Текст книги "Волшебная чернильница
(Повесть о необыкновенных приключениях и размышлениях Колобка и Колышка)"

Автор книги: Миколас Слуцкис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Страшная месть злых сил

Писатель Ластик-Перышкин сидел, навалившись на письменный стол, усталый после выступления по телевидению. Вы, наверное, знаете, что в помещении телестудии от множества сверкающих прожекторов жарко, как в бане. Однако жара не уморила его синюю бороду. Наоборот, та принялась бесчинствовать пуще прежнего. То вдруг обвивалась вокруг шеи писателя и душила, как удав, то взмывала вверх, как в ясное зимнее утро густой синий дым из трубы. А на дворе была ночь, темным-темно, весь город давно спал.

Писатель смотрел сквозь слипающиеся веки на свою чернильницу и грустно думал, что она-то и есть виновница всех беспокойных и запутанных событий. А ей ничуть не жаль пропавших человечков. Положительный или отрицательный герой погибает – ей все равно. А у него каждый раз сердце разрывается…

Холодная, граненая, стоит чернильница и даже не шелохнется, будто так и надо. На желтой этикетке крупными буквами написано «Чернила», а маленькими – «для авторучек». Но это просто так написано, чтобы не пугали таинственные синие глубины…

Усталый и измученный тяжелыми мыслями, Ластик-Перышкин задремал. Ему приснилось, что он обтесывает бревно и щепки летят, то басовито жужжа, то тоненько-тоненько взвизгивая, как Колобок и Колышек. Он все машет и машет топором, а щепки летят и летят, и он всего лишь плотник – не башмачник! – но ему хорошо, и на душе у него легко-легко.

«Куда девал бороду?» – крикнул ему вдруг кто-то прямо в ухо голосом Распорядкина, и Ластик-Перышкин проснулся. Хвать за бороду, а той и след простыл. Щеки гладкие-гладкие, как оструганные дощечки, подбородок– точно утюгом проглаженный. Свежий холодок со щек просачивается в руки, ноги.

– Уф! Уф! – не мог отдышаться Ластик-Перышкин, все еще не веря, что наконец-то он свободен.

Еще раз ощупал щеки, осмотрелся: кто же мог его побрить? В комнате ни души. Только у двери мелькнула полоска, похожая на хвост кота Сивого. Может, ученый кот изобрел новый химический способ травления бороды и испытал его на писателе? В наши дни все может быть…

Чувствовал писатель, что вместе с бородой пропали Колышек и Колобок, только поэтому и не запрыгал от радости. А он уже привязался к ним, полюбил, как родных детей. Ведь своих детей у писателя не было.

Пока он размышлял о нелегкой доле родителей, воспитателей и писателей, кто-то начал скрестись за дверью. Кого еще несет к нему в гости среди ночи?

– Войдите! Кто там скребется? – не очень вежливо крикнул писатель, решив больше не пускаться во всякие опасные приключения.

Дверь тихонько отворилась, и в комнату проскользнула Мечтышка.

– Ты здесь? – отлегло от сердца у Ластик-Перышкина, когда он увидел проворную секретаршу. – Ох, как ты меня напугала…

– А я-то думала, что после всех этих событий вам уже нечего бояться! – улыбнулась ученая мышка.

– Бояться свойственно человеку, – рассудительно ответил писатель, и Мечтышка, подумав, согласилась с ним. – Ведь ты, кажется, изучаешь психологию?

– Почему ты не удивляешься, что я без бороды? – писатель с удовольствием провел ладонью по своим щекам.

Мышка тихо засмеялась.

– Да она никуда не девалась.

– То есть, как это никуда не девалась?

– Очень просто. Только что я встретила Распорядкина. Он стоял перед витриной магазина и расчесывал бороду.

– Какую бороду? У него же нет бороды!

– Ту самую. Ни рыжая, ни седая, какая-то смешная.

– Так теперь он волшебник? – вытаращил глаза Ластик-Перышкин.

– Нет, он просто дедушка… Вернее сказать, учится быть дедушкой… Носить бороду, рассказывать сказки… Ведь вы сами говорили, что стоит только очень захотеть…

– Да, говорил, – вздохнул писатель. – Но хорошим дедушкой быть нелегко… Ну, а теперь подавай сюда очередную жертву твоего красноречия… Крот уже по ту сторону… Чья очередь сейчас? Спичек?

– Спичек, – вздохнула Мечтышка.

– Ну так где же они?

Мечтышка вынула из портфеля обрывок старой газеты и молча развернула. На стол высыпалось несколько грязных, мокрых горелых спичек.

– И подумать только, что они хотели сжечь мир! Ну-ка, марш в чернильницу! – приказал Ластик-Перышкин, но вдруг заколебался: – А что если сом не захочет их проглотить? Засорят мне чернильницу.

– Сом – сознательный! – успокоила Мечтышка.

Чернильница забурлила, и вынырнула голова сома.

– Давайте их сюда, да побыстрее… Я спешу… Дома жена ждет!

– А как же Зубарь? Ты не переправишь его?

– Сам доплывет! Собака, если ей приспичит, куда хочешь доплывет… Ну, где ваши спички?

Сом разинул пасть, проглотил спички и исчез.

Не дожидаясь особого приглашения, в комнату, ковыляя, вошел Зубарь, уже не генерал, однако с вправленной челюстью.

– И тебе не понравилось в нашей стране? – поинтересовался Ластик-Перышкин.

– Р-р-р! – злобно проворчал Зубарь. Встав на задние лапы, он перемахнул через стул писателя и нырнул в раздувшуюся чернильницу. Как сом и сказал, пес доплыл довольно благополучно, но однако, выбираясь на берег великанов, из мести цапнул зубами край чернильницы.

Мечтышка и Ластик-Перышкин не успели охнуть, как по синему боку чернильницы разбежались белые лучики. Трах! – и лопнуло стекло, густые чернила полились на паркет.

– Ой, беда! Месть злых сил… Страшная месть! – запричитал писатель, хватаясь за голову. – Как я буду жить без чернильницы? Ни дерево тесать, ни перышком скрипеть… Пропал я, пропал!

Не пропал!

Мечтышка выждала, пока Ластик-Перышкин немного успокоится. Она прекрасно знала, что писатели очень чувствительны.

– Вот что… – наконец сказала она. – Вы не можете дать мне сухую тряпочку?

Писатель, не переставая жалобно вздыхать, дал ей тряпку.

Мечтышка проворно вытерла чернила со стола и с пола.

– Я скоро вернусь, но вы обещаете спокойно ждать меня?

Чего еще писателю оставалось делать? Только сидеть над лопнувшей чернильницей! Ластик-Перышкин на все махнул рукой. Он был похож на тяжелобольного, который потерял всякую надежду на выздоровление. Мышка торопливо шмыгнула за дверь, постукивая тонкими каблучками. В коридоре она остановилась и открыла портфель. Что-то сосчитала, сунув нос в маленький кошелек.

Когда Мечтышка вернулась, Ластик-Перышкин сидел, бессильно поникнув, с головой, обмотанной мокрым полотенцем. Он даже не глянул на мышку.

– Извините, – разбудил писателя ликующий голосок Мечтышки. – Поглядите-ка, что у вас на столе!

Ластик-Перышкин расстроенно кусал свои тонкие губы.

– Все-таки… может быть, вы взглянете? Честное слово, вы ничего не потеряете, если посмотрите! – умоляла Мечтышка.

Писатель заморгал и увидел… Угадайте, что он увидел?

Толстобокую, граненую чернильницу! С желтой, как цветок одуванчика, этикеткой и надписью «Чернила»!

– Где ты достала? Где? Скажи! – так и впился он глазами в чернильницу, которая была точь-в-точь похожа на разбитую. Вот и мелкими буквами написано «для авторучек»…

– Купила в магазине. Там этих чернильниц сколько хочешь, – призналась ученая мышка.

– В магазине? Там, где торгуют мылом, уксусом и хлебом?

Ластик-Перышкин не любил толкаться в магазинах, а потому и не знал, что можно и чего нельзя в них купить.

И писатель разразился смехом. Мышка смеялась вместе с ним.

Вдруг Ластик-Перышкин так и обомлел:

– Что же я смеюсь, как маленький? Ведь моя чернильница была волшебной… А эта? Нет, нет, все кончено…

– Нет, не кончено! – топнула модной туфелькой Мечтышка, чуть не плача от досады. – Вы сами говорили по телевидению, что есть много волшебных вещей…

– Да ведь я-то говорил для других! Себя, как известно, труднее всего убедить! Не верю!

– Не верите? – заблестели глазки Мечтышки. – Эй, конек, сюда!

Отфыркиваясь и сигналя, окутанный вонючим дымом, в комнату въехал железный конек, когда-то красный, а ныне весь помятый и пестрый, как дятел.

Мотороллер остановился возле самого письменного стола, но не выключился, а только глухо пророкотал:

– Нет житья мне от этого рыжего… Бьет, пинает меня… Не выдержу я здесь… Пустите меня в сказку… Честное слово, там от меня будет больше проку. Я берусь обучить тамошний народ вождению. Ведь они, наверное, отстали.

– А если он… попробует? – осторожно вмешалась Мечтышка, лапкой показывая коньку чернильницу.

– Ха-ха! – расхохотался писатель. Такой смешной и безнадежной показалась ему просьба железного конька.

Конек заурчал, подпрыгнул! Вот уже переднее колесо въехало на стол… вот уже…

Ластик-Перышкин смотрел во все глаза, чернильница сперва раздулась, забурлила, потом проглотила мотороллер и снова уменьшилась, по-прежнему заблестела, как холодный синий камень.

– Видали? – послышался ликующий голосок Мечтышки. – А вы не верили!

Телеграмма

…Много дней спустя, когда сказка писателя о Колобке и Колышке уже была оттиснута свинцовыми буквами в типографии и вот-вот должна была выйти отдельной книжкой, он получил телеграмму.

Само собой, принес ее не почтальон. Она пулей вылетела из чернильницы писателя, как будто там сидел, спрятавшись, какой-то озорник с рогаткой.

Дрожащими руками Ластик-Перышкин развернул бумажку. На ней было написано следующее: