитрой теней и пудр, а узкие глаза удлиняет к вискам, как на японской маске. Непонятное усердие, если учесть массивные очки в золотой оправе.

– Так вот, тебе пора возвращаться. Алевтина уже почти ушла – её сманили в американскую фармакологическую компанию. Главным будет Филипок, он тебя с распростертыми объятиями встретит.

Я поставила перед Галиной прибор и большую тарелку со свиной отбивной на ребрышке – из спец. заначки Сергея – большого любителя этого вреднейшего блюда.

– Пока подожду... Не в этом дело, Галь. Сейчас совсем другие проблемы на повестке моего унылого дня... Ой, я забыла, ты не мусульманка?

Галя насмешливо глянула на меня из-под очков.

– Я гедонистка. А ты – известная мазохистка – мастерица создавать проблемы. Вижу, что не от радости меня свистнула. Выкладывай, как на духу муж подружку завел или, может, дружка? – Она сосредоточенно занялась отбивной.

– Ситуация куда интересней. – Я долго рассказывала о стамбульском происшествии.

Надо отдать должное Галине – даже в паузы она не вклинивалась с вопросами. Хорошо усвоила, что надо дать возможность пациенту вымучить свои откровения самостоятельно, – так сказать, родить их в муках. И я старалась излагать как можно точнее, переходя от эмоций к профессиональным формулировкам.

– Ладно, про либидо ты мне не толкуй... – Галина отставила на тележку пустую тарелку и пододвинула бутылку с ликером. – Ухаживать не надо, сама разолью. – Ремаркой пресекла она мою попытку проявить хозяйскую вежливость. – Значит, тот маджахед в горах произвел на тебя неизгладимое впечатление как мужчина.

– Он турок, мальчишка, лет семнадцати...

– У них и в пятнадцать все на месте. Климат благоприятный и свинины не едят. А твой супруг, значит, жирненьким увлекается?

– Ты о чем?

– Да так, анамнез вита – историю болезни собираю. А знаешь, какова сейчас ситуация на фронте мужской потенции? – Плачевная. мужчины вымирают как вид. работа становится наркотиком. Они ловят кайф в своем деловом преуспевании. А секс – отмирает как фактор удовольствия, физиологической потребности.

Я недавно делала специальный доклад на международной конференции "Последствия экономических реформ в сфере интимных отношений". Конечно, Боря помог с социологическими данными, Алка подбросила кое-какие факты из своей службы. Ну, интереснейшее выступление получилось! Такие потрясающие отзывы!

– Тебе, Галя, пора докторскую лепить. На таком материале сидишь и все данные научной работы имеешь. Хочешь, буду оппонентом?

– Я имею тебя ввиду. Спасибо, Слава. Ты же понимаешь: Москва не Ташкент. У тебя здесь везде свои люди. И это сильно стимулирует научный процесс в его формальной фазе... А в смысле материала – у меня ещё и на две монографии наберется. Постоянная практика дает удивительную картину... Представляешь, недавно приходит на прием дамочка – подруга жизни очень делового малого. Вся прикинутая. Сплошная Шанель! Ну, и ревет в три ручья "Помогите наладить интимную жизнь!".

История, значит, такая... Ничего, если я закурю? – Галина достала пачку "Данхилла", щелкнула позолоченной зажигалкой и огляделась в поисках пепельницы. – Так вот, подмосковная деваха начала с нуля – подцепила своего лапушку в ресторане, удачно разыграла карты. Стала содержанкой – квартира, шубки, "хонда". Он забежит – раз-два – трахнет по-быстренькому, – и снова к делам. Да ещё радиотелефон у подушки держит, а "секьюрити" чуть ли не у постели вахту несут. Но девочка не промах – изобразит африканскую страсть и малый нахохлится, как петух ходит и ещё больше бабок гребет. У них ведь, у самцов, самоуверенность в делах сильно зависит от представления о себе, как о любовнике.

Девочка посидела, побалдела в своей золоченой клетке и не будь дура родила. А благодетель на ней женился и тут-то все рухнуло!

– Как так? "Бытовуха" заела?

– Хуже. Девочке надоело страсть наигрывать. Она теперь жена и требует "любви" – нормальной постели, а не перепиха на бегу. А он в панике – либо её страсть была фальшивой, либо он потерял форму – жена-то остается неудовлетворенной!

– И что ты ей посоветовала?

– Ой, Славка, я же, конечно, могу посоветовать всякие там затейливые способы подманить мужика. Но ведь вибратор вернее. Эту породу "делового" уже ничем не проймешь. У него вся психика набекрень свернута. Деловая сфера затягивает мужчину, как азартная игра. Забота о престиже, повышении собственного "рейтинга" в глазах коллег и конкурентов захватывает целиком со всеми потрохами, требует огромных энергозатрат. Происходит сублимация сексуальной энергии в деловую. Работа становится наркотиком, она приносит истинное удовольствие и полное удовлетворение... Полное, понимаешь?

– Да, типичная картина становления экономических отношений, почти равнозначная военному положению. Высокие формы цивилизации не противоречат проявлению индивидуальности во всем её богатстве, от телесного до духовного. У нас же пока инстинктивное, природное в человеке подавляется жесткими формами деловой активности. Поскольку именно эта деловая потенция и является гарантией выживания. А не способность индивидуума к продолжению рода. – Выдала я солидный тезис, жалея, что поделилась с приятельницей своей проблемой, и надеясь вырулить на научную дискуссию.

– Кстати, о круизах и о мужьях... Приходит ко мне мужичок, очень, кстати, симпатичный. Бывший спортсмен и далеко не дурак. Пытался, говорит, свою семейную жизнь наладить. Повез любимую на Канары. Дня два мучился – к телефону не подходил, кейс с деловыми бумагами подальше запрятал. И все вокруг ходил – как возле пачки сигарет, когда решил "завязать". Песочек, пальмы, голенькие жопки, а у него все какие-то условия контракта, цифры, суммы в голове крутятся. Не выдержал – сорвался. Только девушка на пляж – а он к своим бумагам, – и работал, работал... А потом спал, как дитя... И, представь, с физиологией у него все в порядке. Тестирование прошел нормальный мужик. Но с другим типом физиологических потребностей. "Я не импотент. – Сказал он мне. – Я просто ничего не хочу. Мне не надо. Выспаться бы..." Это звучит как диагноз.

– Грустно. – Вздохнула я. – Но ведь во все века мужская половина человечества была увлечена политикой, делами, творчеством... Конечно, пахарей и лесорубов было больше, чем людей умственного труда, но и королям были не чужды плотские увлечения... – Заметила я, думая о своих проблемах.

– Но поговорку "х... слесаря лучше, чем ум профессора" можно считать вневременной. Нормальной женщине мало самых тонких, самых лирических отношений, если её спутник жизни не проявляет себя самцом... Вот, к примеру, твой случай. Типичная история. Клиническая картина – раскрепощение скрытой сексуальности в экстремальных условиях. Тебе же самой все ясно! Понятно, что опасность, погони, выстрелы, а затем надругательства старика выпустили джинна из бутылки. Возможно, у тебя есть и скрытая склонность к групповому сексу. Ведь, в сущности, этот парень держал тебя – то есть вы занимались любовью втроем, что очень возмутило его и, конечно, тебя, хотя твоя реакция с виду носила негативный характер... Но на следующий день... Галина подозрительно уперлась в мою переносицу профессиональным взглядом. На следующий день ты испытала неожиданные для себя по силе и яркости ощущения в ситуации, которую считала заведомо неприемлемой. Если учесть специфику твоей семейной жизни... Пятнадцать лет в прочном браке – это срок! И ты говоришь, что у вас с мужем все обстоит нормально – никаких неудовлетворенных потребностей?

Мне показалось, что в раскосых глазах мелькнуло не столько недоверие, сколько сожаление и скрытая насмешка.

– Никаких... – Я застенчиво опустила глаза, словно призналась в самом страшном. – С Сережей у нас все обстоит наилучшим образом. Я ни разу не изменяла ему. Просто и мысли такой не было...

– А теперь есть. И притом – неотвязная. – Строго посмотрела на меня Гюльшахноз. – У таких тихонь, как ты, садо-мазохистские тенденции ярче проявляются... Теперь тебе мирного секса в супружеской постели явно не хватит.

– Ты что? Дело совсем не в этом... Просто комплекс вины... Я должна от него освободиться, рассказать Сергею, но не могу. И лишь только усугубляю свое состояние.

– Ну, считай, что рассказал мне, а я приняла меры. Хочешь на гипноз походить?.. Ну, понятно... А как насчет того, чтобы завести партнера помоложе да поразвратнее? Денег-то у тебя хватает. И данные есть.

– Нет, дорогая, это отпадает. Я хочу вернуть то, что у меня было. Именно то, что я имела и чем очень дорожу – семейный покой и гармонию... Как это ни смешно звучит.

– Не скрою, – смешно. И даже до противного фальшиво. Нельзя вернуть то, чего у тебя давно уже нет. Ты жила иллюзиями, которые умело вбила себе в голову. Случай разрушил твой игрушечный мирок. Пойми, это произошло бы все равно – днем раньше, днем позже. Ты и так долго продержалась природная склонность к самогипнозу, искусственно подавленные желания.

– А разве ощущение благополучия и счастья не есть вообще продукт нашего собственного воображения?

– Разумеется. Но продукт скоропортящийся. А ты будто в заморозке свою так называемую супружескую любовь лет десять продержала.

– Мне, действительно, было очень комфортно...

– А чего ж ты тогда в этот круиз потащилась, одна, без своего благоверного? За какими такими туристическими впечатлениями, а? – Галина удовлетворилась моей растерянностью и заключила. – Вот это и есть – зов подсознания.

– Так что же мне теперь делать, если ни признаваться мужу, ни искать приключений на стороне я не хочу?

– Стресс стрессом вышибают... – Задумалась Галина, обшаривая взглядом гостиную. – А эта дверь куда?

– В кабинет Сержа. А там – спальня. Четыре комнаты, санузел раздельный. Кухня 9 квадратных метров.

– Кухня девять? – Узкие глаза Галины округлились от ужаса. – да кто же теперь с такой кухней живет? И ещё санузел раздельный! Ну-ка, проводи!

Воспользовавшись туалетом и вымыв руки в ванной комнате, Галина торжественно заявила:

– Так жить нельзя. И о каких-таких приключениях может болеть голова с подобным унитазом – это ведь чешский "компакт"?

Я пристыженно кивнула.

– Садись и записывай. Ее зовут Светлана. Лана Рахминская. Дизайнер по интерьеру в СП "Комфорт" – они совместно с итальянцами весь интерьер оформляют – от евроремонта до подвески штор. Светлана своего мужика у меня анализировала – с потенцией слабовато. Его деловые партнеры совсем затрахали. Зато оплата хорошая. Трехэтажный особняк по Минскому шоссе загляденье. Весь отделан "от и до"! Ты сама все поймешь и просто заболеешь. Это тебе не под маджахедом на камне дрожать. – "Райское наслаждение"... Да, ну, конечно, сама понимаешь, – таблеточки успокоительные на ночь глотай, хорошо бы на спорт подналечь... В общем-то тебе после визита к Ланке будет не до этого. – Пообещала на прощанье Галина.

Через три дня я катила в гости к Светлане Рахминской. Особняк и его владелица потрясли мое воображение. Гюльшахноз оказалась права: теперь, просыпаясь в ночи, я видела не смуглые узкие бедра турецкого паренька над моим распростертым телом, а зимний сад с экзотическими растениями под сводчатым стеклянным куполом подмосковного особняка.

Конечно, я не впервые сталкивалась с роскошью – новой отечественной или импортной, и знала все, что можно знать о комфорте на "уровне мировых стандартов". Но все это было как-то отдельно от моего уютного, старомодно-патриархального дома, каждый уголок которого хранил воспоминания об иллюзорном благополучии эпохи ГУЛАГа и культа личности, настолько заманчивом, как иллюстрации в "Книге о вкусной и здоровой пище", вышедшей в те годы. И, конечно, напоминая о семи годах нашей счастливо прожитой жизни. Эта квартира – в громоздком "сталинском" доме неподалеку от метро "Сокол" досталась мне от отца, переселившегося ко второй жене в Тбилиси. Владеть недвижимостью тогда ещё не разрешалось, поэтому мы устроили родственный обмен – отец, сохранив московскую прописку, "въехал" в коммуналку Баташовых, а мы с Серегой поселились в просторных хоромах, забитых книгами и вещами моего грузинского деда, до самой своей смерти не пожелавшего увидеть невестку, собственную внучку, правнучку, уже готовившуюся пойти в школу. Мама считала, что её бывший свекор давно и тяжело болен, находясь в психической депрессии. Отец придерживался мнения, что физические недуги ученого-сталиниста – следствие его духовной деградации. Он оставил на полях дедовских трудов весьма красноречивые замечания.

– Ты, Слава, книги деда не жги, не надо. У меня у самого руки чесались. Оставь – это позор и клеймо нашего рода. Пусть будут назиданием следующим поколениям, как бациллы чумы в пробирке. Потомки должны знать, чего следует бояться. – Сказал мне отец в последнем телефонном разговоре, связанном с передачей жилплощади. И добавил. – Поздравь внучку с первым сентябрем – она теперь школьница. Пусть узнает правду и о своем прадеде и обо мне...