Текст книги "Волшебная чернильница
(Повесть о необыкновенных приключениях и размышлениях Колобка и Колышка)"

Автор книги: Миколас Слуцкис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Может, апельсин отдать глупцу?

Колобок и Колышек блуждали в окрестностях города, а вместе с ними и апельсин. Легко сказать «вместе с ними», на самом деле они с трудом тащили его.

Чем дальше, тем тяжелее становился апельсин, хотя он, казалось, не увеличился. Сначала носильщики менялись через каждые сто шагов, потом – через каждые пятьдесят, а под конец – через каждые десять. Желтый мячик точно свинцом наливался – так оттягивал руки.

Приятели легли отдохнуть.

Колобок вдруг хлопнул себя по взмокшему лбу.

– А для чего мы зарядке учились? Вставай! Сейчас полегчает!

– Э, – махнул рукой чуть живой Колышек, растянувшийся на траве. – Еще больше запыхаемся.

– А Распорядкин? Почему он свежий, как огурчик? Не ленится делать зарядку!

Хоть и без особого желания, Колышек встал. Друзья раза два присели, подпрыгнули, развели руки в стороны, словно отгоняя мух, и готово!

Апельсин лежал рядом и таращил свои живые глазки, хотя, как известно, глаз у него не было – это только казалось, что он смотрит и ухмыляется! А когда Колышек ухватился за него, то еле-еле оторвал от земли.

– Ох, ну и полегчало! – застонал Колышек. – Попробуй сам, каков он стал!

Принимая ношу, Колобок едва не согнулся под тяжестью апельсина – даже в глазах у него потемнело.

Все чаще сменяя друг друга, пыхтя и отдуваясь, приятели добрались до большого сада. А на краю этого сада стоял под яблоней рослый детина. Он пялил глаза, ничего не видя вокруг себя, и был, очевидно, чем-то очень озабочен.

Увешанные блестящими румяными яблоками ветви раскачивались от дуновения ветерка и били его по носу – длинному, хрящеватому, печально свисавшему вниз.

– Видишь? Не в себе человек! – обрадовался Колышек, вытирая пот со лба. – Может, отдадим ему апельсин, чтобы развеселился?

Апельсин, только что сиявший от удовольствия, насупился. При этом он стал таким тяжелым, что пришлось немедленно опустить его на землю.

– Не торопись. Мы ведь не знаем, отчего он так расстроился, – удержал Колобок своего быстрого друга.

Колышку и Колобку уже наскучило топтаться на месте, а человек все не шевелился. Ветви, ударяясь о его большой нос, роняли яблоки. Много-много яблок осыпалось.

– Что с тобой, человек? – не выдержал Колобок.

– Почему ты позволяешь веткам бить себя по носу? – добавил Колышек.

– Я думаю, – коротко ответил человек, даже не взглянув на них.

Теперь и Колобку стало жаль человека, который так глубоко задумался, что даже позволяет веткам бить себя по носу.

– О чем же ты думаешь? Может, мы сумеем тебе помочь?

– Вы? Такие маленькие? – засмеялся человек, и от его громового хохота не меньше сотни яблок попадало с дерева и разбилось.

Видя, что столько яблок пропало, человек тут же стал серьезным.

– Вот, думаю, как снять эти яблоки.

Колобок и Колышек переглянулись. Неужели так трудно снять с дерева яблоки?

– Потряси яблоню и собирай себе на здоровье! – посоветовал Колышек.

– Вот и я сперва так думал, – шмыгнул длинным носом человек. – Да ведь разобьются яблоки-то.

– Тогда влезай на дерево с корзиной! – посоветовал Колобок.

Человек покачал головой и чиркнул своим длинным носом, как палкой, по яблокам.

– Хорошо вам говорить. А если я сорвусь и упаду?

– Так что же ты будешь делать, человече?

– Буду думать, авось, что-нибудь придумаю. Ведь у меня не горшок на плечах, – ответил человек и вдруг крикнул: – Убирайтесь вон отсюда! Выпытываете, что я придумаю?

Он нагнулся, схватил несколько яблок и запустил в приятелей. К счастью, промазал. Человечки отступили, но не слишком далеко. Все же им хотелось посмотреть, чем это кончится. Что придумает человек, который так долго и серьезно думает?

Вскоре они увидели, как длинноносый потопал под навес и вернулся с топором.

– Срублю дерево и тогда спокойно соберу все яблоки! – он весело поплевал на ладони.

– Что ты делаешь, глупец?! – крикнул Колышек.

Да, под деревом хлопотал самый настоящий глупец. Ведь только глупый человек рубит дерево, чтобы снять с него яблоки.

Топор выпал у детины из рук.

Его впервые назвали глупцом. Он услышал и задумался.

Очень долго думал детина. За это время яблоки, обомлев от страха, сами попадали с веток.

– Что? Я глупец? – встрепенулся он после долгих размышлений. – Я вам покажу!

Детина схватил топор и, забыв про яблоки, кинулся за человечками.

Разумеется, он не поймал их. Бросив тяжелый апельсин в кусты, они сновали меж деревьев, как ласточки.

Глупец вернулся к яблоне, взмахнул топором, да глядь – ни одного яблочка на ветках не осталось. Уже не надо яблоню рубить.

Глупец даже расплакался от досады, что ему помешали сделать глупость.

– Ну, ничего, – утешал он себя сквозь слезы. – Следующей осенью опять будут яблоки. Вот тогда уж рубану, так рубану!

А тем временем Колобок выкатывал апельсин из тайника и говорил Колышку:

– И ты еще хотел отдать апельсин глупцу?

Апельсин, казалось, тоже радовался, что его не отдали. На какое-то время он даже стал легче. Но только на время, так как он был капризным созданием и, по-видимому, хранил какую-то свою тайну.

Что стряслось с кротом?

Когда собаки, во главе с Зубарем, отведали молний, крот нырнул в нору, спасаясь от мести. Он спас свою шкуру, но не успел втащить в подземелье бинокль и телефонный аппарат. А на них свалилась цементная плита и… раздавила в лепешку.

Почему обшарпанная, истоптанная сотнями ног цементная глыба сделала это?

Может быть, она хотела помочь Колобку и Колышку?

А может, старой глыбе просто надоело лежать не на своем месте?

Крот спохватился, что оставил бинокль и телефон. Попробовал выкарабкаться на поверхность, но не хватило сил поднять тяжелую плиту. Тогда крот стал рыть тоннель в обход. Запыхавшись, измучившись, он едва-едва разыскал свои вещи.

Бинокль был сплющен – не желал ничего показывать, сломанный телефон – не хотел ни слушать, ни отвечать. Тишина и мрак окружали крота, а день сиял, светило солнце, улицы гудели и шумели.

«Моя техника на высоте. Это уже проверено. Наверное, стемнело, пока я возился, – подумал крот. – Высплюсь, а тем временем и рассветет».

Он забрался под замшелую каменную изгородь и свернулся в ямке. Лежит, ждет утра, а ни один луч не проникает, не доносится ни звука. Неизвестно, сколько он так прождал, пока действительно не заснул.

Проснулся крот, проспав самую длинную в своей жизни ночь. Наверное, солнце дважды всходило и заходило. И снова ничего не увидел, не услышал крот, хоть и озирался, вставал на цыпочки, лапками прочищал уши.

– Ой, пропал! – мелькнула у крота страшная мысль. – Я слеп и глух! Мои приборы вышли из строя…

– Не отчаивайтесь, почтеннейший! – донесся до его тугого слуха тоненький, как сверлышко, голосок. – У нас в стране всех лечат бесплатно. Вылечат и вас!

– Вылечат? – обрадовался крот, но вовремя взял себя в руки: ведь ни на кого нельзя положиться. – А ты кто такой?

– Я не такой, а такая, – вежливо поправил голосок. – Я ученая мышка Мечтышка.

Да, это была та самая Мечтышка-психолог, которая помогла приятелям отделаться от Распорядкина! Она как раз шла на лекции и заметила копошащегося под забором крота.

– Ты что, книги грызешь? – грубо расхохотался крот. – Таких ученых по всем углам полно.

– Не угадали. Я очищаю их от пыли, от моли. Оберегая их, вытирая, я научилась читать и подготовилась к вступительным экзаменам.

– Что это будет, если все мыши в науку ударятся? Кто же будет грызть, точить, уничтожать?

– А зачем же грызть, точить, уничтожать? – не поняла мышка.

– Вот чудачка! А для чего у грызунов зубы? Правда, у зверьков зубы очень несовершенны: ломаются, шатаются. Может, мне удастся изобрести каменные или железные… Ого-го тогда!

– Я не чудачка, – весело осадила его мышка. – Скорее уж вы чудак, если мечтаете о железных клыках… Но идемте быстрей к врачу! Может быть, вас подвезти на такси?

– Эка невидаль – такси! Вот погодите – вылечусь! Тогда изобрету кое-что поинтереснее этого вашего такси… Такой луч, что едва коснется какого-нибудь такси, как оно тут же взлетит на воздух!..

– Что, что вы говорите? – заинтересовалась мышка.

– Ничего… Веди скорее… Какой мерзкий туман!

– Ошибаетесь! Светит солнце! Чудесное осеннее солнце! – не скрывала своей радости мышка. Она была в отличном расположении духа, ибо своими глазами видела, как Колышек и Колобок вырвались из окружения.

– Все молчат… Точно на кладбище…

– Ничего подобного! Воздух дрожит и звенит, словно невидимые струны! Наш трудолюбивый город никогда не безмолвствует, даже ночью!

Так и не найдя общего языка, мышка и крот направились к врачу. Мечтышка вела больного под руку, так как он то и дело спотыкался и чуть не падал.

Врач, к которому они пришли, был необыкновенный. Здесь не пахло лекарствами, не шипели в кипящей воде шприцы. В комнате гудели всевозможные станки. Этот врач, которого иногда называли доктором, а иногда и товарищем инженером, лечил машины, приборы.

У дверей инженера выстроилась очередь: стиральная машина, радиоприемник, пылесос.

Инженер был молод, немного сутуловат, с длинными руками, которые все время что-то разбирали и собирали.

– На что жалуетесь? – постучал он костяшками пальцев по боку стиральной машины.

– Я? Я-то ни на что не жалуюсь, на меня вот жалуются, – скромно ответила стиральная машина. – Белье рву.

– Хорошо, что правду говоришь. Сделаем так, чтобы белье не рвалось!

Инженер достал из кармана комбинезона блестящую отвертку, еще какие-то инструменты. Раз, два – разобрал и снова собрал. Стиральная машина долго кивала, благодаря инженера, но тот уже не смотрел на нее. Он немедля обратился к радиоприемнику:

– Ну, а что с тобой, певун?

– Горло… Горло… – прохрипел приемник. – Не могу говорить… Простыл, а может быть, гланды… Так боюсь операции!

– Посмотрим!

Инженер снял один бок радиоприемника. Его длинные руки так и летали над катушками и лампочками. Они вымели целую кучу пыли.

– А ну-ка подай голос!

Радиоприемник запел, да так звонко, чисто, что все больные удивились.

– Значит, не будете вырезать мне гланды, товарищ инженер? – обрадовался приемник. – О, как я вам благодарен!

Он затянул новую бравую песню и, распевая во все горло, направился к двери.

– Эй, погоди! – догнала его длинная рука инженера. – Если ты не будешь следить за собой, то заболеешь всерьез. Тогда уж наверняка придется делать операцию! И не забудь смахивать пыль.

– Хорошо! Отныне буду петь спокойно и почаще чиститься, – обещал приемник. – Верьте мне, товарищ инженер!

– Запомни, что обещал!

Позвякивая отвертками, инженер поставил на стол пылесос. Это был тот самый пылесос, который хотел проглотить Колобка и Колышка.

– На что жалуетесь? Может быть, приступ лени?

– Что вы, доктор! – воскликнул пылесос. – Я здоров, только вот не отличаю мусор от хороших, полезных вещей.

– Так что, тебе ума добавить?

– То-то и оно, что ума! Я вас очень попрошу, товарищ инженер, хотя бы несколько умных винтиков.

– Приятно слышать. Мне кажется, ты уже умнее, чем был!

Инженер разобрал толстяка до последней детали, потом снова собрал и укрепил на колесиках.

Пылесос крякнул и весело покатился, слизывая по пути всякий мусор. Заблестел чисто вылизанный пол мастерской.

– А ты что? – наконец длинная рука ухватила крота.

Крот испугался и съежился. За него ответила Мечтышка, которая, по-видимому, хорошо знала инженера.

– Доктор, у него бинокль и телефон испортились… Не слышит и не видит, бедняга.

– Я не бедняга, – проворчал крот. – Я связист сказочного царства!

– Кто? Кто ты такой? – заинтересовался инженер.

– Ах, не обращайте внимания, доктор, – сказала мышка. – Ваш пациент немного заговаривается…

Крот взъерошился, скрипнул зубами.

– Я заговариваюсь? Неслыханное оскорбление техники! Я поддерживаю прямую связь между собаками и спичками! Ясно? Без моей помощи им и не съесть, и не сжечь двух беглецов из сказочного царства…

– Ах, – вздрогнула мышка. – Уж не имеете ли вы в виду Колобка и Колышка?

– Да! – гордо заявил крот. – А вы их знаете?

– Недавно познакомились. Они такие славные!

– Я бы этого не сказал. Ходят слухи, что они – мятежники! – возразил крот. – Колобок не дает себя съесть, а Колышек не хочет лежать в люльке! Подождите, недолго им осталось бегать… Исправьте мне поскорей бинокль и телефон… Я спешу. Я ведь должен еще изобрести луч. Такой луч, который все взрывает… Интересно было бы посмотреть, как взлетают на воздух машины, дома, парки… Как вам кажется, инженер?

Инженер повертел в руках сломанную аппаратуру крота и сурово сказал:

– Я мечтаю о лучах жизни, а не уничтожения. И лечу я, – строго добавил он, – только полезные приборы!

– Инженер, я заплачу! – стал канючить крот. – Я знаю, как открыть замок, на который гномы запирают свои сокровища. Я осыплю тебя драгоценностями!

– Разве ты не знаешь, что в нашей стране за лечение не платят? Это что же, взятка?

– Глупый пылесос лечили, пустой, как бочка, радиоприемник – тоже, – возмущался крот, все повышая голос. – Так почему же меня не хотите?.. Я полезный… Я смастерил бинокль, телефон… День и ночь думаю, что бы такое еще изобрести… Я бросил жену, детей, пустился в дальнее путешествие… Помогите мне!

– Я лечу только добрые и полезные предметы! Твои изобретения пагубны. Они служат злу. – Инженер схватил крота и вышвырнул за дверь вместе с его бездействующей аппаратурой.

– Ой, смерть пришла, – простонал крот, шлепнувшись о каменную стену. – Куда мне теперь деваться?

– А вы ступайте обратно, откуда пришли, в свою чернильницу! – подсказала мышка. – Хотите, я вас провожу?

Все-таки она была доброй, очень доброй мышкой. Ей стало жаль даже гнусного крота.

– Ладно… Но уж в следующий раз… – заскрипел зубами крот.

– Идемте, – мышка не хотела больше спорить с грубияном. – Я покажу вам, где чернильница.

И они пошли. Мышка – улыбаясь подкрашенными губками, а крот – злобно скрипя зубами и качаясь, как пьяный. К груди он прижимал сломанный телефон и бинокль…

Приключения волшебника Ластик-Перышкина и его бороды

Куда ж пропал наш уважаемый писатель Ластик-Перышкин? Ведь только что он сидел и скрипел пером. Ему, как никогда, работалось, то есть писалось. Он зарос, словно недавно осушенный, хорошо вспаханный и удобренный луг. И палец зажил – можно было не бояться заражения крови.

В эти дни Ластик-Перыщкин был так занят скрипением-писанием, что ему некогда было посмотреться в зеркало. Он даже не ел и не пил! Пока размешает ложечкой сахар в стакане, забывает, что хотел напиться чаю. Он бы умер от жажды и голода, если бы не ученая мышка Мечтышка и ученый кот Сивый. Узнав от Мечтышки, что его бывший хозяин ничего не ест, Сивый – тот самый, который серьезно изучал химию, – изготовил специальный витаминный порошок. Мышка тайком рассыпала этот порошок в кабинете писателя, и он, когда дышал, вдыхал вместе с воздухом необходимое количество витаминов.

Так Ластик-Перышкин питался и скрипел, скрипел своим безудержным пером. Странно выглядело все это со стороны! То писатель ни с того ни с сего разразится смехом – стало быть, Колышку и Колобку уже не грозит опасность; то снова нахмурится, засопит, как обиженный ребенок, – значит, у Колышка и Колобка дела идут неважно… А если вдруг блеснет и заблудится в гуще бороды слеза, – значит, им, беднягам, совсем худо…

Пока писатель сидел в комнате, зарывшись в бумагах, борода ему не очень мешала. Правда, иногда, желая напомнить о себе, она проходилась по бумаге точно метлой. Сливались невысохшие буквы, спокойная ровная строчка взъерошивалась, как петушиный гребешок. Недовольно сопя, Ластик-Перышкин комкал испачканный лист и бросал в корзину. Снова скрипел, выводил букву за буквой на чистехоньком листе!

Нахальство бороды раздражало его. Но была от переписки и кое-какая польза. Начав заново, он избавлялся от нескольких десятков тире, восклицательных знаков и многоточий.

– Шлеп! – плюхнется на бумагу борода, и писатель снова кладет перед собою чистый лист.

– Шлеп! Шлеп! – и в третий, в четвертый раз начинает скрипеть про то же самое. Зато, пробежав глазами в пятый раз переписанную страницу, не находит уже ни одного ненужного восклицательного знака или многоточия.

«Вот почему знаменитые писатели прошлого носили бороды! – сообразил Ластик-Перышкин. – Борода помогала им вырабатывать мастерство. Ни за что не буду бриться!»

Однако даже писатель не может сидеть на одном месте, как приклеенный. Почувствовав, что немеет спина и он уже не может выпрямиться, Ластик-Перышкин выбрался однажды погулять перед обедом. От долгого сидения взаперти он стал бледным, словно бумага, и стоило ему на улице хлебнуть глоток чистого чуть-чуть отдающего бензином воздуха, как он тут же охмелел: голова кружилась, щеки бледнели и краснели. Он медленно шагал, заложив руки за спину, хотя его так и подмывало лететь, как на крыльях. Борода развевалась, будто парус, и тянула его все вперед и вперед.

– И как это я до сих пор обходился без такого паруса? – шептал Ластик-Перышкин, время от времени с удовольствием поглаживая бороду.

Он не глядел по сторонам и не видел, что за ним гонится толпа мальчишек.

– Смотрите, стиляга! Стиляга шпарит!

– Нет! У стиляг борода подстрижена!

– Из цирка! Головой ручаюсь, что из цирка! Откуда же ему и быть, как не из цирка?

– Откуда? – крикливо переспросила толстая пожилая женщина, поставив на тротуар разбухший мешок. – Из сумасшедшего дома, вот откуда!

Дети погомонили и отстали, очевидно, испугавшись сумасшедшего. Воспользовавшись суматохой, Ластик-Перышкин вскочил в троллейбус. Однако пассажиры тоже глазели на бороду, как на чудо, смеялись и перешептывались. Молоденькая кондукторша почему-то не взяла с него четырех копеек за проезд.

Подгоняемый шепотом и улыбками, писатель соскочил на первой же остановке.

Он посмотрел в одну, в другую сторону и сделал то, что делал давным-давно, когда был еще маленьким, – прижался носом к какой-то витрине. Из зеркальной глуби вынырнула ему навстречу огромная борода. Она развевалась, словно кудель шерсти, вывешенная для просушки. И, как нарочно, эта кудель была синего цвета. Она была такая синяя, что Ластик-Перышкин понял… борода в чернилах! Ах, коварная!.. Притворялась, будто помогает повышать мастерство, а на самом деле хотела перекраситься в синий цвет!

Не только его бородатая физиономия отразилась в зеркале. Там было множество бритых и заросших мужских лиц, женские косынки, шляпки, тупые, как бобовые стручки, вспотевшие от любопытства детские носы. Всех, словно магнит, притягивала эта борода, вынырнувшая из таинственных глубин столетней заскорузлой щукой.

Ластик-Перышкин стоял и тщетно прикрывал, бороду ладонями. Она не только не пряталась – наоборот, старалась всем показать, какая она всклокоченная и противно-синяя. И под пиджак ее никак не удавалось затолкать. Она рвалась, как парус из рук яхтсмена. Сражаясь с бородой, писатель обливался холодным потом. Что ему делать? Как добраться до дому? Там он схватит ножницы и, не думая о том, что будет с Колобком и Колышком, отрежет половину или даже всю целиком… Надоела! Жаль, дом неблизко, а разве выдержишь такое преследование до Старого города? Может, заскочить в какую-нибудь парикмахерскую? Увы, поблизости не было видно ни одной парикмахерской, даже женской… Эх, и почему он все-таки не стал башмачником? Ходил бы, усыпанный стружками, и всем бы нравился их запах…

Неизвестно, что бы предпринял несчастный бородач, не появись откуда-то Раса Храбрите. Она промелькнула, как метеор, рассыпая искры веселья. Рассекла толпу любопытных и схватилась за парящую в воздухе бороду писателя.

– Покупайте! Покупайте! «Москвич» за тридцать копеек! Тот, кто купит у «Синей бороды», не пожалеет!

Раса горланила, словно на базаре. Левой рукой она раскачивала синюю бороду, швыряя Ластик-Перышкина то в одну, то в другую сторону, а правой высоко поднимала пачку лотерейных билетов.

– Перестань! Что ты делаешь, негодница! – стонал писатель, вконец уничтоженный.

Однако Раса и не думала переставать, только еще крепче вцепилась в бороду.

– Холодильники, мясорубки, полушерстяные чулки, женские часы «Заря»! Покупайте у «Синей бороды», не пожалеете!

Разочарованная толпа стала расходиться. Лотерейные билеты можно было приобрести на любом углу. Бородачи, продающие билеты, – тоже не в новинку.

Когда они остались вдвоем, Ластик-Перышкин вздохнул всей грудью. Другой на его месте разразился бы смехом, но не забудем, что он был весьма серьезным и застенчивым человеком. К тому же он сразу забеспокоился: откуда Раса, у которой нет денег, достала столько билетов?

– Не волнуйся! Не украла! – сверкнула глазами Раса. – Ты, наверное, не знаешь, что дедушка Распорядкин уже больше не общественный регулировщик? Э, не знаешь, не знаешь! Он теперь распространяет лотерейные билеты, а я ему помогаю.

– Уволили Распорядкина? – обрадовался Ластик-Перышкин. – А за что? Я в самом деле ничего не знаю…

– Откуда тебе знать! Твой кот Сивый раньше тебя узнает все новости… Ну, а сколько билетиков вы собираетесь у меня купить, товарищ писатель?

– Все, сколько есть. Должен ведь я отблагодарить тебя за добрую весть!

– Только за это?

– О нет! – спохватился Ластик-Перышкин. – Ведь ты спасла мою бороду. И не только бороду, но и Колобка с Колышком. Я уже хотел постричься и побриться, а для них это гибель…

– Значит, я помогла человечкам? Как хорошо! Ведь по моей вине на них свалилось столько бед!

Писатель подумал, что Расу мучает совесть, но он ошибся.

– Интересно, куда они запропастились? Ищу, ищу и не могу найти. Так хотелось бы поиграть с ними… Такие славные человечки!

– Поиграть? Они, кажется, не очень-то хотели…

– Захотят, захотят! – И пальцами – своими сильными, исцарапанными руками – Раса показала, как будет играть с ними: гнуть, мять, ломать!

У волшебника борода встала дыбом, но он промолчал. Уж кого-кого, а эту упрямицу не отговоришь, если ей что-либо втемяшилось в голову.

Раса только помахала ему и унеслась как ветер – ловить человечков!

Писатель было собрался поспешить за ней, но в это время нос к носу столкнулся с Распорядкиным. Тот, согнувшись, толкал черный мотоцикл. В коляске белели пачки билетов.

– Мотор испортился? – сочувственно поинтересовался Ластик-Перышкин, готовый каждому помочь. Правда, в технике он ничего не смыслил.

– Права отняли. Ездить больше нельзя, а толкать никто не запретит.

– Никогда не поверю – у вас отняли права? – удивился писатель. – Вы же сами у всех отнимали!

– Эх, было времечко! Видишь ли, стало ужасно много аварий, нарушений. Каждый час кто-нибудь сталкивается, каждую минуту разбиваются. Вот я и предложил автоинспекции ни днем, ни ночью не выключать красный свет. Зачем это зеленое, а особенно желтое – всех сбивающее с толку – окошко семафора? Изъять! Транспорт остановится, не будет ни обгонов, ни аварий. Что, хорошо придумано?

– Хорошо… но… – волшебник не мог найти слов.

– То-то. Вот и все так: мычат, что хорошо, да не послушались и сняли меня! Постой, постой, а ты кто такой? Голос вроде бы знакомый, только какая-то отвратительная борода!.. Я – человек серьезный, и то бороду не отпускаю… Будь я все еще общественным регулировщиком, составил бы сейчас на тебя протокол!

Ластик-Перышкин обеими руками прикрыл бороду и задал стрекача, как обыкновенный мальчишка.