Текст книги "Волшебная чернильница
(Повесть о необыкновенных приключениях и размышлениях Колобка и Колышка)"

Автор книги: Миколас Слуцкис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Подвиг Расы

Небо опустилось ниже и стало похоже на сковородку, залитую маслом.

Значит, стемнело, и вдали зажглись огни города.

Темнота не очень напугала Колобка и Колышка. Темноты они не боялись. Вы думаете, в ореховых скорлупках великана Дылды было светло? Или в полной до краев чернилами чернильнице? Однако стало накрапывать. У Колобка намокли плечи, заблестел и стал мягким лоб.

– Что с тобой? – спросил Колышек. – Ты плачешь, вспоминая печь? А может быть, тебе жаль разбойника Зубаря? А, знаю, знаю, ты не можешь забыть правдивую Саломею…

– Перестань, – грустно сказал Колобок. – Я и сам не знаю, что со мной творится… Мне кажется, я таю, уменьшаюсь… Этот дождь погубит меня…

– Так что же мы стоим? Давай спрячемся! Заберемся под крышу эстрады!

– Легко сказать, ведь эстрада неизвестно где…

– Совсем рядом!

Вдруг друзья услышали чей-то мощный голос. Он доносился из ближайшего дома.

– Всем! Всем! – гремел голос сквозь темноту и тишь, сотрясая ветви деревьев. В падающем из окна пучке света кружились влажные листья: голос сорвал их с веток.

Приятели присели под забором, ожидая, что вот-вот рука великана схватит их и подкинет кверху – может быть, швырнет на черную, залитую топленым маслом сковородку. Однако великана не было видно, хотя голос по-прежнему сотрясал забор и ближайшие деревья.

– Всем! Всем! Всем!

– Это радио, не бойся! – Колобок вспомнил объяснение писателя.

Взявшись за руки, друзья на цыпочках подкрались к открытому окну. Раз-два – взобрались на подоконник и соскочили внутрь. В углу комнаты, на столике, трещало радио – не радио: какой-то блестящий ящик с зеркалом. В синеватом зеркале, то исчезая, то появляясь вновь, прыгала голова обыкновенного человека, а не какого-то страшного великана. Однако голос метался и гремел, не умещаясь в ящике и комнате.

Бояться голоса было нечего, – ведь он заперт в ящике! Неподалеку, удобно устроившись в кресле, дремала старушка с вязаньем в руках.

Ее тоже можно было не бояться, если она не просыпалась даже от такого шума.

– Всем! Всем! Всем! – кричал человек, и его тщательно причесанные волосы блестели, как волны озера. – Сообщаем – случилось большое несчастье. По одной из красивейших аллей города – аллее Роз – шла школьница Раса Храбрите, известная шалунья и драчунья, она же чемпион по плаванию. Правда, она выбрала не самую короткую дорогу к дому – вокруг всего города! Дело в том, что она разыскивала каких-то спрятавшихся человечков… Что это за человечки, она не говорит. Вдруг Раса услышала чей-то крик. Подбежав к дому, она увидела клубы дыма и поняла, что возник пожар! В огне металась совсем маленькая девочка. Эту девочку тоже многие знают, Ее зовут Салюте, Сале и Саломея…

– Ой, ой! Как страшно! – запричитал Колобок и заткнул уши.

– Слушай! Может, ничего плохого еще не случилось? – успокаивал его Колышек. – Не растаял от дождя, так хочешь раскиснуть от слез?

– Всем! Всем! Всем! – выкрикивал человек из зеркала (это был, как вы уже догадались, не зеркало, а экран телевизора). – Отважная Раса не испугалась. Она выбила окно и прыгнула в огонь, как в воду. Героическими усилиями ей удалось пробиться сквозь дым и вынести Салюте. Вскоре подоспели наши славные пожарники. Мощной струей воды они погасили пламя…

– Видишь, все кончилось благополучно! – подтолкнул Колышек Колобка в размокший бок.

– Сообщаем всем, всем, всем, что Салюте здорова. А мужественную Расу на скорой помощи доставили в больницу. Спасая Салюте, она получила сильные ожоги…

– Какой ужас! Наша Раса… Милая Раса обожжена…

Колобок всхлипывал, и по его круглому, блестящему лицу катились большие слезы. Он достал из кармана отрезанную косу и стал нежно гладить ее, словно обожженную руку Расы.

– Шшш… не мешай слушать! – шикал на него Колышек, сам чуть не плача. Правда, он не был влюблен ни в Расу, ни в Салюте. Но он впервые видел, как его приятель плачет…

– Всем! Всем! Всем! – между тем не жалел голоса человек с волосами, похожими на волны в озере.

А был это не кто иной, как диктор телевидения. – Врачи ждут помощи… Откликнитесь все, у кого были ожоги. Требуется кровь для переливания и здоровая кожа для ран Расы. Откликнитесь, откликнитесь!

Экран замерцал и погас. Старушка по-прежнему дремала. Колышек и Колобок подскочили к ящику, но тщетно искали они пропавшее зеркало. Вместо него поблескивало обыкновенное серое стекло.

– Спрячемся под стол и будем ждать. Может быть, еще что-нибудь скажут? – предложил Колышек, который не терял голову, а Колобок лишь горько вздыхал и ломал руки, не зная за что взяться. Он жалел, что родился в печи и нет у него ни кожи, ни крови. Он бы с радостью отдал все-все отважной Расе – спасительнице правдивой Салюте… Какая она славная, Раса! Только она могла так поступить – смело прыгнуть в огонь…

Но телевизор умолк и больше ничего не сообщил ни о славном подвиге Расы, ни о ее тяжелом состоянии. Утомленные человечки свернулись под столом и заснули, измученные не столько долгим путешествием, сколько горем.

Три тысячи пятьсот пятнадцать друзей Расы!

Едва рассвело, Колобок и Колышек проснулись. Потянулась и седая старушка в кресле, ощупью поискала сползшие очки и выпавшее из рук вязанье. Даже жаль ее стало – так беспомощно похлопывала она вокруг себя худенькими руками.

Колобок поднял очки и подал ей.

Старушка взяла их, любезно поблагодарила и только тут поняла, что в комнате кто-то есть.

– Вздремнула часок, – стала оправдываться она, ничуть не рассердившись на незваных гостей. – А вам не трудно было пробираться в окно?

Без просьб и понуканий друзья рассказали, кто они и откуда. И о своих странствиях, и о страшной телевизионной передаче. Старушка почмокала губами и засеменила к телефону. Телефон был черный-черный, а трубка на нем белая-белая…

– Алло, алло, студия? – бойко прошамкала старушка. – Нет, нет, шоколадная фабрика мне не нужна! И аэропорт тоже не нужен! Что вы лезете? Отстаньте!

Старушка долго воевала с какими-то крикунами, пока не отозвалась наконец студия телевидения.

– Ну, как там наша больная? Вы уже получили кровь? А кожу? Может, говорю, и мои услуги примете? – скрипел ее старческий голосок.

– А сколько вам лет, гражданка? – послышался из трубки чей-то ехидный вопрос.

– Не так уж много, – тут же откликнулась старушка и зашамкала еще чаще. – Семьдесят девять! Моя матушка, царствие ей небесное, прожила сто лет без двух недель. А моему батюшке до сотни всего пяти лет не хватило. Я сама здорова-здоровехонька. Ни разу не была у доктора!

Из телестудии ответили:

– Верим, верим, бабуся. И в ваше доброе сердце верим. Только больше не нужны уже ни кровь, ни кожа. Вызвалось столько желающих, что крови и кожи для ран хватило бы на сотню обожженных. Тысячи зрителей откликнулись. Нашу передачу транслировали все радиостанции и телестудии страны!

– А поточнее нельзя узнать? – потребовала старушка.

– Можно! Три тысячи пятьсот пятнадцать человек изъявили желание спасти Расу!

Оба человечка ойкнули в один голос, а Колышек еще прошептал:

– Сколько же это может быть?

Старушка живо повернула к приятелям морщинистое лицо и сказала, не опуская трубки:

– Это великое множество. Это больше, чем много!

– Я не знала, что у Расы так много друзей, – продолжала она разговор с невидимой телестудией. – Но в следующий раз, если понадобится, попрошу не забыть и про меня. А как самочувствие больной?

– Поправляется! – ответила телестудия. – Вечером будет специальный выпуск, – смотрите наши передачи!

– Поправляется, поправляется! – перебивая друг друга, закричали Колобок и Колышек. Не боясь старушки, которая смахивала пыль с телефонного аппарата, они пустились в пляс. Странный это был танец, похожий и на «твист» и на «польку стариков». Видимо, такой танец был модным в сказочной стране. Пыталась притопывать и старушка, но у нее получалось не так ладно. А потом все трое сели и стали с нетерпением ждать вечера – когда начнется специальный выпуск!

Время тянулось медленно, и человечкам казалось, что, даже когда они охраняли спящего Дылду от комаров, время шло быстрей…

Все хорошо, но никто не в силах развеселить Расу

По экрану пробежал голубой огонек. Вспыхнуло выпуклое зеркало телевизора. Из разбегающихся кругов, точно из волн озера, выплыло белое женское лицо. У женщины был красивый голос и красивая улыбка, на шее у нее переливались бусы, а длинные, как сосульки, серьги, свисали до плеч, обтянутых блестящей, чешуйчатой кожей.

«Русалка или фея!» – подумали наши друзья, а на самом деле с экрана улыбалась и говорила дикторша телевидения.

– Если я ненароком вздремну, ущипните меня, – попросила старушка, уютно устраиваясь в кресле.

Фея, а на самом деле, как вы знаете, дикторша телевидения, прежде всего сообщила проникновенным голосом, не глядя на бумажку, которую держала в руке:

– Юная героиня Раса поправляется. Наши героические врачи и тысячи не менее героических добровольцев преодолели серьезную опасность, угрожавшую жизни юной героини… Есть предложение в честь всех этих героев произвести салют из двадцати орудийных залпов!

Русалка исчезла, а на экран выехала пушка и начала плеваться белым огнем и дымом.

– Прекрасный салют! Спасибо, – любезно сказала пушке снова выплывшая откуда-то русалка.

– Благодарю за внимание! – скромно буркнула пушка и беззвучно укатилась.

– У нас в студии находятся в гостях известный писатель Ластик-Перышкин и спасенная Расой девочка Салюте, – бодро улыбнулась дикторша, и ее зубы сверкнули полумесяцом. – Кстати, я должна сообщить, что писатель первым дал свою кровь для больной!

– Смотри, это наш волшебник! – воскликнул Колобок. – Его кровь наверняка вылечит Расу…

От возгласа Колобка старушка проснулась и уставилась на экран. Очевидно, ее усыпил салют.

– А борода-то, борода какая! – радовался Колышек.

Сквозь густую, торчащую во все стороны бороду были едва видны глаза, нос и губы писателя.

– Знаешь что, Салюте? – шепнул писатель, не догадываясь, что зрители видят их. – Возьми-ка мою бороду за кончик и держи ее крепко-крепко. Иначе эта бесстыдница не даст мне говорить…

– А она не приклеена? Не оторвется?

Саломея, как всегда, говорила правду в глаза.

– Нет, она волшебная, – прошептал писатель, не замечая русалку, которая подавала знаки, что зрители уже видят их. – В один прекрасный день она сама отвалится. Сама! Только никому ни слова… Это великая тайна!

– Понимаю. Ваша борода – как мой апельсин? – не моргая смотрели прямо в вихрастую бороду правдивые глаза Саломеи. – Апельсин сам знает, когда ему летать, а когда превращаться в камень… Да?

– Да. Наверное, апельсин тоже волшебный. В мире много волшебных вещей, но люди не знают об этом… А теперь, Салюте, расскажи нам, как начался пожар, – писатель наконец увидел отчаянные знаки дикторши. – Только спокойно, Салюте, не волнуйся… Ты ведь знаешь, Раса поправляется…

Колышек подтолкнул Колобка:

– Он самый настоящий волшебник. Всему верит!

– Раса выздоровеет? Совсем-совсем? – моргали на экране правдивые глаза Саломеи. – И сможет опять драться с мальчиками?

– Сможет, сколько угодно… Хотя, гм, педагогика не рекомендует. И литература тоже… – смутился Ластик-Перышкин. – Да ты рассказывай, Салюте, рассказывай…

– Трудно высказать словами то, что хочешь. Слова не говорят всей правды. Не так ли?

– Так. И я заметил, частица правды исчезает, – закивал бородой писатель. – Увы, мы вынуждены довольствоваться несовершенным словом. Рассказывай же…

– Я была одна в квартире, когда постучались спички, – Салюте глубоко вздохнула, оттого что не сумеет высказать всей правды. – Ко мне много кто приходит: ежи, лягушки, потерянные зонтики. Но эти пришельцы не хотели играть. Они стали требовать, чтобы я сказала, где находятся Колышек и Колобок. Главная спичка Горячка шмыгнула носом и крикнула: «Колышек здесь, в кармане у девчонки!» Я ей говорю: «В кармане апельсин! Он сам прилетел ко мне! Он волшебный!» А она мне говорит: «Что, волшебный апельсин?! Он-то нам и нужен. Отдавай!» Я прижала карман – не отдам, хоть и драться придется. Но апельсин шепнул мне, чтобы я его выпустила. Он улыбнулся и выскользнул из кармана. Лежит себе на полу, окруженный спичками, и улыбается. «Ну, спички, хватайте его, и побежали!» – скомандовала Горячка. Спички подперли апельсин со всех сторон, а поднять не могут. Принесли с улицы лом, подсунули – ни с места! «Просверлим дырку, проденем цепь и потащим!» – предложила Горячка. Схватили одну спичку, заточили конец и стали тыкать в бок апельсину. Хоть бы царапина! Ни следа на толстой апельсиновой коже. Когда спичка сломалась, Горячка заточила следующую. Но и эта – трах! – пополам.

«Нет, он не волшебный, – крикнула какая-то спичка, охваченная ужасом, – он железный!»

Апельсин засмеялся и вспорхнул легко, как мотылек. Потом подлетел к открытому окну и застрял в нем, точно маленькая луна. «Ах так, обманщик! – завизжала спичка-генерал. – Тебе собаки больше нравятся? Хочешь убежать к Зубарю и усилить его отряд? Спички, огонь!» Спички установили свои страшные головки, прицелились. Смотрю – наши шторы пылают, как бумага…

– А куда девался апельсин? – вырвалось у писателя.

– Улетел, поблескивая в лучах солнца. Никто-никто не в силах удержать его, если он сам не захочет.

– Где же он сейчас? – не вытерпел писатель. То, что он услышал, было похоже на новую волшебную сказку.

– Где? – задумчиво переспросила Саломея. – Там, где он нужнее всего.

Колышек и Колобок прижали носы к экрану. Ведь на самом-то деле это они виноваты в том, что начался ужасный пожар! Это из-за них чуть не погибла в огне правдивая Саломея… Из-за них пострадала Раса! Если бы они заранее все знали, то с самого начала ни за что не взяли бы этот апельсин… И не летали бы вместе с ним в пригород… А как они радовались тогда, не чуя беды!..

– А почему ты, Салюте, не позвонила нашим пожарникам? – вырвалось из бороды писателя.

– Да, почему же ты не позвонила нашим героическим пожарникам? – поправила дикторша.

– Пламя со шторы перекинулось на дверь, – Саломея, не моргая, смотрела на заколдованную бороду и говорила, точно дула в рожок. – Я хотела позвонить, но не додумалась, как правильно сказать… Огонь то прятался на кухне, то врывался в комнату… Только я хочу сказать, что комната горит, а огонь, как нарочно, шмыг обратно на кухню… И так несколько раз, пока не загорелся столик под телефоном.

– Теперь ты понимаешь, что не надо быть правдивее самой правды? – ласково вмешалась дикторша.

– Нет, не понимаю, – грустно вздохнула Салюте. – Но мне очень жалко Расу…

– Ты чересчур правдива, – писатель погладил ее волосы и виновато улыбнулся дикторше, как бы извиняясь за правдивость Салюте. – Однако, если увидишь где-нибудь огонь, немедленно звони пожарникам! Хорошо?

– Хорошо, – тихо отозвалась Салюте. – И со спичками обещаю больше не водиться.

– Спасибо, большое спасибо всем-всем друзьям Расы! – глухо проговорил Ластик-Перышкин, и по его бороде скатилась искра, а на самом деле это была его собственная слеза.

– Смотри, наш волшебник плачет! – воскликнул Колышек. Но писателя и Саломею уже не показывали, чтобы ненароком все зрители не расплакались.

Откуда-то на экран проник Распорядкин, хотя его никто не приглашал в студию. Он сделал несколько гимнастических упражнений и вдруг закричал, грозя кулаком:

– Беспорядок! Безобразие! Разгильдяйство! Родители оставляют детей без присмотра! Дети поджигают шторы, а потом шурум-бурум на весь мир… Выпускайте горести, запретите сладости, и дети будут слушаться родителей!.. А кто не прекратит играть с огнем– того в детскую колонию!

– Не пугайте детей, почтенный старичок, – сказала дикторша, все так же мило улыбаясь. – Детям будут сниться страшные сны…

– Я вам не старичок, а хорошие, примерные дети не видят снов! – крикнул разъяренный Распорядкин. – Я был директором конфетной фабрики – не угодил вам. Боролся с нарушителями движения – опять не подошел! Заставлял всех покупать лотерейные билеты… Вот, вот, вы уже начинаете морщиться, снисходительно улыбаться. А сами не соблюдаете порядка! Нет, отныне я прекращаю распространение лотерейных билетов и объявляю войну снам!

Неизвестно, сколько бы еще распространялся Распорядкин, но на экране появился доктор, белый, как пекарь, в распахнутом халате и в съехавшей набекрень шапочке.

– Одну минуточку, уважаемые зрители, – сказал он и выгнал белой рукой черного, как туча, Распорядкина. – Раса поправляется, как мы и предполагали. Но нам никак не удается развеселить ее. Если бы она улыбнулась, рассмеялась, то гораздо скорее встала бы на ноги. Чем только ни пытались мы ее развеселить! Конфетная фабрика прислала Расе шоколадный замок!.. Фабрика игрушек завалила коридор больницы самыми роскошными куклами. Зоопарк прислал живого слоненка – он размахивает хоботом на больничном дворе… Однако Раса не смотрит ни на игрушки, ни на шоколад. Даже на слоненка не обратила внимания. А ведь девочка чего-то хочет. Иногда показывает руками, как она играла бы с чем-то, крепко прижала бы к груди и уже не выпускала… Чего она хочет? Может быть, вы знаете? Сообщите нам, мы ждем!

– И мы тоже очень ждем, дорогие наши телезрители! – радостно подхватила сияющая дикторша.

Доктор заторопился к своим больным, но Распорядкин властным движением удержал его на экране.

– Что это за выдумки? Что вы делаете? – закричал он, размахивая руками перед самым носом врача. – Где же наша передовая медицина, где наши лучшие в мире лекарства, если вы не можете развеселить пациентку?

– К сожалению, в данном случае лекарства не помогают, – врач пожал плечами и хотел было обойти Распорядкина, но тот снова преградил ему путь. Он был еще проворен, хотя и стар!

– Если белые халаты бессильны, – воскликнул он побагровев, – то я сам развеселю Расу!

– Вам это наверняка не удастся, – улыбнулся врач, с любопытством осматривая Распорядкина с головы до ног.

– Почему других, всяких посторонних приглашают веселить, а меня нет? Ведь я ей дедушка. Вы понимаете? Дедушка!

– Какой же вы дедушка? – спросил, словно не расслышав, врач.

– Какой же вы дедушка? – милым голоском повторила теледикторша, и теперь она очень понравилась Колобку и Колышку. – Вы – Распорядкин! Мало того, что изобрели горести, так еще собираетесь бороться и со снами!

– Но я хочу быть дедушкой! – Распорядкин стукнул себя кулаком в грудь, так что даже гул пошел. – Я хочу, чтобы Раса играла со мной, таскала меня за бороду…

– Очень приятно, – улыбнулся врач, и все увидели, что он очень молод, хотя и озабочен, как старик. – Только сперва отрастите себе бороду.

– Да, отрастите себе бороду, как наш писатель Ластик-Перышкин! – повторила теледикторша.

– Но… но… вы слышали, что тут нес этот писатель? Его борода волшебная… – Распорядкин пятился и испуганно лепетал: – Как вы смеете… мне… Распорядки-ну, предлагать… Я подам заявление… Десять… сто заявлений… во все ответственные инстанции о том, что вы, – он ткнул пальцем во врача, – и вы, – он ткнул пальцем в дикторшу, – предлагаете мне заразиться предрассудками… какими-то волшебными штучками… Вы все будете свидетелями!.. И вы…

Распорядкин проворно повернулся и ткнул пальцем прямо в Колышка и Колобка, съежившихся по ту сторону экрана.

– Нет! – воскликнул Колышек.

– Никогда! – вскочил возмущенный Колобок.

Экран блеснул и погас, застилая продолжавшего размахивать руками Распорядкина густым туманом.

Последнее путешествие друзей

– Спасибо тебе, бабушка, за приют, – поблагодарил Колобок хозяйку маленького домика, которая так сладко спала под шум телевизора. Никакое снотворное на нее не действовало, – только вечерняя телепрограмма. – Мы уходим…

– Куда же вы, на ночь глядя? Такие маленькие… – покачала головой старушка, придерживая худенькой рукой очки, чтобы они не упали: поднять-то будет уже некому.

– Нам обязательно надо идти, – добавил Колобок. Его голос на мгновение стал еще басистее.

– А может быть, подождете до утра?

– Пожалуй, мы и в самом деле не отыщем в темноте, а? – заколебался и Колышек. А у этого голосок стал еще тоньше и пищал, как самый острый алмаз, которым режут стекло.

Колобок топнул ножкой и сказал:

– Оставайся, если трусишь. Я пойду один. Ты слыхал, что сказал доктор? Раса ждет меня!

– Я? Я трушу? Не болтай чепухи! Думаешь, один ты нужен Расе? И я тоже!

Человечки, крепко взявшись за руки, выскользнули во влажную, темную ночь. Они слегка побаивались пустынных улиц и полуночных теней на мокром асфальте, но нисколько не думали о собственной судьбе. Лишь бы только Раса улыбнулась и быстрее выздоровела!

– Вы не скажете, где здесь больница? – вежливо спрашивали человечки. Иногда они обращались к человеку, а иной раз и к столбу. Разве отличишь в темноте столб от человека? Тем более, что людей ночью было маловато. Хорошо еще, что некоторые столбы оказались на редкость умными, знали город не хуже прохожих и отвечали громким гудением.

Какой извилистый и запутанный город! Как много в нем всевозможных улиц и переулков! Больниц, и тех больше семи!

Усталых и сбившихся с дороги путников нагнал мотороллер. Уж не тот ли красный конек, некогда выручавший беглецов? Он самый! Но только он был уже не красным. Некоторые его части отсвечивали синим, некоторые – зеленым. Изменился и дружелюбный голос конька. Казалось, его донимает хроническая ангина.

– Садитесь. Подвезу старых приятелей!

– Но на этот раз нам не от кого удирать!

– Садитесь, если сказано! К Расе путь держите?

– Да, и никак не можем найти! А ты откуда знаешь?

– Думаете, железные коньки не смотрят телевидение? Эх, если бы Раса соскучилась по мне!.. – и совсем не мотороллерская тоска вырвалась у конька вместе с густым дымом.

– А где твой Рыжий? По-прежнему мучает тебя?

– И не спрашивайте! Это грустная история века техники…

Конек уже не показывал достопримечательностей, пролетая по улицам чудесного города, ничего не объяснял друзьям… Не тот конек, да и только!

Вот и больница, самая красивая изо всех. Окна здесь – большие, как в других больницах двери, двери– широкие, как ворота, а арка ворот выгнулась, как свод моста. Двор увешан фонарями, но они прищурились, чтобы не будить маленьких больных. Впрочем, разве это фонари? Они ласково мерцают и пахнут, как апельсины. Может быть, это волшебные апельсины, превратившиеся в фонари?

– Да, это я и есть. Я и мои братья, – лукаво подмигнул приятелям – и тут же превратился в апельсин! – самый большой оранжевый фонарь, вокруг которого сгрудился кружок желтых светильников. – Ночью мы светим, а когда маленький больной захочет, кто-либо из нас превращается в апельсин. Тогда нас можно даже есть. Интересно?

Это было очень интересно, но Колобок вспомнил молоденькую продавщицу.

– А ваша продавщица не пострадает, оттого что апельсины убежали?

– Она уплатила за нас из собственной зарплаты! – гордо заявил оранжевый апельсин.

– Но она же не знала, что вы такие… Она так волновалась!

– Это лишь казалось, что продавщица не знает. На самом деле, едва увидев нас, она пришла в восторг… Чувствовала, что в ящиках, среди множества обыкновенных апельсинов, могут быть и необыкновенные…

– Эта продавщица – волшебница? – почтительно прошептал Колобок.

– Нет, она еще не волшебница. Она только окончила среднюю школу и поступила на вечернее отделение университета. Надо полагать, в будущем она станет очень доброй и мудрой волшебницей… Вы удивлены?

Нет, Колобок и Колышек не удивились – они обрадовались. И в этом, несказочном мире, много людей-волшебников и чудесных предметов, просто не все их замечают. И писатель Ластик-Перышкин так сказал по телевидению.

– А тебе не жаль было покинуть Саломею? – спросил Колобок у оранжевого апельсина.

– Она-то и послала меня к больным детям. Я оставил ей на память солнечный запах. Ее правдивые руки всегда будут пахнуть солнцем…

– Извини, – сказал Колобок апельсину, – но мы спешим к Расе! Спасибо тебе за все!

Апельсин вспыхнул и снова превратился в фонарь – безмолвный, нежно-розовый.

Мотороллер простился с Колобком и Колышком и укатил. Проезжая через двор больницы, он не выпустил ни одного дымка, буквально захлебывался им – ведь так хорошо пахло волшебными фонарями! Только выехав за ворота, он расчихался вовсю, точно заправский самосвал.

Но почему-то далеко он не уехал, тихонько жужжал возле больницы, описывая круг за кругом…

– Знаешь что, – остановил Колобок Колышка, – давай простимся здесь. Там будем держаться героями.

Они сели на широкую ступеньку и прижались друг к другу. Вспомнили все свои приключения, начиная со старухиной зыбки и хлебной печи…

И все свои раздоры вспомнили.

И все веселые и грустные встречи.

Что в их путешествиях было самым главным?

Кажется, все было главным и значительным, но человечки чувствовали, что именно сейчас предстоит им самый важный шаг.

Но до чего же нелегко решиться на него!

Одному вдруг стало жаль старухиной зыбки, второму– хлебной печи и широкого холщового рушника… Даже с Зубарем и Горячкой хотелось бы встретиться еще раз!

Кажется, сидел бы и сидел вот так на лестнице, пусть ступеньки и холодные.

Кажется, смотрел бы и смотрел так на городские огни, хоть они и тают вместе с наступающим утром.

– А может быть, сбегаем посмотреть на слоненка? Он тоже здесь… – вслух предложил Колышек и замолк. Он ни разу в жизни не видел слона, но сообразил, что хитрит – оттягивает последний миг.

– Ну, давай чмокнемся, – пробормотал Колобок.

Они крепко, по-мужски потерлись носами.

– Мы здесь, Раса! Мы идем, спешим к тебе! Улыбайся, смейся! – кричали они во весь голос, пробегая по широкой больничной лестнице, потом по длинным освещенным коридорам, потом – уже ввалившись в просторную, белую, как снежный дворец, палату.

Раса открыла большие воспаленные глаза.

Она узнала человечков, протянула к ним руки, звонко засмеялась, будто вовсе не была больна, и принялась их так ласкать, обнимать и подбрасывать, что… на землю посыпались щепки и крошки хлеба…

«Но не плачьте и не жалейте их…

Колобок и Колышек принесли себя в жертву, чтобы спасти Расу, а тот, кто жертвует собой ради других, никогда не погибает!»

Так записал в своей книге волшебник и писатель Ластик-Перышкин.

Ну, а Раса? Вскоре Раса начала прыгать в постели на одной ножке, драться в коридоре с ходячими больными-мальчиками. Опасаясь за судьбу слоненка, администрация зоопарка срочно забрала его со двора больницы. Прошло еще немного времени, и окончательно выздоровевшая Раса уехала домой.