Текст книги "Чекист (СИ)"
Автор книги: Михаил Симаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Симаков Михаил Юрьевич
Чекист
Чекист
Сознание офицера российских спецслужб, погибшего от рук бандитов, переносится в тело комиссара-чекиста времен начала Гражданской войны в России.
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 1
Пролог
Полковник Федор Михайлович Перекуров, старший оперуполномоченный отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, нервно царапая бумагу золотым пером авторучки, писал рапорт на внеочередной отпуск. Знакомые слова никак не хотели складываться в нужные предложения. Но деваться было некуда. В отпуск – и на машине в Белоруссию, к границе, а оттуда дорогами, да хоть болотами в Польшу, в свободный мир. И надо спешить. Васисуалий Федотычев, связник Перекурова с колумбийскими наркокартелями, вчера был отправлен под домашний арест. И пусть следователю Козлову пока ещё ничего не известно о его настоящей роли в российском кокаиновом бизнесе, но выяснение этого – только дело времени.
Так, вот и последняя фраза. "В связи с резким ухудшением состояния здоровья, прошу ..." – Перекуров заранее запасся заключением экспертной комиссии служебного госпиталя о тяжёлой болезни почек – оно обошлось ему в пять тысяч баксов, но дело того стоило. Теперь эта бумажка спасёт ему жизнь.
Всё. Тяжело вздохнув, полковник встал, спустился в секретариат, зарегистрировал рапорт, и, вернувшись в свой кабинет, принялся ожидать вызова к генералу. Что такой вызов вскоре последует, он ничуть не сомневался. Генерал Юстасий Пятакашвили, курировавший их отдел, еженедельно получал от него туго набитый бумажками с портретом Франклина конверт и незапланированный месячный перерыв в этих поставках должен был его сильно огорчить. Но на генерала, прикрывавшего его деятельность, надежды не было – как только он узнает, что процент от торговли наркотиками полковник платил ему только от двух картелей, а сам получал от пяти, он немедленно его сдаст. Вот почему пришлось писать рапорт на досрочный отпуск и готовиться к бегству.
Тихо звякнул красный телефон служебной связи.
– Федор Михайлович, зайдите ко мне.– Голос генерала звучал совершенно нейтрально и только хорошо знавший его человек мог различить в нём нотки обеспокоенности. – Ещё бы ему не беспокоиться,– хмыкнул вполголоса Перекуров, собирая бумаги. Генерал – это генерал, но и над ним есть начальство, которому тоже нужно заносить – не еженедельно, конечно, но хотя бы ежемесячно. Полковнику припомнились судьбы нескольких его знакомых, которые заносили слишком мало или слишком редко, и он зябко поёжился. Нет, он не хотел бы оказаться на их месте. Перевод в первый отдел рыбзавода в каком-нибудь Усть-Урюпинске в таких случаях можно было бы считать подарком судьбы. С другой стороны, он не понимал и ханжей, что либеральных, что патриотических, которые считали, что олигархи, ничего для страны не сделавшие, могли иметь яхты, дворцы, бентли, шикарных проституток – а служивым людям, не щадящим живота своего ради Отечества, подобное не к лицу. Ладно, оставим лирику побоку. Сложив документы в папку, Перекуров встал и направился к начальству.
– Федор Михайлович, что это значит?– Пятакашвили держал в руках рапорт, внимательно, даже настороженно, глядя на подчинённого.– Мы с тобой всего два дня назад планировали поехать на выходные в Тверскую область пострелять лосей.
При этих словах Перекурову вдруг вспомнился депутат Рашкин, после чего неизвестно по какой ассоциации пришла на ум куча наличной "зелени" в квартире, которую за оставшиеся часы предстояло как-то раскидать – и его лицо выразило такое неподдельное страдание, что генерал расслабился, подобрел и даже сочувственно сощурился.
– Болит?– спросил он.
Перекуров только махнул рукой.
– Ладно. – Генерал размашисто подписал рапорт и вернул его подчинённому.– Отдай сам Танечке, пускай побыстрее оформит. Оставь мне материалы по текущим делам и отдыхай. Через месяц будь на рабочем месте.
– Есть, товарищ генерал.– Полковник положил на стол папку с документами и, дождавшись разрешающего кивка, покинул кабинет начальника.
* * *
"Форд" полковника уже сворачивал на сельскую дорогу, ведущую в сторону записанной на троюродную сестру дачи, в огороде которой Перекуров намеревался закопать остатки "капусты", когда наперерез ему выехала и, резко затормозив, преградила путь бежевая "Мазда". Из машины выскочили трое в капюшонах с прорезями для глаз и с автоматами в руках. Перекуров судорожно дёрнулся к пистолету, но было уже поздно, да и бессмысленно. Его грудь прошили несколько очередей. Налётчики, небрежно отпихнув труп, быстро обыскали "Форд", покидали добычу в заранее приготовленные мешки, облили покорёженную пулями машину бензином, подожгли её и умчались прочь.
Глава 1. Попадание.
Очнувшись, Перекуров осознал, что лежит спиной на земле в неглубокой яме, похожей на придорожную канаву. Шевелиться было больно. Скосив глаза, он увидел травянисто-грязные края ямы, а за ними – парочку странно одетых людей.
– Мы думали, тебе капец, тарищ комиссар. А ты, оказывается, жив,– бодро сказал один из них, помоложе.
– Живой он, живой,– густым басом добавил другой.– Тащи, Ванятка. Отвезём в ЧеКа сначала, пущай с ним там разберутся. Не из наших он. Может, из соседней деревни ехал, там какая-то часть стоит. А беляки из засады напали.
– Где я?– с трудом проговорил Перекуров. Ему было больно и до крайности неудобно.
Не отвечая, двое красноармейцев в будёновках взяли его за ноги, вытащили из канавы и, не без труда, взгромоздили на телегу. Лошадь грустно косилась на происходящее, не переставая меланхолически жевать травку.
– Где я?– повторил Перекуров.
– Так ведь Сопрониха напротив,– ответил молодой, который, похоже, был поразговорчивее.– От вашей части пять километров. А мы сейчас в Чуприху едем. Там наши стоят и ЧеКа есть. Да тебя, похоже, сильно приложили, тарищ комиссар,– ощупывая голову спасённого, сказал он. Затем вытер испачканную в крови руку о тряпку.
Перекуров размышлял. Нападение киллеров он помнил, потом как отрезало. На розыгрыш это не походило. Двое в красноармейской форме с винтовками ... телега, лошадь ... слишком сложно для розыгрыша. Голова по-прежнему болела и он, закрыв глаза, стал вслушиваться в монотонный успокаивающий скрип колёс. Затем погрузился в дрёму.
– Тпру, приехали.
Полковник открыл глаза. Телега стояла.
– Сам слезешь аль пособить?– обратился к нему с вопросом красноармеец постарше.
Перекуров, не отвечая, спустился на землю, отряхнулся и осмотрелся. Телега остановилась возле изгороди деревянного дома, украшенного кумачовым знаменем. Местность была явно сельской и какой-то сильно неухоженной.
Перекуров художественную литературу читал и про попаданцев знал. Сообразив, что выжить после нападения группы автоматчиков он не мог, он сделал логичный вывод, что его перенесло в тело кого-то, кто, в свою очередь, погиб здесь. Осталось понять, где и когда это "здесь", и кто, собственно говоря, он такой.
Полковник глянул на своих попутчиков. Будёновки с красными звёздами. Винтовки. Ещё раз посмотрел на здание, возле которого они стояли. Красный флаг.
– Хм, совок, значит,– пробормотал он, хлопая себя по карманам полувоенной гимнастёрки.– Сов. Россия двадцатых. Ладно, разберёмся.– Он достал документ, немного похожий на его старое удостоверение.– Старший оперуполномоченный ГубЧеКа Ясенев Пётр Матвеевич,– вслух прочитал он и покосился на красноармейцев. Те забеспокоились и который постарше, загасил о подошву сапога зажжённую было цигарку.– Звиняйте, товарищ, коли что не так,– сказал он.– Вот, Митька Шнур идёт, наш комиссар, вы уж сами с ним побазарьте.
Со ступенек деревенского дома спускался молодой парень в матросской форме и с кобурой на боку.
– Товарищ Ясенев?– полуутвердительно спросил он. Затем, глянув на мандат, кивнул.– Мы вас ждали. Операция по ликвидации банды контрабандистов Косого намечена на сегодняшний вечер.
– Угу,– неопределённо отозвался полковник, всё ещё осторожно осматриваясь. Раз речь идёт о контрабандистах, значит, они находятся где-то недалеко от границы. Впрочем-
– У вас есть карта?– спросил он.
– Конечно,– живо ответил парень.– Заходите к нам в штаб, заодно и закусите.
Переступив порог, Перекуров оказался в небольшой душной комнатке со столом посредине, на который были навалены самые разные предметы – фляга, стакан, кобура, несколько красных флажков, газеты.
Небрежно спихнув всё это хозяйство на пол, Шнур достал с полки замусоленную карту и расстелил её на столе.
– Вот,– тыча грязноватым пальцем в какие-то крестики возле голубого кружка, изображавшего, по-видимому, местный пруд или озеро, произнёс он.– Тут их база. Отсюда,– он переместил палец в сторону пересекавшей всю карту полосы, похоже, сельской дороги,– к ним можно подойти. Через лес они нас не заметят.
Полковник, морщась и чертыхаясь про себя, рассматривал эту пародию на карту. Наконец, он сказал:– Надо, прежде всего, выслать разведчиков. Если у них стоят часовые – снять. Только после этого можно отправлять основной отряд. Сколько у вас человек?
Митька Шнур счёт в школе учил, но особо в этом не усердствовал. Он зашевелил пальцами, напрягся, даже покраснел от усилий, наконец, вытолкнул из себя ответ:– Двадцать четыре бойца, товарищ уполномоченный.
– А у противника?– Перекуров задавал вопросы почти автоматически, внимательно изучая карту. Он хотел понять, куда же конкретно попал, но напрямую задать такой вопрос, конечно, не мог. На карте же никакой подсказки не обнаруживалось. Только в правом углу было грубо накарябано заглавными буквами СОПР – это, видимо, и была та Сопрониха, о которой говорили обнаружившие его красноармейцы. Ладно, придётся добывать сведения окольным путём.
– Тоже пара дюжин,– пожал плечами Шнур.– Но у них только обрезы, а у нас винтовки, да ещё два пулемёта. И гранат несколько. Хотя– он почесал затылок,– гранаты– то хотелось бы поберечь. Для пулемётов запасы обещали ещё подвезти, а гранат, говорят, нету пока.
– Куда может контра уйти, ежели мы не всех их возьмём, как думаешь?– бывший полковник решил, что будет нелишним подладить свою речь под местный революционный диалект.
Шнур задумался.
– В сторону Полесья пойдут,– наконец, решил он.– Там большой отряд индивиду-лу– тьфу ты чёрт, язык сломаешь, индивидуалистов-анархистов.
– А через границу не двинут?– небрежно поинтересовался Перекуров.
Шнур замотал головой.
– Кто же их с оружием пустит-то,– сказал он.– А оружие они не бросят, не дурные.
Ответы не вполне удовлетворили Перекурова, но спрашивать дальше он поостерёгся. Пока было ясно только, что он находится где-то поблизости от Беларуси.– Как и собирался в той жизни, – мысленно усмехнулся он.– Только счетов в швейцарском банке нет, как и наличности. Ладно, главное, что живой. Прорвёмся.
– Бандиты напали,– пояснил он комиссару, который с тревожным любопытством рассматривал его рану на голове.– Надо промыть спиртом. И ещё мне понадобится оружие. Наган.– Он похлопал себя по карманам.– Курево есть?
– Как не быть,– Шнур потянулся к той же полке, откуда доставал карту, и снял с гвоздя сильно пахнущий мешочек.– Махорка. Ну а для самокруток газеты берём. Нет, мы с пониманием,– заторопился он, увидев как построжело лицо уполномоченного,– берём только старые, а новые сразу на полит– политинформациях читаем.
– Это хорошо,– кивнул Перекуров и некоторое напряжение, возникшее между ними, спало.– Итак, спирт и наган мне. Потом постройте бойцов.– Бывший полковник уже понял, что руководить операцией придётся лично ему, но ничего против не имел. Руководить он любил. Главным в этом деле было умение разбираться в людях.
Ах да, чёрт возьми, газеты!
Делая вид, что ему нужна бумага для самокрутки, Перекуров собрал несколько газет, затем властным взмахом руки отослал прочь Шнура, бросив ему только "Наган. И побыстрее", после чего жадным взглядом впился в печатные тексты, бормоча вполголоса:– Так, значит ... товарищ Ленин выступил на съезде профсоюзов ... дальше ... под руководством товарища Троцкого доблестная Красная армия .... дальше ... Ага. 13 мая 1919 года Первый конный корпус отбросил от Царицына белобандитов ... дальше ...
– Товарищ ... Товарищ ....
Перекуров так увлёкся чтением новостей, что даже проигнорировал подошедшего Шнура, который ещё пару раз обратился к нему, потом громко кашлянул, а потом тряхнул его за плечо.– Товарищ, вот спирт. Протереть рану может тётка Маврикивна, она у нас как кухарка, и раненых пользует. А вот наган.– Он поставил на стол бутылёк явного самогона и рядом положил оружие.– Так позвать её?
– Что? Да-да, конечно, зови. Спасибо, товарищ.
"Тётка Маврикивна" оказалась маленькой худой старушкой, которая быстро и довольно умело протёрла рану, уже покрывшуюся запёкшейся кровью, и хотела было наложить на неё повязку из чистой белой материи, которую принесла с собой, но Перекуров остановил её.– Нет, бинтовать не надо,– распорядился он.– Время военное, боевой дух солдат снижать не будем, да и приметным станет белое в полутьме.
– Оно верно, ваше благородие– ой,– даже перекрестилась в страхе от оплошки "Маврикивна",– простите дуру старую, товарищ.
– Товарищ Ясенев,– откликнулся бывший Перекуров.– Ничего, я всё понимаю. Пережитки проклятого времени уходят нескоро. Идите, товарищ, благодарю вас.
Глава 2. Контрабандисты.
– Мурка, в чём же дело, чего ж ты не имела,– заливался соловьём, подыгрывая себе на старом разбитом баяне, светловолосый парень в посконной косоворотке и смазных сапогах,– разве ж я тебя не одевал?
– Кольца и браслеты, шляпки и жакеты, ну разве ж я тебе не покупал!– подхватывал за ним другой, откаблучивая рядом подобие чечётки.
В некотором отдалении от них ещё трое контрабандистов жарили нанизанные на вертела громадные куски свинины, с которых прямо в костёр стекал сочный жир, уносясь оттуда непередаваемо аппетитным дымком.
– Братва, харе лясы точить! А ну все сюда!– громкий возглас Мишки Косого, главаря банды, расслышали все его соратники, даже те, кто купался в поросшем камышами пруду.
Полянка возле дуба, под которым стоял Косой, быстро заполнилась живописно одетым людом разбойного вида. Только трое, жарившие свиной шашлык, не прервали своего занятия, но и они кивнули своему главарю, когда тот на них глянул – дескать, калякай, мы слышим.
Мишка Косой, как заправский оратор, поднял руку, и, когда гомон братвы утих, велеречиво заговорил.
– Чёрная рать тиранов идёт на нас, чтобы сгубить наши вольности. Кровопийцы мировой буржуазии сомкнулись с краснопузыми чекистами. Святое дело свободы, за которое мы боремся, под угрозой.
– Анархия – мать порядка!– воодушевлённо воскликнул кто-то из толпы.
– Где власть – там насилие!– поддержал его другой.
– Даёшь индивидуализм-анархизм!
Косой снова поднял руку, призывая собравшихся к тишине.
– Короче, братва. Пришла малява от верного человека – вечером сюда выдвинутся чоновцы. Будем с ними драться аль уйдём туда, где вольная воля свободному люду? Решайте.
Загомонили все разом и по большей части возмущённо.
– Бросить всё, непосильно награбленное?!
– Трудились как рабы на галерах!
– Не забудем, не простим!
– Не позволим!
– Наддадим краснопузым!
– Кровью умоются!
– Лохи мы, что ли?!
Мишка Косой, уяснив настроение масс, вскинул обе руки.
– Харе, братва. Посыл понятен. Не фраера мы, верно говорите. Значится так. Ты, Мыкола Кузьмич,– обратился он к седому деду в вышиванке,– достанешь из схрона пять коробок патронов и всем их раздашь. Ты, Митяй,– он повернулся к щуплому пареньку в восьмиугольной кепке,– заляжешь в кустах у дороги, и, когда краснопузые появятся, свистнешь. Как разобьём вражин – отправимся в деревню. Гульнём на всю ивановскую!
Глава 3. Инструктаж.
Пока полковник Перекуров, или как он теперь именовался, уполномоченный Ясенев, спешно просматривал новости, в его памяти всплывали сведения об этом времени – историю КПСС он в институте, к счастью, не прогуливал. Так, значит, гражданская война будет ещё около года. Потом Ленин объявит нэп – новую экономическую политику – и пламенные революционеры возглавят самые доходные предприятия, которые снова станут частными – только с другими владельцами. Года до 25-го будут рулить троцкисты, затем их крепко прижмут к ногтю.
Со двора доносились выкрики – комиссар Шнур собирал подчинённых на построение.
– Ладно, попозже запишу, всё, что вспомню,– пробормотал Перекуров, откладывая газеты,– а теперь надо уточнить своё положение.
Он подошёл к мутному треснувшему зеркалу, висевшему на стене, и принялся с интересом изучать доставшуюся ему физиономию. Тупой взгляд запойного алкоголика его даже порадовал – интеллекта не заподозрят, а с таким выражением лица выжить в новом мире будет проще. Хотя следует побриться – Перекуров был по природе аккуратист, и небрежностей во внешнем виде не любил. Что у нас есть ещё? Он снова охлопал свою гимнастёрку. В прокладке справа зашуршало. Уполномоченный вывернул гимнастёрку, распорол ржавым ножом, обнаружившимся на полке, подозрительное место, и извлёк из него официального вида бумагу, озаглавленную Предписание. Где прочитал следующее:
Настоящим приказываю вам возглавить отряд ЧОНа, дислоцированный в деревне Чуприха, и ликвидировать группировку местных анархистов, занимающихся контрабандой. Все ценности, найденные при них, сдать в фонд революционной обороны. По итогам операции подобрать перспективные кадры, одного-двух человек, для работы в губернской ЧеКа.
С революционным приветом
комиссар Ровенского ГубЧека Исай Борисович Фельдцерман
Подпись, печать.
Подивившись забавному совпадению фамилии своего, похоже, начальника и своего бывшего преподавателя истории КПСС, несгибаемого партийца, впрочем, ставшего в начале перестройки директором коммерческого ларька, Перекуров сложил бумагу и спрятал её во внутренний карман.
– Ровно, значит,– проворчал он.– Запад Украины. Вечные бандеровцы и всякая прочая сволочь. Изъять ценности у контрабандистов идея хорошая. Но, может, ещё и отжать у них бизнес? Или, по крайней мере, взять его под крышу?– продолжал размышлять Перекуров.– Приватизировать метр госграницы,– усмехнулся бывший полковник, вспомнив шутку времён начала перестройки.– Нет, не получится. Вводных данных недостаточно.
Свернув цигарку, уполномоченный закурил, попыхтел немножко, а затем снова погрузился в размышления.
– Насчёт ценностей, буде таковые найдутся, решим по ходу дела. И хорошо бы они нашлись. Если Фельдцерман послал Ясенева на захват контрабандистов, то он был стопроцентно уверен, что тот человек надёжный – найдёт всё, что надо, и правильно, то есть, согласно субординации, занесёт ... эээ ... сдаст в фонд революционной обороны.
Перекуров глянул в окно. На площадке перед домом выстраивались красноармейцы. Пора было идти знакомиться с контингентом. Загасив недокуренную самокрутку и бросив бычок в стоявшее в углу ведро, старший уполномоченный повернулся к двери, и тут вдруг вспомнил фразу из Предписания – "подобрать перспективные кадры для работы в губернской ЧеКа". А вот это как раз то, что нужно, и в чём он разбирается. Собрать свою команду. Бывший полковник усмехнулся и уже увереннее зашагал к выходу.
* * *
– Товарищ старший уполномоченный, 24-я отдельная рота частей особого назначения по вашему приказанию построена. К выполнению боевого задания готовы!– высоким, срывающимся от волнения голоском выкрикнул комиссар Шнур.
Две шеренги молодых парней в будёновках и при винтовках стояли, можно сказать, по стойке "смирно", хотя получалось это у них не слишком умело. Кто-то поправлял ремень, кто-то чесался, кто-то громко рыгал.
Вспомнив, что дисциплина в военных отрядах на раннем этапе революции понималась весьма своеобразно, Ясенев-Перекуров решил взять свойский тон:
– Здорово, ребята!– гаркнул он. И, не дожидаясь уставного ответа, который, впрочем, вряд ли бы прозвучал, продолжил:– Пойдём вечером контру бить. Землю крестьянам, мир народам, баб всем желающим!
Незамысловатая грубоватая шутка пришлась парням по вкусу и многие из них заухмылялись.
– Грабь награбленное!– бойко добавил какой-то шустрик, но старший уполномоченный крепко держал в уме предписание Исай Борисовича и счёл нужным подправить политически незрелого энтузиаста.
– А вот это, товарищи, надо делать с пониманием. Сейчас наши братья рабочие ведут борьбу против наёмников мировой буржуазии, поэтому все валютные ценности, которые мы у контры отобьём, прошу сдавать по акту в фонд революционной обороны.
Слова "борьба", "буржуазия", "революция" бывшие крестьяне, достаточно наслушавшиеся митинговых речей, привычно проигнорировали, но неслыханные ранее "валютные ценности" и "по акту" их напрягли и показали, что новый командир, несмотря на безыскусную запойную рожу, не так-то прост и с ним надо держать ухо востро. Кое-кто заметно поскучнел.
Уполномоченный ГубЧеКа, уловив изменения в настроении масс, пояснил:
– Брошки, колечки, дамские браслетики и всё такое-прочее, можете оставить для своих милых пташек. Но вот царские золотые монеты и разные бриллианты-жемчуга попрошу сдавать. По акту.
Возникшее было напряжение рассеялось и среди чоновцев послышались смешки:
– Да откуда у Мишки Косого брильянты-жемчуга?
– Он их, небось, и не видал никогда.
– Как и золотые монеты.
– А то!
Стоявший с края первой шеренги русоволосый парнишка с простодушным выражением лица робко спросил.
– Нам в дом новый котёл надо бы. Можно будет его взять или тоже в этот ... фонд обороны?
– Котёл можно,– благосклонно разрешил уполномоченный.
Бойцы загомонили, живо обсуждая, кто какие предметы обихода видел у контрабандистов. Один припомнил керосиновую лампу, другой – переносную железную печь, третий – серебряные ложки. Воинский строй, и без того весьма сомнительный, грозил совсем уже распасться, так что Перекуров-Ясенев, повернувшись к Шнуру, выразительно глянул на него. Тот понял правильно.
– Товарищи бойцы!– воскликнул он.– Минутку внимания. Товарищ старший уполномоченный ещё не закончил!
Гомон постепенно стих и чоновцы более-менее восстановили строй.
– Товарищи бойцы!– на этот раз уполномоченный подпустил в свой голос каплю раскалённого революционного металла.– Наша партия большевиков, во главе с товарищем Лениным, вождём и учителем всех угнетённых трудящихся, ведёт народ в светлое будущее. Мы должны беспощадно разбить тёмные силы и совершить экспроприацию экспроприаторов! Только тогда, когда во всём мире восторжествует пролетарская революция, рабочие и трудовое крестьянство освободятся от гнёта капитала!
Один из чоновцев повернулся к своему соседу, с виду поинтеллигентнее прочих, и спросил шёпотом: – Васёк, а шо такое "экспроприация"?
– Это когда ты жрёшь от пуза и каждая баба тебе даёт,– с видом знатока ответил Васёк.
– Ооо!– широко раскрыл глаза тот, и стал слушать речь нового командира ещё внимательнее.
Перекуров, тем временем, прошёлся по контрреволюционерам, анархистам, белополякам, Врангелю, Колчаку, Юденичу, генералу Корнилову, указал на историческую обречённость старого строя и необходимость поддержания партийной дисциплины; призвал не поддаваться на провокации несознательных элементов и крепить революционное единство пролетариата и трудового крестьянства. Затем он перешёл к международной обстановке, осудил Чемберлена, Ллойд-Джорджа, американского президента Вильсона и кровопийц-банкиров лондонского Сити. Впрочем, заметив, что слушатели начали скучать, он перешёл на более актуальные темы жратвы, баб, и выпивки. После чего вернулся к политическому моменту.
– Мы должны, товарищи, образно говоря, подняли на вилы эксплуататоров трудящего класса,– гремел он.– На вилы, под тесаки, ножи, кинжалы, топоры! Рубить им бошки! И не только наших капиталистов-эксплуататоров, но и зарубежных, которые хотят грабить нашу родину! Но мы не позволим, чтобы солдаты НАТО топтали нашу землю! Сотрём их всех в радиоактивную пыль! Разожжём на горе всем буржуям мировой пожар!
Когда полковник выдал про радиоактивную пыль и солдат НАТО, глаза у комиссара Митьки Шнура стали совсем как блюдечки, и оратор, поняв, что переоценил интеллектуальный уровень своей аудитории, решил снизить накал страстей.
– Итак, значится, вот как обстоят дела,– откашлявшись, продолжил он.– Во-первых, жратва, во-вторых, выпивка, в третьих, бабы ...
Произнося свою речь, бывший российский полковник одновременно отслеживал реакцию слушателей, высматривая перспективные кадры. К сожалению, большинство чоновцев в самые критические моменты зевали, чесались, в общем, проявляли политическую несознательность и даже, можно сказать, оппортунизм.
Его внимание привлёк смуглый черноволосый небритый парень, стоявший в середине второй шеренги. Как и все, он пропускал мимо ушей революционные фразы, как и все, оживлялся, слыша про баб, жратву и выпивку, но, в отличие от других, его глаза начинали странно поблескивать при упоминании ножей, топоров и усекновении голов капиталистов-эксплуататоров. Перекуров решил взять его на заметку.
Ещё раз помянув жратву, выпивку и баб, старший уполномоченный ГубЧеКа закончил свою речь короткой здравицей в честь товарища Ленина и всемирной революции.
Когда наступила тишина, комиссар Митька Шнур, кое-что повидавший в своей матросской жизни, сначала ошалело мотнул головой, а потом неистово зааплодировал. Другие бойцы тоже захлопали, замахали будёновками, застучали винтовками о землю – в общем, стали различными способами выражать одобрение.
Лет пятнадцать назад Федька Перекуров, студент МГИМО, балагур и душа компании, лишь порадовался бы такому успеху своего выступления и пригласил бы слушателей в пивную за его счёт. Но с тех пор он успел уяснить, что подлинный успех в этом мире достигается не словами и речами, а деньгами, родоплеменными связями, и холодным цинизмом. Ещё раз проанализировав план операции, который уже сложился в его голове, бывший российский полковник вскинул сжатый кулак, потряс им в качестве ответного приветствия бойцам, а затем повернулся к штабу и кивнул комиссару, предлагая следовать за ним.
* * *
– Кто из бойцов лучше всего знает в лицо главаря банды?– был первый вопрос старшего уполномоченного.
– Мишку Косого-то?– переспросил Митька Шнур.– Ванятка Мохин, конечно. Они дальние родичи, и, до того, как Мишка банду организовал, приятельствовали. А потом Мишка у него невесту отбил, и они вдрызг разругались. Да вы его знаете – Ванятка с Петровичем вас сюда на телеге подвозили.
– Очень хорошо,– кивнул Ясенев-Перекуров.– Поручим ему отдельное задание: выслеживать главаря банды.
– Это он в охотку,– ухмыльнулся Шнур,– давно с ним поквитаться хочет.
– Дальше,– уполномоченный взял карандаш и нарисовал на карте, в тех местах, где дорога близко подступала к лесу, три кружка.– Вот здесь, здесь, и здесь,– он потыкал карандашом,– я бы устроил засады часовых. Поэтому, перед тем как выдвигаться основному отряду, надо послать разведчиков проверить эти места. И снять часовых, если они там будут. Нужны люди, которые умеют скрытно передвигаться и хорошо владеют холодным оружием.
На этот раз Шнур задумался.– Ахмед, Федорка и Ерёма-мясник подойдут, пожалуй,– сказал он, наконец.
– Ахмед – это черноволосый небритый парень?– вскользь поинтересовался Перекуров.– Откуда он?
– Ага.– Митька кивнул.– С Кавказа откуда-то. К нам год назад прибился после демобилизации. Сначала у солдатки какой-то жил, потом в наш отряд вступил. А что? Ножом владеет отлично, с десяти метров в доску всаживает. И тесаком махает будь здоров.
– Годится,– утвердил уполномоченный, у которого на Ахмеда уже начали вырисовываться кое-какие планы.– Фамилия его как?
Молодой комиссар наморщил лоб, подумал немного, и растерянно ответил:– Не помню.– Он встал, вышел в соседнюю комнату, вернулся с замызганной тетрадкой, полистал её. Затем лицо его посветлело, и он объявил, водя пальцем по бумаге:– Нашёл. Ахмед Кирбазаев, двадцати трёх лет, из Дагестана. Воевал рядовым в империалистическую войну. Холост. Записано с его слов.
– Итак, дальше,– продолжил развёртывать план операции уполномоченный.– После того, как часовых снимем, отправляем основной отряд. Со стороны дороги даём несколько неприцельных очередей из пулемёта по лесу, в разные стороны, затем гоним всю банду от леса к озеру и там ликвидируем. Движемся группой. Боец Иван Мохин идёт отдельно, ищет главаря.
Полковник не уточнил, что выгнать контрабандистов из леса к озеру он хочет, чтобы отсечь их от схрона, а выследить главаря – потому что тот, как только поймёт, что дело пахнет жареным, наверняка кинется к ухоронке.
Комиссар Шнур некоторое время сопел, укладывая в голове руководящие указания и глядя на карту, но вопросов у него не возникло.
Затем тетка Маврикивна принесла чай, бутерброды, и оба командира завели разговор по душам.
– Скучно, небось, в деревне постоянно сидеть?– поинтересовался старший.
– Есть немного,– признал Митька.– Мы скачки на лошадях иногда устраиваем.
– Если операция пройдёт успешно, то всем будет поощрение от руководства. Имеются ли какие-нибудь пожелания? Кроме оружия, конечно, это само собой. Гранаты для вас я выбью, не сомневайся.
– Сапоги новые надобно бы, пар десять для бойцов. Ситцу – бабам ихним на подарки. Да и хоть занавески справить на окна. Чего-нить из мануфактуры. Может, стаканы ещё,– перечислил нехитрые пожелания деревенского люда парень.
– Доставим в лучшем виде,– заверил уполномоченный.– У вас тут должен быть представитель ЧеКа. Что-то я его сегодня не видел,– с ноткой вопроса в голосе произнёс он, меняя тему.
– Запил Егорка,– ответил Шнур, прихлёбывая чаёк.– Сейчас в белой горячке валяется.
– Значит, и доли в трофеях у него не будет,– отметил Ясенев, постучав по столу карандашом.– А какие у отряда отношения с местным населением?
– Так ведь четверть наших сами местные.
– Кур, яйки, млеко хозяйки дают?
– Всё в счёт продразвёрстки записываем.
– Баб бойцы пощупывают?– свойски-фамильярно поинтересовался уполномоченный.
Комиссар Митька Шнур отчего-то запечалился и, отведя взгляд в сторону, стал мямлить про революционную сознательность трудящихся масс, но, поймав усмешку Ясенева, покраснел и признался:
– На бандитов нарваться можно,– почти шёпотом сказал он.– У многих родичи живут здесь в деревне. С тех пор как мы ЧОН организовали, они пару наших бойцов, которые затемно к бабам ходили, на ножи поставили. Одного откачали, а второй отошёл. Так что не ходят наши больше на гулянки по вечерам,– с грустью добавил он.
