Текст книги "Тайна царствия"

Автор книги: Мика Тойми Валтари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

Он умолк, глядя куда-то вдаль и словно прислушиваясь к чему-то.

– Он еще много чего сказал мне, однако боюсь, что я не смог всего запомнить, – притихшим голосом промолвил он. – Надеюсь, что со временем все это восстановится в памяти.

Меня не покидало прекрасное чувство. Как сказал Иисус, его царство было во мне, и моя душа была исполнена умиротворения.

– Не сердись на меня, о Натан! – попросил я. – Мне действительно показалось, что он говорил со мной, и я по-прежнему так считаю. Возможно, он говорил с каждым в отдельности о том, что казалось им важным. Если бы мне было дано записать все то, что он сказал всем нам этой ночью, думаю никакой книги не хватило бы!

Натан, к которому вернулось спокойствие, возложил руки на мои плечи.

– Я видел, что он, по крайней мере, взглянул на тебя, и ничего плохого не случилось. Значит я могу возложить на тебя руку и не считать тебя нечистым существом.

Посовещавшись, мы решили, что будет лучше, если мы покинем гору еще до наступления рассвета, чтобы никто не мог узнать меня, однако старик с сыном все еще спали, распластавшись на земле, а мы, не решаясь ни будить их, ни оставить на произвол судьбы, сели и стали ждать их пробуждения. При первых же лучах рассвета толпу охватил безудержный экстаз: одни пели благодарственные псалмы, другие, задыхаясь от быстрого бега, мчались от одной группы людей к другой, чтобы поприветствовать друзей и засвидетельствовать тем самым, что им удалось увидеть воскресшего. Видно было, как они с раскрасневшимися от волнения лицами обменивались впечатлениями:

– Мир тебе! Он отпустил тебе грехи? Он обещал тебе вечную жизнь? Действительно, если мы видели его здесь, на горе, мы никогда не умрем!

Мои конечности затекли, и я принялся растирать руки, чтобы вернуть им жизнь. Пока при свете нарождающегося дня люди узнавали своих знакомых, Одиннадцатеро, разделившись на группы, стали обходить толпу. Я видел как они помогали пробуждаться тем, к кому прикоснулся назаретянин.

Трое из них приближались к нам. По круглой голове и широким плечам я узнал в одном из них того, кто этой ночью говорил толпе об учении, и при бледном свете увидел его волевое, поросшее бородой лицо. Рядом с ним шел юный Иоанн: несмотря на бледность, его лицо оставалось самым чистым и светлым из всех тех, что мне приходилось видеть, один лишь вид его доставляй облегчение. Третьего я не знал, однако по какой-то скрытой причине сразу же определил, что он тоже принадлежит к Одиннадцати: могу лишь сказать, что в нем было что-то от Иисуса из Назарета, хотя это было выражено не так ярко и как-то иначе, словно просвечивалось через вуаль.

Тогда я вспомнил одинокого рыбака, которого я повстречал вечером на берегу озера, и попытался сравнить его лицо с лицом воскресшего. Однако я не мог с точностью утверждать, что это был один и тот же человек. Тем не менее я был уверен, что видел на берегу именно его и разговаривал именно с ним, хотя сейчас мне не удалось его узнать. Но почему он явился именно мне? На этот вопрос я не смог бы дать ответ.

Чем ближе эти трое приближались к нам, тем больше меня охватывало чувство вины, и я даже отвернулся, чтобы скрыть свое лицо. Однако они не собирались останавливаться передо мной. Склонившись над стариком, они принялись его тормошить:

– Просыпайся, соня!

Слепой протер глаза тыльной стороной ладони и взглянул на них.

– Я вижу вас! – воскликнул он – Вас трое, но я вас не знаю! Тогда заговорил первый из них;

– Мы посланники, избранные Иисусом из Назарета, Сыном Божьим. Меня зовут Симон, а он нарекал меня еще Петром.

Прикоснувшись рукой ко лбу, старик огляделся вокруг теперь уже видящими глазами.

– Сегодня ночью я увидел непреодолимый свет – радостно объяснил он. – Какая-то сила так ударила мне в глаза, что я потерял сознание. Однако после пробуждения я вижу, тогда как приехал сюда слепым!

В возбуждении он склонился к сыну и легонько его потряс, чтобы тот проснулся, старик помог ему подняться на ноги и крепко обнял.

– Воскресший Иисус исцелил меня этой ночью! – воскликнул он – Да будет благословенно его имя! Всю жизнь я буду славить Бога, пославшего его нам.

Еще не совсем проснувшись, юноша снял повязку с головы: его рана совершенно зажила, оставив на лбу еле заметный шрам. Опираясь на обе ноги, он больше не чувствовал никакой боли, поэтому отвязал сковывавшие ногу шины.

– Моя нога срослась! – удивленно воскликнул.

Симон Петр пояснил:

– Сегодня ночью он исцелил всех тех, кого призвал, чтобы они удостоверились в его воскресении. Все мы видели его. А он не только вернул зрение слепым, слух глухим и исцелил калек, но еще и очистил нас от грехов и отворил перед нами ворота в вечную жизнь. Этих двоих мы не знаем и не звали сюда, однако Учитель их исцелил. Здесь много незваных, но Иисус никого из них не отверг этой ночью.

Он указал на меня пальцем.

– А вот этого человека я знаю! В Иерусалиме он постоянно приставал к нам с коварными вопросами, сбивая с толку женщин и введя в искушение Симона Киринейского и Закхея! Фоме пришлось прийти к нему и запретить злоупотреблять именем нашего раввина! Это – Марк, идолопоклонный римлянин! Откуда он здесь взялся?

Симон Петр вздрогнул и, потрясая кулаком, воскликнул:

– Среди нас есть предатель!

Однако Иоанн и еще один из них удержали его за руки.

– Давай не будем привлекать всеобщее внимание! – предупредили они – Лучше отведи его в сторону, иначе люди забросают его камнями, а нам придется отвечать за его кровь, потому что он – римский гражданин.

Петр, тяжело дыша, угрожающе посмотрел на меня.

– В этой толпе найдется немало фанатиков. Что ты скажешь, о римлянин, если я отдам тебя в их руки? Они отведут тебя в одну из пещер, и тогда тебе больше никогда не увидеть дневного света!

– Я не боюсь ни тебя, ни кого другого! – твердо ответил я, – Почему я должен бояться, если твой Учитель этой ночью не отверг меня?

Заметно обеспокоенные, они отвели нас к кустарнику, где были привязаны наши ослы, и стали совещаться, стоит ли звать на помощь остальных учеников. Из их слов я понял, что Никодим, Симон Киринейский и Закхей, которых я знал, тоже находились в толпе.

Наконец Иоанн произнес:

– Чем больше людей мы позовем, тем больше будет ненужного беспорядка. Римлянин прав: сам не знаю почему, но Господь не стал прогонять его! Неужели раб может быть мудрее своего господина?

Оказавшись в стороне от толпы, старик и сын вмешались в разговор и выступили в нашу защиту, рассказав о том, что с ними произошло, и как, сжалившись над ними, я довез их до горы.

– Значит, то что юноша угодил под копыта лошадей и сломал ногу, не стало для вас достаточным предзнаменованием? – прервал их рассказ Симон Петр – Вас сюда никто не звал, и Господу не было угодно ваше присутствие!

Задетый этими словами за живое, юноша опустился перед учеником на колени.

– О праведники, простите меня! – взмолился он – У меня не было никаких дурных намерений, и я поступал так, действуя ради отца. Я не просил Господа исцелить свою ногу и даже не думал об этом! Он только прикоснулся ко мне и в своей бесконечной доброте исцелил меня и таким образом все мне простил. Сделайте же и вы то же самое для меня и моего отца!

Мне тоже ничего не стоило унизиться перед этими тремя мужчинами, которых терзало беспокойство и сомнения.

– О божьи люди, если вы так желаете, я тоже могу броситься к вашим ногам! – произнес я. – О вы, ставшие самыми большими в его царстве, молю вас простите меня! Я вовсе не предатель и не желаю вам никакого зла! Если вы посчитаете нужным, мои уста никогда не скажут о том, что я видел. Но если вы захотите, я готов свидетельствовать о его воскресении перед всем миром и даже перед самим императором!

Симон Петр теребил свою тунику, словно желая ее разорвать.

– Замолчи, неразумный! – приказал он – Что скажут люди если идолопоклонный римлянин засвидетельствует его царствие? Лучше бы ты никогда не слышал о пути к нему! Даже если сегодня ночью ты избавился от зла, то все равно вернешься к нему и к миру, как пес возвращается к тому, что он изрыгнул! Для нас отныне ты не больше чем собачье испражнение!

Затем, со злобой обернувшись к Натану, он произнес:

– Я виделся с тобой в Капернауме и доверял тебе! Но, приведя язычников на праздник вечной жизни, ты предал нас!

– Выслушай же меня, о Симон, ловец душ человеческих, – сказал Натан, потирая себе нос – Разве не давал я тебе осла, чтоб ты смог привезти сюда свою тещу?

Петр смутился и виновато взглянул на своих спутников.

– А кто в этом виноват? – проворчал он – Сусанна порекомендовала тебя, и я доверился ей.

– Этот осел принадлежит вот этому римлянину, – неторопливо продолжал Натан – Марк – мирный человек, однако если ты его рассердишь, он сможет потребовать осла обратно, несмотря на то что во многих других случаях проявлял милость к людям, и тогда тебе придется жить на этой горе вместе со своей тещей и Сусанной, потому что она приехала на втором осле, который принадлежит этому же римлянину.

Еще больше смутившись, Симон Петр топнул ногой и сказал:

– Моя теща – сварливая женщина – и прежде ворчала даже на Иисуса, обвиняя его в том, что он живет, как лентяй. Однако с тех пор как он исцелил ее от горячки, от которой она едва не умерла, она перестала браниться. Мне вовсе не хотелось бы оставлять ее здесь, однако нам просто необходимо быть в Иерусалиме до истечения срока в сорок дней. Нам придется идти денно и нощно, дабы успеть ко времени и дабы пророчество сбылось. Но если теще не на чем будет вернуться в Капернаум, я окажусь в весьма затруднительном положении!

– Я не отвечаю злом на зло, – успокоил я его – С удовольствием оставлю тебе осла, даже если в твоих глазах я не более чем собачье испражнение. Можешь также взять для женщин еще этих двух ослов, которые нам не потребуются, потому что мы сможем вернуться пешком. Натан заберет их в Капернауме. Я же покину это место без шума, не привлекая к себе внимания. Только не стоит меня проклинать.

Тогда, пытаясь примирить нас, вмешался Иоанн.

– О римлянин, постарайся понять нас! – попросил он. – Еще не все ясно, и пророчество пока не сбылось. Нам известно лишь то, что существует путь к царствию и ворота в него узки, и мы не имеем права их расширять по собственной воле.

Третий ученик добавил:

– Он приказал нам обратить в нашу веру все народы, однако мы не знаем, как и когда это можно будет сделать. Прежде всего его царствие должно установиться в Израиле. Полное объяснение мы будем знать только в Иерусалиме.

Эти люди, словно трое братьев, держались за руки, стоя перед ними, я испытывал зависть и одновременно разочарование, думая о том наследстве, которое оставил им Иисус, чтобы они раздали его людям. Я бросился к их ногам с новыми мольбами.

– Пусть слова о вечной жизни остаются при вас и при всех остальных, которым он их передал. Подчиняюсь вашей воле, несмотря на то что вы простые люди. Его учение станут объяснять эрудиты, делая это каждый со своей точки зрения и добавляя в него что-то свое, а вы, несомненно, постараетесь как можно лучше исполнять его волю. Я видел его, и он не отторгнул меня, не возражал против моего присутствия, а когда подошел ближе, то даже, похоже, заговорил; однако я готов стереть эти воспоминания из своей памяти, если такова будет ваша воля. Я не прошу вас даже дать мне эликсир бессмертия – позвольте мне лишь сохранить его царство в своей душе! Не отвергайте меня окончательно! Я буду внимать вашим словам и верить им, ничего не добавляя от себя лично, и я не прошу открыть мне тайну. Все мое состояние будет в вашем распоряжении, и как гражданин Рима я всегда смогу выступить в вашу защиту, если из-за него вас станут преследовать.

– Нет, ни за серебро, ни за золото – нет! – сказал Симон Петр, подняв руку.

– Меня зовут Иаков. Насколько я помню, он просил нас не заботиться о словах, если нам придется предстать перед преследователями: нам это будет дано свыше! – воскликнул третий ученик.

А глаза Иоанна наполнились слезами, он посмотрел на меня с тем же выражением нежности, что и прошлый раз.

– О римлянин, я люблю тебя за твое смирение и уверен, что ты не желаешь нам зла, – сказал он – Когда Иисус попросил меня позаботиться о его матери у самого креста, она рассказала мне, что он спускался в царство теней, сломал его врата и освободил мертвых. Точно так же он принесет свободу идолопоклонным народам, только мы еще не знаем, как это случится. Надейся на мир, молись, постись и очищайся, только ничего не рассказывай о нем, чтобы своим незнанием не ввести людей в заблуждение. Мы сами исполним то, что нам предназначено.

Понурив голову, я встал, с трудом сдерживая свою гордыню, и не переставал думать о том, что наследство назаретянина разлетится по всему миру и растеряется, если останется в руках его необразованных учеников. Затем я немного утешился, подумав, что Иисус, должно быть, знал, что делал.

– Возьми ослов и помоги женщинам, – сказал я Натану – Будь им защитником и довези каждую целой и невредимой туда, куда ей нужно, или в Капернаум. Потом можешь отдохнуть, а меня найдешь у термин Тивериады.

Обернувшись, я заметил, что прозревший старик воспользовался моей растерянностью и исчез вместе с сыном. Однако во мне утвердилась уверенность в том, что даже если все люди покинут меня, со мной рядом будет Иисус из Назарета.

– Да пребудет мир со всеми вами! – сказал я.

И той же тропинкой, по которой пришли сюда, мы с Мириной, взявшись за руки, стали спускаться с горы. Оглянувшись в последний раз, я увидел огромное количество людей на горном склоне, они копошились, словно муравьи: одни разыскивали друзей, чтобы поприветствовать их, а другие, устав после бессонной ночи, уже укладывались на земле, укутавшись в плащи, чтобы поспать несколько часов, прежде чем пуститься в обратный путь.

Я вспоминал на ходу все, что произошло сегодня ночью, и мне показалось совершенно естественным, что старик прозрел, а нога его сына срослась так, словно перелома никогда не было. Эти чудеса отнюдь не казались мне удивительными: доброта его была столь велика, что решив явиться своим, он заодно исцелил и всех тех, кто пришел сюда незваным.

Сорок дней истекали, и вскоре он будет в доме своего отца. Я попытался свыкнуться с мыслью, что, несмотря на это, он всегда окажется рядом со мной, как только я к нему обращусь. То, что я видел собственными глазами, было настолько впечатляющим, что мне приходилось в это верить.

Погрузившись в свои мысли и держа Мирину за руку, я брел по тропинке сквозь заросли кустов. Прямо перед нами пробежала лисица.

– Ты, конечно, помнишь, что не одинок! – сказала Мирина.

Я словно очнулся ото сна, и во мне появилась уверенность в том, что назаретянин дал Мирине меня вместо погибшего брата, чтобы она не погибла под ударами жизни. Доверить опекунство сынам Израиля он не мог, потому что они не приняли бы ее; поэтому выбор пал на меня, римлянина. И все это он даровал ей за один-единственный глоток воды!

Затем мне в голову пришла другая мысль, которая привела меня в замешательство: я так ничего и не дал Иисусу из Назарета, тогда как он не переставал ублажать меня, даже предложил мне еду, позволил высушить одежду и согреться у костра на берегу Галилейского моря, если он действительно был тем самым одиноким рыбаком. Теперь, когда Мирина стала моей сестрой, я мог отблагодарить его.

– О Мирина, с этого момента ты мне – сестра, и я никогда тебя не покину! – сказал я – Все, что есть у меня, принадлежит тебе, и попытайся простить мне мои недостатки и тщеславие!

– О мой брат Марк, тебе тоже придется уживаться со мной! – ответила она, сжимая мою руку – Однако расскажи мне. что же все-таки произошло и почему эти три человека так злобно и недоверчиво поглядывали на тебя?

Однако, поскольку посланники приказали держать язык за зубами, я не осмелился рассказать ей о том, чего ожидал от назаретянина и его царства.

– Это были трое из одиннадцати праведников, которым Иисус открыл тайну своего царства, они считают нас скверными язычниками и хотели изгнать, потому что мы не относимся к детям Израиля. Они запретили мне рассказывать о царстве назаретянина. Скажи же, что думаешь ты об увиденном?

Мирина задумалась, а потом ответила:

– Поначалу мы участвовали в жертвенной трапезе, как это делают в Сирии, когда хоронят Адониса, с тем чтобы он вернулся к жизни, однако это не было одной и той же трапезой, потому что Иисус из Назарета, прежде чем воскреснуть, принес в жертву самого себя. Этой ночью я поверила в то, что он действительно Сын Божий. Затем наша чаша оказалась неиссякаемой, а хлеб остался нетронутым, что для меня ничего не доказывает. И все же, когда он взглянул на меня, я возлюбила его всей душой и была готова на что угодно ради него. В этом и заключается его великое таинство, куда более великое, чем те, что существуют у греков или египтян. Думаю, хоть его царство и невидимо, но все же оно находится здесь, и я пребываю в нем даже тогда, когда ступаю ногами по этой горной тропинке; даже если бы я захотела, то не смогла бы покинуть пределы его царства, что меня ничуть не пугает, потому что он добр ко мне и здесь я избавлена от греха.

Я удивленно взглянул на ее бледное лицо, зеленые глаза и с завистью произнес:

– Ты, действительно, получила на горе его благословение и счастливее меня. Его истина должна быть проста, словно хлеб или вино,чтобы самые обделенные могли постичь ее. Человеческие познания стоят во мне непреодолимой стеной, эрудиция – словно сеть, из которой мне не выпутаться, а логика софистов похожа на капкан, из которого не выдернуть ноги. О сестра моя, напомни мне об этом в час искушения!

Разговаривая так, мы спустились к подножию горы; оглядевшись вокруг, я понял, что мы отклонились от прежнего пути, но это ничуть меня не смутило: ориентируясь по солнцу, я пошел в нужном направлении и полагал, что мы выйдем прямо на дорогу. К тому же нам некуда было спешить. Я обладал сокровищем, которого должно было хватить мне и Мирине до конца наших дней, если вести разумную жизнь.

Я почувствовал крайнюю усталость.

– У меня нет сил сделать ни одного шага, Мирина! Мне уже все равно, где остановиться, так что давай поспим в тени этого фигового дерева – ведь у нас впереди еще целая жизнь, по которой мы пойдем вместе! Теперь, когда царствие уже близко, мы можем позволить себе этот отдых!

Итак, мы сделали привал у фигового дерева, и я уснул, сжимая Мирину в своих объятиях. Проснулись мы где-то к восьмому часу когда тени уже начали менять свое положение. Опять мы шли вдоль полей и тропинок, пытаясь выбраться на дорогу. Мы шагали не говоря друг другу ни слова, но при этом мне казалось, что я родился заново, а Мирина стала мне настоящей сестрой.

В радостном настроении я вдыхал воздух, любовался золочеными полями Галилеи, серыми тропками ее синеватых гор и не помышлял ничего дурного ни об одном человеке на свете.

К моему величайшему удивлению, первыми, кого мы встретили, были Мария Магдалина, ехавшая верхом на осле, и Мария из Беерота, которая босиком шла за животным по пыли и подгоняла его веткой. От удивления я всплеснул руками и побежал им навстречу, однако Магдалина посмотрела на меня так, словно видела впервые, и ничуть не обрадовалась нашей встрече.

– Неужели ты тоже возвращаешься с горы? – едким тоном спросила она – Трудно бы мне пришлось, если бы я полагалась на тебя одного! И что это за девушка, которую ты притащил сюда, едва успев избавиться от предыдущей?

Обе Марии смерили взглядом Мирину с головы до ног, а я понял, что Магдалина рассчитывала на то, что я буду ее сопровождать на эту встречу, о чем мы не договаривались. Однако лучше было не вступать во взаимные пререкания, и я поспешил предложить:

– Позволь мне сопровождать тебя и быть твоим защитником, коль с тобой нет других мужчин. Скоро станет темно, так что давайте поищем какую-нибудь гостиницу, где мы могли бы вместе поесть, а завтра я провожу тебя до самого дома.

Однако мои слова показались Марии из Магдалы обидными.

– Прежде у меня было достаточно спутников, предлагавших мне свои носилки, и у меня хватало защитников! – горделиво ответила она, – Однако после встречи с Господом на горе у меня есть один спутник, и я обойдусь без твоих оскорбительных слов о том что никто из мужчин не взялся меня сопровождать!

Мне показалось, что после встречи на горе события разворачивались не так, как ей того хотелось, однако я удивился еще больше, когда на меня набросилась с упреками Мария из Беерота:

– Ты быстро нашел себе утешение, глядя на тебя, можно подумать, что ты фривольный и непостоянный человек! Хотя, конечно, я рада за тебя! Теперь тебе не на что надеяться, потому что мои грехи прощены мне, и я стала чистой. Сейчас, когда я вновь обрела девственность, я больше не смогла бы находиться рядом с тобой, идолопоклонным римлянином! Перестань же таращить на меня свои похотливые глаза и не давай этой ничтожной девице смотреть на меня так, словно она хочет проткнуть меня своим ужасным взглядом!

К счастью, Мирина не понимала их слов, однако поняла смысл их взглядов и потупилась.

– Что с вами случилось, почему вы разговариваете со мной таким тоном? – спросил я, обидевшись за свою спутницу.

Мария из Беерота ответила:

– Сегодня утром я повстречала у горы юношу, глаза которого чисты, как родниковая вода, а борода еще не стала жесткой. Он взглянул на меня, и я ему понравилась. Он сгорает от нетерпения, и я тоже тороплюсь, пока чиста. У его отца есть поле и виноградник, оливковые деревья и стадо овец, а мне для счастья больше ничего не нужно – Помолчав, она добавила: – Его отец тоже дал свое согласие, кроме того, ему не придется платить за меня выкуп. Этой ночью Иисус из Назарета вернул ему зрение.

Магдалина подтвердила ее слова:

– Она говорит правду. Достаточно мне было на секунду упустить ее из виду, и она уже нашла себе жениха! Иначе мне пришлось бы выдать ее замуж за тебя, что было бы ошибкой, потому что дочери Израиля не могут создавать семьи с язычниками. По правде говоря, нам повезло, что отец этого юноши прозрел: он убежден, что Мария тоже очищена от всех грехов. Другие, даже поверив в такое, не стали бы на ней жениться, учитывая ее прошлое.

Глядя на беломраморное лицо этой женщины, я подумал, что у нее вполне хватило бы сил заставить меня жениться на Марии даже без моего на то согласия.

– Могу лишь возблагодарить судьбу за то, что нам обоим повезло, Мария из Беерота! – сказал я, облегченно вздохнув. – Однако во сне я видел одно предзнаменование, смысла которого мне не удалось постичь: я шел по пустыне с этой юной гречанкой, и с нами была Мария из Беерота.

Магдалина вскинула голову:

– Расскажи в точности то, что ты видел во сне. Уверен ли ты, что Мария действительно была с тобой?

Тогда я рассказал свой сон, стараясь не упустить ни малейшей детали.

– Никаких сомнений в том, что с нами была именно она, – заключил я, ничего не скрывая, – Она сидела верхом на осле точно так же, как ты сейчас; при этом она выглядела располневшей, раздавшейся вширь, и на ее губах обозначилась горькая складка. Легче всего ее можно было узнать по глазам.

– Ты не имеешь права видеть обо мне такие сны! – воскликнула в ярости Мария из Беерота – Я не верю тебе! Ты сам растолстеешь, это тебя разнесет от твоих грехов, у тебя выпадут все зубы, а на голове вылезут все волосы!

– Давайте забудем об этом сне! – примирительно предложил я – К чему предаваться взаимным оскорблениям, если мы совсем недавно на горе видели воскресшего, который не отверг никого из нас, даже Мирину!

Я кратко рассказал о том, при каких обстоятельствах я повстречал ее, и о том, что было с нами после, не забыв о неиссякаемой чаше в ее руках. Я также рассказал им о юноше, которого по дороге сбила квадрига и которому мы оказали помощь, довезя его до горы вместе с отцом. Мария из Магдалы внимательно слушала мой рассказ, кивая головой.

– Свершилось то, что должно было свершиться. Он привел к сынам Израиля язычников и других сынов Израиля. Тени уже становятся длинными, а мне с моим тугим кошельком это место не по душе. Я не дала им денег, потому что они отказались взять меня в Иерусалим, а Петр даже приказал возвращаться домой! Больше всего меня мучает то, что я не могу понять, для чего они собрались в священный город! Проводи меня до какой-нибудь гостиницы, а когда я окажусь под покровом своего дома, мы расстанемся как добрые друзья.

Итак, дальше мы пошли вчетвером по почти уже безлюдной дороге. Все время, пока продолжался наш разговор, Мирина шла молча, с потупленным взглядом, за что я был ей весьма благодарен. Когда мы снова оказались рядом, она шепотом спросила кто эти две женщины, и я объяснил ей, что Мария из Магдалы повсюду следовала за Иисусом и что она первой обнаружила его могилу пустой. Это заставило девушку отнестись к Магдалине с величайшим почтением. Тут же она догнала ее и зашагала рядом с ослом.

– О счастливейшая из женщин, расскажи мне о воскресшем! – полным уважения голосом попросила она.

Ее смирение пришлось по душе Марии, которая доброжелательно принялась рассказывать различные истории об Иисусе: однажды в горах ей повстречалась супружеская пара из Каны, на их свадьбе Иисус, чтобы угодить гостям, превратил воду в вино, сотворив тем самым свое первое чудо. Затем она поведала о рождении Иисуса, рассказала, как матери его, Марии, явился ангел, и она непорочно зачала, после чего жених ее, Иосиф, хотел отказаться от нее, однако во сне ему было видение, заставившее сменить гнев на милость.

Слушая ее, мне показалось, что теперь я лучше понимаю учеников Иисуса, считавших ее слишком болтливой. Однако Мирина со сверкающими глазами, затаив дыхание, жадно впитывала все ее слова.

В конце концов я не сдержался и вмешался в разговор:

– Если верить греческим и римским легендам, боги всегда вступали в родственные связи с людьми, и у них рождались дети: так, основатель Рима своим рождением обязан богине Афродите. По-моему, и так хорошо видно, что Иисус из Назарета – Сын Божий, и незачем было придумывать о нем подобную историю.

Услышав мои слова, Мария из Магдалы рассердилась.

– Все женщины похожи друг на друга тем, что мужчины никогда их не понимают! – сказала она, положив руку на плечо Мирине. – Ты же, римлянин, лучше не упоминай о богах, живущих на земле и порабощающих людей соблазнительными картинами жизни: после прихода Иисуса Христа эти боги утратили всякую власть над людьми, если те нарочно не обращаются к ним в своих злых помыслах! И потом, я говорю чистую правду! Сама Мария, мать Иисуса, рассказала об этом мне и всем женщинам, которые следовали за ее сыном. Старый, жестокосердный царь Ирод тоже решил, что родился его соперник, который станет царем Израиля, и приказал убить в Вифлееме всех младенцев мужского пола, надеясь таким образом избавиться от него. Этому рассказу есть сколько угодно свидетелей!

Слушая ее, я рассуждал: Магдалина, конечно, весьма склонна видеть ангелов, видения или сны, однако мать Иисуса была совершенно не такой! После того как у креста я увидел ее искаженное от боли лицо, я понял, что она понапрасну не разомкнет своих уст и умеет хранить молчание, когда другие говорят. Что могло заставить ее рассказать подобную историю, если она не была бы правдой? Дела Иисуса говорили в оправдание всего того, что рассказывали о нем. Если Бог появился на земле в образе человека, то почему в этом не могла участвовать женщина? Только по сравнению с этим чудом все остальные чудеса теряют свое значение!

Мирина задала Магдалине еще несколько вопросов, пока та смотрела на меня с укором.

– Он много раз рассказывал о сеятеле. Одни зерна упали на каменистую почву, другие – в тернии, которые выросли и задушили их, а третьи – на добрую землю и принесли плод. Не все, кто слышал его слова и верил в него, достойны его царства, – продолжала Мария, – О римлянин, твое сердце вовсе не жестоко, а наоборот, слишком мягко, и в этом твоя слабость. Когда ты вернешься к себе подобным, вокруг тебя встанут высокие тернии и преградят путь в царство.

Эти слова повергли меня в печаль. Я взглянул на закат солнца в Галилее, он окрашивал в красный цвет горы, склоны которых были покрыты темно-зелеными виноградниками.

– Как я смогу все это забыть? – воскликнул я. – До самой смерти я буду вспоминать Галилею, гору и Иисуса таким, как я его увидел. И пока он будет со мной в момент, когда я к нему обращусь, я никогда не буду одинок! – Подумав, я добавил: – Я недостоин быть даже его слугой! Как только истечет срок в сорок дней, он отправится в далекие места. Не знаю, доверил ли он и мне одну мину, но если это так, избранные им посланцы заставили меня закопать ее в землю, и это – причина моей печали. Однако он мне кое-что обещал, и я верю в это. Только не могу тебе сказать, что именно – ты будешь смеяться надо мной.

Я вспомнил о том, что однажды мне придется умереть во славу его имени, как мне говорил одинокий рыбак на берегу озера. В душе я обрадовался, что я гражданин Рима, и в назначенный час мою голову отрубит меч, избавив меня от ужасной казни на кресте, которую я не смог бы вынести. Это пророчество больше не казалось мне мрачным и представлялось единственным способом доказать Иисусу из Назарета мою верность ему.

На закате дня Магдалина заставила нас свернуть с дороги и направиться по горной тропинке, по которой обычно ходили мулы, в сторону Магдалы. После заката солнца мы остановились на одном постоялом дворе. Здесь было так многолюдно, что все запасы провизии уже были съедены, и лишь из уважения к Марии, а здесь ее хорошо знали, хозяин пустился на поиски места, где она могла бы отдохнуть. Сидевшие у костров люди тихо разговаривали, со стороны террасы до нас также долетали звуки оживленных бесед. Те, у кого были продукты, делились с теми, у кого ничего не было, так что нам с Мириной тоже удалось обмакнуть хлеб в общий котел.

Мне так хотелось с наступлением ночи присесть у костра и поговорить с этими галилеянами о явлении назаретянина, о его царстве, об отпущении грехов и о вечной жизни, однако никто не желал признать во мне своего брата, и я чувствовал себя чужим среди них! Хозяин завел ослов во двор и подмел в конюшне, позволив тем самым мне с Мириной не ночевать под открытым небом. Пока остальные перешептывались при огоньке единственного светильника, я обучал молитве, которую перенял у Сусанны, Мирину, и, как она сказала, эта молитва давала ей ощущение безопасности и поддержки. Она еще сказала, что ей пришлось по душе то, что при этом не приходилось наблюдать за различными фазами луны или разбираться в непонятных зигзагах, оставленных рассыпанной солью, когда весьма трудно определить, не ошибся ли ты каким-то словом или движением, из-за чего молитва может утратить всю свою действенность.