Текст книги "Дивен Стринг. Атомные ангелы"

Автор книги: Михаил Харитонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА 11

– Деточка, – вздохнул Иеремия Амадей Каин Буллшитман, начальник отдела, жуя сигару и рассматривая портрет Джорджа Вашингтона. – Это дело не для тебя.

Люси промолчала. Она всё ещё не могла привыкнуть к мысли, что её папы-мамы больше нет. Холод одиночества – худшего из лекарств, которым нас пичкает жизнь – ещё не просквозил её душу. Но она чувствовала, как изнутри подступает огромная боль невосполнимой утраты, боль, которая угрожает затопить остров здравого рассудка, поглотить питающую её душу родники любви и ответственности.

– Я хочу вести это дело, – сказала она, чтобы хоть что-то сказать. Но, сказав, она почувствовала, что сказала нужные слова. Да, она должна расследовать убийство своего отца-матери. Найти убийцу и поступить с ним по закону. Может быть, даже отправить в тюрьму, если он вдруг окажется достаточно вменяемым.

– Девочка, – сказал Носорог, – я всё понимаю. Но это противоречит инструкции. Ты заинтересованное лицо. Ты не можешь вести дело, в котором лично заинтересована.

Уисли упрямо наклонила голову, сжимая кулачки. Она не нарушала инструкций – когда речь не шла о жизни и смерти. Но сейчас речь шла именно о жизни и смерти.

– Мою папу убили, – повторила она. – Я хочу найти этого ублюдка и надрать ему задницу. Кстати, – вспомнила она о том, что происходило с ней в последнее время, – похоже, меня пытаются убрать с дороги.

– Как? – спросил Буллшитман, продолжая жевать сигару. Он не курил, с тех самых пор, как его двоюродный брат умер в семьдесят два года от рака лёгких, потому что в тринадцатилетнем возрасте однажды затянулся чужой сигаретой. Но и отказаться от табака совсем он не смог: сказывалась многолетняя привычка.

– На меня трижды падали тяжёлые предметы. Кирпич, камень, какая-то железка… – начала перечислять Люси, уже понимая, что говорит это напрасно.

– Падали предметы? Откуда? – Буллшитман откусил прожёванный кусок сигары и съел его, закусив извлечённой из верхнего ящика стола ментоловой папироской.

– Не знаю. Наверное, сверху, – пожала плечами Люси.

– И кого же ты подозреваешь? Ангелов? – тем же тоном поинтересовался Буллшитман.

– Не знаю, – честно ответила Уисли. – Но я уверена, что существует какая-то связь.

– Любой на моём месте сказал бы, что ты неадекватна и страдаешь галлюцинациями. Но я в тебя верю, ты справишься. Если будешь держаться подальше от этого расследования, – заключил начальник отдела. – Я поручу это дело другому.

– Хорошо, – сказала Люси. – Но я хочу знать, что сказала моя отец… мой мать… сказала моё родитель перед смертью. Я знаю, в палате все разговоры записываются на плёнку. Я хочу прослушать запись.

– Нет, – отрезал Носорог, откусывая добрый кусок от плитки трубочного табака. – Эта запись, – он достал из ящика стола кассету, – является уликой. Ты не имеешь права знакомиться с её содержанием, это может помешать следствию. Пойду покурю… – он вспомнил, что не курит, и нахмурился. – Пойду отолью, – поправился он. – Подожди меня тут.

Наградой ему стал благодарный взгляд Люси.

Дождавшись, пока Буллшитман выйдет, она вставила кассету в диктофон и услышала голос.

Он был ей знаком. То был голос человека, который звонил ей по телефону.

ГЛАВА 12

Люси и Рой сидели в маленьком вьетнамском ресторанчике и ели водорослевые чипсы с морскими гребешками. Гребешки были такие горячие, что обжигали язык.

Люси подумала, не подать ли в суд на владельцев ресторанчика за то, что на тарелке нет дисклеймера о максимально допустимой температуре пищи: ведь американский ребёнок или американский психопат на её месте мог обжечься или подавиться.

Но Рой отвлёк её от этих ответственных размышлений, признавшись, что дело об убийстве папы-мамы Уисли поручено вести ему.

– Само собой, – добавил он, вылавливая палочками последний кусочек морского гребешка, – я буду держать тебя в курсе. Если это не противоречит инструкции, конечно.

Уисли задумчиво кивнула головой. Она ощущала поддержку Роя, его готовность помочь ей пережить утрату. Но то, что она задумала, она обязана была совершить одна.

– Тебя ввели в курс дела? – поинтересовалась она. – Ты исследовал улики?

– Пока нет, – ответил Бэксайд, – Носорог просил меня зайти к нему завтра.

– Значит, завтра… Как ты думаешь, – спросила Люси, вглядываясь в лицо Роя, – что такое Лос-Ужос?

Рой вздрогнул и выронил палочки.

– Откуда ты знаешь это название? – он нервно оглянулся. Его красивое смуглое лицо побледнело.

Люси мягко коснулась его руки своей. Она поняла, что допустила бестактность – возможно, задела какой-то комплекс.

– Всё в порядке, – сказала она. – Я слышала его от папы-мамы… в бреду, – на всякий случай солгала она. – Может быть, это имеет какое-то отношение к делу?

– Ладно, я расскажу тебе, – Рой Бэксайд справился с собой, вновь натянув маску уверенного и циничного профессионала. – Только не спрашивай меня, откуда я всё это знаю. Этого я не могу сказать даже своему психоаналитику.

На мгновение детективу Уисли пришла в голову странная мысль: если бы она была героиней психологического триллера, то, наверное, решила бы, что убогая фантазия автора окончательно истощилась и он не смог изобрести сколько-нибудь убедительный сюжетный ход… Но это был не триллер. Её окружала реальность, жестокая и дьявольски опасная.

Она пообещала не задавать лишних вопросов.

– Тогда слушай. Лос-Ужос – сверхсекретная лаборатория плохих парней из Министерства Обороны. Она находилась вблизи мексиканской границы. В годы "холодной войны" там держали особый контингент. Психов, маньяков, дегенератов. И ставили опыты над их генетическим материалом. Они хотели вывести суперсолдат, нечувствительных к радиации.

– Безумие, – покачала головой Уисли. – У них что-нибудь вышло?

– Нечто ужасное, – сказал Рой. – Большинство сумасшедших сошло с ума, дегенераты поголовно дегенерировали, а некоторые… – он понизил голос до шёпота – приобрели особые способности. Например, перерабатывать в своём организме радиоактивные вещества. Или выделять их. Там был один парень, который мочился изотопами. В конце концов произошёл взрыв с выбросом радиации. Наверное, кто-то обделался плутонием. Власти всё скрыли.

– Какой ужас, – только и вымолвила потрясённая Люси. В её голове не укладывалась мысль о том, что правительство может скрывать подобное от своих граждан. – Неужели не было даже сенатской комиссии?

– Разваливался Советский Союз, и все конгрессмены были заняты. А потом военные под шумок всё засекретили, – покачал головой Рой. – К тому же после взрыва никто не выжил. А теперь забудь о том, что я тебе сказал.

– Да, кстати. Ты не знаешь, кто такой Агаг? – как бы между прочим поинтересовалась Люси.

Рой посмотрел на неё с искренним недоумением.

– Кажется, – неуверенно сказал он, – что-то из Библии. Я не очень хорошо помню такие вещи.

– Из Библии? Мне нужно позвонить.

Она ухватилась за трубку мобильника, как утопающий за соломинку.

ГЛАВА 13

Ребе Алте Шлёмиль отдыхал после сытного кошерного обеда, когда в его роскошной гостиной зазвонил телефон.

Он привычным жестом разгладил бороду и глянул на часы. Вот-вот должен был начаться шабес, а раввин скрупулёзно соблюдал все требования иудейского закона. В частности, пользоваться электрическими приборами запрещалось. Мудрый раввин никогда не нарушал строгих правил, установленных Талмудом.

Но ребе Шлёмиль был не только мудр, но и добр. Поэтому он потянулся к трубке: ведь звонок мог исходить от его коммерческого агента, или от какого-нибудь потенциального спонсора, нуждающегося в его любви и доверии.

В трубке послышался молодой женский голос.

– Здравствуй, дядя. Мне нужно узнать у тебя одну вещь.

Тень улыбки пробежала по румяному лицу Алте Шлёмиля. Звонила его сумасбродная племянница Люси Уисли. Он не очень одобрял её выбор – работать в полиции. Он помнил её маленькой гордой еврейской принцессой, с крохотной скрипочкой-четвертушкой в руках. У девочки были способности к музыке, а она взяла в руки пистолет. Но он всё равно любил маленькую еврейскую принцессу Уисли. Когда-нибудь девочка образумится.

– Говори, только быстрее. Через минуту начинается шабес, – сказал он строго.

– Дядя, это очень важно. Ты хорошо разбираешься в Писании. Скажи, кто такой Агаг и что он сделал? – голос девушки стал напряжённым.

Ребе бросил взгляд на часы. До начала субботы оставались буквально секунды.

– Это предание Торы. Агаг – царь народа амалекитян, вечный врагов евреев. Все амалекитяне были истреблены царём Шаулем, но он оставил их царя в живых всего на одну ночь. И он…

Стрелка электрических часов дёрнулась и передвинулась на следующее деление. Наступил шабес. С этого момента разговор по телефону становился грехом перед лицом Б-жьим. Алте Шлёмиль должен был немедленно прекратить разговор.

Он с сожалением оторвал трубку от уха и попытался положить её на рычаг. Попытался, потому что в последний момент почувствовал, что его руку что-то удерживает.

В изумлении он уставился на своё запястье. Оно было перехвачено чем-то радужным, сияющим. Ребе поднял глаза и увидел ангела, величественного, как свиток Торы с автографом автора.

– Твои часы спешат на три минуты, суббота ещё не наступила, – сказал ангел, улыбаясь. – Заверши разговор и спаси множество евреев в этом городе.

Ребе больше не колебался. Он снова приложил трубку к уху.

– Дядя, – доносился голос непутёвой племянницы, – я не слышу…

– И он успел совокупиться с рабыней, а та рабыня породила от Агага потомство, от которого произошли все антисемиты на свете, – грустно закончил ребе. – Если бы не эта ночь, множество евреев не погибло бы. Не было бы испанской инквизиции. Не случилось бы страшных, чудовищных, ни с чем не сравнимых по жестокости еврейских погромов в России, откуда бежали мои предки. Даже неиллюзорная машина Холокоста не была бы построена. И всё это из-за одной капли семени! Прости, – торопливо добавил он, – начинается шабес, я больше не могу говорить.

– Спасибо, дядя, – голос племянницы в трубке был озадаченным. – Может быть, ты дал нам ниточку.

ГЛАВА 14

В старых полицейских архивах полно пыли.

Разумеется, пыль заводится именно в старых полицейских архивов. В новых все данные находятся не в картонных папках, а внутри компьютерных стоек. Там никакой пыли не водится в принципе. Но Люси нужно было старое дело.

Проблема состояла в том, что она не имела понятия, что это за дело, где его искать и к какому году оно относится. Рой после долгих расспросов припомнил, что взрыв в Лос-Ужос произошёл "когда-то давно": то ли семь, то ли десять лет назад, а может и раньше. К тому же бежавший оттуда маньяк мог прятаться достаточно долго – год или несколько лет. И в любой день этого года или этих лет он мог совершить то, о чём Люси думала с ужасом и омерзением.

Уисли шла вдоль бесконечного стеллажа, осознавая, до чего нелепа и беспомощна её попытка. Для того, чтобы разобрать все эти горы пыльных бумаг, нужна была армия полицейских и годы работы.

Кроме того, она находилась здесь без разрешения. Носорог отстранил её от дела, и она вела расследование на свой страх и риск. Более того, прямо нарушая соответствующую инструкцию. Конечно, Люси нарушала инструкции – когда речь шла о жизни и смерти. Месть не была вопросом жизни и смерти… Уисли вспомнила, что когда-то это было не так, и случайно задела стеллаж локтём.

Старые доски заскрипели. Через несколько секунд откуда-то сверху на неё с грохотом обрушилась, как сбитый в полёте страус, пухлая зелёная папка, перемотанная бечевой.

Люси отшатнулась, чертыхаясь. Ей надоело, что на неё всё время что-то падает. К тому же теперь ей придётся терять драгоценное время, водружая документы на место.

Она взяла папку в руки, и тут бечева предательски лопнула. Содержимое папки вылилось ей под ноги.

– Дерьмо, – с чувством сказала Люси. – Ненавижу такие дни.

Она встала на колени и принялась собирать рассыпавшиеся бумажки. Внезапно она замерла. Приблизила бумажку к лицу, прочитала несколько строчек. Потом стала лихорадочно рыться в общей куче, что-то разыскивая

Она не заметила отблеска удаляющегося радужного сияния.

ГЛАВА 15

– Это просто чудо, – сказал Рой, выслушав рассказ Уисли, и притянул к себе ещё одну тарелку с водорослевыми чипсами, сдобренными соусом «Тысяча островов».

– В самом деле, – детектив не стала спорить с очевидностью. – Я и за год не разобрала бы все эти чёртовы папки. А та стояла на самом верху. Не знаю, как такое могло случиться. Это всё равно что приехать в Америку из Польши и в первый же день выиграть в лотерею.

Рой повспоминал, можно ли шутить на тему поляков, решил, что можно, но не слишком. Тень улыбки пробежала по его загорелому лицу.

– Там были подробности одного дела. Банда уголовников, бежавшая из федеральной психиатрической тюрьмы, захватила женский монастырь. Они там продержались неделю, взяв монахинь и детей в заложники. Разумеется, все были зверски изнасилованы.

– Обычная американская история, – заметил Рой, раскачиваясь на стуле. – Какое отношение она имеет к нашим делам?

– Казалось бы, никакого. Но на одной странице была пометка: «Лос-Ужас»! Зачёркнутая тремя волнистыми линиями.

– Три волнистые линии? Тут поработали агенты ФБР, – насторожился Рой. – Это их почерк. Значит, они скрывают что-то важное. Видимо, кто-то из этих дегенератов был оттуда, из Лос-Ужаса. Значит, после взрыва кто-то из подопытных выжил…

– Ага, – подхватила Уисли, – был найден в развалинах и помещён в обычную психиатрическую тюрьму…

– Но правительство хотело продолжить опыты, – Рой качнулся на стуле сильнее: он чувствовал, что истина где-то рядом, и боялся упустить мысль, – и устроило побег… ему, а также и всем остальным заключённым, – закончил он. – Чтобы всё скрыть.

– Да! Скрыть! – вскричала Уисли. Части дьявольской головоломки на глазах собирались в единое целое. Не хватало всего нескольких деталей.

– И там, в монастыре, – задыхаясь от волнения, прошептала она, – этот дегенерат изнасиловал монахиню. Или прислугу. Или, может быть, – голос её упал, – в монастыре жило несколько больных детей. Он мог воспользоваться их беспомощностью.

– Там, в деле, есть имена пострадавших? – спросил Рой.

– Да, там приведены все данные. От сексуального насилия пострадали семеро мужчин, восемнадцать женщин, сорок восемь детей разного пола, три кошки и хомячок. Хомячок погиб, – добавила она грустно.

– А дети?

– Среди них – одиннадцать девочек, – ответила Уисли, поправляя сбившуюся прядь.

– Осталось выяснить, – заключил Рой, – что произошло с каждой через девять месяцев.

ГЛАВА 16

Владимирильич Лермонтов пил генетически неизменённую воду без консервантов. Перед каждым глотком он зачитывал вслух формулу из книги по математической теории хаоса. Эти формулы звучали в его устах как кощунственные заклинания.

Обычно он обедал в одиночестве. Но на сей раз напротив него сидел, прикрученный к стулу обрывком электрического шнура, щупленький тинэйджер.

– Сейчас ты будешь есть это, – распорядился Лермонтов, показывая на тарелку. На ней лежал натуральный хлеб, сделанный из настоящей пшеницы.

– Я хочу гамбургер, – простонал отрок. Его душа была надломлена голодом, издевательствами и Ростроповичем, но несломленный червячок добра и света ещё извивался на дымящемся пепелище его искалеченной идентичности.

– Ну-ну, – сказал Лермонтов и стал думать, какой именно способ неограниченного насилия был бы в данном случае наиболее подходящим. Отвергнув побои и изнасилование как недостаточно жестокие, он достал с полки книгу в чёрной коже: тринадцатый том Тургения Ростроповича, самые ужасные его сочинения, которые даже в дикой и кровавой России печатались только в подпольных большевистских типографиях.

– Сейчас я буду читать избранные отрывки из "Нерегулярных самоотчётов киллера животных", по русски – "Zappfhyisttki ogkhottnicka" – медленно проговорил Владимирильич, проговаривая каждую букву. – Это книга свела с ума Карла Маркса, Фридриха Ницше и Ли Харви Освальда. Ты ведь хочешь узнать, что там написано, мой маленький дружок?

Несчастный подросток помотал головой. Он уже узнал, какую ненависть и боль несёт в себе русская литература, и не хотел пережить это снова.

– В таком случае ешь.

– Не могу, – заплакал несчастный.

Лермонтов с наслаждением раскрыл книгу на середине.

– О, вот кое-что интересное. Это история преступлений комиссарских выродков Chjiertthoupfhkhuannoff’а и Njieddop'ijusskhinn’а, – пояснил он. – Сейчас ты узнаешь, как они уничтожали пленных белогвардейцев. Очень впечатляет.

Услышав ужасные русские имена, ребёнок описался.

Владимирильич принялся медленно, смакуя, читать вслух: «Раненый беляк покатился кубарем по гладкой и сухой траве, подпрыгнул кверху и жалобно закричал в зубах рассовавшегося пса…»

– А-а-а-а-о-о-о-о-о-о-у-у-у-у! – завыл несчастный мальчик, зажимая уши ладонями. Сцены русских зверств уничтожали его маленький мозг.

– Если ты не хочешь слушать об этом, тогда ешь, – сказал жестокий безумец, пододвигая ближе к мальчику тарелку.

– Но это… это ведь сделано из живого растения? – голос ребёнка дрогнул.

Губы Лермонтова растянулись в жестокой улыбке, лишённой следов любви и тени ответственности.

– Так ты не ешь ничего живого? Совсем?

– Да! Я веган! Я ем только гамбургеры и пью кака-калу! Я не ем того, что сделано из живых существ! – выкрикнул тинейджер.

Владимирильич ухмыльнулся ещё шире, сверкнув страшными зубами.

– Очень интересно. Ты любишь горошек "Зелёный Великан"?

– Да, – признался честный мальчик.

– Так знай, – с наслаждением сообщил Владимирильич, – что этот горошек, такой зелёный и невинный, тоже когда-то был живым.

– Нет, нет! – закричал мальчик. – Горошек делают из нефти!

– Откуда ты знаешь? – заинтересовался Лермонтов.

– Правительство сказало по телевизору, что нашей экономике нужна ближневосточная нефть, чтобы наши дети могли есть горошек. Значит, его делают из нефти, – пожал плечами тинейджер.

Владимирильич довольно потёр руки. Ему представилась прекрасная возможность растлить юную душу, вытравить из неё доверие к правительству и ответственность за свою страну.

– Тогда слушай. Правительство лжёт и скрывает правду. Горошек не делают из нефти. Это настоящее живое растение. Его выращивают на специальных гидропонных фермах под люминесцентными лампами, так что его листья никогда не видят настоящего солнечного света. Его корни погружены не в землю, а в питательный раствор, переполненный ядовитыми азотистыми удобрениями. А потом, когда гороховые стручки созреют, специальная машина с железными зубьями – очень, очень острыми – едет мимо грядок и…

– Нет! Я не хочу слушать это! Лучше изнасилуйте меня! Куда угодно! Только не мой мозг! – решился несчастный на жалкий, обречённый бунт.

– Нет, это слишком традиционно, – развёл руками садист. – Или слушай, или ешь. Я предоставляю тебе выбор.

Мальчик затравленно глянул на Лермонтова, и увидел каменное лицо безумца, воина Хаоса.

Захлёбываясь слезами, он протянул руку, взял кусочек органического хлеба и откусил от него. Сделал несколько движений челюстью, торопливо проглотил, сдерживая тошноту. Потом поднял недоумевающий взгляд на своего мучителя.

Владимирильич не сводил с него глаз.

– Это… это… это ужасно, – признался тинэйджер, – но мне нравится этот вкус.

– Очень скоро ты к нему привыкнешь, – осклабился Лермонтов. – И это только начало. Ты ещё не пробовал настоящую воду, а не кака-калу… Но это всё пустяки, мой милый дружочек. Очень скоро ты станешь совсем другим.

Он покосился на коробку, в которой дожидался своего часа очередной сегмент бомбы.

– Я сделаю из тебя убийцу, – пообещал он.

ГЛАВА 17

– Деточка, – вздохнул Иеремия Амадей Каин Буллшитман, упёршись тяжёлым, неподвижным взглядом в портрет Мартина Лютера Кинга. Изо рта полицейского начальника торчал коричневый хвостик недожёванной сигары. – Я же сказал: это дело не для тебя.

Люси промолчала. Она уже знала, что её визит в архив не прошёл незамеченным.

– Ничего личного, – сказал Носорог, пробуя на зуб пахитоску с медовым ароматом, – но твои действия противоречат правилам. Ты вмешиваешься в сферу компетенции Роя Бэксайда. И будешь вмешиваться дальше, если я это тебе позволю. Так вот, я не позволю этого. Вы больше не напарники.

Детектив Уисли сжала челюсти. Что ж, она переживёт и это. Но не отступится от своего. Ей нужна правда, и она её добьётся.

– Я мог бы отправить тебя в отпуск, – продолжал Иеремия Амадей Каин Буллшитман, отправляя в рот добрую понюшку табаку, – но в таком случае у тебя будут развязаны руки. И ты наверняка превысишь свои полномочия, попытавшись начать своё расследование. Поэтому я направляю тебя на другое задание.

Он взял в руки тощую папку с новым делом.

– Ознакомься, – папка легла на стол перед Люси. – Тут находится заявление некоей Серафимы Найберн. У неё пропала дочь. Женщина – тяжёлый инвалид, без девочки она не может полноценно существовать. Найди девочку, Люси.

Он замолчал, любуясь Люси Уисли: на её лице, внешне бесстрастном, отражались жестокая внутренняя борьба. Любовь к папе-маме боролась с ответственностью за жизнь и благополучие граждан штата Нью-Йорк, которых она поклялась защищать.

Ответственность, как всегда, победила.

– Я найду девочку, – пообещала детектив Уисли. – И надеру кое-кому задницу. Извините, шеф, мне нужно работать.

Выходя, Люси задела шкаф, на котором стоял кубок – школьная награда Носорога, подарок бейсбольной команды. Кубок полетел вниз и с треском разбился у её ног.

Уисли растерянно смотрела на осколки.

– Я вызову уборщицу, – сказал Носорог очень сухо.

Уисли затрепетала. Таким тоном Буллшитман говорил только когда бывал по-настоящему разгневан.

– Ох. На меня всё время что-то падает, – испугалась Люси.

– Иди, – ещё суше сказал Носорог. – И постарайся не напоминать мне о себе хотя бы один день.

Он схватил со стола самую большую сигару и одним ударом могучих челюстей перекусил её на семь частей. Изо рта брызнула табачная крошка.

– Простите, сэр, извините, сэр, – пролепетала Уисли, закрывая за собой дверь.