Текст книги "Тайна царствия"

Автор книги: Мика Тойми Валтари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Она осторожно обняла меня, и я дважды поцеловал ее, чтобы она знала, что между нами все осталось по-прежнему. Откровенно говоря, мне было довольно приятно, после того как мы поругались, вот так держать ее в объятиях и целовать, и я поцеловал ее в третий раз.

Мария слегка оттолкнула меня и, не снимая рук с моих плеч, спросила:

– Ты бы и Сусанну так поцеловал, если бы она, оскорбив тебя, попросила прощения?

Я посмотрел на сморщенное старушечье лицо Сусанны, сравнивая ее сухие губы с алым ротиком Марии, и понял, какую ловушку она мне приготовила. В один прыжок я оказался подле Сусанны и приподнял ее за локти.

– Если я чем-нибудь тебя обидел, поцелуй меня в знак прощения, – попросил я.

– Несчастный, ты идешь на поводу у безмозглой девчонки! Однако у Марии доброе сердце.

Смутившись, она вытерла губы тыльной стороной ладони и поцеловала меня, при этом хитро поглядывая на Марию, которая воскликнула:

– Как можешь ты, дочь Израиля, целовать необрезанного римлянина? Я – грешница и могу это делать, а ты при этом становишься нечистой!

– Я не разбираюсь в законе, однако мы с ним ели из одной тарелки. Сердцем я чувствую, что у нас один отец, несмотря на то что он – римлянин.

Я растаял от этих слов, и даже чесночный запах из ее рта (она целыми днями, сидя на осле, грызла чеснок, чтобы придать себе сил) не показался мне отвратительным.

– Для меня большая честь, что ты согласилась меня поцеловать, Сусанна, – сказал я ей.

После ужина я отвел Марию в сторону и без обиняков спросил:

– У тебя, случайно, не было намерения соблазнить меня и заставить согрешить с тобой? Другого объяснения твоему поведению я не нахожу. А я ведь взял тебя именно для того, чтобы спасти от греха.

Мария легко вздохнула у моего уха и прошептала:

– Ты обращался со мной намного лучше всех других мужчин; я сама себя не могу понять. Твое безразличие раздражает меня, и поступая подобным образом, я, по крайней мере, убеждаюсь, что ты не совсем ко мне равнодушен.

– Однако плоть есть плоть, и чтобы меня соблазнить нет необходимости в подобных усилиях. Я не связан никаким обетом и никому не клялся в верности! Однако для этого мы можем развернуться и отправиться обратно в Иерусалим.

– Жизнь – странная вещь, и мое сердце трепещет от страха при мысли об Иисусе, – вздыхая, произнесла Мария – Мне известно, что только он один способен вернуть мне чистоту и девичью честь, и говорят, что он не строг даже по отношению к самым неисправимым грешникам. Мне кажется, если бы я согрешила с тобой, то ни о чем бы не сожалела, думаю, ты принес бы мне спасение, приняв в свои объятия. Сам видишь, насколько я погрязла в грехе. А кому удается избежать греха? Однажды Мария из Магдалы, желая утешить меня, сказала, что мужчина, который с вожделением смотрит на женщину, уже совершает грех в своей душе. По-моему, назаретянин установил правила, которым невозможно следовать в жизни.

– Разве наши тела еще недостаточно настрадались от тягот этой поездки, Мария из Беерота? – воскликнул я. – К чему напрасно мучить себя преступными мыслями? И не вздумай этой ночью говорить о льве, чтобы спать рядом со мной, – это лишь может разжечь в нас страсть!

Мария еще глубже вздохнула и сказала:

– Не стану больше тебе надоедать, если ты считаешь, что, соблазнившись, согрешишь.

– Как тебе угодно, – ответил я. – В душе я уже совершил с тобой грех. Больше мне нечего добавить.

Она прижала мою руку к своей пылающей огнем щеке.

– Как много я дала бы за то, чтобы быть чистой и отмыться от своих грехов!

И после этого она перестала спать у меня под боком и понапрасну испытывать меня.

Я думал о том, что эта девушка немного знала о царстве, путь к которому пыталась найти, поэтому от нее нельзя было требовать многого. Затем я стал раздумывать над тем, чего ждал от назаретянина Натан, остригший из-за него волосы. Возможно, я и сам ожидал чего-то такого, что по меркам царства могло казаться такой же игрушкой, как и надежды Марии.

На следующий день мы ушли в сторону от извилистого русла реки и, сойдя с караванного пути и пройдя через горы, увидели Тивериадское озеро. На его поверхности ветер вздымал волны с белыми гребнями, а вдали виднелись очертания заснеженной вершины. Мы добрались до термий к закату солнца, следуя по западному побережью озера. Чуть дальше виднелись портики курортного города, построенного Иродом Антипасом. В воздухе витал спасительный запах серы: вода заполняла бассейны, вокруг которых была построена лечебница. На берегу озера стояли несколько вилл в греческом стиле и множество рыбацких хижин. На территории самой лечебницы находились две гостиницы: одна роскошная для эллинов и другая, предназначенная для сынов Израиля. Устав после путешествия, я вместе с Марией разместился в первой из них, а Натан и Сусанна вместе с животными направились во вторую. Я счел, что будет лучше не показываться в их компании, потому что ученики назаретянина сторонились меня. Сусанна в знак признательности за то, что я взял ее с собой в Галилею, разузнает о том, что должно происходить, а я тем временем в полном спокойствии буду дожидаться вестей от нее.

Теперь я уже достаточно хорошо знал Натана и доверил ему свой кошелек и животных, надеясь таким образом покрепче привязать его к себе. Мы договорились, что проведя ночь в Тивериаде, они на следующий день продолжат свой путь до Капернаума, расположенного на северной стороне Галилейского моря, что должно было у них занять менее дня пути. Если верить Сусанне, Иисус никогда не заходил в греческий город Тивериада.

На следующее утро, пробудившись от лучей восходящего солнца, я вышел на террасу, прихрамывая и ощущая боль в ступне. После жары в долине Иордана свежесть воздуха казалась нам необыкновенно приятной; вода была кристально чиста, и лучи солнца рассекали ее до самых глубин, а воздух был наполнен сильным запахом мирты. Мне показалось, что теперь я могу видеть все яснее, чем прежде, и обонять все ароматы земли, испытывая при этом чувство, словно я лишен телесной оболочки; я пребывал в состоянии, похожем на приятное опьянение, до тех пор пока по моему телу не пробежали судороги, и я увидел, что моя ступня распухла.

Во второй половине дня у меня начался жар. Нога распухла до колена, а от раны в пятке протянулась красная полоса.

Греческий врач термий надрезал опухоль скальпелем и заставил меня выпить какое-то освежающее лекарство. Две недели я проболел в греческой гостинице, временами мне казалось, что я вот-вот умру. Однако заботы Марии и сернистая вода термий несомненно способствовали моему выздоровлению. В течение долгих дней у меня была рвота. И когда наступило улучшение, я был весьма ослаблен. Поскольку врач беспрестанно советовал не утруждать ногу ходьбой, я употребил это время на то, чтобы доверить свой рассказ записям о том, как я покинул Иерусалим и что со мной случилось в пути.

За все это время от Натана и Сусанны не поступало никаких вестей.

Письмо девятое
От Марка – Туллии!

Мое выздоровление не принесло радости. Я даже подумывал о том, что эта болезнь, которая привела меня на грань смерти, была послана как предостережение, чтобы я не пытался вмешиваться в тайны, не имеющие ко мне никакого отношения. Я оставался в своей комнате, не стараясь сблизиться с другими постояльцами. Этих, в основном богатых людей всех наций, привлек курортный город. Из многих стран они приехали сюда для лечения болезней, которые обычно сопровождают роскошную и беззаботную жизнь; впрочем, среди них было несколько римских офицеров – на их здоровье сказались следствия жизни, проведенной в военных лагерях.

Я разослал несколько записок и вызвал цирюльника, чтобы он сделал мне прическу на греческий манер; я даже позволил ему подстричь бороду и удалить с тела волосы, потому что все мне стало безразличным. Возможно, это чем-то напоминало поведение обиженного ребенка, однако я действительно не видел причин для подобного наказания. О Туллия, мои мысли были о тебе, только они отличались от тех, что посещали меня в Иерусалиме, и в свалившемся на меня несчастье мне было от них еще хуже. Глупость Марии, которая самоотверженно помогала мне и добилась моего излечения, а теперь считала меня своей собственной вещью, утомляла меня. Неожиданно все здесь засуетились, и я вскоре узнал от Марии, что в Кесарию на воды прибыла супруга Понтия Пилата. С террасы я увидел ее носилки и сопровождавший эскорт: помимо легионеров, от границы Галилеи до самого города за ней следовали конные всадники князя Ирода в красных плащах; в ее распоряжение был предоставлен расположенный в саду летний дворец с отдельным бассейном.

Мне было известно, что Клавдия Прокула не обладала крепким здоровьем, а ее нервы были расшатаны, как это бывает у многих женщин с наступлением старости, даже если они не хотят этого признавать. Не было никаких сомнений в том, что ей были полезны купания и климат Галилейского моря. Сюда прибывали на лечение люди из Дамаска и даже из Антиохии, поддавшись на уговоры комиссионеров князя Ирода. И все же, сам не знаю почему, я усматривал иные причины, заставившие прибыть сюда Клавдию Прокулу.

Мне удалось сдержать свое любопытство не больше чем на два дня, после чего я отправил ей письмо на двойной восковой табличке, в котором испросил позволения нанести ей визит. Почти сразу же явился слуга, он сообщил, что Клавдия Прокула была приятно удивлена вестью от меня и пожелала видеть меня без промедлений.

Мне пришлось добираться к ней через сад на носилках, поскольку моя пятка еще не зажила. Около галереи дворца я спрыгнул на землю и доковылял до самого здания. Честь, которой я был удостоен, привлекла внимание многих отдыхающих, поскольку супруга прокуратора заранее предупредила, что никого не принимает и в торжественных чествованиях не участвует из-за состояния своего здоровья.

Слуги провели меня прямо в прохладную, залитую лучами солнца комнату, где на ложе с пурпурными подушками возлежала Клавдия Прокула.

Лицо ее было очень бледным, взгляд утомленным. Рядом с ней в позе, выражающей полное почтение, сидела иудейка в очень богатой одежде.

Клавдия протянула навстречу мне ставшие почти прозрачными руки и радостно воскликнула:

– О Марк! Какое счастье встретить друга и понимающего тебя человека! Что у тебя с ногой? Я тоже больна! У меня бессонница, болит все нутро, а печень никуда не годится!

– Это тот самый молодой человек, о котором я тебе рассказывала – друг моего детства Марк Мецентий Манилий. Его отец был самым известным в Риме астрономом, а сам он принадлежит к династии Мецентиев, род которых произошел от этрусков, боровшихся за власть с самим Энеем. В последний раз я видела его во время пасхальных праздников в Иерусалиме и никак не ожидала встретить здесь!

Я дал ей говорить, невзирая на то что в ее рассказе было так мало правды! Она, конечно же, несколько преувеличивала, однако если по той или иной причине ей хотелось, чтобы я выглядел в глазах ее спутницы весомее, то зачем было ей возражать?

– Это прекрасное существо зовут Жанной, она супруга квестора князя Ирода, – представила она мне свою спутницу – Я познакомилась с ней в Иерусалиме, и она пообещала сопровождать меня, когда я буду здесь. Я полностью и во всем ей доверяю.

Женщина улыбнулась и внимательно посмотрела на меня. Взгляд ее глаз на округлом лице отнюдь не казался глупым, в нем можно было прочесть глубокое знание жизни.

– О Марк Мецентий, приветствую тебя! – сказала она. – Однако как это ты, римлянин, носишь бороду и ходишь в иудейской одежде?

– Каждой стране присуща своя мода! – непринужденно ответил я, – Я философ, изучаю нравы и обычаи разных стран. Однако, если честно сказать, я испытываю глубокое уважение к Богу Израиля и его закону, по крайней мере, в тех пределах, которые не мешают мне поклоняться императору.

До сих пор не обращавшая внимание на мой облик Клавдия воскликнула:

– В самом деле, как ты изменился! Не знаю, понравятся ли моему супругу подобные одеяния!

Оживленно болтая, Клавдия Прокула поведала мне о состоянии здоровья Понтия Пилата и о его затруднениях, не забывая о том, чтобы нам подносили охлажденного вина с фруктами и пирожными. Затем она приказала слугам удалиться.

– Жанна, проверь, чтобы нас никто не подслушивал, а то я не выношу шпионов, – обратилась она к своей спутнице.

Жанна продемонстрировала небывалую сноровку и познания в выполнении этой задачи: дойдя до двери, она как бы с безразличием выглянула в вестибюль, а затем обошла всю комнату, ощупывая ковры и выглядывая в окна.

Клавдия Прокула пригласила меня присесть рядом с ней.

– Помнишь ли ты еще назаретянина Иисуса, распятого в Иерусалиме? – тихим голосом спросила она.

Я не знал, что ответить, и взглянул в сторону Жанны.

– Прекрасно помню, – сказал я, – мне так и не удалось вытравить из души воспоминание о нем. Я хотел узнать побольше, однако его ученики никому не доверяют и недолюбливают чужих.

Клавдия ответила:

– Они вернулись в Галилею, и теперь каждый из них занимается своим прежним трудом. Большинство из них рыбачат на этом озере.

– В самом деле, когда я выезжал из города, ходили слухи, что и они покинули его, – подтвердил я – Говорят также, что за ними последовало множество других людей. А их не преследуют здесь?

Жанна поспешила внести определенную ясность.

– Теперь с этим покончено. Умеренно настроенные советники Ирода Антипаса сумели убедить его в том, что в преследованиях не будет никакой пользы. В глубине души он сам их побаивается, при этом делая вид, что ничего не знает об их существовании. Незадолго до этого, казнив Иоанна Предтечу, он совершил политическую ошибку и теперь слышать ничего не хочет о пророках.

– Если помнишь, я сделала все, что было в моих силах, чтобы мой супруг не причинил вреда святому человеку, – вмешалась Клавдия Прокула.

– К чему говорить о том, что было в прошлом? – произнес я с наигранным безразличием – Во все времена происходили казни невиновных – так устроен мир, и мы не в силах его изменить. Забудь об этом, и займись своим здоровьем, разве не для этого ты приехала сюда?

– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать, – раздраженно ответила Клавдия, – Мир перестал быть прежним. Иисус из Назарета воскрес, даже если ты поначалу в этом сомневался; он являлся своим ученикам, и веришь ты в это или нет, но в эту минуту он находится здесь!

Жанна в испуге зажала ей рот.

– О повелительница, ты не ведаешь, что говоришь!

Я присмотрелся к ней внимательнее и вспомнил, что Сусанна называла ее имя.

– А мне знакомом твое лицо, – решился сказать я наугад. – Ты следовала за назаретянином Иисусом, когда он был еще жив, и не можешь этого отрицать.

Она бросила на меня изумленный взгляд, однако не стала запираться:

– Я никогда не собиралась этого отрицать! Ради него я покинула свой родной очаг и следовала за ним до тех пор, пока обязанности, возложенные на моего супруга, не заставили меня вернуться обратно. Но откуда тебе это известно, о чужестранец?

Я был таким ослабевшим и чувствовал такую грусть, что не нашел в себе сил разыгрывать дальше эту комедию.

– Я знаю и верю, что он воскрес из мертвых, и тем самым признаю в нем Божьего Сына! – с уверенностью произнес я. – Однако я никак не могу разобраться в смысле происходящего, потому что никто до сих пор не видел ничего подобного. Я решил отыскать путь к его царству, однако ученики отторгли меня. Тем не менее мне удалось узнать, что он направился в Галилею, и тогда я последовал за ним. Увы! – с камнем на сердце продолжал я. – Как только я прибыл сюда, у меня началось заражение ноги, и это надолго прервало мое путешествие. Возможно, в этом мне нужно видеть знак того, что он тоже отторгает меня. Будь же и ты, Клавдия Прокула, откровенна и признайся, что тоже ради него прибыла в Галилею.

В глубоком удивлении женщины обменялись взглядами, а затем, посмотрев мне прямо в лицо, вместе воскликнули:

– Неужели ты, философ и римлянин, действительно веришь в то, что он воскрес и сейчас находится в Галилее?

– Да, я верю в это, – ответил я с прежним чувством горечи.

Испытывая непреодолимую жажду облегчить душу, я рассказал им о посещении дома Лазаря, в котором я познакомился с Марией из Магдалы, о том, как меня приняли Иоанн и Фома и что произошло в доме Симона Киринейского, а еще – о приходе Матфея, угрозами пытавшегося запретить мне взывать к имени назаретянина.

Жанна промолвила:

– Они дурно сделали, поступая подобным образом. Я помню, что однажды Учитель исцелил совершенно незнакомого человека, а его ученики хотели этому воспрепятствовать. Тогда он рассердился и сказал, что этот человек, по крайней мере, не станет на него клеветать. Поэтому я не вижу причины, по которой ты не имел бы права произносить его имя, если ты действительно веришь в него.

Я еще сказал, что привез с собой Сусанну.

– Ты знаешь эту старушку? – обратился я к Жанне.

Она с трудом скрыла недовольство.

– Конечно, я знаю эту старую сплетницу и любительницу ссор, – согласилась она – Неотесанная крестьянка, она даже не знает закона. Однако Иисус позволил ей следовать за ним.

Удивленная Клавдия Прокула, все еще продолжая сомневаться, воскликнула:

– О Марк, как ты изменился, с тех пор как покинул Рим! Похоже, из-за назаретянина ты позабыл даже о Туллии! Неужели ты думаешь, что я ничего не знала о вашей связи? Новости из Рима достигают даже Кесарии! Однако я никак не могу понять, что ты хочешь найти в Иисусе.

– А что ищешь ты сама? – в свою очередь спросил я.

Она пожала исхудалыми плечами.

– Я – всего лишь женщина, мне свойственно мечтать, – ответила она – Если мне удастся увидеть пророка, восставшего из мертвых, уверена, он сможет исцелить меня от бессонницы и всех прочих болезней.

– Пока он пребывает на земле, я ищу лишь путь к его царству, – ответил я. – Мне сказали, что ему известны слова, открывающие путь к вечной жизни. Однако какое значение могут иметь все мои вымыслы? Я хотел бы услышать от тебя самой подтверждение того, что он действительно находится в Галилее и что он являлся своим ближним.

Жанна в нерешительности помолчала, а затем с помрачневшим лицом произнесла:

– Я ничего не могу утверждать с полной уверенностью. Тайну своего царства он доверил своим ученикам, а с женщинами и со всеми остальными говорил лишь притчами, так что вполне возможно, что мы все видели, но ничего из этого не смогли понять! Ученики его по-прежнему остаются едины и ничего не раскрывают женщинам: вот почему Мария Магдалина рассталась с ними и вернулась к себе в Магдалу. Мне известно лишь, что семеро из них, отправившись на рыбалку несколько дней тому назад, наловили столько рыбы, что их сети едва не лопнули. При этом утверждали, будто над ними был виден свет, но они не пожелали объяснить, что же с ними произошло.

– Меня удивляет, что неотесанные рыбаки обошлись подобным образом с Магдалиной, и это после того, как она пожертвовала часть своего имущества на его дело. Они могли бы рассказать о происходящем такой высокопоставленной особе, как ты, хотя бы из чувства признательности – ведь их перестали преследовать лишь благодаря твоему вмешательству.

– Это совершенно неблагодарные люди, – подтвердила Жанна и тут же уточнила: – Возможно, они вынуждены хранить от других доверенную им тайну. Однако по какой причине Иисус выбрал именно этих людей?

Клавдия Прокула поспешила добавить:

– Мое положение супруги прокуратора Иудеи настолько высоко, что эти неотесанные рыбаки должны были бы, преклоняясь предо мной, немедленно сообщить своему Учителю о том, что я желаю его видеть; в таком случае они могли бы рассчитывать на мою тайную поддержку.

Дольше я не мог сдерживаться.

– О Клавдия, я вижу, что ты совершенно не разбираешься в сути его царства! – вмешался я в разговор – Иисус из Назарета вовсе не ангел или целитель! Можешь ли ты наконец понять, что он – Сын Бога?

– Кажется, ты сам начинаешь забывать, что я принадлежу к роду императора и что он не раз разделял со мной трапезу во времена, когда я жила в Риме? – обиженно возразила мне Клавдия Прокула.

Жанна подала мне знак, словно желая о чем-то предупредить.

– Я всего лишь женщина, а женщины, по закону Бога Израиля, не имеют души, но Иисус все равно позволял им следовать за собой, – продолжала она – Скажу тебе лишь то, что предчувствует мое сердце и о чем твердит мой разум: его ученики, не переставая, спорят о том, где и когда будет создано царство Израиля, а между тем Израиль отвернулся от Иисуса и согласился с тем, чтобы его кровь пала на всех его сыновей! И меня одолевают сомнения: может ли народ Израиля по-прежнему оставаться богоизбранным народом?

Эта бесполезная дискуссия начала меня утомлять.

– Как бы там ни было, мы должны предпринять какие-то действия, чтобы встретиться с ним. Что именно? – нетерпеливо вмешался я.

– Надо ждать! – ответила Жанна – Хотя я столько ждала, а ничего не произошло! Может, теперь он позабыл о женщинах! То, что ты, прибыв сюда, заболел и не можешь продолжать искать его, тоже меня настораживает.

– Однако теперь я почти совсем выздоровел и могу отправиться в лодке или на носилках куда захочу! – воскликнул я, – Все же, что-то меня удерживает на месте, потому что мне не хотелось бы насильно изменять ход событий, да и кто смог бы применить силу по отношению к Иисусу! Он является лишь тем, к кому испытывает любовь, поэтому я признаю, что я недостоин его лицезреть.

– Твоя бездеятельность просто несносна! – съехидничала Клавдия Прокула, – Лично я жажду увидеть его, потому что знаю: никакие купания не излечат меня от бессонницы! О, была бы я мужчиной, я знала бы, что делать! Да только я не могу просто так пренебречь своим положением в обществе!

– Почему бы тебе не съездить в Магдалу, чтобы повидаться с Марией? – подумав предложила мне, Жанна – Положение, которое занимает мои супруг, не дает мне возможности отправиться к ней: тебе должно быть известно, что она пользуется дурной репутацией и что мы даже тайком не можем устроить Клавдии встречу с ней здесь. Тебе же ничто не мешает отправиться к ней за советом. Передай, что я вовсе не стыжусь ее общества, точно так же. как было тогда, когда мы шли за ним, однако теперь вынуждена считаться с положением мужа при дворе. Возможно, будучи мужчиной, ты не поймешь этих тонкостей, но женщина поймет их непременно.

Видя мои колебания, она хитровато улыбнулась и добавила:

– Ты – молодой римлянин, и тебе присуща жгучая тяга к жизни. Можешь появиться у нее в любое время – это никого не удивит! Даже если она полностью изменила образ жизни, в Галилее еще помнят, что некогда в нее вселились семеро дьяволов.

Уверенный, что не смогу извлечь никакой пользы из этих бабских ссор, я обещал подумать. Мы еще поболтали о том, о сем, и Клавдия Прокула предложила мне сопровождать ее на городской ипподром, как только она почувствует улучшение здоровья. Ирод Антипас гордился построенным им ипподромом, городом и театром, а Клавдия Прокула считала необходимым соблюдать этикет, которому обязывает ее положение, хотя бы из уважения к гостеприимным хозяевам. После того как мы принесли взаимную клятву предупредить друг друга в случае, если станет известно что-нибудь об Иисусе, она позволила мне удалиться. Кроме того, она пообещала пригласить меня в один из вечеров на ужин.

Возвращаясь к себе в гостиницу, я приметил одного сидонского купца, сидевшего в тени портика перед разложенными тканями. Остановившись, я выбрал шитый золотыми нитями шелковый платок и сразу же отослал его Клавдии Прокуле в подарок.

Ожидавшая меня с нетерпением Мария из Беерота, вероятно, заметила, как я разговаривал с сидонийцем. Возможно, ей показалось, что я купил ей какую-то безделицу, потому что чуть погодя она принялась мне надоедать.

– Вижу, когда тебе захочется, ты можешь держаться на ногах. Только при этом оставляешь меня в запертой комнате с зашторенными окнами, словно стыдишься моего общества, хотя здесь никто не знает обо мне ничего, кроме той самоотверженности, с которой я заботилась о тебе, когда ты был на пороге смерти. А мне тоже хотелось бы взглянуть на мир и прогуляться с подругами по красивому саду, послушать музыку и походить под зонтиком по берегу озера. Но ты думаешь только о собственных удовольствиях!

Вспомнив о воодушевлении, жившем в нас перед отъездом из Иерусалима, и о том, как оно постепенно улетучивалось, я почувствовал глубокую горечь. Даже Клавдия Прокула говорила об Иисусе иначе, чем в те трудные дни, когда надо всеми тяготела вина в его смерти, а ее спутница Жанна перестала быть той самой Жанной, которая шла вслед за Учителем, не заботясь ни о своем домашнем очаге, ни о высоком положении мужа. Все здесь, у мраморных портиков и розариев, при завораживающем звучании флейт среди зарослей мирры и в запахе серы, исходившем от термий, вновь обрело свой обычный образ, не оставив места для неземного.

– Разве ты уже забыла о цели нашего путешествия, Мария из Беерота?

– Я помню о ней лучше тебя и с нетерпением жду вестей от Натана и Сусанны, думая лишь о них, Только почему во время этого ожидания я не могу увидеть то, что ново для меня?

– Все, что ты видишь здесь, принадлежит земному миру, – возразил я, – От всего этого быстро устаешь, и я пожертвовал бы им ради того, чтобы хоть издалека увидеть воскресшего Бога!

– Конечно, и я тоже, – радостно воскликнула Мария – Но почему бы нам не отвлечься на время ожидания? Сейчас я похожа на бедную крестьянку, в первый раз оказавшуюся в городе и попавшую в лавку игрушек сирийского купца; я не настолько глупа, чтобы подумать, будто все эти игрушки станут моими, но почему я не могу на них посмотреть и прикоснуться к ним?

Я никак не мог ее понять, ее упорство мне надоело.

– Пусть будет так, как ты хочешь, – раздраженно заявил я, надеясь отделаться от нее – Завтра я найму лодку, и мы отправимся в Магдалу. Мне сказали, что хозяйка голубятен рассталась со своими спутниками и вернулась к себе домой. Мы побываем у нее.

Этот план почему-то не понравился Марии из Беерота.

– Магдалина – весьма раздражительная женщина, – недовольно сказала она. – Я, конечно, вынуждена признать, что она была единственной, кто по-доброму обращался со мной и разговаривал, как с человеком, именно она помогла мне поверить в царствие Иисуса, однако я опасаюсь ее.

– Почему? – удивился я. – Разве не она поставила тебя на моем пути у старой стены и подсказала тебе слова, которые ты тогда говорила?

– Она может потребовать от меня то, что теперь, находясь под твоим покровительством, я не в состоянии сделать, – пояснила Мария – У нее сила воли крепче, чем у меня, и я могу растеряться, если она начнет мне приказывать.

– Что же она, по-твоему, может тебе приказать?

– Теперь она одевается во все черное и может потребовать, чтобы я сняла эти красивые одежды, подаренные тобой, и оделась в рубище; или же может захотеть, чтобы я рассталась с тобой, поскольку ты меня уже доставил в Галилею, а этого я боюсь больше всего.

– Чего же ты хочешь от меня, Мария из Беерота? – со злостью воскликнул я.

– Я ничего не хочу! – тоже разозлившись, отвечала она и, сделав горделивое движение, добавила: – Что ты себе вообразил? Мне ничего не надо кроме того, чтобы изо дня в день быть рядом с тобой. Совсем не так давно, когда ты лежал в огне горячки и я смачивала твои пересохшие губы, все было намного проще: ты упрашивал меня, чтобы я приложила руку к твоему лбу, ты хотел, чтобы моя рука всю ночь оставалась в твоей. Эти дни были самыми лучшими в моей жизни, и я мечтала, чтобы они продлились подольше! Однако мы, конечно же, поступим так, как ты решил, а не так, как мне хочется.

Я понял, что момент нашего расставания уже близок и что чем дольше она будет оставаться со мной, тем больше будет пытаться привязать меня к себе. Я мог привыкнуть к ее обществу. Точно так же, как человек, который, не подумав, покупает себе раба или собаку, рискует оказаться в итоге полностью зависимым от раба или собаки.

Поэтому назавтра я нанял лодку с двумя гребцами, и по пляшущим волнам Галилейского моря мы отправились в сторону Магдалы. Чтобы привыкнуть к местному диалекту, я вступил в разговор с гребцами. В ответах этих суровых людей слышалась какая-то злоба; пока мы шли вдоль берега Тивериады, они чувствовали себя не совсем в своей тарелке, очевидно, смущенные греческой красотой нового города, построенного князем Иродом Антипасом за огромные средства менее двадцати лет тому назад. Чтобы поскорее выйти в открытое море, они подняли парус, однако ветер был переменчив, и им пришлось опять сесть за весла.

Мне вспомнилось, что где-то по этим водам ходил Иисус из Назарета, однако под искрящимися лучами солнца, при виде серовато-синих гор на противоположном берегу, на вздымаемых свежим ветром волнах эта история казалась невероятной. У меня возникло тягостное ощущение, что я гоняюсь за миражем, за сном, за сказкой, придуманной для суеверных рыбаков. Мне казалось, что с тех пор как я был в Иерусалиме, прошло бесконечно долгое время, словно назаретянина никогда не было на земле. Желая ощутить настоящую реальность происходившего, я спросил у гребцов:

– Вам приходилось видеть Иисуса из Назарета, когда он разговаривал с людьми на берегу этого озера?

Рыбаки обменялись взглядами и осушили весла.

– Почему ты интересуешься этим, о чужестранец? – с видимым испугом спросили они.

– Я как раз был в Иерусалиме, когда его распяли; и по моему мнению, он не заслуживал такой ужасной смерти, – ответил я.

– Между тем в этом нет ничего удивительного, потому что он был родом из Галилеи, а жители Иерусалима недолюбливают нас. Все произошло по его собственной вине, потому что он отдал себя в руки жадным священникам и лицемерным фарисеям.

– Так вы видели его? – переспросил я.

Не зная, что ответить, они опять обменялись взглядами, однако национальная гордость все же восторжествовала.

– Конечно, видели и не один раз! – воскликнули они – Однажды, когда послушать его проповеди пришло пять тысяч человек, он накормил всех пятью ржаными хлебами и двумя рыбами, а после этого набралось еще двенадцать корзин недоеденной пищи. Вот каким он был!

– А что он говорил? Вы помните то, чему он учил? – с жадностью забросал я их вопросами.

Однако, пребывая в страхе, они ответили:

– Нам, простым людям, не следует повторять его слова, если мы не хотим навлечь на себя гнев властей предержащих.

– Поведайте мне хоть что-то из того, что вы помните! – настаивал я. – я всего лишь путешественник, чужестранец, находящийся здесь на водах, и не стану передавать того, что вы мне расскажете.

– Только не забывай, что это не наши, а его слова! – отвечали они. И принялись хором декламировать: – Блаженны нищие духом, ибо их есть царство небесное. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть царство небесное… Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах… Никому не дано служить двум господам сразу… Не скорбите… Легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому попасть в царство Божие…