Текст книги "Чекист (СИ)"
Автор книги: Михаил Симаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава 4. Творческая интеллигенция.
– Викентий Авксентьевич, разместите ваш аппарат в этом портфеле и выведите от него наружу провод с кнопкой.
Чекист снова беседовал с изобретателем на Лубянке. После успешного завершения массового опыта предстояло проверить, как резонаторное излучение действует в индивидуальном порядке и на представителей разных социальных групп.
Заврыкин взял портфель, осмотрел, кивнул, а Перекуров продолжал:
– Аппарат следует хорошо закрепить, а кнопка должна быть рядом с ручкой портфеля, чтобы её можно было незаметно нажимать. Вопросы есть?
Изобретатель отрицательно покачал головой.– Работа несложная,– ответил он.– Завтра можете забрать.
* * *
Первый эксперимент Перекуров решил поставить на творческой интеллигенции. Он позвонил в "Мосфильм" и предложил взявшему трубку заместителю директора собрать группу для съёмок картины о бдительных и сознательных пионерах. Фамилия режиссёра, кандидатуру которого тот назвал, оказалась знакомой Перекурову по его прежнему миру. Она принадлежала целой династии видных деятелей культуры – поэтов, писателей, режиссёров, литературных критиков – в советское время неустанно прославлявших достижения социалистического строительства, а в постсоветское – так же усердно воспевавших капитализм и олигархию.
* * *
Старший сотрудник ОГПУ выбрался из служебной машины, нацепил кепку, чтобы не мокнуть под начавшим накрапывать дождём, и, захватив портфель с аппаратом, зашагал ко входу в здание киностудии. В вестибюле его встретил солидный плотный мужчина.
– Пётр Матвеевич Ясенев?– спросил он.
Чекист кивнул, и тот представился.– Корней Филонтьевич Сказинский, заместитель директора. Мы разговаривали с вами два дня назад по поводу нового фильма. Прошу, пройдёмте в кабинет и обсудим сценарий.
Чекист снял намокшую кожанку, кепку, огляделся в поисках вешалки и, не найдя таковой, обратился к высокому человеку, замершему в почтительной позе неподалёку.
– Возьми-ка, любезнейший.
Тот услужливо наклонившись, обеими руками принял от Перекурова кожанку с кепкой.
Сказинский, показывая дорогу, шёл впереди, Перекуров чуть отставал от него.
– Почему вы отдали ему свою одежду?– полуобернувшись, негромко спросил замдиректора у чекиста.
– Так ведь это же был лакей,– удивлённо ответил тот.– Разве нет?
– Что вы, это режиссёр, с которым я хотел вас познакомить!
– Гм, а физиономия и глаза у него точь-в-точь как у лакея,– пробурчал вполголоса Перекуров.– Только усы немного портят типаж. Я раньше где-то слышал его фамилию,– повысив голос, сказал он.
– Знаменитое и талантливое семейство,– кивнул замдиректора.– Бывшие дворяне. Они ещё при царях работали. Его отец писал детские стихи, потом патриотическую литературу. При Николае II стал цензором и тайным советником. Но после революции он перековался. А за ним перековались и остальные родственники, включая нашего режиссёра.
– Точно перековались?– строгим тоном спросил чекист.
– Не сомневайтесь,– заверил замдиректора.– Наш написал стихи с призывом к детям сообщать в ГПУ об антисоветских настроениях родителей. Потом по его стопам пошли и другие писатели. Но основоположником этого жанра был он.
– Отлично. Как раз то, что мне нужно.
Когда замдиректора киностудии и чекист устроились в креслах, в дверь деликатно постучали, и на пороге кабинета обозначилась уже знакомая Перекурову личность.
– Вашу одежду я отдал для просушки,– подобострастно кланяясь, обратился вошедший к чекисту.
– Это Иван Арсеньевич Высоков, режиссёр,– представил вошедшего замдиректора студии, и, со словами "Присаживайся, Ваня", кивнул ему на свободный стул.
Перекуров подтянул к себе портфель, повернул его так, чтобы излучатель оказался направлен на режиссёра, затем незаметно нажал прикреплённую к ручке кнопку.
– Фильм "Дозорные", постановку которого я хочу с вами обсудить, имеет целью воспитание в наших гражданах с самого раннего детства сознательности и бдительности,– заговорил он.– Его сюжет таков.– Перекуров открыл блокнот со сделанными ранее наметками.– В селе, где недавно организовался колхоз, происходят хищения социалистической собственности. Пионер, ученик местной школы, замечает, что по ночам его родители куда-то исчезают. Он решает за ними проследить и обнаруживает, что те мешками таскают колхозное зерно в свои амбары. Сначала он пытается усовестить их, а потом, когда те, вместо прекращения своей деятельности, начинают ему угрожать, обращается за помощью в комсомольский актив. Расхитители разоблачены и осуждены, сознательный пионер получает именные часы, подписку на газету "Пионерская правда", и путёвку в крымский лагерь "Артек". В конце фильма на экране появляются лозунги: "Бдительность – наше оружие" и "Как ни извиваются враги, им не избежать суровой кары пролетарского правосудия".– Перекуров закрыл блокнот, вернул его в кармашек портфеля и незаметным движением отключил излучатель.– Что скажете?
– Очень актуально,– ответил внимательно слушавший чекиста замдиректора.– Берешься, Иван Арсеньевич? Как раз твой профиль.
Режиссёр, наклонившись вперед, быстро конспектировал слова чекиста, высунув от усердия язык. Услышав вопрос, он вскинулся и ответил:– Конечно, Корней Филонтьевич! До чего глубокая и своевременная концепция. Она произведёт революцию в современном кинематографе!
– Тогда обсудите детали, а я вас оставляю. Нужно срочно оформить выездные документы для поездки в Италию. Иван, через пару дней пришлёшь мне начальный вариант сценария.– С такими словами заместитель директора обменялся прощальным рукопожатием с сотрудником ГПУ, кивнул режиссёру, и покинул помещение.
– Что ж, давайте обсудим детали,– сообщил Перекуров, глянув на часы и решив, что действие излучения уже должно было начать сказываться.– Я дам вам предложения в общей форме, а вы их разработайте профессионально.
– Конечно, товарищ Ясенев,– кинорежиссёр продолжал преданно смотреть на чекиста.
– Итак, во-первых,– Перекуров начал загибать пальцы,– в фильме следует акцентировать тему пролетарского интернационализма. Главные герои, члены комсомольского актива школы – дети разных народов: русские, татары, якуты, происходящие из трудовых семей. Всех их объединяет классовая солидарность и ненависть к эксплуататорам.– Перекурову было очень любопытно как отреагирует на этот пассаж будущий классик, лауреат всех премий советской интернациональной литературы, ставший через некоторое время после перестройки, в соответствии с новым идейно-политическим заказом, горячим пропагандистом патриотизма и почвенничества.
– Ничто не может вызвать у интеллигентного человека большего отвращения, чем пещерный национализм,– прочувствованно ответил кинорежиссёр.
– Партия ставит вопрос так же,– кивнул чекист и продолжил:
– Во-вторых, в фильме нужно будет показать борьбу с религиозным дурманом. Главные злодеи – не просто расхитители колхозного добра, пособники кулачества, но и фанатики, охваченные изуверскими предрассудками, находящиеся под влиянием контрреволюционно настроенного попа.– Он наклонил голову и с интересом всмотрелся в лицо будущего колосса советской, махрово атеистической, литературы, вскоре после перестройки перековавшегося в истового приверженца православия.
– Мракобесие ведёт людей в пропасть,– убеждённо заверил кинорежиссёр.– Этот момент надо действительно хорошо осветить.
– И наконец, в-третьих, в фильме должна быть подчёркнута направляющая роль нашей партии.
– Само собой разумеется,– подхватил Высоков.– Мы вставим в фильм кадры кинохроники из выступлений партийных руководителей, а завершим его показом портретов членов Политбюро крупным планом. На первое место среди них я бы поставил товарища Сталина. А вы как считаете, товарищ Ясенев?– Кинорежиссёр Высоков с каким-то непонятным выражением в глазах уставился на чекиста.
– "Так, стоп",– замелькали в голове у Перекурова мысли.-"До победы Сталина на партсъезде ещё полгода. Надо же, какая блестящая у товарища интуиция. Ну да ведь иначе он бы так высоко не взлетел".– Тут бывший российский спецслужбист вгляделся внимательнее в лицо собеседника и чуть не ахнул, увидев в его глазах очень характерное выражение.– "Да он же меня проверяет! Если я сейчас хоть словом поддержу оппозицию, старых соратников Ленина ... Хорош гусь!"
Вслух же сотрудник ОГПУ сказал:
– Полностью с вами согласен, товарищ Высоков. Товарищ Сталин – вождь и учитель мирового пролетариата, и его портрет, конечно же, должен стоять на первом месте.
Произнеся это, он снова пристально вгляделся в лицо режиссёра и уловил в его глазах что-то вроде мелькнувшего тенью разочарования. "Кстати, времени прошло достаточно, надо проверить, сработал ли заврыкинский аппарат",– подумал Перекуров, и спросил:
– А скажите, товарищ Высоков, какая сейчас обстановка в вашем творческом коллективе? Чем дышит, к чему стремится, о чём мечтает передовая советская интеллигенция?
– Всё замечательно, товарищ Ясенев. Руководствуясь указаниями партии, коллектив нашей студии одерживает творческие победы одну за другой. Вот только есть несколько личностей ... Знаете, как говорит народная пословица, "ложка дёгтя портит бочку мёда" ...
– Ну, ну? О ком речь идёт?– поощряюще поинтересовался Перекуров.– Неужели в ряды бойцов нашего идеологического фронта затесались буржуазные перерожденцы?
– Увы, товарищ Ясенев,– со скорбным выражением лица сообщил режиссёр.– Затесались. Два дня назад в нашей студии состоялось расширенное заседание партийного собрания, посвящённое призыву товарища Сталина ускорить темпы коллективизации. И как же повела себя на нём часть сотрудников? Перекуров вопросительно посмотрел на режиссёра и тот с трагическим надрывом в голосе воскликнул:
– Они молчали! Вы представляете себе, товарищ Ясенев? В момент, когда решаются, по сути, судьбы нашей Родины, когда весь пролетариат, трудовое крестьянство, передовая советская интеллигенция ведут борьбу против кулаков и их пособников – эти люди молчали!
– Я составил списочек, и считаю своим долгом сигнализировать ...– режиссёр открыл портфель, достал оттуда тетрадку, озаглавленную "За Правду", и протянул её чекисту.– Надо избавить нашу советскую культуру от чуждых ей перерожденцев, так сказать, выполоть с её плодородной нивы сорную траву.
Перекуров взял тетрадь, принялся её листать, режиссер же, тем временем, продолжал:
– Трудно поверить, товарищ Ясенев, но эти люди, промолчавшие в то время, когда наша страна напрягает все свои силы в борьбе против мирового империализма и его пособников, возглавляют один из самых престижных и денежных литературных фондов. Они присуждают премии своим единомышленникам, а патриотически настроенных писателей держат в чёрном теле. Нам надо раскрыть истинное лицо этих затаившихся врагов. Может быть, даже надо создать комитет по расследованию антисоветской деятельность в области культуры.
Сотрудник ОГПУ задумчиво кивнул и сделал какую-то пометку в тетрадке.
– Но главное, конечно, литературный фонд, про него не забудьте,– заискивающе глядя в глаза начавшему укладывать бумаги в портфель чекисту, сказал режиссёр.– Его должны возглавлять другие, преданные нашей партии и стране люди, а не эти буржуазные перерожденцы и национал-предатели.
Глава 5. Партийная номенклатура.
– Общее – значит ничьё,– сообщил окончательно захмелевший секретарь райкома партии, глядя на собеседника осоловелыми глазами.– Ик. Нашу нынешнюю экономическую политику надо – ик-ик – подправить.
Застолье по случаю повышения в должности Артёма Викторовича Колозадова, стартовавшее в ресторане "Метрополь" в компании сослуживцев и друзей, продолжилось на его квартире вдвоём с Ясеневым-Перекуровым, шепнувшим своему приятелю, что у него в портфеле лежит бутылка французского коньяка. Доставая ценный артефакт, чекист незаметно включил аппарат Заврыкина, и уже полчаса слушал излияния глубинных чувств партийца, дополнительно простимулированных качественным алкоголем.
– Вот главная причина, почему у нас неэффективная экономика,– возгласил секретарь райкома, опрокидывая в себя очередную рюмку коньяка.– Потому что общее – это ничьё!
– Когда человек ощущает своё, кровное,– продолжал он, сжав что-то невидимое в кулаке и с силой встряхнув его,– он и распоряжается им эффективно. Мы не решим проблем экономики, пока не передадим предприятия в собственность лучшим людям. Которые будут ими распоряжаться. На пользу общества, и не без выгоды для себя, конечно.
– Передать предприятия лучшим людям – это очень верная мысль,– поддакнул Перекуров.– Он наполнил коньяком ещё одну рюмку и протянул её приятелю.– А кому именно?
Партийный секретарь недоуменно устремил на него пьяный взгляд.
– Нам, конечно, кому же ещё?
Он принял рюмку, благодарно кивнул, и добавил:
– Нефть, газ, рудники, заводы, электростанции. Это же колоссальные богатства. Только нужно, чтобы народишко сначала разведал всё, обкопал, обустроил за государственные деньги. Тогда и можно будет их правильно ... ик, ... ик ...– секретарь райкома задумался, подбирая подходящее слово, но алкогольный угар существенно препятствовал ясности мышления.– ... их можно будет – как бы это выразиться ...
– Приватизировать,– подсказал Перекуров.
– Приватизировать?– партиец покатал новое слово на языке, потом ухмыльнулся.– А что – ёмко, выразительно. Общее – значит ничьё. Приватизированное – значит моё. Передать всё это ... ик ... достойным людям. Которые сумеют им правильно распорядиться ...
... только пусть они сначала нам побольше наработают этого общего– ничейного имущества,– совсем уж косноязычно повторил партийный секретарь. Его голова склонялась всё ниже и ниже к скатерти стола, как вдруг он резко встрепенулся и уставился на собеседника.
– Но очень шустрые ребята в нашем комсомоле. Ох, какие шустрые. Как бы они мне дорогу не перебежали... Мне говорил один, что хочет подняться на нефтянке. Что там громадные бабки и они без толку уходят на всяких голодранцев. А я, говорил он, мог бы торговать со всей Европой. И стать ... он сказал, что мог бы стать – как же это ... управленцем? нет, не то ... бизнесменом? нет, снова не то ... Было какое-то слово, он говорил, что могли бы стать ... ммм ...
– Олигархом?– снова подсказал бывший российский полковник.
– О, точно! Матвеич, ты голова!
Перекуров скромно улыбнулся, про себя, впрочем, подумав, что нетрудно быть "головой", имея, помимо попаданческого послезнания, ещё и отличные оценки в зачётке по курсу истории КПСС.
Голова самого секретаря райкома партии окончательно склонилась к столу, и, клюя носом, он пробормотал, уже почти неразборчиво:– Построю себе виллу на Канарах ... самую длинную в мире яхту ... коллекцию автомобилей соберу ... Лешеньку в Оксфорд ... Машеньку в Кембридж ...,– он уткнулся носом в тарелку и захрапел.
Перекуров подтащил приятеля к дивану, уложил его и кликнул домработницу. Затем тяпнул на дорогу полрюмки коньяка и отбыл к себе домой. Аппарат инженера Заврыкина успешно прошёл ещё одну проверку.
Глава 6. «Не верь, не бойся, не проси».
– Вечер в хату.– Старший сотрудник ОГПУ отодвинул кисейную занавеску, открывшую его взгляду богато сервированный стол, за которым сидел его давний знакомый Семён Корнеевич Мальцев в компании с непонятным хмырем, судя по украшавшим его руки многочисленным татуировкам, бывшим зэком. За прошедших семь лет со времени их первой встречи старый вор в законе заметно сдал, но всё ещё выглядел крепким. Его резиденция по-прежнему располагалась на втором этаже трактира «Разносолье».
– С чем пожаловал, начальник?– Корнеич зыркнул на опасного посетителя из-под кустистых бровей. Зэк же взял с дивана гитару и принялся тренькать, бурча себе под нос что-то из блатного фольклора.
– Через два-три месяца отменят нэп,– сообщил чекист, усаживаясь за дальний от Корнеича конец стола и незаметно включая аппарат Заврыкина.– Нашу деятельность нужно свернуть до этого времени.
– Присылай своего человека, я кликну бухгалтера, подобьём бабки,– безразлично отозвался Мальцев.– Выпьешь за компанию?
Перекуров кивнул, подтянул к себе бутылку коньяка, наполнил рюмку, и, дожидаясь, пока подействуют резонаторные волны, принялся травить байки из жизни советского политического бомонда. Рассказал, как смеялись члены Политбюро, когда разгневанный Троцкий, покидая коварных соратников, проголосовавших против его предложений, безуспешно пытался хлопнуть тяжеленной дверью. Живописал, как рабочие забросали гнилой картошкой Зиновьева во время его выступления на ленинградском заводе. Поведал, какой конфуз случился с Каменевым, когда его племянник, хвативший лишку в ресторане, явился в пьяном виде на заседание Московского горкома, которое вёл его дядя, и стал там буянить. Мальцев слушал его с явной скукой, а бывший зэк вообще не обращал внимания на рассказы чекиста, он всё так же бренчал на гитаре. Прошло пять минут, потом ещё пять. Перекуров, поглядывая на часы, пересказал выступление Сталина с критикой оппозиции, сообщил о дискуссии в партии насчёт индустриализации, изложил планы первой пятилетки – а ни Мальцев, ни зэк так и не начинали выражать свои задушевные мечтания, не заводили речей насчёт общественного блага и вообще не выказывали каких-либо признаков воздействия на них излучения аппарата Заврыкина. В поведении слушателей Перекурова ничего не переменилось – словно их и не облучили только что волнами, активизировавшими глубинные чувства. Разве что зэк, в конце концов, отложил в сторону гитару и принялся тасовать засаленную колоду карт.
Перекуров решил подтолкнуть события. Закончив пересказывать партийные решения насчёт первого пятилетнего плана, он принялся расписывать, какие неисчислимые блага ждут страну и народ от выполнения этих решений.
– Сейчас,– пафосно восклицал он,– в бешеном ритме возводятся Магнитка и Днепрогэс! А впереди – освоение богатств Сибири и Севера, уральской нефти и норильских руд, строительство Кузбасского горно-металлургического комбината! И все богатства, что добываются сейчас трудом рабочих, находятся не в частной, а в общей, в народной собственности! Всё принадлежит народу! Никогда такого не было! В какое замечательное время мы с вами живём, Семён Корнеевич!
Мальцев посмотрел на чекиста и презрительно сплюнул, а со стороны бывшего зэка донеслось насмешливое хрюканье.
Перекуров всё же попытался ещё раз навести матёрых уголовников на мысли об общественно-полезной деятельности:
– А впереди у нас куда более грандиозные планы. Добыча нефти, газа, металлов. Драгоценных камней. И всё это будет общее, народное. Какой богатой станет наша страна! Какое светлое будущее открывается перед нами! Как счастливы советские люди, которым партия и комсомол дали сейчас возможность выбрать достойный жизненный ориентир-
– Знаешь, чем это закончится?– прервал, наконец, его излияния Мальцев.– Как только народец обкопает, обустроит, наработает твоё общее – так оно и перейдёт в собственность партейных. А хозяевами заводов, о которых ты толкуешь, что сейчас строят зэки на севере, станут начальники лагерей.
Перекуров озадаченно умолк, дивясь его проницательности, Мальцев же продолжал:
– На это общее-народное они накупят яхт, дворцов, автомобилей, наймут элитных проституток. отправят детишек учиться за рубеж. Так что чем больше заводов понастроят надрывающие сейчас пупок за талоны да за грамоты лохи, тем богаче потом будут партейные.
– А самой прыткой будет нынешняя комса,– помолчав, прибавил старый вор в законе.– Она уже сейчас на ходу подмётки рвёт.
Со стороны зэка послышалось глумливое хеканье.
Чекист повернулся к нему. Тот ухмыльнулся, показав гнилые остатки зубов, достал не глядя из колоды четырёх тузов и бросил их на стол.
– Не там ведёшь агитацию, начальничек. Мы все эти уроки прошли, когда тебя и на свете не было. Так что у нас уже есть, как ты говоришь, "жизненный ориентир".– Зэк достал из рукава ещё четырёх тузов и присоединил их к предыдущим.– Не верь, не бойся, не проси.
* * *
Неудачная попытка побудить закоренелых рецидивистов задуматься об общественном благе не подорвала веры Перекурова в аппарат Заврыкина. Собственно, изобретатель и сам говорил, что есть некоторый процент людей, не поддающихся воздействию его излучения. Сотрудник ГПУ по особым поручениям продолжал собирать опытные данные, беседуя с представителями различных социальных групп у себя в кабинете на Лубянке, посещая, с неизменным чемоданчиком в руках, те или иные организации. Примерно пятая часть собеседников никак не реагировала на резонаторные волны, зато остальные давали, как правило, интересный материал. По вечерам чекист просеивал и сортировал результаты, раскладывая их по папкам.
Отпущенный на выполнение задания месяц прошёл, потом прошёл ещё один, и два, и три, и четыре, но от секретаря ЦеКа никаких известий не было. Впрочем, Перекуров знал из газет – и из истории своего прошлого мира – что в партии сейчас развернулась напряжённая борьба, точку в которой должен был поставить очередной съезд. Заранее зная победителей на нём, он выступил на партсобрании с осуждением левого уклона, чем заработал сначала настороженные – а через несколько дней, после оглашения резолюций съезда – уважительно-завистливые взгляды опытных партийцев. Но вот, наконец, в один из декабрьских вечеров, в его кабинете на Лубянке раздался звонок из ЦеКа.
