Текст книги "Волшебная чернильница
(Повесть о необыкновенных приключениях и размышлениях Колобка и Колышка)"

Автор книги: Миколас Слуцкис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Месть Ясама

Собакам и спичкам явно не везло. Избегались, с ног сбились, а беглецов так и не поймали. Мало того – даже не напали на их след. Теперь они уже жалели, зачем обидели верного крота, зачем бросились его одни кусать, а другие жечь. Можно ведь совсем пропасть без связи в этом большом, шумном городе!

Растерявшиеся в сутолоке машин и людей, собаки и спички несолоно хлебавши вернулись к автоинспекции. Притихшие, подавленные, они то и дело озирались, не блеснет ли где-нибудь бинокль крота. Все плиты тротуара лежали на своих местах, друг возле друга, – даже червяк не протиснется!

– Гав-гав! Крот, милый наш кротик, – выли собаки, призывая верного связиста. – Отныне будем уважать тебя и твою технику! Гав!

– Покажись! Мы для тебя станцуем! – взывали спички. И тут же, построившись, сплясали свой знаменитый танец, похожий и на «твист», и на «польку стариков» одновременно. Но крот и после этого не показался.

Не теряя надежды, собаки обнюхали всю улицу и две соседние. Спички облазили подвалы ближайших домов, освещая самые темные уголки, – все было напрасно!

– Твой недисциплинированный отряд напугал крота! – обвинила спичка-генерал генерала-пса. – Мы пропали без телефона, без бинокля!..

– Все ты! Все ты! – не сдавался Зубарь. – Гор-р-ришь, когда не тр-р-ребуется, а когда на самом деле тр-р-ребуется – от тебя пшик!

Горячка, страшно оскорбленная, обратилась к своим:

– Не кажется ли вам, спички, что пора подсмолить союзников? Слишком длинные космы отрастили!

– Пора! Пора! – вскричали спички, приготовившись трещать, пылать и жечь.

– Ну, взялись! Кто кого! – подбежал какой-то мальчишка, позвякивая бутылками из-под кефира. Бутылки постукивали в сетке и бренчали, словно живые существа. Казалось, они тоже исподтишка посмеиваются над собаками и спичками.

– Постор-р-ронись! – предупредил Зубарь. – Мы ищем связиста крота. Без него нам не схватить Колобка и Колышка. Бр-р-рюки на тебе р-разорвем, если будешь насмехаться!

Спички прыгнули на тротуар, окружили болтающуюся сетку.

– Сетку сожжем, разобьются твои бутылки! Хочешь?

Мальчишка, ясное дело, не хотел, чтобы бутылки разбились и кефир вылился на землю. Однако он принялся еще яростнее подзуживать забияк. А бутылки в сетке ныряли, как щуки.

– Вы – враги Колобка и Колышка? – вопил он. – Прекрасно! Разделайтесь с ними! Они и мои злейшие враги! Они…

– Ты видел этих негодяев? – собаки и спички сразу забыли о своих распрях. – Кто ты такой? Покажи нам их!

Мальчишка вздохнул, его надутые щеки опали.

– Я теперь обыкновенный мальчик Юргюкас. А был я… Неужели вы ничего не слышали обо мне? Я был Ясамом, человеком с большими заслугами! День-деньской я отдыхал, а плакатики возвещали всем о моих заслугах. Даже мухам! Но подкрались эти противные человечки – Колобок и Колышек! – и разорвали мои плакаты. Не осталось больше заслуг!.. Мама вот за молоком погнала…

– Где они? Где? Говори! – выли собаки и спички, нимало не заботясь о пропавших заслугах Ясама. Их интересовали только беглецы, от одного из которых сладко пахло ржаным хлебом, а от другого – струганой липой.

Сам Юргюкас, лишившийся всех своих заслуг, не осмелился преследовать беглецов. Глаза у собак так и сверкают, спички так и шипят – управятся и без его помощи!

– Сверните влево, – махнул он сеткой, – потом направо, потом опять налево, потом опять направо, пока не дойдете до белой козы, что пасется среди сосен. Я не видел, в какую сторону подались беглецы. Она видела. У нее и спросите!

Недослушав до конца, собаки побежали впереди, спички, ловко подпрыгивая, переворачиваясь через голову, – за ними.

«Обещал отомстить и отомстил!» – злобно радовался Юргюкас, еще совсем недавно известный как Ясам, весьма заслуженная личность. Он не сомневался, что собаки и спички сожрут Колобка, сожгут Колышка.

– А что мне мама скажет? – спохватился мститель. – Пропал с кефиром неизвестно куда!..

Побежал и бывший Ясам. Однако за то время, что лежал на боку, он совсем разучился бегать. Не догнал ни собак, ни спичек.

Битва за апельсин

Бросаясь то влево, то вправо, прыгая то по асфальту, то по немощеным улочкам, преследователи прибежали в сосновую рощу. Здесь, возле красивых домиков, и паслась коза. Белая-пребелая, почти как из сказки. И зеленые глаза горят чуть не сказочным огнем, как будто она ненастоящая – только обернулась козочкой.

Коза все трясет и трясет острой бородкой. Не признается, что видела беглецов, слышала, о чем говорили Колобок и Колышек.

– М-ме! Я щипала листочки, м-ме!

А когда собаки и спички надоели ей, она сверкнула зелеными глазами и заблеяла на весь сосняк:

– М-ме! Ме-ке-ке! Спросите у глупца, м-ме!

– Ах, так глупец знает? Покажи нам его! – обрадовался генерал Зубарь.

– Немедленно! Сейчас же! – затопала ногами от нетерпения и генерал Горячка, едва не вцепившись козочке в шерсть.

– М-ме! – стукнув копытцем, коза встала на задние ноги. – Глупцов искать не надо. М-ме! Глупцов везде полно!

Раз-два – и козочка вскарабкалась на дерево. С ветки на ветку, глянь – уже почти на самой верхушке. Медленно раскачивается, словно повешенное для просушки полотенце, и отчаянно мекает, как будто внизу ее подстерегают волки. М-ме! Ме-ке-ке!

Станешь тут дожидаться – еще люди с кольями сбегутся! Словно воды в рот набрав, собаки и спички побежали дальше. Только то и выудили у вредной козы, что глупец все знает. Он уж скажет, где спрятались беглецы.

Бегут собаки и приглядываются, скачут спички и всматриваются: кто из встречных глупец, а кто умник, не заслуживающий их внимания. Видят, стоит человек среди опавших, битых яблок и ковыряет в длинном-длинном носу. А ветки клонятся и все бьют, бьют по этому носу.

– Эй ты! – обратился к нему Зубарь, дернув за штанину. Брюки у этого человека были широкие-преширокие. – Уж не ты ли и будешь глупец?

– Я? Я – глупец? Ха-ха-ха! – расхохотался человек так громко, что даже деревья затряслись и последние яблочки, уцелевшие на самых верхушках, посыпались на землю. – Я – хитрец, запомните! А глупец вон там обосновался, на опытной станции. Спасибо, хоть рассмешили меня. А то я всегда серьезен, все думаю и думаю… Ха-ха-ха!

От его хохота собаки едва не оглохли, а спички чуть не разлетелись во все стороны, как перышки. Пришлось поспешно убираться из сада, где деревья все еще тряслись и ломались.

Поплутав еще немного, преследователи увидели ровные, словно причесанные, ряды кустов. Только один, колючий, весь в шипах, высовывался из ряда, тянул длинные, крючковатые ветки, похожие на пальцы с острыми когтями.

– Может быть, ты и есть глупец – без ветра растрепался? – прошипела ему Горячка.

Рассмеялся и колючий куст, но так злобно, что даже у бесстрашных спичек пробежала дрожь по телу.

– Хе-хе-хе!.. Говорите, я глупец? Разве вы не видите, что я вечно танцую? Я танцую, когда хочу, и заставляю всех плясать со мной!

– Кого же это ты заставляешь плясать? – в удивлении отступили спички, которые тоже любили танцевать, но по собственному желанию, а не по принуждению.

– Легковерных людей! Тех, кто рассчитывает получить от меня множество ягод! Я– хитрец, меня никто не обманет. Совсем недавно два типа увивались вокруг меня. Хотели оранжевый орех всучить. Дескать, будь так добр – возьми, наколи на ветку… Нет, мол, сил нести…

– Где этот орех? Покажи! – облизнулись голодные собаки.

– Не так я глуп, чтобы брать его, – прошипел куст. – Подсунут какой-нибудь поганый орех, а потом потребуют ягод. Ягоды, ягоды, ягоды! Не дождетесь, чтобы я вам ягоды дал! Что, и вы мне взятку суете? И вы хотите перевоспитать? Я всех насквозь вижу. Прочь, кровопийцы!.. Прочь!

И куст извернулся еще замысловатее, еще дальше протянул свои цепкие руки. Он так и загребал ими, словно граблями. Казалось, схватит и уже не отпустит. Страшно!

– Хе-хе, – несся вдогонку убегающим преследователям желчный смех куста. Даже у них в сказке не росли такие ядовитые растения!

Вскоре преследователи увидели человека, который, точно аист, стоял на одной ноге. Собаки и спички повалились отдохнуть, а тот все не двигался с места. Даже ногу не сменил.

– Ну, вот этот уж настоящий глупец. Как вы думаете, генерал? – громко обратился Зубарь к Горячке.

– Да, ни дать ни взять глупец. Он нам скажет, где Колышек и Колобок!

Человек на одной ноге не стал смеяться, как другие. Он почему-то расстроился.

– Нет, я не глупец. Еще недавно я танцевал и хотел танцевать вечно. Думал, что я самый счастливый. Но теперь усомнился. Мне кажется, Колобок и Колышек гораздо счастливее меня…

– Колобок? Колышек? Где они? И почему они счастливее? – посыпался град вопросов.

– Почему? – человек грустно улыбнулся. – У них есть апельсин, а у меня нет…

– Не было у них никакого апельсина! Какой такой апельсин?

– Обыкновенный апельсин, – пробормотал тот, что стоял на одной ноге. Видно, он так задумался, что прямо-таки застыл в этом положении. – Но в то же время, вроде бы и необыкновенный…

– Апельсин – гав! – едят? – строго спросил Зубарь.

– Одежка этого апельсина горит? – справилась Горячка.

Стоящий на одной ноге – и как он только не устанет? – подождал немного и ответил:

– Кто его знает, можно ли его есть. А одежка его, верно, горит, как у всех. Мне даже кажется, что он тяжкая ноша, но…

– Говори! Быстрее! – щелкали зубами собаки и потрескивали спички, которым надоели непонятные речи человека, застывшего в позе аиста.

– …но такая ноша не всегда гнетет. Наоборот, она может быть мила и приятна, – бормотал человек, грустно улыбаясь. – Только сейчас я это понял… Ведь я не протянул им руку помощи… Они висели на фонарном столбе, бедняжки. Их слепило солнце и продували ветры, а я посоветовал им любоваться видом с высоты… Что я наделал, что наделал! Я уж не могу беспечно танцевать, как прежде… Ноги и руки еще не хотят успокоиться, но сердце… В сердце нет уже той шалой радости… Оно понимает, что потеряло настоящую радость, которой могла наполниться вся жизнь…

– Глупец! Глупец! – загомонили спички, насмешливо завыли собаки. – Заговаривается!

Они почти ничего не поняли, а человек на одной ноге хотел, чтобы его понимали все и все задумывались над его словами.

– Может быть, я и глупец, но вот что скажу вам… у кого есть такой апельсин, тот становится очень сильным, крепким, большим… хотя иногда ему приходится висеть на фонаре… Да, уважаемые! Сильным и большим!

Ах вот как? Апельсин придает силу? Тут уж не до шуточек! Надо во что бы то ни стало вырвать апельсин из рук Колобка и Колышка, чтобы они не успели стать большими и сильными, как великаны! Тогда их не одолеешь и не утащишь в сказку!.. Но кому достанется этот апельсин?

– Нам, спичкам! – завизжали спички, воинственно выстраиваясь. – Огню положено быть самым сильным!

– Нет, нам, собакам! – рычали и лаяли четвероногие. – Наши зубы должны быть самыми крепкими!

В мгновение ока спор перешел в драку. И те, и другие забыли о беглецах. Они думали только об апельсине, который необходимо завоевать.

Тлела шерсть, гудело пламя. Выли опаленные псы, шипели, брызгали искрами слез искусанные, поломанные спички. Не одолев друг друга, противники разбежались в разные стороны – снова они будут действовать порознь. Кто первый настигнет беглецов, тот и добудет апельсин!

А человек, стоявший на одной ноге, в самый разгар битвы опустил поджатую ногу на землю и зашагал. Он шел, как все люди, очевидно, уже не пытаясь вечно танцевать. Долго блуждал человек, разыскивая «висельников», но их и след простыл.

А где же наш чудак-апельсин, из-за которого даже тому, кто вечно в пляске, наскучило танцевать? Чем занимался апельсин в то время, как пылала собачья шерсть и гудело пламя спичек?

Апельсин сам находит для себя карман

Апельсин становился все легче и легче. Вскоре уже не требовались громоздкие носилки. Наоборот, он сам готов был нести человечков, точно желая отблагодарить их за то, что они по его вине вытерпели. Кому из друзей выпадала очередь, тот обнимал апельсин, и у него словно вырастали крылья. Он шел, подпрыгивая, едва касаясь ногами земли. Если апельсин был в руках у Колобка, то отставал Колышек, если у Колышка, то приходилось догонять Колобку. Могло случиться и так, что один подпрыгнет и упорхнет куда-нибудь вместе с этим апельсином – разойдутся их пути-дороги, а им вовсе не хотелось разлучаться!

– Знаешь, что? – придумал Колышек, у которого были явные способности к технике. – Давай привяжемся, и пускай он нас несет!

Апельсин парил у них над головами точно воздушный шарик. Разумеется, оранжевый улыбающийся апельсин лишь с виду был похож на шарик.

Кто его знает, почему он только что давил к земле, как свинец, а теперь летает, словно надутый?

– У нас нет ни ремешка, ни веревки, – сокрушался Колобок.

Колышек подскочил и, нагнув ветку липы, ковырнул ее твердым ноготком. Оторвал длинную полоску коры, обвязал ею апельсин, и друзья взялись за концы– Колобок за один, Колышек – за другой.

Теперь апельсин нес их над землей, и это было очень приятно. Какая щедрая благодарность за пролитый пот! Однако апельсин нес их не туда, куда они хотели, а куда ему заблагорассудилось. Воробьи и вороны, испуганно крича, разлетались во все стороны.

С высоты город казался игрушечным, словно сложенным из кубиков. Как остро отточенные карандаши, торчали башни костелов. Троллейбусы и автобусы были похожи на двигающиеся спичечные коробки, которые тянули за ниточки.

Едва вспомнив про спички, Колышек почувствовал слабость. Лыко выскользнуло из его вспотевших рук.

– Падаю! Спасите! – крикнул он, но не упал, а стал медленно-медленно опускаться. Апельсин плыл рядом с Колышком, поддерживая его.

Мягко ударившись о землю, – какая она хорошая! – приятели снова очутились среди пригородных сосен. Только это был уже другой пригород. И сосны другие. И балкончики домов были другого цвета. По широкой асфальтовой дорожке, шурша, бежали красные листья. Они удрали из ближайшего оврага, куда сваливали мусор, и спешили к реке, которая была пока не видна, но унесет их далеко-далеко. Листья заранее радовались этому последнему своему путешествию.

Пока Колобок и Колышек слушали шепот листвы, апельсин закружился, как волчок, и, жужжа, пустился вперед. Он подкатился к стоявшим на земле красным туфелькам, стукнулся об них, подпрыгнул и влетел прямо в карман светло-зеленой курточки.

Владелице красных туфелек и светло-зеленой курточки было лет шесть, самое большее – седьмой год.

Она нисколько не удивилась, что апельсин прибежал, словно на ножках, и забрался к ней в карман. В оттопыренном кармане ее курточки всегда бывали гости. Последним здесь гостил удравший от мамы ежик.

И то, что вместе с апельсином прилетели два человечка, тоже не удивило ее: ведь она и сама летала, правда, без апельсина.

Колобок любил девочек. Помните? Он до сих пор вспоминал озорницу Расу и все еще хранил кончик ее косы! Увидев синеглазую, аккуратную девочку, он покраснел и решил предупредить ее.

– Послушай, девочка! С этим желтым толстяком нелегко дружить. Он такой непостоянный. Смотри, как бы не оторвал тебе карман!

– Если оторвет, мне помогут игла и нитка. Я не боюсь. А друзьям всегда надо доверять… – сказала девочка и засмеялась. Голос у нее был ломкий, смешливый.

– Ты украла мой апельсин! – сердито крикнул Колышек. Теперь, когда апельсин сам нес друзей, когда его не надо было тащить, обливаясь потом, Колышек уже не хотел с ним расставаться.

Девочка не испугалась, она спокойно спросила:

– Что такое «мой»?

– Мой – это не твой!

– А что такое «твой»?

– Ну, знаешь! – разозлился Колышек, но Колобок одернул его:

– Не придирайся, она не брала апельсина. Он сам нашел ее карман…

Из кармана, словно подтверждая слова Колобка, выглянул оранжевый бок. Казалось, апельсин хочет заговорить, но стесняется.

– Я его отпущу, когда ему надоест в кармане, – сказала девочка, должно быть, поняв, что хотел сказать ей апельсин. – Я и ежика отпустила, и ящерицу…

– А ежик не боялся тебя? – спросил Колобок.

– Я его немножко боялась, потому что он кололся. Ой, и апельсин колется!

– Не может быть! – усомнился Колышек.

– Почему же он не может колоться, если может летать? – рассудил Колобок.

– Нет, он колется потому, что ревнует! – баском засмеялась девочка, будто рожок заиграл. – Хочет, чтобы я забыла ежика и думала только о нем.

Колышек ничего не понял. Он подумал, что они напрасно теряют время, разговаривая с этой чудачкой. Такой апельсин проморгали! Допустим, догоняют тебя спички или собаки, ты – только раз! – оттолкнулся от земли и паришь над растерянной шайкой.

– Девочка, ты здешняя? Из этого дома?

Девочка ответила странно:

– Может, да, а может, и нет.

Она и не могла ответить иначе. Ведь Колышек, махнув рукой, показал на все дома, а она жила только в одном. Вернее сказать, в маленькой дольке одного из домов.

– А ты не встречала здесь собаку с синими ушами? – на всякий случай поинтересовался он.

Девочка замялась, но не потому что была удивлена. Нет. Она допускала, что уши у собак могут быть самых различных цветов.

– Не хочешь нам сказать, – упрекнул ее Колышек. – А мы тебе такой апельсин притащили!

– Притащили? Не стоит жалеть о том, кого надо тащить насильно, – спокойно ответила девочка, как будто уже много дней думала над этим. – Те, кто любят нас, приходят сами. Разве не так, апельсин?

Апельсин ослепительно улыбнулся из кармана курточки. Девочка тоже очаровательно улыбнулась и добавила:

– А что касается собаки, то могу сказать: может, встречала, а может, и не встречала.

– Как так? – возмутился Колышек. – Ты ее видела?

– Может, видела, а может, и не видела.

– Если видела, стало быть – встречала, – поучал Колышек. – А если не видела, – значит, нет. Ну-ка, вспомни!

– Мне не нужно вспоминать, потому что я ничего не забываю. Синеухий пес бегал здесь, но не один. А ты ведь спрашивал об одной собаке?

– Это он! Он и его шайка! – разволновался Колышек.

– Кроме того, – девочка старательно чертила что-то на песке красной туфелькой, – синева бывает разная. У этого пса уши были точно в чернилах…

– Да, это Зубарь, – огорченно подтвердил Колобок. – Он ведь из чернильницы. А почему ты сразу не хотела нам сказать?

Девочка ничуть не удивилась, что пес – из чернильницы. Она только заморгала длинными ресницами.

– Как же я могла сказать, не зная, какая синева нужна вам? Ведь сказать неточно – значит, соврать!

Колышек хотел еще справиться, не пробегали ли здесь спички, но Колобок опередил его:

– А как тебя звать, правдивая девочка?

– Я Саломея, но, может быть, и нет, – улыбнулась она и туфелькой начертила на песке большой вопросительный знак. – Папа зовет меня Саломея, мама – Салюте, а ребята – Сале и даже Сало. Они и песенку такую сложили:

 
Саломея
Сало ела.
Ела-ела,
Не толстела.
 

Саломея спела это приятным голоском и засмеялась:

– Поют они, может, так, а может, и не так. Если беззлобно, в шутку, то дразнилка не считается, и сердиться на них не стоит.

– Да, не стоит, – согласился Колобок, хотя ему было обидно, что кто-то дразнит такую правдивую девочку.

Вдруг она снова засмеялась, как рожок затрубил:

– Не сердитесь, но мне надо сбегать домой и постелить кроватку апельсину. Он шепнул мне, что очень-очень устал. Вы не знаете, кто его так измучил?

И, не дожидаясь ответа, девочка убежала.

– Знаешь, что? – прошептал Колышек Колобку, когда они остались одни. – Мне кажется, что эта Сале– все выдумывает… Зря мы ей подарили апельсин.

– Сам ты все выдумываешь, а Саломея – правдивая девочка. Самая правдивая из всех, кого мы встречали! Ты подумал, за что апельсин полюбил ее? Он удрал от хвастуна, не поддался ни глупцу, ни хитрецу, отказался от счастливчика, а в ее правдивые руки сам пошел. Теперь ты понял, почему апельсин сначала все тяжелел и тяжелел, а потом стал легче, легче и даже сам понес нас?

– Где мне понять! Ты забыл, что ли, что у меня чурбак, а не голова?

Расстроенный Колышек хлопнул себя по деревянному лбу. В ответ раздался громкий стук.

Забытые горести Распорядкина

По длинной пригородной аллее, высунув языки, бежали злые псы. Впереди трусил Зубарь, грязный, тощий, еще более злой, чем раньше. Слюна капала из его пасти – до того он был разъярен неудачами!

Обомлевшие от страха приятели огляделись. Никто не идет, не едет мимо. Улицу как вымели. Ни камня под рукой, ни палки, а собаки уже близко.

– Мы пропали! – задрожал Колышек и толкнул Колобка к забору. – Беги, прячься! Хоть ты спасешься…

– Нет, ты беги! Я останусь!..

– Ой, слишком поздно! – всхлипнул Колышек. – Прощай, мой друг… Не поминай лихом…

– И ты меня… – слезы застилали глаза Колобка. Он сунул руку в карман за носовым платком – нехорошо, чтобы враг видел мокрые глаза! – и нащупал что-то твердое.

«Откуда там взялся камень?» – подумал Колобок. Даже в минуту крайней опасности он не мог не думать, этот рачительный хлебный человечек.

Дрожащими пальцами вытащил он камень, собираясь бросить его в преследователей. Увы, это был не камень, а горести – подарок Распорядкина.

– Бросай, бросай, говорю! – торопил приятеля Колышек, топая ногами-лучинками.

Колобок попятился, но и отступать-то было некуда. За спиной подымался к небу глухой забор, а во дворе позвякивал цепью злой пес. Может быть, он и не из этой шайки, но все равно собака остается собакой.

«Разве тут поможет комок горестей?..»– нерешительно размышлял Колобок, а враги были уже рядом. Скалились красные пасти собак, их горячее дыхание обжигало лица друзей. Колышек вдруг подскочил, вырвал комок из рук Колобка и швырнул во врагов.

Комок горестей стукнул генерала Зубаря по синему уху и шлепнулся на асфальт. Горести рассыпались во все стороны, и голодные псы бросились за ними, забыв про Колобка и Колышка.

Оберткой горести ничем не отличались от шоколадных конфет, которые так нравятся собакам. А особенно голодным! Каждому псу досталось по горести, и каждый цапнул ее зубами, не разворачивая бумажки.

Все псы, как по команде, завыли, скорчились. Они уже и не думали гнаться за удирающими человечками. От страшной горечи у них свело судорогой глотки, желудки резало, точно ножом.

Вот каковы были на вкус горести Распорядкина! Недаром говорится: нет худа без добра.

Если бы не горести, пришел бы конец нашим славным друзьям, которых ждет еще одно приключение. Последнее и, должно быть, самое главное.

В то время, как собаки корчились и визжали, из проезжавшего мимо такси выскочила Мышка. Ученая, всезнающая, на высоких каблучках и с портфелем. Она ведь исполняла обязанности секретаря писателя!

– Что с вами? Почему вы царапаете когтями по асфальту? – спросила она у корчащихся, рычащих собак. Казалось, у каждого пса в глотке застряла кость.

– Нас отравили! – скрипел зубами полуживой генерал. – Отравили!

– Чем вы отравились, собачьими грибами? – серьезно спросила мышка.

– Горестями! Горестями! – взвыли собаки, кувыркаясь через головы.

Мышка встревожилась.

– Ах, горестями Распорядкина? Это хуже… Я вам не завидую.

Собаки начали выть и плакать от ужаса, как маленькие дети. Однако и плакать как следует им не удавалось, потому что от горестей и скулы свело.

– Я могла бы спасти вас, – улыбнулась мышка мило и хитро, – но с одним условием: чтобы Зубарь больше не преследовал Колобка и Колышка и вернулся в сказку.

– Нет, не вернусь, пока не съем Колобка! – завыл Зубарь, кусая свои синие уши. – Я съел сто колобков, съем и сто первого! Гав-гав!

– Это он, Зубарь, сманил нас. Рассчитаемся с ним! – тявкнула самая маленькая, самая ободранная собачонка. И все собаки, сколько их было, окружили генерала-самозванца.

– Как хочешь, – сказала Мечтышка. – Выбирай: моя помощь или собачья месть. Я советую тебе вернуться в сказку.

– Ладно… вернусь… А ты дашь мне записку, что у меня не было другого выхода?

– Зачем тебе записка?

– А что мне скажет лохматая ведьма? Еще подумает, что я сам, по своей воле отказался от Колобка… что меня в вашей стране перевоспитали! Разозлится и превратит меня в камень, а кто освободит меня, пса? Я ведь пес, а не какой-нибудь принц… Напишите, что я был вынужден!

Мышка рассмеялась:

– Хорошо, напишу… А теперь я вас всех отведу к врачу. Он промоет вам желудки, и судороги прекратятся. Потом доставлю всех к инженеру. Он вам вправит челюсти.

– Скорей! Скорей веди нас! – умоляли собаки, устремившись за Мечтышкой.

Мышка приостановилась, насмешливо оглядела беспорядочную свору собак.

– Э, так не годится! А ну-ка стройтесь по-двое… и беритесь за лапы!