Текст книги "Чекист (СИ)"
Автор книги: Михаил Симаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
Глава 4. Ликвидация банды.
На задание чоновцы выдвинулись, когда из-за горизонта появилась и начала тускло освещать местность молодая Луна.
Выйдя на проезжую дорогу, они вскоре увидели вдали темнеющий лес – основное место базирования банды. Взмахом руки полковник направил Ахмеда Кирбазаева и ещё двух человек, выделенных в разведчики, к подозрительным кустам на краю перелеска. Вскоре оттуда раздался чей-то короткий писк, и довольный Ахмед, обтирая рукавом окровавленный тесак, вернулся к основной группе.
– Сидел там мелкий шакал,– с лёгким акцентом сообщил он.
Полковник кивнул, попутно отметив про себя, что боевой характер кавказца он, похоже, оценил верно.
Двое других разведчиков вернулись, ничего подозрительного не обнаружив.
– Значит, часовой был только один. Очень хорошо. Пулемёты вперёд,– приказал старший уполномоченный, и две тачанки, на которых громоздились неуклюжие "Максимы", свернув с дороги, покатили в сторону леса. Отряд двигался за ними. Когда все вышли на границу леса, полковник скомандовал "Пли!" и очереди пуль начали поливать кустарники, молодую поросль, старые деревья. В глубине леса послышались бессвязные выкрики, команды, стоны – кого-то зацепило.
– В атаку!– приказал старший уполномоченный и махнул рукой с наганом. Держа винтовки наперевес, чоновцы бросились на крики. Вскоре началась пальба, которая постепенно отдалилась – очевидно, бандитов теснили в сторону озера. А может, они и сами отходили туда, рассчитывая на более надёжное убежище в камышах.
Ванятка Мохин, которому было поручено выслеживать главаря, осторожно двинулся вглубь леса, то и дело осматриваясь. Уполномоченный Ясенев, короткими перебежками следовал за ним, прикрываясь стволами деревьев .
– Есть! Попался, стервец! Это тебе за Машку!– услышал Ясенев торжествующий крик бойца, после чего послышались два выстрела и треск от падения тяжёлого тела в кустарник.
Старший уполномоченный осторожно выглянул из-за дерева. Чоновец стоял, уперев приклад винтовки в землю, рядом с ним лежало чьё-то тело, а немного левее находилась неглубокая яма, очевидно, только что в спешке раскопанная, в которой виднелось нечто вроде сундучка.
Убедившись, что ухоронка контрабандистов найдена, Перекуров быстро осмотрелся, затем вышел из-за дерева, и окликнул чоновца: – Это ты, Ванятка?
Мохин обернулся на голос, и Перекуров, вскинув наган, точным выстрелом в сердце уложил его наповал. Чоновец свалился рядом со своим недругом, не издав ни звука.
Проверив, что оба мертвы, полковник подошёл к сундучку и открыл его. Внутри лежали золотые монеты царской чеканки, брошки, кольца с драгоценными камнями, рубиновое ожерелье. Десяток монет полковник выгреб и запихал во внутренний карман, затем, немного поколебавшись, сунул туда же и ожерелье, а остальные вещи выровнял, чтобы они казались нетронутыми.
Простодушные чоновцы ошибались. У Мишки Косого имелись и драгоценности, и золотые монеты – он не только возил контрабанду, но и брал мзду за то, что провожал тайными тропами желающих покинуть первое в мире государство рабочих и крестьян. А каких-то беженцев его люди, скорее всего, просто грабили и убивали. Несомненно, это знал и комиссар Исай Борисович Фельдцерман, направивший на ликвидацию контрабандистов своего особо доверенного человека. А может быть, они даже работали в паре или, наоборот, конкурировали, подумал Перекуров и ещё раз порадовался тому, что отверг поспешную идею отжать бизнес контрабандистов. Затем его мысли вернулись к найденным ценностям. Нехватку десятка монет никто не заметит. Но ведь кто-то может знать про ожерелье. Поразмыслив минуту, Перекуров заглушил чуйку, сигналившую об опасности, поглубже задвинул предметы во внутренний карман гимнастерки и застегнул его, чтобы монеты не звякали.
Тем временем, стрельба около озера понемногу затихала.
Нагнувшись и ещё раз проверив, что главарь контрабандистов и чоновец мертвы, старший уполномоченный выпрямился и крикнул:
– Бойцы, ко мне!
Отклика не было.
Уяснив, что парни заняты сбором трофеев и их сейчас не докличешься, уполномоченный выразил своё требование в более привлекательной форме:
– Бойцы, срочно ко мне! Найдены ценности!
* * *
После успешно проведённой операции, завершившейся глубокой ночью, утомлённые бойцы намеревались разойтись по домам, но уполномоченный настоял, чтобы все они собрались в штабе ЧОНа.
Самым первым делом ценности, найденные в сундучке, были по акту оприходованы и знавшие грамоту обозначили на бумажке свои подписи. Новый командир не задавал вопросы, кто и чем прибарахлился на стоянке контрабандистов; крестьянские парни, в свою очередь, понимали, что драгоценные камни и золотые монеты им не по чину, так что обе стороны остались вполне друг другом довольны. А Ахмед, экспроприировавший в свою пользу громадный кинжал, просто сиял. После описи Перекуров вернул ценности обратно в сундучок и, для большей гарантии сохранности, обвязал его ремнями и скрепил их неким подобием пломбы, наспех сделанной им из свечного стеарина. Список вещей он положил в карман своей гимнастёрки.
Затем комиссар Шнур подвёл краткий итог прошедшей операции. Из бойцов, как он сообщил, погибли четверо, включая принявшего героическую смерть от главаря контрабандистов Ивана Мохина. Бандитов ликвидировано более десятка, остальные сумели уйти. Гранаты израсходованы все, боезапас к пулемётам – наполовину. Больше других отличились Ермолай Петрович и Ахмед Кирбазаев, на счету которых оказалось по трое убитых врагов.
После него слово взял старший уполномоченный. Поздравив бойцов с выполнением задания командования, он от имени руководства пообещал всем ценные подарки, а Ахмеду Кирбазаеву, как особо проявившему в бою мужество и смекалку, предложил перейти на работу в ГубЧеКа, с предоставлением твёрдого оклада и служебной жилплощади. На этом, заметив, что у бойцов уже слипаются от усталости глаза, он закрыл собрание и распустил всех по домам.
* * *
Утром уполномоченный ГубЧеКа Ясенев и комиссар отряда ЧОНа Шнур пили в штабе чай и обсуждали оставшиеся нерешёнными вопросы. Уполномоченный пообещал прислать с оказией оружие и подарки отличившимся бойцам, а комиссар попросил выделить лично ему именной браунинг. Потом, намечая будущие революционные перспективы, Перекуров расспросил Шнура про иконы у сельчан и церковные ценности. Он помнил, что вскоре в Советской России должна начаться кампания борьбы с пережитками прошлого, и хотел заранее быть к ней готовым. Комиссар обрисовал ему ситуацию, посетовав на бедность их местной церквушки.
Затем старший уполномоченный подтянул ремень и вышел, вместе с комиссаром, во двор, где уже собрались для его проводов бойцы роты. Ахмед Кирбазаев, в папахе, с тесаком и громадным кинжалом за поясом устроился на охапке сена в готовой к отбытию телеге. На её облучке сидел тот же Петрович, которого полковник встретил в новом мире, вместе с Ваняткой Мохиным, ныне покойным, первыми.
Перекуров, держа сундучок, забрался на телегу, привязал его ремнями к борту; повернулся к бойцам и, не тратя лишних слов, вскинул сжатый кулак в знак прощания с ними, затем махнул возчику рукой – отправляйся.
Глава 5. Эффективный менеджмент.
Здание Ровенского ГубЧеКа располагалось в центре города, в помещении бывшей местной жандармерии. Когда телега остановилась около него, старший уполномоченный Ясенев бодро спрыгнул на землю, подхватил с собой сундучок с ценностями и направился ко входу, приказав попутчикам дожидаться его возвращения. Первым делом ему нужно было найти «свой» кабинет в ГубЧеКа и «свою» квартиру – вероятно, служебную. Впрочем, полковник был уверен, что легко справится с этими задачами.
Как только он вошёл в помещение, усатый охранник с винтовкой окликнул его:– Матвеич! Комиссар приказал, чтобы ты зашёл к нему, как только появишься.
– Угу,– неопределённо отозвался Перекуров.– А где сейчас начальник хозяйственной части? – Ему нужно было побыстрее получить основные сведения о "своих" сослуживцах, по крайней мере, наиболее значимых из них, чтобы случайно не ошибиться в именах и должностях.
– Яков Львович с обеда был у себя,– ответил охранник.– Ты поспеши, товарищ Фельдцерман срочно хотел тебя видеть.– Он махнул в сторону двери, на которой висела табличка с надписью крупными буквами "Председатель ГубЧека".
Перекуров, однако, спешить не стал. Он прошёлся вдоль коридора, по пути незаметно изучая таблички на других дверях, остановился возле доски объявлений, из которых узнал, что товарищу Заяц П.С. объявлен выговор по партийной линии, а товарищ Кошкин П.А. премирован именным оружием. Там же прочитал приказ о проведении 25 мая субботника по уборке территории, с обязательным участием всего рядового и командного состава. Газету, прикреплённую к доске, он читать не стал, поскольку с положением дел в стране уже ознакомился по печатным листкам, найденным в штабе ЧОНа. Затем зашагал дальше. Возле кабинета в конце коридора, на котором было написано "Уполномоченные", он остановился и, пару секунд подумав, распахнул дверь. Сидевшие в комнате подняли головы, а один из них, по возрасту его ровесник, воскликнул:– О, Матвеич вернулся! Тебя документы дожидаются.– Он кивнул в сторону одного из столов, за которым никто не сидел, и Ясенев понял, что это его рабочее место.
Подойдя к столу, он положил на него обвязанный ремнями и опечатанный ящичек, на который с любопытством покосились все четверо мужчин, сидевших в комнате, бегло просмотрел бумаги, представлявшие собой, похоже, бухгалтерские отчёты предприятий города, затем сказал:– Зайду попозже. Сейчас надобно отчитаться по командировке.
С этими словами он подхватил ящичек и заспешил на выход. Товарищу Фельдцерману, по-видимому, уже доложили о его прибытии, и заставлять его ждать не следовало.
Дверь в кабинет губкомиссара была приоткрыта. Старший уполномоченный толкнул её ногой и вошёл внутрь, держа обеими руками перевязанный ремнями ящичек.
– С революционным приветом, товарищ комиссар!– воскликнул он.
Фельдцерман слегка удивлённо посмотрел на него, затем перевёл взгляд на ящичек.
– Так что, значится, побили мы контру,– сообщил Перекуров, выгружая свою ношу на стол,– а потом приняли ценности согласно акту.
Он достал из кармана гимнастёрки бумагу с описью конфискованного у контрабандистов имущества и положил её перед комиссаром. Тот нацепил пенсне и принялся внимательно изучать документ. По ходу дела лицо Исай Борисовича всё больше светлело. Дочитав до конца, поднялся и потряс старшему уполномоченному руку.
– Спасибо, товарищ Ясенев,– проникновенно сказал он.– Объявляю вам благодарность от имени революции.
Перекуров на пару секунд задумался, каков в это время должен быть уставной ответ, и, не найдя однозначного решения, предпочёл осторожно сообщить:
– Остальные ваши поручения тоже выполнены товарищ комиссар. Подобрал кадра для работы в ЧеКа, политически сознательного и хорошо проявившего себя в ходе операции.
– Кто таков?– осведомился Фельдцерман, открывая большой сейф, вмонтированный в стену, и отправляя туда ящичек.
– С Кавказа. Зовут Ахмед Кирбазаев. Приехал со мной. Надо бы его на довольствие поставить и к жилплощади определить.
– Ну-ка, ну-ка,– заинтересовался комиссар, усаживаясь обратно в кресло.– Пригласи его сюда.
– Есть,– ответил Перекуров. Он повернулся, вышел из кабинета и, пройдя по коридору к посту охраны, сказал:– Товарищ Фельдцерман приказал пригласить к нему кавказца, что сидит на телеге снаружи.
Охранник кивнул, и Перекуров, выйдя из здания, крикнул:– Ахмед, поди сюда!
Молодой кавказец, как был в папахе и при кинжале, соскочил с повозки и быстро взбежал по лестнице.
– Товарищ Фельдцерман, председатель ГубЧеКа хочет тебя видеть,– сообщил ему Перекуров.
Оба прошли в кабинет губкомиссара и старший уполномоченный объявил:– Это, значится, товарищ Кирбазаев, передовой боец революционного отряда ЧОНа. Отлично проявил себя во время операции против контры.
Председатель ГубЧеКа благосклонно глянул на вошедшего, сходу распознав в нём социально близкий элемент. Впрочем, здороваться с ним за руку он не стал, а только спросил.
– Готов служить революции в ЧеКа, боец?
– Готов,– кратко ответил Кирбазаев и поправил свой громадный кинжал.
– Чем занимались твои родители?
– Пасли овец в горах,– по-прежнему кратко отвечал Кирбазаев.
– Происхождения рабоче-крестьянского, значит. Отлично. Назначаю тебя временно стажёром к товарищу Ясеневу. Заполнишь анкету в секретариате. В хозяйственном отделе получишь талоны на питание и ордер на место в общежитии,– с такими словами он принялся выписывать мандат, а уполномоченный, тем временем, попросил:– товарищ губкомиссар, выделите ему красноармейца для сопровождения. Товарищ Ахмед не знаком с расположением местности.
Фельдцерман пожевал губами, потом кивнул, нажал кнопку звонка и приказал вошедшему порученцу, с виду латышу:– Кариньш, проводи стажёра в хозотдел и передай его с рук на руки товарищу Катценельсону. Дальше тот сам разберётся.
– Дождитесь меня на улице,– шепнул им уполномоченный, когда кавказец и латыш выходили из кабинета.
Председатель ГубЧеКа проводил их довольным взглядом.– Вот это и есть единство народов, подлинный пролетарский интернационализм, – назидательно произнёс он. – Ты молодец, товарищ Ясенев. Он повернулся к своему подчинённому и, только сейчас заметив шрам на его голове, воскликнул:– Да ты ранен!
– Пустяки,– скромно отозвался тот,– уже зажило.
– Нет, нет, три дня отпуска тебе, отдохни. Потом снова займись документацией по налогам. Мошенничают, мерзавцы, а у меня нет времени разбираться с их бумагами.
– Будет сделано,– произнёс Перекуров-Ясенев и, уже поворачиваясь к выходу, сообщил:– Мне тоже надо зайти в хозяйственный отдел. Во время боёв потерялись ключи от квартиры.
– Конечно. Я распоряжусь, чтобы Яков Львович выдал тебе дубликаты. Выздоравливай, товарищ.– Председатель ГубЧеКа пожал ему на прощанье руку.
* * *
Общежитие стажёров оказалось комнатой, расположенной в пятиэтажном служебном доме как раз над квартирой самого Ясенева, дубликаты ключей к которой ему не слишком охотно выдал заведующий хозяйственной частью товарищ Катценельсон.
Велев Ахмеду быть готовым завтра приступить к работе, уполномоченный снова отправился в ГубЧеКа, собрал бумаги, лежавшие на его столе, и, оформив в секретариате трёхдневный отпуск, ушёл домой, чтобы в спокойной обстановке поразмыслить. Понять, как лучше всего использовать свои нынешние возможности и прошлые знания, чтобы оптимальным образом устроить жизнь в ситуации, в которой он оказался.
Решение полковник нашёл, изучая взятые в ГубЧеКа документы, оказавшиеся налоговыми отчётами городской буржуазии. Крышевание бизнеса – а именно так в переводе на современный язык называлось это направление деятельности здешних силовиков – было темой, прекрасной ему знакомой. Разобравшись за пару часов с принципами местной бухгалтерии и посмеявшись над наивностью составлявших финансовые ведомости лиц, пытавшихся примитивными приёмами скрыть прибыли своих предприятий, бывший российский полковник составил план действий по повышению размера сбора денежных средств с туземных капиталистов.
На следующее утро старший уполномоченный ГубЧеКа Ясенев, сопровождаемый стажёром Кирбазаевым, отправился в объезд городских предприятий, которые он решил самыми первыми обложить налогом, исчисленным им не по полуфиктивным отчётам, а по реальному производству. Последнее ему, используя свой опыт, определить было нетрудно. Технология налогообложения бизнесменов также была взята им из прошлой практики. Сначала к главе предприятия заявлялся, в полном обмундировании и с мандатом ЧеКа Ахмед Кирбазаев, который предъявлял требование о сдаче революционного налога, выразительно держа руку на своём громадном кинжале. При этом, для большей эффективности перфоманса, в телеге начинал жалобно блеять купленный чекистами на рынке белый барашек. По разработанному полковником сценарию, сумма налога, которую требовал стажёр, была заведомо неподъёмной. Однако, после того, как бизнесмены в достаточной степени проникались ситуацией, стажёра Кирбазаева сменял старший уполномоченный Ясенев, который, демонстрируя глубокое знание финансовых дел и гибкость подхода, выписывал уже реальный налог и быстро добивался его выплаты.
Белому барашку пережить объезд чекистами городских бизнесменов было не суждено. На одном из предприятий, встретив отчаянно несговорчивых бухгалтера и директора, разозлённый Ахмед приволок блеющего барашка в помещение, одним взмахом своего громадного кинжала отсёк ему голову и швырнул её к ногам оппонентов. После чего революционный налог был быстро и в полном объёме выплачен.
В конце рабочего дня простодушный стажёр спросил уполномоченного: почему нельзя было просто заходить на предприятия, да и забирать все деньги, которые там имелись.
– Здесь столько жирных овец, что сам Аллах велел их резать,– добавил он.
Перекуров постарался объяснить ему разницу между такой одноразовой акцией и постоянным крышеванием. Второе отличается от первого, как стрижка овцы от её забоя. Забить овцу можно лишь один раз, а стричь её можно многократно.
После столь наглядного ответа и, особенно, разъяснения смысла звучного слова крышевание, Ахмед Кирбазаев, поначалу не слишком-то уважавший своего случайного начальника, проникся к нему глубоким почтением.
* * *
Когда Перекуров принёс письменный отчёт о проделанной работе по обложению городской буржуазии революционным налогом и собранную сумму наличными, комиссар Исай Борисович Фейгельман посмотрел на старшего уполномоченного весьма задумчиво. На всякий случай он два раза пересчитал деньги и убедился, что ошибки нет.
– Что ж, приятная неожиданность,– сказал он, наконец, смахивая деньги в ящик письменного стола.– Умеете работать, товарищ Ясенев. Революции нужны эффективные менеджеры.
Для бывшего российского полковника выражение "эффективные менеджеры" прозвучало как напоминание о прошлом, точнее, о будущем, и он слегка вздрогнул.
Тем временем, комиссар ГубЧека раскрыл папку с документами.– Я полагаю, что вас следует представить к награждению орденом,– сообщил он и взялся за перо.
Вспомнив о новом стажёре, про перфоманс которого с усекновением башки барашка ему уже доложили, комиссар добавил:– а товарищу Кирбазаеву передайте от меня особый революционный привет. Такие люди – наш золотой резерв.
Глава 6. Иконы для диктатуры пролетариата.
– Пётр Матвеич, партвзносы сегодня занеси,– напомнил уполномоченному парторг ГубЧеКа Шустриков, встретив того в коридоре.– И ещё,– он ткнул пальцем в бумажку, прикреплённую к доске объявлений.– Скоро состоится партийное собрание по вопросу положения на фронтах. С резолюцией и приветственной телеграммой председателю Реввоенсовета товарищу Троцкому. Явка обязательна. Не опаздывай.
Некоторое время Ясенев-Перекуров раздумчиво изучал текст объявления, потом шагнул к кабинету губкомиссара и, по-свойски, не постучавшись, толкнул дверь.
Исай Борисович просматривал газету, одновременно разговаривая с кем-то по телефону. Когда его сотрудник с пролетарской непосредственностью распахнул дверь, он поморщился, но неудовольствия вслух не высказал, только вопросительно глянул на него.
– Товарищ комиссар, разрешите доложить, так что контра, которую мы побили в Чуприхе, не одна. Много несознательного элемента в деревне сочувствует им. Тёмные люди, иконы в домах держат. Старые,– как бы невзначай добавил он.
– Старые иконы, говоришь,– оживился Исай Борисович.– То есть ... эээ ... жители сочувствуют контре, говоришь?
– Сочувствуют, хотя виду особо не подают,– кивнул головой Перекуров.– Тёмные люди. На доски молятся. Есть и старые,– повторно закинул удочку Перекуров.– Читальню с революционной литературой им надо бы соорудить, а от реакционных предметов избавить начисто. Так сказать, сделать прививку от мракобесия.
Комиссар ГубЧеКа Исай Борисович Фельдцерман отложил газету и, попрощавшись с кем-то по телефону, вернул трубку на место. Затем он подошёл к тяжёлому, вмонтированному в стену железному сейфу, открыл его длинным ключом, достал папку с бумагами.
– Поедешь туда снова,– велел он, усаживаясь обратно в кресло.– Как человеку, уже знакомому с обстановкой, тебе и разобраться будет легче. Возьмёшь в хозчасти для тамошних активистов поощрения. Проведёшь сход местных жителей и разъяснишь политическую линию. Объяснишь, что поддерживать контру мы не позволим и покараем за это по всей строгости революционного закона. Потом поставишь на голосование схода вопрос об избе-читальне и, одновременно, о ликвидации пережитков прошлого. А когда проголосуют, сразу же пойдешь с отрядом активистов по избам и эти пережитки соберёшь. Согласно решению схода. При этом будешь брать подписку о добровольном согласии – чтоб они потом не требовали компенсаций. Сейчас я выдам тебе мандат и предписание.– Комиссар достал из папки прямоугольник твёрдой красной бумаги, на котором стояли гербовые печати.
– Да, и вот ещё что. У нас через пять дней будет партийное собрание по поводу положения на революционных фронтах,– сообщил он, вписывая в мандат должность и фамилию Ясенева.– Примем приветственную телеграмму товарищу Троцкому. Постарайся вернуться к этому времени, товарищ старший уполномоченный.
– Ага, конечно,– пробурчал, выйдя из кабинета комиссара, Перекуров.– Революционное приветствие товарищу Троцкому. Ищи дурака. Товарищ Сталин никогда ничего не забывает и никогда ничего не прощает,– повторил он запомнившуюся фразу из институтских лекций по истории партии.– Только надо будет побольше икон сдать ... в фонд революционной обороны. Чтобы товарищ Фельдцерман посмотрел сквозь пальцы на моё опоздание.
* * *
Сельский сход, вопреки ожиданиям старшего уполномоченного, проходил не совсем гладко. Получившие новые сапоги и отрезы ситца для жён чоновцы стояли в оцеплении с винтовками, но, тем не менее, деревенские жители выказывали неудовольствие. Первая часть, резолюция насчёт избы-читальни, прошла без проблем, а вот на второй, об изъятии реакционных пережитков, дело застопорилось. Уполномоченный имел неосторожность обмолвиться, что к таковым прежде всего относятся иконы, как распространители бацилл мракобесия, и сельчане, недовольно зашумели. Особенно усердствовала одна женщина, с виду похожая на актрису Марию Шукшину.
Вначале полковник, чувствуя за собой мощь передовой науки и психологическую поддержку цепи вооружённых чоновцев, спокойно и даже с некоторым юмором отвечал на её аргументы. Потом он начал нервничать. Наконец, её заявление, что насильственное изъятие икон нарушает закон об отделении церкви от государства, окончательно вывело его из себя.
– Ерунду говорите, товарищ!– рявкнул бывший российский полковник.– Изъятие икон не нарушает никаких законов. Изымая иконы, мы только заботимся о том, чтобы несознательные личности не заражали мракобесием окружающих.
– Но ведь люди иконы из дома не выносят, как они могут ими кого-то заразить? – не унималась женщина.
Полковник ощутил сильное желание пнуть её сапогом в живот, но счёл за лучшее сдержаться. Деревня – это не обезличенный город, где встречные друг друга не знают; здесь многие связаны родственными отношениями, и женщина, которую ты ударишь сапогом в живот, вполне может оказаться матерью кого-то из тех, кто тебя охраняет, притом с оружием в руках. Тут и на подарки от власти могут наплевать. С сожалением подумав о ещё бытующих среди граждан предрассудках, мешающих воспитанию восторженного образа мыслей и неукоснительной преданности начальству, полковник отвернулся от возмутительницы спокойствия и приказал чоновцам:
– Всё, закончили трёп. Оцепляйте деревню и собирайте предметы мракобесия по спискам.
Вспомнив наказ Исай Борисовича Фельдцермана, он добавил, обращаясь к комиссару Шнуру:
– И требуйте подписку о добровольном согласии на изъятие. А у тех, кто откажется её дать, забирайте корову и лошадь.
* * *
Исай Борисович, при виде обширной коллекции икон, среди которых были и явно старинного письма экземпляры, даже не вспомнил об отсутствии уполномоченного на партийном собрании. Отложив в сторону не имеющие валютной ценности новоделы, он велел отправить их в комитет по борьбе с религиозными предрассудками для наглядной агитации и последующей ликвидации, а антиквариат запер в сейф. Его он собирался позже переправить через границу в Польшу и далее заокеанским родичам. Которые заносили в банк на его счёт, при подобных сделках, определённый процент от продаж.
Отчёт Ясенева о проведении акции по борьбе с пережитками он, в целом, одобрил, но всё же попенял на то, что старший уполномоченный не сумел добиться полностью добровольной сдачи селянами предметов мракобесия.
– Запомните на следующий раз, батенька,– наставительно сказал он, немного грассируя под Ленина,– нам нужно, чтобы люди по своей воле признавали решения советской власти. Всё время действовать путём насилия это не есть верное понимание политической линии большевиков.
– Время поджимало, товарищ председатель,– хмуро ответил уполномоченный.– И потом зараза мракобесия в этой деревне широко распространилась, пришлось отказаться от методов убеждения.
Признаваться в том, что он не сумел переспорить каких-то сельских женщин, полковнику не хотелось.
