Текст книги "Тайна царствия"

Автор книги: Мика Тойми Валтари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

– Они сами не верили женщинам, которые, побывав у гробницы, рассказывали, что та пуста. Один из них, который совершенно случайно не был в их прибежище в последний вечер, не верит рассказу своих сотоварищей. Как же сможешь поверить им ты?

Я использовал все свое красноречие, чтобы заполучить адрес этого прибежища учеников Иисуса или хотя бы совет, как вступить с ними в контакт. Но совершенно очевидно, он не доверял мне и ответил категоричным отказом, после чего я почувствовал, что он раскаивается в том, что принял меня.

– Посоветуй хотя бы, как мне быть! – упрашивал я. – Нельзя же безвольно ждать чего-то, что должно произойти!

– Сеятель бросил свое зерно, – тихо ответил он – Если оно досталось тебе, самое разумное – смиренно ждать. Однако ты можешь отправиться в Галилею, откуда он пришел, разыскать там кротких сердцем и расспросить их о том, чему он учил в своих проповедях. Ты еще можешь поговорить с больными, которых он исцелил и убедиться, что один лишь Божий Сын способен на подобные чудеса.

Такое предложение мне ничуть не улыбалось.

– Но как мне отыскать кротких сердцем? Галилея далеко, а я – чужестранец! – воскликнул я.

После некоторого колебания он наконец решился поведать мне заветные слова.

– Все время путешествия спрашивай дорогу, и если кто-то, кивнув, скажет: «На свете много путей, и все ведут в никуда», ты должен ответить: «Существует лишь один путь. Укажи мне его, поскольку моя душа полна кротости и смирения». Так они признают в тебе своего и начнут доверять. В любом случае ты ничем не сможешь им навредить, даже если донесешь на них, потому что они подчиняются законам, платят налоги и никого не трогают.

– Благодарю тебя за совет, которым я обязательно воспользуюсь, – ответил я – А в Иерусалиме он не сотворил чуда?

– Здесь ты можешь встретить одну женщину с дурной репутацией, которую он освободил от вселившихся в нее демонов, – ответил он, теперь уже заметно тяготясь моим присутствием. – Приблизительно в двух часах пути отсюда есть деревня Вифания в ней живут две сестры и брат, которые принимали у себя Иисуса. Одной из них он позволил, сидя в ногах, слушать его речи, несмотря на то что она – женщина. Он также воскресил их брата до того четыре дня пролежавшего в гробнице, тело которого, как утверждают, уже начало источать запах. Повстречайся с этим человеком. Его зовут Лазарь. Таким образом, у тебя будет достаточно доказательств, чтобы удостовериться в сотворенных им чудесах. Они примут тебя, если ты придешь от моего имени.

– Действительно ли этот человек был мертвым? – с недоверием переспросил я.

– Конечно! – воскликнул Никодим, – Я не хуже тебя знаю, что есть случаи, когда люди лишь внешне кажутся мертвыми. Мне известны случаи, когда человек под плач толпы и траурные звуки флейты открывал глаза и вставал. Немало рассказывают о том, что многие из погребенных, пытаясь сдвинуть с места погребальный камень, и не имея сил этого сделать, срывали себе ногти и кричали до потери сознания. Наш закон обязывает хоронить покойника в день его смерти. Поэтому подобное вполне возможно. Однако у меня достаточно опыта, чтобы самому во всем разобраться.

Между нами установилась тишина.

– К чему приведет тебя сомнение? – прервал он молчание – Я могу прочесть твои мысли: это были его друзья, и им не составило особого труда обмануть тех, кто в него не верил, – достаточно было лишь поместить Лазаря в бессознательном состоянии в гробницу и дождаться прихода Иисуса. Только что они от этого выиграли бы? Тебе лучше встретиться с самим Лазарем и его сестрами. Тогда ты сможешь убедиться, говорят они правду или же всех обманывают.

Безусловно, Никодим был прав. И поскольку мне нечего было от него больше ожидать, я вместе с выражениями благодарности предложил ему вознаграждение за полученные сведения, от чего он категорически отказался.

– Я не беглый цирковой артист, который зарабатывает на жизнь тем, что обучает детей читать, как это бывает в Риме, – с презрением ответил он, – Израильские раввины не торгуют своими знаниями, и тот, кто желает стать им, должен научиться зарабатывать на хлеб своими руками. Мой отец был горшечником, и я – горшечник. Однако, если хочешь, можешь раздать свои деньги бедным. Возможно, таким образом ты заслужишь благословения.

Он проводил меня по лестнице вниз и пригласил в дом, чтобы при свете лампы я смог убедиться в его значительном благосостоянии, несмотря на профессию горшечника. Здесь всего был вдоволь, и наполненный предметами роскоши дом был домом богатого человека.

Одет он был в плащ из наилучшего сукна, однако при свет· лампы мне больше всего хотелось рассмотреть его лицо.

У него был усталый взгляд от долгого чтения Писания, но несмотря на седую бороду, в чертах его лица улавливалось что-то детское. Даже если он хорошо знал свое дело, его руки уже давно не прикасались к глине.

Со своей стороны, он тоже внимательно меня разглядывал, чтобы хорошо запомнить.

– В твоем лице нет ничего злобного, – заметил он – Взгляд выражает беспокойство, но это не взгляд скептика или же бесчестного человека. Тебе все же следовало бы отрастить бороду, что бы все поверили, что ты – богобоязненный человек.

Я и сам уже пришел к подобному решению и перестал бриться, но за два дня мой подбородок лишь успел покрыться черной щетиной. Хозяин дома проводил меня до самого порога и сам закрыл за мной дверь.

Пока мои глаза не привыкли к темноте, я, спотыкаясь, продвигался по старинной мостовой. В этот поздний час лишь главные улицы города оставались освещенными. Однако, направляясь к Никодиму, я хорошо запомнил путь и не беспокоился о том, что у меня могут возникнуть какие-нибудь сложности, дабы найти свое новое жилище, хотя оно находилось довольно далеко от нижнего города. До стены, отделяющей верхний город от пригородов, я добрался, не встретив ни одной живой души, не считая двух местных стражников. Вдруг из-под свода ворот до меня донесся несмелый женский голос:

– Мир тебе, чужестранец!

От этого неожиданного приветствия я вздрогнул, однако вежливо ответил:

– Мир и тебе, женщина!

Она бросилась передо мной на колени и униженно произнесла:

– Я твоя рабыня, прикажи – и я сделаю все, что захочешь.

Я понял, какой презренной профессией она занималась, и оттолкнул ее.

– Иди своей дорогой, мне от тебя ничего не нужно!

Однако она настойчиво уцепилась за полу моего плаща.

– Я бедна, у меня нет комнаты, куда я могла бы тебя пригласить, однако в стене есть углубление, где нас никто не сможет увидеть.

Она была полностью закутана в одежды, а лицо, по обычаю иудейских женщин, было прикрыто да так плотно, что мне никак не удавалось заглянуть ей в глаза и определить возраст. Однако бедность ее тронула меня, заставив вспомнить о совете Никодима. И я вложил в ее ладони все серебряные монеты, которые предназначались старому раввину. Мне пришлось долго и настойчиво объяснять, что взамен мне от нее ничего не нужно. Когда она наконец все поняла, то была готова броситься к моим ногам и целовать их.

– Мне еще никто не давал денег, ничего не требуя взамен. Да благословит тебя Бог Израиля, хоть я не имею права никого благословлять от его имени и даже деньги мои не могут быть приняты в храме. Назови мне хотя бы свое имя, чтобы я могла помолиться за тебя.

Называть свое имя женщине, занимающейся подобным ремеслом, мне казалось совершенно неподходящим, однако мне не хотелось ее обидеть.

– По принятому у римлян обычаю, меня называют Марк. Я не из Иерусалима.

– Мария к твоим услугам, – ответила она – Но Марий здесь больше, чем косточек в плоде граната, меня зовут Марией из Беерота, деревни множества колодцев, и говорю я это тебе для того, чтобы такой щедрый человек, как ты, смог меня отличить от других Марий, которых ты еще немало встретишь на своем пути.

– Вовсе я не щедрый, – возразил я, чтобы отделаться от нее. – Я просто рассчитался с одним долгом, и тебе не стоит меня благодарить. Ступай себе с миром, как и я, и забудь обо мне, как я забуду о тебе.

Женщина сделала попытку в темноте рассмотреть мое лицо.

– Не отвергай молитву несчастной! – взмолилась она. – Возможно, мне удастся тебе помочь в самый неожиданный момент.

– Ты ничего не должна, и я от тебя ничего не требую, – повторил я. – Мне всего лишь надо найти путь, но не думаю, чтобы ты смогла мне в этом помочь.

– Ты ищешь путь, чужестранец? – поспешила переспросить она – На свете много путей, и все ведут в никуда. Ты обязательно заблудишься, если будешь сам себе проводником.

Ее ответ не мог быть случайным. Однако я испытал разочарование, видя, что кротких сердцем представляют презренные существа, живущие отдельной от других жизнью. И все же я вспомнил историю о крысе, которая перегрызла веревки и освободила попавшего в плен льва.

– Мне сказали, что существует лишь один путь, – был мой ответ. – Я хотел бы обрести кротость души и смирение, но не знаю, с чего начать.

Тогда женщина протянула руку и провела ладонью по моему лицу, отметив начинающую отрастать бороду. Несмотря на страстное желание обрести смирение, это прикосновение показалось мне отвратительным, и как только я отпрянул назад, она сразу же одернула руку.

– В лекаре нуждаются больные, а не здоровые, – грустно сказала она – Ты не сжалился надо мной, а лишь хотел избавиться от долга, который угнетает тебя. Ты не настолько болен, чтобы Действительно желать отправиться в путь. Однако я была послана, чтобы испытать тебя. Если ты пошел бы за мной к стене, то отправился бы домой таким же грустным, как я сейчас. Если ты действительно жаждешь найти путь, Марк, я готова дать тебе надежду.

– Верь мне я никому не желаю зла – заверил я – Однако мне хотелось бы узнать правду о вещах, о которых тебе вряд ли известно.

– Не пренебрегай тем, что известно женщине, – ответила она, – То, что знает женщина, в царстве может быть важнее всех рассуждений мужчины, хотя я самая презренная из всех женщин Израиля. Мое познание говорит, что мы живем в дни, когда сестра может встретить сестру, не отвергая ее, а брат может встретить брата, не убивая его. Вот почему у меня на душе светлее, чем раньше, хоть я и потерянная женщина.

В ее голосе звучало столько радостной надежды, что мне пришлось поверить в то, что ей что-то известно.

– Сегодня вечером я был у израильского раввина, – сообщил я – Однако его вера не прочна, а его слова не согрели мою душу. Можешь ли ты преподать мне лучший урок, чем он, Мария из Беерота?

Говоря это, я подумал, что эта Мария, возможно, не такая плохая женщина, как кажется. Чтобы добраться до своего нового жилища, я обязательно должен был пройти через эти ворота, и возможно, ее действительно послали, чтобы так или иначе испытать меня.

– Что за надежду ты можешь мне дать? – спросил я.

– Знаешь ли ты ворота у Источника?

– Нет, но мне не составит никакого труда их найти, если возникнет такая необходимость.

– От этих ворот начинается дорога в долину Кедрона и на Иерихон. Возможно, это именно тот путь, который ты ищешь. Если же нет, дождись, когда у тебя отрастет борода, а затем приди к воротам у Источника и осмотрись вокруг. Может быть, ты увидишь мужчину, несущего кувшин. Следуй за ним. Если ты к нему обратишься, возможно, он захочет тебе ответить. Но если нет, то и я тебе не смогу помочь.

– Ходить за водой – это не мужская работа, – возразил я. – В Иерусалиме, как и во всем мире, воду носят женщины.

– Именно поэтому ты сможешь его узнать, – ответила Мария из Беерота – Но если он не заговорит с тобой, не отчаивайся. Приди в другой день и попытай счастья еще раз. Это все, чем я могу тебе помочь.

– Если ты дала мне дельный совет, я буду перед тобой в долгу, Мария.

– Указывая путь другому, я оплачиваю собственный долг, – живо произнесла она – Но если твой долг довлеет над тобой, раздай свои деньги беднякам и позабудь обо мне. Не стоит приходить сюда и искать меня у стены – я больше не вернусь к этому месту.

Мы расстались, а мне так и не удалось рассмотреть ее лицо, чтобы узнать ее при свете дня. У меня все же осталось ощущение, что я всегда смогу отличить от других ее полный радости голос, если мне представится случай еще раз услышать его.

Я добрел домой и поднялся наверх по наружной лестнице. Вспоминая обо всех событиях прошедшего дня, я не смог сдержать раздражения по отношению к здешним людям, которые испытывали немалое пристрастие к тайнам. Никодим, несомненно, знал больше, чем сказал; помимо этого я чувствовал, что за мной следили, чего-то ожидая от меня.

Ученикам воскресшего царя и иудейским подругам Клавдии Прокулы, похоже, казалось, что я знаю то, что не известно им самим, но они не решались открыто заговорить со мной об этом. Конечно, нельзя обижаться на них за подобное недоверие к чужим: прошло очень мало времени с тех пор, как их раввин был осужден, проклят и распят на кресте.

А садовник, которого я видел у могилы, не перестает бередить мою душу. Он сказал, что знает меня и что я тоже должен его знать; И все же я не вернусь в его сад: совершенно уверен, что там я его больше никогда не встречу!

Письмо пятое
Марк – Туллии!

Расскажу тебе о своем путешествии в Вифанию и о том, что там произошло.

У меня начала отрастать борода. Я носил скромную тунику и невзрачный плащ и был похож больше на разбойника с большой дороги, чем на цивилизованного римлянина. Сириец приготовил мне в путь хлеба, сушеной рыбы и терпкого вина, и я направился через город к воротам у Источника. Пройдя мимо пруда, я спустился в долину Кедрона и пошел по тропе, извивающейся по берегам мелкого ручья. За холмом, по левую сторону от меня потянулись городские укрепления, а по правую – многочисленные захоронения. Вдоль дороги стояли старые оливковые деревья, вызывавшие мое восхищение своими причудливыми формами. Я обогнул один из садов, разбитых прямо на склоне холма.

Воздух был свеж и чист, в небе – ни единого облака. На пути мне встречались груженные зерном и углем ослы, которых вели крестьяне с тяжелыми корзинами на плечах. Я шел бодрым шагом, ощущая в себе прилив энергии. Радость физической нагрузки помогла мне избавиться от черных мыслей, и я испытывал счастье, предвкушая блистательные перспективы, даже если никто еще об этом не подозревал. Возможно, я так же приблизился к разгадке тайны, как и все, кто был ее свидетелем, несмотря на мое чужестранное происхождение. В таком случае ни земля, ни небо не смогут оставаться для нас прежними, и все будет намного светлее, чем раньше.

Вифания была видна издалека. Сквозь частокол деревьев виднелись сгрудившиеся дома деревни, побеленные известью по случаю Пасхи. Подойдя к деревне, я повстречал человека, сидевшего в тени фигового дерева. Накрывшись землистого цвета плащом, он был настолько неподвижен, что это заставило меня остановиться и обратить на него внимание.

– Да пребудет мир с тобой! – сказал я. – Это деревня Вифания?

Человек повернул ко мне голову. Его лицо было высохшим, как у мумии, а взгляд был остекленевшим, и я поначалу решил, что имею дело со слепым. Волосы на его непокрытой голове были совершенно седыми, хотя его пожелтевшее лицо отнюдь не указывало на преклонный возраст.

– Мир и тебе! – ответил он – Ты заблудился, чужестранец?

– На свете много путей, и на них нетрудно заблудиться, – с надеждой в сердце ответил я – Возможно, ты сумеешь указать мне истинный путь?

– Тебя направил сюда Никодим? – не очень вежливым тоном осведомился он, – Если это так, то меня зовут Лазарь. Чего ты хочешь?

Он говорил так, словно делал это из последних сил. Я перешел на другую сторону тропинки и сел на землю неподалеку отнего. Что за наслаждение вкусить хоть немного отдыха в тени фигового дерева! Я сделал над собой усилие, чтобы не смотреть Лазарю прямо в лицо; иудеи в разговоре с чужестранцами привыкли опускать глаза. У них не принято открыто смотреть друг другу в лицо.

Мое молчание, вероятно, показалось ему удивительным, и он нарушил его первым.

– Тебе, должно быть, известно, что первосвященники решили убить и меня. Однако, как можешь убедиться, я не собираюсь прятаться и продолжаю жить в своей деревне и в своем доме. Пусть приходят и убивают это тело, если смогут! Я их не боюсь! И тебя тоже! Никому не дано меня убить, потому что я никогда не умру!

Эти ужасные слова и его остекленевший взгляд наполнили меня ужасом, мне показалось, что я ощутил исходившее от него леденящее дуновение.

– Неужели ты лишился рассудка? – воскликнул я. – Как человек может утверждать, что никогда не умрет?

– Кажется, я перестал быть человеком – ответил Лазарь, – Конечно, у меня еще есть это тело. Я ем, пью и разговариваю. Однако в этом мире для меня не существует ничего реального. Я ничего не потеряю, даже если лишусь этого тела.

В нем было что-то такое странное, что я поверил этим словам.

– Мне рассказывали, будто тот, кто был распят как царь иудеев, пробудил тебя от смерти. Это правда? – поинтересовался я.

– Что за вопрос? – ироничным тоном заметил он, – Разве я не сижу рядом с тобой? Я умер смертью человека, был завернут в саван и четыре дня провел в гробнице, пока он не пришел и не приказал отвалить камень при входе. «Лазарь, выходи!» – позвал он. Для него это было не самым трудным делом!

Однако, казалось, рассказанное не радовало его. Я по-прежнему молчал, и он продолжил:

– Все случилось по вине моих сестер, я никогда не смогу им этого простить. Они отправили за ним посланцев и заставили его вернуться. Если бы я не умер от этой болезни, ему не пришлось бы возвращаться в Иудею и он не попал бы в руки своих врагов. Он сам оплакал меня, перед тем как вызвал из могилы.

– Ничего не могу понять, – недоумевал я – Чем ты недоволен и в чем обвиняешь сестер, если благодаря им он пробудил тебя от смерти и теперь ты можешь наслаждаться радостью жизни?

– Не знаю, как может однажды вкусивший смерть человек наслаждаться радостью жизни! Ах, он не должен был меня оплакивать! Это, несомненно, был Сын Бога! В своей вере я не придерживаюсь тех же взглядов, что сестры, однако знаю, что он должен прийти к людям. Но я никак не могу понять, почему он так сильно любил меня!

Мы замолчали и сидели, неподвижно глядя перед собой. Его холодность и нескрываемое раздражение казались мне такими странными, что я не знал, о чем еще можно его спросить.

– Но теперь ты веришь, что он был Мессией? – осторожно осведомился я.

– Он был больше чем Мессия! – уверенно произнес он – Тебе, конечно, рассказывали о том, что на третий день он воскрес.

– Я действительно слышал об этом! И пришел к тебе, чтобы услышать еще что-то!

– Тогда слушай: каким бы мудрым ты не представлял себе человека, Иисус все равно превзошел бы его. Какая сила смогла бы его удержать в могиле? Чтобы удостовериться в этом, мне не было необходимости, как моим сестрам, самому идти туда. И все же, чужестранец, я не желаю увидеть его еще раз в этой жизни. Я смогу быть с ним, лишь когда окажусь в его царстве.

– А какое оно, его царство? – с жадностью спросил я.

Лазарь уставился на меня своими остекленевшими глазами.

– Почему же ты сразу не хочешь узнать, что собой представляет царство смерти? Можешь мне поверить: смерть находится везде – здесь и повсюду.

Он немного помолчал и, склонив голову, продолжил:

– Не подумай, что я какой-то шарлатан! Возможно, ты не понимаешь того, что я говорю, но разве мне самому это понятно? – И добавил: – Не отчаивайся, видя мою грусть. Смею тебя заверить: ты на верном пути. Если и дальше пойдешь по нему, то никогда не заблудишься.

Он поднялся и отряхнул свой плащ.

– Ты хочешь повидаться с моими сестрами? – спросил он, догадываясь о моих намерениях, – Я провожу тебя к ним, однако позволь мне сразу же уйти. Я не испытываю удовольствия от общения с людьми.

Я подумал, что на нормальных людей он должен производить впечатление человека, принадлежащего скорее к миру мертвых, чем живых. Я также обратил внимание на то, что он передвигался с трудом, словно конечности не полностью ему подчинялись. Любому постороннему, не знающему его историю, он, несомненно, показался бы странным.

Лазарь повел меня в обход тропы, ведущей в деревню, и обогнув холм, мы приблизились к высеченной в камнях могиле, откуда его вызвал назаретянин.

Дом, в котором Лазарь жил с сестрами, принадлежал богатому поместью. Пока мы шли, он показал мне двух ослов, которые паслись на лугу, виноградник, сад и даже домашних птиц, гребущихся в земле неподалеку от дома. Можно было подумать, что он хочет убедить меня, что я имею дело далеко не с нищими. Эта мирная картина была настолько осязаема и привлекательна, что с трудом верилось, будто идущий рядом человек воскрес из мертвых.

Однако теперь я понимал всю второстепенность истории о его воскресении; главным для меня было узнать, действительно ли Иисус из Назарета был Сыном Божьим и действительно ли он воскрес; и если да, то не могло быть сомнений в воскресении Лазаря. Вдруг я проследил за ходом своих мыслей и испытал небывалое удивление: неужели я – тот самый Марк, который некогда учился в Родосе, целыми ночами бродил по улицам Рима, обладал определенной репутацией, безумно любил чужую жену среди роз в Бэ, в Александрии после изучения пророчеств до самого утра предавался разгулу?

Неужели в меня вселился демон или я стал просто жертвой какой-то иудейской магии и теперь брожу здесь, по иудейской деревне, в покрытом пылью и пропитанном потом плаще, среди кудахтанья кур, в поисках свидетелей воскресения и других чудес, в поисках созданного человеком Бога, умершего и затем воскресшего, для того чтобы изменить этот мир? Конечно, если все обстоит именно так, мир не сможет оставаться прежним. Вслед за Лазарем я вошел в большую, погруженную в полумрак комнату, внизу были видны глиняные кувшины, мешки и кормушка для животных, а жилой этаж оказался довольно скудно обставленным. Лазарь позвал сестер, а меня провел к колодцу перед домом и предложил присесть. По крестьянскому обычаю женщины вышли с прикрытыми лицами и опущенными глазами.

– Вот мои сестры – Марфа и Мария. Можешь их обо всем расспросить, – сказал Лазарь и сразу же ушел прочь.

– Я попросил бы вас, – после приветствия сказал я, – рассказать мне о навещавшем вас раввине, который, насколько я слышал, воскресил вашего брата.

Женщины смутились и обменялись беглыми взглядами. Наконец старшая из них, Марфа, решилась заговорить.

– Он был Сыном Бога, – сказала она – Если хочешь, можешь позвать сюда других наших односельчан: все они были при том, как он приказал отвалить надгробный камень и крикнул нашему брату, чтобы тот вышел из могилы. И Лазарь появился – он был полностью завернут в саван, даже лицо его было покрыто плащаницей, от страха никто не мог сдвинуться с места. Но это был именно наш брат! Мы сняли с него саван и убедились, что он жив. Чуть позже он ел с нами в присутствии людей, которые с сомнением и беспокойством смотрели на него.

– В деревне есть еще один слепой, которому он вернул зрение, – добавила Мария – Хочешь с ним встретиться?

– Мне действительно говорили, что он излечивал больных и возвращал парализованным способность двигаться, – ответил я – Но их слишком много, и я не смогу поговорить со всеми. Расскажите лучше о его царстве? Что он говорил о нем?

– Он наперед знал, что умрет и как это случится, хоть мы этого и не понимали, – сказала Мария – Воскресив моего брата, он удалился в пустыню, вернулся же к нам за шесть дней до Пасхи. Пока он ел, я в знак любви омыла ему ноги ароматным маслом и вытерла их своими волосами. И тогда он сказал, что это омовение – приготовление к его погребению. Но мы с сестрой не могли понять, почему все должно произойти именно так и почему он должен умереть столь ужасной смертью.

– Да и как нам, простым женщинам, было его понять? – вмешалась Марфа – Говорят, что все произошло так, как было предсказано в пророчествах. Однако что толку в том, что они свершились. Возможно, это было необходимо для того, чтобы убедить мудрецов. Ведь только мужчины способны рассуждать, а мы, женщины, не получили подобного дара.

– А что он сам говорил о своем царстве? – настаивал я.

Марфа посмотрела на сестру:

– Мария, ты слушала его и можешь рассказать. Я могу объяснить, как делать хлеб, жарить мясо, собирать виноград и выдавливать из него вино, или же могу дать совет, как лучше всего обращаться с фиговыми деревьями, однако не знаю всего остального. Меня совершенно не нужно убеждать в том, что он был более чем обычный человек.

Хорошо поразмыслив, Мария наконец решилась начать:

– Ни один человек на земле никогда не говорил так, как он. Он излагал, как имеющий власть. Заявлял, что пришел для того, чтобы быть светом мира и чтобы никто из тех, кто верит в него, не оставался в темноте.

– А что такое свет и тьма? – с нетерпением переспросил я.

– Конечно, как тебе это понять, если ты не слушал его проповедей? – тряхнув головой, ответила Мария – Он говорил: «Тот, кто видит меня, видит пославшего меня. Я – путь, истина и жизнь».

Мне показалось, что я наконец начал понимать.

– Значит, ища путь, я ищу его?

Мария подтвердила эти слова кивком головы. Не испытывая больше никаких опасений, она опустилась на колени у моих ног и обратила ко мне свое лицо. Затем, словно для того, чтобы я смог лучше понять, спросила:

– Что для тебя было бы труднее? Сказать человеку, что его грехи прощены или же вызвать моего брата Лазаря из гроба через четыре дня после смерти?

Я долго раздумывал, прежде чем дать ответ.

– И то и другое мне кажется одинаково трудным и неподходящим для человека с рациональным складом ума, – произнес я – Как человек может отпустить грехи другому человеку? Кроме того, что такое грех? Если хорошо подумать, то все существующие философии учат человека жить в согласии со своим рассудком, не причинять умышленного зла себе подобным и, с другой стороны, спокойно готовиться к смерти. Однако человек не способен избежать скверных поступков. Ему лишь позволено, поразмыслив над ними, принять решение в будущем быть более осмотрительным. И никто не может ему в этом помочь. Каждый из нас сам отвечает за свои дела.

Говоря так, я почувствовал, насколько может быть жалкой философия, если она не способна избавить меня от страха и тревог, как не могут этого сделать тайные церемонии орфического или египетского культов. Иногда без всяких объяснимых причин я начинаю ощущать тревогу, становлюсь словно больным, и тогда ни жизнь, ни вино, ни физические удовольствия не приносят мне радости и не могут вывести из такого состояния. Именно эта тревога заставила меня изучать пророчества, именно она заставила меня покинуть Александрию и бродить дорогами Иудеи.

– Если ты не знаешь, что такое грех, то не найдешь нужный путь и дальше будешь жить во мраке, – сказала Марфа – Все люди грешны, даже фарисеи.

– Терпеть их не могу! – со злостью в голосе прервала ее Мария – Они похожи на гробницы: обеляют себя снаружи, а внутри – вонь! Ты, чужестранец, не в счет, если даже не знаешь, что такое грех.

– У вас, иудеев, есть свой закон, – сказал я в свою защиту. – С самого детства вас обучают его заповедям, чтобы вы знали, законно ли то, что вы делаете, или нет.

– Он пришел не для суда над людьми! – воскликнула Мария так, словно обращалась к слабоумному – Наоборот, проповедуя, что нет безгрешных, он пришел нас освободить от жестокости законов. Человек; сказавший своему брату грубое слово, должен быть осужден. Он же сказал тому, кто имел прегрешений больше остальных: «Твои грехи прощены». Понимаешь? Никому на свете не дано говорить этих слов, а он сказал. Разве это не доказательство того, что он – более чем человек?

Я горел желанием все это понять, но тщетно.

– Я видел его страдания и смерть на кресте, – возразил я – Он умер как обыкновенный человек. Из тела сочилась кровь, а когда легионер пронзил его сердце, из раны вытекла кровь, смешанная с водой. Он не сошел с креста, и ни один ангел не появился, чтобы покарать палачей.

Мария прикрыла лицо руками и расплакалась. Марфа с осуждением взглянула в мою сторону. Рассказывать им о страданиях их раввина было действительно жестоко с моей стороны, однако я раз и навсегда желал все прояснить.

– Он стал человеком, чтобы появиться на свет, и жил среди нас как человек, – сказала Мария. – Но его деяния нельзя назвать делами простого смертного: тем, кто верил в него, он отпустил все грехи и воскрес, чтобы нам не пришлось жить в скорби. Впрочем, все это пока остается тайной, и мы не сможем тебе этого объяснить.

– Ты хочешь, чтобы я поверил в то, что он одновременно был Богом и человеком? – спросил я – Но это невозможно! Я мог бы допустить существование вездесущего Бога и то, что в каждом из нас имеется его частица, но Бог остается Богом, а человек – человеком!

– Ты напрасно стараешься сбить меня с толку, – сказала Мария – Я знаю то, что знаю, и чувствую то, что чувствую. У тебя тоже есть предчувствие, даже если не понимаешь этого. Да и как бы ты мог в это поверить, если даже мы не можем во всем разобраться? Достаточно того, что мы верим, иначе нам было бы трудно жить.

– Вы верите, потому что любите его! – с горечью возразил я – Но мне трудно полюбить его по одним рассказам.

– Ты – человек доброй воли, – сказала Мария. – Если бы это не было так, я не стала бы ни слушать тебя, ни отвечать на твои вопросы. К этому я могу лишь добавить: он продиктовал нам закон, гласящий: «Возлюби Бога всем сердцем своим и ближнего своего, как себя самого». Любя его, мы любим Бога, который послал его.

Мысль о том, что к Богу можно испытывать любовь, показалась мне весьма странной. По отношению к Богу я мог бы допустить чувство боязни, ужаса или даже почитания, но любовь!.: Что же касается закона любви к ближнему, как к себе самому, он мне показался начисто лишенным смысла, поскольку среди людей существуют не только хорошие, но и плохие.

– А кого мне следует считать своим ближним? – спросил я, пытаясь придать своим словам оттенок иронии.

– Он говорил, что все люди – наши ближние, даже самаритяне, которых дети Израиля считают безбожниками. Солнце дарит свои лучи одинаково и добрыми и злыми. Не стоит отвечать злом на зло, и если кто-то ударит тебя по правой щеке, подставь ему левую.

В знак протеста я воздел обе руки и воскликнул:

– Довольно! Еще никогда мне не приходилось слышать столь небывалого учения! По-моему, никто не сможет ему следовать. Но должен признать, что ты, красавица, объяснила мне все намного лучше, чем раввин Никодим.

Мария опустила глаза, а ее руки повисли вдоль тела.

– Даже на кресте, взывая к своему отцу, он просил его простить тех, кто мучил его, – тихо сказала она – Так говорят присутствовавшие при этом.