Текст книги "Дивен Стринг. Атомные ангелы"

Автор книги: Михаил Харитонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА 18

– Добрый день. Вы из полиции? – спросила Серафима Найберн, стараясь держать себя в руках. Ей это почти удалось. Если бы не доносящийся из-под инвалидного подгузника запах свежей мочи, даже опытная Уисли не смогла заметить признаков волнения.

– Добрый день. Да, я из полиции. У вас пропала девочка? – Уисли вспомнила, что, согласно инструкции ей тоже следовало бы описаться – в знак солидарности и ради установления доверия между ней и этой женщиной.

Обычно Люси не нарушала инструкций – когда речь не шла о жизни и смерти. Но похищение ребёнка было вопросом жизни и смерти, так что Люси предпочла оставить брюки сухими. Свои чувства она попыталась вложить в слова:

– Мы глубоко сочувствуем вам в вашем горе. Но не всё потеряно. Девочка, возможно, ещё жива… У вас есть какие-нибудь подозрения?

Художница горестно покачала головой. Инвалидная коляска, в которой она сидела, печально звякнула.

– Нет, никаких… Я мало кому известна, а из тех, кто меня знает, никто не желает мне зла. Я в этом уверена. Кроме, может быть, одного человека… Но он меня не знает лично, ему просто не нравятся мои картины. Нет, я не знаю, кто бы мог похитить мою дочь.

Уисли тем временем осматривала комнату. Это была типичная мастерская художника. Все стены были увешаны картинами – разных форм, цветов, размеров. Картины были светлыми и яркими: чувствовалось, что художник вкладывал в них душу.

– Может быть, – осторожно предположила Уисли, – она сама сбежала из дома? Ну, как обычно – от побоев, сексуального насилия, кризиса доверия…

– Вряд ли, – с сожалением вздохнула Серафима Найберн. – Биси меня очень любит. Я, конечно, ответственная мать и должна была развить в ребёнке комплекс Электры. Но я не справилась с этой обязанностью, – грустно признала она. – Понимаете, у девочки нет отца, с другими мужчинами я тоже не имею дела. Вы же видите, у меня отсутствуют ноги и парализован весь низ. Бить и насиловать её я тоже не могу. Правда, я её эксплуатирую: я рисую картины, но у меня врождённый дальтонизм, так что Биси мне нужна для того, чтобы не путать краски… Но это её скорее забавляло, чем пугало… Нет, нет, я уверена – её похитили.

Люси вновь обвела глазами комнату. Теперь она смотрела на эти полотна иначе. Яркие и чистые цвета были искренними, но неуверенными. Чувствовалось, что художница рисует как бы наощупь, не ведая, что творит. Это неведение плода мук и прозрений наполняло светлые полотна внутренним сумраком, тончайшей поволокой печали. Тоска по несбыточному – вот что таилось внутри каждого зеленоватого солнечного луча, каждой синеватой травинки, каждой красноватой капли дождя, родившейся под кистью Серафимы Найберн.

– Я не могу рисовать людей, – грустно сказала художница. – Мне не хватает уверенности: всё время кажется, что лица получатся слишком бледными или слишком тёмными. А мне так хочется изобразить живого человека. Хотя однажды я нарисовала дочку. Но это единственная такая картина, и я никогда её не выставлю.

– Мне нужна зацепка, – снова начала Люси. – Когда она пропала и при каких обстоятельствах?

– Неделю назад. Я спала, потом проснулась, стала звать дочь, а её не было… Меня некому было поднять с кровати. Так что мне пришлось ползти на руках. Я старалась не повредить пальцы, ведь иначе я не смогла бы рисовать… Сутки я ползла из спальни сюда, в мастерскую, к телефону. Позвонила в полицию. Они действовали по инструкции – прислали психоаналитика, потому что обычно в полицию звонят люди, испытывающие кризис доверия. На психоанализ ушли ещё сутки. Потом психоаналитик решил, что в терапевтических целях можно поднять меня с пола и дать поесть. Это было очень ответственно с его стороны… А потом я предоставила полиции необходимые справки о своём психическом состоянии и моё заявление приняли.

Уисли развела руками. Это была стандартная процедура.

– Ну что ж делать. Теперь расскажите, как выглядит ваша девочка.

– О, это легко, – тень улыбки пробежала по измождённому лицу Серафимы. – Я же говорю, что однажды её нарисовала. Смотрите, – она показала на небольшую картину, висящую над дверью.

Там, в окружении волшебных цветов и радуг, играла на лугу девочка в белом платье – светловолосый голубоглазый ангелочек.

Люси вздохнула. Если бы девочка выглядела более политкорректно, Носорог дал бы ей больше людей и ресурсов для поисков – или хотя бы дал напарника. Но спасать белую и здоровую девочку ей придётся, скорее всего, в одиночку, разве что будет принято во внимание цвет кожи и физическое состояние матери. В любом случае, шансов немного. К тому же Иеремия Буллшитман не скрывает своего желания удержать её на этом задании как можно дольше, чтобы она не мешала Рою.

Она объяснила ситуацию Серафиме – не вдаваясь в подробности, но вполне откровенно.

– Я не могу обещать, что справлюсь, – закончила Люси, пряча глаза.

– Да, я понимаю, – величественно кивнула художница. – Но всё-таки постарайтесь найти её. И пообещайте, что вы вернёте её мне. Живую или мёртвую.

Когда Люси выходила из дома Серафимы Найберн, под ноги ей шмякнулась огромная дохлая белка.

ГЛАВА 19

Кисса Кукис, дипломированный психоаналитик, сидела в своём кабинете, в кожаном кресле, поджав ноги, и пила пятнадцатый за этот вечер сухой мартини со льдом.

Если бы она находилась в отчаянии, переживала экзистенциальный кризис, томилась бы безумными и опасными намерениями, сходила бы с ума – во всех этих ситуациях она бы знала, что делать. В конце концов, она была профессионалом.

Но проблема состояла в том, что ничего подобного с ней не происходило. Её не тревожили её комплексы, видения, угрызения совести, сожаления об утраченном, непристойные желания. Более того, у неё было острое ощущение, что все проблемы её коварно покинули, оставив её в одиночестве.

Спасаясь от него, Кисса уже перепробовала все обычные приёмы, которые ей помогали в других ситуациях – анализ текущих клинических случаев, чтение, мастурбацию, телевизор и караоке. Теперь она употребляла последнее средство – алкоголь. Но и зелёный змий коварно предал её. Мартини, как капризный мужчина, отвернулся от страдающего психоаналитика.

Одиночество, решила она – худшее из лекарств, которыми нас пичкает жизнь. По сравнению с ним даже кризис идентичности – это увлекательное приключение.

Кисса уже всерьёз задумалась о суициде (предыдущие попытки отправиться на тот свет эспресс-поездом её взбадривали), когда зазвонил мобильник, оставленный в гостиной.

Слегка поморщившись, – после сессии с шампиньонами там всё ещё попахивало, – она спустилась, взяла трубку и приготовилась слушать.

– Кисса, ку-ку, – раздался на том конце мужской голос.

– Ку-ку, – машинально повторила та, устраиваясь на кровати поудобнее. – Кто ты? Ты записан на сегодня?

– Ты меня не знаешь, – голос по ту сторону трубки зачастил, – а я не знаю тебя. Я, собственно говоря, сижу в туалете на сороковом этаже одного небоскрёба. Здесь нацарапан номер телефона и твоё имя. Кажется, на него кто-то дрочил. Во всяком случае, я вижу следы. Тебе это интересно?

– Одну минуточку, я проверю, – сказала Кисса, пытаясь дотянуться до ноутбука. Кажется, она и в самом деле рекомендовала какому-то своему пациенту подобную практику со своим номером телефона, вот только не помнила, кому именно.

– Кисса, – продолжал мужской голос, – а ты с какого города?

– Из Нью-Йорка, – ответила психоаналитик. Происходящее начало её занимать.

– А с какого ты района?

– С какой целью интересуешься? – спросила женщина, в которой проснулась осторожность.

– У тебя есть парень? Он прикольный штрих? – продолжал допытываться незнакомец.

– Почему ты спросил именно о парне? Ведь я могу быть лесбиянкой или зоофилкой. Ты что, делаешь какие-то предположения о моей сексуальной ориентации? Ты на подсознательном уровне воспринимаешь женщину только как добычу мужчины, как объект сексуального использования? – на сей раз в ней заговорил профессионал и она сразу почувствовала себя увереннее.

– Кисса, ты что, обиделась? – не понял незнакомец. – Я вообще-то человек простой. Вдруг тебе там скучно? Может, пообщаемся?

– Это… я не уверена, что это хорошая идея, – осторожно сказала Кисса, – но, по крайней мере, это оригинально…

В этот момент она услышала шорох. Осторожный шорох откуда-то из-за стены.

В её доме кто-то был. Кто-то вошёл, пока она разговаривала.

Кисса не испугалась. Скорее всего, это был какой-нибудь пациент, мучимый острым приступом когнитивного диссонанса или утратой доверия. Таким она обычно давала ключи от дома, чтобы они не тратили времени зря: даже самый обычный кризис идентичности может развиваться непредсказуемо и каждая минута может сыграть свою роковую, решающую роль. Доктор Кукис была ответственным специалистом.

Поэтому она просто сказала в трубку:

– Подожди. Кажется, у меня гости. Пойду посмотрю.

Она успела дойти до середины комнаты, когда откуда-то слева раздался негромкий хлопок, какой бывает, когда открывается бутылка шампанского.

Женщина успела вскрикнуть. Потом упала на колени. Тело завалилось на ярко-жёлтый ковёр, постепенно становящийся красным.

Щупленький тинейждер, осторожно держа перед собой тяжёлый пистолет с глушителем, прошёл по ковру, аккуратно обойдя неподвижное тело. Обмотал руку носовый платком и взял лежащий на кровати мобильник.

– Poka do sviazy nifigassebe! – выругался он в трубку.

– Na zdorovie v zjoppu, – ответил голос на том конце. – Сделано?

– Да. Всё получилось просто отлично, – тень улыбки пробежала по лицу юного убийцы. Она была страшна, как усыпальница Сталина сибирской ночью. Улыбка ребёнка, которого духовно искалечили, лишив доверия к горошку "Зелёный Великан", чувства ответственности и любви. Окончательно свет в его душе погасили сочинения Ростроповича и краткий курс отборной русской брани.

– Я хочу её, – сказал юный убийца. – Теперь, когда она мёртвая. Я всегда хотел взрослую белую женщину, которая не сопротивляется. Если уж я ел органическую пищу и читал "Нерегулярные самоотчёты киллера животных", я могу больше не стыдиться своих желаний, правда?

– Кхм… Кажется, это всё-таки лишнее, – озабоченно сказал голос в трубке. – Нет, сюда могут прийти полицейские. Возвращайся. Не забыл главное?

– Оставил прямо в замке, – разочарованно сказал мальчик.

– Хорошо, – констатировал голос в трубке, – жду. S legkhim parrom, – попрощался он по-русски.

ГЛАВА 20

– Ничего, – разочарованно констатировал Рой Бексайд. – Абсолютно ничего.

Стены убогой закусочной, в которой они встречались, откликнулись на эти слова коротким печальным эхом.

Люси ещё раз перелистала распечатку. В самом деле, пусто. Гениальная догадка, посетившая её в ресторанчике, оказалось пустышкой, золотом для дураков. Интуиция её обманула, поманив призрачным светом.

Детективу Уисли пришло в голову, что одиночество – ещё не самое худшее из лекарств, которыми нас пичкает жизнь. Одинокий остаётся наедине с собой. Но когда лучшая часть тебя, твой талант, не оправдывает возложенной на него ответственности, и ты перестаёшь доверять себе – это, пожалуй, страшнее.

Она сказала об этом Рою. Тот тяжело вздохнул: он понимал, о чём говорит Люси. Он сам переживал кризис доверия к себе, ибо в последнее время усомнился в своей ориентации, которую скрывал из-за Люси, но в которой раньше был твёрдо уверен. Увы, маска приросла к лицу. Ему и в самом деле начали нравиться порножурналы. Иногда ему приходили в голову фантазии о сексе с женщиной, и даже не всегда анальном.

Рой был расстроен, дезориентирован, но его поддерживала мысль о Люси. Так или иначе, он должен быть рядом и помогать ей справляться с комплексами и проблемами.

– Смотри, – повторил он. – Вот полные сведения по пострадавшим от сексуального насилия в том монастыре.

– Знаю. Семеро мужчин, восемнадцать женщин, сорок восемь детей разного пола, три кошки и хомячок, – повторила Люси. Она уже выучила эти данные наизусть.

– И вот данные из роддомов. Через девять месяцев никто из них даже близко не подходил к родильному отделению. Включая мужчин и кошек.

– Постой, – детектив Уисли сжала голову руками. – Тут что-то не так, но я никак не пойму, что именно. Вот что: посмотри, попадал ли хоть кто-нибудь из них в больницу на протяжении всего года.

– Зачем? – спросил Бэксайд, смотря на упругую грудь напарника. Ему пришло в голову, что сиськи могут быть не столь уж и противными.

– Не знаю. Но я чувствую, что здесь скрыто что-то важное.

– Один раз тебе уже казалось, что… – начал было Бексайд, но Люси его перебила. Она тоже в последнее время чувствовала смутное томление, которое должно было во что-то разрешиться.

– Рой, – очень быстро сказала она, опасаясь, что передумает. – Мы ведь сейчас не напарники, не так ли? Так вот, я давно хотела тебе сказать: ты очень напоминаешь мне покойного маму, пока он ещё была папой.

– Это то, о чём я думаю? – не веря себе, переспросил Рой.

– Да, – ещё быстрее сказала Люси. – Поэтому если ты сейчас же не поедешь ко мне на чашку кофе, я трахну тебя прямо здесь.

В этот момент над головой Уисли взорвалась лампочка и осыпала её мелким осколками стекла.

ГЛАВА 21

Владимирильич Лермонтов подтягивался на обрезке водопроводной трубы.

Его мышцы, окрепшие от тренировок и органической пищи, были тверды как сталь. Руки сжимали металл мощным хватом. Лермонтов был уверен, что сегодня он, наконец, сделает это сто раз и тем самым заработает входной билет в безумный мир неограниченного насилия.

Он сделал девяноста семь подъёмов, когда зазвонил мобильный телефон. В воздухе зазвенела зловещая мелодия "Майн Кампф".

Процедив сквозь зубы страшное русское проклятье "do svidannija", он бросил своё занятие, чтобы ответить на звонок. Потому что этот звонок мог исходить только от одного человека. Того, от которого зависело всё остальное.

Сначала в трубке раздался треск, потом гудение. Это включился скремблер, шифрующий разговор. Человек на том конце трубке позаботился о том, чтобы его не услышали люди, исполненные любви (из ФБР) и ответственности (из ЦРУ).

– Что там? – раздался голос в трубке.

– Уже, – ответил Лермонтов. – Я послал туда мальчика. Он всё сделал как надо.

– Он не забыл оставить там ту вещь?

– Он всё сделал как надо, – повторил Лермонтов.

– А потом?

– А потом я всё сделал как надо, – сказал Лермонтов, глядя на тихо синеющий труп несчастного отрока.

Он напоил мальчика органической водой с экологически чистым крысиным ядом. Яд придавал воде горечь, но ребёнка было легко обмануть – как и все нормальные американские дети, он никогда не пробовал органическую воду… Мальчик умер в ужасающих муках, которые доставили Владимирильичу несколько приятных минут.

– Хорошо, – ответил голос в трубке. – Теперь слушай. Больше никаких коробок не будет. Вчера они ввели в действие систему радиационного контроля.

– Они что-то подозревают? – уточнил Владимирильич.

Под кодовым словом «они» собеседники подразумевали федеральные власти. Это был приём маскировки коммунистических разведчиков, которому Лермонтова научила мать.

– Не думаю, – после небольшой заминки ответил собеседник. – Кажется, они получили финансирование, вот и всё. Но мы не можем рисковать. План надо реализовывать немедленно.

– Если у меня будет последний сегмент, я готов… – начал было Лермонтов, но собеседник его перебил:

– Ты привезёшь то, что нужно, по тому адресу, который я тебе дам. Там же ты получишь сегмент. Ты должен будешь обработать его вручную и вмонтировать его… увидишь, куда.

– Я уже наметил место, где оно будет размещено, – недовольно сказал Владимирильич.

– Нет. Мы сделаем иначе. Запомни или запиши, – голос продиктовал адрес, который не сказал Лермонтову ничего, кроме того факта, что это был самый центр города.

– И что я должен делать? – уточнил Лермонтов.

– Найди внутри бомбу. Я дам тебе то, чего не хватает, и помогу в работе. Не забудь замаскироваться и захвати топор.

На этом разговор прервался.

Владимирильич задумался: следует ли выносить из дома почти готовую бомбу и везти её в незнакомое место. Решил, что лучше послушаться. Человек, с которым он говорил, был его главным и единственным союзником.

К тому же ему всё равно нужен был плутоний, а другой возможности получить его не было.

ГЛАВА 22

Расстеленная постель напоминала зимний альпийский луг – белоснежный и нетронутый. Люси смотрела на простыни, готовые принять их с Роем тела, обнажённые и трепещущие, и странные чувства стесняли её грудь. Она была полна вожделения, но её терзало какое-то неясное предчувствие.

– Я должен тебе сказать одну вещь, – послышался из-за спины голос Роя. – Я раньше думал, что я… в общем… как бы это сказать…

– Ты гей, – не оборачиваясь, ответила Уисли. – Мне сказал Обадья Смит.

– Он знает? – голос Роя выдал волнение.

– Знает, раз сказал, – Люси повела обнажёнными плечами. – Кстати, ты ему тоже нравишься.

– О боже, я думал, что он натурал… Но как же мы с тобой? У меня может не получиться. Женщины меня не очень-то возбуждают… Разве что колготки. Прости, но я ещё и фетишист. Колготки – это единственная часть женского тела, которая меня привлекает. Но ведь ты их не носишь.

– Не переживай, – тень улыбки пробежала по бархатным плечам Люси, на лопатках заиграли лукавые ямочки. – Во-первых, на самом деле я такая же, как ты. Я лесбиянка, только скрываю это.

– Почему? – изумился Рой. – Это продвинет тебя по службе.

– Но испортит мой диагноз у психоаналитика. Кисса – отличный специалист, я не хочу ставить под сомнение профессиональную репутацию… Короче говоря, мы оба гомосексуальны! А это значит, что мы отлично подходим друг другу.

Рой посмотрел на Уисли с недоверчивым восхищением.

– А во-вторых, – Люси посмотрела нежно и лукаво, – посмотри, что я для тебя приготовила.

Она извлекла из сумочки тончайшие, цвета испуганного леопарда, колготки – и принялась неторопливо обволакивать ими свои очаровательные ножки.

– Ты готова их надеть… ради меня? – Рой Бэксайд не верил своим глазам, это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Люси закончила облачение, встала коленями на постель и изогнулась, маня. Нежный цветок её плоти, почти не скрытый паутинкой ткани, дурманяще приотворился.

– Я хочу тебя, – проворковала она низким, грудным голосом, исполненным мудрой и зрелой женственности. – Иди ко мне, мой пидарасик.

Эти простые слова глубоко тронули Роя. Он ринулся к Люси. Его член налился ответственностью – и устремился навстречу истекающему доверием лону.

В этот незабываемый миг мобильный телефон Уисли заиграл "Америка, Америка". Это означало, что звонит Носорог.

Чертыхнувшись, она взяла трубку. Не ответить на звонок начальника было бы нарушением инструкции. Люси приходилось нарушать инструкции – когда это было вопросом жизни и смерти. Секс не был вопросом жизни и смерти – поэтому она приняла вызов.

Это и в самом деле был Буллшитман. Голос его был сух, подобно ветру пустыни.

– Мисс Уисли, – сказал он, – Вы должны немедленно прибыть на своё рабочее место. Немедленно.

– О Боже, шеф, – выдавила из себя потрясённая Люси, – что случилось?

– Приезжайте немедленно, – повторил Носорог. – Или я буду вынужден послать за вами своих людей, а мне бы этого не хотелось. И поторопитесь.

В трубке раздались короткие гудки.

– Дерьмо, – Люси села на край кровати, бессильно свесив груди. – Ненавижу такие дни.

Рой уныло натягивал на себя трусы с изображением Микки-Мауса.

– Не хватало ещё, чтобы сейчас позвонил маньяк, – попытался пошутить он.

Телефон затрезвонил. Мелодия была обычная: звонил неизвестный.

Люси посмотрела на мобильник, как на гремучую змею, но всё же подняла трубку.

– Девочка, – сказал знакомый голос. – Девочка в больничке. Найди девочку.

– В какой? В какой больничке? – отчаянно закричала Уисли. Она сразу поняла, о какой девочке идёт речь.

– Ты знаешь. Больница святого хр – хр – хр… – в трубке что-то затрещало, потом звук пропал.

Детектив в недоумении покрутила трубку между пальцев.

– Дай я посмотрю, – попросил Рой, надеясь быть полезным хотя бы в этом.

– Аккумулятор разрядился, – разочарованно сказал он, отдавая Люси трубку.

– Странно, – задумчиво протянула Уисли. – Я заряжала его ещё утром.

– Лучше бы он разрядился пораньше, – неуклюже пошутил Рой, энергично вбивая свои крепкие ноги в узкие джинсы. – Тогда бы уж мы…

– Я надеюсь, – ответила Люси, одеваясь, – что это ненадолго. Мы сможем вернуться сюда ещё засветло.

Выходя на улицу, она на всякий случай прикрыла голову руками. Но напрасно: бутылка, брошенная неведомой рукой из соседнего переулка, просвистела мимо.