Текст книги "Волшебная чернильница
(Повесть о необыкновенных приключениях и размышлениях Колобка и Колышка)"

Автор книги: Миколас Слуцкис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Чудесное спасение

Наука в наши дни поистине всемогуща, но и у науки есть свои пределы. Освободив друзей с помощью психологии на полчаса раньше, чем их выпустил бы Распорядкин, Мечтышка не могла предотвратить другие опасности.

А может быть, она слишком долго разглагольствовала о своих знаниях и прозорливости?

Так или иначе, Колобка и Колышка ждало суровое испытание.

Толстая черная дверь захлопнулась за ними, а улица – вы представляете? – кишмя кишит собаками и спичками. Зубарь созвал несколько десятков местных дворняг, которым надоело отираться на лестничных площадках. Семеро старушкиных поджигателей собрали тысячи новеньких спичек, которые только и ждали кого бы сжечь.

– Вот они, гав! Вот, гав! – залаяли собаки, а спички крепились и молчали, чтобы не вспыхнуть раньше времени.

– Покатишься, Колобок, со мною в сказку или хочешь, чтобы тебя тут же на куски разорвали? – поставив торчком синие уши, предъявил ультиматум полковник Зубарь.

Генерал Горячка, едва не воспламенившись от злости, прошипела Колышку:

– Сожжем! Испепелим!

– Не вернусь! – воскликнул Колобок, вскинув голову. Его широкий лоб заблестел от пота, как в тот день, когда добрые руки вытащили его из печи и обрызгали водой.

Колышек, хоть он и больше хорохорился, был гораздо трусливее приятеля. Однако, когда Колобок гордо крикнул: «Не вернусь!», он тоже пробормотал:

– Не… не…

Собаки завыли, завизжали, залаяли, а спички, чтобы не сгореть слишком рано, закружились в немом танце огня.

Пес-полковник помахал лапой генералу-спичке, чтобы та подошла посоветоваться. Но разве генерал, будучи рангом выше, пойдет к полковнику? Пускай полковник сам тащится, если ему охота. Уж что-что, а ржавая консервная банка куда красивее щербатой крышки от чайника. Поэтому союзники, побрякивая каждый своими знаками отличия, долго спорили, кому оставаться на месте, а кому подойти.

А неподалеку от того места, где они спорили, рабочие недавно рыли землю. Там все еще зияла незасыпанная яма, а рядом валялась вывороченная из тротуара цементная плита. Желтый песок в яме вдруг вспучился, превратился в круглый холмик. В тот же миг из этого холмика высунулся бинокль крота.

– Не теряйте голову, господин полковник! Не горячитесь, генерал! – проскрипел он, стряхивая с усов песок. – Техника всем показывает пример хладнокровия. Я вычислил математически, что выгоднее всего съесть и сжечь этих беглецов не здесь, а там. Свяжите их и доставьте туда живьем! Там никакие неучи не посмеют бросаться мотороллерами!

– Правильный совет, негодяй! – заявил пес-полковник. – Но почему он генерал, а я всего-навсего полковник?

– Прошу прощения, господин полковник, – крот все еще выковыривал песок из носа. – Но вы сами хотели быть полковником…

– Хотел, гав, хотел… А кто, как не ты, должен был сообщить, что у спичек не полковник, а генер-р-рал?

Спичка-генерал презрительно усмехалась с высоты своего генеральского величия.

– Смотр-р-ри, еще и насмехается! – прорычал Зубарь.

– Это дело поправимое, – засуетился крот. – Отныне и вы, господин Зубарь, – генерал! Прошу прощения за ошибочку, господин генерал, но пора действовать. Иначе злодеи убегут!

– Твоя правда, проклятый черныш! – похвалил произведенный в генералы Зубарь, у которого сразу улучшилось настроение. – А где взять веревку, чтобы их связать?

– Какие конопляные веревки были у бабки! – вспомнила генерал Горячка. – Жаль, не захватили с собой… Эх!

– Веревка – чепуха, – засмеялся крот, который и в бинокль-то не очень хорошо различал предметы. – Смотрите, вся улица опутана толстыми веревками.

Уж не врет ли крот? Нет! Собаки и спички, задрав головы, разглядели, что вдоль улицы в самом деле висят толстые веревки. Перегрызть с обоих концов, и кончено. Много ли надо, чтобы связать двух беглецов?

– Мы, спички, не допрыгнем так высоко, – сказал спичка-генерал озабоченному генералу-псу. – Вы, собаки, взберетесь по столбам. У вас и зубы острые – перекусите!

– А вы могли бы пережечь веревку. Тогда и зубы не понадобятся! – огрызнулся собачий генерал.

Колобок и Колышек дрожали от страха, слыша эти переговоры. Однако и дрожа они поглядывали, куда бы улизнуть. Увы, врагов собралось так много, что и думать было нечего.

Крот снова выглянул из своего холмика и прохрипел:

– Умоляю, не спорьте! Я столько мучился, пока приспособил свою технику к местному климату… А вы мне все портите! Убегут негодники, как уже не раз убегали!

Собаки, не выдержав, кинулись к столбам.

Раз, два – взобрались, цепляясь когтями… И вдруг… с воем посыпались на землю. Они падали замертво, словно их трахнули дубиной по голове. Падая, собаки раскидали спички во все стороны, много переломали своей тяжестью. А когда наконец открыли налитые кровью глаза, в которых, словно восклицательные и вопросительные знаки, все еще сверкали молнии, Колобка и Колышка уже и след простыл.

– Ах ты, проклятый копуша! – бросился на крота, очухавшись, Зубарь. – Ты нарочно подстроил, чтобы нас ударило молнией? Ведь в этих веревках – молнии!

Они бы разодрали крота в клочья, но тот проворно юркнул в свое подземелье. Остались только телефон да бинокль.

Что там творилось! Впоследствии мышка Мечтышка – она стояла ближе всех и все видела – рассказывала:

– Не добравшись до крота, собаки ополчились на спички. А спичкам, которые так и ждали, кого бы сжечь, только этого и не хватало. Они потерлись головками об асфальт, вспыхнули и кинулись на собак. Тут же запахло паленой шерстью, горелой шкурой. Но собаки тоже показали чудеса отваги и самопожертвования, глотая горящие спички, словно это были вкусные косточки с обеденного стола!..

Не одолев друг друга, понеся тяжелые потери, собаки и спички разошлись. Отныне они будут охотиться порознь: спички – под водительством храброй и непобедимой Горячки, собаки – под руководством смелого и неодолимого Зубаря.

А наши друзья, Колобок и Колышек, были уже далеко, на другой улице. Они не только спаслись, но и обрели новых друзей. Провода бежали над ними, гудя от удовольствия, что поразили кудлатых налетчиков своими молниями.

Провода все вели и вели их, пока не привели в парк. День шел уже к концу. На ограде, на деревьях и скамейках мерцали последние отблески заката.

Вскоре на город опустится ночь.

Ночной концерт

В этом густом огромном парке росли не только деревья: всевозможные качели, карусели, танцевальные площадки и тележки с газированной водой. Росла, вздымая выгнутый козырьком навес, открытая эстрада– бегущие снизу вверх ряды ступенек.

Конечно же, приятелям хотелось все осмотреть и пощупать, но они уже буквально валились с ног. Сколько они набегались сегодня, сколько страху натерпелись! Будь эти человечки даже железными, а не один – из хлеба, другой – из дерева, все равно усталость сморила бы их.

Еле-еле доплелись они до эстрады. По крайней мере не промокнут, если ночью польет дождь. И когтистые лапы ветра затупятся о бока эстрады.

Сладко зевнув, друзья устроились на ступеньках, давая отдых уставшим, словно налитым свинцом ногам. Лежать было жестко, неудобно. Нечего подстелить, нечем накрыться.

– Не знаю, хорошо ли я поступил… – жалобно проговорил Колыщек, отлежав бок. – Может, и не следовало мне бежать от старухиных пеленок? В зыбке было мягко, тепло… Ни дождь, ни ветры не страшны!

Колобок хотел было возразить, но от жалоб Колышка у него тоже защемило сердце.

– Бывало, старуха песенку споет, если глаза не смыкаются… А если и после этого глаза хоть выколи, принесет из чулана меду, ресницы смажет. И не почувствуешь, как слипнутся. А проснешься – снова сладко баюкает, качает…

Вспомнил и Колобок теплую печь, холщовый рушник, под которым он исходил потом вместе со своими большими братьями-караваями. Вспомнил даже их сладкий тминный запах. На него не хватило тмина – только больших посыпали.

– Зато сколько повидали! Железный конек катал нас по городу… Мышка Мечтышка рассказала сказку про Распорядкина… Нас спасали провода… То-то смеху было, когда собаки шмякнулись со столбов. А какой смешной Распорядкин!

Колышек тоненько поддакивал, но так жалобно, словно попискивал брошенный под забором котенок.

– О, как здесь прекрасно, в этом парке! – продолжал Колобок. Что это парк, он прочел у ворот. Ведь он уже умел читать! – Какие странные растения качаются под ветром…

– Да, – вынужден был согласиться Колышек, перевернувшись на другой бок. – Но почему не спится? Да если и уснем на голых досках, неизвестно, что нам приснится. Наверное, спички, которые хотят меня сжечь, и собаки, которые собираются съесть тебя…

– Не сожгут и не съедят, не бойся! – ободрил его Колобок, хотя и он не рассчитывал на приятные сны.

Наконец Колышек захрапел, дыша открытым ртом– ведь в носу у него были только маленькие ямки. А Колобок все никак не мог сомкнуть веки, перед глазами мелькала шаловливая девочка Раса. Больно уж отчаянная, но вряд ли у нее злое сердце… Злюка, небось, пожалела бы свои волосы, скорее отрезала бы косу у другой девочки! Ах, как знать, доведется ли когда-нибудь встретить ее…

Его хлебную грудь залило трогательным теплом, а сердечко билось, как пойманный голубь.

Вскоре сон сморил и Колобка.

А несколькими ступеньками выше, почти под самой кровлей, сбились в кучу одинаковые тонконогие столики. Это были пюпитры – подставки для нот. Днем здесь играли музыканты, положив на столики тетрадки с нотами.

Музыканты давно уже спали в своих постелях, дремали в футлярах инструменты. Только столики, еще более музыкальные, чем инструменты, не спали, все еще переживая дневную музыку.

– Вы слышали? – тоненько-тоненько проскрипел столик, за которым играла скрипка. – К нам забрели чудесные человечки!

– Ворочаются. Наверное, им снятся дурные сны, – посочувствовал столик, на который клал ноты виолончелист.

– И мне они понравились! – грохнул, как барабан, другой столик. Очевидно, на нем лежали ноты барабанщика.

– Так, может быть, сыграем для них, отгоним дурные сны? – робко предложил пюпитр, весь напоенный мелодиями скрипки. И каждая его дощечка дрожала, как скрипичная струна.

– Отлично! – одобрил столик-виолончель. – Только тихо-тихо… Какую-нибудь сонату или балладу?

– Нет, веселый марш! – возразил столик-труба. – Марши закаляют дух и поднимают настроение!

Трубу поддержал барабан. Обоим больше всего нравились марши.

– Как, без дирижера?! – желчно прошипел столик, на котором лежали ноты флейты.

– Если будем играть от души, не понадобится и дирижер! – мелодично убеждал голосок скрипки. – Ведь это будет не простой концерт.

– Точно! – одобрительно бухнул барабан. – Мне надоело самоуправство дирижера. Я еще ни разу не играл один!

– И на меня он вечно косится! – пропела флейта, пробуя голос. – Ох, и разозлится же он, когда узнает!

– Не узнает, – сочно засмеялась виолончель. – А, кроме того, он не поверит, что мы можем обойтись без него!

– Ха-хо-хи! – захохотал долго молчавшей столик саксофона. – Мы вобрали в себя так много музыки, что можем утереть нос и инструментам, и дирижерам! Хи-хо-ха!

– Ради бога, повежливее, – нежно пропела пюпитр-арфа. – Ах, какая тихая, благословенная ночь!

– И какие маленькие существа свернулись клубочком у подножия ступеней!.. Ах, сердце мое! – затянула виолончель грудным голосом, который звучал словно с большой глубины.

Лучше всех, конечно, изливала свои чувства скрипка. То, казалось, она плачет, то тихо-тихо разговаривает со своим дальним родичем – полевым кузнечиком.

Ухал барабан, артистические взлеты которого никто не стеснял, и вновь оживала скрипка. Как легкий кораблик на волнах, взмывала ее мелодия ввысь, в самое поднебесье, а может быть, и к звездам.

Не все шло складно у пюпитров. Частенько в тон со всеми не попадала флейта. Но она так искренне старалась, что даже ближайший партнер-саксофон не бранил ее: добродушно похохатывая, он заполнял неловкую паузу, воцарявшуюся после ошибки флейты. А чувствительная арфа каждую удачу и неудачу сопровождала глубоким вздохом. Она плакала без слов от счастья…

Ночной концерт слушал весь парк: нахохлившиеся от холодка карусели, грустные осенние цветы, тележки с фруктовыми водами. С утра до вечера они слышали музыку и были ее тонкими ценителями. Однако и они признали, что гордым инструментам и лохматым дирижерам далеко до скромных пюпитров, из которых музыка сочится, как смола из нагретых солнцем елей…

А Колобок и Колышек, убаюканные чудесной музыкой, видели добрые сны. Они – большие и могучие, как деревья, настоящие великаны! Спички, едва завидев их, бросаются в реку. А собаки от досады отгрызают себе хвосты и когти. Бесхвостых, их не боятся даже кошки, даже мыши… А мышка, которая научила их, как отделаться от Распорядкина, постукивает своими высокими каблуками и что-то нашептывает на ухо не кому-нибудь, а самому Распорядкину, уже не страшному – смешному… Оказывается, у него не было водительских прав, и он поехал на красный свет, а Колобок и Колышек – новые общественные регулировщики уличного движения – сами составляют на него протокол…

«Отпустите меня, добрые великаны! – хнычет Распорядкин и повторяет все, что нарядная ученая мышка подсказывает ему из-под стола. – Не наказывайте! Отныне буду делать зарядку только раз в день… Отпустите меня к внучке Расе. Ведь у нее нет папы…»

А вежливая, нарядная мышка – уже вовсе и не Мечтышка, а Раса Храбрите!

Железный конек, и тот прибежал отфыркиваясь, – как же без него? – и ткнулся в тротуар. Тук! Тук! Тук!

Колобок вздрогнул и проснулся. Легко открылись глаза и у Колышка. Ведь никто не смазал их медом…

Стычка со странным, не очень умным существом

Кажется, только-только легли, а уже и утро. Пюпитры, целую ночь вдохновенно музицировавшие, превратились в обыкновенные тонконогие столики. Во время концерта музыканты разложат на них тетрадки с нотами, а мухи устроят здесь на солнцепеке площадку для отдыха.

– Тук! Тук! Тук! – послышалось еще отчетливее и уже явно не во сне.

Гудело и постукивало странное существо. Какая-то змея не змея вилась возле ног Колобка и, разинув пасть, глотала мусор: разноцветные бумажки, огрызки яблок, окурки. Головка странного создания была из железа, шея – гибкая и длинная, как кишка. Всю добычу кишка гнала в брюхо, которое лежало поодаль на колесиках.

Невиданное существо не только постукивало по доскам, по шляпкам гвоздей, но еще и беспрерывно завывало.

– Эй, что ты делаешь? – дрожащим голосом воскликнул Колобок. Ему показалось, что зверь не только бумажки глотает, но и норовит цапнуть за ногу и его, Колобка…

Зверь ответил не сразу, однако немного отодвинулся от ноги.

– Стану я еще со всяким мусором в разговоры пускаться! Вы что, с пылесосом не знакомы?

Друзья впервые видели пылесос и от души удивлялись, глядя на этого обжору.

– Ты шумишь, как наш добрый знакомый железный конек, – почтительно заговорил Колышек. – Может быть, вы с ним родня?

– Седьмая вода на киселе – вот какая он мне родня. Я не вожусь со всякими железными коньками. Они грязны и вонючи. Но будет болтать! Полезайте ко мне в глотку, да поживей!

– Мы не мусор! – возмутился Колышек. – Ты что, с ума спятил?

– Почтеннейший, ты ошибаешься, – миролюбиво обратился к пылесосу Колобок. Это чересчур громко воющее существо с самого начала показалось ему не очень-то умным.

– Ничего не хочу знать, – пылесос с шипением втягивал их в свою разинутую пасть. – Все, что валяется на полу эстрады, – мусор и предназначено для моего брюха… Потом это брюхо снимут с колесиков и вытряхнут в овраге, на свалке.

Пюпитры внимательно прислушивались и чрезвычайно волновались. Как бы этот грубиян-пылесос и впрямь не проглотил человечков, которым они всю ночь играли как никогда! Но играть и говорить пюпитры могли только ночью. Днем они были немы.

– Ты ошибаешься, – подпрыгнул Колышек, демонстрируя свою ловкость. – Смотри, я стою на ногах. Могу прыгать! А мусор разве прыгает? Его ветер носит…

– А у меня есть глаза, хоть и не очень зоркие… – старался объяснить, кто он таков, Колобок. – У меня есть еще и нос и уши…

Пылесос даже слушать не хотел.

– Я еще вчера заметил вас. Всю ночь мусором лежали на эстраде. Марш в глотку, говорю!

– Да ты возьми в толк, – терпеливо объяснял Колобок, – разве мы могли бы разговаривать с тобой, будь мы какими-нибудь огрызками?

– Только что нам снились прекрасные сны. Что, может, и мусор видит сны? – добавил Колышек. – Ну подумай же!

Пылесос грубо отмахнулся:

– Если бы я стал думать, то когда бы я успел набить такое огромное брюхо! Видите? То, которое лежит на колесиках. Может быть, вы считаете, что глотать мусор приятно? Наглотаешься гвоздей, стекляшек, а потом такая резь…

Нет, приятели в жизни еще не видели такого глупого, тупого создания. Смех разбирал при виде его большого, как тыква, брюха, катящегося на колесиках. И как же он проглотит их, если рот у него такой плоский и маленький?

– У меня есть сердце… Не веришь? – пытался убедить его Колобок, прикладывая руку к груди. – Как только подумаю об одной девочке, оно сразу начинает сильней биться… А у тебя есть сердце?

– Мне сердце не требуется. Только брюхо! – гордо отрезал пылесос. – А девочки засоряют парк бумажками от конфет. У меня брюхо начинает болеть, едва увижу их…

Колобок сочувственно вздохнул:

– Жалко мне тебя, брюхан…

– А мне – вас, потому что скоро вы очутитесь в вонючей мусорной яме! Ну, смирно!

– Зачем тебе мучиться? Разинь пасть, и мы сами прыгнем тебе в глотку! – предложил Колышек. За ночь он забыл о своих бедах и решил позабавиться.

– Вот это другое дело! – довольно захрипел пылесос. – Люблю послушный мусор! Ну, милый мусорок, я жду!

Пылесос так разинул пасть, что едва не вывихнул себе челюсть.

– Никак не пролезем, ведь мы большие!

Пылесос раскрыл рот еще шире и, как видно, перестарался. Что-то щелкнуло, и железный зверь – кувырк! – опрокинулся на бок. Он уже не выл, лежал безмолвный, как колода.

– Ура! Ура! Мы победили! – закричал Колышек, прыгая на одной ножке.

– Ему бы ума чуть побольше, и было бы очень даже полезное создание, – пожалел Колобок, глядя на перевернутый пылесос. – Как ты думаешь, Колышек?

Колышек зазнается

А Колышка ничуть не волновала судьба пылесоса. Помните? Едва выскочив из чернильницы, он успел нахвастаться. Дескать, целое полчище спичек утопил в канаве! Теперь, после победы над пылесосом, у него и вовсе голова пошла кругом. Он подпрыгивал и кричал клумбам, каруселям, пюпитрам, тележкам с газированной водой:

– Я сразил еще одного врага! Могучего обжору! Эй, кто еще не слышал?

Слышали все-все обитатели парка, но Колышку этого было мало.

– Жаль, я грамоте не учен… А то бы написал у себя на лбу, чтобы все знали! – и он снова крикнул во всю мочь: – Эй, вы слышите? Я победил пылесос! Большой, могучий пылесос!

Хоть Колышек и не умел писать, но нашел выход. У подножия эстрады блестела лужа, а по краям лужи чернела жирная, вязкая земля.

Колышек обмакнул палец в грязь и измазал себе правую щеку.

– Нехорошо задаваться, – пытался урезонить его Колобок. – Разве трудно одолеть неразумное существо?..

– Я так и знал, что ты станешь завидовать. Небось, и сам хотел бы измазать себе щеку, да не заслужил!

– Опомнись, у нас впереди еще такие опасности! – стал умолять приятеля Колобок. – Ты думаешь, Зубарь и Горячка больше не будут нас преследовать?

– Одолел одного, одолею всех! – гордо отрезал Колышек.

Так пререкаясь, они вышли из парка, где нашли безопасный ночлег. По улице сновали машины, мотоциклы, мотороллеры, которые, казалось, за ночь обрели новые силы. Их бока блестели от капелек росы. Спешили женщины с пестрыми кошелками, размахивали портфелями дети. Сверкали не только застежки портфелей, но и дочиста вымытые щечки ребят. Даже столбы вдоль тротуаров тоже, казалось, куда-то спешили, кто с пуком проводов, кто с большой, как репа, электрической лампой.

– Как хорошо здесь! – восхитился Колобок. Ему тоже захотелось идти куда-то, что-то нести, как все. Но что он мог нести? И куда?

– Не спорю, хорошо. Но главное – здесь можно прославиться! – лихо размахивал деревянными ручками и постукивал деревянными ножками храбрец Колышек.

А между тем неподалеку их поджидали враги. После неудачи с проводами собаки и спички, как известно, разделились. Собаки поплелись куда-то на окраину города, а спички сгрудились возле парка. Еще ночью они пытались проникнуть в парк, – ведь спички не боятся темноты! Однако их отпугнул необыкновенный концерт. От нежной музыки у спичек сдавали нервы. Молодые, незакаленные спички, заслушавшись, бросались вниз головой в воду. Генерал Горячка, и без того довольно нервная, приказала отступить и, разбив лагерь, дожидаться утра.

– Вот они где! – раздался чей-то вопль, и спички ринулись на асфальтовую площадку. Несколько самых пылких, потершись головками друг о друга, вспыхнули и выстроились – настоящее грозное факельное шествие.

Колышек, бессильный перед огнем, стал как вкопанный. Его деревянные поджилки дрожали. Никто бы не поверил сейчас, что совсем недавно он кричал, будто одолеет всех врагов до единого!

Колобок тоже испугался, но не покинул друга в беде. Он выскочил вперед и заслонил Колышка своей хлебной грудью. Он родился в горячей печи и меньше боялся огня.

– Прочь с дороги, Колобок! И тебя сожжем, если не отойдешь. Только гренка от тебя останется, щекастый!

– Пускай останется только гренка, но Колышка вы не тронете! – дрожащим голосом ответил Колобок.

Исход неравного боя был бы печальным – ведь шальных спичек было штук сто, а может, и больше! – если бы не подъехал дом на колесах. Чудной это был дом: не только сам двигался – он вез с собою дождь и поливал асфальт. Словно облако проглотил!

Как волна, прокатился внезапный ливень. Погасли вскинутые факелы спичек, а белые подгоревшие тельца поплыли по грязной воде вдоль тротуара. Конечно, не всех ждал такой конец. Ведь на свете уйма спичек! А добрая машина катилась, увозя с собой шумливый дождь и озорную улыбку молодого водителя. Он, должно быть, радовался, что поймал в небе облако и чисто-начисто вымыл улицу.

Забыв свой страх – как тряслись у него поджилки и стучали зубы! – Колышек опять начал выламываться.

– Ура! Я и спички победил! Разве я не говорил, что со всеми врагами разделаюсь?!

У Колобка даже дух захватило от изумления. Он покачал большой головой.

– А водитель не помог нам?

Колышек не заметил ни водителя, ни его озорной улыбки.

– А дождь?

– Какой дождь? Посмотри на небо – ни облачка!

– Ну тот, который проехал и погасил спички… Ты забыл?

– Он просто улицу поливал. Кто попался, того и обрызгал. Ну, может быть, одну-две спички и замочил. А побеждает, так и знай, выдержка, отвага и решимость!

– Да, да… выдержка… отвага и решимость, – криво улыбнулся Колобок, но не стал вдаваться в спор во имя, во имя…

Он не знал, как назвать то, во имя чего он и на сей раз решил смолчать. Ученая мышка Мечтышка, изучая впоследствии эту страницу, написанную Ластик-Перышкиным, докончила мысль Колобка:

– …во имя консолидации, а попросту говоря – во имя единства!

Ученая голова Мечтышки была набита международными терминами. Но, в отличие от некоторых других, посвятивших свою жизнь науке, она еще умела каждое научное слово объяснить языком, понятным всем и каждому.