Текст книги "Волшебная чернильница
(Повесть о необыкновенных приключениях и размышлениях Колобка и Колышка)"

Автор книги: Миколас Слуцкис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Рассказ Колобка

Музыка и лай стихли. Громко и отчетливо, словно топором рубил, заговорил человек. Писатель бросился поднимать Колобка. Хлебное сердечко маленького человека сильно билось, ладони вспотели от страха.

– Что с тобой? Успокойся! Это радио.

– Радио? Эту собаку зовут Радио? А сюда она не прибежит?

– Радио – не собака, – пытался объяснить писатель. – По радио говорят, поют, играют…

– …и лают, – вставил Колобок, грустно покачав головой. – Пускай себе пели бы, говорили, но зачем же лаять?

– Там лает не собака, а человек, он только подражает собаке. Понимаешь?

– Бывают и ненастоящие собаки? – удивился Колобок и глубоко-глубоко вздохнул. – А я из сказки, в которой собака – самый страшный зверь! Сначала я не боялся собак, потому что был просто зерном, твердым ржаным зернышком. Потом меня бросили во вспаханную землю. Мне показалось, будто я попал в темницу, но вскоре начал кое-что различать. Отдохнув немного, я пробился сквозь мягкий слой земли и осмотрелся. Только был я уже не зерном, а тоненьким ростком. Покачиваюсь, чувствую – надо мною ветер, солнце, дождь. Как хорошо, думаю, что меня посеяли. Буду теперь тянуться, расти до облаков. Вдруг небо потемнело, стало опускаться на головы мне и моим братьям, росткам. Как посыпятся с него белые пушинки! Мы сперва смеялись, ловили их, но вскоре почувствовали, что тонем, что уже совсем-совсем ничего не видим. Когда землю сковала стужа, худо пришлось деревьям и кустарникам: свирепые ветры налетали на них, стремились вырвать с корнем, а нам, озимым, укутанным толстой шубой, было тепло, даже жарко в душной постели. Мы спали долго-долго, а когда опять открыли глаза, была уже весна. Смотрим – не одни мы зеленеем, растем. Все вокруг кудрявится, волнуется под ветром, тянется к солнцу. А потом, после шумливых дождей и летнего зноя, я почувствовал, что уже не одинок – в одном колосе зрело нас двенадцать зернышек.

– Ах как интересно! – пропищал Колышек.

– Однажды к нам на поле прибежала коса. Как взялась косить под корень, как взялась валить, укладывать высокую рожь! Мы все стоим бледные, ждем конца. Напрасно мы все лето шептались, пили земные соки, наливали зерна. Приходит смерть, да такая глупая, хоть плачь. Вдруг чувствую: голова клонится-клонится, а небо падает-падает. Вот и конец, подумал я, и все-все зерна подумали и зашептали то же самое.

Но мы были просто невеждами. Прежде всего нас подняли с земли, связали в снопы, потом снопы составили в бабки. Мы решили, что так и будем зимовать, точно избушки, друг возле друга. Но нет, нас свезли на гумно, пошвыряли на голый ток да как начали дубасить палками! Не успели мы и ахнуть, как все посыпались из колосьев такие же серые, твердые, как те зернышки, что осенью бросали в рыхлую землю. Только осенью нас было мало, а теперь шуршало много-много зерен, мы уже не умещались в одном мешке! Потом…

Тут вмешался Колышек. Он, должно быть, помнил рассказ приятеля наизусть и не мог усидеть на месте.

– Потом вас зачерпнуло сито, а потом мололи жернова, большие, тяжелые, и вы сыпались белым снежком. Только снежок этот уже был не тем холодным, тающим на солнце пухом, а белой, душистой мукой!

– Все так и было, – не рассердился на приятеля Колобок, – только позволь мне самому рассказать дальше. Большие руки зачерпнули эту душистую муку, замесили в чане с водой. Ах, какие ласковые и сильные были эти руки! Тесто так и прилипало к ним, не хотело отстать, а руки мяли его, похлопывали. Когда тесто подошло и стало ползти из квашни, эти добрые руки вылепили круглые караваи, а затем выскребли квашню и проворно вылепили меня, колобка. Вместе с моими братьями, большими караваями, я въехал на деревянной лопате в печь. Мне казалось, лопну от жары, но не лопнул, только у братьев полопались пиджаки по бокам. Когда все мы стали коричневыми, те же руки подняли печную заслонку, схватили меня, похлопали, поднесли к большому носу, а потом побрызгали водой.

Братьев уложили отдыхать на широкой лавке, укрыли полотняным рушником. Они дремали, похожие на каких-то великанов, а я притулился с краешку. На меня даже рушника не хватило. «Ах, какой славный колобок! Настоящий ребеночек!» – радовались руки, которые вылепили и испекли меня. Мною любовались дольше, чем моими большими братьями. Но тут в избу ворвался какой-то зверь, лохматый, злой, с вывалившимся языком, и хвать меня зубами…

– Это пес! Пес Зубарь! – воскликнул Колышек.

– Я ужасно испугался этого пса, – рассказывал взволнованный воспоминаниями Колобок, – да как крикну басом! Зубарь тут же выронил меня на пол… А я, не дожидаясь, ноги в руки и покатился! Злой пес – за мной! Я скок через порог, и пес через порог. Я во двор, и он во двор, я на луг, по кочкам, и он за мной. Только как я ни мчался, а Зубарь все равно быстрее. Смотрю, на дороге палка, я кувырк через нее – и дальше. Зубарь тоже хотел перепрыгнуть через палку, но она вдруг подскочила и давай колошматить злого пса…

– Х-хи! – довольно засмеялся Колышек. – Хи-хи!

– Чтобы отблагодарить палку, я отломил свой нос – а испекли меня с длинным-длинным носом! – и кинул ей. Палка на радостях давай еще пуще колотить Зубаря. Пес наконец отстал, но поклялся мстить мне. Дескать, всюду полно собак. Везде меня будут кусать, пока не растерзают. Нет, я никак не могу вернуться туда, откуда пришел!

– А я? Думаете, я могу вернуться? – горячо подхватил Колышек. – Мы оба не можем!

– К тому же, – добавил Колобок, скромно потупившись, – мы хотим поглядеть на мир… А то еще, чего доброго, сожрет какой-нибудь Зубарь, и не узнаешь, зачем жил на свете…

– Сожжет какая-нибудь спичка-злючка, и не узнаешь, зачем жил на свете! – почти слово в слово повторил Колышек и спросил: – Ведь правда? Так, может, ты выведешь нас в этот большой мир?

У Ластик-Перышкина вырастает борода

Оба гостя, степенный Колобок и бойкий Колышек, вопросительно уставились на писателя.

Ластик-Перышкин задумчиво поскреб подбородок. Он долго тер испачканными чернилами пальцами гладко выбритые щеки, не зная, ни что сказать человечкам, ни что дальше делать.

Вдруг он вспомнил, что его сосед-ученый, живущий этажом ниже, ходит в очках и носит густую черную бороду.

– Обратитесь к великому ученому Очкарику. Он сделает все, чтобы вам не пришлось возвращаться в сказку!

Колышек фыркнул и отвернулся, а Колобок развел короткими ручками.

– Не сердись. Мы уже были в квартире ученого. Нас сразу привлекла его большущая борода. Но Очкарик не заметил нас, когда мы выскочили из его чернильницы. А чернильница у него побольше твоей!

– И не услышал, хотя мы орали ему в самое ухо! – добавил Колышек.

– А когда Колышек дернул его за бороду и стащил у него с носа очки, он надел другие. Мы и эти сняли, так он нацепил третью пару. Никто не знает, сколько у него этих очков в запасе!

– Тогда вам, может быть, зайти к художнику Тяп-Ляпу? – с новой надеждой предложил писатель. – Он живет как раз надо мной. И у него есть борода, хоть и не такая всклокоченная, как у Очкарика.

Приятели снова переглянулись. Оказывается, они уже побывали и у художника. Тяп-Ляп любезно встретил человечков, которые выскочили из его чернильницы. Художник редко пользовался чернильницей, потому в ней было полно мух, попадались и бабочки. Колобок и Колышек с трудом пробились сквозь синюю кашицу. Художник усадил их и стал напевать странную, очевидно, колдовскую песенку: «И-стам-бул Конс-тан-ти-но-по-ли… Истам-но-поли… бул-бул-бул!» Человечки сидели съежившись, а он, распевая, схватил кусок холста и натянул на доску. И борода, и песенка, и подставка для доски вдохнули в друзей надежду. Вот это уже настоящий волшебник! Они смотрели во все глаза, а художник накладывал краски, размазывая их большими, как метлы, кистями. Колышек превратился на полотне из белого в фиолетового, розовый Колобок запылал закатными отблесками. Круглый, как картошка, носик Колышка вытянулся на полотне и загнулся коровьим рогом.

– Групповой портрет! – воскликнул художник, прервав странную песенку, которую все время жевал вместе с лезущей в рот бородой. – Я создал истинный шедевр!

Возможно, групповой портрет художника и в самом деле был хорош, однако друзья не на шутку встревожились. Их изображения неподвижно застыли на полотне. А что, если чиркнет подоспевшая спичка? А вдруг ворвется пес и цапнет острыми желтыми клыками? Ни убежать, ни выпрыгнуть из рамки, сиди и жди смерти… Нет, так не годится!

Тем временем художник, уже забыв маленьких человечков, принялся накручивать белый диск на черной коробке и кричать, прижав к уху черную лапу:

– Хелло! Хелло! Ты, Джек? Вот уж ляпнул, так ляпнул! Ромас, ты, морда? Жми сюда! Гениально, умрете! Мигле, Мигле, не забудь розы!

Колобок и Колышек прижались друг к другу, как два ореха в одном ядре. Быть может, Джек и Ромас, которые сидят в черной коробке, – собаки? А эта Мигле– может быть, этикетка от спичек? Приятели, пошептавшись, схватили ведро краски и опрокинули на полотно со своим изображением… А потом поспешно нырнули в чернильницу, забитую мухами, бабочками и окурками.

Вот что претерпели Колышек и Колобок, пока искали волшебника! Ни великий ученый Очкарик, ни прославленный живописец Тяп-Ляп не приютили их.

Ластик-Перышкин смотрел на приятелей с сочувствием, а они на него с надеждой.

– Гм-гм… – все тер и тер писатель свои щеки, не зная, как помочь деревянному и хлебному человечкам. Может быть, пробежало минут пять, может, два часа, а возможно, и трое суток, пока он так сидел и расстроенно потирал щеки. Внезапно писатель почувствовал, что его тонкие, чуткие пальцы уже не скользят по гладкой коже – лицо покрылось волосами! С каждым мгновением, с каждым прикосновением волосы становились все длинней и длинней. Вскоре Ластик-Перышкин уже поглаживал курчавую бородку.

– Ура! Ты уже волшебник! Ура! – закричали озорные человечки, словно вгоняя ему в голову гвозди – один тонкий, другой толстый. – Теперь ты выведешь нас в большой мир. Выведешь? Выведешь?

Писатель понял, что Колобок и Колышек заколдовали его.

– Ладно уж, если вы такие ловкие! Но как я это сделаю?

– Подвинься-ка сюда! – велел Колышек, щелкнув твердым ногтем по столу.

Писатель подчинился.

– Возьми лист бумаги и перо! – приказал Колобок.

– Взять-то я могу, но оно не желает скрипеть! – пожаловался писатель.

– Заскрипит, отныне будет скрипеть вовсю!

О чудо! Перо подпрыгнуло и само протиснулось между пальцев писателя. Да как заскрипит! Но скрип этот был не очень похож на привычный, хорошо знакомый писателю звук. Перо заиграло, как скрипка.

А! Теперь Ластик-Перышкин воспрянул духом. Он даже затопал клумпами от удовольствия. Ему показалось, что все это придумал он сам. Значит, он будет описывать приключения Колобка и Колышка, и таким образом они смогут путешествовать, а все люди – видеть и слышать их?! До чего же славные, милые и умные человечки!

– Обещай не брить бороду, пока наши странствия не кончатся, – вежливо попросил Колобок. – Если ты побреешься – мы погибли! Когда борода не будет больше нужна, она сама исчезнет. Как не бывало! Понял?

Ластик-Перышкин понял, что тут было не понять. Он отметил, что стал гораздо смышленее, отрастив бороду.

Твердо пообещав не бриться, он принялся за дело, то есть за писание.

С тихим шелестом отлетали страница за страницей, уже не пустые – отяжелевшие, исписанные. Порхая, как голубь, один лист опустился на паркет. Колышек подбежал и поднял его. Испещренный буквами лист был похож на большое вспаханное поле: проложены борозды и семена посеяны! Даже галки и воробьи скакали как по настоящей пашне – это были вопросительные и восклицательные знаки. Колышек и Колобок повертели лист, уткнувшись в него носами, и почтительно вернули автору.

– Через дверь! Через дверь! – показал им писатель пером, которое скрипело даже в воздухе– так оно рвалось писать! – когда человечки двинулись было к окну. – В нашем городе ходят только в дверь.

Гости смутились и направились к двери.

– Ты первый! – подталкивал друга Колышек. – Ты умней меня.

– А ты проворнее и хитрее!

Первое знакомство и непредвиденные препятствия

Человечки выбрались на лестничную площадку. Хотя на дворе сияло солнце, здесь было не светлее, чем в чернильнице. Десять лет назад перегорела лампочка, а новую собирались ввернуть завтра. Это «завтра», надо полагать, еще не наступило. Но запах здесь был приятный, как в сказке: пахло луком и борщом.

Пока друзья впитывали милые запахи, вверх по лестнице стремглав бежала Раса Храбрите.

Колышек и Колобок не успели разглядеть ее лица: словно вихрь закружил человечков, и их втянуло в комнату писателя, – оставалось только потирать ушибленные лбы.

Раса, как ветер, тащила за собой всякий мусор. По пути из школы она дралась с мальчишками и теперь сжимала в руке чей-то разодранный берет. В ее собственной куртке тоже зияла дыра, коса расплелась. Не сказав ни слова, Раса схватила со стола ножницы и – чик! – отхватила косу.

– Что ты сделала, Раса? – воскликнул Ластик-Перышкин. Ее коса помогала перу писателя вдохновенно скрипеть.

– Я не зареву, не думай! Из-за этой косы проиграла сражение. И всегда из-за нее проигрываю. Один хвать за косу, а другой бац-бац по спине! Попробовал бы сам драться с такой косой!..

Кончик срезанной косы лежал на полу и блестел на солнце, как мед. Колобок долго смотрел на лучистую, переливающуюся прядь, потом опустился на колено и обеими ручками поднял ее.

– Может быть, вы позволите мне взять на память, уважаемая Расочка? – вежливо спросил он, удивив этим поступком не только писателя, но и своего друга Колышка.

– Я не Расочка! Я – Раса. А тебя, малявка, знать не знаю! – Большими, как блюдца, глазами она требовательно посмотрела на писателя. – Что это за типы вьются около тебя?

– Я – Колобок. А это мой друг по странствиям – Колышек. Разрешите узнать, уважаемая Раса, что такое типы?

Раса засмеялась, и этот смех Колобку был приятнее, чем ее ответ.

– Спрашивайте у этого типа. Он ведь все знает, – сказала Раса, махнув рукой в сторону писателя (в отместку за его всегдашние нравоучения!).

Колобок и Колышек переглянулись. Раса нравилась им не меньше писателя, но почему она называет их волшебника каким-то типом? Особенно понравилась она Колобку, который украдкой спрятал отрезанную косичку в карман. И его рука в кармане все время сжималась и разжималась, словно он пытался ухватить горящий уголек.

– Откуда вы взялись, чудаки? – Раса вытаращила на них глаза, которые стали еще больше и теперь едва умещались на лице. – Почему один толстенький, а другой тоненький? Почему ты пахнешь свежим хлебом, а ты щепками? Может, вы бежали из пекарни? А может быть, вы – игрушки?

– Нет, мы не из пекарни и не игрушки, – вежливо отозвался Колобок, ничуть не обидевшись. – Мы вон оттуда… Покажи, Колышек!

Бойкий Колышек не стал стесняться. Ухватил Расу за мизинец двумя жесткими пальчиками и потащил к столу.

Не успели они подойти поближе, как чернильница стала расти. Она разбухала, раздувалась, пока не стала величиной с ванну. Горлышко торчало, точно труба на крыше дома – только дым не валил. Внутри бились о темное стекло грозные синие волны.

– Ого! Можно было захлебнуться! – восторженно сказала Раса. Ее выпуклые глаза стали совсем круглыми и теперь действительно казались двумя блестящими фарфоровыми блюдцами, синими-синими от волн, которые бушевали в чернильнице. Колобок никогда еще не видел таких больших и таких синих глаз.

– А ореховые скорлупки для чего? – улыбнулся Колышек. – Видишь четыре ореховых скорлупки?

– Вижу, вижу! Вы были в скафандрах. Как интересно! Теперь я понимаю! Мне уже ясно, кто вы и откуда… А можно я с вами поиграю, хоть вы и не игрушки?

– Постыдилась бы, Раса! – одернул Ластик-Перышкин, предчувствуя, что ее выдумкам не будет конца. – Они устали после долгого, опасного путешествия и отправляются в еще более долгое, еще более опасное… Не мешай им!

Колобок, должно быть, желая отблагодарить Расу за согревающий руку кончик косы, скромно сказал:

– Если это ненадолго, то мы могли бы…

А веселый по характеру Колышек даже взвизгнул от удовольствия.

– Приготовились! Я – собака, вы – кошки! – воскликнула Раса, которая никогда не медлила. – Бегите, прячьтесь, а я буду ловить. С одним условием – в чернильницу не прятаться! Три, четыре…

– Нет, эту игру мы не хотим! – недовольно поморщился Колобок.

– Тогда я – огонь, а вы – обручи! Катитесь, прыгайте через меня, а я буду жечь, кусать. Приготовились!

– Нет, нет, нет! – в один голос отбивались от новой игры Колышек и Колобок.

Ластик-Перышкин хотел было вступиться за встревоженных приятелей, объяснить Расе, почему им не нравятся подобные игры, но она не дала ему даже рта раскрыть.

– Ты не вмешивайся. Лучше бороду соскреб бы! Сам знаешь, какая противная щетина у тебя отрастает, если не побреешься дня два!

– Ну, что вы, – подал дрожащий голос Колышек. – По-моему, у него прекрасная борода…

– Редкой красоты! – уверял Колобок.

– Ну как: сбреешь или нет? – грозно наступала Раса.

– Да я не мо-могу… – промычал Ластик-Перышкин, пятясь от ножниц, которые защелкали у него под носом.

– Ладно, давай играть, уважаемая Раса! – неожиданно согласился Колышек, подмигнув Колобку.

Тот не сразу сообразил, в чем дело.

– Играть? С огнем?

– Да, с огнем! С собаками! – кивал Колышек – Только на улице, не в комнате!

Наконец дошло и до волшебника: человечки, спасая его бороду, пустились на хитрость. Они выманят озорницу на двор и… дадут тягу.

Раса тут же забыла про бороду.

– Вот это будет игра! Я еще ни разу в жизни не играла с такими человечками!

Загремели, загрохотали ступени, словно по ним промчался табун жеребят. Колобок и Колышек кубарем катились по лестнице. За ними прыгала по ступенькам Раса Храбрите.

Гонка по улицам города

На улице Колышек и Колобок зажмурились от яркого света. То солнце, которое сияет с неба, приятели хорошо знали. Но сейчас его не было видно за высокими домами большого города. Зато над улицами горели другие светила, должно быть, отколовшиеся от того большого солнца. В каждом окне, у каждого автомобиля сияло одно или сразу несколько маленьких солнц.

Что такое автомобили с двумя солнцами во лбу, друзья не знали. Им казалось, что это дома на колесах, почти как сказочные избушки на курьих ножках. Только те избушки не фыркают, не бегают, а стоят, покосившись, на одном месте!

По улице прошуршал длинный, широкий троллейбус.

– Смотри, какие длинные усы у этого большого жука! Как высоко они достают! – пищал Колышек. Он был сделан из верхушки липы и очень хорошо видел, гораздо лучше Колобка, который родился за печной заслонкой.

– Где? Где? И я хочу посмотреть! – тянулся на цыпочки и таращил глаза Колобок.

– Ах вот они где, негодники! – крикнула догнавшая их Раса. – Я вам покажу, обманщики из чернильницы!

Колобок хотел было объяснить, что они вовсе не обманщики, однако Колышек дернул его за локоть.

Бочком-бочком побежали они по улице, залитой светом множества ярких ненастоящих солнц. Неважно, что высокие дома заслоняли небесное солнце – все вокруг блестело, сверкало.

Дорогу приятелям преграждали столбы, ноги прохожих, какие-то каменные ступы. Колышек хотел было шмыгнуть в одну такую ступу, зеленую, как цветок, но Колобок одной рукой зажал свои ноздри-дырочки, а другой удержал друга.

– Могли бы спрятаться в чашечке цветка! Чего ты испугался? – сердито зашипел Колышек.

– Нашел чашечку и цветок! Это же мусорный ящик…

– Откуда ты знаешь?

– Воняет тухлой рыбой, окурками. Ты ничего не чувствуешь?

– Ты ведь знаешь, нюх у меня слабоват, – признался Колышек, который и впрямь не различал запахи. Старик второпях вырезал ему шишку вместо носа.

– Ничего, не огорчайся! – утешил его приятель. – Зато у тебя отличное зрение!

Это была чистая правда, и Колышек вновь обрел уверенность в себе. Ведь совершенных созданий не бывает. Важно, чтобы зоркий всегда пришел на помощь подслеповатому, а тот, у кого слабое чутье, мог положиться на друга с хорошим обонянием.

Пока приятели разобрались, что не всякий предмет, у которого есть лепестки, является цветком, Раса не дремала. Ее крепкие ноги постукивали, как вальки.

Вдруг она остановилась. Посреди улицы зияла круглая дыра, которой утром не было. Рядом лежала железная крышка. Уж кто-кто, а Раса не могла пропустить такого случая и не прогуляться под мостовой.

«А может быть, это отверстие ведет на другую сторону земного шара? Надо попробовать!» – решила Раса, которая любила фантазировать. Она знала, что Земля круглая, как школьный глобус. Ведь она недавно проткнула этот глобус проволокой, чтобы посмотреть, какая страна окажется точно под проколотой.

Прыг! – и Раса очутилась в подземелье, куда посторонним вход строго воспрещен.

– Ишь, куда лезет! Что, тротуаров не хватает? – схватил ее усатый рабочий канализации. Да, обыкновенный рабочий, а не какой-нибудь пещерный человек, на которого он был похож в темноте. – И еще кто лезет-то – девчонка!

Пока Раса барахталась в сильных руках рабочего, окруженная вылезшими из тоннеля смеющимися людьми, Колобок и Колышек могли бы уже невесть где очутиться. Но их тоже задержало непредвиденное препятствие – стоявший у тротуара мотороллер. Конечно, они не знали, что такое мотороллер и что он умеет делать, но чем-то он напоминал им маленького, быстрого конька. Почему-то он стоял возле столба, грязный, тусклый. Приятелям стало жаль его. Острым, как зачиненный карандаш, пальчиком Колышек поскреб бок конька. Тут же блеснул красный глазок.

Можно было представить себе, каким бы он был ярко-красным и веселым, если бы не грязь и копоть.

– Может быть, почистить его? – вслух подумал Колышек, во всем любивший блеск и чистоту.

– Хорошо бы, – согласился Колобок и стал оглядываться в поисках бумаги.

Но в это время их увидела мчавшаяся стремглав Раса. Казалось, у нее от злости даже крылья выросли– она так и летела, размахивая длинными руками.

– Ой, мы пропали! – застонал Колобок. – Раса!

– Еще не пропали. Забирайтесь ко мне на спину и держитесь покрепче!

Это заговорил железный конек, который был совсем не коньком, а настоящим мотороллером.